Время полета вокруг Земли подходило к концу. С высоты, на которой находился необычный корабль, путешественники видели Землю словно Луну, но только больше размером. Они с нетерпением ждали возвращения к деревьям и рекам. Каждый из них по-своему переживал это. Аута старался научиться всему, что было возможно, а в свободное время с тоской смотрел на Землю. Он стал более мудр и учен, чем все ученые Земли, но ни наука, ни новые привычки не могли утолить его тоску по Земле. Пятеро чужеземцев продолжали и здесь свои исследования. Они то разглядывали Землю через разного рода подзорные трубы, то углублялись в чтение записок, составленных ими еще во время пребывания на ней. Одна лишь Неферт после первых дней страха и слез стала спокойной. Она находила удовольствие в учебе и наблюдении за небом.

— Если бы мы летали всю нашу жизнь, — часто говорила она Ауте, — я все равно не стосковалась бы по Земле.

Аута же с грустью смотрел на нее в эти минуты. Иногда он спрашивал ее, любила ли она когда-нибудь покинутую ею Землю.

Позже, когда их путешествие подходило к концу, Неферт смогла определить причины своего равнодушия к видневшейся через окно корабля Земле, напоминавшей теперь огромную земную луну.

— Что я видела на Земле, которую вижу полностью только отсюда? — сказала она. — Ничего, кроме дворца, огромного храма, нескольких жрецов и дворца в садах Святой Вершины. Я не могла любить Землю, так как не знала ее.

Прошло много времени после их отлета, прежде чем Аута рассказал ей правду о Тефнахте. Услышав его рассказ, она долго плакала. Позже Неферт начала постепенно понимать настоящий смысл происшедшего. Она не любила ни Атлантиду, ни людей и, по сути дела, пока была на Земле, не знала, кто такие люди. Она любила единственного человека и была верна ему всей душой, хотя вокруг нее все говорили, что это не человек, так как он раб и черный. Только интуиция женщины подсказала ей, что тот, кого она видела лишь мельком и с которым всего лишь раз поговорила, был умен, красив и добр, что он должен быть для нее всем. Зная, какое наказание ожидает обоих, она спрятала любовь в глубине своего сердца. Вероятно, поэтому ее любовь и стала такой непреодолимой. А здесь, на небесном корабле, среди умных людей другого мира, она поняла, что гордыня и ненависть ее отца, жестокость ее брата отрезали ей дорогу к единственной настоящей любви и уничтожили самую красивую страну мира. В это мгновение смерть отца показалась ей естественной. Потом ей захотелось на Землю. Когда она призналась в этом Ауте, тот не удивился. В порыве радости он сильно сжал ее в объятиях.

— Я ничего не знаю о тайне нашего полета, — сказала ему Неферт. — Я привыкла к нему, вот и все. Если бы тебя не было со мной, я умерла бы от страха в самом начале. Теперь же я не удивляюсь ничему; ни тому, что мы, как духи, поднимаемся с пола на потолок, и ни тому, что я могу поднять тебя одной рукой и пустить, словно птицу, чтобы ты полетел. — Потом она испуганно посмотрела на него и крепко сжала его руку. — Но не без меня! С тех пор как корабль стал вращаться вблизи Земли, ты перестал быть пушинкой… — И она засмеялась.

— А теперь хочешь — полетим на Землю?

— Теперь — да. Теперь тебя никто не сожжет на костре за то, что ты любишь меня, и меня никто не разрежет на семьдесят частей, чтобы потом выбросить на городскую свалку, только за то, что я люблю тебя.

— А тебе не жаль Атлантиды? — спросил Аута.

Неферт не ответила. Она посмотрела на огромную, плывущую по черному небу звезду в голубых и зеленых пятнах. Человек не может жить в коробке, какой бы вместительной она ни была. Даже чужеземцы чувствовали себя стесненно и тосковали по Земле почти так же, как и по своей планете.

Число витков, высчитанных Хором, еще не истекло. Но чужеземцы с нетерпением ожидали возвращения на Землю для завершения исследований, с тем чтобы окончательно узнать, стоит ли звать сюда своих соотечественников или отправиться на поиски другой, более подходящей планеты.

— Почему вы считаете Землю непригодной для себя? — спросил однажды Аута.

— Она одновременно пригодна и непригодна, — ответил ему Хор. — Остается разобраться лишь в том, каких качеств больше, хороших или плохих. Я знаю, что она похожа на нашу планету, разве что на ней больше воздуха, а другие необходимые для нас условия вообще нелегко найти.

