Паша

Материалы о нужной экспедиции нашлись ближе к ночи в одном из сетевых исторических архивов. Перерыть пришлось немало. От букв рябило в глазах, экран ноутбука то и дело превращался в сплошное яркое пятно. И вот, наконец-то, повезло. В середине девятнадцатого века неизвестный исследователь написал мемуары, где упомянул фатальную экспедицию в джунгли Амазонии. Тогда племя майогенге сожгло исследовательскую группу вместе с хижиной. Удалось спастись только двоим – самому исследователю и мальчишке-проводнику. Странно то, что майогенге считались мирным племенем, и не далее как накануне члены экспедиции были у них в гостях. Привезли подарки, выгодно поторговали и вечером вернулись домой. А наутро взбешенные индейцы неожиданно приплыли по реке и устроили настоящую бойню.

Исследователь описывал тот роковой момент бессвязно и путано, по большей части сокрушаясь, что не уберег свою семнадцатилетнюю внучку. Девочка была «со странностями», ни с кем из семьи не ладила, но деда любила, и увязалась за ним в экспедицию… Вестник! Еще одна девочка. Кажется, четвертая по счету.

Дальше шли воспоминания о внучке, о ее дружбе с молодым, но подающем большие надежды археологом, и об их ранней смерти в горящей хижине. Одиннадцать страниц пафоса, лирики и фатализма. И никаких подробностей о самом нападении.

Еле дочитав до конца, я сделал два вывода. Первый – смерть Вестника не была трагичной случайностью, второй – не стоит писать мемуары в глубоком старческом маразме. В том же сетевом архиве я наткнулся на еще одно упоминание о майогенге. Это был отчет одной из этнографических экспедиций конца девятнадцатого века о Великом Море, выкосившем множество индейских племен Амазонии. По дошедшим преданиям, майогенге потеряли тотем и Отец-солнце отвернулся от них. А потом пришла ужасная болезнь, которая разлетелась с ветром и убила сначала майогенге, потом мачиту, тапахо и еще много племен… Ученые полагали, что это был обычный грипп, принесенный в дебри Амазонки белым человеком.

Больше ничего интересного не нашлось. Только я выключил ноутбук, как зазвонил телефон. Норд… Ему что, не спится? Из трубки вылетело ошеломленное:

– Ты его запустил?..

Значит, заметили. Джунгли в Потоке теперь с конкретной точкой выхода и красочным фаер-шоу.

– Это же по моей части, – усмехнулся я.

– И что там? – нетерпеливо спросил Норд. – Мария могла пропасть из-за сценария?

– Сложно сказать. Ее записей недостаточно. У нее должно было быть что-то еще. Материалы по миру как минимум.

– Если что-то и было, то в ее квартире, – клюнул Норд.

– Надо проверить ее библиотеку.

– Без проблем, – ровно выговорил он. – Ключи вручу хоть сейчас.

– Лучше утром.

Усталость давала о себе знать, малейшие колебания энергии сокрушительным эхом отдавали в глубину сознания. Поганое ощущение. Казалось, что даже листва на улице шуршит через громкоговоритель. Я захлопнул окно и наконец добрался до дивана.

Вязкая холодная темнота, багровые потеки крови. Длинные пряди, спутавшиеся между пальцев, тяжелый металлический запах. Изгиб приоткрытых губ, такой родной и знакомый. Вырваться из сна удалось не сразу. Чертов Лессер! Сколько ни загоняй его воспоминания поглубже, все равно вылезают. Чувство, с которым кромсают на кусочки любимую девушку – совсем не то, что хочется переживать в подробностях снова и снова.

Я залпом выпил стакан ледяной воды, хотя больше тянуло вылить его себе на голову. И вообще сделать что угодно, лишь бы выкинуть оттуда эти гребаные образы. Есть у любого силой взломанного барьера один жирный минус. Фрагменты чужого сознания потом приходится долго выскребать из своего. А что-то непременно да остается с тобой навсегда.

После холодного душа меня наконец отпустило, навязчивые картинки потускнели и обрели долгожданный черно-белый схематизм. Я уже разгребал рабочую почту, когда из спальни вышла Кира. Отдохнувшая, жизнерадостная как мультяшные рыбки на ее пышном платье. Ни следа обиды или пережитого стресса.

Она крутанулась перед зеркалом в прихожей, заправив за ухо кудрявую прядь, и как ни в чем не бывало сообщила:

– Я завтракать.

Понятно. В квартире еды нет.

– Подожди, – окликнул я ее в дверях. Кира обернулась и вопросительно изогнула бровь. – Я с тобой.

– Круто, – отозвалась она. – Значит, ты платишь.

