46

Новенький, еще покрытый фабричным лаком «Астон-мартин» медленно катился по неширокой дороге между покрытыми пожелтевшей травой склонами в одном из пригородов Канберры. Проехав между потерявшими свой зеленый наряд кустами бугенвилей и полуголыми перечными деревьями, он остановился возле большого двухэтажного особняка с широкими окнами, выходившими на обе стороны. Темноволосый молодой человек в светлом плаще и строгом темном костюме еще несколько минут сидел за рулем, оглядывая напоследок белые стены особняка.

Над домом бывшего генерал-губернатора Австралии Джозефа Уилкинсона светило прохладное осеннее солнце. Легкие облака прикрывали небо лишь кое-где на западе. В Австралии стояла середина осени.

Это было время, когда после долгого летнего затишья политическая жизнь начинает разгораться, чтобы достигнуть своего апогея к началу весны. Однако никакие политические баталии, никакие скандалы не могли нарушить тишины и покоя в этом доме, где теперь жила со своей внучкой Мэгги Уилкинсон — вдова генерал-губернатора Джозефа Уилкинсона. Она решила больше уже не возвращаться в Дрохеду — во всяком случае, хотя бы первые несколько месяцев. Ее супружеская жизнь закончилась слишком быстро, но здесь, в Канберре, она чувствовала себя более уютно, чем в Дрохеде, где каждый бы стремился высказать ей свое сочувствие.

Смерть Джозефа Уилкинсона тяжело восприняла и Дженнифер, восприняла совершенно не по-детски. Может быть, потому, что это уже вторая смерть близких за ее недолгую жизнь. Сначала Стэн и вот теперь дядя Джозеф. Она притихла и стала часто о чем-то задумываться, как будто пыталась понять, почему в жизни столько несправедливого.

После похорон Джозефа Мэгги с Дженнифер съездили в Дрохеду, но не стали задерживаться там больше, чем на два дня. Все, с Дрохедой было покончено.

Чарли вышел из машины и, хлопнув дверцей, не спеша направился к особняку. Как вдове генерал-губернатора, Мэгги Уилкинсон были положены два личных телохранителя, доктор и несколько человек обслуживающего персонала.

Чарли сбросил в прихожей плащ и зашел на кухню, где в этот момент никого не оказалось. Приготовив кофе, он поставил на поднос чашку и кофейник, налил в маленькую розетку варенья из высокой банки, еще в одну — сливок и, торжественно поправив галстук, направился к лестнице, которая вела на второй этаж.

У него было хорошее настроение и он напевал что-то себе под нос, осторожно шагая по ступенькам, которые вели в просторную спальню на втором этаже. Спустя несколько мгновений он пробормотал:

— Вот черт. Забыл сахар.

И вернулся вниз, чтобы положить на маленькую тарелочку несколько кусочков рафинада. По старой привычке Мэгги иногда просила к завтраку и кофе рафинад. Немного подумав, Чарли добавил на поднос, сервированный к завтраку, вазочку с розой.

Сегодня был его последний день пребывания в Колд-Крик — именно так называлась загородная резиденция генерал-губернатора, которая располагалась в полутора десятках километров от города. Когда был жив Джозеф, они бывали здесь с Мэгги только иногда по выходным, остальное время приходилось проводить в Канберре, потому что именно там происходили основные события политической жизни, в которой вольно или невольно приходилось принимать участие Джозефу.

Резиденция в Колд-Крик была построена в конце прошлого века для одного из первых представителей британской королевы на зеленом континенте. С тех пор она почти не перестраивалась, однако несколько лет назад здесь сделали основательный ремонт, приведя содержимое дома в соответствие с новыми временами.

Дом был оборудован современной системой связи и прочими коммуникациями, а потому приобрел вполне современный вид. Однажды Мэгги и Джозеф принимали здесь даже президента Соединенных Штатов, который сделал кратковременную остановку в Австралии, совершая визит по странам Юго-Восточной Азии.

После смерти мужа Мэгги большую часть времени проводила, запершись в своей спальне. Вначале она была угрюмой и молчаливой, потом, когда боль от безвременной утраты прошла, ее охватило какое-то безумное раздражение к жизни. Она даже не заметила, как превратилась в сварливую, вечно чем-то недовольную и ворчащую матрону. Только Дженнифер еще могла вывести ее из этого состояния. Всем остальным приходилось молча терпеть тяжелый характер вдовы генерал-губернатора.

Чарльз Конти, который по-прежнему служил ее телохранителем, не раз слышал от прислуги, работавшей в Колд-Крик, что эта Мэгги Уилкинсон — настоящая мегера. Она раздражалась по пустякам, привередничала и занудствовала. Правда, так было не всегда. Временами — это происходило после долгих прогулок в сопровождении Дженнифер и Чарли по аллеям вокруг резиденции — на Мэгги нападало меланхолическое настроение, и она была вполне дружелюбна и спокойна.

Чарли подозревал, что во многом такое поведение было вызвано тем, что после смерти Уилкинсона почти все, кто был знаком с ним, вдруг позабыли о его вдове и совершенно перестали навещать ее. Да, конечно, она была не из того круга, к которому принадлежали жены австралийских политиков и бизнесменов, можно сказать, что у нее совершенно не было друзей, а от одиночества, между прочим, не только занудствовать и привередничать будешь, от этого и волком завыть можно.

Так что отдельные и не затягивавшиеся слишком надолго периоды капризов Чарли не склонен был принимать серьезно.

Однако, положа руку на сердце, Чарли признавался сам себе в том, что он устал от ее тяжелого характера и тех нескольких месяцев, которые ему пришлось провести с Мэгги Уилкинсон после смерти ее мужа. Порой ему очень хотелось спросить ее о том, почему она не возвращается назад, к себе на родину. Но каждый раз откладывал такой разговор на потом. Однако теперь, когда из Колд-Крик ему предстояло уехать, как он думал, навсегда, у него уже не было желания возвращаться к этой теме.

Слишком спокойная жизнь здесь уже порядком надоела ему.

Чарли еще не было тридцати. После того, как он получил образование в школе телохранителей, располагавшейся на территории одной из военных баз Соединенных Штатов, ему хотелось получить настоящее дело. Временами он очень завидовал своим американским коллегам, вот у них действительно была интересная работа. Несколько человек из тех, вместе с которыми он проходил подготовку в Соединенных Штатах, получили назначение в службу охраны президента. Это был предел мечтаний Чарльза Конти.

Однако ему, как австралийцу, не повезло — во всяком случае так считал он сам. Ему казалось, что в Австралии человеку с таким уровнем подготовки, как у него, делать нечего.

Правда, смерть генерал-губернатора Джозефа Уилкинсона, в охране которого он служил, несколько опровергла эти легкомысленные предположения. Для Чарльза Конти мало что изменилось после того, как маньяк, намеревавшийся убить принца Уэльского, промахнулся и угодил в генерал-губернатора Австралии. Благодаря четкой работе служб безопасности преступник был задержан почти мгновенно, и в этом была немалая заслуга Конти. Однако его надежды на то, что он останется в центре событий, не сбылись. Чарльза отправили охранять вдову генерал-губернатора, и вот уже который месяц Конти тяготился этой службой.

Однако вчера вечером его вызвали звонком в Канберру, в штаб-квартиру службы безопасности при правительстве Австралии.

Сегодня с утра Чарльз пребывал в приподнятом настроении и даже специально съездил в город для того, чтобы купить свежие цветы.

Похоже, что срок его пребывания в Колд-Крик подошел к концу. Его ждало новое назначение, и в предвкушении интересной службы, Конти решил на прощание лично отнести завтрак Мэгги Уилкинсон.

Он не спеша поднялся по лестнице на второй этаж, не замечая висевших на стенах картин и гобеленов. Мысли Чарли были целиком поглощены новыми планами и идеями. Он был уверен в том, что наверняка получит назначение на новое интересное место, где по-настоящему пригодятся его способности и подготовка. Чарли был действительно настоящим профессионалом в своем деле, в чем и не сомневались окружающие.

Сам Конти был совершенно уверен в том, что, будь он в тот злополучный момент рядом с Уилкинсоном, этого несчастья с генерал-губернатором не произошло бы. Он бы попросту закрыл его своей грудью. Но, к сожалению, Чарли оставался в тот момент рядом с Мэгги и мог только сожалеть, что произошло. Частично он считал себя виноватым и пытался загладить свою вину честным отношением к службе.

Наконец-то в Канберре это поняли. С утра Чарли тщательно выбрился и одел свежую сорочку с новым галстуком — сейчас его внешний вид был безупречен.

Он остановился перед дверью в спальню и поднял руку для того, чтобы постучать.

Словно вспомнив о чем-то, Чарли осторожно убрал правую руку из-под подноса и, покопавшись под мышкой, вытащил из кобуры, висевшей у него на боку, пистолет — «кольт» тридцать восьмого калибра. Он положил оружие на небольшой столик рядом с дверью в спальню и только после этого постучал.

— Завтрак. Миссис Уилкинсон, я принес вам утренний кофе.

Из-за двери не было слышно ни единого звука. Вполне возможно, что Мэгги еще спала.

— Я уезжаю, — сказал Чарли. — Решил зайти, попрощаться.

Подождав еще несколько мгновений, он убедился в том, что никто не откликается. Тяжело вздохнув, Чарли поставил поднос с завтраком на тот же самый столик, где лежал его пистолет, сунул оружие в кобуру и, не произнося больше ни звука, спустился по лестнице вниз, на кухню. За время его отсутствия здесь собралась уже довольно приличная компания.

Чарли вошел в дверь и, оглядев присутствующих, торжественно сказал:

— Джентльмены, я желаю вам всего наилучшего, счастливо оставаться, удачи…

Напоследок он остановился у двери, выходившей на задний двор, и, улыбнувшись, махнул рукой.

— Было очень весело.

Троица, собравшаяся сейчас на кухне в доме генерал-губернатора, представляла собой очень живописную компанию. Возглавлял ее толстяк по фамилии Лакруа. Жерар Лакруа был очень хорошим поваром из Парижа, который уже давно служил в доме Уилкинсонов и готовил превосходные французские блюда. Компанию ему составляли китаец Куан Ли и Стивен Карпентер — личный шофер Мэгги.

После того как Джозеф погиб, всю лишнюю прислугу уволили, оставив только тех, кто был больше всех необходим ей.

Чарли вполне мог самостоятельно выполнять обязанности шофера. Однако Карпентер был доверенным лицом Уилкинсона еще в те времена, когда ни о каких телохранителях не было и речи. Теперь он работал у Мэгги и пользовался ее доверием.

Не особенно задерживаясь в дверях, Чарли вышел на задний двор и направился к машине.

Куан Ли выглянул в окно и, перевернув жарившийся на сковородке бифштекс, проводил долгим взглядом Чарльза Конти.

Чарли уселся за руль и, меланхолически улыбаясь, нажал на педаль газа. У него действительно было хорошее настроение. Наконец-то его скучное пребывание в Колд-Крик закончилось.

Он ехал по ухоженной дороге мимо деревьев, выстроившихся, как солдаты в почетном карауле. И хотя до прихода весны было еще очень далеко, на сердце у Чарли было легко и спокойно.

Вскоре показались дома в пригородах, и машина Чарльза Конти покатилась по ровной асфальтовой мостовой одного из предместий Канберры.

Этот город совсем не производил впечатление столицы. Низкие двух-трехэтажные дома, построенные с явным расчетом на то, чтобы в них жить, а не любоваться ими, и лишь в центре несколько современных правительственных зданий, в одном из которых располагалась штаб-квартира службы безопасности.

Именно здесь остановил свой автомобиль Чарли, проехав несколько кварталов внушительных серых зданий.

Перекинув через локоть длинный плащ, Чарли пересек стоянку и вошел в просторный вестибюль, освещенный громадными люстрами. Лампы горели, несмотря на то что была всего лишь середина дня.

