Соня

За пределами лоджии была темнотища, лишь пестрели точки фонарей вдоль нитей дорог, да крохотными огоньками двигались фары машин. В далеких, затерянных на краю парка домах вспыхивал свет, рисуя желтыми окнами фигуры. Ни малейших признаков утра, хоть многим пора вставать и шуровать на работу.

Зевнув, я нащупала приятно похрустывающий контейнер и подтащила его поближе. Колбаса… Тугая, рубиново-красная, с розоватыми крапинками сала, нарезанная такими тонкими лепестками, что они казались прозрачными… С запахом, вызывающим неконтролируемое желание все это немедленно съесть! Когда я вчера ее заказала после десерта, Лейка сурово сдвинула брови и попросила принести три порции. Навынос. А потом вызвала такси, довезла меня до дома и бдительно проконтролировала, чтобы я зашла в подъезд. Вместе с колбасой.

С наслаждением жуя ароматный ломтик, я откинулась на спину. Итак, миров со сценариями всего пять – жемчужный беспредел, фонтан со снежными гремлинами, плавучая деревенька, библиотека летающих книг и унылая мельница. В двух из них я уже побывала, пора проверить оставшиеся три мира и найти, наконец, девочку, смерть которой не вписывается в общий ряд. Если такая там есть…

Затяжной вдох, касание теплого, плотного, с каждой секундой густеющего воздуха. Радужные переливы, дрожь по коже. Вот он – круговорот энергии, бешеный, горячий. Пропускает, приглашает. Зовет…

Тонкий скрип причальных досок, журчание воды. Заросли, расколотые надвое извилистым каналом, вереница разномастных домишек на толстых сваях, духота и зной. Череда бегущих по мутно-зеленой воде лодочек, как пустых, так и заваленных цветами, фруктами, посудой, тряпьем и еще бог весть чем. Затерявшаяся во времени плавучая деревенька с простеньким сценарием: периодически сплошной стеной обрушивается ливень, лодочки обращаются в щепки и исчезают в воде, словно шипучие таблетки. Спустя минуту снова цветочки-домики-лодочки. Мило, безопасно и… дьявольски скучно. Вениамин называл этот мир лягушатником и часто таскал нас сюда на тренировки. Первые пару раз было весело: поиграли в игру кто-вымок-тот-дурак, облазили окрестности, научились гасить гигантского паука, обитавшего на чердаке рядом с точкой выхода. Потом новизна стерлась, и все приуныли. В дураках уже никто не оставался, даже Кира, а паук оказался полной флегмой, несмотря на свои размеры и мерзкий вид. Надо было еще постараться, чтобы вытащить эту ленивую скотину из кокона.

Я села на теплые доски причала и опустила ноги в воду. М-м-м… Прохладно… Рядом, в воздухе, ярко сверкнуло, разрядилось вспышкой энергии, над головой просвистела худосочная задница в полосатых плавках, и с воплем «Еху-у-у» в канал плюхнулся какой-то дрищ. Вынырнул, расплылся в широкой улыбке… И огреб ливанувшего дождя прямо в довольную физиономию. Я рассмеялась, задохлик бодро отфыркался, сделав вид, что все под контролем, и поплыл прочь. Двоечник! Тренироваться надо, на меня вон ни капли не попало.

Я побулькала ногами в воде, прикрыла глаза. Так. Освободить разум, обострить чувства. Энергия Яники направляет, подсказывает. Калейдоскоп картинок, застигнутый врасплох миг… Родители называли ее Кай. Просто Кай. До семнадцатилетия она не дожила неделю. Все произошло быстро, почти мгновенно, даже испугаться не успела. Ливанул дождь, как всегда некстати. Вынырнувший из-под причала топляк, толчок в борт утлой лодчонки, мир кувырком, обжигающая прохлада. Полная тишина, размытый свет вверху с темными подвижными пятнами. Потом глоток воздуха, обрушившийся шум, журчание, кругом вода. В ней – цветы, охапками. Мельтешат пестро, качаются. Неожиданный удар сбоку, резкая боль в виске, на секунду мелькнувший перед глазами острый нос ее лодки… Темнота. Странное облегчение и вспышка невероятной мощи, неизменно сотворяющая миры.

Я перевела дыхание. Канал нес на волнах деревянные лодочки. Ту, с цветами, тоже. Минута, третья, пятая. Ливень по расписанию. На секунду мелькнувшее в мутной воде пятно топляка – не знаешь где смотреть, не увидишь. Лодки разлетелись щепками, растаяли. М-да. Сильно смахивает на несчастный случай – неудачно вынырнула и попала под свою же лодку. Топляк не спланируешь, если ты не бобер, конечно. И где наш убийца? Варианта два: либо он еще не явился, либо явился, но не убил. Почему?

Я замерла на границе размытых воспоминаний, прислушалась. Кай молчала. Гордо и упрямо. Паршивка…

Поверхностного прикосновения хватило, чтобы узнать кое-что. Ее дом тот самый, в конце канала. Там родители, маленькие сестры. А еще старший брат с женой и детьми. Они дружили в детстве, а теперь он смотрит с отвращением, слова не вымолвит. Мать с отцом недавно шептались, продавать ее хотят. Все правильно. Они почти разорились, когда муж вернул Кай родителям и выкуп обратно потребовал. Нет, он любит ее, она точно знает. Только ему нужны дети, а Кай не может их дать. Муж долго ждал. У его друзей уже по третьему, а у них – никого. Никак. Она проклятая. Проклятая. Еще и видения эти в последнее время – все молчат, но она чувствует их. Кожу жжет чужим презрением, ненавистью… Домой идти страшно. На чердаке, где ее постель из кучи соломы, паук здоровенный завелся. Страшный, мохнатый. Упал как-то на голову, Кай так кричала…

Милая семья! Ладно, девочка, сейчас развлечемся. Жалко, что братца твоего сволочного не достать, зато паук в наличии.

