Лейка

Я взяла распечатку с рекомендациями. Череда кивков, дежурные благодарности, и стерильно белый кабинет с яркими лампами остался за спиной. Плотно закрытые жалюзи отрезали от коридора затянувшуюся ночь, цокали каблуки моих сапог. Неуловимо гудело что-то вдалеке, видимо, тот здоровенный аквариум из приемной с единственной плоской рыбой, похожей на пластиковую игрушку. С каждым шагом гул нарастал, прибавлялось звуков. Бубнящие голоса, пиликанье телефона. Чье-то надрывное покашливание, шелест смятой бумаги в ладони. В нос ударил напрочь искусственный, дурманящий запах свежести. Последний поворот. Рыба беззвучно открыла рот и стукнулась в стекло. Не вырвется, глупая, как бы ни старалась… Все бесполезно.

Паша сверлил меня нетерпеливым взглядом с гостевого кресла, сжатый в его руке мобильный мигал новым сообщением. Подошла ближе, рассмотрела. Кира. Что ж, долгое ожидание ему скрасили.

– Как ты? – спросил таким тоном, что стало понятно – хочет удостовериться, что я в порядке, прежде чем перестать стесняться в выражениях.

Он выхватил протянутый листок, разровнял и внимательно вчитался. Девица за стойкой поглядывала в мою сторону с любопытством, охранник у дверей тоже косил глазом. Пусть. Откровенное красное платье меня уже не смущало. Врач на осмотре ограничился деликатным комментарием, что на вечеринках надо быть аккуратнее. С пальцем повезло – «всего лишь» вывих, без осложнений. Вправили, от повязки удалось отвертеться. А вот перелом ребра… Неспроста бок так ныл, и дышать было больно. Чертова лестница! Ладно, потерплю. Врач обещал, что через две-три недели все заживет. Рекомендовал постельный режим и что-то еще. Половину прослушала. Наверняка оно записано на той бумажке, которую сейчас с удручающей дотошностью изучают.

– Погеройствовала, – мрачно подытожил Паша, спрятав листок в карман. – Может, хоть теперь дойдет… Пока голову не оторвали, и есть чем думать!

– Так мне и надо, – облегчила я ему задачу. – Сама виновата. Знала прекрасно, куда иду. Вот и получила. Еще легко отделалась.

Он засветился усталым, непривычно блеклым раздражением. Глянул на развесившую уши девицу и сквозь зубы скомандовал:

– Идем в машину…

И правда, хватит с меня сегодня клиник.

На подземной парковке тонули в темноте пустые расчерченные ряды. Кроме нас – ни души. В машине было тепло, на заднем сидении валялось смятое одеяло. Я закуталась в него, ожидая, что сейчас заурчит мотор, и поползет мимо серая стена. Увы, она осталась неподвижна, зато Паша повернулся ко мне. По дороге сюда говорить со мной было бесполезно, укачало за первые секунды, практически отключилась. Потом была приемная с аквариумом, врачи, обезболивающее, перехваченные взгляды с невольно вытянутой энергией – от каждого по чуть-чуть. Пришла в себя. Видимо, умирающей и несчастной больше не выгляжу, раз так сердито стучат по рулю и требуют:

– Рассказывай, что случилось.

Рассказывать… Слишком много всего, а показывать… Нет, не буду. Во рту разлилась противная горечь, опять навалилась слабость.

– У меня был тяжелый день, – пробормотала я. – Хочу спать.

– А я не хочу, – язвительно протянул он. – У меня день выдался замечательный: приехать с рассветом из другого города, узнать, что Вестник в наших узких кругах стал известнее гребаной Кисы. Метаться между распсиховавшимися вемами, изображая удивленного идиота. Выпроваживать нафиг бессмертного любителя сладостей, чтоб его диабет разобрал! Посреди встречи с партнером срываться, чтобы вытаскивать из очевидной западни тебя, гадая, насколько сильно ты успела вляпаться и спалиться перед Советом, раз из их клиники энергией светишь. Но больше всего мне понравилось здесь пару часов дожидаться, глубокой ночью, в компании тупой рыбы. Давай пожалуйся мне еще! Выкладывай про свое геройство, что за цирк с переодеваниями, о чем теперь знает Совет, и к чему готовиться завтра!

Опалило чужой бессильной яростью, я перевела дыхание и плотнее замоталась в одеяло. Так себе кокон, конечно…

– Новости не смотрела и не слушала, но благодаря нам обошлось малыми жертвами, – произнесла я, чувствуя, что если не возьму слово, услышу продолжение этой пылкой речи. – Владу удалось снять внушение с людей, и фон очистить. Стерильно получилось, как и не было ничего. Ему нелегко пришлось… Он остался там, с Анитой.

– В психиатрической клинике? – уточнил Паша и, дождавшись моего кивка, ехидно добавил: – Давно пора. Позже навестишь. Надеюсь, они ему помогут!

– Я тоже.

– Что? – Его взгляд вмиг растерял все веселье. – Этот олень себя чем-то выдал?

– Нет, – ответила я честно. – Ничем. Я им сказала.

Он выпустил руль и выдавил единственное:

– Зачем?…

– Затем! Владу хуже становится. С каждым днем. Я вижу. Снами-видениями кроет, с ума сводит. Ты знаешь, как тут помочь? Нет? И я не знаю!

– А они, по-твоему, знают?…

– Если не смогут, то никто не сможет, – отрезала я. Все равно ничего не изменишь. – И Владу необходима защита, а ты сам говорил, что в твой центр его забрать нельзя…

– Лейка, – оборвали грубо, – что ему известно о Вестнике?

– Все.

– Отлично! – Воздух прорезали всполохи досады и гнева. – Подарочной лентой-то его перевязать не забыла?

– Он не выдаст Артема, – заявила я убежденно. – Они лучшие друзья. Ради него Влад на эту силу и согласился.

Вместе с откровенной усмешкой мне досталась изрядная порция скепсиса. Пожалуйста! Может думать что угодно, а я во Владе уверена. Кажется, мы высмотрели одновременно – он был уже не в клинике. Судя по стороне, в которой мерцал знакомый огонек, находился в своей квартире. Точнее, в моей. Это как минимум означает, что домой его отпустили.

– Совет ему поможет, – повторила я, потому что уж очень хотелось поверить. – Влад им нужен, чтобы остановить гадов из нижнего Потока.

– Считаешь, они собираются их останавливать? Исчезнут ловушки, зато будет живой Вестник. Сплошные неудобства. Я уж молчу о возможных жертвах среди обычного населения, которые при развязанной войне неизбежны. Но ты права, Влад им пригодится. Для зоопарка любопытный экземпляр.

Я не стала это комментировать. У Паши есть повод злиться, а у меня – не продолжать перепалки. Перебор по ним сегодня!