В гриль-баре через дорогу оказался отличный бекон и просторный полупустой зал. Кира плюхнулась на диван напротив меня и вылила в свой омлет половину банки острого соуса. На десерт слопала двойную порцию чуррос вместе с кусочком салфетки и теперь налегала на горячий шоколад. Вообще-то их в него макать полагалось…

Энергия Киры отсвечивала сытым непривычным умиротворением. Отлично.

Я сосредоточился на теплых отблесках вокруг барьера. Отклик пришел нулевой. Кира торопливо опустошила пиалу с шоколадом и сердито блеснула стеклами очков.

– Чего надо? – осведомилась она тоном бдительного таможенника, застукавшего контрабандиста.

– Хочу попробовать кое-что сделать.

– Кое-что сейчас у тебя на голове окажется, – пообещала Кира и выразительно покосилась на свой исходящий паром чай. – Если нормально выражаться не начнешь.

– Тс-с-с, – ласково произнес я. – Хочу границу допустимого нащупать. В общественном месте ты явно чувствуешь себя в большей безопасности. Постарайся не думать, что тебе что-то угрожает.

– Постараюсь, – буркнула она, схватила чашку обеими ладонями и отхлебнула чаю.

Концентрация, рывок сквозь плотные сгустки энергии – вплотную к барьеру. Пульсирующему и окутанному беспросветным маревом настороженности. Союзников так не встречают. Впрочем, врагов тоже – никакого «закрыто и заколочено». Тут что-то другое. Понять бы, что именно.

Кира хмурилась и нервно крутила чашку, словно готовилась в любой момент исполнить обещанное. Я придвинулся поближе, отцепил ее руку и сжал нагретую чашкой ладонь. Пойманное напряжение тонко зазвенело в ушах, энергия барьера запульсировала сильнее. Кира не шелохнулась. Озадаченно моргнула и обронила:

– Миленько.

– То ли еще будет, – подмигнул я.

Кира нахально приподняла бровь. Теплота ее ладони стала густой и осязаемой. Восприятие обострилось, прокатилась колючая волна обреченности. С примесью живого, азартного любопытства. Непроницаемое марево дрогнуло, чуть рассеялось. Меня определенно пускали сквозь барьер. Со скрипом, но все-таки! Только выглядел этот проход странно, будто зияющая шахта лифта.

– Как-то ты слишком буквально нащупываешь, – хмыкнула Кира, барабаня пальцами по моей ладони.

– Расслабься, – посоветовал я.

– Про удовольствие добавить забыл, – опасно елейным голосом протянула она.

Пила бы лучше чай! Пустая чашка у нее мне нравится больше. Я осторожнее обхватил ее руку, заново сосредоточился. Пульсация вокруг барьера была четкой и размеренной. Никакой естественности бурлящего хаоса эмоций, сплошь выверенный ритм. Пропуск в подсознание вроде был, но… Это не ее добрая воля, а завидное самообладание. Смягчает возможный ущерб, видимо, по привычке. К блоку при таком подходе не подступишься. Ему на ухищрения плевать, он поддается лишь искренним порывам.

Приближающиеся шаги, мощная вспышка энергии. Совсем рядом. Гулко звякнуло, на стол легла связка ключей. Чтоб его…

Норд приподнял шляпу в приветственном жесте. Принесло же его сюда именно сейчас!

– Извините, что помешал, – сказал он с усмешкой.

Точно хочет следующим пропасть без вести… Я попытался убрать руку, но Кира незаметно вцепилась в нее, царапнув ногтями, и злорадно промяукала:

– Привет, Алекс.

Так…

Он на мгновение напрягся, смерил ее внимательным взглядом и неуверенно предположил:

– Кира?

Чудно, они знакомы. И когда успели?

– Город у вас обалденный, – восхищенно вздохнула Кира, переполнившись подозрительным интересом. – Столько всего… Даже не знаю, куда первым делом заглянуть.

– Обращайся, подскажу, – тепло отозвался Норд и повернулся ко мне: – Адрес Марии помнишь?

– Да, – озвучил я единственное цензурное слово, которое вертелось на языке.

Он подмигнул Кире на прощанье и наконец свалил. Едва Норд скрылся в дверях, она отдернула руку и уткнулась в чашку. Переливы мечтательности засверкали ярче солнечных бликов на глянцевом столе.

– Ты откуда его знаешь?

– О, ну Алекса все знают, – светским тоном сообщила Кира. – Он же здесь такой… главный.

Ну да, конечно. Просто местный главнюк. Помнится, раньше ее любые лидеры раздражали. На меня с первого дня у Ливанова скалилась.

– Ладно, я по делам. – Я забрал со стола ключи. Все, что Мария собрала по экспедиции, должно быть в ее библиотеке. Да и это не единственное, что хочется там поискать. – Можешь пойти со мной.

Кира в один глоток допила чай. Встала с дивана, небрежно поправила очки и объявила:

– Нет уж. Я развлекаться! У меня плотный график, буду поздно. Ну или рано… Утром.

