Феликс

Не самое удачное начало дня – отойти за чаем, вернуться в кабинет и обнаружить на своем столе длинные, с профессиональной грацией вытянутые ноги. В туфлях на острых шпильках и черных прозрачных чулках. Узкая юбка с разрезом, строгая блузка, небрежно заколотые на затылке рыжие кудри, помада цвета сигнала бедствия. Лучше бы к Маэве на собрание сходил.

– Скучал? – улыбнулась та, кто уже пять лет как здесь не работала.

Я поставил стакан на подоконник.

– Выметайся.

– Где твоя галантность? – томно вздохнула. В полузакрытых глазах скакали чертики. – Впрочем, о чем это я…

Вторник, чтоб его. Очередная конференция, пускают кого попало. Потом выясню, как мимо охраны прошла. По настоящим документам сразу бы развернули, на входе. Хотя эта и через форточку пролезет.

– Дважды повторять не буду.

– Даже слов жалко? – Она закинула ногу на ногу, мелькнув в разрезе юбки оборкой чулок. – Боюсь, выгонять меня окажется не так приятно, как в прошлый раз… Уже уволил ведь.

Легко отделалась, хотя иммунитета у нее нет. Веских доказательств не нашлось, а то отправилась бы туда же, куда и бывший начальник службы безопасности, ассистентом которого была на тот момент. Защищала его до последнего. Подумаешь, пару десятков человек убил ради великой цели.

Я шагнул к столу, гостья села ровно, отъехав вместе с креслом до упора к стене. Плохой путь к отступлению.

– А я по делу заглянула… – донесся многообещающий шепот.

– Адель, у тебя есть еще пара секунд, чтобы к нему перейти.

Выжидающий взгляд прилип ко мне намертво. Секунда, вторая… Под локоть, и долой из кресла. Она дернулась, другая ее рука с чем-то зажатым в ладони скользнула к моей. Еще секунда, перехваченное запястье, обиженный писк. Угол сделался тесным. Расстояния между нами было мало, а тут вовсе ушло в минус. Зато встала смирно, выбившаяся из-под заколки прядь прилипла к ее виску. Ну, и что это были за фокусы? В разжатой ладони блеснул маленький ключ.

– От Хансена, – хихикнула Ада на ухо. – Куда вставить – сам догадаешься.

Давно подозревал, что связь поддерживают. Редкая преданность. Единственное, что вызывало уважение. Подарочек перекочевал ко мне и улетел на стол, гулко звякнув.

– В следующий раз пришли по почте.

– Пф-ф-ф, это скучно, – она дернула плечом, на иные маневры места не хватало. – Надо делать, что хочется. Так лучше…

Вытащить из-за стола ее было проще – замешкалась. Под белы рученьки, и в коридор. Дверь захлопнулась, дрогнула от протестующего пинка с той стороны. Она права. Действительно, лучше.

А ключ должен что-то открывать. Неизвестно что, где, и какие сюрпризы могут быть внутри. Позже разберусь. Сейчас – остывающий чай и отчет Аниты. Пятьдесят страниц мелкого шрифта, со схемами и картинками. Разошлась. Сразу видно, любимая тема. Байки, легенды, факты. Из прочитанного напрашивался вывод – на каждую хитрую задницу найдется… что-нибудь свое. Стоит эсперам хапнуть из ментальных закромов лишнего, как по их душу является нечто: Вестник, тьма, Инита, страж баланса или просто Смерть. В разных источниках ее называли по-разному, но назначение одно – фиксить баги. Когда они накапливались, какой-нибудь эспер при инициации получал карающие способности. Справился с миссией только первый Вестник. Заодно, не особо церемонясь, прибил все живое, до чего смог дотянуться. Потом что-то пошло не так, и теперь кто на кого охотится – вопрос спорный. Второй оказался скромнее и погиб сам. С тех пор они рождаются каждые сто лет, но умирают раньше, чем успевают научиться пользоваться силой. Пятьдесят миров – пятьдесят девочек. Глючная у Потока система защиты.

При всей многовековой драме, Вестник на жертву тянул слабо. Потусторонние связи, не пойми с какими сюрпризами дар, фокусы с тьмой. Смерти, вызванные силой мысли. Которые выглядят как сердечные приступы…

В кабинете резко потемнело, экран сделался невыносимо ярким. Отчет улетел с экрана. Все уже понятно. Первая угробила целый город, а вторая без этого слилась перед финишем. Если завершит начатое, сколько народа пострадает? В перспективе больше, чем от тех пятерых вместе взятых. Так надо ли ей помогать? Высоковата цена ради порядка в ментальном домике. Одним крышу снесло из-за жадности и собственной исключительности, других великой местью свыше озадачило, а боком вышло нормальным людям. Вся суть. И за тысячи лет мало что изменилось.

Чая осталось на дне, зазвонил телефон. Кейн. Вот уж с кем быстро ни один разговор не закончишь. Лучший сотрудник моего отдела, но слишком общительный. Правда, треп у него далеко не всегда пустой.