– Спросила Соню про Тео. Она о его планах остаться была не в курсе. Когда услышала, очень… удивилась.

Если можно так интерпретировать тот нецензурный возглас, с которым она выронила в набранную ванну шампунь. Пены было много, как и ответных вопросов. Конечно, я выражалась витиевато – отец ее ребенка изволит переехать к прочим одаренным и на ней жениться. От последнего у Сони отвисла челюсть, и я окончательно уверилась – спрашивать согласия невесты у неандертальцев не принято!

– Плохо, – скупо отметил Паша. – По-прежнему неясно, что от него ждать.

Я пожала плечами. Больше с ней ничего обсудить не получилось. Сначала я пыталась прийти в себя и перестать всхлипывать, потом смыть кровь, затем спорила из-за платья, но решила, что лучше уж в нем, чем в нижнем белье. Ошиблась. По-моему, разницы не было бы никакой! А после нам пришлось попрощаться.

– Это ведь не все, – удрученно констатировал Паша. – Договаривай! Боевыми травмами ты где обзавелась?

– С Крисом, – выдавила я, испытывая неистовое желание впитаться в одеяло, – встретились ненадолго.

– Только не говори, что он Совету попался. Чего нам не хватало, так это их приватного общения. О чем договорятся, можно не угадать.

– Нет, не попался.

– А что с ним?

Горло сжалось, подкатили слезы. Я глубоко вдохнула, пытаясь задержать дыхание и унять их. Прикушенная губа, концентрация. Опущенный взгляд, произнесенное на выдохе:

– Ну…

Что сказать дальше – не придумала. Любые слова не хотелось произносить вслух. Даже вспоминать о случившемся не хотелось. Обсуждать тем более.

– Ну?…

– Я не представляла, – голос дрогнул, глазам стало мокро, – что смогу такое.

– Какое?

– Он… – Черт, не то. – Я…

– Не томи, – припечатал Паша несдержанной злостью. – Говори нормально. Или покажи, и не морочь мне голову!

Слезы как рукой сняло.

– Да убила я его, убила! Не совсем его, конечно. Но хоть так!.. Случайно удалось. Считай, повезло! Под руку кое-что подвернулось. Вся эта кровь… Вот и переоделась. – Я шумно сглотнула и подняла глаза. Он смотрел на меня, не моргая, по салону едким облаком расползалось замешательство. Пожалуйста! Сам хотел знать. – Кстати, что такое «СиЭСАй»?

– Сериал, – ошарашенно отозвался Паша, – о расследованиях.

– А-а-а, – протянула я, избавляясь от одеяла. Жарковато тут. – Тело осталось через дорогу от клиники, в каком-то пустом офисе. Может, уже нашли. Или нет. Место заброшенное.

– Ясно, – кивнул он с таким видом, будто ясно ему было не все. – А что там еще кроме тела осталось?

– Феликс сказал – ничего, что привело бы ко мне…

К разлитому всюду, почти осязаемому недоумению враз примешалась угрюмая озадаченность.

– Думаю, его в тот же офис шум привел. Криса искал. Опоздал…

– Погоди, – Паша потер переносицу. – То есть тебя застукали с трупом, на месте преступления? А в итоге – подарочный пакет по заметанию следов и пошла бы ты на все четыре стороны? С какой радости-то?

– Откуда мне знать, – огрызнулась я. – Что случилось, рассказала! Может, поедем наконец?

Он хмыкнул и завел машину. Я прислонилась к спинке сидения – осторожно, стараясь не потревожить ноющий бок, и уставилась в окно. Серая стена уплыла, впереди отъехали ворота. Плавный подъем, и высокий потолок сменился бездонно черным небом. Занесенные снегом улицы искрились в рассеянном свете фонарей, метель утихала. Прикрыть бы глаза и задремать, да почему-то слегка потряхивало, и вовсе не на резких поворотах. Произошедшее за обклеенной блеклыми объявлениями дверью казалось нереальным, из разряда кошмарных снов, которым положено исчезать с утра и тут же бесследно забываться. Но утро наступит, а ничего не изменится. Был выбор, и я его сделала. Не ожидала, что смогу, но вот – смогла. Пусть жизнь у этого мужчины отняли еще до меня, и ее нельзя было спасти, но… Считала Лессера монстром, а сама чем лучше? Прекрасно понимала, что будет, если в человека ножницы воткнуть! И если б не Феликс… Кстати, действительно, с какой радости он мне помог? Долги давно уплачены, друзья из нас, мягко говоря, не получились. Он же меня вообще больше видеть не хотел. Ясно дал это понять в нашу последнюю встречу, прямым текстом. И ладно. Я не стремилась на глаза попадаться. Оно мне надо?

Снаружи замелькал уже узнаваемый забор нового психологического центра. Выйдя в гараже из машины, я от души хлопнула дверцей. Палец стрельнул болью, невольно зашипела.

– Все-таки решила его доломать? – заботливо осведомился Паша.

Чтобы он и промолчал! Я не ответила, но не из благоразумия. Укачало в поездке неслабо – к горлу подкатывала тошнота, ноги еле держали. Глубокий размеренный вдох, полный и быстрый выдох. Первый, второй, третий… Лифт, подсвеченная круглая кнопка с цифрой «три», удобное Пашино плечо, в которое я уткнулась лбом. Какое-никакое, а равновесие. До этого в обморок не грохнулась, и сейчас не собираюсь! Просто грохнуться – не считается… О-о-ох. Придержали за руку. Сначала цепко, потом – аккуратно, обхватив пальцами чуть выше локтя. Прикосновение обожгло. Я выдохнула и тотчас сбилась со счета, его ладонь легла мне на спину. Невольный отклик, на мгновение открытый энергетический канал. По венам побежала теплота, норовящий уползти мир остановился. Звякнув, разъехались двери лифта. Впереди ярко блестела каждой подвеской хрустальная люстра, витали сладкий яблочный аромат и жгучее нетерпение. Облаченная в махровый халат Кира стояла в холле, нетерпеливо притопывая туфелькой на экстремально высокой шпильке.

– Ура! – с облегчением воскликнула она. – Доехали, не застряли.

Паша отпустил меня и, спрятав руки в карманы, шагнул из лифта. Переданная энергия пульсировала теплыми сгустками, мутить перестало. Я вышла следом, едва успев выдернуть край юбки из сомкнувшихся сзади дверей, и поймала заинтересованный взгляд домоправительницы.

– Оно не мое, – зачем-то сказала я.

– О, – понимающе кивнула Кира, – со мной такое частенько бывало. Едешь вечером по важным и вполне приличным делам, возвращаешься утром в чужом платье…

– Или вообще без него, – язвительно перебил Паша с каким-то явным намеком, – а потом на занятия группы, уверяя, что в пальто тебе сидеть совсем не жарко.