Убойный план! Главное, чтобы дорогу домой нашла.

Единственное такси у бара ее не заинтересовало, она сверилась с картой в телефоне и уверенно свернула к метро. Лишь садясь в машину, я осознал, на что подписался. Опять библиотека…

Мария жила почти в центре города. Просторные комнаты, высоченные потолки, массивная готическая мебель. Два этажа под самой крышей в образцово-показательном старинном доме, похожем на музей. Долгое отсутствие хозяйки чувствовалось везде – в раскрытой газете месячной давности, увядших фиалках на окне и особом запахе, присущем нежилым домам.

Библиотека занимала весь второй этаж. Десятки шкафов, плотно забитых книгами, журналами, подшивками газет в порядке, известном только самой хозяйке. Мне повезло – всего через полтора часа поисков я выудил тонкую папку с оборванной завязкой и пятном от кофейной чашки на обложке. Внутри лежала стопка распечатанных сканов рукописи тех самых мемуаров с пометками Марии на полях. Она интересовалась прибытием майогенге по реке, и в этом событии видела «первый кадр» сценария. Почти угадала – активирующую мир статуэтку Кира нашла именно у излучины. Подчеркнутые имена погибших членов группы и обведенная в кружок надпись «человеческие жертвы» меня насторожили. Неужели она поняла, в чем суть? Последний лист явно не имел отношения к мемуарам – неизвестно откуда отсканированный знак в виде перечеркнутой косыми линиями галочки. Ручкой было приписано: «инициация ритуала». Так, видимо, это и есть оригинал загадочной схемы метро… Я сверился с записями Марии. Точно, именно этот знак она выкладывала на берегу. Похоже, приняла массовое убийство за жертвоприношение, а знак – за символ ритуала. Папку я захлопнул с разочарованием и облегчением одновременно. Но стоило еще кое-что проверить.

Я рылся в шкафах до самого обеда, да и вместо обеда тоже. В итоге нашел – на дальней полке, под толстым слоем пыли, потертый томик со знаком в виде спирали с вогнутым внутрь концом на обложке. Такой же как у Лейки. И тоже на устаревшем русском. Книга считалась обычным сборником сказок про особенных людей и границу миров, но если знать о чем идет речь… Единственная книга, в которой встретилось упоминание о Вестнике. В других нет, сколько не искал. К счастью, Мария про Вестников не читала – многолетняя пылища была тому подтверждением. Я вернул томик в темный поросший паутиной угол и изучил еще пару полок для отвода глаз. Пролистав несколько книг, я оставил папку с материалами об экспедиции на столе в прихожей и поехал прямиком в Нордовский особняк – вернуть ключи и сделать то, что вчера не успел.

Энергия за увитыми плющом воротами привычно окунула в свой мощный водоворот, сделав окружающий мир ярче и роднее. На клетчатом пледе, постеленном поверх стриженного газона, валялась Лола. Черный купальник безуспешно пытался сдерживать натиск природы – Лола имела пышные формы и собственное мнение по поводу всех абсолютно диет, кардинально отличающееся от мейнстрима. Модельную худобу она снисходительно прощала только Монике, и за идеал почитала томных красавиц с картин своего земляка Ханса Зацки. Лола щелкала клавишами ноутбука, рассуждала в диктофон о веке появления первородного мира и хрустела чипсами, лениво облизывая пальцы. На одном углу пледа гнездился Леонард вместе со своими унылыми усами, на другом шумно вздыхал Игнат. Или Лола нарыла что-то действительно стоящее, или она права насчет диет и моделей.

Норда я нашел на кухне. Они на пару с Марком с интересом наблюдали, как по разделочной доске яростно мечется нож. Василика неотрывно смотрела в окно на загорающую троицу и крошила в здоровенную миску салат с таким выражением лица, словно представляла на месте несчастного помидора что-то другое. Или кого-то.

– Ну как? – поинтересовался Норд вместо приветствия. – Мария была близка к запуску сценария?

– Нет. Эта ветка расследования тупиковая.

Он молча кивнул и разочарованно уставился на растерзанный Василикой помидор. Да ладно, не так уж криво она его порезала!

– У нас тут большинство веток тупиковые, – встрял Марк. – Чем быстрее их отметем, тем лучше.

– Минус одна – это прекрасно, – радостно поддакнула Василика и взмахнула ножом, как дирижер палочкой. – Раз ты освободился, поможешь мне, а?

– Ни за что. Я острых предметов боюсь. С детства! – открестился я и прежде, чем она успела открыть рот, достал из кармана ключи.

– Оставь себе, – среагировал Норд. – Это запасные. Вдруг пригодятся.

Я положил ключи обратно в карман и поспешно ретировался к лестнице под разочарованный вздох Василики. Энергетический след Моники отсвечивал со второго этажа.