У дверей, которые вели в коридор первого этажа и к лифтам, за высокой стойкой стоял полицейский, который при приближении Чарли вопросительно вытянул голову.

— Я слушаю вас, сэр.

Конти достал из внутреннего кармана пиджака черный кожаный бумажник и, развернув его, показал полисмену.

— Мне назначена встреча с директором спецслужбы при правительстве Австралии, — сказал он, демонстрируя свое удостоверение с цветной фотографией.

Полицейский придирчиво разглядел каждую строчку документа и, удовлетворенно кивнув головой, вернул бумажник Чарльзу.

— Вы можете оставить свой плащ в гардеробе, сэр, — вежливо сказал он. — Вам известно, где находится кабинет мистера Хейла?

Чарли кивнул.

— Да. На четвертом этаже.

— Проходите.

Спустя несколько минут Конти стучался в дверь, на которой висела табличка с надписью «Уильям Хейл».

— Добрый день, сэр, — сказал Чарли, входя в кабинет, где сидел невысокий седовласый человек в расстегнутом светлом костюме и подобранном в тон ему галстуке.

Посмотрев на часы, тот удовлетворенно кивнул.

— Ты вовремя, Чарли. Минута в минуту.

Не пригласив подчиненного присесть, Хейл придвинул лежавшую перед ним на столе папку и, развернув ее, пролистал несколько страниц. Очевидно, это было личное дело Чарльза Конти.

Все то время, пока директор специальной службы при правительстве Австралии был занят изучением документов, Чарли стоял у порога и смотрел в широкое окно, из которого открывался вид на окрестности города.

Наконец Хейл захлопнул папку и, подняв глаза на Конти, сказал:

— Ну что ж, Чарли, хочу сказать, что ты можешь гордиться проделанной тобой работой. Два года — и ни одного замечания… Особенно важно было последнее поручение. Судя по той информации, которая у меня имеется, ты с честью справился с порученным тебе заданием. Это наверняка было нелегко.

Чарли смущенно опустил голову.

— Ну что вы, мистер Хейл… — стараясь скрыть свое удовлетворение, сказал он. — Колд-Крик — это вовсе не центр Вселенной. Там было тихо и спокойно. За то время, пока я был занят охраной миссис Уилкинсон, я значительно продвинулся в написании своей диссертации.

Директор спецслужбы хмыкнул:

— Вот как?.. Я не знал об этом. Ну, ладно. Поговорим о вашей диссертации позже. Что еще вы можете сказать о вашей последней работе?

Чарли пожал плечами.

— Как я уже говорил, сэр, это была не очень тяжелая работа. Не могу сказать, чтобы я слишком утомился. Надеюсь, что мое новое назначение будет требовать от меня больших усилий. Возможно, вы поручите мне более активную миссию.

Хейл едва заметно улыбнулся.

— А где бы вы хотели работать? — спросил он.

Чарли на мгновение задумался.

— Ну, во-первых, разумеется, в охране премьер-министра… Может быть, при правительстве или что-нибудь в этом роде. Например, я бы не возражал, если бы вы отправили меня на борьбу с фальшивомонетчиками или в агентство по борьбе с распространением наркотиков…

Директор спецслужбы встал из-за стола и прошелся по богато обставленному кабинету с мебелью, обтянутой белой кожей, резными столиками и широкими креслами. На стене кабинета висела карта Австралии, возле которой и остановился Уильям Хейл.

Повернувшись к Чарли, он махнул рукой:

— Подойдите-ка сюда.

— Да, сэр, — сказал Чарли.

Хейл показал на широкое кресло перед картой, а после этого крикнул:

— Джилли!

Бесшумно открылась дверь в стене кабинета, и оттуда выглянула молоденькая очаровательная секретарша.

— Пожалуйста, принеси нам кофе, — сказал Хейл.

— Одну минуту, сэр.

Усевшись на диван перед Конти, директор специальной службы пристально посмотрел на своего подчиненного.

— Как поживает миссис Уилкинсон? Как ее здоровье? Расскажи о своих впечатлениях.

Чарли немного помолчал.

— Ну, что ж… Есть женщина, которая была на виду, всем известна… И есть другая, та, которая живет сейчас в этом доме. Иногда она довольно сложна в общении… Если, конечно, не уметь с ней разговаривать. Могу сказать, что у нее весьма своеобразный характер. Если вы позволите мне быть совсем откровенным, то я хотел бы добавить еще кое-что.

Хейл улыбнулся.

— Ну-ну, говори. Это очень любопытно. Дело в том, что я был достаточно хорошо знаком с миссис Уилкинсон еще в те времена, когда был жив генерал-губернатор. Мне очень любопытно узнать твое мнение о ней.

— С тех пор как погиб мистер Уилкинсон, — откашлявшись, сказал Чарли, — она очень сильно изменилась в характере. Прежде это была тихая и спокойная женщина с очень мягким и добрым характером.

Чарли заметил, что директор спецслужбы как-то меланхолически улыбается, слушая его рассказ о том, какой теперь стала Мэгги Уилкинсон.

На мгновение смутившись, Конти продолжал:

— Человеку со стороны будет очень трудно привыкнуть к ее характеру. Она изменилась. Возможно, виной тому возраст и прожитые годы, возможно, она так и не смогла смириться со смертью мистера Уилкинсона… Но порой с ней бывает очень трудно разговаривать. Единственный человек в доме, с кем она остается ласковой и мягкой, — это ее внучка. Девочка и в самом деле очаровательна. Настоящий ангел.

— А ты привык к ней? Я имею в виду миссис Уилкинсон, — по-прежнему улыбаясь, спросил Хейл. — Как ты считаешь, тебе удалось наладить с ней контакт?

Чарли пожал плечами.

— Ну, я не стал бы утверждать это с полной определенностью. Однако мне кажется, что мы вполне уживались с ней. Впрочем, я не сомневаюсь, что на это способен и кто-нибудь другой.

Хейл проницательно посмотрел на своего подчиненного и с сомнением покачал головой.

— А я так не думаю.

Чарли почувствовал, как начинает краснеть.

— Ну, в общем, конечно, вы правы, сэр, — нехотя признал он. — Я не завидую своей подмене. С миссис Уилкинсон действительно очень тяжело. Все-таки я служил при ее муже пару лет и, как мне кажется, успел хорошо познакомиться с ней. Да, у нее бывали лучшие времена. А теперь… — он умолк и как-то неопределенно развел руками. — Можно сказать, что в Колд-Крик живет женщина, у которой несколько характеров. Один день, прожитый ею, не похож на другой.

Хейл хмыкнул и, барабаня пальцами по спинке дивана, сказал:

— Значит, говоришь, несколько характеров?..

Чарли пожал плечами.

— Ну да. А что?

Хейл улыбнулся.

— Так вот. Один из этих характеров позвонил вчера премьер-министру и попросил о том, чтобы ты — именно ты, — он ткнул пальцем в Конти, — остался у нее на срок еще одной служебной командировки.

Стараясь скрыть смущение, Чарли потер подбородок.

— Лично премьер-министру? — переспросил он.

Хейл утвердительно кивнул.

— М-да… — протянул Чарли. — Очень интересно…

После этого он умолк и тоскливо уставился на карту Австралии, висевшую над головой у директора специальной службы.

— Ну, хорошо, — наконец протянул он. — А на какой срок намечается эта командировка?

Хейл улыбнулся.

— А вот в этом и скрыта суть всей проблемы. Тебе предстоит командировка еще на два года.

Глаза у Чарли полезли на лоб.

— Сколько?!

Хейл развел руками.

— Именно. Два года.

Конти стоял в полной растерянности.

— Я вряд ли выдержал бы там еще несколько дней!.. А два года — это выше моих сил. Да нет, нет… — он нервно рассмеялся. — Я уже и так засиделся в гостях у этой дамы. В конце концов, надо же когда-то и поработать. Нет, вы, конечно, извините, мистер Хейл, но я не могу. Сейчас для меня это самое худшее, что только может быть.

Хейл сочувственно посмотрел на подчиненного. Разумеется, для такого высококлассного профессионала, как Чарли Конти, сидеть еще два года в охранниках у старухи было самым настоящим наказанием. Однако, судя по всему, у него не было другого выхода.

— Значит, у тебя проблема, — развел руками директор специальной службы.

Даже помня о субординации и дисциплине, Чарльз едва не взорвался. Горячая итальянская кровь вскипела в его жилах, и, чтобы сдержаться, он побелевшими от напряжения пальцами обхватил ручки кресла.

— В чем проблема? Неужели это так серьезно, что вы не можете поручить мне какое-нибудь другое задание. Ну, я не знаю, отправьте меня охранять какого-нибудь бизнесмена… Там и то интереснее.

Хейл опять развел руками.

— Извини, Чарли, бизнесмены не входят в нашу компетенцию. Мы — правительственная служба и обязаны делать то, что нам говорят наверху. Премьер-министр просит тебя вернуться к миссис Уилкинсон в качестве личного одолжения.

Чарли почувствовал, как по виску у него сползает предательская капля пота.

— Ну, а что если я скажу нет? — подавшись вперед в кресле, спросил он.

Хейл сделал безразличное лицо и пожал плечами.

— Ну, тогда я позвоню ему и скажу, что ты ответил отказом на его просьбу.

Чарли пришлось глубоко задуматься. Боже мой, летит к чертям вся карьера! Служба у этой престарелой дамы не прибавит лавров ее охраннику. Нет, конечно, ему могут вынести благодарность за образцовое несение службы. Конечно, охранять миссис Уилкинсон не представляет никакого особого труда, и на месте Чарли любой другой представитель его профессии охотно согласился бы просидеть два года в тихом, уютном местечке под названием Колд-Крик. Но для Чарли это означало сущую пытку.

Нет, не то чтобы он испытывал неприязнь к Мэгги Уилкинсон. Положа руку на сердце, он готов был признать, что даже привык к ее не слишком уж назойливым капризам. Но все-таки, все-таки…

— Ну, ладно, — сказал Хейл. — Я вижу, что тебя мучают сомнения, — он поднялся с дивана. — Ты посиди тут пару минут, а я пойду проверю, что там с нашим кофе. По-моему, Джилли несколько задерживается.

 

47

Напарник Чарли Конти по службе в доме вдовы генерал-губернатора Австралии, Роберт Бентон — в просторечии просто Бобби — с недоумением смотрел на сильно исхудавшую кипу газет, которую он лично пять минут назад внес в дом. Стоило ему на пару минут отлучиться, как прислуга тут же расхватала прессу.

Потоптавшись рядом со столиком для газет в прихожей, Бентон направился на кухню.

— Эй, кто взял «Острэлиан Таймс»?

Толстяк Жерар сидел за столом в кухне, внимательно изучая колонку в «Острэлиан Таймс», посвященную кулинарному искусству. Он ничего не ответил на вопрос Бобби Бентона, продолжая с любопытством вчитываться в рецепт нового салата из омаров, приведенный в газете.

Бобби остановился у него за спиной и недоуменно развел руками.

— Жерар, ну сколько можно повторять, чтобы никто не брал газеты прежде, чем она не прочитает их! Ну, я же просил!.. Дай сюда.

Без особых церемоний он вырвал из рук Жерара номер «Острэлиан Таймс», который имел уже довольно измятый вид.

— Черт побери! — выругался Бентон. — Мало того, что ты вечно хватаешь газеты, так еще превращаешь их в подобие туалетной бумаги… Что я теперь скажу ей?

Лакруа с сожалением посмотрел на перекочевавшую в руки Бентона газету и проворчал:

— Ну, ладно. Ладно, извини…

Это легкое подобие ссоры было прервано внезапным появлением на кухне Чарли Конти.

— Привет, Чак, — протянул Бобби. — Ты что это здесь делаешь?