Секунду… Речь о нашей группе и занятиях с Вениамином? Что-то я не припоминаю никакого пальто. Такое было?! Она закатила глаза, и стало ясно – было. Черт, видимо, я тогда купилась!

Кира метнула в господина начальника насмешливый взгляд, но тут же посерьезнела.

– Я навела справки о живых вемах, попавших в ловушку. Список объемный, но практически все в Москве и области. Отправила нашу ничем не занятую массовку каждого навестить, с гостинцами и ненавязчивой проверкой. Так вот, к одной дамочке попасть не удалось. Ни в какую, будто нет ее. А должна быть в клинике Совета. Выводы напрашиваются сами.

Вот как… Влад вчера засек появление нового гостя из нижнего Потока. Ненадолго, где-то за городом. Это она. Именно «она» – Яника или Иллит, другого не дано. Базиля больше нет, Тео намертво вцепился в Арсения, а Крис несколько часов назад… лишился оболочки. Я невольно поморщилась. Звучит ужасно! Оболочка. До предела нейтрально, словно человека и не было. Удобно, особенно теперь…

– Потрясающе, – угрюмо произнес Паша и добавил пару слов, которые это утверждение опровергали полностью.

– Может, к лучшему? – я пожала плечами. – Ее увезли подальше, где она вряд ли кому-то навредит. Совет проконтролирует, чтобы вела себя смирно. О чем им с ней договариваться? Они нас опасными считают и с радостью бы на улицы не выпускали, что уж о бессмертных версиях говорить.

– Лейка, ради бога, – процедил Паша. – Она обязательно попробует выставить условия, при которых никто не пострадает. Жизни сотен обычных людей против одного жутко проблемного вема! Думаешь, Совету надо ему помогать?…

Хотелось спать, а не думать, а уж тем более спорить. День был тяжелый и очень долгий, пора ему заканчиваться.

– Кстати, – спохватилась Кира и посмотрела на меня, – заказанную еду привезли, разложила в твоем холодильнике.

Я кивнула и пошла по коридору, оставив этих двоих в холле. Пусть хоть заночуют там!

Перед своей дверью я притормозила и развернулась к соседней. Оттуда неслось приглушенное пиликанье. Та-а-ак. Артем не спит в такое время, играет во что-то! Совсем от рук отбился, негодник. Впрочем, какой с него спрос? Никто не следит. Пицца на ужин, сомнительные игры вместо уроков, и вот теперь – сбитый режим. Нельзя предоставлять ребенка самому себе. И война с всемогущими бессмертными сущностями тут ни разу не оправдание!

Я приоткрыла дверь и решительно шагнула внутрь. Из-под ног пластиковыми кеглями разлетелись пустые бутылки, от одной отскочила крышка и поскакала по полу. Артем подпрыгнул на кровати и оторвался от планшета, подняв подсвеченное дисплеем лицо с выражением наигранного испуга. Да уж, слон из посудной лавки в гости пожаловал… Он хихикнул, на щеках блеснула россыпь веснушек, измазанные шоколадом губы растянулись улыбке. Теплой и без преувеличения радостной. Будто моего возвращения и дожидался.

– С днем рождения, – выдохнула я.

– О, – засиял он всем спектром восторга. – Ты первая, кто поздравил!

Еще бы, в четыре-то утра…

– Днем отметим, – пообещала я, переступая через бутылки и пробираясь к кровати.

– А я думал сейчас, – заявил несносный ребенок, – раз ты уже нарядилась.

Я чуть не наступила на последнюю встреченную на пути «кеглю». Проклиная чертово платье и собственную усталость, села рядом с ним. В планшете скакал жуткий монстр, вытянув когтистые лапы. Помесь снежного человека с зомби, неразборчиво рычащая. Спотыкалась на ровном месте и падала плашмя. Как я ее понимаю…

– А где подарок? – поинтересовались коварно.

– Его еще нет, – пришлось признаться. И в этом, и в напрочь отказавшей фантазии. – А чего бы ты хотел?

– Что угодно можно просить? – с энтузиазмом отозвался Артем. Я кивнула, смутно предчувствуя подвох. – Круто! Тогда хочу, чтобы ты завтра никуда не уходила. Вишневый пирог, тот салат с шариками и блинчиков. В мир с джунглями сходить, проверить, все ли прибилось. И чтобы ты с нами в подземелья и драконов поиграла!

Докатилась. Ребенок в подарок на день рождения хочет внимания и нормальной еды. Позор мне. Нет, позорище!

– Ну, ладно-ладно, – иначе расценили мое замешательство и разрешили благосклонно: – Разрешаю не играть.

Я фыркнула и потрепала его по волосам. Осторожно, но палец все равно заныл, от объятий нехорошо закружилась голова. В боку кольнуло. Тянущая боль и трудно, просто невозможно вдохнуть. Артем отстранился, посмотрел мне в глаза. Серьезно и пристально. Словно в самую душу.

– Плохо, когда обещают и не выполняют, – сказал он ровным голосом, в котором не было ни оттенков, ни интонаций.

– Что?… – прошептала я пересохшими губами.

– Я обещал, – маленькая ладонь медленно сползла с моего плеча, сжалась в кулак, – что никому не позволю тебя обидеть. Это они, я знаю.

Совсем не детский взгляд пронзил меня насквозь – темный, злой, очень. Припечатал к покрывалу, лишая воздуха и возможности думать. Любые мысли вязли, застывали, растворяясь без следа.

– Я их убью, – прозвучало тихо.

Не обещанием. Фактом. Пока что не свершившимся.

– Артем… – выдавила я.

– Да знаю я, знаю, спать пора, – пробормотал он как ни в чем не бывало. Неохотно отложил планшет на тумбочку и с прилежным видом забрался под одеяло. – Уже ложусь, видишь?

Я поднялась с кровати, переступила через бутылки и плещущийся в горле страх. Шаг, поворот ручки, пожелания спокойной ночи. Скрип двери, пустота коридора, долгожданный глубокий вдох. Мне показалось. Наверняка показалось. Померещилось, сама себя накрутила. Немудрено, в моем-то состоянии. После пережитого и убойной дозы лекарств. Да… Пора спать.

Наконец-то долгожданное одиночество. Тишина тесного пространства, мои стены, хоть и временно. Это было истинным наслаждением – стянуть ненавистное платье. Позволить себе расслабиться, забыться. И упасть на кровать. Мягкая перина, предусмотрительно взбитая с утра подушка. Я тонула в ней, ворочаясь и задыхаясь. Преследовала странная духота, душила. Сквозь зыбкий сон прилетали обрывки чьих-то фраз, кажется, услышанных вечером. Или нет. Они распадались на слова, отдельные беспомощные буквы, невнятные звуки. Ничего не было слышно. Лишь бульканье лупоглазой рыбы в мутном аквариуме и такой же булькающий, надрывный смех. Пахло то кровью, то едким дымом сигарет, боль не засыпала. Ее будили неосторожные движения и даже вдохи. Выныривая из сонного бреда, я распахивала невидящие глаза, чтобы тут же вновь провалиться в темноту. Там что-то жадно хлюпало, хватало меня за ноги липкими масляными щупальцами. А потом марево кошмара рассеялось и стало светло.

