Мимо охраны я проскользнула неосознанно, без особой на то необходимости. От некоторых привычек невозможно избавиться, как ни старайся, да и поздно себя перевоспитывать. Умей я нарушать обещания, сидела бы сейчас дома. Скорее всего, позвали меня зря. Хотелось развернуться и уйти, но это говорил внутренний голос, а его я слушала редко. Так уж повелось с самого начала — мы с ним не в ладах.

Тишину взорвал гулкий визг и скрежет когтей по стеклу. Отвратительный дверной звонок, учитывая, что особняк выглядел до неприличия роскошно: от витражей, колонн и изогнутых арок рябило в глазах. Такой дом должен быть музеем, театром или библиотекой, а никак не частным владением удачливого бизнесмена. Стоять на крыльце оказалось неуютно. Капли дождя разбивались о короткий навес и затекали мне за шиворот, придавая вечеру оттенок настоящего праздника. Рано я спрятала зонт! Ветер бросал в лицо холодные брызги и мокрые желтые листья, не забывая раскачивать вычурный фонарь над дверью. Оставалось надеяться, что эта штука держится крепко и не свалится мне на голову.

Послышались тяжелые шаги. Дверь отворилась, на пороге появился мужчина лет сорока. Одет он был строго и солидно, будто только что пришел с важной встречи и не сменил костюм. Чуть поодаль стояла блондинка в легком халатике и сжимала в руках мобильный телефон. Ее бледное лицо не выражало эмоций, но от женщины буквально разило страхом — вязким, липким, очень навязчивым. Не заметить его было нельзя, отгородиться — тем более. Ненавижу истерики, а эту дамочку даже ведро валерьянки не уймет. Вот повезло-то!

— Вы от Киры? — осторожно спросил мужчина, пригладив волосы. Свет фонаря упал на его макушку, придав поседевшим прядям серебристый оттенок.

Я кивнула.

— Михаил Зорьев, — представился он. — У нас…

— Знаю, — перебила я, желая сэкономить нам обоим время.

— Почему охрана не сообщила о вашем прибытии? — подозрительно прищурилась блондинка и посмотрела мне за спину, выискивая у ворот пост охраны. Серый домик стоял на месте, но женщина не успокоилась. Поджала чрезмерно пухлые губы и постучала длинным ногтем по крышке телефона.

— Могу уйти, — пожала я плечами.

— Нет, что вы! — Михаил жестом пригласил меня войти. — Простите, моя жена слишком взвинчена…

Я прошла в прихожую, обратив внимание на пугающее разнообразие пустых шкафов и полок. У Зорьевых бывает много гостей или так проявляется любовь к максимализму? Впрочем, не мое дело. Повесив плащ, зонт и сумку на вешалку, я повернулась к хозяину.

— Где он?

— Пройдемте, покажу, — поспешил с ответом Михаил.

— Разуваться не будете? — раздраженно спросила блондинка.

— Нина, прекрати, — цыкнул на нее муж.

— Это полный бред! — выкрикнула та. — Чем она нам поможет?

— Помолчи!

Нина притихла и поднесла телефон к уху, словно готовилась вызвать полицию. Ее лицо все еще напоминало застывшую маску, но я прекрасно видела, как сильно она волнуется. Спорить с человеком, близким к припадку, было себе дороже. Я покорно разулась, нацепила предложенные тапочки и проследовала за супругами.

«У нас большая куча денег и мы не знаем, куда их деть» — громко завопил холл. Все было как с картинки: зеркала, стол с гигантской вазой, белоснежные диваны, мраморный камин и широкая лестница, устланная ковровой дорожкой. Кажется, по таким спускаются дебютантки на балу. Мне же пришлось подняться, и не в очередные шикарные апартаменты, а в рабочий кабинет. Скромностью он не отличался, зато демонстрировал, что Зорьевым все-таки знакомо чувство меры.

Обстановкой особняка можно было любоваться долго, но я не забыла, зачем пришла. Он сидел у окна — мальчик лет десяти, рыжий, в веснушках. Просто ожившая картинка из советских мультфильмов или сюжетов «Ералаша». Я бы непременно умилилась, если бы не взгляд мальчика: отсутствующий, устремленный в никуда. Понадобилось мгновение, чтобы понять — меня позвали не напрасно.

— Артем уже вторые сутки ни на что не реагирует, — поведал Михаил. — Не двигается, не разговаривает. Стоит, уставившись в одну точку. Наш врач не знает, с чем это связано. Предложил отличную клинику, но я уверен, что сын не болен. Мы привели его обратно, в моем кабинете он вчера и впал в это… состояние.

— Ясно, — разочарованно протянула я, избавившись от последних сомнений. — Выйдите.

— Я не уйду! — запротестовала Нина и ткнула мужа в бок. — Не оставляй Артема с ней наедине.

— Как хотите, — сухо ответила я. — Вещи в комнате не трогайте. Стойте у входа, пока не разрешу войти.

— Что не трогать?

— Вообще ничего! И внутрь не заходите. Понятно?

— Да, да!

Михаил попятился к двери, Нина неохотно последовала за ним. Оба замерли на пороге, готовясь в любой момент броситься к сыну. Я с трудом подавила желание хлопнуть дверью у них перед носом. Изображаю службу спасения с доставкой на дом, а оно мне надо?

Стараясь не думать о Зорьевых, я внимательно осмотрела кабинет. Аляповатая картина на стене наверняка претендовала на звание произведения искусства, потому что была на редкость бессмысленной — эдакие небрежные линии, слившиеся в причудливую фигуру. Содержимое шкафа понравилось мне куда больше. Четыре томика Достоевского с верхней полки я бы полистала с удовольствием, уж очень похожи на прижизненные издания. Весьма изысканно выглядел кофейный сервиз. Шесть чашек сверкали на начищенных блюдцах, навевая тоску по столь любимому мною кофе. Вид портила синяя ручка с обгрызенным колпачком — мерзость. На письменном столе царил идеальный порядок: ноутбук, стройные стопки бумаг и записная книжка, аккуратно раскрытая на восемнадцатой странице.