Закрывая за собой дверь, из которой несло холодом, Чарли зябко подул на руки и опустил глаза.

Ничего подробно не объясняя, он подошел к полному кофейнику и налил себе в кружку кофе. И только немного отхлебнув, он сказал:

— Долгая история…

Судя по тому, как он стал жадно пить горячий напиток, было видно, что Чарли нервничал.

Разумеется, такое не могло укрыться от глаз окружающих.

— В Канберра все в порядке? — коверкая английские слова, спросил Куан Ли.

Едва отдышавшись, Чарли кивнул.

— Да.

Бентон и Лакруа обменялись удивленными взглядами.

— Что произошло, Чак? — спросил Бобби. — Зачем ты вернулся? Забыл что-нибудь?

Жерар хитро улыбнулся и вместо Конти ответил:

— Наверное, он хочет собрать свои «апкутромон»… — Конти кисло взглянул на француза и поморщился.

— Жерар, давай будем разговаривать по-английски.

Невинно глядя в глаза Конти, француз широко развел руками и с ехидной улыбочкой произнес:

— Я просто хотел сказать, что ты приехал сюда для того, чтобы забрать свои куски дерьма.

Чарли демонстративно проигнорировал это утверждение и, наливая себе еще одну чашку кофе, повернулся к сидевшему за столом Стиву Карпентеру.

Личный шофер Мэгги полез в карман и достал оттуда пачку сигарет.

— Не кури, — недовольно сказал Конти.

Карпентер пожал плечами.

— А почему это мне нельзя курить? Ты же знаешь, что она почти никогда не заходит на кухню. Ничего особенного не случится, если я сделаю здесь пару затяжек. Сегодня, между прочим, она вообще не выходила из спальни.

На сей раз Чарли решил выпить кофе с сахаром. Размешивая его ложечкой, он укоризненно покачал головой.

— Таковы правила. Не я их устанавливал, и не нам их отменять. Если я тебе сказал, что здесь нельзя курить, значит, этого нельзя делать. Убери сигарету.

В его голосе прозвучало что-то похожее на угрозу.

Продемонстрировав свое несогласие со словами Чарли, Карпентер поднял сигарету и, сломав ее, положил на стоявшее перед ним блюдце.

Лишенный приятного времяпрепровождения с газетой, Жерар, побродив по кухне, взял ступку и, усевшись за стол, начал вручную толочь перец с имбирем.

— Если применять особенно сильные английские слова, то могу признаться, что я шокирован. Ты снова здесь?.. Что случилось? Тебе не доверили важную работу в Канберре?

Чарли усмехнулся.

— Ты так думал?

Повар невозмутимо продолжал заниматься своим делом, лишь изредка поглядывая на Конти.

— Да, я думал, что ты сейчас уже толкаешься на холоде перед фешенебельным рестораном, поджидая, пока жена какого-нибудь босса пообедает.

Чарли довольно холодно отреагировал на эти слова. Отвернувшись, он пристально смотрел в окно, пока Куан Ли был занят обедом для миссис Уилкинсон.

Когда наконец на подносе стояло несколько прикрытых крышками блюд, Жерар сказал:

— Подожди, где наша обязательная роза?

Когда Куан Ли подал ему цветок на длинном стебле с шипами и листьями, Лакруа очистил его и поставил в длинную тонкую вазу.

Он уже было собирался отнести обед вместе с непременным цветком наверх, когда Чарли мягко отстранил его в сторону.

— Позволь, сегодня это сделаю я.

Пока француз сконфуженно хлопал глазами, Чарли снял с подноса вазу, оторвал бутон и сунул его себе в петлицу. После этого он вернул вазу с обломанным стеблем на место и под изумленные взгляды всех присутствующих на кухне торжественно направился к лестнице, ведущей наверх.

— Нет, ну ты видишь!.. — возмущенно сказал Жерар китайцу после того, как Чарли вместе с подносом поднялся по лестнице на второй этаж. — А как он обошелся с цветком!..

Китаец покачал головой.

— Ай-ай… С Чарли что-то случилось…

Тем временем Конти с подносом в руках остановился перед дверью в спальню. Вспомнив об обязательном ритуале, он достал из кобуры оружие и положил пистолет на столик рядом с дверью.

В этот момент дверь спальни распахнулась, и оттуда вышла миссис Джейн Гарфилд.

 

48

Она была сухощавой, поджарой дамой лет шестидесяти, в очках, с жидкими волосами, которой долгое время пришлось работать экономкой в доме генерал-губернатора Австралии Джозефа Уилкинсона. А после того, как его вдова переселилась в эту загородную резиденцию, выполняла те же обязанности здесь. По совместительству она была сиделкой и в некотором роде доверенным лицом Мэгги, которая в последнее время испытывала проблемы со здоровьем.

Разумеется, человек, который делит с другим его боли и горести, имеет право на большее доверие.

Увидев перед собой неожиданно для нее возникшего на пороге Чарли Конти с ярко-красной розой в петлице пиджака и подносом в руках, миссис Гарфилд на мгновение изумленно застыла, а затем, нервно поправив очки, захлопнула за собой дверь и спустилась по лестнице на первый этаж.

— Доброе утро, — сказал Чарли ей вслед.

Ответа не последовало.

Одной рукой придерживая поднос, Чарли поправил галстук, смахнул пылинки с пиджака и только после этого постучал в дверь.

Вновь тишина.

После возвращения в Колд-Крик Чарли стали раздражать выходки Мэгги. Похоже, что она опять начинает капризничать.

Чарли постучал в дверь громче и крикнул:

— Кушать подано!

Долгое молчание за дверью уже начало бесить его, и Чарли потянулся за пистолетом — нет-нет, не для того, чтобы выстрелить — он просто собирался сунуть его в кобуру и уйти.

Однако в этот момент раздался приглушенный голос Мэгги:

— Входите.

Чарли распахнул дверь и осторожно вошел.

В просторной комнате с наполовину приспущенными занавесками на окнах, несмотря на то, что был разгар дня, царил полумрак. Было видно, что хозяйка этой комнаты ведет размеренный и в чем-то даже сонный образ жизни.

Когда Чарли вошел, в комнате стояла почти полная тишина, нарушаемая только шуршанием ножниц, которыми Мэгги резала бумагу.

Она сидела в дальнем углу спальни за небольшим письменным столом с включенной настольной лампой. Даже не подняв глаза на Конти, который стоял перед ней с подносом в руках, она сосредоточенно продолжала заниматься своим делом.

Кровь снова начала закипать в жилах итальянца. Он шумно засопел, но пока еще сдерживался и, теряя последние остатки терпения, стоял с подносом перед письменным столом.

Мэгги внимательно разглядывала газету, из которой затем делала вырезки.

Чтобы привлечь к себе внимание, Чарли несколько раз кашлянул. Казалось, Мэгги не обращала на него ни малейшего внимания.

На ней был теплый домашний халат, который она время от времени запахивала, озабоченно поглядывая в сторону окна.

Наконец Чарли надоело стоять, и, придерживая поднос одной рукой, второй он снял со стола какую-то папку и довольно небрежно бросил ее на располагавшуюся рядом со столом широкую постель.

Он не заметил, как Мэгги, немного повернув голову в эту сторону, сверкнула глазами. Правда, она не сказала ни слова, делая вид, что продолжает заниматься своим важным делом.

Чарли недовольно засопел и, оставив поднос с едой на письменном столе, развернулся и, демонстрируя хладнокровие и сохраняя достоинство, направился к двери.

Сделав несколько шагов, он услышал за спиной тихий голос, в котором, однако, звучали нотки вызова:

— Чарли, дорогой…

Он остановился и, не оборачиваясь, сказал:

— Да, мэм.

— Будь добр, повернись ко мне, — негромко, но настойчиво сказала она.

Чарли повиновался.

— Я слушаю вас, миссис Уилкинсон.

Не поднимая головы, она сказала:

— Мне показалось, что одна из моих вещей исчезла со стола. Будь добр, верни ее на место.

Чарли снова тяжело засопел, но был вынужден повиноваться.

— Слушаюсь, мэм, — сказал он сдержанно.

Он подошел к постели и, наклонившись, взял папку, возвращая ее на прежнее место.

Мэгги едва заметно прищурилась.

— Молодец. Хороший мальчик, — с демонстративной снисходительностью сказала она.

Желваки заиграли на скулах Конти, однако он не дал волю нервам и, не сказав ни слова, опять направился к двери.

— Ну, что? В Канберре еще помнят обо мне? — с некоторой долей насмешки спросила она, когда он уже подходил к двери спальни. — А то мне показалось, что все забыли о том, кто я такая.

Чарли был готов броситься на эту несносную старуху и в лучшем случае выбросить ее из окна, а худшем — он даже не хотел об этом думать.

Он так мечтал, что эта работа закончилась и он получит новое назначение… Однако возвращение в Колд-Крик сломало все его планы. При всех его добрых чувствах по отношению к этой даме, он уже больше не мог терпеть. С каждым днем, который проходил после смерти Джозефа Уилкинсона, Мэгги становилась все более несносной.

Чарли не знал о том, что подобные качества характера проявлялись у нее уже давно, еще после смерти Ральфа и Дэна. Уже тогда она донимала своих братьев мелочными придирками и совершенно необъяснимыми капризами. Похоже, что теперь, оставшись одна, она решила отыграться именно на нем, Чарльзе Конти.

Бог мой, за что такое наказание? Неужели у нее больше нет никаких других развлечений, как донимать его всякими глупыми и бессмысленными выходками вроде этой?

Повернувшись возле порога, Чарли, уже не скрывая своего раздражения, сказал:

— Я очень уважаю вас, миссис Уилкинсон. Вы действительно женщина, достойная восхищения. Однако мне не понятно — почему вы выбрали именно меня? По-моему, эту роль мог бы исполнить любой другой человек.

Мэгги отложила в сторону ножницы, сняла висевшие на носу очки и, внимательно посмотрев на Чарльза, проронила:

— Потому что ты мне нравишься.

Чарли поднял брови.

— Вот как?

— Да, — спокойно ответила она, откидываясь на спинку кресла. — Более того, я даже несколько обижена из-за того, что ты собирался удрать от меня. С твоей стороны, по-моему, это просто неприлично.

Чарли сцепил руки, чтобы Мэгги не было заметно явных признаков волнения, которое он испытывал.

— Я совершенно не хотел задеть ваши чувства, — опустив глаза, сказал Конти. — Однако, позвольте мне сказать, миссис Уилкинсон… Но… мое… задание… здесь… закончено… Здесь… И я бы хотел для продолжения карьеры вернуться в столицу.

Все-таки волнение дало себя знать, и свои последние слова Чарли сопроводил решительным жестом рукой.

Мэгги недовольно покачала головой и, отодвинув в сторону газеты и сделанные из них вырезки, поднялась из-за стола.

— Насколько я понимаю, — сказала она, — столица — это тупик с точки зрения карьеры. Нет, ну разумеется, если ты хочешь делать деньги, тогда, конечно, тебе надо отправиться туда. Но я уверена, что в твоем случае все обстоит совершенно иначе.

Она вышла в маленькую комнату рядом со спальней и продолжала говорить оттуда:

— Ты не похож на человека, которого интересуют деньги. Не тот случай.

Воспользовавшись тем, что она не видит его, Чарли губами произнес почти неслышное ругательство, а затем повторил:

— И все-таки я хотел бы вернуться, миссис Уилкинсон.

Она по-прежнему отсутствовала в спальне.

— Прости… — донесся ее голос из комнаты, служившей одновременно туалетом и ванной. — Но ты мне нужен здесь.

Чарли сокрушенно покачал головой.

— Мне, конечно, очень лестно слышать это от вас, миссис Уилкинсон. Однако я хочу, чтобы вы знали. Сюда я вернулся исключительно по собственной воле. Никто меня не заставлял. У меня была возможность остаться в Канберре и не возвращаться в Колд-Крик. У меня была такая возможность. Как ССА. Я имел на это право.