За окном искрился снег, белый потолок рассекала длинная густая тень. На покрытой бабушкиной салфеткой тумбочке лежал знакомый, старательно расправленный лист бумаги с рекомендациями от врача. А еще нацарапанная Пашиным почерком записка с настоятельной просьбой лишний раз не вставать и внушительная гора разнокалиберных таблеток. Хватило бы на целый салат. Секунду… Точно, салат! С творожными шариками. Артем хотел его на день рождения, а подходящие продукты в холодильнике должны быть. Я заказывала.

Уже умываясь и принимая душ, прокляла все на свете. Бок ныл сильнее, палец опух и отказывался шевелиться, зато на любое прикосновение реагировал вспышкой боли. Если дуть – становилось только хуже! Богатый ассортимент обезболивающего пришелся кстати. Молясь, чтобы оно побыстрее подействовало, я обессиленно растянулась на кровати с мобильным, который, к счастью, кто-то додумался поставить за меня на зарядку. Пропущенных вызовов или сообщений от Влада не было. А время обеденное…

– Все в норме, – ответил он почти сразу на мой звонок, – паранормальных злыдней в городе нет.

– Как ты?…

– Тоже нормально. А ты как?

Голос сухой, как бухгалтерский отчет. Ни разу за ним подобного не замечала. Что-то случилось в клинике после моего отъезда?!

– Жива. Влад…

– Не надо было, – оборвал он на полуслове, – говорить им.

– Они тебе не помогли? – внутри что-то умерло. Призрак надежды, не иначе. – Но Анита давно рассказывала, что…

– Помогли.

В трубке безо всякой энергии чувствовалась напряжение. Из-за вчерашнего, это ясно. Пришли вдвоем, атаку внушения предотвратили сообща, а затем оставила его, еще и так. Практически сбежала.

– Следовало просто сказать мне, что они могут помочь. Что у Совета есть информация о моей ситуации. Я бы сам решил, когда к ним обращаться и делать ли это вообще.

– Извини. – Я отсчитала бесконечно долгих три секунды повисшей паузы и добавила: – Не хотела решать за тебя. Беспокоилась…

– Не нужно меня опекать. Знаешь, я все-таки не Артем!

Не Артем, верно. Шарахнуть тьмой не может, стерев любых обидчиков в порошок. Но Влад прав – вместе, значит, вместе. И решения общие.

– У него день рождения, – произнесла я, подавив навязчивое желание еще пару раз извиниться.

– Помню, уже поздравил, – голос в трубке смягчился. – Хотел приехать, вот только после вчерашнего гашения Анитой какой-то там энергии как бы дара меня до сих пор мутит. Сказала, что откат силы на месяц или два. Наверное, сработало: пока никаких глюков. Все равно жутко противная… хм, процедура.

– О, поверь, я в курсе. Отдыхай.

– И ты, – сказал он уж очень заботливым тоном. – Не езди никуда хотя бы пару дней, поспи побольше.

Закралось подозрение: дорогой именинник бессовестно меня сдал. Я в спешке попрощалась, пока мне еще что-нибудь не подсказали. Например, слушаться врача и соблюдать постельный режим. Советы благоразумия от Влада – это выше моих сил!

По коридору пронесся топот, долетели брызги бьющей ключом энергии с отголосками эйфории. Нетерпеливый стук, и незапертая дверь феерично распахнулась, чудом не шибанув об стену. Через порог перепрыгнул Артем и обличительно ткнул в меня пальцем.

– Ага! Проснулась!

– Проснулась, – покаялась я, натягивая одеяло под подбородок. Точно, за мной же долги по подаркам. Целый список. – Что у нас первым пунктом? Поток и сгинувшие джунгли?

– Нет-нет… – его желудок громко заурчал, – сначала еда.

Отлично. Не существует лучше способа привести мысли в порядок, чем сосредоточиться на готовке. Особенно если делать это не на общей кухне, где под ногами путаются всякие любители кофе. У нас вечеринка на двоих! Я прикинула, чего не хватает в апартаментах, и пока Артем бегал на кухню добывать недостающее, доковыляла до шкафа и натянула платье – приличное, для разнообразия. Полоснуло резкой болью в груди, голова закружилась. Пришлось вернуться в постель и сесть смирно. Кажется, одно желание именинника уже исполнилось. Никуда я отсюда не денусь!

Вскоре в апартаментах появилась стопка салатниц жизнерадостных цветов, нераспакованная затейливая пластиковая терка с кучей насадок, обещающая оставить пальцы в целости и сохранности, и три сковороды на выбор. Пока я силилась подняться с кровати, Артем нырнул в холодильник и бодро отчитался, что же все-таки у нас есть из еды. Страшно воодушевился на перечислении видов сыра. Надо признать, закупалась Кира не особо по списку! Тяготела к продуктам с низкой жирностью, путала подсолнечное масло с оливковым и зачем-то сложила специи в холодильник. В основном это были непонятные арабские смеси, причем в промышленных масштабах – хватило бы на весь ближний Восток. Вместо батона она осчастливила меня хлебом для сэндвичей с длиннющим сроком годности, по виду напоминающим мою любимую губку для уборки. Апофеозом стали колбаски – острые и копченые, к пиву.

– Класс, – оценил Артем наши запасы. – Из этого получится то, что я хочу?

– При определенных стараниях, – подтвердила я, оставив попытки подняться и обессиленно откидываясь на подушку.

Впервые за долгое время сделала безболезненный вдох и поняла, что не встану. Ни за что. По крайней мере, так, чтобы не упасть. Замерший у раскрытого холодильника именинник обернулся, с сыром в руке и сосредоточенной гримасой. Окинул меня догадливым взглядом и вздохнул.

– Может, пиццу и в Поток? – предложила я с надеждой.

– Пф-ф-ф, сам приготовлю, – огорошил он, – а ты расскажешь как. Будет весело!

Я поперхнулась, дурацкая терка вмиг показалась острозаточенной гильотиной, куда ребенок собирался сунуть голову.

– Я справлюсь! – Он приосанился и важно напомнил: – Я взрослый, мне уже десять.

