Феликс

Самолет снижался рывками, в окне сквозь слои облаков с рассветом продирались квадраты полей, линии дорог и вершины гор. Лавирующая над ними груда металла заваливалась набок, сильно качаясь и дрожа от порывов ветра. Погода не радовала, посадка обещала быть жесткой.

Остаток вчерашнего вечера, ожидание в аэропорту и четыре часа полета прошли продуктивно: непросмотренных писем не осталось, день был распланирован, а недвижимость и активность на счетах Дормана досконально изучены. С самой высокой вероятностью последний год он провел в Исландии, адрес уютного домика в регионе западных фьордов прилагался. Туда загляну чуть позже. Генетик, у которого консультировалась Елена, сегодня не принимал, зато забронировал столик в ресторане. Беседовать с ним лучше в неформальной обстановке, и подстраховаться на случай, если про врачебную тайну начнет вопить. Еще были контакты специалиста, делавшего вскрытие, ныне находящегося на пенсии. Жил в пригороде, разводил пчел. С ним я еще год назад говорил, но в свете открывшихся событий можно и повторить.

Собрание по поводу моего ухода было назначено на десять часов. Заодно освобожу кабинет и передам дела. Жаль, одно осталось незавершенным. Расследование смерти Натана Берга зависло. Того, кто вызвал у него летальный приступ страха, смогли оперативно вычислить по горячим следам, а вот поймать… Подвижек с поисками Лукаса Вебера не было. В лесу глухом он, что ли, заблудился всем назло? От приезда его дяди из Штатов, обладателя четырех предупреждений, толку ноль. Согласно отчету Кейна, он оказывал всевозможное содействие, удерживал сестру от похода в полицию и страшно радел за племянника. При этом по энергии его до сих пор не нашел. Ладно, посторонние эсперы не видят – недавняя инициация дар не светит, но для любимого родственника ментальный след должен быть узнаваем. Это сродни памяти на лица. Сразу видно, близки не были. Какого черта предлагать переехать к себе пацану, когда, считай, даже не помнишь, как он выглядит? Зачем запугивать его несколько месяцев по телефону байками, вынуждая от нас прятаться? А учить чему-либо, особенно из ряда вон, отчего одноклассники в автобусах помирают? И что Вебер-старший лично примчался – подозрительно.

Крутое снижение завершилось, картинка в иллюминаторе стала горизонтальной, шасси коснулись земли. Секундная встряска, шквал аплодисментов в салоне. Пять минут праздного созерцания бегущей взлетно-посадочной полосы в иллюминаторе, и на выход. До собрания оставалось полтора часа, достаточно времени, чтобы успеть отвезти вещи, принять душ и переодеться. Забрав багаж, вспомнил… Точнее, напомнили – возмущенно мяукнув. Следом раздалось шипение, развернутая к решетке переноски рыжая филейная часть гордо дернула хвостом. Подарочек, чтоб его. На пачках сигарет как-то не писали: «Осторожно! Курение чревато котами». В съемную квартиру с ним нельзя – насчет животных не договаривались, да и не везти же его в столь ужасные условия.

Такси проехало вдоль берега озера, скупо отражающего лучи утреннего солнца, взобралось на зеленый в любое время года холм и высадило у ворот дома. На панорамных окнах в холле трепыхались бумажные снежинки, в сквозных арках покачивались на веревочках деревянные звезды. Хм… Мебель переставлена, кресло обзавелось полосатой накидкой. На комоде – букет из веток и заполненная цветными камушками ваза. Выглядело все по-домашнему, и не так, как раньше. Иначе, будто другой дом по тому же адресу. Наверху хлопнула дверь, к перилам выползла Ева – сонная, в накинутом поверх ночной рубашки халате и вязаных тапочках с помпонами.

– О! – воскликнула она радостно и быстро сбежала по лестнице. – Вернулся! Так и думала, что вернешься. Правда, не спрашивала когда, ты же все равно вечно не знаешь. Но я ждала! Божечки, что это?…

Ева склонилась над поставленной на пол переноской, потом присела, осторожно потрогав пальцем решетку. С той стороны легла мохнатая лапа, между прутьев просунулся розовый нос.

– Кот, – внес я ясность. – Мой.

– До кота ему еще расти и расти! А как его зовут?

– Как-нибудь.

– Ну, что ты такое говоришь! – Она отперла дверцу, выхватив слабо протестующего котенка. – «Как-нибудь» – плохое имя. Ничего, я назову. Будет Микеш, как у Лилечки. Помнишь его? В детстве на руках таскал, хотя он весил немногим меньше тебя! А я в доме порядок навела. Неуютно было, ужас. Неудивительно, что ты тут жить не хотел! Теперь совсем другое дело. Нравится?

– Вполне.

– Ты еще второго этажа не видел! – гордо произнесла сестра, тиская и наглаживая рыжего предателя. Тот урчал, забыв недовольно размахивать хвостом. – Наверное, во мне годами спал дизайнер. А что у тебя есть для котенка?

– Еда и что-то в чемодане.

Анита утром собрала какой-то пакет.

– Проверю, если чего не хватает – куплю, – пообещала Ева таким тоном, что можно было не сомневаться: недостача ожидается серьезная. – Кстати, альбом папин лежит, где лежал. Решила, что пусть остается на память. У тебя точно не потеряется.

Я кивнул и прошел в свою комнату, пристроив чемодан у дивана. На стене над ним красовались склеенные из ракушек бабочки, целая стая. Проснувшийся дизайнер был в творческом ударе. Помню, делала похожих когда-то давно, только покривее. Она догнала меня, светясь улыбкой и не выпуская из рук котенка.

– Не ожидал тебя застать. Муж-то не потерял?

– Помирились еще на прошлой неделе! Но мне кажется, он не до конца раскаялся и настрадался из-за моего отсутствия. А еще ездила в Мюнхен на концерт… угадай чей! Сказала ему – сын, я не против твоего выбора, просто не согласна. Однако постараюсь понять. Представляешь, у них столько поклонников. Толпа! В интернетах столько обсуждают, пишут, что талантливые… А фанатки считают, что он из всей группы самый красивый! И совершенно правы! В середине января приедут с концертом к вам, я пригласительный билет взяла. В твоей тумбочке лежит!

– Держи, – я достал из чемодана Анитин пакет, вручил ей.

– Негусто приданого, – грустно заявила Ева котенку, ободряюще почесав за ухом. Получила лапой по пальцу. – Не переживай, мы это исправим. Феликс, позавтракаем?

– Мне уже пора по делам.

– Но на ужин-то приедешь?

– Постараюсь.

Она удовлетворенно щелкнула языком и вышла, прикрыв дверь. С ее внутренней стороны обнаружился венок из ракушек, на столе расположилась стопка старых журналов. Где только отыскала… Всюду новое или прочно забытое, неизвестно откуда извлеченное Евой.

Когда готов был выходить, под дверью заскреблись. Открыл, на пороге замер кот. Ни туда, ни сюда. Круглые любопытные глаза и шевеление усов.