Запомнив, где что находится, я подошла к окну. Присела напротив Артема и всмотрелась в его безучастное лицо. За спиной зашептались обеспокоенные супруги. Черт с ними, лишь бы не мешали. Я освободилась от назойливых мыслей и сосредоточилась на мальчике. Где же ты, рыжий сорванец? Прямо сейчас и узнаем.

Комнату заполнили тысячи огоньков, в ушах заплескались волны, в глазах защипало. Густой дым ворвался в помещение, стены затрещали, с потолка обломками посыпалась штукатурка. Я глубоко вдохнула и приготовилась. Время остановилось, изменило течение и побежало вперед с бешеной скоростью.

Свет.

Необыкновенно яркий свет ударил в лицо. Кругом простиралось заснеженное поле, границы которого было сложно разглядеть из-за метели. Под хлопьями снега виднелась синяя трава, прижатая к земле. Снежинки вокруг меня вздрогнули, застыли в полете. Расступились и начали падать как при замедленной съемке. Одни плавно кружились над полем и оседали на поникшие травинки, другие рассекали морозный воздух, выписывая всевозможные пируэты. Угораздило же мальчика переместиться именно сюда! Этот мир всегда угнетал меня тоскливым нордическим пейзажем, пургой и конкретной точкой выхода. Немудрено, что Артем потерялся. Исследовать снежное царство придется основательно, за два дня он мог уйти куда угодно. Хорошо, что обитателей здесь нет — обойдусь без приключений.

Через пять шагов трава стала выше, через двадцать доставала мне по пояс. Продираясь сквозь нее, я попутно отбивалась от снега и считала шаги. Когда заросли накрыли меня с головой, я остановилась, раздвинула траву. Как обычно, потребовалось пятьдесят шагов, чтобы пересечь поле и выйти к обрыву. Вниз вел крутой рваный склон, едва заметный за пеленой метели. Я выбрала короткий путь. Наклонилась, оттолкнулась от края и спрыгнула. Немного концентрации и приземление получилось легким, беззвучным, а главное быстрым.

Как и все в Потоке, заброшенная деревня не менялась. То же запустение и выжженные развалины. Горбатые хижины со свистом пропускали ветер, треща обугленными досками. В низине метели не было: в воздухе летал пепел, смешанный со снегом. Взгляд приковывал пятиярусный фонтан с замерзшей водой — крайне нетипичное строение для крошечной деревеньки. Огонь его не тронул, под толстой коркой льда угадывался готический орнамент из сотни сложных закорючек. Будь я скучающей деточкой, выбрала бы для путешествия мир поживописнее.

Искать пришлось недолго. Артем прятался за фонтаном — грел руки в карманах и смущенно выглядывал из-под нижнего яруса обледенелой громадины. Что ж, удачное убежище от снега.

— Кто ты? — удивленно спросил он, стоило мне приблизиться. — Тебя я тоже придумал?

— Ты ничего не придумал. — Я стряхнула снежинки с его макушки и восхитилась: — Далеко забрался.

— И заблудился! — Артем всхлипнул, явно готовясь разреветься.

Я даже испугалась. Плачущие дети ставили меня в тупик, заставляли чувствовать себя беспомощной и уязвимой. Спешно взяв мальчика за руку, я как можно ласковее сказала:

— Меня прислали твои родители.

Артем потупился. Ясное дело, возвращаться ему не хотелось. Никому не хочется.

— Они переживают? — догадался он.

— Тебя нет вторые сутки.

— Не может быть!

— Тут время течет иначе, — напомнила я.

— У меня не получается выбраться.

— Здесь и не получится. Идем, покажу выход.

Артем послушно потрусил за мной. Обойдя ветхие хижины, мы вышли на открытое место, окруженное плетеным забором. Под ногами захрустел снег, ослепительно чистый. Огороженный участок сиял белизной — парящий над ним пепел натыкался на невидимую преграду и отлетал к деревне.

Интересно, как Артем умудрился забраться в такую даль? Это сложно, и в его возрасте дар вообще не проявляется — рановато, причем очень. Меня распирало любопытство, поэтому я не потащила Зорьева-младшего в реальность, а подвела к точке выхода и предложила:

— Попробуй сам.

— Ты не исчезнешь? — засомневался он.

— Пойду с тобой, — пообещала я.

Артем одобрительно кивнул и напрягся. Судя по выражению лица, старался он в разы больше, чем следовало. Подул теплый ветерок. Снег отделился от земли и разлетелся блестящей пыльцой. Синяя трава окрасилась в зеленоватый оттенок. Метель рассеялась, обнажив высокие скалы и водопады вдали. За считанные секунды мрачная деревня сменилась ожившей зарисовкой из жизни дикой природы.

— Неплохо, — присвистнула я. — Правда, не то.

— Ой! — Артем вытер лицо рукавом и принялся испуганно озираться. — И что делать?

— Освободись от лишнего. Подумай о доме.

Увы, совет его не вдохновил. Артем затрясся и рухнул на траву. Детские слезы хлынули ручьем — никакой пощады моим фобиям.

— К маме… хочу… — донеслись обрывки рыданий.

Да, зря я все это затеяла. Чего еще ждать от ребенка? Спасибо, хоть перекинул нас в мир, где энергия распределена равномерно. Значит, вернуться домой можно откуда угодно.

— Вставай, — строго сказала я. Артем замолк и насупился, но с травы поднялся. — Расслабься. Вспомни, куда тебе нужно попасть. Представь обстановку, любые детали. Все, что можешь вспомнить. Представил?

Он зажмурился и засопел. Потом деловито изрек:

— Представил.

— Тогда иди, — велела я.

Раздался треск и грохот, небо потемнело. Трава испарилась, пространство обросло стенами и мебелью. Когда Артем открыл глаза, увидел отцовский кабинет и родителей, замерших у входа.

— Получилось! — довольно закричал он и кинулся маме.

— Стой!

Я успела поймать Артема за плечо. Нина в замешательстве остановилась в дверях, не решаясь войти.