Она была в своей комнате. Сидела на аккуратно застеленной кровати и расстроенно косилась на лежащий рядом телефон. Из глубины коридора гремел отборный русский мат. Богдан! В своем виртуальном мире рвет врагов в лоскуты. А говорил, что по-русски совсем не понимает… Я символически постучал в приоткрытую дверь, Моника подняла на меня взгляд и мгновенно расцвела надеждой.

– Привет, – улыбнулась она. – А я была с утра в активированном мире! Там жуть что творится. Дым, огонь, стрелы… Прикольно. Раньше я любила там на бревне отдыхать.

Да уж… У хижины больше не поваляешься. Все-таки без надобности миры лучше не запускать. В них становится опаснее, и лишний запущенный сценарий делает общую картину очевиднее. Еще парочка наглядных примеров, и только слепой не заметит в каждом мире чью-то смерть.

– Помнится, ты предлагала помочь прояснить местный расклад. – Я прошел внутрь, закрыл за собой дверь и сел в кресло напротив кровати. – Предложение еще в силе?

– Конечно, – она с любопытством прищурилась. – Кого обсудим?

– Просвети, что за чудная юная фея здесь живет. Любительница фарфоровых кукол и игр в прятки.

Моника изменилась в лице.

– Ты имеешь в виду Альберту? – уточнила она осторожно. Я кивнул. – Ну… Это сестра Алекса.

Тоже мне открытие. Близкая родственная связь сразу в глаза бросилась.

– Она в другой части дома живет. – Моника схватила с покрывала телефон и задумчиво постучала длинным ногтем по крышке. – Где ты ее видел?

– В холле. Неожиданно вылезла из-под дивана и отправилась на обыск кладовки.

– О, это вполне в духе Берты…

– Кто ее так? – спросил я прямо.

Моника отвернулась, постукивания по телефону стали чаще и громче. Сомнения в ней бурлили на грани штормового предупреждения. Затем проснулось что-то расчетливо-циничное, с привкусом застарелой обиды. И быстро взяло верх.

– Хорошо, – решилась Моника, поморщилась от очередного вопля Богдана и подвинулась ко мне ближе. – Расскажу все, что знаю. А ты поможешь мне, идет?

– Проблемы с партийным заданием? Разберемся.

История Берты начиналась весьма типично. Ей не повезло родиться в год инициации старшего брата и оказаться рядом в неудачный момент. Процесс обретения дара редко у кого проходит спокойно, и Норд исключением не стал. Сложно контролировать то, чего толком не понимаешь. Вопреки расхожим случаям, ничего плохого он сестре не сделал. Всего лишь психанул с мощным выбросом эмоций. А младенцу много и не надо…

– Последствия не сразу проявились, – сказала Моника, неотрывно глядя в плотно зашторенное окно. – Думали, просто ребенок тихий, неприхотливый. Ну, бывает. Тревогу родители забили, когда поняли – ее ничего не интересует, совсем. Она ничему не радовалась, не плакала, реагировала на все с недетским равнодушием.

Предсказуемая реакция. Повредить психику ребенка нереально – там и барьер условный, а вот перенастроить можно… Под всплеском чужих сильных эмоций энергетическая структура изменилась, чувствительность к окружающему миру снизилась. Подсознание выстроило идеальную систему защиты – я в домике, и гори мир хоть адским пламенем.

– Берту по врачам затаскали, как только ни лечили, – грустно произнесла Моника. – Алекс быстро понял, в чем дело. И Совет тоже… Но у них правило – за несчастные случаи при инициации не спрашивать. Помочь Берте они не могли, врачи лишь пичкали ее ненужными таблетками. Алекс запретил родителям трогать ее, а потом при переезде из Венгрии вообще забрал жить к себе. Берта тогда как раз должна была в школу пойти.

Как выяснилось, правильно сделал. С возрастом стало только хуже. Полнейшая апатия и любимое занятие – часами смотреть в одну точку. Старших она слушалась, училась хорошо, даже изображала какие-то эмоции, но при этом никогда их не испытывала. Однажды неделю забывала покормить подаренную рыбку, и с чистой совестью смыла ее в унитаз. В общем, на живую девочку походила лишь внешне.

Моника замолчала и опустила глаза, словно надеялась, что мое любопытство удовлетворено, и продолжать не придется.

– И что с ней потом случилось? – настойчиво спросил я.

– Мария случилась, – процедила она сквозь зубы.

Что-то такое я и подозревал…

Мария с Нордом тогда уже были очень близки. Она проводила с мелкой много времени, постоянно наблюдала. В итоге поняла, как «прокрутить настройки» обратно. Когда Берте исполнилось четырнадцать, ее психика полностью сформировалась, и Мария решила рискнуть. Проникла к девочке в подсознание и навела там порядок. Увы, о доверии речь не шла, Берта в принципе не была способна на подобные чувства. Поврежденный барьер восстановился криво, и потерь избежать не удалось.