Крайний дом ничем не отличался от остальных лачуг: те же шаткие мосточки с берега к дверям, такие же к соседям. Сразу у входа – лестница. Знакомо проскрипели ступеньки – опля! Вот и чердак. Низкая крыша, у оконного пролома охапка какого-то силоса. Значит, это и есть кровать Кай, расщедрились родственнички. В углу – кокон из паутины, размером с замотанного в покрывало алабая. Я выглянула в оконце – ливень как раз заканчивался. Главное, уложиться по времени. Небо прояснилось, сценарий побежал по новому кругу. Начнем! Спиной к окну, импульс в кокон и… тишина. Висит, собака, не шелохнется. Еще импульс, кокон дернулся, захрустел, словно туго накрахмаленное белье, и стих. Ах так?!

Шаг в сторону, представить братца… Жахнула от души! Паук выпрыгнул сразу, встал на дыбы, защелкал громко, угрожающе качнув мохнатыми лапами. Глаза чернющие навыкате, из пасти не то бивни волосатые, не то усы – тьфу ты, пакость! Стрекот стих, челюсти шевельнулись… Я моментально перелетела через подоконник, не вспомнив про лестницу. Настил спружинил, рядом впечаталась зеленоватая слизь, шипя и пузырясь. Плюется, гад! В месте плевка дымились доски, в оконном проломе маячила злобная морда. Я метнула в нее ворох обжигающих искр, развернулась и помчалась к причалу.

В одной из дрейфующих лодок мелькнули знакомые полосатые плавки. Так и есть – дрищ комфортно распластался на тюках с тряпьем и пялился в небо, явно высматривая признаки дождя. Я пролетела над его головой, перескочив на другой берег. Дрищ с интересом приподнялся на локтях, подмигнул и подвинулся, похлопав по тюку рядом с собой. Паук добежал до кромки воды, на полном скаку выплюнул пару нитей через канал и понесся по ним, ловко перебирая мохнатыми лапами. Уловив странные звуки, дрищ недоуменно обернулся… Сюрприз! Ё-о-о… От душераздирающего визга заложило уши, как в самолете на большой высоте, дезориентированный напрочь паук зашипел и тихонько пополз ко мне, тряся башкой и булькая ядовитой гадостью. Голосистый задохлик мгновенно ввинтился между тюками, из-под кучи тряпья по обе стороны лодки высунулись руки и споро забили по воде, подгоняя суденышко прочь. Эй, а как же любовь, большая и чистая?

Паук добрался до берега, шатаясь брел ко мне. Извини дорогой, отбегался. Скоро зарядит ливень, и ты снова окажешься в коконе. Пора сворачивать представление. Я послала миру сигнал о помощи, тот готовно откликнулся, будто только этого и ждал. Твой выход, Кай! Искры закружились вихрем и обрушились вниз, сверкая первозданной мощью. Паук разлетелся зелеными кляксами, ровно под хлынувший ливень.

Прикрыть глаза, расслабиться. Прислушаться, поверить. Она – это я. Пока льет дождь, на пару мгновений. Их хватило. Та старая женщина сияла ярко-ярко. Сидела в одной из проплывающих мимо деревни чужих лодок, крутила головой, словно что выискивала. А потом уставилась на их дом. Смотрела прямо в чердачное окно и улыбалась, будто знала, что Кай там прячется и подглядывает украдкой. Но как не подглядывать? Всполохи над головой чужачки завораживали – сильные, красивые, переливающиеся сгустками. Никогда раньше Кай не видела ничего похожего. Лодки уже скрылись за излучиной, а сияние все еще просвечивало сквозь деревья. Внизу бесновалась жена брата, звала Кай, кричала раздраженно. Вот-вот Хан-Маак начнется – ее сын берет жену из соседней деревни, а цветов все нет. Кай змеей соскользнула с чердака, прыгнула в лодку. А часом позже был тот самый ливень…

Я распахнула глаза. Старуха явно разыскивала Кай. Нашла. И что? В тот день ее с песнями пронесло мимо, а Кай поплыла в другую сторону, за цветочками, где и убилась. Сама. Вряд ли старуха заранее подгрызла бревно. Хотя старики они такие, на многое способны. Лейкина Карловна так точно… Собиралась ли чужачка вернуться и убить Кай, или были другие планы – теперь не выяснишь. Ловить тут нечего. Не мой случай.

На чердаке неподвижно висел кокон из паутины, сквозь щелястые доски дальнего угла сочилась энергия – точку выхода сразу чувствуешь, она как глоток свежего воздуха среди духоты. Вдох полной грудью, шаг вперед. Момент перехода – это почти как в метро, у самого тоннеля, перед несущимся навстречу поездом. Та секунда, когда порыв сумасшедшего ветра бьет в лицо, треплет волосы… Да, похоже. Только еще лучше!