– Передозировка внимания? – поинтересовался я.

Он прижал уши и, жалобно пискнув, прошмыгнул внутрь, забился под диван, да там и остался, чем-то воинственно шурша.

В офис отвезло такси – моя машина дожидалась на парковке фонда, брошенная из смелого расчета «на пару дней». В электронном корпоративном ящике продолжалась истерика на тему произошедшего вчера в Потоке, круг задействованных в переписке лиц расширялся, а никто ничего не понимал и внятного сказать не мог. Единственным источником информации был Баэс, и то с осведомленностью на уровне «ну, они вместе собрались и порвали тех тварей». Подробностей то ли не знал, то ли не выдал, на претензии Колвена, что за женой следить лучше надо, мстительно огрызнулся, что не ее куратор. Анита на запрошенный Маэвой отчет прислала потрясающий ответ с копией на половину сотрудников, что официальной позицией Совета было не содействовать эсперам в войне с нижним Потоком, поэтому какой еще отчет? Руководства экспрессивно спорило по поводу обещанных ментальных терактов: бояться или выдохнуть. Народ из ловушек все-таки очнулся – ночью, одновременно и массово. Примерно каждый пятый. Остальные скоропостижно скончались, не приходя в сознание. Не только в изолированной клинике, по всему миру. Догадываюсь, почему спасшихся именно столько, и «чьи» они. Вели себя прилично, сносить мозг никому не порывались. Ланс предлагал и наших откачивать да отправлять по домам. Кроме тех, кто пять предупреждений отхватил. Что с ними делать – вопрос.

Собрание начиналось через пятнадцать минут, которые стоило потратить на то, чтобы проверить кабинет и сдать ключи. Не успел. Дверь распахнулась, вошла Маэва с суровой складкой на лбу между сведенными к переносице бровями. Хваленая английская сдержанность дала сбой.

– Объясни, пожалуйста, – сказала она почти спокойно, – что происходит?

– Проблема исчерпана, вселяться в чужие тела некому.

Маэва прислонилась к стене и отметила устало:

– Получилось у вас, значит. Деталей вряд ли дождусь. Что ж… Победителей, как известно, не судят.

– Ты сделала то, что считала нужным. Я тоже. На этом и закончим.

– Сложные были дни, – она слабо улыбнулась, – из ряда вон. Все на ушах стояли, и до сих пор… Если отзовешь заявление, никого не смутит.

– Нет смысла продолжать работать с тем, кому не доверяешь.

– Я бы доверилась, соизволь ты хоть как-нибудь обосновать, – нахмурилась Маэва. Секундная пауза, и ее губы тронула усмешка. – Ах, так ты про меня…

Она задумчиво прошлась до окна, развернулась.

– Знаешь, – ее деловой тон скончался, ладони сжались в кулаки, – я Дормана не выгоняла, не подсиживала и, вопреки слухам, разыскивала, чтобы на место вернуть. Итог? Его нет, и не объявился, даже когда общим голосованием отстраняли. Плевать ему на фонд, Совет, и что с нами станет! Пришлось учиться жить без того, кто руководил всем два десятка лет, перестраивать процессы, потому что я – не он. Я старалась быть лучше, возможно, не всегда удачно. И что? Старая гвардия сожрать готова. Сомневаюсь, что Мартин Герра с тобой не связывался! Да черт с ними, недовольными, их появление ожидаемо. Я была готова. Но к тому, что на первой же неделе вступления в должность начнется апокалипсис…

– Он не повторится.

– Последствия еще долго разгребать. В Потоке неизвестно что, ловушек нет, куда девать отмороженных на всю голову эсперов с пятью предупреждениями непонятно. Время перемен, чтоб его. Мне нужна помощь. Но уйти и не помогать, конечно, проще!

– На собрание опаздываем, – я сверился с часами.

– Не страшно. Ланс тоже опаздывает. Точнее, вообще не придет. Цитирую – «не собираюсь участвовать в этом горячечном бреде».

– Подождем полчаса согласно регламенту. Потом засчитаем, что он воздержался. Не примете досрочную отставку, будет обычная. Просто позже. Поработаю до тех пор по официальной должностной инструкции.

– Ладно… – Она перевела дыхание. – Чего ты хочешь, чтобы остаться?

Я направился к двери, та вдруг отворилась. Не кабинет, а проходной двор. Просунулась голова Кейна, затем весь.

– Извините, что отвлекаю, но… – вид у него был странно виноватый, – тут такое. Хлоя пропала.

– То есть как пропала?… – опешила Маэва.

– Со вчерашнего утра дома не появлялась, телефон вне зоны доступа, мать заявила в полицию. В последний раз видели днем на занятиях музыкой. Думаю, она вляпалась в какое-то дерьмо из-за дела Веберов.

– Я ей говорил не лезть в это больше.

– Ты-то говорил, – хмыкнул Кейн, – но фиг она послушала. В прошлый раз устроила слезную истерику на тему – я найду Лукаса и докажу вам, что не дура.

Вот же!

– Едем, – кивнул я ему.

– А собрание? – едко ввернула Маэва.

– Какое к черту собрание?!

Каждая минута на счету.

По пути на парковку выяснил, что мать Хлои, Джулия, звонила нашему психологу, который наблюдал девочку после инцидента, вызвавшего иммунитет. Хоть это и было шесть лет назад, официальной версией ее регулярных визитов в фонд являлось участие в программе психологической поддержки. Джулия выспрашивала, не вела ли дочь себя странно и не могла ли планировать сбежать. От него Кейн и узнал, что Хлоя пропала, и ее уже полиция ищет. Пока безуспешно – как сквозь землю провалилась.

В первую очередь поехали к ней домой. Раз отступаться от поисков Вебера младшего Хлоя не хотела, значит, за что-то зацепилась. Должны быть какие-то следы в личном компьютере, например. Заметки, переписка, история в браузере… Что же она такого в итоге нашла?

Жила Хлоя с матерью вдвоем, в многоэтажном доме на окраине города. Дверь Джулия открыла через пару секунд, заполнив собой весь проем. Горевший в ее глазах огонь надежды мгновенно потух, пухлые пальцы задрожали. Не нас явно надеялась на пороге увидеть.

– Мы из службы безопасности… – начал было Кейн, но она его перебила:

– «Идеального мира», я знаю, – мне достался взбудораженный взгляд. – Феликс, я вас помню, вы ее и привезли тогда с музыкального конкурса…

– У нас свое расследование, – решил я обойтись без расшаркиваний. Видно, что любой помощи рада, и не станет выяснять какого черта нам нужно. – Можно посмотреть ее комнату и компьютер?

– Конечно, проходите.

В комнате царил несвойственный Хлое хаос, планшет спрятался в недрах заваленного тетрадями и учебниками стола. Еле выудил. То ли полиция пошуршала, то ли Джулия. Она замерла на пороге, обняв себя за плечи, и пробормотала:

– Она была сама не своя. Пропадала вечерами, друзья новые из посторонней школы. Думала, у нее парень появился. Не признавалась мне. Но мелькал один часто на фотографиях, как ни подойдешь…

– Этот? – Кейн предъявил ей с телефона физиономию Вебера младшего.