– Видели в здании несостоявшуюся мадам Хансен, – весело доложил он. – Хороша, зараза…

– Я в курсе.

– Первого или второго? – развлекались в трубке. – Догадались, к кому пожаловала. Так тебе и надо. Переезжал бы к нам, наверх.

– Она не стоит таких жертв.

– Талантливого во всех отношениях ассистента по наследству передали, а ты… – продолжал веселиться Кейн, – не оценил. Помнится, Дорман был не против ее оставить.

– Оставлял бы себе.

– Он не в ее вкусе. А собрание утреннее ты зря пропустил, новости были занятные. Впервые не скучно! Прям даже теряюсь, с чего начать. В итальянском филиале косячат страшно, чую, пахнет назначением нового главы. Баэс таки женился. Ну, на этой. В Москве трэш и угар.

Это у них перманентно. И трэш, и угар, и сезонный апокалипсис.

– Взялись возрождать ту организацию, которая там когда-то рулила. – Повисло заговорщицкое молчание. – Угадай кто?

– Левицкий?

– Ну, так неинтересно, – расстроился Кейн. – С первого раза. Кстати, это кто?

– Вроде Норда. Только без склонности к суициду.

– Что-то не похоже. Или он настолько крут?

– Его отец.

– Хм… – отчетливо слышался скрип мысли. – Тот с банками и промышленными группами, из списка Форбс?

– Тот, – подтвердил я, краем глаза заметив в ящике сообщение от Колвена. В письменном виде обращается, как Маэва велела. Послушный. – Но нагнетать заранее ни к чему. Если речь идет про центр их наставника Ливанова, то рулил он исключительно силой собственного авторитета. А когда перед смертью преемника искал, никому его детище даром не сдалось. Есть вероятность, что поиграются и бросят.

– Это самое, – елейно произнес Кейн. – Ты Баэсу-то поздравление отправишь?

– Конечно. Прямо сейчас пойду сочинять.

Ржать его после этого разобрало как припадочного коня, зато трубку удалось повесить. Ожидаемо, что без Мартина в Милане многое не слава богу. Столько лет на нем все держалось, небыстро перестроится. Испанский филиал после смены руководства тоже шатало, и ничего – теперь тишь, благодать и счастливая свадьба. Последнее сейчас даже к лучшему, учитывая, что особо одаренные эсперы до сих пор скалятся из-за попытки бывшей главы филиала их порешить. Консонанс словят наконец. Совет да любовь.

Письмо Колвена было немногим короче отчета Аниты. Писал о проведенных в школе Натана Берга семинарах, за участие в которых – по договоренности с директором – давались бонусы. Охватили всех учеников, никого с признаками инициации не обнаружили. Списки прилагались – длинные и подробные. На распечатках кадров с записи Хлои ни одного ученика школы не узнали. Возможно, версия была тупиковая, и убийца там не учится. Или у него хватило ума не попасться на глаза. Список отсутствующих учеников состоял из четырех имен. Лежащая второй месяц в больнице девочка, уехавший на две недели с родителями за границу пацан – эти мимо. Как и Артур Кавалли, временно находящийся на домашнем обучении. А вот четвертый не появлялся в школе с того самого дня «по личным причинам», с позволения матери. Некий Лукас Вебер. Звучит знакомо. На фотографии в личном деле – лохматый, со следами пирсинга на ухе сверху донизу, и намеком на неформальный вид. Высокие оценки, блестящие рекомендации преподавателей, примерное поведение. Один из лучших учеников… был. Два месяца назад начал прогуливать, шарахаться от одноклассников и вести себя замкнуто. Загремел на беседу к психологу и получил отметку про эмоциональную нестабильность. Так-так.

В социальных сетях Лукас держал лишь пару картинок с сомнительными шутками, на школьных мероприятиях не светился. Битый час поисков в сети, и его физиономия нашлась на фотографии в журнале кантона. Клуб скаутов, три почетных члена. Среди них – он. Бардак на голове, ряд разнокалиберных колец в ухе, кожаный браслет в виде оплетенного морскими узлами якоря. Знаю, где я такой уже видел. В видео Хлои. Мельком, на рукаве того, кто мчался впереди нее. Лукас ехал в том автобусе. И сбежал из него в числе первых. А затем и из школы.

Попался.

Но откуда он в шестнадцать лет знает, что с ним, от кого скрываться, и как пугать людей до смерти? Надо найти его, срочно. В лифте я понял, что именно звучало знакомым. Этан Вебер, четыре предупреждения. Эксперименты с чужими эмоциями, та самая встреча в офисе, которую мне любят припоминать. Не помер же он. Сбежал в Штаты, на радость местной курирующей организации, больше года назад. С тех пор о нем ничего не слышно. Кто Лукас ему?

На экстренно собранном совещании отдела и выяснили. Племянник. В Женеве жили вместе до прошлой осени. Мать Лукаса – врач скорой помощи, отца официально нет. Воспитывал дядя, за его учебу платит до сих пор. Если инициация и застала пацана врасплох, то на самочувствие наверняка жаловался матери, и в сводки для фонда не угодил, остальное прояснил Вебер-старший. Расстояние не помеха, мог и по интернету полный арсенал эсперовских фокусов изложить. Включая один… особый.