Что у нас тут? Затейливая картина, пять книг в шкафу. Шесть кофейных чашек. Синяя ручка с обгрызенным колпачком.

— Самое важное правило, — продолжила я. — Запоминай место, из которого уходишь.

Письменный стол, ноутбук. Записная книжка, раскрытая на восемнадцатой странице.

— Зачем? — не понял Артем.

— Четыре книги, — насторожилась я. — Книги было четыре. Мы не дома.

— Но… ведь… — Он растерянно уставился на знакомые предметы.

— Чем дальше забираешься, тем сложнее попасть обратно.

— Я старался, — захныкал он.

Его слезы действовали мне на нервы. Разнылся! Кому нынче легко?

— Старайся лучше, — рассердилась я. Взяла себя в руки и добавила: — В будущем.

Я сжала маленькое запястье, ощутив дрожь мальчика и его учащенное сердцебиение. Артем не доверял мне, но был слишком напуган, чтобы сопротивляться. Я быстро подчинила его сознание и повела за собой. Первое, что мы заметили по возвращению, это взволнованное лицо Нины в дверях.

— Мама! — закричал Артем и бросился к ней. Я не стала его удерживать — комната была правильной.

От их трепетных семейных объятий повеяло мягким, почти шерстяным теплом. Я из интереса присмотрелась к Нине. Она по-прежнему не испытывала ко мне ничего кроме страха и неприязни. Ни капли благодарности. Конечно, какая мелочь! Я всего-то спасла ее сына.

Ухмыльнувшись, я обогнула обнимающуюся парочку и зашагала прочь.

— Подождите! — Михаил догнал меня уже в прихожей. — С Артемом все будет хорошо?

— Больше не потеряется.

Я потянулась к дверной ручке. Не терпелось скорее покинуть эту щемящую душу идиллию.

— Как насчет… компенсации за вашу помощь?

— Забудьте. Я пришла по просьбе друга.

Зорьев замялся и еле слышным шепотом спросил:

— Мой сын… не совсем нормальный ребенок, да? Это как-нибудь можно исправить? Многие отклонения лечатся…

— Он в полном порядке, — резко ответила я и выскочила на улицу, чтобы не высказать вслух слова, вертевшиеся на языке. Меня душило чувство обиды. Приглушенное и давно позабытое, но от этого не менее горькое.

Михаил остановился на пороге, недоумевая, почему охрана меня не замечает. Он жаждал ответов, но я не собиралась их давать. Некоторые объяснения только запутывают. Кира разберется, я свое обещание выполнила и могла убраться из особняка с чистой совестью. Меня ждали в другом месте, и ехать туда ох как не хотелось…

* * *

Вечер выдался замечательным, под стать моему настроению. Пусть я сильно задержался на работе, зато дело сдвинулось с мертвой точки, и осознавать это было приятно.

Я увидел ее впервые еще летом, в июле. Помню, в метро было убийственно жарко. Если в голове и возникали мысли, то сразу ускользали, размазываясь по душному вагону. Соскрести их было без шансов — как бы вовсе мозги не закипели. Люди менялись, но казались безликими и неинтересными, будто пассажиров сгенерировали по одному шаблону и выпустили погулять. Они стирались из памяти, стоило им выйти. Атака клонов, спешите спастись. А потом вдруг появилась она.

Готов поклясться, в серую толпу плюхнули каплю цветной краски, которая расползлась ярким приметным пятном. Я подобрался ближе и понял, что это детская доска для рисования, исчерченная оранжевым маркером. Схема из квадратов и стрелочек являла собой карту извилистой улицы, и начерчена была очень красиво, едва ли не с патологической аккуратностью. Хотелось показать доску моему бывшему преподавателю по графике и посмотреть, как он будет давиться от зависти. Вообще в метро можно встретить много странного: вызывающе одетых людей, застолье в вагонах, танцы со шваброй и целые цирковые представления. Однако ориентироваться в городе по разрисованной доске — перебор даже для Москвы.

Незнакомка с картой в руках была невысокого роста, стройная, но не костлявая — она отлично заполняла свою одежду. Девушка морщила носик и капризно надувала губы. Подобное выражение лица я видел в магазине у малышей, готовых закатить родителям истерику. Смешные круглые очки съезжали ей на переносицу, и она то и дело их поправляла. Из-за жары прекрасный пол оставлял на себе мало одежды, и эта девушка не стала исключением. На ней были короткие соблазнительные шорты, футболка в обтяжку и соломенная шляпка, из-под которой выглядывали каштановые кудри. В глаза бросалась капелька пота, блестевшая в районе декольте, и совершенно по-детски ободранная коленка.

На следующей остановке девушка вышла, а несколько дней спустя мы встретились в подземном переходе в центре города. Столкнулись на лестнице, неловко преградив друг другу путь. Незнакомка извинилась, подтянула сползшую лямку полупрозрачной маечки и побежала по ступеням вверх, оставив мне облако сладкого яблочного аромата и ощущение, что мы еще встретимся. Поэтому я ничуть не удивился, наткнувшись на нее в первый же день на новой работе. Теперь она выглядела так, как и полагается ведущему сотруднику юридической компании: высокие каблуки, строгий костюм, стильные очки в прямоугольной оправе и волосы, собранные в тугой пучок на затылке. Словом, шаблонная скукота, лучший образец корпоративного дресс-кода. Счастье, что меня не заставляли его соблюдать. Мы трудились на одном этаже, но наши обязанности не пересекались: она руководила отделом сопровождения клиентов, я был обычным графическим дизайнером. Получил первую работу после окончания института. Первую серьезную работу, я имею в виду. Когда уверен, что в конце месяца тебя ждет зарплата, и надо приходить в офис без опозданий. Последнее мне даже удавалось, с переменным успехом…

Работать меня усадили к маркетологам. Тесный кабинет был заставлен рядами столов, шкафов, тумбочек, и завален макулатурой. Ну просто шпроты в банке, не протолкнуться! Пробираясь к компьютерам, люди преодолевали лабиринты препятствий. Новый стол еле втащили внутрь, примостив напротив постоянно распахнутых дверей. Симметрия скончалась в муках, да и место было неуютным. Весь отдел таращился в мой монитор, а дефилирующие по коридору девушки отвлекали от заданий. Незнакомка из метро тоже пробегала мимо, и каждый раз притягивала внимание. Взгляд сам цеплялся к ней и не отлипал, пока девушка не исчезала за поворотом. Поначалу я замечал ее случайно, потом внезапно осознал всю прелесть своего рабочего места. Наш кабинет располагался близко к лифтам, обзор коридора был идеальным. Возможности для наблюдения открывались безграничные: личный шпионский пост и никакой необходимости в маскировке. За месяц я узнал о хозяйке доски многое.