– Да! Вы знаете, кто он? Где он живет? Возможно, Хлоя с ним?…

– Ищем, – вежливо улыбнулся тот, роясь в тетрадях.

Планшет загрузился. Объединенный с телефоном и компьютером аккаунт показал, что сегодня она в сети не появлялась. В месседжере вела активную переписку с кучей народа, в том числе с тренером скаутского клуба и мадам Вебер – на первый взгляд, трепались ни о чем, однако проскакивали наводящие вопросы о Лукасе. История браузера пестрела музыкальными ресурсами и социальными сетями, где она смотрела не только страницы подруг, но и его одноклассников, а также товарищей по клубу. Ясно. Из желания доказать, что участвовать в расследовании запретили зря, продолжила втихую.

– С ней точно беда, – голос Джулии дрогнул. – Хлоя мечтала о Парижской консерватории, бредила просто. Заявку подала, испереживалась вся. Я недавно заговорила о том, что ее наверняка оценят по достоинству, такая талантливая ведь! Она расплакалась и сказала, что не хочет обсуждать это. А утром, когда комнату обыскивали, заметили неотправленное в консерваторию письмо. Оказывается, собиралась заявку отменить! Представляете?… Еще неделю назад! А мне и не сказала ничего. Я виновата, упустила…

Товарищи по скаутскому клубу вывешивали не только селфи и приколы подросткового юмора, но и делились отчетами о прошедших походах. Накануне Хлоя просматривала инстаграм девушки одного из них. Лайкнула кривую фотографию зеленого деревянного домика. Что ее впечатлило? В метках был указан регион – в горах. Тот же самый, подробную карту которого она открывала из приложения, вместе со сведениями о маршрутах. Так…

– Ни в чем вы не виноваты, – сказал я, переслав все это добро себе, и протянул Джулии планшет с открытой картой: – Сообщите полиции, пусть направляют спасателей прочесывать этот регион. Ваша дочь может быть там.

Она схватила его и изменилась в лице:

– Что ей делать в горах?… Господи, зачем…

– Неокрепшие умы порой посещают странные идеи, – вздохнул Кейн. – Зато зацепка есть.

– Целая ночь прошла! А на улице зима!

– Мы найдем Хлою, – пообещал я.

Джулия отрывисто кивнула и бросилась звонить полиции. Выйдя из квартиры, я достал телефон. Прогноз погоды не стал лучше, неизменно мигал значок новых писем в почтовом ящике. И было смс-сообщение, полученное еще час назад. От Леры. «Удачи». Пять букв, блик поверх них на дисплее: сначала от лампочки лифта, после – солнечный. Да… Без удачи сейчас никак, можно сказать, только от нее все и зависит.

На стоянке пробили деву из инстаграма, выяснили, что ее родителям принадлежит домик в горах. Судя по фотохронике, семья редко им пользовалась, только летом пригодился дочке – отметить скромно отснятый день рождения. Среди приглашенных засветился и Лукас. Кажется, Хлоя действительно отыскала место, где он мог прятаться. И отправилась туда. Сначала, скорее всего, на автобусе, потом на такси, а дальше пешком. Либо по пути заблудилась, либо дошла. По первому варианту надежда на спасателей, а вот по второму… Адрес дома у нас был, ехать – около часа. Затем придется пройтись.

У Кейна в багажнике традиционно покоился арсенал для недельного похода в горы, по его словам – на всякий случай. Вот он и настал. У меня в машине лежали теплые вещи, вполне подходящие. Ветер бросал в лобовое стекло пригоршни снега, чем выше по серпантину дороги – тем больше. Непопулярное место, высокое и лесистое, верхушки гор скрыты тяжелыми облаками, ни сотовой связи, ни людей. Там, где было уже не проехать, пройти оказалось тоже непросто. Снежно, скользко, мокро, и видимость паршивая. Кейн неустанно терзал навигатор, выверяя оптимальный маршрут. Вверх, чуть вниз, обойти. Ноги скользили, на дне ущелья громоздилась груда острых камней. Шею свернуть недолго. Признаков, что кто-то падал, пока не наблюдалось. Очередной крутой подъем – и взгляд выхватил обломанные нижние ветки молодого дерева. Сердцевина влажно белела, значит, недавно. Осмотрели все вокруг – никого. Под соседним деревом валялся скомканный лист из нотной тетради с поплывшими чернилами. Что написано – не разобрать, но сомнений, чей он, не возникло.

Похоже, Хлоя шла этим же путем. Если потерялась или неудачно упала, то у спасателей есть шанс отыскать. А если добралась… Многое зависит о того, нашла ли она Вебера. Нет – тогда ей предстоял обратный путь со всеми вытекающими трудностями. Да – значит, встреча состоялась, а он этого не хотел, раз прятался. На кой ее к нему вообще понесло?! Каков был изначальный план? И был ли?… Спасу и прибью, ей-богу.

Похолодало, ветер гнал колючую поземку. Снега намело почти по колено, навигатор норовил отправить в обход нужной точки. Кейн тряс его и виртуозно ругался – на трех языках попеременно. Длинный подъем, еще поворот, и на вершине склона сквозь снежную круговерть проступил зеленый деревянный дом. Тот самый, с фотографии. С острой крышей, горой дров под навесом и двумя кривыми елками чуть поодаль. Из каминной трубы по крыше пластался сероватый дым. Та-ак. Не сговариваясь, прибавили шагу. Хлоя не ошиблась, а подняться до конца не сумела? Или сумела, и Вебер решил, что по ее следам никто не явится? С одной стороны, она никому не говорила о своих находках и планах, а правду от лжи ему отличить несложно. С другой, избавиться от ненавистного одноклассника силой мысли и сбежать – не то же самое, что от незнакомой девушки, неподвластной ментальным фокусам.

Подошли к крыльцу осторожно, прислушались. Тихо, лишь доносился тонкий скрип – не то половиц, не то дивана. Вряд ли он с ружьем караулит, да и по энергии нас не высмотреть. Переглянулись, рывком отворили дверь, мгновенно оценивая обстановку. Небольшая комната в два окна, в углу – камин, посредине – стол, окруженный креслами. На одном из них, закутанная по горло в плед, сидела Хлоя с испуганно вытаращенными глазами, на пороге кухни настороженно замер Вебер.

– Ой! – зашевелилась Хлоя.

Ничего непоправимого с ней не стряслось, и голова на месте. Насчет мозгов не уверен.

– Ай, – передразнил Кейн. – Тебя разыскивает мать, полиция и спасатели, ты в курсе?

– Вы пришли меня спасать? – обрадовалась она, бросив быстрый взгляд в мою сторону. Спохватилась и, замотав головой, выпалила: – Я не в том смысле, что меня нужно спасать! Со мной все в порядке. Лукас ни в чем не виноват! Ну, почти…

Почти не виноватый Лукас попятился.