Мэгги неожиданно выглянула из двери ванной.

— А что такое ССА?

Чарли махнул рукой.

— Вы все равно не знаете… Так что это не имеет особенного значения.

На лице Мэгги появилась возмущенная гримаса.

— Чарли, ты еще слишком молод, чтобы говорить мне, что я знаю, а что нет. Ты еще слишком молод, и о жизни тебе известно слишком мало.

Она вышла в спальню и, подойдя к туалетному столику, на котором стояли шкатулки с украшениями и косметикой, стала рыться среди них, что-то разыскивая.

— Ну-ка, говори, что это значит! — недовольно сказала она. — И побыстрее.

Чарли шумно вздохнул.

— ССА означает специальный секретный агент, — с чувством собственного достоинства произнес он.

Мэгги наконец-то нашла то, что искала — пушистую резинку для волос. Болтая ею на пальце, она повернулась к Чарли и скривила лицо в брезгливой улыбке.

— Ах, вот оно что! Специальный секретный агент… — сказала она. — Прямо-таки секретный и прямо-таки специальный?..

В ее голосе звучала такая откровенная издевка, что Чарли отвернулся. Ему не хотелось видеть ее лица. Он начинал ненавидеть Мэгги, когда она кривлялась. Иногда на нее находило что-нибудь эдакое. Тогда она была просто невыносима.

— Для меня встреча со специальным, да еще секретным агентом — это такая честь, — ерничая, продолжала она. — Интересно, почему же ты специальный агент? Наверное, потому, что очень секретный? Значит, ты вернулся сюда по своей воле? Лжешь, Чарли!

Он покраснел.

— Будь на то твоя воля, я знаю, тебя бы за сто миль отсюда не было.

Она прошла к письменному столу, на котором лежали изрезанные газеты и толстые папки, и, любовно проведя рукой по одной из них, сказала:

— Ну, что ж, Чарли. У меня для тебя есть хорошая новость.

Он повернулся.

— Какая же?

Мэгги криво усмехнулась:

— Извини, я ошиблась. Не одна новость, а несколько. Во-первых, мой врач сказал мне, что у меня не подлежащая операции опухоль мозга. Тебе известно, что это такое?

— Тумор? — сказал Чарли.

— Вот именно, тумор. Но это еще не все. Я купила специально для своих телохранителей ракету «земля-воздух» советского образца. Она называется «Скад». Я хотела сделать сюрприз тебе и твоему напарнику Ну как, нравится?

Скрывая усмешку на лице, Чарли опустил глаза. Ответа от него не последовало.

Не возвращаясь больше к этому вопросу, Мэгги продолжила:

— А следующая новость состоит в том, что мы отправляемся в оперу, в Канберру. Между прочим, я очень люблю оперу и давно там не была. Пора выбраться в свет. Сколько можно жить затворницей? Итак, я сообщила тебе три новости.

Мэгги покинула свое место и уселась на кровать, болтая ногами.

— Ну, что? Как, по-твоему, какое из этих трех утверждений — правда?

Проигнорировав этот вопрос, Чарли просто спросил:

— Когда?

Мэгги едва заметно улыбнулась.

— В канберрскую оперу мы отправляемся в следующую пятницу. Ровно через неделю.

Мэгги выглядела так, как будто ей не терпелось доставить своему визави как можно больше беспокойства. Она снова встала с постели и начала расхаживать по комнате, а затем, будто вспомнив о каком-то несделанном деле, вернулась к туалетному столику, положила в коробку так и не пригодившуюся ей резинку для волос и, обнаружив лежащую рядом с косметикой коробку со скотчем, удовлетворенно хмыкнула.

— Ага, вот она…

Все это время Чарли провожал ее слегка насмешливым взглядом. Однако, когда Мэгги взглянула на него, тут же сделал серьезное лицо.

— Я очень рад видеть вас снова, мэм, — вежливо сказал он.

Мэгги насмешливо посмотрела на него и направилась к письменному столу.

— Вот как? Очень мило с твоей стороны, — едко сказала она. — Спасибо, Чарли. Тебе, наверное, наплевать на оперу.

Она снова уселась за письменный стол, водрузила на нос очки и, сделав вид, будто совершенно позабыла о присутствии в своей спальне постороннего человека, взяла в руки ножницы и снова занялась газетами.

Чарли понял это как сигнал к окончанию разговора. Развернувшись, он зашагал к двери, но остановился, когда услышал за спиной негромкий голос Мэгги:

— Чарли, тебе, наверное, совершенно наплевать на оперу? Я что-то не припоминаю, чтобы ты хотя бы один раз ходил вместе со мной на спектакли. Нет, разумеется, я не заставляла тебя это делать. Но мне просто любопытно. Как ты относишься к этому жанру музыки?

Проклиная в душе все на свете, Чарли снова обернулся.

— Нет, мэм. Я к опере совершенно равнодушен. Она меня просто не интересует.

Мэгги насмешливо всплеснула руками и издевательским тоном сказала:

— Ну, конечно! Как же я могла подумать что-нибудь другое? Зачем тебе опера? Ты у нас уже давно не итальянец. Тебя, наверное, больше интересуют эти идиотские телесериалы, которые стали очень модными в последнее время. Постой, как там назывался последний из них? Там еще какой-то комик все время боролся с крокодилами. Нет, я, наверное, все-таки не вспомню. Ты любишь сериалы?

Она почему-то необычайно возбудилась и, вновь позабыв о своих газетах и вырезках, вскочила из-за стола.

— Ну, почему ты молчишь? Расскажи мне… Что тебе больше нравится — телесериал про говорящую лошадь или настоящая опера? Если бы тебе пришлось выбирать между тем и другим, что бы ты выбрал?

Чарли спокойно выдержал ее издевательский тон и, не моргнув глазом, ответил:

— Я бы выбрал телесериал про говорящую лошадь. И при этом не сомневался бы ни секунды.

Она сокрушенно хлопнула себя ладонью по лбу.

— Я так и думала! Ты настоящий современный человек. Да, наверное, в тебе сказывается воспитание, полученное в молодые годы. Где, ты говоришь, учился?..

— Я проходил специальную подготовку в Соединенных Штатах, — с гордостью ответил Конти.

Мэгги укоризненно покачала головой.

— Вот именно. Современная молодежь… Америка совершенно развратила вас. А ведь, между прочим, опера появилась на родине твоих предков, в Италии. Ты хотя бы из уважения к ним мог сказать, что любишь оперу.

Чарли гордо вскинул голову.

— Я не пытался показаться вам лучше, чем есть на самом деле.

Она театрально вскинула брови.

— Ах да, молодой человек, вы совершенно честны передо мной. Это очень похвально! — иронично воскликнула Мэгги. — Благодарю вас. Я ценю это.

Конти скромно потупил глаза.

— Стараюсь.

Он надеялся, что это будет последней выходкой Мэгги на сегодня. Однако Чарли ошибался.

— Восхитительно! — воскликнула она. — Он старается быть честным!

После этого Мэгги, изменив тон, довольно грубо сказала:

— А теперь достань мою розу из петлицы своего пиджака, положи ее на поднос и убирайся отсюда.

Не дожидаясь ответа, она повернулась и снова зашагала к двери ванной.

— Как видишь, я очень занята.

Это были ее последние слова.

Заскрипев зубами от ярости, Чарли тем не менее вытащил из петлицы обломанную розу и с итальянской экспансивностью швырнул ее на поднос.

Мэгги не видела этого, потому что уже исчезла за дверью.

— Слушаюсь, мэм, — сквозь зубы процедил Конти и быстро вышел из спальни.

Он еще намеревался хлопнуть дверью, однако, немного поразмыслив, решил не делать этого. Кто знает, что еще взбредет в голову этой взбалмошной старухе?

Нет, он совсем не боялся, что его выкинут с работы. В данном случае такое было бы подарком, о котором можно было только мечтать. Скорее всего, за такой выходкой последовала бы жалоба его начальству в Канберре. А за ней, вполне возможно, дисциплинарное наказание и неприятная запись в личном деле, которая могла бы повредить его дальнейшей карьере.

Как человек честолюбивый, Чарли старался подавить свои эмоции и, таким образом, не дать даже малейшего повода для недовольства своего клиента.

Каким-то шестым чувством Чарли ощутил, что Мэгги наблюдает за ним из-за двери ванной. И хотя, выходя из комнаты, он не обернулся, его предположения оказались верными.

Краешком глаза Мэгги наблюдала за своим телохранителем, словно ожидая, что он совершит сейчас какую-нибудь глупость.

Однако дверь медленно и тихо закрылась, что доставило хозяйке спальни массу неприятных чувств.

Ей хотелось, чтобы Конти вышел из себя и в один прекрасный момент хлопнул дверью. Она желала этого не для того, чтобы доставить ему неприятности. Нет, Мэгги как будто экспериментировала над ним. Она поставила своей целью вывести из себя этого молодого человека и с каждым днем медленно и настойчиво добивалась своей цели.

Она делала это не из неприязни к нему, а, наоборот, из глубокой симпатии. Ей нравился этот черноволосый, кареглазый итальянец.

Нет, разумеется, ни о какой любви не могло быть и речи. Сколько раз за свою жизнь Мэгги обжигалась… Теперь уже окончательно поставив на себе крест, она одновременно обрела какое-то спокойствие и невероятную дерзость, которая позволяла ей, позабыв о возрасте и положении, вести себя как капризная девчонка.

В общем, это была игра, пока еще не слишком серьезная…

 

49

На улице Чарли отвел душу.

Быстрым шагом миновав кухню, где сейчас, слава Богу, никого не было, и потому никто не мог стать свидетелем его внезапной ярости, он грохнул задней дверью и вышел во двор резиденции, где в нескольких десятках метров от особняка стояло маленькое здание, предназначенное для специального поста связи с правительственными учреждениями.

Обычно здесь проводили время, свободное от дежурств, сотрудники охраны. Тут же была оборудована комната для отдыха, а также довольно просторная гостиная с телевизором.

В маленькой комнатке, одновременно служившей прихожей и пунктом связи, были установлены несколько телефонных аппаратов и портативная радиостанция.

Один из телефонных аппаратов в домике связи зазвонил, и трубку сняла Белинда Монтгомери, которая была сотрудницей службы охраны и так же, как и Чарли Конти, постоянно жила здесь.

— Да. Я слушаю, — сказала она. — Нет, здесь его нет, но, думаю, он скоро появится. Как только он зайдет сюда, я обязательно передам ему, что вы звонили. Да, до свидания.

Она положила трубку и сокрушенно покачала головой.

— Ох, ну и головная боль…

Напарник Чарли, Бобби Бентон, который сейчас был свободен от дежурства, возился на маленькой кухоньке с кофейником. Приготовив кофе, он налил себе чашку и отправился в гостиную, где перед телевизором сидел еще один сотрудник службы безопасности, Джеф Чендлер. По телевизору показывали репортаж из Сиднея о матче по бейсболу, в котором встречались команды штатов Виктория и Квинсленд. Бобби уселся в кресло перед телевизором и, обменявшись с Джефом парой фраз, принялся шумно болеть.

Белинда, которая скептически взирала на собравшихся в гостиной болельщиков, уже собиралась выйти на улицу, однако, увидев в окно, как к дому направляется Чарли Конти, изменила свои намерения. Она дождалась, пока он войдет в дом.

— Привет, — сказала Белинда.

Конти хмуро закрыл за собой дверь.

— Здравствуй, — без особого энтузиазма сказал он.

Белинда скептически сложила руки на груди и, едва заметно улыбнувшись, сказала:

— Она хочет тебя видеть.

Чарли непечатно выругался, заставив покраснеть свою коллегу.