Шкафы. Теперь со всех сторон наступали шкафы – набитые старыми книгами, пахнущие деревом и пылью. Нависали громадой, выдавливая воздух из тесных проходов, терялись макушками в сумраке сводчатого потолка. Всюду порхали увесистые томики, стряхивая буквы со страниц. Те разлетались веером, плюхались на ковер веселыми чернильными кляксами. Если цапнуть книжку за обложку и держать, то накапает целая лужица. Главное – следить, чтобы в тот момент сверху не забрызгало… знаниями. Пол тряхнуло, с полок соскочило еще несколько летучих фолиантов. Я пробежала вглубь библиотеки, ныряя под высоченные стремянки, уворачиваясь от растрепанных томиков и чернильных клякс. В углу, у самой точки выхода, стоял потертый стол, густо заросший пылью и паутиной – единственное тихое место в этом бедламе. Тут почему-то ничего не летало, не капало и не тряслось. Залезла под него, приготовилась. Качка усиливалась, библиотека уже ходила ходуном. Отлично, сценарий завершался.

Миг. Хлынувшая охотно картинка чужой жизни, полная запахов, ощущений и звуков. Последняя страница сценария, быстро мелькающие строки перед роковой надписью «зе енд». Лира. Отец нарек ее так при рождении. Красивому ребенку – красивое имя, пусть и не ромейское. Сказал как отрезал, никто даже не попытался возразить. Ученый, известный скриптор, библиофил Магнаврской высшей школы и лучший на свете отец. Он сам ее учил всему – грамматике, риторике, логике, философии… Игрушки, куклы, подружки? Нет. Ее друзьями были книги, много книг, целый мир. Дверь их покоев открывалась прямо в библиотеку – огромный зал, заставленный шкафами, в которых аккуратно лежали и стояли желтые папирусные свитки, разноцветные пергамены с золотыми и серебряными буквами, глиняные таблички, тетради, кодексы в богатых переплетах и совсем новые, пахнущие тисненой кожей бумажные тома.

Магнавра… Они жили здесь с тех пор, как отец получил должность. Лире нравилось все: дневная суета, гомон в коридорах, крики диспутов. Вечерний полумрак, шаги разбегающихся по домам студентов. Ночная тишина пустых аудиторий, дрожание огонька свечи в темноте библиотеки, скрип отцовского пера. Днем он преподавал поэтику и риторику, вечером переписывал древние книги. Лира любила, когда приходили друзья отца и устраивали «кружок»: читали греческих авторов, сочиняли стихи, эпиграммы и спорили. Много, азартно и по любому поводу. Они и сегодня спорят, кто прав – Аристотель или Платон, а ее за книгой послали. Так кричат, что даже сюда, в дальний угол библиотеки, гул долетает. Еще немного, и в ход кулаки пойдут. И это профессора знаменитой школы! Как дети, ей-богу. Но лучше пусть спорят, чем шутят про женихов, а то не ровен час, отец поймет, что дочь выросла, и впрямь отдаст замуж. А там геникей, хозяйство, дети и никаких рукописей. Б-р-р… Нет, она все решила. Уйдет в монастырь, как Кассия. В любой, где есть книги.

Язычок свечи качнулся, высветив нужное название, по ногам потянуло сквозняком. В библиотеке кто-то был. Чужой, опасный… Тьма так не пугала, как это странное приглушенное сияние, видимое сквозь ряды шкафов с книгами. Враждебное, отталкивающее до покалывания в ладонях. Тихие шаги по ковру, липкий ужас. Застыла, стиснув свечу, по пальцам потек горячий воск. Явились по ее душу, она знала это, чувствовала. Боялась с тех пор, как прочитала в древней рукописи про Детей Солнца, которых убила Тьма. Таких же, как она. Пряталась, даже в Мир Грез не ходила, кроме того, первого раза. Все равно нашли. Встреченный взгляд незнакомца, в нем – злость и… скука. Ладони кололо уже нестерпимо. Вскинула их, отбросив погасшую свечу, выпустила то, что ворочалось внутри – тяжелое, голодное. Оно хлынуло наружу, затопило узкий проход между шкафами, лизнуло жадно чужое сияние. В глазах чужака удивление и едва заметная усмешка. А потом свет. Много света, яркого, искристого, в клочья рвущего тьму. И слабость, такая, что коленки подламываются. Бежать, затеряться. Мелькающие шкафы, поворот, другой, скинуть туфли. Темнота, настигающий оклик за спиной. Близко, опасно близко. Впереди, из-за двери доносится смех и отцовский голос. Там – спасение. Еще немного, мимо стола с рукописями… Холодная сталь, дикое жжение на шее. Боль, беспомощный хрип, мертвенный свет луны из окна. Незнакомец разворачивается и уходит, задев книги в шкафу. И они падают, падают…

Да, эта девочка могла бы устроить заграничным диссидентам веселую жизнь. Умная. Но ее убили, причем тем же способом, что и в запертой комнате – в первую же встречу ножом по горлу, и прочь. Похоже на почерк. Осталось узнать имя и исключить одного из четверки. Три – не четыре, уже легче.

Домой! Скопление энергии, холодок предвкушения. Направляющие к выходу волны, нырок с разбега. И серость на горизонте. Подушки под спиной сплющились, дождь хлестал по стеклянной крыше, сплошным потоком стекал по окнам. Барабанил так, словно мечтал ворваться внутрь. Люблю ливень, особенно когда он снаружи, а я на теплой лоджии, под пледом. С колбасой…

Итак, действующие лица и исполнители.

Иллит. Бывшая певица с неизлечимой звездностью. Вечно на сцене. Надменность в каждом жесте и сладкая внешность – лед в сахарной вате. Вот уж кто всегда на своей волне. То ли пофигизм, то ли очередная роль.