– Без резких движений, – предупредил я, он вновь замер, привалившись к косяку. – Кто в чем виноват, выясним.

– Он хороший, правда! – Хлоя привстала в кресле. Зашипела, явно от боли, и плюхнулась обратно. – Дядя его урод редкостный, мало ты ему тогда врезал. А Лукас мне помог, честное слово! Я тут на подходе к дому так глупо со склона свалилась, ногу сломала…

– Нет там перелома, – пробурчал тот, – растяжение.

¬– Как ты ее вообще нашел? – недоверчиво спросил Кейн.

– Кричала, – коротко ответил Лукас, – услышал.

Отсюда? Хороший у кого-то слух. Или у кого-то голос. Это же как орать надо. Полезная штука – сольфеджио. Или чему их там еще в музыкальных школах учат. Внутрь рванул ветер, в камине взметнулся огонь, затрещав искрами. Я подтолкнул Кейна в дом, захлопнул дверь.

– Мама сильно волнуется?… – виновато заморгала Хлоя. – Я не хотела, чтобы до полиции дошло… Просто не успели придумать, как мне домой попасть. Самой не добраться – еле хожу, телефон не ловит, другой связи нет…

– У нас спутниковая, – перебил я, – вызовем спасателей, как только поймем, что произошло.

– Между прочим, не одну тебя мать потеряла, – ввернул Кейн, косясь на прилипшую к косяку пропажу двухнедельной давности.

– Да ладно? – фыркнул тот. – Что-то меня полиция со спасателями не ищут.

Не дурак. Действительно, не ищут – мать его долгими отлучками тренированная, а потом Этан Вебер постарался ее бдительность усыпить.

– Лукас… – робко позвала Хлоя, – хочешь, я им расскажу? Объясню…

В ответ – отрицательное мотание головой. И ни слова. Лишь упрямый взгляд исподлобья. Но раз поделился с ней, есть шанс, что и нам повторит. Если правильно замотивировать.

– Слушай, с эсперами поначалу всякое случается, – закатил глаза Кейн, – никто их за это не расстреливает. Надо разобраться с тем, что ты натворил, и впредь не творить. А план побега в принципе был провальным. Серьезно собирался вечно в горах от нас прятаться?

– От вас? – усмехнулся он.

Не от нас.

Видно, что боится, но лицо пытается держать. Не было у него никакого плана, исключительно паника. И с логикой проблемы. До завершения инициации – месяца три-четыре, затем неминуемо начнет отсвечивать для каждого эспера в городе, включая…

– Садись и рассказывай, – я указал на кресло рядом с Хлоей. Та умоляюще уставилась на меня. – Твой дядя давно по краю ходит. Появится повод ему пятое предупреждение выписать – окажется там, откуда тебя ни за что не достанет. Прятаться не придется.

Лукас смахнул со лба отросшую челку. Медленно подошел к камину, пошуровал там кочергой, раскочегарив огонь, и только после этого сел возле Хлои. Она придвинулась и ободряюще тронула его за локоть. Мы с Кейном сгрузили верхнюю одежду на вешалку, заняли соседние кресла.

Он молчал около минуты, сверля мрачным взглядом стол с круглым отпечатком чашки и позволяя Хлое терзать его локоть. Потом все-таки заговорил. Дар пришел к нему два месяца назад, нежданно-негаданно. Накрыло чужими эмоциями, загремел в приемный покой к матери, та видимых причин для беспокойства не обнаружила. Напичкав таблетками, отправила домой, но брату пожаловалась. Вебер-старший живо сообразил, что за симптомы у племянника и подорвался вызванивать. Объяснил про эсперов и велел сидеть тихо, нам на глаза категорически не попадаться. Потому что, когда Лукас был младше, доверчивее и восприимчивее, влепил ему в подсознании блок. Не ожидал, что у пацана проснется дар. Влепи он его после инициации, вышло бы как с Неборской. А вот если до – эффект неприятнее. Сила проявляется целиком, но управлять ею практически невозможно, особенно контролировать степень воздействия на людей. Заботливый дядя пообещал, что в случае, если дорогой племянник перед нами засветится, лично ему голову оторвет. Однако порывался все исправить, едва инициация завершится и дар наберет полную мощь. Для этого и планировался переезд в Штаты, которого Лукас не хотел, и даже опасался. Правильно… Собирался ли дядя исправлять свои косяки или попросту следы заметал – неизвестно.

– И зачем было идти у Этана на поводу? – возмутился Кейн. – Твой куратор бы понял, в чем дело.

– Ну понял, и что? – скептически осведомился Лукас. – Этот сломанный, несите следующего? Желающих помочь, небось, целая очередь выстроилась бы. И им охотно разрешили бы в чужих блоках ковыряться.

– Он запутался! – яростно вступилась Хлоя, буравя Кейна сердитым взглядом. – Но все равно не виноват!

В целом очень похоже на правду. Вебера старшего и раньше на эксперименты тянуло – чисто из любопытства. А что будет, если тут подкрутить, а здесь загасить, и так далее. Было несколько пострадавших, в том числе серьезно. Понятно, почему примчался подчищать за собой, в Штатах блок племянника оценили бы так же, как и у нас. А не доверяй ему тогда мелкий, вовсе без барьера бы остался. То есть иммунитет заработал. Я усмехнулся, Кейн вопросительно изогнул бровь.

– Значит, дар ты скрывал, – подытожил я, – и два месяца все шло успешно. А что случилось в автобусе?

– Берг случился, – буркнул Лукас и выдал бессмертную классику: – Я не специально…

– И тебе жаль, что так вышло, – не сдержался Кейн.

– Не особо, – пошел тот наперекор канону. Гамма эмоций на покрасневшем лице отразилась побогаче, чем в подобранных словах: – Он… достал.

– Натана вся школа ненавидела, – вмешалась Хлоя, – и за дело! Издевался надо всеми, и ни разу по заслугам не получил.

– Окей, он был гад и ужасная сволочь, – не проникся Кейн, – и поэтому его следовало убить.

– Да не ожидал я, что он помрет! – взвился Лукас. – Рад бы вообще не встречать, никогда в жизни. Ехал спокойно, и бац – Берг. Стоит там, с другом своим и рожей заносчиво-довольной. Такой же, с какой обычно докапывался до любого, кто ему не нравился. А не нравились ему все! Он даже собственного младшего брата довел. Вот и мелькнула мысль, а если бы они сами почувствовали то, что других заставляют? Ну и… Толком не понял, как из общей кучи их эмоций страх вытащил. У Берга его столько оказалось… У этого придурка с головой не все в порядке было, точно. За секунды затопило! Раз, и до свидания.

Зло сверкнув глазами, он поджал губы и набычился. Лимит откровений достигнут.

– И ты сбежал, – закончил я за него, – сюда.

– Здесь зимой никого не бывает. Консервов и крупы в кладовой навалом, запасной ключ в почтовом ящике хранят. Дом родичей знакомой, на ее дне рождения здесь был, потому и знаю.