— Извини, — тут же сказал он, — по-моему, она начинает понемногу сходить с ума. Я ведь только что был там. Ну что еще ей от меня надо? Какого черта она меня достает?

Белинда вздохнула.

— Ну ладно, не стоит так нервничать. Все-таки ее можно понять. Одинокая женщина, у которой все осталось в прошлом. Ей надо на ком-нибудь отвести душу.

Чарли экспансивно взмахнул рукой.

— Да ну ее к чертовой матери! Она уже кривляться передо мной начинает, что это за ерунда?

Привлеченные шумом в прихожей, из гостиной выглянули Бобби и Джеф.

— Что ты так нервничаешь? — спросил Боб.

Чарли недовольно фыркнул:

— А что мне, по-твоему, прыгать до потолка от радости? Мне, наверное, больше нечего делать, как выполнять капризы этой старухи.

Бобби глуповато улыбнулся.

— Слушай, а что ты здесь вообще делаешь? Какого черта ты вернулся? Тебя ведь вроде отозвали назад, в столицу?

Чарли недовольно наморщил лицо.

— Да? Это по-твоему. А вот она считает совсем по-другому.

— Как это?

— Ты знаешь, что она сотворила? — едко сказал Конти. — Эта старая дура позвонила премьер-министру и, ни капельки не стесняясь, попросила его, чтобы меня оставили здесь, в Колд-Крик, на срок еще одной служебной командировки. И знаешь, сколько продлится эта командировка?

Боб пожал плечами:

— Сколько?

— Два года.

Бентон и Чендлер одновременно присвистнули от изумления.

— Вот это да! Похоже, что ты действительно пришелся ей по сердцу, если ради тебя она звонила самому премьер-министру и просила, чтобы ты остался здесь аж на два года.

Чарли сокрушенно покачал головой.

— Да, именно так она и говорит. Я, видите ли, нравлюсь ей. Что это за чушь?

Бобби развел руками:

— А чему ты удивляешься? Никто ведь не знает, что у нее на уме. Она может попросить даже целый айсберг.

— И что, ты считаешь, что правительство Австралии доставит сюда айсберг? — ухмыльнулся Чарли.

Бобби, который был парнем попроще, чем Чарли, снова бессмысленно улыбнулся.

— Да Бог ее знает. А вдруг из уважения к ней и такое сделают.

Он вдруг подмигнул своему напарнику.

— Слушай, Чарли, надеюсь, она не сказала тебе, что я ей тоже нравлюсь?

Обрадовавшись собственной шутке, Боб громко расхохотался и, пошарив по карманам, достал пачку сигарет.

Чарли подошел к окну и с плохо скрытой ненавистью посмотрел на окна второго этажа особняка, где находилась спальня Мэгги. Тем временем Боб закурил и, дымя сигаретой, подошел к нему. Сочувственно похлопав Конти по плечу, он сказал:

— Не расстраивайся, Чак, это не самое худшее, что может быть в жизни. Смотри, мы здесь неплохо устроились. Телевизор есть, места здесь отличные, целыми днями можно в бейсбол играть. Там, кстати, идет матч между сборными Виктории и Квинсленда. Посмотреть не желаешь?

Это выглядело такой явной издевкой, что Чарли не выдержал и с чисто южной экспансивностью всплеснул руками:

— Да ну вас всех к черту! Вместо того, чтобы заниматься нормальным делом, я вынужден сидеть в этой дыре. Между прочим, время идет, и мою карьеру за меня никто не сделает. А тут я только трачу время понапрасну. И вообще, чему ты улыбаешься?

Последние слова он уже проорал. Улыбка медленно сползла с лица Бобби Бентона, который растерянно отступил на шаг. Сигарета по-прежнему торчала у него в зубах, и тонкая струйка голубоватого дыма поднималась к потолку.

— Да прекрати ты! — в сердцах выкрикнул Чарли, выхватил сигарету изо рта своего напарника и вышвырнул ее в открытую форточку.

Тот обиженно отступил, хлопая глазами.

— Ну ладно, ладно, — тут же извиняющимся тоном сказал Чарли.

Он снова вернулся к той теме, которая по-настоящему волновала его.

— Да, конечно, я хотел, чтобы меня назначили на новую работу, хотел, чтобы вместо меня приехал кто-нибудь новенький. Но ведь она же меня не отпустит!

Конти так разнервничался, что забыл о том, что хозяйка дома просила его подняться наверх.

Он мерил шагами небольшую прихожую, очевидно пребывая в полнейшем отчаянии. Его угнетала настоящая безысходность. Белинде даже пришлось напомнить своему напарнику о том, что ему сейчас необходимо сделать.

— Чарли, — издевательски улыбаясь, сказала она и ткнула пальцем на окно спальни Мэгги Уилкинсон.

Конти сморщился, как от зубной боли.

— Ну ладно, ладно, — проворчал он, — сейчас иду.

Он уже открывал дверь на улицу, когда из гостиной, словно ошпаренный, выскочил Джеф Чендлер.

— Эй, ребята, скорее сюда! — воскликнул он.

— Что случилось?

Белинда, Чарли и Боб бросились в гостиную. Трансляция бейсбольного матча была прервана, и показывали хронику событий, совсем недавно происшедших в одном из бедных пригородов Сиднея. Здесь жили в основном иммигранты — переселенцы из Африки и Азии. Особенно много было тут вьетнамцев, которые подались в Австралию после того, как началась война между Северным и Южным Вьетнамом. Этот район Сиднея был известен тем, что здесь была наиболее высокая в Австралии преступность, а также постоянными волнениями и беспорядками, происходившими среди новоиспеченных жителей Австралии, которые вечно были чем-то недовольны.

Сегодня утром туда направился премьер-министр, чтобы на месте проанализировать ситуацию и вместе с городскими властями попробовать найти пути к решению этой непростой проблемы. Неподалеку от этого района располагалась большая колония австралийцев китайского происхождения. Между ними и вьетнамцами часто возникали конфликты, вспыхивали драки, дело доходило до поножовщины и перестрелок.

И те и другие представляли собой головную боль для австралийского правительства, а потому поездка премьер-министра в такой район, разумеется, носила довольно рискованный характер.

Сотрудники службы безопасности, находившиеся здесь, при резиденции бывшего генерал-губернатора, а точнее, сторожившие неизвестно от кого его вдову, сгрудились перед экраном телевизора, наблюдая за только что переданными из Сиднея кадрами событий, происшедших несколько минут назад.

Возбужденный голос диктора комментировал кадры, снятые операторами австралийской телекомпании «TNA»:

— Почти немедленно после приезда премьер-министра Австралии в бедные районы Сиднея, населенные в основном иммигрантами, прибывшими из Вьетнама, Китая и других стран Юго-Восточной Азии, начались массовые волнения и беспорядки. Жизнь премьер-министра оказалась в опасности. Была сделана попытка покушения на него. Служба охраны и полиция были вынуждены применить автоматическое оружие для того, чтобы разогнать излишне возбужденную толпу. Сотрудники службы безопасности премьер-министра тут же увезли его в аэропорт.

Кадры, мелькавшие на экране телевизора, показывали то разбегавшуюся в страхе толпу, то охранников премьера, то вооруженных автоматическими винтовками людей в черных комбинезонах с нашивками на правом рукаве, которые мгновенно организовали оцепление вокруг машины премьер-министра, обеспечивая его безопасность.

Джеф ткнул пальцем в экран.

— Смотри, смотри, Боб, это ребята из спецпатруля.

Бентон отмахнулся:

— Да вижу.

Сотрудники охраны и спецпатруля, быстро оградив премьер-министра от беснующейся толпы, постепенно оттеснили ее в сторону, открыв путь для машины премьер-министра.

— Ого, сколько их, — сказал Джеф. — Наверное, десятка полтора.

— Да нет, больше, — сказал Боб. — Это только возле машины человек пятнадцать, а сколько еще разбираются с толпой.

И действительно, огромный лимузин премьер-министра был окружен примерно полутора десятками человек, которые бегом сопровождали машину, держа наизготове заряженные пистолеты.

Чарли, который восхищенно смотрел на экран, автоматически отметил, что сотрудники службы безопасности и спецпатруля работают очень четко и профессионально. Во-первых, они сразу же нейтрализовали толпу, во-вторых, организовали оцепление и оградили самого премьер-министра от возможных нападений, в-третьих, расчистили дорогу и позволили машине беспрепятственно покинуть место волнений. При этом, как сообщала диктор, никто не пострадал.

Коротко прокомментировав происшедшее в Сиднее событие, диктор, после того, как камера показала крупным планом несколько вооруженных человек, сопровождавших машину премьер-министра, с восхищением сказала:

— Эти люди с оружием, которых вы сейчас видите на своих экранах, являются специальными агентами австралийского правительства. Оно может гордиться тем, что на него работают такие профессионалы.

Чарли кисло усмехнулся. Ну да, это специальные агенты. Такие же, как он. Некоторых он даже знает, учился с ними вместе здесь, в Австралии, и в Соединенных Штатах. Только эти ребята получили отличную работу и настоящее дело, а он вынужден проводить время, словно сиделка, приглядывая за этой пожилой дамой и исполняя все ее прихоти. Эх, ему бы сейчас туда. А вместо этого он вынужден снова тащиться наверх в эту полутемную спальню, где пахнет дорогой и совершенно ненужной этой пожилой тетке косметикой, где на стенах висят портреты какого-то огромного поместья где-то в штате Новый Южный Уэльс, где над ним постоянно смеются и издеваются.

Словно в подтверждение его мыслей, на столике в прихожей снова зазвонил телефон. Белинда тут же бросилась к трубке.

— Да, я слушаю. Да, миссис Уилкинсон, да, он здесь. Да, я ему передавала. Простите, миссис Уилкинсон, но… Миссис Уилкинсон, миссис Уилкинсон…

Похоже было, что на другом конце провода бросили трубку, потому что Белинда недоуменно посмотрела на телефон, а потом, тяжело вздохнув, вернулась в гостиную.

— Чарли, она наорала на меня, возмущаясь тем, что тебя до сих пор нет у нее наверху.

Чарли нетерпеливо отмахнулся.

— Перезвони ей и скажи, что я буду через пятнадцать минут.

Белинда развела руками.

— Да ты же знаешь ее характер, она обязательно снова накричит на меня.

— А я сказал — позвони, — рявкнул Чарли, пользуясь тем, что он был старшим среди работников службы безопасности, занимавшихся охраной вдовы генерал-губернатора Австралии.

Белинда Монтгомери повиновалась. Хмуро опустив голову, она вышла в прихожую, набрала номер и, услышав голос Мэгги Уилкинсон, сказала:

— Мистер Конти просил передать вам, что он будет через пятнадцать минут.

— Что?

— Но, миссис Уилкинсон…

Она недоуменно вертела трубку в руках, как будто оттуда через телефонный провод должно было выбраться какое-то животное. Лицо ее искривилось, кончики губ опустились, и, с обиженным видом положив трубку на рычаг телефонного аппарата, она плаксиво сказала:

— Но я же только передала твои слова…

Бобби Бентон укоризненно покачал головой и обратился к Чарли:

— Чарли, на твоем месте я бы поднялся немедленно. Ты видишь, что творится?

Конти возбужденно вскинул голову и резко воскликнул:

— Что она себе думает? За кого она нас принимает? Мы что для нее — официанты или горничные? Где она вообще находится? Что она себе вообразила?

Решительно ткнув пальцем в экран телевизора, где заканчивался репортаж о событиях в Сиднее, он заорал:

— Да мы сейчас должны быть вон там, в центре событий, а вместо этого занимаемся какой-то ерундой! Я сказал, что поднимусь к ней через пятнадцать минут и ни секундой раньше. В конце концов, я не ее экономка и не сиделка, которая должна бежать к постели больной по первому же ее требованию. С ней все нормально, это просто очередная прихоть, очередной приступ скуки, которую ей нечем развеять. Если я буду бегать туда-сюда, то превращусь в обыкновенного слугу, а я профессионал и должен заниматься своим делом.