Крис. Под рафинированным фасадом записного красавчика гремучая помесь воина с джентльменом. Жесткость, вспыльчивость и потуги на идеализм – страшное дело. Сначала зарежет, а потом поинтересуется, кто же это был.

Яника. Шестнадцатилетний ангел с видавшей виды начинкой. За беззаботной маской и подначивающими фразами спрятан опыт царствования в далеко не спокойные времена. Манипулятор, каких поискать. На чьей она при этом стороне – никогда не ясно.

Базиль. Концентрированный скепсис и стопроцентная подозрительность. Никому не верит, даже себе. Расчетливый, зараза. Продуманные решения, слова, кусочки созданного мира. Гениальный, черт его подери.

Кто-то из этих гавриков орудовал в библиотеке. Кто? Задачка несложная, если умеешь быть незаметной и держать уши открытыми. Кусочек информации тут, кусочек там – стая не очень-то скрытничает. А потом пазл к пазлу, и картинка. Вот только времени маловато за каждым бегать. Собрать бы всех в кучу, как в тот раз, когда толпа европейских вемов свалилась в их продвинутый Лектум, а кролики схарчили ловушку.

Помнится, пятерка тогда зависла в беседке у Криса, а я валялась рядом на траве и подслушивала. Вернее, четверка – Тео дезертировал почти сразу. Высказался на тему упущенных обедов и оборзевших крошек, и исчез в замке.

– Допрыгались! Дообщались с той девицей! – Крис мерил широкими шагами беседку от лавки до лавки. – Мари забавная, Мари смешная… А эта Мари целую толпу приволокла. Надо было сразу ее прикончить!

– Ну и прикончил бы, – отозвалась Иллит, лениво постукивая пальцами по столу. – Ты же с ней тоже успел… поболтать.

– Поболтать?! – взвился Крис. – Да она от меня сразу смылась!

– Не вынесла такой красоты, – печально вздохнула Яника, сидевшая на резных перилах, и зажала под носом кудряшку на манер усов. – А вот народ мы отпустили зря. Отбиваться им было уже нечем.

– А нам было некогда нападать, – подал голос Базиль. Рыжие патлы традиционно закрывали половину лица. Впрочем, оставшейся половины с недовольно поджатыми губами было вполне достаточно. – Если бы Мари эту толпу в реальности порешила, аппетит бы у тебя пропал мигом, и насовсем.

– Вот! – Крис поднял вверх указательный палец и притормозил перед Иллит. – И когда теперь следующих гостей ждать? Ну, скажи! Вы с Мари вроде как подружки? Больше всех шушукались!

Я прикусила губу, чтобы не рассмеяться. Облажались, крокодильчики. Вся стая наперегонки бегала к ловушке покрасоваться перед испанской Маруськой. Теперь ревниво меряются, кто глубже в…

– Гостей не будет, – Иллит надменно изогнула бровь. – Этих обманом затащили, второй раз они не поведутся. Умирать ради великой цели освободить от нас Поток никто не рвался.

Еще бы. Это что надо курить всем коллективом, чтобы на такое подписаться? Но план был шикарным: загнать десяток сильных вемов в глубокий Лектум, и пока они там – умертвить оставшиеся в реальности тела. Избавленное от уязвимой физической оболочки сознание остается в Потоке навсегда. Свободное, сильное, вечное… Одно «но»: мироздание выдерживает максимум шестерых подобных. Если к пяти бессмертным задницам добавится еще с десяток – баланс рухнет к чертям, и все обнулится. Практически форматирование диска: чистый здоровый Поток без миров и посторонних сущностей.

– Великие цели, высокие идеалы… – Яника закатила глаза. – Тьфу, таких даже есть противно!

– Не сердце Потока, а проходной двор. Шляются все кому не лень! – не унимался Крис. – И ведь не мгновенно их толпа набилась. Проглядели, расслабились. Одного-то выловили накануне, мелкого и наглого, нет бы задуматься – к чему оно…

– К дождю, – хихикнула Яника. – Из потолочной плитки. Кстати, Мари…

– Забудьте про Мари, – поморщился Базиль. – С ней свои разберутся. В проходном дворе установим дежурство. Всех незваных гостей – в топку без разговоров и обсуждений.

Он с сожалением покосился на меня и отвернулся. У-у-у, гэбист лохматый. Счастье, что я тогда наткнулась на Тео, этот бы враз меня там, в лабиринте, и прикопал.

– О новой так ничего и не слышно… – прорычал Крис, нарезая по беседке идеально ровные круги.

– О, брось, – устало вздохнула Иллит, звеня в голосе холодом и колокольчиками. – Сколько их было… Сядь, не мельтеши. То пустое.

– Пустота – это по ее части, – Яника спрыгнула с перил, ойкнула и с отвращением посмотрела на розовый куст, победно покачивающий шипастой веткой с выдранным куском платья. Да, романтичные беседки, увитые цветами, ни разу не ее. – Упустим время, откроет в себе истинную силу.

– И что? – Иллит дернула плечом. – Она умеет ею пользоваться? Нет. Побегает подольше – не страшно.

– Торопиться следует лишь в двух случаях, – согласился Базиль. – Оба на букву «п», и это не поимка врагов.

– Время против нас, – Крис неожиданно замер с тем самым выражением лица, когда вот-вот ляпнут что-то пакостное. – Расклад мне не нравится. Пора бы разведать…

Четверка в полном составе уставилась на меня, я зажмурилась. Если сделать вид, что сплю, может, отвяжутся?