Спорить я была не в состоянии, да и мелькнула мысль – ему с бессмертными гадами сражаться, а тут какая-то терка… И нож. И миксер. И раскаленная сковорода. Подумаешь! То ли в кои-то веки поверилось в лучшее, то ли к обезболивающему прилагалось отупляющее. Я расслабленно укрылась одеялом и принялась командовать. Холодильник хлопнул раз сто, все тарелки и поверхности заняли разложенные продукты. Артем задумчиво выслушал ценные указания, взъерошил рыжие вихры на затылке и заявил, что пирог ему не очень-то хочется. Еще бы, это тебе не по списку всякое покромсать! Хотя насчет «кромсать» я погорячилась. Зелень, огурцы и помидоры были варварски зарублены, оливки отметены как «фу, гадость». Яйца пошли частично со скорлупой – кальций не лишний, а вот сыр голодный ребенок натирал осторожно, усердно и подозрительно долго. Когда я опомнилась и потребовала предъявить миску, оказалось – она с горкой. И это при том, что он в процессе половину слопал. Часть сыра скатали в шарики, остальное решили припасти для блинчиков. Главное, что обошлись без травм. Заправку для салата я соорудила прямо на кровати, потом с ужасом наблюдала, как Артем радостно доедает выжатый лимон. Даже не покривился! Это сила Вестников, не иначе.

С блинчиками было сложнее. Пустить на тесто обезжиренный кефир само провидение велело, пить такое невозможно. Миксером юный кулинар жужжал увлеченно, хихикая и творчески имитируя звук бензопилы. Конечно, несмотря на мои громкие предостережения, врубил самую высокую скорость – «так же быстрее будет». Не менее творчески забрызгал кухонный уголок, себя и все вокруг. Глядя в его удивленные глаза и ползущее со лба на нос тесто, я выяснила, что смеяться мне категорически нельзя. Больно… Наспех подтерев место катастрофы и избавившись от второй бутылки кефира, ему удалось со второй попытки скулинарить нечто, похожее на будущие блинчики.

– Температуру убавь, масла долей, – руководила я, утешая себя тем, что вряд ли у него получится хуже, чем у Влада. – Еще убавь. Не то будет как в тот раз у меня дома…

– А, я помню. – Артем мечтательно зажмурился. – Тоже весело было!

– Угу. Дым, огонь до потолка и прочие спецэффекты.

Он прыснул, но послушался. Первые блины традиционно были признаны «комочками», вторые бережно уложены на тарелку со словами «я люблю поджаристые». Дальше пошло лучше.

Ели мы прямо на кровати, заворачивая сыр в толстые румяные блинчики и закусывая салатом. Как сказал Артем – пикник на покрывале, зимой такое в порядке вещей. Я позволила, малость поворчав, чтобы совсем не разбаловался. Вставать по-прежнему не хотелось, да и больший бардак в апартаментах развести трудно… Тарелки пустели, было тепло и до неприличия вкусно. Хорошо, насколько возможно. Рыжая голова рядом на подушке, непринужденная болтовня обо всем на свете. Он – ребенок, совершенно обычный ребенок. Отсвечивает первозданной искренностью, улыбается так по-детски. Пересказывает сюжеты комиксов, шутит о каких-то супергероях, запускает с планшета ролики, объясняя непросвещенной мне, кто есть кто. Ну а дар… Всем известно, что не подарок.

После праздничного обеда было решено перебраться к Артему, подальше от места кулинарной катастрофы. Живописная картина: взрыв теста, гора грязной посуды, всюду пятна жира, несколько уроненных на пол в процессе переворачивания блинов и ошметки не попавших в салат помидоров. Я набрала Киру. Пусть вызывает свой хваленый клининг, все равно мне тут прибираться запретили. Кроме того, я болею и вообще в гостях!

Артем дотащил нагретую подушку, а я себя. Мы удобно устроились на его кровати – копии моей, только без крошек и въевшихся в покрывало стратегических запасов тертого сыра. Пока дыхание выравнивалось, я прочесала цепким взглядом комнату, отмечая все-все-все. Спутанные наушники в вазе, большой прозрачный пакет, набитый сплющенными пластиковыми бутылками, диски с играми, разрисованный на манер карты лист бумаги, россыпь игральных кубиков с безумным количеством граней. Обстановка важна всегда, а сейчас она важна как никогда. В ловушку нам категорически нельзя. Надо рассмотреть каждую мелочь, выучить наизусть. Черт, зачем ему так много игр со сложными иностранными названиями?… И кубиков этих!

– Ой, давай я их просто выкину! – Артем нетерпеливо топнул, сгреб пакет с бутылками и выставил за дверь. О да, конечно, стало куда легче. Впрочем, в моей комнате пришлось бы больше запоминать. Например, где какое пятно… – Пошли уже, ну?…

– Ты ведь понимаешь, что идти как бы и некуда? – уточнила я, прекрасно помня, что видела в прошлый раз напоследок. Вспышку энергии безумной мощности, поглотившую мир и всех, кто там находился. – Джунгли из Потока пропали, в них не погуляешь.

– Мне интересно, что на том месте осталось. Вот очень-очень.

Мне интересно не было, ни капли. Но желание именинника закон, и надо признать – неплохо бы убедиться, что Базиль действительно не вернется. А еще… По какой бы причине Артем до сих пор не сунулся туда один – из страха или осторожности, очень хорошо, что дождался меня. Лучше вдвоем. Надежнее.

Концентрация, одновременно нащупанная граница миров. Стекшая цветастой лужицей полка со всем содержимым, паутина трещин на стене. Сквозь них хлынула энергия – чистая, искрящаяся. Так привычно, податливо. Бешеный водоворот, утонувшая в сиянии комната. Вперед, вглубь! Он мерцал издалека – пульсирующий мрак, кусочек бездны, зияющий прорыв, прямо там, где раньше находился мир с джунглями. Страшно смотреть. Артем держался рядом, не отставая и не торопясь. Но боялись мы зря. Стало ясно, едва приблизились. Глупо бояться пустоты, а это была именно она. Абсолютное ничего, окутанное остатками утихающего эха. Поток затягивал темную дыру, сращивал рваные края, собираясь превратить не более чем белеющий шрам. Потом исчезнет и он.

Отныне сомнений не оставалось – нет тут никого. Ни Базиля, ни той девочки Вестника. Только мы с Артемом, замершие перед звенящей чернотой. Недоступной, будто отрезанной от струящихся всюду волн энергии. Ни подойти, ни подступиться. Да и зачем? Что бы ни случилось, все закончилось.

– Ей теперь не обязательно быть здесь, – сказал он и взглянул на сгусток мрака странно. – Освободилась.

– Как это?…

– Смогла отправиться, куда захочет.

Если верить, что каждый мир – это душа бесконечно переживающего момент собственной смерти Вестника, который не выполнил свое предназначение, то получается, путь к освобождению лежит через… выполнение. Хотя бы отчасти.

– А он? – тихо спросила я.

– И он, – кивнул Артем.