– Получили откат по эмоциям и полный привет бонусом, – подытожил я.

– Верно, – хмыкнула Моника и неохотно добавила: – Ты заметил, наверное, что я Марию недолюбливаю. Но… Знаешь, тут ее винить не в чем. Берта будто ожила! Улыбаться начала, смеяться, любимых людей обнимать. У нее желания появились, увлечения. Куклами этими весь особняк завалила. Стало лучше, намного, несмотря на поехавшую крышу.

– Думаю, Совет был другого мнения.

– Само собой. Для них случившееся – полноценное нападение и нарушение главного правила. Правда, ей ничего не сделали. Предупреждение вкатили Алексу.

Точно… Несса упоминала, что он из-за Марии отхватил предупреждение от Совета. Ясно, каким образом.

– Собственно, вот и вся история, – с облегчением выдохнула Моника. Закинула ногу на ногу и выжидающе уставилась на меня. – Теперь твоя очередь.

– Что тебе поручили проверить? – поинтересовался я, надеясь, что это не перемещение Кисы.

– Уменьшение силы дара, – сообщила она. – Мария приставала к одной местной девушке, у которой сначала был довольно сильный дар, а потом вдруг стал гораздо слабее. Надо с ней поговорить…

Еще как надо. Ничего себе! В городе есть девушка с уменьшенным даром. Наверняка у нее тоже блок.

– Мария ее вопросами так достала, что она никого из эсперов даже видеть не хочет, – сердито сказала Моника. – Ну что, поможешь?

Она еще спрашивает!

– Найти девушку, приехать к девушке, расспросить про дар и Марию, – наметил я. – И с чем конкретно ты не смогла справиться?

– К ней не подступиться… Видишь ли, это не просто девушка, а Эвита Васкес. Если тебе ее имя о чем-то говорит.

– Смутно припоминаю. Она какая-то знаменитость?

– Да, – прошептала Моника. Ее глаза загорелись, энергия радужно засверкала. – Известная модель, актриса и телеведущая. Обычно она в разъездах, но сейчас находится в родном Мадриде на съемках шоу «Как стать моделью». Выступает наставницей участниц конкурса. Размах там фантастический, охраны – чуть ли не половина здания. Мимо них никак не пробраться.

Даже не знаю, люблю ли я такие совпадения. Но грех не воспользоваться. Секундная концентрация, беглый обзор рассыпанных по городу человеческих отпечатков. Отлично, а вот и она.

Я поднялся с кресла, шагнул к двери и бросил Монике:

– Собирайся, поедем туда.

– Ты не понял? Внутрь здания не пройти. Там пропуска электронные, кругом камеры. В холле вечно толпа – в Лектуме столько народа не удержишь. А если и получится, от Совета за подобный риск все равно по предупреждению прилетит…

– Хочешь – можешь остаться, – перебил я. – Потом расскажу, что узнал.

Больше ничего говорить не пришлось. Моника выскочила из комнаты через пару минут: в блестках и шелковом костюме, напоминающем цветастую пижаму. Во дворе особняка Лола показывала Норду то свой купальник со всех сторон, то что-то в ноутбуке, он одобрительно кивал. Скорее всего, отчитывалась по исследованиям Марии, касающимся первородного мира. Игнат и Леонард по-прежнему неподвижно сидели рядом, каждый на своем углу пледа. Физиономии у обоих были взмыленно-красные. Перегрелись. Если Лола не оденется, они получат солнечный удар.

Съемки шоу проходили в многоэтажном здании, не имеющим ничего общего со стеклянными офисными высотками: пышный фасад в дворцовом стиле, фигурные балконы, тонкий шпиль на крыше. Охранник у входа цепким взглядом незаметно сканировал посетителей и непрерывно здоровался. Среди толпы то и дело мелькали типы в одинаковых костюмах, подозрительно натянутых на мощных плечах. Моника споткнулась, заискрила напряжением, переливаясь всполохами зарождающейся паники. Я взял у нее водительские права, передал администратору вместе со своими и пояснил:

– Мы к Анфисе Исаевой. В списках нас нет, позвоните ей.

Тот неторопливо набрал номер. Уже через минуту вручил нам два пропуска и сообщил, что у съемочной группы как раз через пять минут перерыв. Моника растерянно прошла через турникет, разглядывая просторный светлый коридор. Любопытство копилось, как пар в герметичном котле, и у лифта прорвало:

– А кто эта Анфиса? Имя с фамилией знакомые…

– Модель с того же шоу, – пояснил я, высматривая Эвиту в здании.

Четкий энергетический след обладателя дара прослеживался на седьмом этаже. Анфиса была там же.