– Софи? – Крис всегда окликал меня мягко и даже немного учтиво, по-джентельменски. – А ты что думаешь?

– Что убивать маленьких девочек негуманно, – вставил Базиль.

– Ха! – подмигнула Яника. – Из маленьких девочек вырастают большие неприятности…

У перил отсвечивала лысой макушкой мстительно ощипанная роза, на траве валялись истерзанные лепестки. Эй, а как же негласное правило – созданное другими не менять? Свое ваять сколько угодно, места навалом, а чужое не трогать?

– Убивай – не убивай, не закончатся, – сказала Иллит тихо, в никуда. – Всегда будет следующая. Круг замкнут…

– Разомкнем, – поклялся Крис.

– Решено, – кивнул Базиль. – Обсудим позже с Тео. Разведку вашу и прочее.

Да. Зачем меня спрашивать? Подумаешь, валяется тут что-то в траве. А как Тео обрадуется… Побег не удался.

А он взял и обрадовался. Сказал, что они сами дали ему отличный повод отправить меня назад. Якобы на розыски очередной девицы. А на самом деле… Тео заметил давно – один из четверых не желает им смерти. Веками мудрит за спинами других, ведя свою игру. Кто? И зачем? За границей такое не выяснишь, лишь в верхних мирах можно найти ответ – там наглядная летопись событий. Достаточно внимательно присмотреться к смертям девочек, чтобы вычислить шулера. Пока ничего подозрительного, а мир со сценарием остался последний. Не повезет с ним – придется активировать парочку. Ну, или сколько потребуется. Гулять, так гулять.

Я жевала колбасу, развалившись на всех подушках разом, и бездумно смотрела вверх. На улице разыгралась настоящая буря. Ветер гнал по небу тяжелые рваные тучи, бухал в окна зарядами воды. Мир расплывался мутным пятном, стекая по стеклам косыми струями, внизу истошно выла сигнализация. М-м-м… Лейка однажды сказала, забившись под плед, что дом качается, и когда-нибудь меня просто снесет вниз вместе с любимой лоджией. Смешная. Колбаса кончилась, хотелось чаю. Крепкого, свежего, сладкого. Пришлось тащиться на кухню. В шкафчике на прежнем месте обнаружилась пустая банка из-под заварки, в сахарнице – окаменевший остаток. Закипающий электрический чайник издал подозрительный треск, свет вырубился, завоняло жженой пластмассой. Я испуганно выдернула вилку из розетки. Попила чайку, ага. В полной тишине победно зазвонил телефон. Последовательность цифр на дисплее была смутно знакомой. Где-то я ее недавно видела…

– София, здравствуйте, – мягко донеслось из трубки. Забавный акцент. То ли немецкий, то ли венгерский. – Это Анита из…

– Здравствуйте, – перебила я, на ощупь пробираясь к входной двери. – Мне передавали визитку.

– В таком случае, надеюсь, вы найдете время сегодня подъехать.

Нет, я еще не все спалила. Ай… Чертова тумба!

– В окно смотрели? – прошипела я, прыгая на одной ноге. – Там потоп.

– Давайте я к вам подъеду, – невозмутимо предложили на том конце провода. – Как только дождь закончится.

– А перенести нельзя? – я кашлянула в трубку. – Кажется, меня продуло.

– Оу… – откликнулись оттуда. – У меня есть чудесный бальзам…

Ясно. Не отвяжется.

– Милости просим. – Замок клацнул, выпустив меня на площадку. – И коробку по пути захватите. Большую.

– Непременно, – уверили меня без лишних вопросов и отключились.

Добравшись до щитка, я щелкнула предохранителем и быстро ретировалась. За соседской дверью истерично взвыла собака. Эта псина вечно психует, когда щиток открывают. Не знаю почему. Наверное, ее в детстве электрик напугал. Дождь уже стих, по стеклу поползли ленивые капли. Ну что за… Я кинула погибший чайник в кучу хлама посреди коридора и отправилась переодеваться.

В шкафу заманчиво шелестели целлофановыми чехлами новые платья, поблескивали глянцевыми бирками. Я провела рукой по пестрому ряду и решительно выудила одно. Мягкий трикотаж заскользил по телу, тепло обнял, качнулась широкая юбка. Пепел роз… Кажется, так называется этот цвет. Немного перламутровой помады на губы – так, чуть-чуть. Слегка оттенить ресницы серой тушью. Роскошно… Я порылась в украшениях, примерила одну цепочку, другую. Нет, пожалуй, лишнее. Уже отодвигая шкатулку, среди колец, браслетов и собственноручно сплетенных фенечек заметила его. Потемневший огрызок металлического сердечка с зазубренными краями. Кулон, чуть погнутый снизу, – затаскала в свое время. Тогда, четырнадцать лет назад, мне казалось это ужасно романтичным – одна половинка у Лейки, другая у меня. Два кусочка, способных сложиться воедино. Части целого. Кулон обжег кожу холодом, скользнул за круглый вырез и привычно замер. Ну… Пусть, все равно не видно. Из прихожей, обгоняя друг друга, полетели трели – весело, непрерывно. Гости… Дорвались до звонка, чтоб их током дернуло!

На лестничной площадке не было никаких человеческих отпечатков. Вообще. У моей гостьи иммунитет к энергетическому воздействию? Я с любопытством распахнула дверь и попятилась от неожиданности. Что за… Детская мордашка, зависший над кнопкой звонка палец. Блондинистый беспредел на голове, разбавленный задорно торчащей розовой прядкой. Такая же розовая куртка, кружавчики на пышной юбке, едва прикрывающей задницу. И высокие сапоги в бантиках. Розовых. Куратор Совета, мать вашу.