Неоновые линии над столом вспыхнули ярче, расплылись раздражающим пятном. Неозвученная вслух мысль, глубокий вдох. И снова на стене просто светильник. Белое чучело в перечеркнутом красном круге, эмблема «Охотников за привидениями». Шутники. Пауза затянулась. Кейн почесал небритую физиономию, крутанулся на стуле, развернувшись к аквариуму, и подхватил:

– Точно Этан просветил, как знакомства с нами избежать. Два месяца не палиться – это ни хрена не случайность.

Его неизменный щелчок пальцами вспугнул рыбку. Пестрая тварь стукнулась о стекло и, отлетев назад, юркнула в пластиковый замок. Кейну ее подарила бабушка, на двадцатипятилетие. Весь этаж соревновался в остроумии, а он назвал рыбку Принцессой и поселил в кабинете. Привык с ней в одностороннем порядке беседовать, излагая факты, по которым потом делал выводы. Мол, ему так думается лучше.

Райнер молча хмурился из своего угла – шкаф в папках, древний монитор на половину стола, несколько семейных фотографий – и вертел в руках чайную ложку с самым безобидным видом. Это обманчиво, он ею и убить может. Работал здесь задолго до меня, в городе и за его пределами имел массу незаменимых знакомств, и порой решал проблемы, не вставая с любимого кресла. Кейн, наоборот, ненавидел отсиживаться в офисе. Если бы не собрание Маэвы, вряд ли бы я его застал. Собственно – раз, два, и весь отдел. Если не считать народ по филиалам.

– Не случайность, – наконец высказался Райнер, отложив ложку, – но смысла прятаться никакого. Через полгода он бы начал бы полноценно энергией светить, сразу бы засекли.

– Юное дарование до этого момента тихо не досидело, – ухмыльнулся Кейн и отлип от аквариума. – Отличилось – грохнуло одноклассника.

Рыбка высунулась из оконца замка и тут же забилась обратно, хотя очередного щелчка не последовало. Похоже, проклинает тот день, когда попалась на глаза бабушке Кейна.

– Лукас знал, что мы будем его искать, – я загрузил на телефоне расписание клуба скаутов. – Со дня смерти Берга в школе и дома не появлялся. Матери наврал, раз она по телефону отвечает, что сын умотал с клубной секцией в горы. Естественно, никаких походов у тех не запланировано.

– Умотал? В одну каску, с перепугу? Да он крут, – оценил Кейн. – Станет местным Йети, будет пугать туристов…

– По энергии его не высмотрят, – задумчиво отметил Райнер. – Отпечаток незнакомый, и оформился не до конца.

Верно. К Колвену и его подчиненным эсперам можно не обращаться.

– Куда этот Лукас денется? – зевнул Кейн. – Несовершеннолетний, погода не летная. Где-то в теплом спокойном местечке отсиживается. Он все-таки ребенок, а не гений побегов. Проверим его друзей, знакомых, адреса в окрестностях, по которым пускают без документов, и далее по списку.

– Этим и займемся, – сообщил я, – в приоритетном порядке. Пока к трупу из автобуса не прибавился второй. Если, конечно, счет именно такой.

Два осторожных взгляда, и тишина. Лишь прилетал через приоткрытое окно гул с улицы, и булькала пузырьками вода в аквариуме.

– М-м-м, – протянул Кейн с той интонацией, когда нужные слова никак не подбираются, а сказать надо. – Может, мы сами?

Началось…

– Гены дело такое, – вздохнул он и радостно напомнил: – А учитывая, как ты пообщался с Вебером… Все эти вопли, щепки, осколки. И вообще. Маэва тогда переживала, что его зубы и кровища на ковре не вписывались в интерьер.

– Она ничего не понимает в интерьерах.

– Вполне официально пообщались, – прокомментировал Райнер, уткнувшись в монитор, – его куратор рядом стоял.

– Ага, стоял, – согласился Кейн, – но недолго. От ковра после еле отодрали!

Лучше бы завернули и выбросили.

– А выход Колвена? – Кейн ностальгически улыбнулся. – С той речью: «Это совершенно непозволительно…», ах. Жаль, не узнаем вторую часть предложения. Вот не мог ты дать ему закончить, а потом уже?… Он так и не огласил нам свой список непозволительного. А мы, между прочим, поспорили, что именно шло первым пунктом…

Что же никто в тот вечер видео не снял? С каждым разом эта история обрастает такими деталями…

– Спросить его?

– Нет-нет, – замотал головой Кейн. – Пусть остается тайной. Ладно. Это был единственный на моей памяти нескучный разбор предупреждений! Да и принимая во внимание, что Вебер ляпнул про…

Позже я и решил, что раз он это ляпнул, к тому же мне в лицо, то правды там мало. Не настолько идиот ведь, чтобы намекать на свою причастность к смерти Елены, причем в нашем офисе. Видимо, исключительно поддеть пытался. Возможности расспросить его об этом не представилось. Случилась Маэва с ультиматумом и отпуск на месяц, а после Вебера след простыл. Невелика была потеря. Но теперь…

– Мы разыщем младшего Вебера, – подал голос Райнер. – И все выясним.