– А, вспомнила! – Моника победно щелкнула пальцами. – Лицо Нилайта, в их рекламе туши снималась. Она еще постоянно мелькает в проспектах про благотворительность. Ты хорошо ее знаешь?

– Чуть не женился на ней весной.

Моника выдала смущенное «О…» и замолчала. Ни слова не проронила до самого седьмого этажа. Вот и славно.

Двери лифта беззвучно распахнулись в огромный, увешанный рекламными плакатами холл. Анфиса стояла у стеклянных дверей и теребила цепочку браслета на тонком запястье. За эти четыре месяца она совсем не изменилась: все та же стрижка, полностью открывающая шею, по-детски наивный взгляд и обманчивая беззащитность в каждом жесте.

– Прекрасно выглядишь, – констатировал я очевидное.

– Работа такая, – сдержанно улыбнулась Анфиса и перевела вопросительный взгляд на мою спутницу.

– Это Моника, у нее есть блог о моде, – перешел я сразу к делу. – Нам надо поговорить с Эвитой Васкес.

– Без проблем, – с едва заметным облегчением отозвалась Анфиса. – Сейчас представлю вас ей.

Мы прошли в стеклянные двери и оказались в шумном коридоре, полном людей и тяжеловесной энергии. Моника поморщилась, я привычно отгородился. Надеюсь, Мария не слишком усердствовала с вопросами, и нас не выставят за дверь. Хотя… Вести при Монике беседы о блоке – лишнее. Ее пусть выставляют.

Анфиса остановилась перед дверью, за которой чувствовалась энергия дара, и тихонько постучала. Дождавшись ответа, распахнула ее и поманила нас за собой. Внутри гримерки вдоль одной стены тянулись вешалки с блестящей одеждой, вдоль другой – огромное зеркало и стеклянный стол, заставленный всякими женскими штучками. Воздух намертво пропитался приторной сладостью сотни букетов, небрежно сваленных на небольшой диван у окна. Эвита сидела в крутящемся кресле, закинув бесконечные ноги на подлокотник дивана, и набирала на планшете сообщение в твиттер. Белая кожа, какая бывает только у рыжих, огненная грива, пикантное скуластое лицо и анорексичная фигура без малейших намеков на выпуклости и изгибы. Жесткая линия подбородка и упрямый изгиб губ недвусмысленно давали понять, что их обладательница твердо знает, чего хочет. Словом, ведущая модель и звезда шоу.

– Ну же, брось своих поклонников на пару минут, – шутливо проворчала Анфиса.

Эвита лениво обернулась, вспыхнула тревогой и впилась в нас с Моникой настороженным взглядом. Даже с ее даром рассмотреть чужой – плевое дело.

– Хочу тебя с Павлом познакомить. Помнишь, я о нем рассказывала.

– Помню. – Эвита замешкалась и посмотрела на меня уже чуть мягче. – Это довольно… неожиданно.

– А я Моника, – не стала та дожидаться, пока ее представят. – Уделите нам, пожалуйста, несколько минут.

– Догадываюсь зачем, – нахмурилась звезда шоу.

– Ой, я же тому журналисту обещала перезвонить! – Анфиса замерцала оттенками невинной лжи. – Оставлю вас на минутку.

И она выскользнула в коридор, плотно прикрыв дверь. Эвита неторопливо погасила планшет и отложила на стол. Ее злость и раздражение за считанные секунды заполнили комнату.

– Нам очень нужно знать, что от вас хотела Мария, – бодро начала Моника. – Это вопрос жизни и смерти!

Энтузиазм хлестал, перекрывая колючий затаенный страх. Видимо, сильно боится не справиться, но при этом вовсе не жаждет, чтобы Мария нашлась.

– Нам говорить совершенно не о чем, – отрезала Эвита. – Уходите.

– Без вашей помощи никак не обойтись, – Моника закусила удила и помчалась вперед. – Понимаете, Мария исчезла…

– Еще пара ее визитов, – отчеканила Эвита, – и я бы с удовольствием приложила к этому руку.

– Я вас понимаю, – отмахнулась Моника. – Но она не единственная пропавшая. Все люди с сильным даром в опасности, и мы ищем причину.

Прекрасная тактика! Некоторым даже помогать пойти ко дну не надо. Достаточно лишь не мешать.

– И при чем тут я? – обманчиво спокойным тоном спросила Эвита. – Вы решили быстренько свой дар уменьшить, чтобы тоже не исчезнуть ненароком?

– Нет, конечно! Но вы все равно расскажите, как это получилось.

– Закройте дверь с той стороны, – процедила она, потеряв терпение. – Немедленно.

Моника бросила на меня умоляющий взгляд. А я что? Я ее сюда провел, дальше – сама.