Я молча посторонилась.

– Привет. Это тебе! – Анита наклонилась куда-то вбок, и через секунду шагнула в коридор, таща за собой коробку из-под велосипеда. Надеюсь, она не на нем приехала. – Подойдет?

– Сейчас узнаем.

Куча хлама полетела в коробку, Анита возилась рядом, с детской непосредственностью рассматривая и нюхая пустые флакончики из-под духов. Прелесть, что за дурочка. А энергия занятная – нейтральная, разряженная. Как нечто прозрачное без вкуса и запаха. Ментально вроде тумбочки. Интересно, что же в ящичках… Я осторожно потрогала барьер. Фиг. Входа нет, и проделать его решительно не в чем. Литая стена из намертво сросшихся сгустков. А на поверхности – мешок радости.

– Предложила бы чаю, но… – я покачала в руке оплавленный чайник.

– Как же ты без чая? – Анита сочувственно вздохнула. – Давай поедем ко мне!

Ага. Вдвоем, на велосипеде. Она вскочила на ноги, оббежала вокруг наполнившейся коробки и попинала ее сапогом.

– Заодно это вынесем!

Ну, раз вынесем… Как можно отказаться?

Анита уцепилась за коробку и поволокла за собой. Пока я натягивала плащ и сапоги, она дотолкала ее до лифта и нетерпеливо тыкала в кнопку вызова.

В лифте я выслушала, что сорок пятый этаж – это очень захватывающе, юбка у меня прикольно развевается, а внизу рядом с почтовыми ящиками висит клевый постер с белочкой. По дороге к помойке выяснилось, что дождь – это здорово, зеленый чай мохито очень вкусный, а вот молочный улун совсем не то. Хлам с глухим стуком канул в пасти контейнера, Анита отряхнула руки и улыбнулась:

– Ну, поедем ко мне?

– На велосипеде? – не удержалась я.

– Велосипеде? – озадаченно моргнула она и уставилась на черную гладкую машину, смахивающую на мини-лимузин.

Сквозь лобовое стекло виднелись две клешни, намертво вцепившиеся в баранку, и густые усы под козырьком черной кепки. Однако… Нашу кураторскую девочку возит личный шофер?

– Игра слов… – туманно пояснила я и лениво добавила: – А обратно отвезешь?

– Потом. Если захочешь, – она радостно хлопнула в ладоши и рассмеялась. – Игра слов…

Так, все интереснее и интереснее.

Поколесив по городу, мини-лимузин встал перед трехэтажным зданием из стекла и металла. Синие елки по линеечке, образцово ровная дорога к крыльцу. Над входом вывеска – благотворительный фонд «Идеальный мир». Ах, так «ко мне» это означает в офис?

Я повернулась к Аните.

– У меня дома ремонт! – та виновато развела руками и радостно добавила: – Здесь лучше!

Ну-ну. Надеюсь, чаем все же напоит.

В вестибюле несколько вышколенных девиц примерзли к стойке, на небольших диванах гнездились редкие посетители. Стандартный интерьер, стандартные цветы в стандартных кашпо, куча дверей с входом по пропуску. Солидно и скучно. Анита провела меня сквозь череду коридоров, остановилась погладить пальму в углу, которой очень одиноко, и свернула в холл. Там-то и нашлась нужная дверь – с россыпью блесток на ручке, а за ней…

Плюшевый слон у входа, здоровенный, с завязанным в узел хоботом, пара зайцев на спинке кресла, рядом пляжный лежак. Компьютерная мышка в форме кошачьей морды, свисающая с люстры гирлянда бумажных человечков. Но убери всю эту дымовую завесу, и… Мигающий пропущенными звонками стационарный телефон, монитор в мелко исписанных нерусскими буквами стикерах. Бумаги разложены аккуратно – по файлам, хоть и делают вид, что небрежно покоятся на столе. Что-то не то. Некое несоответствие, слабо уловимое.

Анита вывернулась из куртки, небрежно зашвырнув ее на слона. Опа… Шикарная грудь, стройная фигурка, длинные ноги. Улыбка широкая, открытая, но слишком счастливая. Странная девица в нелепом наряде. Или это тоже дымовая завеса?

Что ж, включим режим дурочки.

– Прелесть, – восторженно пискнула я, скинула плащ на лежак и уселась сверху.

– Ага, – с готовностью согласилась Анита, суетясь у чайника и хлопая ящиками тумбочки. – Что будешь? Печенье, торт, пирожные?

– Того, и другого. И побольше!

Анита плюхнула на стол тарелку с пряничными человечками, пухлые кексы в розовой помадке, цветы из мармелада и две пол-литровые кружки. Пошуршала в коробочке, кинула в каждую кружку по две пирамидки – наверное, легендарный мохито – и щедро залила кипятком.

– Вкусного навалом! – довольно отметила она и откусила половину кекса. – Ну, с возвращением! Как тебе удалось? Никто еще подобного не проделывал.

– Повезло, – я схватила пряничного человечка и с наслаждением отгрызла ему голову, – бродила по какому-то лабиринту, пыталась сквозь портал обратно пробиться. Потом раз – и очнулась.

– А что там, за границей?

– Забыла, – Я помассировала виски, глубокомысленно закусив губу. Знаю, вид у меня при этом замечательно недалекий. – Помню только, что там было… непонятно. Все белое, неуправляемое. Куда идти – не разберешь. Любой поворот не туда.