— Разве нет планет, подобных вашей?

— Есть… и, должно быть, их предостаточно в необъятном звездном мире. Но даже нашей долгой жизни не хватит для того, чтобы искать их.

— Однако к нашему воздуху вы привыкли довольно хорошо.

— Мы тебе никогда не говорили почему. Нам задолго были известны плотность и состав вашего воздуха. Ты теперь знаешь, как мы исследуем видимые и невидимые лучи… Вот они-то и показали нам это. Тогда в течение ряда лет мы стали приучать себя к такой плотности в специальных комнатах. Но многие так и не смогли привыкнуть. К тому же для всех такие комнаты построить нельзя.

— Значит, если бы вы могли привыкнуть к воздуху, вам незачем было бы уходить отсюда.

Хор улыбнулся: ему понравился вывод, сделанный представителем жителей Земли, которые поклоняются звездам, а иногда просто корням деревьев. И он ответил ему;

— Ты прав, но воздух — это еще не все. К воздуху привыкнут потомки тех, кто прилетит на Землю. Да и к пище тоже. Нас смущают две вещи: смогут ли привыкнуть хотя бы потомки к разнице в весе и найдем ли мы на вашей Земле источники силы. Ты же понимаешь, нас не удовлетворят ни медные топоры, ни путешествия на ослах.

— А почему ты заговорил о различии в весе? — спросила Неферт. — Я никак не могу понять, почему вы ростом меньше наших мужчин, а говорите так, будто бы вы тяжелее их. Даже я, по моему мнению, могу легко поднять каждого из вас.

— А ну, подними меня! — воскликнул, улыбаясь, рулевой.

— Для вас мы легки, — сказал Хор с улыбкой. — Тяжелы мы для нас самих, так как Земля ваша больше и притягивает к себе в три раза сильнее, чем наша планета. Если вы прилетите к нам, вы станете легче и, вероятно, сможете высоко прыгать без крыльев… Только вас никто не примет там за богов.

— Ты заметила, Неферт, — добавил Аута, — в начале полета нас ничто не притягивало, и мы не обладали никаким весом! Затем корабль стал вращаться, как планета, и мы снова обрели вес. Это нетрудно понять!

— Ну уж и не так легко, — сказал Хор. — Легко, когда известно. Тот, кто узнал это впервые, вероятно, затратил всю свою жизнь и к тому же воспользовался предположениями предшествующих поколений.

— Разве только силу притяжения предстоит нам исследовать? — вмешался снова рулевой. — Вот, например, мы не знаем, сможем ли легко ужиться с вами. Несмотря на то что мы похожи по крови и общему виду, наше тело холоднее вашего.

— Это не самое главное, — сказал Хор.

— Для тебя, конечно, нет! — засмеялся рулевой.

— Речь идет о другом, — продолжал Хор без раздражения. — Наших людей не так много. Необходимо знать, сколько человек живет на Земле…

— Их стало теперь меньше! — сказала Неферт.

Хор закусил губу и продолжал:

— …и сколько может прокормить планета. Мы никогда не посмеем переселиться к вам, если наше прибытие окажется для вас бременем. Мы хотим помочь вам или, как говорится у вас, заплатить за то, что вы нам дали, но ни в коем случае не доводить вас до нищеты. Наше прибытие должно сделать жизнь всех земных жителей лучше, а не хуже.

Полет становился утомительным для всех. Однажды Неферт прощебетала на языке чужеземцев, который она начала усваивать:

— Рулевой, нельзя ли спуститься как-нибудь поскорее?

Все любили ее. Она скрашивала монотонную жизнь полета и, как часто на языке атлантов говорил Хор, заменяла им букет свежих, никогда не увядающих цветов.

— Не могу, цветок Земли. — Рулевой на этот раз посмотрел на нее с сожалением. — Здесь нами руководят более суровые законы, чем ваши. Уклоняться от исполнения законов Атлантиды мог каждый, а от этих никому не дозволено. Остается еще более месяца, и тогда мы возвратимся. А ты знаешь, Неферт, что теперь ты моложе оставшихся на земле девушек твоего возраста на девять лет?

Неферт взглянула на него с удивлением;

— Смеешься надо мною?

— Нисколько, Неферт. Это закон, который ты не можешь нарушить Наше путешествие продолжалось в целом один год, а на Земле, вот увидишь при возвращении, пройдет десять лет.

— И так будет до самой смерти? — весело спросила Неферт.