– Дважды повторять не буду. – Рука Эвиты потянулась к телефону, в голосе засквозила угроза. – Просто вызову охрану. А выкинете чего, следующий звонок будет в Совет.

Моника поджала губы, на мгновение полыхнув странным облегчением, продефилировала в коридор и от души хлопнула дверью. Браво! Поговорила, так поговорила. При других обстоятельствах попросил бы повторить этот номер на бис. Я не сдвинулся с места, Эвита замерла с телефоном в руке, заметно колеблясь. Не сдавать же охране жениха подруги, пусть и бывшего.

– Я могу сделать так, что вас оставят в покое, – выговорил я тем любезным тоном, в котором при всем желании не заподозришь душевную доброту.

Она вопросительно изогнула тонкую бровь, но телефона не выпустила.

– По-вашему, сама я плохо справляюсь?

– Их там десять человек, – спокойно сообщил я. – И они боятся. За себя. Отстанут, только если поймут, что след ложный.

Эвита молча смотрела на меня, задумчиво покачивая телефоном. Ее злость поутихла, сомнения начали медленно таять. Я выждал паузу, чтобы услышанное точно отложилось в ее рыжей голове, и продолжил:

– Вы рассказываете мне все как есть, а я передаю в таком виде, что лишних вопросов ни у кого не возникнет.

– И зачем вам это? – прищурилась она.

Да уж, на Санта-Клауса я не похож.

– Есть одна девушка, у которой то же самое с даром, – сказал я открыто. – Я очень не хочу, чтобы ее трогали.

– Вот как… – ухмыльнулась Эвита и бросила телефон в гущу букетов. К цветочному запаху примешался сладостный аромат доверия. Отлично! Она поднялась с кресла, шагнула к зеркалу. Заправила за ухо рыжую прядь и повернулась ко мне. – Что же свою девушку про дар не спросите? Ладно. Но времени у меня мало, перерыв скоро закончится.

– Мне бы самую суть, – легко согласился я. Хватит мне уже лишних подробностей…

Ее краткий рассказ вполне тянул на полноценный выпуск каких-нибудь «Звездных историй». Эвита попала в мир шоу-бизнеса рано. В семь лет снялась в рекламе сока и неожиданно прославилась. Тогда милая рыжая девочка с трогательными веснушками красовалась на многих плакатах страны и не сходила с экранов телевизоров. В десять лет она выиграла первый конкурс красоты, в тринадцать снялась в популярном сериале, в пятнадцать вела шоу для подростков, которое било все рейтинги. От наград ломился шкаф, количество поклонников росло, контракт с международным агентством обещал счастливое будущее. Словом – не жизнь, а сказка. Все рухнуло в шестнадцать: инициация, набирающий силу дар, болезненная усталость от людей. Несколько обмороков на съемочной площадке, и ее личные врачи подняли тревогу. Благодаря им на Эвиту и вышел Совет. Юной звезде объяснили, что с ней происходит, и как с этим жить. То есть избегать людей и учиться самоконтролю. От шоу и долгожданной роли в фильме пришлось отказаться, а контракт с агентством разорвать. На некогда успешной карьере можно было ставить крест.

Пресса быстро забыла об Эвите, ее место заняли новые девочки – возможно, не такие талантливые, зато не страдающие головной болью от присутствия других людей. Пару лет она провалялась дома в депрессии. Вскоре остро встал вопрос – а что дальше? Накопленное за годы популярности состояние таяло, новые увлечения не появлялись. Каждый раз, включая телевизор или открывая модный журнал, она впадала в ярость. Предложение тети поработать в семейном магазине чуть не стоило той рассудка, а бывшей звезде – предупреждения от Совета. Эвита поняла, что дальше так продолжаться не может.

И решила – она вернется обратно, на экраны и глянцевые страницы. Чего бы ей это ни стоило. Запаслась болеутоляющими, снова начала сотрудничать с модельным агентством и понемногу появляться на публике. Но отгораживаться от мира не стала. Наоборот – через силу вливалась в него, всячески пряча в себе дар и стараясь не пользоваться обретенными способностями. Ни Потока, ни высматривания чужих эмоций. Строгая энергетическая диета, а уж в диетах Эвита была мастером. Это продолжалось почти год, пока она не загнала часть собственной энергии так глубоко в подсознание, что мир стал бледнее и обычнее.

– Погодите, – опешил я. – Это была целиком ваша идея?

– А чья еще? – грустно усмехнулась Эвита. – Никто не рвался решать мои проблемы за меня.

С ума сойти! Она сделала это с собой… сама.

– Я смогла не только заглушить дар, но и запереть. Выстроить из последних сил что-то вроде дополнительного барьера.

А вот и блок. Эдакая клетка из собственной энергии. Правда, в данном случае добровольная.

– Неужели Совет не интересовался вашим случаем?