Боб смущенно отступил назад, не зная, что возразить Конти. Он вполне был готов согласиться со своим коллегой, который, правда, был и его формальным начальником, в том, что они совершенно не обязаны превращаться в официантов и горничных. Действительно, капризность Мэгги Уилкинсон временами переходила всякие границы. Обычно это бывало в самый неподходящий момент и сопровождалось таким количеством нервных восклицаний и даже истерик, что ни один человек не мог бы этого вынести.

Те же самые чувства испытывали Джеф Чендлер и Белинда Монтгомери. Однако они не осмеливались говорить об этом при Чарли, зная, что, несмотря на все свое негодование и возмущение по этому поводу, Конти испытывает по отношению к своей подопечной Мэгги Уилкинсон нечто большее, чем просто чувство ответственности за безопасность клиента.

Чарли еще не успел закончить свою гневную речь, как на пульте сигнализации, установленном в прихожей, стала тревожно моргать красная лампочка и зазвучал пронзительный звуковой сигнал.

— Черт побери! — всполошился Бобби Бен-тон. — Тревога! С ней что-то произошло!

Он мгновенно выхватил из кобуры револьвер, взвел курок и бросился к выходу.

— Я немедленно буду у нее.

Джеф Чендлер, который был годами постарше Бобби Бентона, да и несравненно умнее его, лишь понимающе улыбнулся, когда услышал сигнал тревоги. Ему-то все было ясно с самого начала.

Однако Бентона уже нельзя было остановить, и Джеф последовал за ним, правда, обойдясь без оружия.

— О Бог мой, — простонал Чарли, в изнеможении прислоняясь спиной к стене. — Похоже, я начинаю медленно сходить с ума.

С револьвером наизготовку Бобби Бентон промчался через двор, отделявший домик, в котором располагались пульт сигнализации и спецсвязь от особняка вдовы генерал-губернатора. Для этого ему понадобилось лишь несколько секунд. Джеф Чендлер, который почти мгновенно последовал за своим более молодым напарником, успел увидеть в дверном проеме заднего входа на кухню лишь мелькнувшую спину Бентона.

Бобби, размахивая пистолетом, пронесся через кухню, прервав процесс насыщения увесистой туши. Жерара Лакруа кефиром из большого бумажного пакета, которым тот наслаждался, совершенно не обращая внимания на пронзительные звуки сирены, доносившиеся со второго этажа.

От усердия охранник пару раз споткнулся на лестнице и едва не скатился вниз. Слава Богу, он успел ухватиться за перила и лишь потому удержался. Джеф Чендлер и Чарли Конти тем временем спокойно прошли через двор, миновали кухню мимо насмешливо взиравшего на них толстяка-француза и стали спокойно подниматься по лестнице.

Бентон ворвался в спальню Мэгги Уилкинсон и, направляя пистолет в разные стороны, с недоумением взирал на пустую комнату. Самой хозяйки спальни нигде не было видно.

Услышав грохот открывающейся двери, она через несколько мгновений выглянула из ванной и вздрогнула от испуга, увидев направленный на нее пистолет. Сирена по-прежнему продолжала гудеть.

После того как Бентон направил револьвер стволом вверх, она возмущенно сказала:

— Я же вам сказала, никогда не входите в эту комнату с оружием. А ну-ка, убирайся отсюда.

Боб растерянно заморгал глазами и, тут же опустив пистолет, мгновенно выскочил из комнаты. Он оставил оружие на столике рядом с дверью и вернулся в спальню, чтобы получить нагоняй от хозяйки дома. Следом за ним, оставив свое оружие на том же столике, вошли Чарли и Джеф.

Мэгги запахнула халат и вышла из ванной.

— Да как вы смеете! — заорала она.

Не обращая внимания на ее слова, Джеф спокойно прошел к телефону, в который была вмонтирована система сигнализации, и коротким движением руки выключил специально предназначенный для этого переключатель.

Чарли тем временем беглым взглядом осмотрел спальню и глазами сделал знак своему напарнику Джефу, чтобы тот на всякий случай заглянул в ванную комнату, что тот и сделал.

— Извините, миссис Уилкинсон, — спустя несколько мгновений сказал Бентон, — я не хотел вас напугать. Просто у вас была включена сигнализация, и мы подумали, что вам угрожает какая-то опасность.

Удовлетворившись этим объяснением, Мэгги гордо подняла голову и кивнула.

— Хорошо, я вас извиняю.

Чарли тяжело вздохнул:

— Миссис Уилкинсон, это специальная сигнализация, которая предназначена для включения только в самом крайнем случае. Она стоит здесь на случай реальной опасности, и вы должны пользоваться ею только тогда…

Он не успел закончить. Мэгги прервала его, не особенно заботясь о правилах хорошего тона:

— Эта сигнализация принадлежит мне, и я буду использовать ее тогда, когда захочу, и так, как захочу, вы находитесь у меня на службе и не смейте мне указывать, как я должна поступать. Это мое личное дело. Вам все понятно?

Джеф попытался было возразить, что включать эту сигнализацию небезопасно, потому что сигнал мгновенно фиксируется в штаб-квартире специальной службы, и кроме того что у охраны дома могут быть неприятности, сюда вполне может быть направлена дежурная группа на вертолете. А это дополнительные расходования средств налогоплательщиков. Он лишь собирался это сказать, потому что Мэгги, услышав его первое слово — «мэм», с такой яростью сверкнула на него глазами, что Чендлер тут же осекся и сконфуженно пробормотал:

— Извините.

В спальне воцарилась напряженная тишина. Бентон и Чендлер с надеждой смотрели на Чарли, как на старшего по группе, надеясь, что он сможет найти выход из этого действительно неприятного положения. Всем было совершенно ясно, что Мэгги Уилкинсон воспользовалась экстренной сигнализацией только для того, чтобы привлечь внимание к собственной особе. Да, ей действительно было скучно, и она всеми способами пыталась развлечься.

Надо признать, что это у нее неплохо получалось. Во всяком случае, так думали сотрудники ее охраны. А она отнюдь не старалась переубедить их в этом.

Спустя несколько мгновений Чарли наконец сообразил, что следует сказать:

— Что вам нужно?

Он заметил, как в глазах ее блеснули огоньки.

— Мой покойный муж, — капризно сказала она, — перед своей смертью хотел научить меня играть в гольф, но он успел показать мне только несколько приемов. Я хочу поиграть в гольф.

Чарли сделал непонимающее лицо.

— Что?

Она развела руками.

— Гольф. Вы что, не знаете, есть такая игра. В нее играют очень богатые и состоятельные люди. Между прочим, я тоже отношу себя к этой категории граждан. Мой муж, между прочим, очень часто играл в эту игру, если вам до сих пор такое неизвестно. Вот я сейчас хочу поиграть в гольф. Что в этом непонятного?

Чендлер переглянулся с Конти и попытался робко возразить:

— Извините, миссис Уилкинсон, но сейчас на улице отрицательная температура.

На сей раз Мэгги не возмущалась. Она взглянула на Джефа с милой улыбкой на устах и ангельским голосом сказала:

— Спасибо, мистер Чендлер, я очень благодарна вам за эту информацию.

Повернувшись к Чарли, она продолжила:

— Я хочу, чтобы мой электромобиль для гольфа был готов через полчаса. Пожалуйста, позаботьтесь об этом.

Чарли снова обменялся взглядами с Джефом и понял, что не может отказать.

— Все будет исполнено, мэм, — сухо ответил он, по-прежнему вопросительно глядя на нее.

Она кивнула.

— Хорошо. Ну что же вы стоите? Идите, идите.

Мэгги сделала такое движение руками, как будто выгоняла со двора мешавшихся под ногами кур.

— Давайте, идите.

Они еще не успели с посрамленным видом удалиться, как из спальни донесся вновь недовольный голос Мэгги Уилкинсон:

— Джейн, куда ты запропастилась? Джейн!

Экономка, которая возилась на первом этаже за пишущей машинкой в отдельной, отведенной специально для нее комнате, тут же бросила работу, вскочила из-за стола и помчалась наверх.

 

50

Бобби Бентон, шмыгая носом, стоял на покрытой пожухлой травой лужайке в полумиле от дома, где жила вдова генерал-губернатора, и, хлопая рукой об руку, подпрыгивал на месте, чтобы согреться. В полутора десятках метров от него стоял также одетый в теплую куртку Джеф Чендлер, а Чарли Конти, поправляя темные солнцезащитные очки, с недовольным видом расхаживал рядом с миссис Уилкинсон, которая неумело возилась с клюшкой для гольфа и мячиком.

Здесь же, нахлобучив на голову капюшон от теплой куртки и напялив на руки рукавицы, в обнимку с несколькими железными клюшками для гольфа стояла Джейн Гарфилд. Ее посиневшее от холода лицо и покрасневший нос лучше всяких слов говорили о том, какое огромное удовольствие испытывает она от этого сеанса гольфа на свежем воздухе.

Мэгги в легкой курточке и даже без головного убора долго пыталась нанести удар клюшкой по мячику, установленному на маленьком холмике, но никак не могла этого сделать. Наконец удар ей удался, если, конечно, можно считать удачным такой удар, после которого мячик летит не вперед, а назад. Маленький матерчатый шарик оказался в двух метрах от стоявшего почти на углу площадки Бобби Бентона, и тот сделал некий намек на движение, словно пытался поднять мяч и отнести его миссис Уилкинсон. Однако, увидев, что он пытается сделать, она крикнула:

— Не трогать!

Бобби тут же застыл на своем месте, словно часовой на посту.

Мэгги выглядела совсем не так, как должны выглядеть смертельно больные женщины в пожилом возрасте. Бодрым шагом она подошла к шарику и снова стала примериваться клюшкой для того, чтобы нанести удар. Спустя несколько мгновений ей показалось, что эта клюшка почему-то не подходит для удара, и она сделала едва заметное движение пальцем, подзывая к себе экономку.

Джейн без всяких слов поняла ее и мелкой рысцой подбежала к хозяйке. Та придирчиво выбрала из кучи клюшек ту, которая, как ей показалось, была более подходящей, и сунула прежнюю в руки Джейн.

Когда та снова отбежала в сторону, Мэгги примерилась к мячику и уже было попыталась нанести удар, как вдруг опять передумала.

Подняв голову, она недовольно посмотрела на Бобби Бентона, маячившего в двух метрах от него и ткнула в него пальцем.

— Вы мне мешаете, отойдите в сторону.

Тот мгновенно отскочил в сторону, как это делают испуганные кролики где-нибудь на австралийских равнинах. Но и это не удовлетворило Мэгги. Она брезгливо поморщилась и покачала головой:

— Да не туда, не туда.

Ткнув пальцем в другую сторону, она показала место, где хотела бы видеть своего охранника.

— Станьте вот сюда. Вот, вот, правильно.

Когда он остановился напротив Мэгги на расстоянии примерно десяти метров от нее, она укоризненно покачала головой:

— Мистер Бентон, вам когда-нибудь приходилось охранять генерал-губернатора, премьер-министра или еще кого-нибудь в этом роде?

Сунув окоченевшие руки в карманы легкой куртки, Боб стал мелко трясти головой.

— Нет, мэм, — проговорил он, заикаясь от холода.

Мэгги наставительно подняла палец.

— А ведь они всегда играли в гольф.

— Да, мэм, — охотно согласился Бентон, переминаясь с ноги на ногу.

Чарли безмолвно наблюдал за этой сценой, застыв, словно статуя индейского вождя, на дальнем краю лужайки.

— И это было благословением для страны, — продолжила Мэгги.