— Нет, там мы будем жить одновременно со всеми жителями Земли.

Аута слышал об этом от Хора, но ему как-то не удавалось спросить его об этом. Он посмотрел на Неферт. Таким образом, прошло десять лет, но время для них пронеслось стороной: оно лишь на лету вырвало перышко крыла и улетело вперед.

— А почему так происходит, Хор? Это случается всегда, когда летишь среди звезд? — спросил он.

— Не всегда. Только когда летишь так, как летим мы теперь: со скоростью света или близкой к ней.

— Время может сократить еще больше? — снова спросил Аута.

— Кажется, да, — сказал Хор. — Мы еще не пытались это исследовать.

— А если у вас вечная молодость, то почему вы не бессмертны? — спросила тогда Неферт.

— Ты думаешь, мы не желаем этого? — улыбнулся Кор.

Среди пяти чужеземцев была одна женщина, жена одного из них. По сравнению с жительницами Земли она была необычайно хрупкая и нежная, хотя большинство девушек Земли превосходили ее в красоте. В беседах она принимала участие редко: у нее было много всяких Дел, Она заботилась о здоровье путешественников, исследовала особенности строения тела земного жителя и жителя Красной планеты. Помимо всего этого, ей приходилось изучать и делать заключение обо всем, что было связано с жизнью чужеземцев в новых сложных условиях. Но теперь-то, отложив свою работу, она решила заговорить:

— Придет время, и мы будем лечить смерть так, как сейчас излечиваем от старости.

Неферт и Аута с недоумением взглянули на нее.

— Как так — излечивать от смерти? Вероятно, я ослышался?… — сказал Аута.

Чужеземка взволнованно посмотрела куда-то в пространство:

— Нисколько. Мы будем лечить смерть.

— Но ведь лечат только болезни! — вздохнула удивленно Неферт.

— И старость тоже была болезнь, которая более не свирепствует среди нас, смерть же — болезнь, которая со временем перестанет уничтожать…

— …наших потомков, вероятно! — добавил ее муж.

— Когда бы ни было — все равно хорошо, — ответила ему женщина.

— И все-таки я не понимаю, как смерть может быть болезнью, — сказала Неферт.

— Мы сумели ее оттянуть. Бывают обстоятельства, когда в иные времена человек умер бы, а мы его возвращаем к жизни. Есть обстоятельства, при которых мы бессильны вернуть ему жизнь, когда мы не знаем, как это сделать, или мы лишены средств, с помощью которых это возможно. Болезнь, называемая смертью, является самой тяжелой из всех болезней. Сколько умирало у нас из-за болезни сердца! Теперь мы этого не боимся: испорченное сердце мы заменяем другим.

Аута окинул ее недоверчивым взглядом, потом посмотрел на Хора. Тот все понял и продолжал:

— Можешь не сомневаться, Аута. У меня сейчас не то сердце, с которым я родился…

Оба земных жителя были поражены. Они понимали, что чужеземцы не шутят подобными вещами. И хотя они привыкли к разного рода чудесам, последнее их сильно озадачило.

— Когда же тебе заменили сердце? — спросил Аута, с трудом выговаривая слова от удивления.

— Лет этак пятьдесят тому назад, а, может, и больше.

— Когда умирает какой-нибудь человек, — сказала чужеземка, — и от всего организма хорошим оказывается только сердце, а самого человека оживить нельзя, мы извлекаем у него сердце, пока оно еще живое, и замораживаем его. При необходимости размораживаем, заставляем его ожить и вставляем в грудь больного, нуждающегося в хорошем сердце. Но это нас не удовлетворяет. Мы хотим добиться того, чтобы создавать столько живых сердец, сколько нам необходимо. Кровь, например, мы производим.

— Как так — делать сердца? — сказал Аута.

— Точно так же, как они создаются в естественном состоянии. Но нас пугает не создание сердец, почек, легких и прочего, а мозг и все, что идет от него… Это нельзя заменить, но можно охранять от всего, что приводит его к смерти.

С этого дня Аута стал менее разговорчивым и более задумчивым. Всего лишь раз он признался Хору, что ему хотелось бы иметь не бессмертие, а хотя бы долгую жизнь, для того чтобы он смог увидеть, к чему придут земные жители через несколько сотен или несколько тысяч лет.

— Твое желание можно было бы выполнить, — ответил ему Хор, — только сначала посмотрим, какие у вас дела на Земле, а потом подумаем.