Крошечная бездна колыхнулась, повеяло холодом. Смертельным, пусть и умирали всего лишь чьи-то на время ожившие воспоминания. Жуткое ощущение… Я не выдержала и отвернулась, меня потянули прочь. Настойчиво. Не в мир с кроликами, как подумалось сначала, а гораздо выше, в реальность. Еще при рывке на поверхность почувствовала дикую, нечеловеческую усталость. Стоило вынырнуть из Потока, соткавшиеся из волн света стены ослепили, льдинками посыпались кубики с цифрами на прозрачных гранях. Следом вылупилась полка и задребезжала, словно собиралась напасть. И завалить чертовыми дисками! Лучше бы он их вышвырнул… Мотнув головой, я протерла глаза и осмотрела каждый сантиметр комнаты. Проверила все вещи и их места, выслушав уверения Артема, что «диски стопудово те же самые», и с облегчением откинулась на подушку. Веки вмиг стали тяжелее некуда, комнату погрузило в приятную темноту.

Когда я открыла глаза, темнота перекочевала за окно. Ох. Уснула!.. Прямо на вечеринке по случаю дня рождения. Стараясь не делать лишних движений, я на ощупь добралась до своей ванной, побрызгала в лицо холодной водой. Энергия Артема отсвечивала с нашего этажа, кажется, в районе гостиной. Вместе с Костиной и Олиной. Вспышки безобидного азарта и неумная радость. Ясно, играют в подземельях со своими драконами. Мне, помнится, разрешили не присоединяться. Грех не воспользоваться разрешением!

Я нащупала выключатель, зажгла свет. Комната поразила практически больничной стерильностью, на полу не было ни пятнышка. В кухонном уголке – чистая посуда. На стуле – стопка идеально ровно сложенных полотенец, на застеленной с иголочки кровати красовалось новое покрывало. Я присела с краю, окончательно почувствовав дух гостиницы. Впрочем… какая разница? Главное, что Артему тут нравится. По крайней мере, тому Артему, которому десять лет, и который любит игры, комиксы, зубастых кроликов и немножко повредничать.

На самом деле это не так уж легко – отрицать очевидное. Можно отмахнуться от любых фактов, запретить себе вспоминать, даже думать. В итоге почти веришь. Почти. Хоть у Криса и поехала крыша на почве Вестников, доля истины в его словах была. Странные взгляды, чересчур взрослые речи, стремление устранить неправильное – замечала, и не раз. Оно есть. Что-то древнее, вечное, не отсюда. Оно меня пугает. Но разве тьме обязательно поглощать Вестника, и тем более оставаться? Исполнит предназначение, станет не нужна. Я все сделаю, чтобы его спасти. А Крис сделал? Вряд ли! Вестник не способен причинить вред тому, кого любит. Верно, Нири его и не убила. Я гадала, каким образом шестеро измотанных одаренных одолели ее – такую сильную, в совершенстве умеющую управлять даром. Выпущенная жизненная энергия помогла, но это – не главное оружие. Крис сумел подобраться к ней близко и… Что между ними случилось вообще?

В ушах зашумело, комната поплыла. Отпечатком звезд на чужом небе, маревом костров, силуэтами людей. Нет, только не снова! Черт, и зачем я спросила?…

…полыхает жаром, стоять на площади невыносимо. Не костры виноваты – толпа. То ли дело у воды. И тише, и прохладнее. Кама подбирает с берега камушек, бросает в реку. Всплеск, с ним одновременно оклик:

– Девы! Там… такое!

Ашес, настигла все-таки. Больше нас троих, вместе взятых, и вширь, и по настойчивости. Иллит кривится, неприметно для постороннего глаза. Умело пряча недовольство, отворачивается к воде. Будто нет ее.

– Какое? – спрашивает Кама.

Знает, иначе от сплетницы не отвязаться. Выслушать и отпустить – единственное безболезненное.

– Крис в город девицу привез, – бормочет возбужденно и кивает в темноту, – точнее, давно не девицу. Вон, площадь ей показывает.

– И? – удивляюсь тому, что это новость. Сколько было-то тех не девиц. – Что с того?

– Она из наших. С деревни далекой глухой, луп-луп на все такая.

– Из наших? – Кама сразу оживает. – Сильная?

– Не особо, не особо. Средненько.

– Ну, пусть, – мгновенно теряет она интерес.

Ашес делает вид, что рассматривает реку, мнет пухлыми пальцами край юбки. Любопытство в ней бурлит неистовее любых волн.

– Странно оно, – делится упрямо. – Худющая девица-то, полудохлая. Было б зачем из дали такой тащить. Прошлые его покрасивше…

– А эта не его, – подает голос Иллит, не оборачиваясь. – Подруга с родной деревни. Росли рядом, он туда ездил, даже когда родственников не осталось, ее навещать. Деда теперь нет, делать ей одной нечего. Забрал сюда.

Всегда так. Молчит-молчит, хотя знает чуть ли не обо всех на свете. Потом как скажет.

Кама неприкрыто зевает. Ашес хлопает глазами, роняет удивленно:

– И охота ж ему!

Иллит усмехается…

Из-за черного неба выплыли очертания навесного потолка, шум в ушах стал аномально громким. Не разобрать то ли плеск, то ли шорох. Незажженная люстра кружилась, растворяясь в мутной мгле. Накатывало с новой силой – видение, и еще что-то, неотвратимое и тревожно-тягучее. Хватит, не хочу! Я шевельнула онемевшей рукой, кое-как подтянулась к краю и сползла с кровати. Пол, чтоб его… Боль ни черта не отрезвила. Муть обступала, жадно впиваясь в сознание, мысли вязли вместе с попытками вспомнить что-либо свое. Было душно, до одури. Воздух словно выкачали! На помощь, нужно звать на помощь… Телефон лежал в полуметре, на тумбочке. А толку?… Ни звука издать не выходило, даже жалкого хрипа. Я изо всех сил сосредоточилась. Нашла! Вот он, этажом выше. Знакомый яркий отпечаток, не такое уж далекое полыхание энергии. Концентрация, прицельно посланный импульс. Долетит? Запас дыхания кончился, рябь и шорох поглотили все.

…туман густой, за окнами – ничего кроме него. Клубится, обманчиво тая, но лишь разрастаясь. Вновь, и вновь. Как ложь, сказанная однажды.

– Скучно, – вздыхает Кама и вертит в руках кубок. Пятый по счету, откуда же было скуке взяться. Ее браслеты спадают до локтя, звенят. – Иллит повезло, спела и свободна…

– Терпи, – говорю, улыбаясь кому-то среди гостей, чье имя в голове не отложилось даже. – Сделалась новой жрицей, изволь присутствовать до конца.

Барабаны со сцены бьют громче, ритмичнее, она оборачивается. Тихонько толкает меня, вмиг веселея.

– Станцуй, а?

– Не положено, – напоминаю то, что ей и так известно прекрасно.