Сходится. И это, и про Вебера старшего, и про Берга с младшим братом. Подозреваю, с головой у него действительно были проблемы. Не тому сыну мать психолога нанимала.

Кейн задумчиво чесал подбородок, Хлоя продолжала цепляться за Лукаса.

– Что дальше? – поинтересовался он.

Подбородок вперед, на щеках лихорадочный румянец. Ни дать, ни взять повстанец перед расстрелом.

– По домам к родителям, – я взялся за телефон. – Ей спасатели доставку организуют, можешь с ними напроситься. На правах спасителя юной девы.

Дева покраснела, Лукас недоверчиво прищурился:

– А дар со сбоями вас не смущает?

– Починим. Удачный случай снятия блока был, причем не тем, кто ставил. Что до временных мер… Ты еще кого-нибудь люто ненавидишь, чтобы грохнуть ненароком?

– Вроде нет, – буркнул он. – А дядя? Он ведь тут небось…

– Забудь о нем, – посоветовал я и повернулся к Кейну. – С Райнером свяжешься, в его компетенции теперь.

Кейн хмыкнул и отвернулся, но ничего не ответил. В курсе сегодняшнего собрания, конечно. Сомневаюсь, что для кого-то новость. Звонок в службу спасения, которая уже успела отправить по окрестностям людей, дал ожидаемый результат – обещали быть в течение двадцати минут. Едва обсудили официальную версию для полиции, Лукас скрылся в кухне, погремел там, просвистел мимо с пустым ведром и выскочил на улицу. За водой пошел?

Почти сразу вернулся, бухнул у камина полведра снега, посовал туда щипцами зашипевшие поленья, ссыпал сметенные на совок угли и снова метнулся на улицу.

– Деловой, – оценил Кейн, забрал у меня телефон и накинул куртку. – Насчет Этана позвоню.

Хлопнул дверью, оставив нас с Хлоей вдвоем. В стоящих друг напротив друга креслах, разделенных пустым столом. Отбегалась, сыщица. Посмотрел на нее в упор, она опустила глаза. Вцепилась обветренными пальцами в подлокотники и выдохнула:

– Я знаю, знаю, все знаю! Я дура. Самонадеянная и бестолковая. Ты предупреждал, запрещал. А я не послушала. Догадываюсь, что скажешь…

Вряд ли. И тактика извергать покаянные признания, не давая вставить слово, не поможет.

– Подставилась, когда Этан меня у них дома застукал. Хотела исправиться, доказать, что не бесполезна. Перерыла в интернете все, связанное с Лукасом и его окружением, наткнулась на фотку этого дома в инстаграме. Следовало вам рассказать, а не лезть сюда.

– Но ты полезла.

– Я… – Хлоя отцепилась от подлокотников, спрятала руки под плед, – боялась, что он не здесь, и вы только отчитаете за то, что не перестала искать. Решила сначала сама убедиться, что не ошиблась. Ну, прийти, одним глазком глянуть, и обратно. Думала, вот вернусь и как расскажу…

– Думала?…

– Надо было думать лучше, – ее щеки вспыхнули. – Перед домом оступилась, ногу повредила, застряла на ночь. Теперь полиция, спасатели… Мама меня прибьет…

– Справедливые последствия. Не худшие из возможных.

Она судорожно вдохнула, буравя широко распахнутыми глазами стол. Очевидно, закончила. За окном в одном свитере прыгал Лукас, закидывая снегом дымящиеся головешки. Покрасневшее ухо локатором поворачивалось в сторону говорящего по телефону Кейна.

– Твоя мать нашла письмо в консерваторию.

– О, черт… – простонала Хлоя обреченно в плед. – Нужно было его отправить! Или спрятать получше… А в идеале вообще заявку не посылать. Я ведь не могу…

– Все ты можешь.

– Ясно, – последовал отрывистый кивок. – Это потому что здесь я налажала, да?

– Потому что каждый должен заниматься своим делом. Твое – музыка.

Хлоя шмыгнула носом.

– А ты… – Отброшенный в смятении плед упал ей на колени. – Придешь ко мне на концерт? Когда-нибудь?…

– Приду, – легко согласился я. – Если ты придешь на кое-какой другой. В январе.

Она заинтересованно приоткрыла рот, пояснил:

– Племянник музыкант.

– Правда? А на чем играет?…

– Так тебе все и скажи.

Под дверью затопали, оббивая снег, в дом ввалились Кейн и повеселевший Лукас. Снаружи донесся шум – прибыли спасатели, перепоручил нашу пострадавшую им. Прибежал Лукас, попросился в город с ними. Версия случившегося отчасти правдивая. Один дурак, прогуливая школу, оккупировал без спросу дом подруги, вторая не умнее пошла к нему и чуть по дороге не убилась. Влетит обоим, и поделом. Лукасу фонд предоставит психолога, заниматься его удручающим малоадекватным поведением, мать не станет возражать. А дальше сложится.

Спасатели, прихватив беглецов и оставив на полу кучки тающего снега, наконец отчалили. Заперев дом, я сунул ключи в почтовый ящик. Может, пообщавшись с полицией, хозяева научатся не хранить их где попало. Спуск прошел проще, чем подъем, и гораздо спокойнее. Если не считать напряженного молчания Кейна, который несмотря на природную болтливость за всю дорогу не обронил ни слова, даже навигатору, норовившему выстроить маршрут подлиннее, не влетело. Лишь у машин обернулся и бросил на прощанье:

– Надеюсь, завтра увидимся.

Горы отдалялись, небо темнело. В ресторан, где Эдвин Ален заказал столик, я подъехал пораньше. Дождался, пока войдет он, затем перехватил на входе ту, которая назвала администратору его фамилию. Понятливая попалась. Хоть ей и пришлось остаться голодной. Через пару минут меня вели к столику. Гений был значительно мельче, нежели на фотографиях. Он лениво листал меню, поглядывая то на часы, то на вход. Стоило сесть на стул напротив, Ален недоуменно приподнял бровь. В глазах читался немой вопрос «Какого…», однако прозвучало корректное:

– Кто вы?…

– Думаю, знаете, – я выложил поверх меню распечатки их переписки с Еленой. – У вас наблюдалась моя жена.

Он уставился на бумаги, кивнул.

– Вы, должно быть, Феликс.

– Почему вы не рекомендовали ей заводить детей, и что им передалось бы по наследству? Какая группа заболеваний и имеющийся счастливый исход упоминался?

– Погодите. Во-первых, вы не вовремя, – Ален аккуратно высвободил меню и вновь покосился на часы. – У меня здесь назначена встреча…

– Она не придет, – перебил я. Выслушивать «во-вторых» и «в-третьих» не тянуло. – Вы лично советовали Елене пригласить меня на очередной прием и собирались со мной поговорить. Считайте, что я явился немного позже.

– Я так понимаю, она вам ничего не рассказала…

– Верно понимаете.