Бобби был готов согласиться со всем, чем угодно, даже с тем, что на земле нет Бога, лишь бы она поскорее закончила эти нелепые упражнения на морозном воздухе и можно было наконец-то вернуться в теплое помещение.

Однако в своем стремлении угодить Мэгги Уилкинсон Бобби явно переусердствовал. Когда она уже занесла клюшку для нанесения удара, Бентон неожиданно сказал:

— К сожалению, мэм, я был слишком молод, чтобы охранять таких важных людей.

Чарли едва не застонал от очередной глупости своего напарника. Его слова прозвучали как бестактное напоминание о пожилом возрасте Мэгги.

Разумеется, это не прошло незамеченным и для самой Мэгги. Она в изумлении опустила клюшку и, смерив Бентона холодным взглядом, взмахнула рукой:

— А ну-ка вон отсюда, быстро! Чтобы я тебя здесь не видела. Садись в гольфмобиль и сиди там тихо, как мышь. Сиди до тех пор, пока я тебя не позову, понял?

Бобби направился к маленькому автомобильчику, стоявшему возле пока еще голых кустов на углу лужайки. Спустя несколько мгновений он уже сидел в машине и растирал руками окоченевшие колени.

— Вот черт, — бормотал Бентон, — правильно сказал Чарли: и не повезло же нам с этой старухой.

Мэгги долго прицеливалась и наконец нанесла удар. Очевидно, это был первый удачный удар по мячу в ее жизни, потому что она от радости взвизгнула, отбросила в сторону клюшку и стала подпрыгивать на месте, хлопая в ладоши.

Чарли Конти взирал на все это с олимпийским спокойствием. На лице его даже появилась легкая гримаса брезгливости.

Слава Богу, что Мэгги это не видела — или не хотела видеть. Потому что в противном случае Чарли явно ожидали бы неприятности. Маловероятно, чтобы Мэгги сейчас могла спустить кому-нибудь с рук столь снисходительно брезгливое отношение к собственным занятиям.

Подняв с земли клюшку, она горделиво положила ее на плечо и, сделав знак рукой Бобби Бентону, который сидел в гольфмобиле, показала, куда он должен подъехать.

Маленькая машинка заурчала электродвигателем, и спустя несколько мгновений Мэгги уже сидела на узком кожаном кресле.

— Джейн, теперь твоя очередь! — крикнула она.

Экономка мелким шагом засеменила к лежавшему в двух десятках метров от нее белому матерчатому шарику и, положив в стороне от него клюшки для гольфа, выбрала из кучи одну, которой стала прицеливаться для нанесения удара.

Экономка владела искусством игры в гольф намного хуже, чем хозяйка дома. Ее движения были столь неуклюжи, нелепы, а порой и смешны, что, будь на месте Чарли кто-то другой, он бы уже наверняка расхохотался. Джеф едва сдерживал улыбку, а Боб просто отвернулся, чтобы не рассмеяться и таким образом не навлечь еще больший гнев миссис Уилкинсон.

Первый удар оказался неудачным, за ним последовал еще один, и еще, и наконец с четвертого раза Джейн угодила по мячу. При этом ее клюшка прорыла в земле такую глубокую борозду, как будто по ней прошел танк. Мячик, описав в воздухе кривую дугу, шлепнулся под ноги Чарли.

Теперь наступил черед наносить удар Мэгги. Она сделала знак рукой Бобби Бентону, который сидел за рулем гольфмобиля, и машина медленно покатилась к тому месту, где лежал мяч. Чарли благоразумно отступил в сторону, остановившись рядом с Джефом Чендлером, который старался даже не смотреть в ту сторону, где проходила игра.

— Да что же это такое? — вполголоса произнес тот, обращаясь к Чарли. — Несколько месяцев она сидела взаперти в своей пыльной спальне, и ее даже на прогулку было трудно вытащить, а сейчас, когда грянул мороз, ей вдруг приспичило поиграть в гольф. Ты посмотри, хоть бы оделась как следует. Не припоминаю, чтобы она интересовалась гольфом. Что это на нее нашло?

Чарли хмыкнул:

— Ты еще забываешь про оперу.

Джеф почесал в затылке:

— Да, а еще опера… Час от часу не легче. Интересно, что у нее следующее в планах?

— Синхронное плавание, — пробурчал Чарли.

На сей раз оба не удержались от смеха, что немедленно было замечено миссис Уилкинсон.

Поправив немного сбившуюся набок теплую клетчатую юбку из шотландки, Мэгги недовольно подняла руку и воскликнула:

— Ну что вы шумите? Разве не видно, что мы с Джейн пытаемся играть? Вы нам мешаете.

Зная тяжелый характер хозяйки, Джеф тут же умолк и, вынув руки из карманов теплой куртки, вытянулся.

— Простите, мэм.

Она укоризненно покачала головой.

— Ну что вы стоите здесь без цели и смысла? Сделайте что-нибудь полезное. Джеф, иди хоть флажок подержи.

Она показала Чендлеру на слегка пошатывавшийся от ветра флажок, под которым красовалась лунка, и он тут же бросился исполнять ее повеление.

— Сейчас я попробую закатить шарик в лунку, — торжественно провозгласила Мэгги, поплевывая на руки перед тем, как взять клюшку, зажатую между ног.

Разумеется, удар пришелся мимо, но это отнюдь не угасило энтузиазма, возникшего у Мэгги по отношению к игре в гольф. Казалось, неудачи только еще больше раззадоривали ее.

Невзирая на морозную погоду, Мэгги снова и снова пыталась наносить удары, закатывать шар в лунку и делала это со все большим успехом. Через час-полтора она уже вполне сносно попадала по мячу — едва ли не с первого раза — и без устали гоняла свою партнершу по игре Джейн Гарфилд по широкой лужайке. Та уже временами закатывала глаза от изнеможения и усталости, однако каждый раз делала это так, чтобы Мэгги ничего не заметила.

Наконец наступил момент, когда один раунд игры в гольф оказался все-таки завершенным. Мэгги проявила по этому поводу такую радость, что брови неподвижно стоявшего на своем месте Чарльза Конти от удивления поползли вверх. Слава Богу, что лицо его было скрыто солнцезащитными очками, а потому его чувства остались незамеченными, а может быть, ему так только казалось?

На гольфмобиле Мэгги подъехала к тому месту, где стоял Чарли, и, взяв мячик и клюшку, вышла из машины. Остановившись в двух метрах от телохранителя, она аккуратно установила мячик и после первой же попытки забила его на дальний конец лужайки.

Удовлетворенно хмыкнув, она приложила руку ко лбу наподобие козырька и посмотрела туда, где лежал маленький белый шарик. После этого Мэгги обратилась к Чарльзу:

— Будь любезен, дорогой, принеси мой первый мяч.

При этом она сунула клюшку за сиденье гольфмобиля и демонстративно уселась рядом с Бобби, который напряженно держался за руль.

Ее слова прозвучали явным вызовом для Чарли, и он не собирался просто так сносить их. То есть это был даже не вызов, а откровенное оскорбление, причем наносимое в присутствии коллеги.

— Я — сотрудник секретной службы, — с гордостью и достоинством произнес Чарли, — а не мальчик для гольфа. Если вам нужен этот мячик, то сходите за ним сами. Это не чрезвычайная ситуация, это обыкновенная игра в гольф, в которой я не принимаю участия, так что извините. Раз уж вы настояли на том, чтобы я вернулся, то теперь вам придется смириться с тем, что я буду работать строго по уставу.

Она неподвижно сидела в кресле гольфмобиля и внимательно смотрела на стоявшего перед ней молодого человека. Не скрывая своего любопытства, она даже сняла темные солнцезащитные очки и чуть наклонила голову.

— А что значит «строго по уставу»?

— Это значит, — ответил Чарли, — что мы не будем ходить за покупками, не будем готовить вам бутерброды и не должны оставлять оружие, входя в вашу комнату. Если вам это не нравится, то позвоните в Канберру и подыщите мне замену.

Мэгги натянуто улыбнулась:

— А я бы на вашем месте, молодой человек, была бы поосторожнее. Вы ведь еще так молоды, и в вашей карьере вполне может случиться что-нибудь неожиданное.

Чарли было нетрудно выдержать ее проницательный и довольно странный взгляд, потому что его глаза были скрыты за зеркальными стеклами очков.

— Миссис Уилкинсон, — холодно сказал он, — хочу сообщить вам, что сегодняшний вечер я проведу в клубе управления внутренних дел и избавлю вас, таким образом, от своего присутствия.

Она вдруг лукаво улыбнулась.

— Но только на один вечер.

Чарли ничего не ответил и, повернувшись, медленно зашагал по лужайке. Больше разговаривать ему не хотелось. Мэгги внимательно посмотрела ему вслед и, одев очки, хлопнула Бобби Бентона по плечу.

— Поехали.

 

51

Вечером Чарли сидел в клубе среди своих коллег и знакомых по школе телохранителей, пытаясь хоть немного прийти в себя после того чудовищного удара, который ему приготовила судьба в виде этой слишком затянувшейся служебной командировки на виллу Колд-Крик. Вскоре к нему присоединились Боб Бентон и Джеф Чендлер. Недоуменно посмотрев на них, Чарли поинтересовался:

— А на кого же вы оставили нашу драгоценную старушку?

Джеф улыбнулся.

— А она сама нас отпустила.

— Да брось ты, — воскликнул Чарли, — такого не может быть!

— Ну как же не может, — развел руками Бобби, — если мы сейчас сидим здесь, рядом с тобой, а не кантуемся на кухне в компании этого жирного француза. Слушай, он временами бывает так же невыносим, как эта миссис Уилкинсон. Ты видел, как он пьет кефир? Он потом вскрывает пакет и пальцем вытирает стенки, вылизывая все остатки до дна.

Чарли махнул рукой:

— Да ладно, черт с ним. Как будто у нас больше нет забот, как только думать о том, как Жерар пьет кефир. Интересно все-таки, почему она вас отпустила?

Бобби хлопнул Чарльза по плечу.

— А я знаю, почему она это сделала. Ты ей сегодня здорово показал.

Чарли нахмурился:

— Ты о чем?

— Ну как о чем? Тогда, на лужайке, когда она потребовала, чтобы ты принес ей мяч. Ты же сказал ей, что мы агенты специальной службы, а не мальчики на побегушках.

Джеф изумленно поднял брови.

— Что, ты действительно ей так сказал? А почему я об этом ничего не знаю, Боб? Нашел с кем темнить.

Бентон обиженно развел руками.

— Да ничего я не темнил. Просто она сразу же после гольфа отослала меня в гараж, вот я и не успел тебе ничего рассказать.

— Так что ты ей сказал, Чарли? — нетерпеливо воскликнул Джеф, придвигаясь на стуле поближе к стойке бара, за которой сидели все трое.

Чарли спокойно отхлебнул виски.

— Я ей сказал все, что думаю. Я сказал, что мы больше не будем готовить ей жрать среди ночи, не будем оставлять оружие перед дверью ее спальни, что не будем ходить в магазин за покупками, с этого дня — все только по уставу, строго по уставу.

Джеф изумленно покачал головой.

— Ну ничего себе, кто бы мог подумать? А что, что она, она что сказала? Она возражала что-нибудь?

Чарли отрицательно покачал головой:

— Нет, ничего не сказала. Представляешь, Джеф, как она обнаглела? Послала меня за мячиком. Я ей сказал, что мы — агенты специальной службы, а не официанты какие-нибудь. Вот так вот. Вот я ей в ответ и сказал: если хочешь, иди сама.

— Ну ты молодец, парень.

Джеф пришел в такой восторг, что тут же заказал еще пива.

— Ты особенно не напивайся, — назидательно сказал Чарли, — нам еще сегодня возвращаться из Канберры в Колд-Крик.

— Не дрейфь, Чак, — панибратски воскликнул Чендлер, — пиво — это же ерунда.