– Вперед.

– Тут срочное. – Райнер клацнул компьютерной мышью. – На волейбольном матче между школами игрок со скамейки запасных «завис», откачать не могут. Девочке четырнадцать лет, физиологических причин не нашли. Врачи со стадиона в ступоре. Нам заскочить по пути, или…

– Или. – Я шагнул к двери, прочитав то же письмо с телефона. Инициация? То годами тихо, то повалило. – Проверю.

Райнер кивнул. Кейн что-то невнятно пробормотал и щелкнул пальцами, аквариум расчертило пестрым зигзагом. Когда-нибудь Принцесса пробьет стекло и влепится хозяину в болтливую физиономию…

Пусть ищут. Остается дождаться новостей – от них, от Ланса, от Хлои. Больше тут рыть нечего. Да и другие дела никуда не делись, в том числе по фонду. Всегда навалом умников, желающих поживиться за чужой счет.

Стадион находился недалеко, матч был в разгаре. Забитые ряды сидений, нескончаемый гул, ободряющие крики. Многовато людей, и разойдутся нескоро, последняя партия только началась. На скамейке запасных перешептывались игроки, косясь на пустое место рядом. Итак, варианты. Первый – зависшая дева приняла что-то и ее вырубило, второй – словила какой-нибудь психоз, третий – устроила показательное выступление от обиды на судьбу. Согласно истерике в блоге, из главного состава команды ее убрали несправедливо. Ну и четвертый – возможно, наш случай. Стало плохо среди толпы, нырнула в Поток и потеряла счет времени. Или с ней это впервые: попала случайно в ментальные края, и сейчас не понимает, что происходит. Последний расклад самый опасный. Очнется и натворит чего с перепугу, а вокруг полно народа, включая детей.

В коридоре металась взволнованная чета, очевидно, родители. Дама рыдала, пытаясь просочиться мимо охранника, тот равнодушно врос в проем. Махнув удостоверением фонда перед его носом, я толкнул дверь и шагнул через порог. Девочка сидела на кушетке с безмятежным выражением конопатого лица. Взгляд в одну точку, внешняя расслабленность, дыхание при этом тяжелое, побелевшие пальцы вцепились в края сиденья. Где она, было ясно на уровне ощущений. Прожженное насквозь пятно, вырезанный силуэт с фотографии. Никого нет дома, пусто. Стопроцентно наш случай.

Врачи топтались рядом. Один считал пульс, второй размахивал пузырьком с чем-то вонючим, третий как раз говорил, что надо вызвать скорую, и пусть там разбираются, что с девицей. Итак, мнения разделились. Из коридора донеслись причитания, что-то упало. Надеюсь, не охранник. Надо решать проблему, пока родители дверь не вынесли.

Достаточно внимательнее присмотреться, и почувствуется напряжение воздухе – легкое, но отчетливое. По умолчанию раздражающее, абсолютно лишнее здесь. Зияющая черт знает чем дыра, на которую так и просится крышка. Если прекратить сдерживаться, все сработает само, по старой памяти. Просто звон, выпущенное что-то, рывок вглубь. Он там. Выключатель. Поддавался со скрипом, сопротивление было нехилое. Понятно. Вляпалась в сценарий, потерялась, о боже, где выход. Будет сложнее… В висках стрельнуло залпом, кабинет превратился в сплошной фон. Знакомое покалывание, с каждой секундой жгло сильнее. Для аналогичного эффекта можно сунуть пальцы в розетку. А они еще ноют, что им, видите ли, больно… Вдох. Больше усилий, вперед, до упора. Конец. Юная дева вздрогнула и распахнула глаза. В них мелькнул страх пополам с осмысленностью. Отлично, очнулась. И никому мозг не вынесет – по крайней мере, ближайшие три дня. А за это время ей объяснят.

Она вскочила, в панике огляделась. Ну да, опять эта паскудная реальность. Заминка была секундной, после оптом – всхлипы, сопли, слезы. Ворвавшаяся внутрь мать протолкалась сквозь врачей и стиснула дочь в объятиях, завыв в унисон. Ясно, в кого та уродилась… У всех заложило уши. Зато воздух становился обычным, жжение стихало. Терпимо. Скоро пройдет, эта не сильная. Едва стало потише, начались выяснения, что же все-таки случилось. И родители, и врачи быстро согласились со мной, что тут необходим психолог. Я вызвонил куратора Монти, он задолжал за прошлый раз, пусть отрабатывает. Забирает ее в клинику, и далее по регламенту. Заботливая мать предложила мне подвезти их с «бедным ребенком немедленно». Дождутся отдельной машины, за ними уже выехали. Шесть лет назад, с похожего вызова я увез Хлою, из музыкальной школы, где так же ученица «зависла». Только, отвиснув, успела барьер сломать давней сопернице, которая у нее все первые места на конкурсах уводила. Не то чтобы специально полезла, но…

Матч закончился ничьей, проблемное семейство отчалило в клинику. Настало время обеда, только было совсем не до перерывов. В кармане лежал презентованный Адой ключ. Надо выяснить, что им открывать. Планы спутал звонок.