– Могла бы за кого попроще замуж выйти. – Кама морщит нос. – О, это та самая?

Смотрю туда, куда указывает ее длинный ноготь. В угол, за вазу с фруктами и статую прежней жрицы. В ее тени стояла девушка, не настолько полудохлая, как передавала Ашес. Худая – да, и бледная чрезмерно. Вдобавок темные волосы, острые черты. Но сияние красивое, интересные переливы. На нас она смотрит пристально, настороженно. Изучающе.

– Крис привел, – предполагаю.

Ибо больше некому, а так просто сюда не впустят.

– Что же он ее оставил? – Кама жестом подзывает ее к нам. Безрезультатно, та недвижима. Сама точно статуя. – Милая, не бойся!

Девушка вздрагивает, пятится. Шаг за шагом, прочь, к арке. Исчезает за ней. Напоследок ловлю колючий взгляд и еще многое. Интерес с отпечатком гнетущих мыслей. Горсть сомнений, лихорадочное непонимание. Страх, безотчетный. И другое, очень злое, на грани исступленной ненависти, неясно на что обращенное.

– Не нравимся мы ей, – единственный вывод.

– Вижу, – отмахивается Кама, касаясь губами кубка. – Переживем…

Окутало теплом, удалось вдохнуть. Слишком глубоко и резко, невольно взвыла. Головокружение, щемящая боль. Туман рассеялся, ощущения вернулись – полностью, собственные, мои. Из тумана выплыла родная реальность: вылизанная комната, горящий свет, Пашины ладони на моих плечах. И сам близко, совсем рядом. Долетело, услышал… Пришел. Мир недружелюбно крутанулся, я зажмурилась. Так уж повелось – хорошего понемножку! Он осторожно обнял, приподняв над полом. Кровать легонько спружинила, за спиной оказалась подушка.

– Тебя не было, – подтвердил Паша на ухо худшие опасения, – только что не было, и опять исчезаешь.

Нет уж, никакого опять!.. Он тут, это важно, это поможет. Влитая им накануне энергия пульсировала во мне, согревая и придавая сил. Знаю, что делать. Смогу! Я уткнулась ему в грудь, сделала еще вдох и собралась с мыслями. Сумела уцепиться за обрывки воспоминаний, первые попавшиеся.

…распахнутая занавеска, цветы на подоконнике. Фиалки, герань, трогательно маленькие розочки. Царапучие, больше трогать не буду, ни за что. Бабушка склоняется над горшками с пластиковой бутылкой, вода льется из горлышка рывками, но аккуратно, по чуть-чуть. Она всегда поливает их так. Бережно, с любовью, и нежности столько, что кажется – протяни руку и почувствуешь. Я не сдерживаюсь. Протягиваю, касаюсь чего-то теплого в воздухе, ласкового, не воображаемого…

…стекло холодное, почти ледяное. Налипшие снежинки, вереница морозных узоров. Если долго и внимательно изучать – непременно увидишь укрывшиеся от первого взгляда линии, извилистые переплетения. На новых пластиковых окнах такого не бывает. Не буду их ставить, сколько бы ни нахваливали. И ремонт в ее квартире делать не буду. Останется как есть, вне времени, вечным и неизменным. Любимым. Отнимаю от окна онемевшие пальцы, задевая на подоконнике вазу. Упущенное мгновение, звон. Десятки хрустальных осколков на полу…

…я виновато улыбаюсь, официантка как ни в чем не бывало сметает на совок останки несчастного бокала. На счастье, будем считать, да? Роза обнимает старшего сына, ловлю всплески ее гордости и сожаления. Он – глава новой фармацевтической компании, и переезжает в Норвегию. Поднимаю новый бокал. На соседний столик ни взгляда больше, нечего рассматривать. Пусть сидит спокойно. С женой, детьми, кем-то еще. Смеются, отмечают. Неважно что. Я его не знала никогда, и не узнала бы, если бы не энергия. Почти моя, родственная. Мама на вопросы о нем не отвечала, значит, и не надо. Делаю глоток со всеми вместе, опускаю глаза в тарелку. Там пусто…

Во рту разлилась горечь, будто я снова того терпкого вина отпила, сознание прояснилось. Лежать, уткнувшись носом в Пашину плечо, было не мягко, но очень удобно. Размеренное дыхание, его пальцы в моих волосах. Так легче. Все легче, особенно бороться с той, чьим именем меня постоянно норовят назвать. Перебирать яркие картинки в памяти, мысленно идти к себе, нащупывая точку баланса. Энергия вокруг дрожала, сгущалась, напоминая какой-то кисель. Уши знакомо заложило, дохнуло пылью и сыростью. Тем, чего в комнате никак быть не могло. Черт!.. Надрывно булькнуло, мир уплыл.

…протираю ладонью каменную плиту. Пыли с облако, а надписи не разобрать. Стерлась, и язык тот утерян. Десять сотен лет – шутка ли. Но слова лишние. Все сказали взмывшие под свод волны, да покалывание на кончиках пальцев. Остатки былой силы – это они, едва ощутимые уже.

– Негусто, – вывожу я, выдерживая обращенный на меня взгляд. Дивная у Криса способность смотреть свысока, будучи ниже всех. – Но она оттуда. Чувствуешь? По легенде…

– Наизусть легенду знаю, – перебивает он устало. Немудрено, тяжко было тащить ко мне переданный трофей от самого моря. – Провал ваша затея. Далековато тот город. Пока доберешься… если доберешься.

И славно, пыл Камы это охладит.

– Там опасно? – интересуюсь, чтобы наверняка.

– Путь опасный. Пустыню лучше не пересекать. Земли перед ней тоже.

Киваю. Есть немного вещей, в которых его стоит слушать. Это одна из немногих.

– Веришь в проклятия? – спрашивает вдруг Крис.

– Их не бывает, – отвечаю убежденно. Странный вопрос, и тон странно взволнованный. – А что, есть повод поверить?

Он пожимает плечами. В воздухе – дрожь. Надо понимать, повод все же есть. Жду.

– С Нири происходит… что-то, – слышу наконец. – Как приехала, с каждым днем за нее тревожнее. Не похожа на себя, порой совсем. Говорит, здесь неправильно все.

– Нири? – с трудом припоминаю. – Это твоя…

– Она сама своя, – поясняет Крис, будто это важно. – Ты ведь видела ее? Скажи, замечала… Тень?…

– От статуи – да, – улыбаюсь, как учили в подобных случаях. – Так бывает. Считаешь, что делаешь кого-то счастливее. А оно наоборот. Ей неуютно тут. Нири не жила в городах, верно? Или привыкнет, или уедет.

– Она меня избегает, – упрямо повторяет он, – словно боится. Она никогда не была такой.