– Значит, не хотела. И я нарушу…

– Давайте не будем сейчас обсуждать врачебную этику, тайну пациента и прочее. У любого правила есть исключения. И мы оба это знаем. Просто ответьте мне на озвученные вопросы, и я уйду.

Ален откинулся на спинку стула, задумчиво глядя на меня. Побарабанил пальцами по столу, сцепил их в замок. Я молча ждал.

– Чтоб вас! – Он отодвинул меню прочь, видимо, окончательно растеряв аппетит. – Это касается не только вашей жены. Хотя, в свете последних событий… Ладно. Но имейте в виду, я буду отрицать, что наш разговор состоялся.

– Все останется между нами.

Он со вздохом заказал чаю, чтобы не нервировать официанта. Пока его несли, мне изложили суть – максимально сухо и отстраненно. Редкий случай из практики, семь лет консультаций. Факты, термины, комментарии сугубо профессионального плана. Ярко-алыми бликами вспыхнул появившийся на столе чайник, рывком отдалилась наполненная чашка. Плеск пролитого, размашистые темные брызги на скатерти. Увеличивались, расплываясь и теряя контур.

Ясно.

Ален замолчал, залпом осушил чашку. Поморщился.

– Было мало данных и успешных исследований. Возможно, через несколько лет… – он осекся. – Извините.

Уставился в чашку и больше ничего не сказал.

– Спасибо, – я сгреб распечатки со стола и попрощался.

На улице окончательно стемнело, смутно блестел асфальт в косом отсвете фонаря, вышагивали туда-сюда люди, попеременно теряясь в тенях. Вдох, прохлада. Единственное, что ощущалось четко. Итак… К врачу, делавшему вскрытие, можно не ехать. Без надобности. Трижды ожила в памяти ее последняя запись на автоответчике, все сложилось. Почти. За финальными разъяснениями – в Исландию. Но сначала здесь отдать один долг.

Это было в центре города. На забитой парковке повезло с местом, дальше пешком. Озеро пестрыми полосами отражало огни вывесок, била ввысь струя фонтана. Как и обещал навигатор: пять минут вдоль набережной, поворот во двор, и вот она – клиника пластической хирургии. На входе мерцали буквы, сливаясь в единую линию, за стеклянными дверьми раскинулся заставленный диванами холл. Монитор во всю стену неустанно накручивал рекламу, за литой стойкой ресепшена стояла улыбчивая дева. Чуть поодаль – вторая, витающая в своих мыслях, но с той же дежурной улыбкой. Совсем иначе выглядела, чем в наши памятные встречи. Довольно строгий костюм, уложенные волосы, никакой боевой раскраски. Заметила меня, едва подошел. Дежурная улыбка трансформировалась в ехидную.

– Здра-а-авствуйте, – пропел хрипловатый голос, – вам что-нибудь подсказать? Не хотите общую анестезию со скидкой? Вынос тела бесплатно!

Другая дева растерянно скосила глаза. Гляжу, новая работа Аде не слишком нравится. Все прошлые тоже, максимум на полгода задерживалась. Я успокаивающе подмигнул ее коллеге – мол, знакомы, та с облегчением выдохнула.

– А чего ты такой мрачный? – Ада хищно изогнула бровь. – Даже более, чем обычно. Жуть. По правильному адресу пришел, с таким лицом определенно надо что-то делать!

– Надо поговорить.

– Неужели? О чем?

– О том, что вчера случилось.

Повисла тишина, прерываемая приглушенными звуками рекламного ролика. Спустя минуту – вопрос, единственный:

– Сам он не расскажет?…

Я покачал головой. Ролик прервался и, заполнив на пару секунд монитор черной пустотой, запустился вновь. Ада молча кивнула, отвернулась. Пробежалась долгим, малоосмысленным взглядом по полке с брошюрами, облизала губы. Отмерев, вышла из-за стойки и бросила коллеге:

– Скоро вернусь.

Я последовал за Адой, застегивающей на ходу накинутый плащ. Тогда, на кухне, Хансен попросил Аниту рассказать ей. Если что. Но Аниты здесь нет. Придется мне.

Улица встретила той же подсвеченной темнотой, набережная – неожиданно промозглым ветром. Шли молча, и не то чтобы рядом. Ада нервно ускоряла шаг, будто убежать хотела. Остановилась резко, не дойдя немного до моста, у каменного парапета. Ухватилась за его край обеими руками, уставилась вдаль. Рябила гладь озера, с того берега сверкали, отражаясь длинными полосами, шапки фонарей.

– У вас получилось? – спросила она, не поворачиваясь.

– Да.

– Хорошо… Это важно.

Я встал сбоку. Парапет был холодным, под стать погоде. Рассказ вышел коротким, без предыстории и объяснений. Ей давно известно и о Вестниках, и о ловушках, и даже о природе иммунитета. Осведомленнее всех членов правления, вместе взятых. Впрочем, можно не опасаться на этот счет. За пять лет не проболталась. И раз уж исключительно недоверчивый Хансен ей доверял…

– Почему? – Ада по-прежнему не сводила взгляда с озера. – Почему именно он?…

– Стоял ближе.

Она усмехнулась, непонятно чему. Глубоко вдохнула, крепче вцепилась в парапет.

– В духе Эмиля… – отметила бесцветно, побелевшие пальцы разжались.

С таким лицом только в озере топиться. Я придвинулся, на всякий случай.

– Без него у нас ничего не получилось бы.

– Никто ведь ему не верил, – обронила Ада едва слышно. Тряхнула и без того растрепанными ветром волосами, добавила уже громче: – Считали, что помешался. Ловушки, вселения. Смысл жизни – остановить их. Мечта, пожалуй. Хотел довести до конца. Сбылось. Редко у кого сбывается…

Карьеру и все остальное Хансену определенно не было жалко пустить под откос. Что бы он дальше делал – вопрос интересный, но теперь без ответа. Фонтан дернулся, унеся залп воды в сторону зевак на мостике. Ада повернулась ко мне, смерила задумчивым, далеким от ищущего понимания взглядом, и произнесла:

– Здорово, несмотря ни на что, сделать по-своему. Выбрать как жить, и даже как умирать. Отчасти везение.

Озеро колыхнулось, пошло волнами – мощными и быстро нарастающими. Гулкий плеск внизу, разбитые в пену брызги.

– Возможно, – сказал я им.

Она выпустила парапет, отпрянув прочь со странной улыбкой в уголках губ. Еще шаг назад, отдаляющееся цоканье каблуков. Ушла. Струя фонтана выровнялась, ветер утих. Почти, только воздух обдувал холодом и исходило мелкой рябью озеро.

В кармане завибрировал звонком телефон. На дисплее высвечивался незнакомый номер, российский. Хм… Оттуда сложно набрать по ошибке. Из трубки вылетело звонко-пронзительное:

– Тут такое! Просто безобразие вопиющее. Вы просили позвонить, если кто-то подозрительный шастать будет. Вот, докладываю – шастал! Бесстыдно, при детях, среди бела дня. Спасу нет!