– Встреть меня, а? – огорошила Ева, вздохами заглушая нарастающий на фоне гул. – Я в аэропорту. Только что прилетела… Мне так нужна поддержка сейчас! Понимаю, что внезапно…

Не то слово.

– Что случилось?

– Не могу больше… Не мо-гу! – Она шумно перевела дыхание. – Эти двое, которым я посвятила всю свою жизнь, смерти моей хотят. Неблагодарные! Такое… Боже. Дома находиться невыносимо, стены давят. Вот собрала чемодан, и… Ты ведь не очень занят? Надеюсь, родной брат-то меня не бросит…

– Еду.

Ева судорожно всхлипнула и повесила трубку. Помнится, в наш последний разговор она получила ответ, где искать любимого сына, и намеревалась тащить его домой из другой страны, хоть за ухо.

Аэропорт можно было любить уже за то, что он в черте города. Добираться быстро, дорога давно выучена наизусть. Если перестать следить за поворотами, автопилот выведет именно сюда. К вытянутому, сплошь состоящему из окон зданию, с массивным навесом над входом. Ева ждала у широких дверей терминала, близоруко вглядываясь в проезжающие мимо машины. Узнаваемый рыжий мех на куртке, чемодан внушительного размера, с каким впору не путешествовать, а переезжать. Извечная улыбка всем и каждому, выбившиеся из-под шляпки темные кудри. С годами все больше становилась похожа на свою мать со старых выцветших фотографий из семейных альбомов.

Стоило притормозить, как она кинулась к машине, громыхая чемоданом об асфальт. Катиться на такой скорости он мог разве что с горы. Кувырком.

– О, я так рада увидеться! – На ее лице нарисовалась улыбка до ушей. Увернуться от семейных чмоканий в щеку помог перехваченный и пристроенный в багажник чемодан. – Соскучилась ужасно, тебя ведь за весь год не получилось в гости заманить… Кстати, долетела я замечательно, но кормили какой-то ерундой. Только аппетит раздразнили!

Сегодня от обеда не уйдешь… Поблизости было полно ресторанов, заехали в тот, что приглянулся Еве по названию. Она придирчиво листала меню, поправляла то прическу, то салфетку на столе, и жаловалась на судьбу, периодически повторяясь и сбиваясь на вопросы о том, вкусно ли «вот это». Все бы ничего, да раздел был с десертами.

– Тебе прям не угодишь, – Ева перелистнула очередную страницу с тортами. – На чем я остановилась? А, точно. Паршивец, по недоразумению называемый моим мужем как выдаст мне – никуда ты за ним не поедешь. Не пущу. Я говорю – поеду, первым же рейсом, и верну сына домой, где ему быть полагается. А он – нет, не смей позорить парня, пусть поступает, как решил. Представляешь?! Я позорю! Я! Этот обалдуй бросает учебу, пропадает, оставив записку дурацкую. Ни слуху, ни духу. А виновата я! Так и сказал – замордовала ребенка, отстань.

Впервые за двадцать пять лет брака ей возразил. Прогресс.

– Такого наслушалась… – Она опустила влажные глаза. – Что нечего в жизнь сына лезть, он вырос. Ага, взрослый нашелся… Ума палата! А как же моя жизнь? Которую я ему посвятила?! И кого в итоге воспитала? А этот… этот… с позволения сказать, его отец, знаешь, что заявил? «Тебе дома скучно – найди хобби или работу». Хам! Ну раз не нужна я им… Собрала вещи и…

Ева в сердцах захлопнула меню, подняла на меня взволнованный взгляд и дрогнувшим голосом закончила:

– Надо развеяться, успокоиться.

– Надо, – согласился я.

– Перед друзьями и знакомыми стыдно… Все уже знают. Ты слышал эту его, прости господи, музыку? Жуть и кошмар!

– Слышал. Оно весьма креативно… по части метафор.

Она фыркнула и вновь уткнулась в меню. Оторвалась от него, лишь когда подошел официант. С французским языком у нее было примерно так же как у него с чешским – никак. Спас английский и глянцевые картинки. Странная с ее приездом ситуация. Склонность придумывать драмы никогда не давала Еве жить спокойно, и от мужа она порывалась уйти в среднем раз в год. Допустим, решила отдохнуть. Рванула бы на курорт. Почему ко мне?

В ожидании заказа салфетка трижды перекочевала со стола ей на колени и обратно, с многократно облизанных губ стерлась вся помада.

– А помнишь, – Ева сложила руки перед собой, – ты папин альбом в старом хламе находил? Давно… Увез вроде. Он у тебя остался?

Это многое проясняет.

– А зачем тебе?

– Захотелось найти, – пожала она плечами. – Приступ ностальгии! Так остался?

Кто не задает честных вопросов, тот не получает конкретных ответов.

– Где-то в доме лежит.