Она появлялась в офисе к обеду и регулярно запасалась кексами из столовой. Я ее понимал — кексы там пекли вкуснотенные, выдающихся размеров. Незнакомка была не из тех девиц, что дотошно следят за фигурой и истерично щелкают по ссылкам модных диет. При этом она не расставалась с мобильником и часто выходила из лифта с трубкой, прижатой к уху. Несмотря на то, что у нее был отдельный кабинет, девушка любила говорить по телефону в коридоре. Мерила его неуклюжими шагами и жестикулировала свободной рукой, точно готовилась взлететь. Поправляла очки, если нервничала, а в приступе радости кивала, закусив нижнюю губу. Четко выговаривала слова, делала серьезное лицо. Выдавали ее глаза: в них всегда отражалась беспечность и поразительная отрешенность от мира. Такая сильная, будто девушка не понимала, где оказалась. Порой чудилось, что она вот-вот подойдет ко мне и спросит какой сейчас год. Но она не подходила…

На прошлой неделе незнакомка из метро, даже не подумав скрыть возраст, с размахом отметила с коллегами свой тридцатый день рождения. Честно говоря, я был шокирован — ни за что не дал бы ей больше двадцати пяти лет. Все в ней было загадочным и странным, и никак не вязалось с образом важного начальника. Я был убежден — начальники должны выглядеть строже и чувствоваться за версту. А от нее пахло яблоками и беззаботностью, которая совсем не помогает карьерному росту.

Подойти бы и заговорить с девушкой, но ее руководительский статус безжалостно нависал надо мной, лишая дара речи. Казалось, чтобы познакомиться с ней, нужно разрешение от генерального директора или типа того. И лучше с печатью и подписью. Так продолжалось бы целую вечность, но, хвала небесам, сегодня мне посчастливилось прокатиться с ней в лифте наедине. Глава отдела по сопровождению втиснулась в двери в последнюю секунду, прищемив край юбки. Потеряла равновесие, но сумела схватить меня за руку и не упасть.

— Сумасшедший день! — выпалила она. — Везде надо успеть.

— Понимаю. — Я не поверил своему везению. — Со всеми бывает.

Она посмотрела на горящую кнопку седьмого этажа и рассеянно спросила:

— Вы недавно у нас работаете?

— Месяц уже.

— Не замечала вас раньше.

Наши глаза встретились, и я поежился. В ее взгляде было что-то пугающее, пронизывающее насквозь.

— Кира, — представилась она, будто я не знал ее имени. Радует, что она не просекла, что я пялюсь на нее весь месяц. Так и за психа сойти можно.

— Влад.

Я улыбнулся, приготовился задать непринужденный вопрос, но пока выбирал между «привет, как дела?» и «ну почему оранжевый?», лифт приехал, и нам пришлось выйти. Кира побежала к своему кабинету, стуча каблуками. На ходу поправила юбку, переусердствовала и на мгновение засветила оборку на чулках.

Завороженный, я пошел за Кирой, толком не понимая, зачем это делаю. В конце коридора уткнулся в закрытую дверь ее кабинета. Твердую и равнодушную, как любая другая дверь. Потоптался на месте и шагнул к кулеру с водой, чтобы не выглядеть глупо.

Из кабинета донесся повышенный женский голос:

— Нет!

— Лейка, ну пожалуйста… — жалостливо протянула Кира.

Лейка? Это что, имя? Угарненько! Я бы так даже в чате называться никому не посоветовал…

— Отправь кого-нибудь из подчиненных, — заявила та, весьма категорично.

— Дело очень ответственное.

— Помнится, мы назначили вторник днем ответственных дел. Вот тогда и обращайся.

— Вторник же, — возразила Кира и была совершенно права. — Вот и обращаюсь.

Из-за двери раздалось ворчание. Я почувствовал неловкость и легкие угрызения совести. Подслушивать чужие разговоры — не слишком достойное занятие, но все, что касалось Киры, вызывало у меня неподдельный интерес. Я постарался слиться с кулером, а сам вслушался в приглушенные голоса.

— Уговорила, — сдалась неизвестная мне дама.

Послышались шаги, и они приближались. Я принялся показательно наливать воду в пластиковый стаканчик. Дверь распахнулась, в коридор вышла высокая брюнетка в старомодном плаще. Царственным жестом отбросила за спину длиннющую косу и поправила сумку на плече. Кира выскочила следом и вручила девушке криво сложенный листочек.

— Пожалуйста, непременно сегодня!

— Вечером заеду.

— Вряд ли там по нашей части, — заискивающе сказала Кира. — Мальчик еще маленький. Его родители почетные клиенты компании. Кучу денег вложили, я не хочу рисковать. Ты бы меня очень выручила.

Гостья без лишних слов спрятала листочек в сумку и направилась к выходу. Кира, Сконфуженно посмотрев ей в спину, скрылась в кабинете. Я остался стоять у кулера. Ледяная вода переполнила стаканчик и полилась через края. Я инстинктивно отдернул руку, обжигающе холодный пластик упал мне под ноги. По коврику расползлось темное пятно. Усиленно делая вид, что произошедшее вовсе не моих рук дело, я вернулся в кабинет маркетологов. Интересно, о чем Кира попросила эту неприветливую девушку? Юридические разговоры такие непонятные… Как бы то ни было, меня их дела не касались. Тем более по части клиентов.