– А существа, живущие в нижнем Потоке? – Анита поковыряла помадку на кексе. – Ты видела их?

– Ну, говорю же – не помню почти ничего! – я глотнула из кружки. Вязкая горечь моментально сморщила язык и вышибла слезы из глаз, вполне себе натуральные. – Может, видела кого, может, нет. Не уверена… сейчас ни в чем. И была я там совсем недолго. Думала – неделя прошла, или две. А тут… Четыре года! Ужас какой.

– Ужас, – эхом повторила Анита, нажимая кнопку на рабочем телефоне, и с наслаждением выдула полкружки зеленой бурды. Ё… У милой девочки, видимо, желудок из космического сплава! Такому и жидкость из аккумулятора не страшна. – Летом одаренные из Европы к ним угодили, чудом ноги унесли. Много чего рассказали!

Конечно, рассказали… Больше десяти человек было, а трепла достаточно одного. Послышались шаги, дверь кабинета плавно отворилась. Внутрь просочился тощий тип в ирландском свитере. Унылый нос, втиснутый между двумя печальными глазами и кудрявый пух на голове делали его похожим на Пьера Ришара. Сюрприз: дар у него был слабый, но черт возьми… Он был!

– Мой коллега Этьен, – весело представила Анита, выуживая из тумбочки еще одну кружку – точную копию первых двух, – свежезаваренный чай за версту чует.

Коллега Этьен шмыгнул своим чувствительным носом и приземлился в кресло. Ситуация осложняется. Нет, работающие на Совет вемы – это не новость. А вот врать при нем не получится, даже если он на русском ни бум-бум.

– Не расстраивайся, память вернется. Если попытаешься как следует, – елейно протянула Анита, наливая гостю свой фирменный двойной мохито. – Европейские вемы спаслись только потому, что те пятеро из-за границы им это позволили. И не по доброте душевной. А ты сама выбралась?

– Пыталась выбраться, – я возвела глаза к потолку и старательно наморщила лоб, изображая усиленную работу мысли. – Точно! Там были вемы, много! Их отпустили, я вспомнила!

Она включила чайник, звучно щелкнув кнопкой, вернулась за стол. Излучая бесконечное дружелюбие, спросила:

– Как насчет ритуала?

Вот те раз… Я вопросительно приподняла бровь.

– Переброса энергии между Потоком и реальностью, – терпеливо пояснила Анита. – В результате которого появляется новый мир.

Многовато она знает. И взгляд хоть и открытый, не перехватывается никак.

– А-а, – с беззаботным видом отмахнулась я. – Ничего такого я делать не собираюсь.

Эмоции в кабинете будто выцвели. Вскипел чайник, стрельнув паром в потолок. Анита медленно провела пальцем по каемке кружки…

– А когда собираются они?

Сучка крашеная! Но образ на высшем уровне: чаек, плюшевые слоники, розовая белиберда. Я усмехнулась, ее взгляд стал жестче. Всю детскую наивность как ветром сдуло. И славно. Хватит этого цирка.

– Отвечать на подобные вопросы небезопасно, – я выпрямилась, с глухим стуком поставила кружку на стол, – для меня.

Анита покосилась на Этьена, тот невозмутимо пялился в свой чай. А если соврать?

– И все же я готова рискнуть и удовлетворить… ваше любопытство.

Этьен торопливо отпил из кружки и закашлялся. Ну, ё-моё, конспиратор. Придется говорить правду. А то либо захлебнется, либо обосс…

– Дело не в любопытстве, а в людях! – отрезала Анита. – Если все повторится, снова будет много жертв.

Много жертв это плохо, да. Пусть лучше будет одна – дурочка Соня, которую так кстати принесло чайку попить. Что-то мне сегодня с ним не везет. Пора на сок переходить.

– То есть ты предлагаешь стать жертвой мне? Добровольно, ради кучки незнакомых людей? Как мило.

– Я предлагаю тебе определиться, на чьей ты стороне.

– На своей собственной! – отчеканила я. – Себя я люблю больше возвышенного бреда о справедливости.

– Вот и подумай о себе любимой! – нахмурилась Анита. – Они тебя просто используют.

– А ты, конечно, нет.

Она откинулась на спинку стула. Ни единой эмоции. Как начисто вырубило. Зато ожил Этьен: заерзал в кресле. Что, уже?

– В прошлый раз нам не удалось им помешать, – Анита устало потерла лоб. – В этот раз мы учли все ошибки. Зачем они тебя сюда отправили?

Вот упертая. И хватка как у бультерьера – фиг отпустит, пока все не вытрясет. Офис Совета, сотрудников полно. Сколько с иммунитетом – неизвестно, а время милых бесед явно подошло к концу. Только есть у меня с детства одна вредная привычка – никогда не делать то, что заставляют.

Вдох. Ментально ощупать здание, прикинуть масштабы. Оу! Хардкор. Но кто не рискует, тот не я. Заодно опробую, как это работает.

Концентрация, покалывание на коже. Пойманные и связанные воедино энергетические ниточки, звон в ушах. Мир расцвел необычайно яркими красками, сила опьянила. Этьен дернулся и обмяк в кресле, кружка грохнулась о пол, брызнув чаем и осколками. Пусть в Потоке отдохнет. Из коридора прилетел глухой стук с чьим-то приглушенным визгом. Анита изменилась в лице, по-прежнему неуязвимая. Замерла, точь-в-точь пантера перед прыжком.