– Я поищу? – оживилась Ева. – Все равно у тебя остановиться собиралась…

– Поищи, – разрешил я. Развлечение ей будет недели на две. – Только я там не живу.

Она растерянно моргнула.

– А где? Или с кем-то?…

– Еду несут.

Явление официанта с подносом не сделало ее мир лучше. Ева уныло ковыряла суфле в тарелке, размазывая его по дну. Я за это время успел и доесть, и оплатить счет, и ответить на пару рабочих писем.

– Ладно, – она, наконец, отложила вилку. – Какие у тебя планы? Да-да, помню… Не знаешь, где окажешься завтра. Но мне-то как быть?

– Оставайся на сколько угодно. Ключи от дома отдам. Делай там, что хочешь. Но домработницу не трогай. Пусть приходит, когда ей удобно, и убирает, как привыкла.

– Приходит, пока нет никого? Ничего себе! У нее и ключи есть? Как можно? Вдруг она лезет, куда не следует… Надо проследить.

– Если уволится, будешь сама убирать.

Ева вспыхнула, задетая ее локтем салфетка спикировала со стола на пол.

– Вот всегда ты со мной так разговариваешь… Будто я тебе не сестра, а неизвестно кто. Да… Это моя вина, знаю. Что мы не близки. Нельзя было тогда соглашаться…

Конечно. И что бы она делала в восемнадцать лет, одна, с маленьким братом, которому к тому же поставили безнадежный диагноз? Отдала, и отдала. Ланс умеет быть убедительным.

– У тебя не было выбора.

– Почему все так вышло?… – Ева дергано отодвинула тарелку. – Если бы не она…

По официальной версии случившегося.

– До сих пор понять не могу – с чего? – Взгляд из-под кудрявой челки стал злее. – Говорили же папе все – не женись на этой русской вертихвостке. Что ей в голову стукнуло? Будь я в тот вечер дома… Смогла бы что-нибудь сделать?…

– Ева, – я поднялся из-за стола. – Лучшее, что ты можешь сделать. Это не говорить об этом.

Не зря советуют есть молча.

Она догнала меня у машины. Села на заднее сидение, не обронив ни слова. Всю дорогу рассматривала то свой маникюр, то улицы за окном. Салон пропитывался терпкими духами, которые уверенно выигрывали битву с кондиционером и освежителем воздуха. Евы в дозировках не существует, ее мгновенно становится слишком много. Телефон выдал десяток сообщений о непрочитанных письмах, по радио передали о приближающемся похолодании – единственное полезное из всей сводки новостей. Озеро за городом привычно слилось с небом. Чуть не пропустил поворот к дому.

За воротами стоял старый Фольксваген. Приоткрытая дверца, груда деревянных ящиков на заднем сидении. И никого. Интересно… Ева резво выскочила наружу, нарезала по лужайке сердитый круг.

– Зачем твоей домработнице ящики? – подозрительно прищурилась.

– Незачем.

– Вот, – Ева указала на дверцу и торжествующе подняла палец вверх, – что бывает, когда раздаешь ключи кому попало.

– Иди в дом, – я протянул ей связку.

– Ну нет, – буркнула она, но ключи сцапала. – Чтоб она там меня ящиком стукнула? Вызывай полицию, сдадим с поличным!

– Успокойся. Это машина подруги Елены.

Ева поджала губы и направилась к крыльцу, а я – за дом. Разросшиеся ветки деревьев нависали над площадкой для барбекю, сбоку вилял спуск к озеру. Она была в саду. Копошилась в облетевшем кусте роз, хрипло напевая что-то себе под нос. Прижатые наушниками коротко остриженные волосы, бесформенный джинсовый комбинезон, армейские ботинки и прочий унисекс. Тогда, в университетской библиотеке, долго сомневался друг это или подруга. Пока имя на читательском билете не подсмотрел.

Я обошел залежи садовых приблуд, немного постоял за ее спиной и громко сказал:

– Здравствуй, Леда.

Она дернулась, сбив ведро под ногами.

– Твою ж… – Наушники слетели на шею, к вытертому в спешке лбу прилип пожелтевший лист. – Что ты тут делаешь?

– Вообще-то, это мой дом.

– Вообще-то, мог хотя бы покашлять! – Леда подняла ведро и кивнула на моток белой ткани под кустом. – Приехала накрыть розы. Холода обещают.

Не удивлюсь, если ездит к ним весь год. Доступ к воротам у нее есть давно, с тех пор как они с Еленой ударились в садоводство. Над этими розами особенно тряслись. Какой-то редкий сорт. Хотя с виду розы как розы.

– Забирала бы их себе.

– Пробовала. – Она безнадежно махнула рукой. – Не приживаются. Я и так, и эдак… Ни в какую. А что, я кому-то мешаю? Домработница на мое присутствие не жаловалась!

Узнаю этот гибрид танка с катком. Зато не было страшно никуда Елену с ней отпускать.

– Развлекайся. Но учти, приехала моя сестра.

– А, Ева… – Леда многозначительно закатила глаза. – Наслышана.