Я включился в работу, но сосредоточиться не получалось. Маркетологи разбушевались не на шутку: старший менеджер на повышенных тонах обсуждал по телефону грядущую конференцию, его помощник показывал коллегам ролик с беспредельно громким звуком, рекламщицы злорадно хихикали. Правда, этим двум смазливым блондинкам я готов был простить что угодно, даже многочасовые разговоры о косметике и распродажах. Они забавно растягивали слова, почти мурлыкали — заслушаешься. Еще делали зарядку по утрам в зале для переговоров, наполовину прозрачном, кстати. Волшебные девушки, я без раздумий поместил бы их на обложку нашего корпоративного календаря. Если бы, конечно, решение было за мной, а не за генеральным директором, который выбрал скучную простыню с логотипом компании.

Ролик на мониторе кончился, запустился второй — на полтона ниже, но с противной фоновой мелодией. Все начали оживленно его обсуждать, и у меня нашлась причина отвлечься. Я снова уставился в открытые двери. Затем вспомнил, что половина испытательного срока еще впереди, а слежка за коридором в мои обязанности не входит. С трудом оторвавшись от дверей, я врубил музыку в наушниках, чтобы заглушить офисную болтовню, и вник в присланные на электронную почту задания. Они были на редкость однообразны. Предстояло внести изменения в макет буклета, нарисовать баннер для сайта в несочетаемых цветах и заодно отредактировать фото начальника отдела регистрации, которому было лень фотографироваться на визу. Все-таки я мечтал не об этом. Детское увлечение рисованием, художественная школа, шесть лет в художественном институте, сотни пылящихся на антресолях рисунков, и что в итоге? Особенно смущало верхнее письмо в ящике: секретарша Леночка умоляла убрать с ее фотографии влезшую в кадр подружку, обещая чай, печеньки и бесконечную благодарность. Леночка наводила на меня ужас с первого дня. Она совсем не умела ходить на каблуках — спотыкалась и шаталась, как маятник. Подарить бы ей футболку с надписью «осторожно, занос полметра», ради безопасности окружающих. Но это еще полбеды, самым пугающим было другое. В зависимости от наряда размер ее груди удивительным образом менялся от нулевого до четвертого. Мистика, не иначе. Признаюсь, я предпочел бы удалить с фотографии Леночку — подружка была гораздо симпатичнее. И вообще, почему я должен заниматься всякой ерундой? У меня миллион идей пропадает. Никакого простора для творчества, не работа, а рутина! Оставалось верить, что однажды я смогу творить в свое удовольствие, не отвлекаясь на суровую действительность. А пока жить на что-то надо и опыта набираться тоже… С обретением диплома стипендия канула в лету, сидеть на шее у родителей стало неприлично, временные подработки приносили смешной доход. Перебирать вакансии было некогда, а я прошел первое же собеседование. Юридической компании «Перспектива» понадобился штатный дизайнер и мою кандидатуру одобрили сразу. Выйдя на работу, я обнаружил, что в нагрузку к полиграфии получил сайт, колдовство над фотографиями сотрудников и участие в бурной деятельности внутреннего пиара, любившего награждать коллег всевозможными грамотами. Делал их, естественно, я. Зато здесь оказалась шикарная столовая. Бесплатная!

По коридору вдруг пробежала Кира, заставив меня позабыть о заданиях. Она смачно вгрызалась в аппетитный кекс, лавируя на высоченных каблуках. На секунду куда-то засмотрелась, но в поворот к лифтам вписалась удачно. Тут-то я и понял, что пора заканчивать с игрой в подглядывание. Еще немного и превращусь в одержимого маньяка! Сколько можно следить за ней и робеть? На странице в социальной сети указано, что Кира свободна. Судя по всему, милая девушка и не зацикливается на высоких должностях. К тому же мы из разных отделов, формально она мне не начальница. Пусть Кира старше, но в ее поведении скользит безуминка, свойственная разве что взбалмошным подросткам. Меня на ней знатно переклинило, да и на моих бывших девушек она ни капли не похожа. Такая не станет включать фен в занятую розетку и прибегать с вопросом «почему выключился компьютер?».

Сначала я хотел сделать первый шаг немедленно, потом решил подождать до завтра… Было много работы, злополучный буклет предстояло верстать весь день. К сожалению, прогнозы не сбылись. Остатка рабочего дня мне не хватило, а сроки были неумолимы — новый макет типографии требовался к утру. Я скорбно наблюдал за коллегами, отчаливающими по домам. Заваривал крепкий чай и доделывал буклет, готовясь ночевать в офисе. И поделом мне! Если бы я приходил вовремя, меньше пялился на Киру и размышлял о жизни, управился бы до семи часов.

Мониторы вокруг гасли, люди покидали рабочие места. Вскоре офис погрузился в тишину, отвлекаться стало не на что. Ценой нечеловеческих усилий мне удалось покончить с макетом к полуночи. Значит, на метро я еще успевал.

Стоило выйти на ночные улицы, ярко освещенные фонарями, как пронзительный ветер ударил в лицо каплями дождя. Зонт остался дома в тепле и уюте, опять. Я резво помчался в сторону ближайшей станции метро, надеясь не промокнуть насквозь.

Путь мой лежал в родное общежитие художественного института, откуда я имел наглость не съезжать четвертый месяц. Не то чтобы студенческая жизнь мне нравилась, просто снимать квартиру в столице выходило дорого, а комендант согласился оставить меня в общаге за вполне сносную сумму. Было нелепо отказываться от возможности сэкономить, и я отложил жилищный вопрос до конца испытательного срока в «Перспективе». Потом и зарплата будет выше, и положение надежнее. Того гляди, дела в гору пойдут…

Несмотря на то, что до станции я добрался в таком виде, будто нырнул в фонтан, настроение не испортилось. В метро я спустился с ощущением того, что скоро все изменится. И обязательно к лучшему.