– Давай без резких движений, – подмигнула я. – Позвони вниз, спроси как дела.

Она потянулась к телефону. Несколько фраз, и трубка легла на место. Мне достался напряженный выжидающий взгляд. Ну а что ей могли сказать? Только то, что в здании всем резко поплохело, кроме девицы в вестибюле.

– Уйду отсюда – очнутся, – пообещала я. – Иначе, увы…

– Глупо! – выговорила Анита, растеряв куда-то весь акцент. – Остановись, пока есть шанс.

– Спасибо за чай.

Я поднялась на ноги, стянула с лежака плащ и попятилась к выходу. Хозяйка кабинета неподвижно сидела на стуле, глядя куда-то поверх моей головы. Не девка, кремень. Вот вам и прядочки-кружавчики.

– Оставьте меня в покое, – бросила я напоследок, – в следующий раз могу и психануть.

В холле, у кадки с пальмой, прямо на полу сидела дама постбальзаковского возраста, очумело тряся головой. Очень кстати. Счет шел на минуты, пространство плыло пестрыми кругами. Через пару мгновений дама блаженно затихла, а я получила заряд бодрости, пропуск и обрывки нужных воспоминаний: черный ход близко, особенно если идти коротким путем. Стены сливались с бликами энергии, в висках с непривычки трещало. А Тео говорил, что массовый контроль – просто. Рисовался, как всегда, паршивец! Максимум, что вышло – это всех вырубить. Я глубоко вдохнула. Тысячи едва заметных ранее нитей бились кровавыми жилками, пульсировали в сознании. Хватай любую, делай что хочешь – трогай, вяжи узлы, обрывай.

Через стеклянную дверь черного входа виднелся осенний сквер. Прогуливались собачники и мамаши с разноцветными колясками, стайками носилась мелочь, побросав рюкзачки на газон, в куче желтых листьев валялась девица с телефоном, щелкая себя в самых разных позах. Поперек дороги стоял небрежно припаркованный крутобокий джип. С виду пустой, но проверить стоит. Как говорится – если у вас паранойя, вовсе не значит, что за вами не следят!

Должно получиться. С Инночкой же получилось. Цветастые пятна перед глазами, выхваченная из толпы старуха с лохматым недоразумением на поводке. Варвара Петровна, семьдесят с хвостиком лет, обожает смотреть мелодрамы и ругаться с развязной молодежью. Настроение скверное, потому что паршивец Бонифаций нашел где-то тухлую рыбу, сожрал ее и теперь воняет так, что перед людьми стыдно. Паршивец Бонифаций трусил чуть сзади с выражением абсолютного собачьего счастья на грязной морде.

Подойдет идеально! Мои мысли – ее, мои желания, порывы, облачка только что сотворенных воспоминаний – все ей, без остатка. Точечное воздействие, толчок…

– Понавставали тут, – задумчиво сказала Варвара Петровна.

Бонифаций согласно гавкнул и вильнул хвостом.

– Понавставали тут! ЛюдЯм хоть летай! – заголосила Варвара Петровна, расправила плечи и решительно зашагала к джипу.

Бонифаций радостно взвыл, селфистка выронила в листья телефон. Мамаши с колясками дружно открыли рты, прохожие с любопытством обернулись.

Клюка со свистом рассекла воздух и приземлилась на капот. Раздался скрежет, по сияющему боку зазмеилась широкая царапина. Народ ахнул, девица бросила свою кучу листьев и принялась снимать происходящее на телефон. Передняя дверца джипа торопливо хлопнула, выплюнув краснорожего типа с нелепыми бакенбардами и совершенно нейтральной энергией. Так и знала! Краснорожий залопотал, свирепо тыча пальцем то в царапину, то в Бонифация, под шумок задравшего лапу на колесо. Шустро перехватил вновь занесенную клюку, потянул на себя. Варвара Петровна бросила поводок и вцепилась обеими руками. Отпущенный на свободу Бонифаций понесся кругами вокруг краснорожего, заливисто тявкая. Толпа росла, со всех сторон стекался народ. Варвара Петровна мстительно ухмыльнулась и разжала пальцы. Стреноженный поводком краснорожий нелепо взмахнул руками и грохнулся на спину, чиркнув по глянцевому боку джипа отвоеванной клюкой. Бонифаций запрыгнул ему на грудь всеми четырьмя лапами и радостно облизал лицо. Зачет! Теперь два паршивца воняют тухлой рыбой. Спустя мгновение народ сомкнулся, полностью скрывая вход. Я тотчас метнулась наружу, в толпу. Захлестнула давящая боль, воздух кончился. Шаг через силу, второй, третий, рывок в сквер. Бесконечные дорожки, лавки по краям, голые деревья и шорох листьев под ногами. Остановилась лишь на набережной, когда «Идеальный мир» остался далеко позади.

Выдох. Мир померк, стал привычным, спокойным, качающимся на сгустках пассивной энергии. Жилки растаяли, пространство вновь заполнилось множеством слабо подсвеченных нитей. Порядок. Потерявший сознание народ должен скоро очухаться. Правда, за даму у пальмы я не ручаюсь…

Что дальше? Возвращаться домой нельзя. Я запустила руки в карманы. Отлично, кошелек! Внутри немного наличности и банковская карта. Телефона нет, и не надо – ходить с ним опасно, засекут моментом, а связаться с Лейкой можно и другим способом.

Не беда. Бывали со мной ситуации и похуже. Когда сбегала от тетки, выжила как-то. И сейчас не пропаду.