– Сколько вы были порознь? – вздыхаю я. О том, что Яники рядом нет. Та сказала бы складнее. – Когда в последний раз общались близко? Редкие визиты не в счет. Люди меняются. Брось, то она же, просто другая. Я видела ее, все в порядке с ней.

Крис на меня не смотрит больше и не говорит ничего. Тревога его медленно, но неуверенно тает. Кивнув напоследок, он уходит не прощаясь. Проклятие, скажет тоже…

Потемнело, неведомый толчок скинул куда-то вниз. Холодная пропасть раскрыла объятия, на выходе ослепило. Светом люстры, сиянием практически родной энергии. Снова та же комната, до безумия яркая. На глаза наворачивались слезы, в висках стучало пронзительно. Паша накрыл мою руку обеими ладонями, и открытый между нами канал стал не каналом вовсе – тоннелем. Иди и бери, ни помех, ни преград. Только бы хватило сил воспользоваться…

– Сопротивляйся, – услышала настойчивый голос сквозь нарастающий в ушах звон. – Получалось же!

– Пытаюсь, – выдавила я, но собственных слов не услышала.

Накатила чужая, воистину безграничная тоска, обещая новое видение или что похуже. Нет, Эсте, довольно… Сеанс окончен! Я сжала его пальцы, потянулась к обещающей поддержку энергии, перебирая в памяти все яркое и теплое. Ухватилась за самое раннее, чистое. Мое.

…огрызки цветных мелков на асфальте, грани клеточек с циферками внутри. Машка заканчивает выводить последнюю и зовет по очереди прыгать, говорит, я рядом неправильно начертила и скачу. Лошади скачут, а я танцую! Отвечаю: это сцена, а вон зрители, подумаешь, криво вышли. Вырасту, буду выступать по-настоящему. Машка спрашивает где, вот глупая. В Большом театре. Я его видела, и даже была. Два раза с бабушкой, один с мамой. Представления детские, зато балерины большие и как с картинок красивые. К одной я подошла в конце, с цветами, сказала, что тоже так хочу, а она ответила, что если очень стараться, то получится. Конечно, я буду стараться, очень-очень, и однажды…

…солнечный луч на полу, щебет птиц за распахнутым из-за жары окном. Вдох, шаг к станку, поворот. В зеркале блики. Выгнуть спину, идти вдоль. Еще поворот, теперь на кончиках пальцев. Медленный взлет ноги, прыжок. Нет, никуда не годится. А на улице тепло, и до школьных занятий всего две недели осталось. В студии кроме меня никого, ключи выпросила специально. Иду к окну, закрываю с хлопком. Солнце исчезает, прячась за задернутой занавеской. Возвращаюсь к зеркалу. Так, еще раз…

…льющаяся музыка, растущее предвкушение внутри. Туфли прочь. Теперь не держит ничего. Взмах юбкой, вновь пойманный ритм. Он нарастает, захватывает целиком, все меркнет – тревоги, сомнения, мир. Есть только мы двое: я и музыка, остальное лишнее. Вот оно, волшебство! Следом тишина, неприятно резкая. Обидно. Выдыхаю, оборачиваюсь. У стены – Феликс. Чего вернулся-то?… Краснею, кажется. Смущение дурацкое, деваться некуда. Явно давно наблюдающий взгляд, усмешка эта. Откровенная чрезмерно…

…судорожный вдох, бешеный стук сердца. Бесконечно долгий поцелуй, до боли на губах. Успокоить меня хотели, ага! Холод обжигает, самообладания ни капли. Оно было вообще? Жар ладоней по спине, тление щекотных искр на коже. Странно – не чувствовать отклик, не ловить отражения эмоций. Все мое. Накал растет, желание одно, единственное. На грани жажды – утолить, взять, получить…

…салют в небе, громкий, разноцветный. Со двора особняка видно прекрасно. Грохот долетает еще прекраснее. Смотрю сквозь окно своей комнаты, и ничуть не жалею, что он меня разбудил. Не помню, что за праздник, но красиво…

Отпустило рывком. Звон утих, словно и не было его. Ни духоты, ни затягивающей пропасти, ни чужого далекого прошлого. Необыкновенно тихая комната, чуть сбившееся подо мной покрывало, взгляд Пашин напротив. Напряженный. Всполохи недоверия, перерастающие в ядреное замешательство. Ну да… Канал, открытый. Общая энергия, полностью дружелюбный барьер. Значит, видел. То же самое, что и я… Ох…

Внутри похолодело, любые видения вылетели вон вместе с воспоминаниями и даже мыслями. Ужасно, просто нестерпимо захотелось куда-нибудь провалиться. Сквозь землю, например. Да, туда было бы идеально… Паша отвернулся, аккуратно разомкнул мои пальцы, освободив свою ладонь. Поднялся с кровати, снова посмотрел на меня – задумчиво и очень внимательно.

– Ее присутствия не ощущаю, – обронил предельно серьезным тоном, будто прямиком с совещания, – перехватывать контроль больше не должна.

Лучше бы гадость какую сказал, ехидную с перебором… Но нет. Вышел за дверь молча. Оставил после себя горящую на пределе яркости люстру и невидимую грозовую тучу. Весьма противоречивую: не угадаешь, то ли молнией долбанет, то ли ледяной водой окатит. Рассеивалась она медленно.

Наплевав на боль и постельным режим, я встала. Нарезала пару бестолковых кругов по комнате, чувствуя необъяснимую злость. И она нарастала, кровью пульсировала в висках. Нет, ну надо же!.. Он, между прочим, все эти годы в одиночестве не страдал. Жениться на модели собирался, по банкетам с ней ходил. Фотографий на отдельный каталог хватит, до сих пор весь поисковик забит! И ничего, нормально. Имел право, свободен же был. А я, что ли, не была? Мы тогда уже четыре года как расстались, сколько бы Паша меня невестой кому попало ни представлял. О примирении речи не шло. Да что он может мне сказать вообще?!

Я опустилась на кровать. Так ведь и не сказал ничего…

Бок предательски ныл, злость спадала, как откатившая от берега волна. На смену ей приходило паническое непонимание. Какого черта это воспоминание вылезло? Вот с чего?… Хорошо, хоть не в деталях. Да уж! Что я раньше знала о слове «неловко»… И ладно. Объясняться не буду. Если на то пошло, у нас с Пашей и сейчас в отношениях сплошная неясность. Что он сказал тем утром? Закончим со всем этим, там и обсудим, что дальше. Отлично! Война с бессмертными гадами в разгаре, и неизвестно, чем кончится. Обсуждение еще нескоро состоится. Нечего заранее голову забивать.

Я закинула в рот горсть таблеток, в том числе успокоительных, и улеглась. Кажется, не подействовали. Ни через обещанные в инструкции пять минут, ни через десять. Было тревожно, сердце отбивало барабанную дробь. И предчувствие отвратительное. Одна радость – они редко сбываются…