Лейка

Каждый раз, ставя мобильный на зарядку, я чувствовала себя глупо. Говорить уже давно было не с кем, и незачем. Я очень постаралась, чтобы меня забыли, и могла гордиться результатом. С радостью забросила бы старенькую трубку в шкаф, в самый дальний угол, потеряв последнюю связь с реальным миром. Кое-что удерживало — один звонок я ни за что не хотела пропустить. Исправно проверяла батарею и выкручивала звук на максимум, боясь однажды не услышать заветное пиликанье. И вот, сегодняшним вечером, наконец-то, услышала. Правда, это был не тот звонок, которого я ждала.

Телефон запиликал бойко и напористо, словно настаивал на том, чтобы вызов немедленно приняли. Я бы сбросила его, но узнала номер — эта комбинация цифр настолько въелась в память, что даже годы не были в состоянии ее стереть. С него не стали бы звонить по пустякам.

Я проявила решительность и взяла трубку.

— Здравствуй, — тотчас поприветствовали меня. — Надо поговорить.

— Слушаю, — скупо ответила я, стараясь уловить перемены в его голосе. Тщетно. Он был таким же, каким я его помнила, вплоть до интонации.

— Не по телефону. Приезжай. Сейчас. Ты знаешь куда.

— Но… — Будь это кто-то другой, кто угодно, я бы нажала спасительную красную кнопку и сделала вид, что никакого звонка не было.

— Пожалуйста.

— Хорошо, я приеду.

Телефон примирительно замолк и погас. Я кинула его в сумку, из бокового кармана выпал сложенный пополам листочек — прямо мне в руки. На нем крупными аккуратными буквами был выведен адрес, по которому я обещала заехать, и «непременно сегодня». Плюсом было то, что оба адреса находились в одном районе, минусом — все остальное.

Бабушка говорила мне, что три вещи, которые не стоит делать, это лгать, опаздывать и нарушать обещания. Еще она любила повторять: «не умеешь — научим, не хочешь — заставим». Я вняла ее мудрости. Заставила себя одеться, вызвать такси и выйти на улицу. Первым делом посетила Зорьевых, тешась напрасной, как выяснилось, мыслью, что отец семейства просто мнительный человек, и вмешательство не потребуется. Увы, надежды пошли прахом. Особняк я покинула в прескверном настроении.

Дождь усиливался, я прибавила шаг. Идея пойти пешком уже не казалась удачной. Дорога должна была занять полчаса, но погода подвела. С каждой минутой лужи становились шире и глубже, а ветер злее. Черт с ним, ловить машину я не буду. Решила прогуляться, так решила. Подышу свежим воздухом, раз улицы относительно пусты. Большие скопления народа мне строго противопоказаны.

Идти было скучно и от нечего делать я начала всматриваться в попадающихся на пути людей. Под вывеской круглосуточного магазина переминался с ноги на ногу мужчина. Он был раздражен и гнев источал яростно, психованный тип. Зато поодаль курила девушка, настолько веселая, что я залюбовалась. День у нее удался, такую кристально чистую энергию редко увидишь. Прошедшему мимо парню повезло меньше — беднягу мучила боль, причем сильная. Ему бы к врачу обратиться, пока не поздно.

По пути я встретила еще нескольких одиноких прохожих и обнимающуюся парочку: восхищенную девочку, витающую в облаках, и равнодушного мальчика. До этих двоих мне дела не было, а вот шумная компания на горизонте напугала. От людей исходила плохая энергия, агрессивная и напористая. Я обошла их стороной от греха подальше, сделав крюк по соседнему переулку.

Перевести дыхание я смогла лишь в вестибюле старинного здания. Промокший насквозь плащ пришлось выжимать долго, особенно рукава. Жаль, что саму себя выжать нельзя, ровно, как и справиться с нахлынувшими чувствами. Столько лет минуло, а это место до сих пор дарит ощущение надежности и защиты. Ложное ощущение, обманчивое… Я спрятала зонт в сумку и прошла к гардеробу, отгоняя дурацкую ностальгию. Она была очень некстати.

— Лейка! — окликнул меня изумленный голос.

Ох… так и знала, что нарвусь на старых знакомых.

— Привет, Дима, — отозвалась я. — Снова на работе засиделся?

— Как обычно.

Он посмотрел на меня изучающим, внимательным взглядом, и чуть нахмурился. Годы пошли Диме на пользу — он возмужал и держался увереннее. Я послала ему дежурную улыбку и вручила мокрый плащ гардеробщице. Та негодующе фыркнула, кинула через стол потрепанный номерок. Поймав его на лету, я повернулась к Диме и из вежливости спросила:

— Что нового?

— С тех пор как ты не появлялась? — ухмыльнулся он, хотя ирония здесь была неуместна. — Много чего. Мне даже неспокойно.

— Есть причины?

— Происходят занятные вещи. Сложно объяснить. Просто… будь осторожнее.

— Я всегда осторожна.

Дима удрученно покачал головой и принял из рук гардеробщицы пальто несуразного сиреневого цвета. Жуть как непрактично. У него и в юности были странные вкусы в одежде, в жизни их не пойму.

— Не заставляй нашего наставника ждать, — подмигнул он на прощание.

Заставлять Вениамина ждать действительно не следовало, я и так припозднилась. Артем прилично меня задержал, и путь сюда выдался долгим. Я поспешила подняться по лестнице на последний, четвертый этаж. Остановилась напротив дальнего кабинета, выдохнула. Вот я и вернулась. К чему были все эти наивные обещания? Бегство закончилось, круг замкнулся. А ведь я уходила навсегда, от этого вдвойне смешнее. Слова «никогда» и «навсегда» нужно вовсе исключить из словарей, предать забвению. Они коварны, бесполезны и лгут нам, нагло лгут, а мы верим. Услышав их, вернее будет рассмеяться и заткнуть уши.

Я собралась духом, постояла перед дверью и, наконец, постучала.

— Входи, — велели мне с той стороны.

Послушалась и очутилась под тусклым светом керосиновой лампы. Пахла она отвратительно, но Веня в силу возраста испытывал к ней особую привязанность. Надо сказать, он совсем не изменился. Будто пока меня не было, он сидел в своем кабинете и ждал моего возвращения. Но, конечно, это глупости. Жизнь продолжалась, а меня давно никто не ждал. Тем любопытнее было узнать, зачем Вениамин звонил.