Да наверняка. С Еленой они близко общались. Столько часов наедине провели, ковыряясь в саду, можно было все на свете обсудить. Включая…

– Ты слышала про мальчика по имени Адам? – спросил я, очень надеясь на положительный ответ.

– Адам… – она задумчиво оттянула палец резиновой перчатки. – У которого брат-изверг и мать-скандалистка?

– Тот самый. Снова в фонде нарисовался, а о прошлом разе известно мало. Елена рассказывала что-нибудь?

– Рвала и метала. Привязалась к мальчику, помочь хотела. А маманя его оказалась за старшего сына горой, и ваша стерва из правления удружила. Запретила в это дело лезть. Елену чуть ли не дурой некомпетентной выставила, но она сказала, что плевать ей на запреты. Адама все равно не бросит, и по-другому разберется.

– И как, разобралась?

– Наверное. Больше о нем не упоминала. Остального не знаю.

Не упоминать могла по нескольким причинам. Эта – наиболее вероятная… Но что она сделать могла?

– Надеюсь, обошлось без глупостей, – Леда на мгновение обернулась на куст. – Елена на того братца злилась очень. Убить была готова! Это ж ее больная тема – дети… Она всегда их любила. До безумия. Не понимаю, почему своих-то не заводила?…

Я пожал плечами и пошел обратно к крыльцу. На этот вопрос у Елены был единственный ответ: «Как-нибудь потом». Почему – не спрашивал. В конце концов, у каждого есть что-то, о чем он не хочет говорить.

На захваченном по пути чемодане болталась багажная бирка из Вены. Именно там у ее сбежавшего сыночка на днях был концерт. Если повезло, то уши остались при нем. Ева стояла в холле, у панорамного окна, всматриваясь во двор. Край сада отсюда было видно.

– Теперь еще и садовник завелся, – усмехнулась она. – Кто следующим объявится? Чистильщик бассейна?

– Тогда точно звони в полицию. Тут нет бассейна.

Ева повернулась, бросила задумчивый взгляд на чемодан, затем на меня.

– Останешься? – Бонусом шел примирительный вздох. – Хотя бы ненадолго. Я тебе кое-что привезла…

– Давай в следующий раз. Мне пора.

– Понимаю, работа. Ничего! – Она рассмеялась. – Я здесь в любой день.

На прощанье Ева клятвенно пообещала не обижать домработницу и новообретенного садовника. Ну-ну, эту обидишь. Чемодан отправился в комнату для гостей, его хозяйка – разведывать кухню. Разберется. Не в первый раз в этом доме.

А у меня оставалось незавершенное дело – ключ. Маленький, потертый, из темного металла. Очень легкий, почти не чувствовался на ладони. Не от банковской ячейки – ни цифр, ни подписи. Мог быть от сейфа, но полиция еще пять лет назад всю учтенную и неучтенную собственность Хансена вверх дном перевернула и выгребла все мало-мальски сомнительное. Сейф бы не пропустили. Отметаем, ищем менее приметное. Что-то с замком, любое, хоть офисную тумбочку, шкатулку или детскую пластмассовую копилку. Находиться оно может где угодно. Но раз Хансен это затеял, значит, хочет, чтобы ключом воспользовались, а загадочность развел из-за Ады. Та бы любопытный нос сунула непременно.

Пара звонков по дороге в город, и подтвердилось – его бывшей жене по-прежнему принадлежит квартира в Женеве. Сама она живет на их родине в Дании, сюда приезжая лишь изредка. Гостей не приглашает, с арендой не связывается. Элитный дом, закрытая территория. Начать следует оттуда. Других подходящих мест и нет. Только квартиру уже неоднократно обыскивала полиция, и попасть внутрь будет тяжело. Но, скорее всего, и не придется… При очередном взгляде на ключ в голову пришло очевидное. Почтовый ящик.

За высокий кованый забор удалось попасть быстро, не успел даже докурить. Сработало самое банальное – пройти в ворота следом за шумной семьей, возвращающейся с прогулки полным составом. У подъезда было тихо, блестели стеклянными крышками стальные квадраты почтовых ящиков. Ключ подошел. Давно мадам экс-Хансен корреспонденцию не выгребала! Целая стопка бумаг. Счета, купоны на скидку, письма из налоговой, несколько открыток. И пухлый широкоформатный конверт без обратного адреса. Видимо, нашел.

Предназначенное хозяйке квартиры добро еле поместилось обратно в ящик, вызвав закономерный вопрос – как оно туда влезло вместе с конвертом? Его я унес в машину. Далее – строго по инструкции. Надеть перчатки, осторожно провести пальцами по краям. Досконально проверить. Ничего лишнего или подозрительного. Оторванный от дальнего угла мелкий клочок позволил взглянуть, что там в конверте. Теряет хватку! Ни тебе взрывного устройства, ни сибирской язвы. Какие-то бумаги потрепанного вида.