– Здравствуйте, Алина Карловна, – прервал я, смутно припоминая обстоятельства, при которых дал ей этот номер. Ах да, точно. Не в себе был. – Опишите подробнее – кто и куда.

– Что значит куда? К вашей Лере! Заявился – волосатый, словно демонюга, с глазами горящими навыкате. По лестнице топал, в дверь, звонил, ломился, да дома не было никого, потом под окнами бродил. Дерганый, чем-то грязным перемазанный. Наверняка наркоман! Я его погнала вон. А через полчаса смотрю – она к подъезду из такси идет, а он навстречу. И деньги ей сует, представляете? Целую пачку, а Лера ему строго: «Не на улице же». Но взяла. Страшно думать, за что!

– Понятно, – я восстановил в памяти фотографию из комнаты Влада, – у того типа волосатого, случаем, не было татуировки на ладони?

– Да, – пылко подтвердила она, – была! Треугольник с глазом и ножками. Еще и сатанист, небось… Знаете его?

– Это Николай, Лера ему с другом квартиру матери сдает.

– Дожила! – ужаснулась Карловна. – Квартиру им сдавать. Что один, что второй… Нечесаные, взгляд бессмысленный. Как эти самые – зомби, во! Вы бы проверили, чем они там в ее квартире занимаются. Чую, вляпалась Лерочка в какую-то нехорошую историю.

Ну и ну. На день оставишь – уже опять вляпалась. На этот раз с наркоманами и сатанистами.

– Спасибо за беспокойство, – я с трудом сохранил серьезность в голосе.

– Ее нельзя одну оставлять! Начинает ходить унылая, больно смотреть. Возвращайтесь поскорее из… – в трубке выжидательно замолчали.

– Из Швейцарии… – подсказал я.

– Вот я и говорю. Возвращайтесь скорее из Шве… Откуда?! Ой-й… Сейчас все деньги сожрет… А я-то думала, номер странный какой. До свидания!

Я повертел в руках замолкший телефон. Анита писала ночью, что Лера очнулась. Открыл ее недавнее сообщение с пожеланием удачи. В общем-то, повезло. Дважды. И день пока не закончился. Возвращаться поскорее… Нет, конечно, никакие зомби ей не страшны. Еще и не таких гоняет. Губы поджимает, стараясь не улыбнуться. Пахнет кофе в любое время суток. Возражения выдает прицельно в лоб, попробуй не проникнись. Танцует, словно ничего вокруг не существует. Смывается на балконы, да там зависает с растерянным видом. Растерянный вид ей не идет. Совсем.

В телефоне было еще одно сообщение. От Ланса. «Приходи, когда освободишься». Можно считать, что освободился.

Прогулялся от набережной пешком. Узкий трехэтажный каменный дом, втиснутый между аптекой и сувенирной лавкой, казалось, не менялся все двадцать с лишним лет. Те же деревянные почтовые ящики, та же мощеная дорожка к лестнице, оплетенные бог весть какой растительностью перила. Тот же разросшийся, будто пытающийся удрать из горшка цветок в окне под старой крышей. Видимость обманчива, дом простоит здесь дольше, чем многие другие. Звонок в дверь выманил на порог хозяина в накинутом поверх домашнего халата пальто. Прищуренные глаза уставились свирепо, нахмуренный лоб рассекла глубокая складка.

– Освободился… – Ланс вышел на крыльцо, захлопнув за спиной дверь. Порыв ветра взъерошил его седые волосы, гулко качнул перила. – Дурь выветрилась или организовать помощь специалиста? Чтобы не требовалась больше компания членов правления для преодоления кризиса среднего возраста. Кстати, рановато он начался!

– Если ты про собрание, которое пропустил, то его перенесут на следующий день.

– Идиот упертый, – прошипел главный и уважаемый психолог Совета, о чьей сдержанности легенды слагали. – Пороть надо было в детстве!

Что-то новое… Не припоминаю за ним подобного тона. Как и яростного взгляда сквозь толстые стекла очков.

– Это не педагогично. Ты сам утверждал.

– Ой, плевать мне, что там педагогично, и что я утверждал, – рявкнул он. – Что я в правильном воспитании понимаю-то? Исследования, рекомендации, годы практики. А толку?! Когда со своими детьми выходит такая хренотень!

Хм…

– Да-да, я в курсе твоего мнения, – Ланс скривился. – Эксперимент ты мой необыкновенно успешный! Только, между прочим, в двенадцать с тобой все было уже нормально, в тринадцать – отлично, а в четырнадцать – замечательно, и изучать совершенно нечего. В то время как дорогая сестрица удачно вышла замуж и вполне могла тебя забрать. Но в твою светлую голову это, конечно, не приходило. Не дела же запутанные безнадежные расследовать! Считаешь, и сейчас прав с этим, чтоб его, уходом?

– Считаю, что не стоит менять собственные решения.

– Пра-а-авда? Кое-кто бубнил, что ненавидит психологов, а женился на ком?…

– При чем тут…

– При том! Все при том! Слушай сюда. Для чего тебя фактически с того света вытаскивали и мозги на место вправляли? Чтобы теперь наблюдать череду бредовых решений?! Хочешь, скажу как есть? За-дол-бал! Так и знай…

Какой-то прохожий, сконфуженно оглянувшись, припустил дальше по улице. Ланс развернулся к двери, рывком отворил и перешагнул залитый светом порог.

– Входи давай, – бросил сердито.

– Бить будешь? – вкрадчиво осведомился я.

– Боюсь, поздновато уже, – он исчез в прихожей, оставив дверь приоткрытой.

Ветер зашелестел ветками, откинулась и захлопала крышка почтового ящика. М-да. Кажется, в последний и единственный раз Ланс на меня наорал в мои пятнадцать, когда я его мелкой пациентке сказал, что Санта-Клауса не существует. И то не так громко было.

Постояв немного на крыльце, я закрыл почтовый ящик и вошел. Свет Ланс по неистребимой привычке за собой выключил, прихожая тонула в полумраке старого дома. На ощупь повесил на крючок пальто поверх другого, не хозяйского. Интересно… В арке, у лестницы, колыхались нити деревянных бус, за ними мягко светился торшер маленькой гостиной. Внутри: пахучая рождественская елка до потолка, раритетный плюшевый диван экстремальной степени продавленности и Леон Дорман у занавешенного длинной шторой окна. Еще интереснее. И объясняет вопли на улице. Не при гостях же.

– Ну, здравствуй, – сказал он тем тоном, которым обычно говорят менее цензурные слова.

Выглядел на все свои шестьдесят, даже с лихвой. Глубокие морщины, поредевшие волосы, грузная фигура. Сдал, и сильно. С прошлым годом не сравнить. Поправив традиционно клетчатый пиджак, бывший глава Совета отвернулся к окну. Так себе там был пейзаж, через задернутую плотную штору. Нарисовался Ланс, кругло-уютный, и с радушной улыбкой до ушей.

– Сделаю пока чай, – оповестил как ни в чем не бывало и испарился.