— Три часа добиралась, — осуждающе сказал он и приподнялся с огромного кресла. Того самого, что стояло в кабинете целую вечность.

— Задержалась немного. Кира попросила кое-куда заехать.

— Эта бестия тебя погубит.

В его голосе сквозила нравоучительность, привычная и родная. На мгновение мне показалось, что я могу сесть рядом, расслабиться, и все станет как раньше. Стоит только захотеть. Но я знала — все изменилось, да еще как.

— Кира тоже помогает людям, — возразила я, чтобы хоть чему-то возразить. — Как и вы.

— В отличие от нее, — рассердился Веня, — я рад всем. Независимо от того, сколько у них денег.

Он был прав, абсолютно. Спорить с ним — невероятная самонадеянность, а ею не страдала. Приметное здание на окраине Москвы официально являлось психологическим центром Вениамина Ливанова, но для некоторых людей это место стало вторым домом, директор превратился в учителя и наставника, благодаря которому они выжили и разобрались со своим даром.

— Зачем вы позвонили? — попыталась я перевести тему.

Вениамин презрительно скривил губы:

— Кира использует тебя.

— Для чего вы просили зайти? — настойчиво поинтересовалась я. Хватит нотаций, терпение у меня уже не то.

— Дорогая… — Веня замялся, кинул беглый взгляд на лампу и важно изрек: — Я волнуюсь о центре. Что с ним будет после моей смерти?

Неожиданно… Мне казалось, Вениамин собирается жить вечно. Никто не догадывался о его возрасте, но он утверждал, что ему «всего лишь семьдесят». Конечно, все знали, что это неправда.

— Я всю жизнь заботился о вас, — напомнил Веня, словно о таком можно было забыть. — И теперь ищу достойного моих начинаний.

— Это точно не про меня, — ответила я, не раздумывая. Не могло быть и речи о том, чтобы вернуться в эти стены. Слишком плохие воспоминания они хранили. — И рановато вам искать себе замену.

— Чего греха таить… — вздохнул он. — Я постарше, чем говорил.

Я не сдержала улыбки. Несмотря на присущую ему строгость и напыщенность, я питала к Вениамину теплые чувства. Без него я бы сейчас не сидела здесь, а была где-то далеко, не в состоянии вспомнить собственное имя. Благодаря упорной работе над собой Веня умел многое, больше, чем позволяли его средние способности. Кроме того, он знал о жизни все и охотно давал советы. У него была целая коллекция готовых ответов. К счастью, я не имела глупости искать в наставнике замену отцу и строить иллюзии.

— Мне нужны самые ответственные, — с чрезвычайно серьезным видом сказал Вениамин, давая понять, что я попала в список. — Среди них я и выберу преемника.

— Меня это не интересует, — призналась я.

— А что тебя интересует? — спросил он с обидой в голосе.

— Я просто хочу, чтобы меня оставили в покое.

— Пройдет.

— За три года не прошло.

Как только я произнесла это вслух, до меня дошел смысл сказанного. Три года. Тысяча с лишним дней. Почти бесконечное количество часов. Они позади, а впереди по-прежнему никого.

— Время ничего не значит, пока ты сама не захочешь жить дальше, — напутственно заметил Веня. — Чем ты вообще занимаешься? Запираешься дома? Прячешься от людей? Сутками наслаждаешься своим хмурствующим отчаянием?

— Я не передумаю, — отрезала я, вспомнив, почему покинула психологический центр. Здесь обо мне непростительно много знали.

— Тебе необходима цель в жизни. Срочно!

Цель в жизни? Звучит заманчиво. Похоже на долгожданный ответ, готовое решение. Но вот незадача — когда я помогла Артему, не ощутила никаких эмоций. Ни радости, ни облегчения, ни благоговейной любви к ближнему, все та же пустота. Очевидно, великая миссия Вениамина была не для меня, о чем я сообщила снова:

— Уверена, вы найдете себе достойную замену. Но это буду не я, извините.

— Если передумаешь… — выговорил он с огорчением, без проблеска понимания или надежды. — Возвращайся.

Я кивнула и направилась к двери. К желанному выходу, черте, переступив которую, оказываешься по ту сторону.

— И помни, — голос Вени нагнал меня уже на пороге. — В том, что тогда произошло, нет твоей вины.

Его слова продолжали звучать у меня в ушах даже на улице. Дождь закончился, вода стекала с крыш и деревьев, дополняя унылый пейзаж утопающего в лужах города. Вскоре такси увозило меня прочь от места, куда я надеялась больше не возвращаться. Никогда.

Влад

Метро радовало пустотой. Можно было сесть и вздремнуть, не вызывая гнева вездесущих бабулек. Многим моим друзьям ночное метро казалось жутким, но я твердо знал, что бояться нечего. Фильмы ужасов начинаются с солнечных полян и радостных детишек, садящихся в автобус, или с другой распрекрасной ерунды, не предвещающей трагедии. По утрам в метро бывает гораздо страшнее. Люди, бездумно набивающиеся в вагоны, могут составить конкуренцию нашествию зомби. Какой у них при этом взгляд… Зрелище не для слабонервных!

Когда я вышел из метро, дождь уже закончился. Асфальт изменил цвет с пыльно-серого на влажный черный, и был усеян лужами. Я вдохнул полной грудью. Воздух казался непривычно свежим, по крайней мере, для многомиллионного города. Пожив в Москве, начинаешь ценить вещи, которых прежде не замечал. Хотя кого волнует воздух, если кругом масса возможностей, бесплатный вай-фай и прочие радости жизни. Еще здесь узнаешь, чего на самом деле стоишь. Нет, особых трудностей на мою долю не выпало, и вообще мне повезло окончить столичный институт, а не техникум в родном захолустье. Москва — сумасшедший мегаполис, в нем кипит жизнь, и придумывать проблемы некогда. Тут реже ловишь на себе взгляды, осуждающие или любопытные. Местный ритм подчиняет людей умело, играючи. Бац, и забываешь, каково это — быть медлительным и инертным. А торговые центры? Такие высокие, просторные, со стеклянными лифтами и широченными лестницами. Заставленные автомобилями парковки, вывески сотен брендов, ресторанные дворики, кинотеатры, катки. И все это в одном месте! Плюс, обалденные интерьеры и бесконечные светлые пространства. При всей своей нелюбви к конфликтам, я готов до последнего пререкаться с охранниками, чтобы помочь друзьям-фотографам. Они устраивают потрясающие фотосессии в торговых центрах, залюбуешься. А как удобно в них встречаться, гулять, знакомиться. Красота, да и только! Главное, меня никто не держит в Москве, и от этого еще больше тянет остаться — еще, подольше, навсегда.