Стало быть, подвоха нет. Я вытащил наружу толстую стопку архивной макулатуры. Аните бы понравилось. Сверху – материалы по широко известному в узких кругах случаю. Двадцатые годы прошлого века, городок на севере Франции. Некий Герман, очнувшийся из ловушки. Точное количество жертв так и не подсчитали, но речь шла о половине квартала. Массовое помутнение рассудка и суицидальные действия под ментальным внушением. После этого и пошла практика держать притихших эсперов под присмотром. Во избежание. Но повторения истории не было, хотя кратковременные «пробуждения» несколько раз фиксировались.

Под вырезкой из газеты того же года с некрологом девочке, свернувшей шею в заброшенном депо, лежали мемуары исследователя, который в начале девятнадцатого века устроил не самую удачную экспедицию в джунгли Амазонии. Почти все участники погибли, включая его внучку с явно эсперскими замашками. Прилагались выдержки из отчетов следующей экспедиции. О том, как к их приезду местные племена выкосило подчистую. К чему Хансен клонит?

Восемнадцатый век давал новую подсказку. Японская легенда о юной «говорящей с духами», погубившей родную деревню. Духи восстали, и все в округе тронулись умом. Виновницу сбросили со скалы, чтобы снять с людей проклятие. Классический фильм ужасов. Но были намеки, что легенда основана на реальных событиях. Например, в работах гостившего там проездом художника, впоследствии ставшего довольно знаменитым. Он утверждал, что видел все своими глазами, и рисовал увиденное неоднократно. На картинах и гравюрах то и дело встречался высокий водопад, кроваво-красные пенные брызги и тонкий силуэт на вершине скалы. Плюс бабочки ненормальных размеров, разрезающие острыми крыльями небо. Знатно его переклинило. Видимо, тоже под раздачу в той деревне попал.

Веком ранее – похожая история. Бумаги с древним преданием выглядели так, будто сейчас рассыплются. В горах Кавказа «умеющая читать людей» своенравная дева, воспетая неизвестным поэтом, прогневала мстительного старейшину отказом выйти замуж за его сына. Фигурировал рябиновый сад, лирика на тему «предательство, кровь, ужасная смерть» и заслуженная расплата злодеям. Поселение сравняло с землей пробегающее мимо воинственное племя, от которого прежде удавалось успешно отбиваться. К слову, после про то племя никто больше не слышал.

Неудивительно, что Хансен не побоялся отправить конверт обычной почтой. Попади он не в те руки – не страшно. У полиции, бывшей жены и любых случайных людей эти «байки» вызвали бы исключительно недоумение. Было очевидно – подборка о Вестниках. Злачные закрома Потока, а значит и места убийства, по описаниям совпали. Пригодилась брошюра для кураторов, где расписаны все пятьдесят штук. Последние четыре мира один в один. И пятый, бумаги по которому были фанатично обмотаны упаковочной пленкой. Еще бы. Там уже не старье, а антиквариат. Две не пойми откуда выдранные страницы на устаревшем русском и рукописное письмо с полустертыми абзацами.

Продираться сквозь гущу архаизмов было во многом даже интересно. Злая сказка о еще одной девочке, на этот раз из Испании шестнадцатого века. Вестником ее называли открыто, приписывали уникальные способности, о сути которых таинственно молчали. Однако она была «более особенная, чем другие особенные». Подозрительно осведомленный автор, наверняка сам эспер. Особенную сожгли на костре, приняв за ведьму. Весьма тривиально для тех времен. Но какого черта в русских старинных книгах пишут об испанских Вестниках? Откуда у них информация из далекой страны, с которой практически не было контактов? Из письма выяснилось, что книга была написана на двести лет позже смерти девочки. Ее отец был из первого русского посольства, отправленного в Испанию. Там его свои же и прибили. Думали, с концами, а он выжил, да еще женился и открыл в городе стекольную мастерскую. На этом везение кончилось. Жену потерял рано, любимую дочь сожгли на костре вместе со вступившейся за нее служанкой. Куча явившегося за ней народа без видимых причин полегла прямо в доме или перед ним. Но еще больше жертв было, когда костер догорел. Город накрыла настоящая истерия, ведьму видели в каждой соседке, спалили несколько районов. Неудавшийся дипломат бежал на родину и даже добрался, но вынужден был скрываться. Это не помешало ему обзавестись новой семьей и дожить до глубокой старости. Его рассказы передавались из поколения в поколение, пока праправнук, он же автор письма и книги, не решил увековечить «историю бедной Исабель». Считал ее «исключительным вемом, вестником перемен», о чем распинался другу библиотекарю. Вот и первооткрыватель термина, чтоб его. С таким почерком только письма писать…

Запихав бумаги назад в конверт, я убрал его в бардачок, с глаз долой. Прислали подарочек… У кого о чем болит, а у Хансена до сих пор о том же. И нарыл столько! Ясно, что сущности из нижнего Потока каждый раз ищут Вестника. Ищут с размахом, ни в чем себе не отказывая. И сделают это снова. Уже начали, судя по отчету Аниты.

Вопросы. Как избежать жертв? Насколько опасно вмешиваться? Вестник способен на большее, чем те пятеро, вместе взятые. Можно ли их всех скопом отправить в… И главное. Почему вся муть всегда происходит именно в Москве?