Однажды Аута и Неферт заметили, что поведение чужеземцев как-то изменилось. Каждый приводил в порядок свои хрупкие инструменты, записи, ранее сделанные расчеты. Подходило время спуска.

Корабль вращался теперь вокруг Земли медленнее и ближе к ней. Огромный диск Земли в течение нескольких дней уже нельзя было охватить глазом.

— Аута, ты когда-нибудь был в горах, что находятся на восточном конце того длинного моря, которое начиналось от Атлантиды? — спросил Хор. — Ты мне как-то давно говорил о них.

— В конце Моря Среди Земель? Да. Я знаю там все страны: на верхнем берегу — страну хананеев, страны Шумер, Аккад и страну Хару, где находятся горы, о которых ты спрашиваешь…

— Какие горы в стране Хару?

— Хорошие — довольно высокие, с широким плато на самом верху. Но как мы туда попадем? Я полагаю, что поступать так, как это было при подъеме со Святой Вершины, не следует.

Хор рассмеялся:

— Теперь ты у нас проводник.

Аута удивился:

— Как же я смогу показывать вам отсюда дорогу?

— Вот именно отсюда! — сказал Хор.

Они оба вошли в помещение, в которое Аута заходил не раз наблюдать за звездами. Хор направил огромную подзорную трубу таким образом, чтобы при прохождении корабля вокруг Земли с запада на восток Аута мог увидеть разыскиваемое ими место. Аута начал вглядываться. Вдруг он закричал:

— Вижу Столбы Мелкарта… а теперь не вижу… Смотри, страна Хару… Я потерял ее! — И, отложив в сторону подзорную трубу, он грустно поглядел на Хора: — Я видел, Хор, но она так быстро проходит и находится далеко. Разве можно разглядеть плато? Ведь горы-то едва видны…

Хор все еще молчал. Он повернул какие-то колесики, открыл коробку, в которую вставил пластинку, потом все поставил на прежнее место, взял Ауту за руку и положил ее на круглую кнопку и после этого сказал ему:

— Теперь смотри внимательно и в то мгновение, когда увидишь те горы, нажми кнопку, которую я тебе показал. Но не опоздай, да и раньше времени не нажимай.

Сгорая от нетерпения, Аута лихорадочно следил за Землей через подзорную трубу и сумел нажать на кнопку вовремя. Хор вытащил пластинку и отдал ее одному из своих товарищей. Через короткий промежуток времени тот принес им большую, очень тонкую пластинку, на которой Аута узнал страну Хару и все близлежащие области такими, какими он видел их через подзорную трубу. Он взял ее дрожащими руками и стал разглядывать. Нашел на ней две цепи гор страны Хару, протянувшихся друг перед другом, но плоскогорья видно не было.

Хор дал ему какой-то инструмент для письма и попросил сделать кружок на горном районе, где должно было находиться плато. Аута очертил место на восточной части горной гряды. Тот, кто принес пластинку, взял ее с собой, сунул в коробку для увеличения и через некоторое время принес Ауте другую пластинку. Удивленный Аута отчетливо увидел горы и узнал зеленую равнину; то и было то плато, которое они искали. Аута показал на него, тот же чужеземец взял последнюю пластинку и пошел делать расчеты места и способа посадки. Аута не пошел за ним. Он давно знал, что чужеземцы ведут расчеты не в уме и не на листочках, — у них имелись специальные коробки с почти человеческим умом, которые и считали вместо них.

Через некоторое время корабль перестал вращаться. Хор попросил путешественников лечь в разложенные кресла и привязаться ремнями.

— Спускаемся? — спросил радостно Аута.

Но он спрашивал, казалось, скорее себя, чем кого-либо.

Через час корабль повернулся носом вверх и начал спускаться вертикально все медленнее и медленнее. Все спокойно и молча ждали на своих местах конца спуска, специально для этого надев на голову продолговатые шары. Рулевой и Хор напряженно следили за светящимися сигналами падения корабля, хотя расчеты были сделаны настолько точно, что он сам мог спуститься на предназначенное ему место.

Когда же они спустились и ощутили под ногами твердую землю, Аута стал ласково гладить ее рукой и, сорвав букетик травы, поднес к щеке. Рулевой при этом, вздохнув, сказал:

— Я тяжел, как слон!

Но и земному жителю пришлось нелегко (после целого года пребывания на корабле вес его сильно уменьшился).

Они вышли на пустынное плоскогорье, обрамленное лесом. Кругом никого не было. Лишь ветер раскачивал могучие кедры.