Сегодня я зверски устал, хотелось скорее добраться до общежития. Я свернул с шумной дороги в пустынный двор, в расчете срезать, пройдя закоулками между домами. В моем гениальном плане выискался один изъян — из-за дождя дворовые улочки размыло, грязища скопилась везде и всюду. Впору было нырнуть в нее, убедив себя, что она лечебная. Быстрее прошел бы вдоль дороги, но умные мысли неизменно посещали меня «сильно позже». Обычно тогда, когда половина пути уже позади, и возвращаться нет смысла. Ничего, при офисной работе лишние физические упражнения даже полезны.

Я перепрыгнул лужу и обошел затопленные тропинки, стараясь не увязнуть в этом болоте по колено. Наконец на пути возник заброшенный киоск в переливчатом свете фонаря. Значит, за следующим поворотом меня ждало общежитие, теплая постель и пять-шесть часов сна. Или побольше, так как просыпаться вовремя получалось далеко не всегда.

Предвкушая долгожданную встречу с подушкой, я ломанулся вперед. За поворотом замаячила общага, но кое-что вынудило меня остановиться. Рядом с киоском стоял мужчина, бледнел и задыхался, цепляясь за решетку. Вероятно, он просто был пьян, однако совесть не позволила мне пройти мимо.

— Вы в порядке? — спросил я, чтобы удостовериться, что он действительно перебрал. Мужчина повернулся, отпустил решетку и сполз на асфальт. Я едва успел придержать бедолагу за рукав. — Вам плохо? Вызвать скорую?

Он схватился за сердце и уставился на меня красными воспаленными глазами. Я видел подобный взгляд только у геймеров, на второй день беспрерывной игры. Этот тип вряд ли был из их числа, и на бездомного или алкоголика не походил. Выглядел он лет на тридцать, одет был прилично. Нельзя бросать его в таком состоянии!

Из раздумий меня вывели звуки глухого кашля. Мужчина привалился спиной к железной стенке киоска, края сиреневого пальто распластались на асфальте, утонув в грязи. Дышал он тяжело и прерывисто. Прикасаться к нему было страшно. Вдруг сделаю хуже? Я читал статьи о том, как люди погибали из-за идиотов, которые пересмотрели медицинских сериалов и возомнили себя врачами. Сейчас я рисковал стать таким же идиотом.

Мужчина еле слышно застонал и вцепился в мою куртку, но сразу разжал пальцы. Казалось, любое движение причиняло ему боль. Я достал телефон, набрал номер скорой помощи. Два гудка и трубку взяла бодрая девушка с очень звонким голосом. Я сбивчиво описал ей ситуацию и продиктовал адрес. Она уверила, что бригада уже выехала, и задала десяток вопросов, но я не ответил ни на один. Что у него болит, есть ли аллергия на какие-либо препараты? Откуда мне знать?! Он был не особенно разговорчив. Инструкции я выполнил дословно. Освободил шею мужчины от всего, что затрудняло дыхание: расстегнул верхние пуговицы пальто и снял завязанный хитрым узлом шарф. Правда, несчастному лучше не стало, он бледнел на глазах. Девушка посоветовала поискать, есть ли у него с собой лекарства. Я огляделся и заметил у киоска портфель. Поднял его с земли, расстегнул молнию и заглянул внутрь. Кошелек, записная книжка, ключи и карточки, распиханные по карманам. Никаких таблеток или пояснительной записки на случай приступа. Девушка велела дождаться медиков и отсоединилась. Я вздохнул в трубку. Что-то внутри меня щелкнуло и остановилось. Время замерло, перестало существовать. Превратилось в одно большое белое пятно, без смысла и содержания. Странный транс кончился так же внезапно, как и накатил. Я тряхнул головой, прогоняя безумное наваждение, и сверился с часами на телефоне. Ого! В «скорую» я звонил пятнадцать минут назад. Куда подевались эти минуты?

Я склонился над мужчиной. Он смотрел на меня в упор — пусто и безжизненно. Где-то вдалеке залилась сигнализацией машина. Стало ужасно холодно. На мгновение захотелось позвонить маме, спросить как дела и сказать, что я жив и здоров. Неделю с ней не говорил, наверняка она беспокоится. Вот только будить ее посреди ночи — плохая идея.

Мужчина не дышал и не подавал признаков жизни. Пульс не прощупывался или я делал это неправильно. В школе нас учили оказывать первую помощь, но это было так давно, что казалось неправдой. Меня начала бить крупная дрожь — то ли от холода, то ли от нервов. Я понятия не имел, как поступить, а от моих действий зависела чья-то жизнь. В тот момент, когда я осознал свою бесполезность, вдали мигнул синий маячок.

Врач скорой помощи был немногословен.

— Иди спать, ночь на дворе, — сказал он мне, закончив осмотр пациента, который по-прежнему не шевелился.

— Он умер? — зачем-то спросил я, хотя ответ был очевиден.

— Ты сделал все, что мог, — утешил врач.

Я ему ни капли не поверил. Молча отвернулся и поплелся в общежитие. На душе было паршиво. Раньше при мне не умирали люди. Мои познания в медицине оказались далеки от совершенства и основывались исключительно на сериалах. Возможно, знай я что-нибудь стоящее… Но выбор невелик — либо заниматься самобичеванием до конца жизни, либо поверить словам врача и постараться забыть эту ночь. Пожалуй, я выберу второе.