Зная его, чай он может делать очень долго. Практически бесконечно.

– Ну, здравствуйте, – отозвался я, обойдя разделявший нас диван. – Фьорды Исландии наскучили?

Дорман усмехнулся, но промолчал. Ничего, это ненадолго.

– В ваше чудесное возвращение давно никто не верил.

– Нет никакого возвращения, лишь необходимость уладить пару формальностей.

– Отчего бы не вернуться? Старательно ведь все следы замели.

Взгляд от окна прилетел на редкость взбешенный.

– Докопался все-таки. И что, легче стало? В любом случае – не твое дело!

– Да? А согласно уверениям Эдвина Алена, маразмом вас не крыло. Ошибся, видимо, по поводу счастливого исхода.

– А он мне нужен был, исход этот? – процедил Дорман. – Седьмой десяток без единого обещанного симптома?… Думаешь, я не жалел, не спрашивал хрен знает кого там наверху, почему не у нее обошлось, а у меня?! Поменяться не дали! Мать ее быстро свинтила, едва дошло, во что вляпалась. Не то получила, о чем мечтала. Рассчитывала удачно устроиться, а тут… Вдобавок ко мне еще и ребенок с тем же редким генетическим заболеванием, и неизвестно, в какой момент – все. До тридцати максимум доживают, и счастье, когда в своем уме. Хоть тут Елене повезло.

– И вы говорите об этом спустя год. Исключительно потому, что наружу вылезло.

– А на кой тебе оно? Ее нет. Никто в этом не виноват. Нет же, надо все рыть и вытаскивать. Чертова твоя мнительность!

Конечно, мнительность. С самого начала чувствовал – что-то здесь не так. Он хорошо скрывал. Никто бы вовек не докопался. У меня случайно вышло, и то благодаря тому, что знал много личного. Дорман это понимал, поэтому против нашего с Еленой брака был. А после советовал ей от членов правления подальше держаться. Выясни кто-то, что наш глава потенциально не в себе, прощай руководящий пост.

– Вы действительно думаете, что я бы об этом распространялся? Тогда или сейчас?…

– Без разницы, – он устало отмахнулся, – теперь уже.

– В прошлом году разница была. Раз ваш старый знакомый вписал в отчет о вскрытии сердечный приступ. И кремацию с похоронами до моего приезда устроили.

– На автомате, – Дорман помрачнел, – плохо помню. План-то всегда имелся, на случай… на разные случаи. А потом… неважно стало.

Вид у него был совсем измученный, на висках выступила испарина. Спрятав дрожащие руки в карманы, он снова уставился на штору. Я выдохнул и отодвинул ее. Темно. Но еще и не ночь. Блеск асфальта под фонарем, силуэты прохожих, ломаные тени на дороге. Не разберешь, где что, и откуда тянется. За тринадцать лет не заметить… Впрочем, кто не ищет – тот не находит. Может, невнимательность, может, уважение. Не пускают – не лезешь. С личным только так. Все, что должно быть сказано, говорится само. И не ее одной касалось… Дорман дышал ровнее, глядя в черноту за окном. Хотелось спросить. Не пришлось.

– Я не настаивал, – покачал он головой, – выбор Елены был не говорить никому. Еще вначале, когда я ее из этого дома увозил. Побег устроила показательный! Любовь у нее, и не волнует. В другой город отправил, от наших подальше. Нет же, нашла, как назло! Объяснял, чем чревато. Подставляешь, доча, папу. Откроется, карьере конец. Она рассмеялась, долго смеялась. Нервно. Потом сказала: «Считаешь, я хочу, чтобы кто-нибудь знал? Смотрел и думал невольно, что вдруг скоро все? Дергался вечно, боялся? Жалел? Да ни за что. И сама не хочу ни думать, ни дергаться, отстань». Я и отстал.

– Не открылось, – усмехнулся я. – Сложно делать открытия, если дома половину времени не бываешь.

– Ты это брось, – его губы изогнулись в чем-то, мало похожем на улыбку, – раз не возражала, значит, устраивало. Елена в том, что для нее важно, ни мягкой, ни уступчивой не была. Понимала прекрасно, чего хочет, и зачем. Когда по всем признакам осложнение на сердце пошло, тот генетик предлагал… программу лечения новую. Обещал помочь, но с отъездом в клинику на неопределенный срок. Отказалась. Заявила, что жизнь у нее здесь и сейчас, и она ни дня отдавать не готова.

Даже тогда не сказала. И собиралась ли? «Правильно, не надо об этом». Автоответчик помнит.

– Знал бы ты, допустим, – раздраженно выговорил Дорман. – Полагаешь, к этому можно подготовиться? Морально, или хоть как-нибудь? Я готовился. И что?…

– Ничего, наверное. Вышло, как вышло.

Так, как хотела. Иногда не нужна никакая поддержка. Нужно, чтобы не напоминали лишний раз. Помогает сделать вид, что все в порядке. Ее право. В конце концов, я тоже много чего не говорил.

– Я тут ненадолго, – он поправил пиджак, оторвался от окна, – и возвращаться к работе не намерен. У меня-то повод имеется!

Непрозрачный намек. И взгляд укоризненно-осуждающий. Зато в руки себя взял, на прежнего Дормана стал похож.

– Какое вам дело до нынешней текучки кадров? Больше года отсутствовали.

– По-твоему, это мешает быть в курсе? – припечатал он с начальственной ухмылкой. Теперь полный комплект. – А дело мне есть, что и в каком состоянии оставлять.

– И кому же?

– Кто заместителем был, на того и рассчитывал. Другие варианты видишь? Неужто Мартина, который крестовый поход затеял под предлогом верности традициям? Всю жизнь ему неймется. А ты выгадал момент, когда Маэву бросать! Она не настолько сильная, какой кажется. Вероятно, загнется. Как и вся служба безопасности без тебя.

– Леон, вы единственный голосовали против моего назначения.

– А зачем в таком возрасте в правление? – хмыкнул он. – Думаешь, на пользу пошло?

– Думаю, что чаю мы сегодня не дождемся, – сказал я и вышел из гостиной.

Деревянные нити в арке недовольно защелкали, скрипучая лестница возмутилась каждой ступенькой. На третьем этаже царила темнота. Фактически чердак. Дверь нашлась на ощупь, ручка легко провернулась, зажегся свет. Здесь мало что изменилось. Разве что пыль домработница протирает особенно тщательно, порядок книг на полке нарушен. Что там с краю? Инфинитивы в норвежском, да… Его-то я в итоге и не осилил.

Рука нырнула в карман, пальцы вытащили смятую пачку сигарет. Чиркнула спичка, огонь вспыхнул и погас. Глубокая затяжка, выдох. Рваное кольцо дыма, странное спокойствие. Еще не хорошо, но лучше. Ева обещала ужин, есть шанс успеть. Не к десерту. Что до прочего…

Надо просто осознать. Принять. Смириться и более не подставляться. Некоторые вещи сделать невозможно. Например, бросить курить.