– Интересовался, – призналась Эвита. – Но ловить им тут было нечего. Заблокировать дар можно лишь самому, исключительно при огромном желании. Его надо загнать в такую глубину подсознания, что никто другой туда попросту не доберется. Подобный уровень доверия недостижим.

Чертовщина какая-то… Кира никакого блока не хотела. Более того – она о нем даже не знала.

– Марии было на это плевать. – Эвита снова заискрилась раздражением. – Нас угораздило столкнуться на улице, она вспомнила, что раньше дар у меня был сильнее. Решила помочь мне его вернуть. И началось! Просьбы, преследования. По пятам ходила, у студии караулила. Слова «нет» для нее не существовало!

– А у нее были конкретные идеи, как все исправить?

Эвита хмыкнула, щелкнула кнопкой планшета. Дисплей отобразил информацию о двух тысячах новых лайков и сотне ретвитов. Казалось, даже цветы в гримерке запахли сильнее.

– Исправить? Я его ненавидела, – сказала она с вызовом. – Он забрал у меня все, что я любила. И показал то, что мне видеть и знать не хотелось. Я уже все исправила.

М-да…

Лучшим вариантом было поблагодарить ее и выйти вон. Это я и сделал.

В коридоре было много света и людей, их эмоции смешивались, взрываясь ослепительным салютом. Я мысленно закрылся от этого безобразия, вспышки слились в безобидное серое месиво. Отсчет пошел, пора уходить. Хорошо, что больше здесь делать нечего. Моника увлеченно беседовала у окна с девушками модельного вида и, заметив меня, оторвалась от них с неохотой.

– Как прошло? – встревоженно спросила она, едва мы отошли за угол. – Выяснил что-нибудь?

– Все, что было нужно, – уверил я. – Твоя любимая топ-модель свой дар заглушила в приступе карьеризма. Никакой фэн-шуй методики, лишь лютая ненависть к своей сути. На редкость зацикленная девушка.

– А то, – фыркнула Моника. – По ней заметно.

– Марии было больше всех надо, вот и лезла с вопросами, – как можно равнодушнее закончил я. – Вряд ли она пропала из-за этого. Миссия завершена, можно и по домам.

– Ой, я задержусь тут на полчасика. Ничего? Вокруг столько материала для моего блога, и девочки на съемки посмотреть пригласили…

– Ради бога. Осилишь – оставайся.

– Я буду очень стараться.

Сзади раздались приближающиеся шаги. Мягкие, но уверенные. Ни с чем не спутаешь. Я обернулся, Анфиса резко остановилась. Замерла буквально в метре от нас.

– Все получилось? – поинтересовалась она.

– Спасибо за помощь, – искренне сказал я, заметив краем глаза, что Моники рядом уже нет. Какая чуткость. А может, просто убежала к своим моделям.

Анфиса кивнула, отстраненно поправила браслет на запястье. В глаза бросилась подвеска в виде сердечка с логотипом ее фонда помощи детям. Основательно за дело взялась! Впрочем, оно всегда было любимым и увлекало Анфису гораздо сильнее шоу-бизнеса. Вопреки слухам, мы познакомились вовсе не на какой-нибудь роскошной вечеринке, а при подготовке ее благотворительного проекта. Совместного с вип-клубом. Она так рьяно хотела изменить мир к лучшему… Максимализм зашкаливал! Анфиса старалась видеть в людях только хорошее, верила в глупые приметы, строго следовала веганской диете, но никому свои взгляды не навязывала. Редко встретишь человека, которым можно восхищаться. А я никогда не любил брать количеством. Она была простой, понятной и очень удобной. Ни загадок, ни драм. Фантастическая открытость и теплота природного очарования. У нее даже любовь была тихой, спокойной. Удивительно уютной.

– Ну… – улыбнулась Анфиса, нервным движением обхватив свое запястье. – Как дела?

– Лучше всех, – отозвался я.

– Как всегда, – задумчиво обронила она.

Есть две вещи, в которые я верил зря: волшебный шкаф с дверью в другой мир и чувство меры у женщин. Можно отдать им все – деньги, желанное обручальное кольцо и каждую минуту жизни. Но они непременно захотят еще и душу. Что Анфиса тогда сказала, прежде чем отменить свадьбу… Ах да. «Ты никогда не будешь любить меня так, как ее». Вот что на это вообще можно было ответить?

– А ты как? – спросил я, когда пауза неловко затянулась.

– Отлично, – пожала она плечами и торопливо глянула на настенные часы. – Пойду. Перерыв заканчивается.

– Мне тоже пора.

Анфиса развернулась и зашагала прочь, вглубь коридора, оставив мне легкий привкус своего сожаления и облако таких знакомых ванильных духов. Я подождал, пока оно рассеется, и направился к лифтам.

Если прошлое не вызывает практически никаких эмоций, его точно можно считать прошлым.