Тем не менее свой заказ он отменил.

Чарли только успел приступить к виски, как раздался голос хорошо знавшего его бармена:

— Чак, к телефону.

Чарли подошел к телефону, который бармен выставил перед ним на стойку бара в дальнем углу клуба. Бесстрастный женский голос поинтересовался:

— Мистер Конти?

— Да, — удивленно ответил Чарли.

— Сейчас с вами будет разговаривать премьер-министр.

Чарли еще не успел ничего сообразить, как в трубке что-то щелкнуло, и низкий мужской голос весело спросил:

— Чак, это ты?

У Чарли все похолодело внутри.

Это действительно был премьер-министр, который неизвестно каким образом дозвонился до него.

— Да, я слушаю, — дрогнувшим голосом сказал он. — Это я, сэр.

Голос премьер-министра в трубке был слышен так хорошо, как будто он разговаривал из телефона-автомата на углу.

— Как дела? — поинтересовался он.

Поначалу Чарльз даже не нашелся, что ответить.

— Э… Я… Все хорошо, сэр, — наконец сказал он. — А у вас?

— Мне звонила Мэгги Уилкинсон. Конечно, это звучит как-то сумасшедше, но слушай, ты ломал какие-то ее цветы?

Ошеломленно оглянувшись по сторонам, Чарли не знал, что ответить. Очевидно, его молчание затянулось слишком надолго, потому что премьер-министр обеспокоенно спросил:

— Чак, ты меня слышишь?

— Да, да, сэр, — торопливо ответил Конти.

— Ну так что, ты сломал ей целый букет роз?

Чарли едва не лишился дара речи. Мало того что она звонит премьер-министру, да еще утверждает, будто он переломал ей целый букет. Это же полная чушь.

— Да, сэр, то есть нет, сэр. Нет, ни в коем случае не букет. Это была…

Он умолк.

— Так сколько?

— Это… Это была только одна роза, — наконец ответил Чарли.

— Понятно, — сказал премьер-министр. — Ну, так что ты сделал? Порвал эту розу по лепесткам?

Чарли так тяжело ворочал языком, как будто выпил не один глоток виски, а целую бутылку.

— Да нет, сэр, — медленно говорил он. — Я просто взял бутон… И все, сэр.

— Понятно, — протянул премьер-министр. — Ну ладно, забудем об этом. Будем считать, что этот неприятный инцидент исчерпан. Как тебе, наверное, известно, в те времена, когда ее муж только начинал свою деятельность на посту генерал-губернатора Австралии, я был его личным секретарем. — Вот это да! Чарли и не знал таких подробностей из биографии Джозефа Уилкинсона. Разумеется, это совершенно меняло дело. В лице премьер-министра Мэгги имела надежного покровителя и защитника.

— Да, сэр, — пролепетал Конти. — То есть нет, сэр, я не знал. Но теперь буду знать.

— И, откровенно говоря, — продолжал премьер-министр, — я многим обязан Джозефу Уилкинсону. Можно сказать, что он дал мне путевку в жизнь. Если бы не он, я бы, наверное, до сих пор ходил в мелких сошках. В лучшем случае стал бы каким-нибудь членом законодательного собрания. Давай все-таки попробуем как-то поладить с ней.

— Слушаюсь, сэр, — торопливо ответил Чарли.

— А то, знаешь, меня это уже все начинает сильно беспокоить. То она звонит мне и говорит, что жить без тебя не может, то звонит вся в слезах, плачет, рыдает, что ее цветы сломали. Может быть, у вас там с ней какие-то…

— Да нет, нет, что вы, сэр. У меня с ней нет никаких разногласий, поверьте, — дрожащим голосом сказал Чарли.

Он почувствовал, как премьер-министр переменил тон разговора с ним.

— Ну, смотри, Чарли, если будет еще один звонок, ты будешь охранять мою собаку. Ты знаешь, у меня самая важная работа в этой стране, а я чувствую себя последним идиотом, звоню тебе по поводу какого-то поганого цветка.

Премьер-министр уже не говорил, а кричал.

— Я все понимаю, сэр.

Чарли попытался оправдываться, однако премьер уже не желал слушать его объяснения.

— Ну, так ты поможешь мне?

— Да, да, конечно, помогу, — воскликнул Чарли с такой горячностью, что сидевшие за стойкой в баре стали с удивлением оглядываться на него.

— Спасибо, Чарли, — удовлетворенно произнес премьер-министр, — именно это я и хотел услышать.

— Так точно, сэр, — словно солдат ответил Конти.

— Ну, вот и отлично, — воскликнул премьер-министр.

— Так точно, сэр, — снова повторил Чарли.

— Ну, ладно, — подобревшим голосом сказал премьер, — желаю тебе приятно провести вечер, Чак.

Чарли еще долго смотрел на трубку, из которой доносились короткие гудки, а потом внезапно похолодевшей рукой положил ее на рычаг телефонного аппарата. Под изумленные взгляды собравшихся в этот вечер в клубе посетителей он на негнущихся ногах прошел к своему месту и плюхнулся на стул. Увидев его побледневшее лицо с проступившими на висках капельками пота, Джеф и Бобби перестали жевать и в изумлении воззрились на Чарли.

Он положил локти на стол и закрыл ладонями лицо. Боб и Джеф переглянулись между собой, но предпочли не приставать к Чарли с расспросами.

 

52

Неделя пролетела быстро, и наступила пятница. Мэгги провела в постели половину дня, благо что накануне она отправила Дженнифер погостить в Дрохеду вместе с ее няней. Это было необходимо, потому что Мэгги чувствовала, что уже не может управлять своими эмоциями. Иногда Мэгги казалось, что в ее тело вселилась какая-то чужая женщина. Втайне она ужасалась тому, что говорит, как ведет себя, но остановиться не могла. Может быть, это был своеобразный протест против неблагосклонностей судьбы… Во всяком случае, так ей было легче пережить свою трагедию. В конце концов, она всю жизнь старалась делать людям только хорошее и относилась к ним по-доброму — и что из этого получилось? Она опять одинока… Но судьба не будет властвовать над ней. Поздно пообедав, она начала одеваться. Сегодня ей предстояло посещение оперы, в которой она не была уже больше месяца.

Посторонний человек, заглянувший после обеда на первый этаж дома Мэгги Уилкинсон, был бы немало удивлен, увидев странную картину: одетый в соответствующий такому случаю строгий черный костюм и белую сорочку с галстуком толстяк Жерар Лакруа с небольшим приемничком в руке, из которого доносилась ария Фигаро из оперы Россини «Севильский цирюльник», мелко семенил по кухне и, шевеля губами, повторял слова арии вслед за исполнявшим ее певцом. Китаец Куан Ли и личный шофер Мэгги Стивен Карпентер, на котором также был строгий черный костюм, расширенными от изумления глазами смотрели на ребяческое поведение повара-француза. Они совершенно не разделяли энтузиазма Лакруа по поводу предстоящего события. Китаец, наверное, вовсе не был знаком с итальянской оперой, а Карпентеру она была так глубоко безразлична, что он даже не находил в себе слов осуждения по поводу глупейших, на его взгляд, выходок Жерара.

Мэгги в это время сидела наверху в своей спальне и, одев закрытое вечернее платье из сиреневого шелка, принялась выбирать украшения. В конце концов она остановила свой выбор только на паре небольших сережек с бриллиантами, которые ей подарил Джозеф ко дню ее вступления в дом генерал-губернатора в качестве хозяйки, после чего перешла к прическе. Собственно, ничего особенного для ее густых волос не требовалось, кроме одной маленькой детали — собрать волосы, как обычно, узлом на затылке.

Удовлетворенно посмотрев на себя в зеркало, Мэгги хмыкнула:

— Пойдет.

Закрепив волосы с помощью двух заколок, она принялась наносить небольшой макияж.

В этот момент в дверь ее спальни постучали.

— Миссис Уилкинсон, — раздался голос Бобби Бентона, — я принес ваш плащ.

Чарли и Джеф также занимались последними приготовлениями к отъезду в оперу. Джеф проверял миниатюрный автомат «узи», который затем сунул в большую кобуру под мышкой, а Чарли изучал план зала, чтобы застраховать себя от всяких неожиданностей.

Натягивая пиджак, Джеф спросил:

— А чья опера-то?

— Моцарта, — рассеянно ответил Чарли.

Джеф понимающе кивнул:

— А, знаю, я видел про него кино. По-моему, он был полным идиотом. Ты понимаешь, там была такая сцена: он приходит на прием в одной маске, представляешь себе? Ну, что скажешь?

В этот момент с лестницы, ведущей на второй этаж, спустился Бобби Бентон и, накинув на себя светлый плащ, спросил, обращаясь к Джефу:

— Ты чего смеешься?

— Да я тут рассказываю Чарли о том, какой идиот был этот Моцарт, оперу которого мы поедем слушать. Он там на приемах голышом разгуливал.

Бобби, которому одинаково чужды были как Моцарт и опера, так и чувство юмора, брезгливо поморщился.

— Очень смешно. Ты лучше одевайся побыстрее. Кстати, кто возьмет помповое ружье?

Джеф показал на Конти:

— Чак.

Бобби пожал плечами:

— Ну ладно, Чак так Чак. Эй, приятель, ты слышишь, о чем мы говорим?

Чарли сидел над столом, о чем-то глубоко задумавшись.

— Эй, парень, по-моему, ты собрался уснуть, — весело сказал Джеф. — Бери-ка ружье и пошли в машину.

От дома генерал-губернатора в Колд-Крик до Канберры направлялось некое подобие кортежа автомобилей, состоявшего из двух машин, в первой из которых должна была ехать Мэгги Уилкинсон.

Несмотря на довольно морозную погоду, в этот день светило яркое солнце, и даже наблюдались отдельные признаки приближающейся весны. Мэгги медленно вышла из дома, шагая под руку с помогавшим ей идти Джефом Чендлером. Мэгги блаженно щурилась на послеполуденном солнце и была явно довольна жизнью.

Чарли стоял возле первой машины, задняя правая дверца которой была широко распахнута. Однако Мэгги, держа Джефа под руку, обошла машину с противоположной стороны. Джеф скривился, как будто ему под ноготь загнали иголку и, остановившись, виновато посмотрел на миссис Уилкинсон.

— Прошу прощения, мэм, — сказал он.

Она стала недоуменно смотреть то на автомобиль, то на Джефа.

— А в чем дело?

Чарли медленно, словно нехотя, поднял руку и шевельнул пальцами:

— Сюда, мэм.

Не говоря ни слова, она повиновалась и села в автомобиль с той стороны, куда показывал ей Чарли. Итак, в первой машине ехали: за рулем — Стив Карпентер, рядом с ним — Чарли Конти, а сзади — одна на широком сиденье — Мэгги Уилкинсон. Когда она уселась и Джеф захлопнул снаружи дверь, шофер включил мотор и положил руку на рычаг переключения скоростей, собираясь тронуться с места.

Бегло взглянув в зеркало заднего вида, Чарли увидел, как Мэгги передвинулась с правой стороны заднего сиденья на левую.

— Выключи мотор, — сухо сказал Конти.

Карпентер испуганно посмотрел на охранника. Немного поколебавшись, он повернул ключ в замке зажигания, и машина заглохла. Хотя причина, по которой Чарли отдал такое приказание, была совершенно очевидной — Мэгги нельзя было садиться с левой стороны — она не изменила своего решения и, лишь подняв небольшую тросточку, с которой она ехала в оперу, тронула ею плечо Карпентера:

— Включи мотор.

Карпентер не шелохнулся. По лицу Мэгги пробежала гримаса неудовольствия.

— Стив, — властно сказала она.

— Да, мэм, — дрожащим голосом ответил тот.

— Тебе нравится твоя работа?

Карпентер тяжело вздохнул.

— Да, мэм, очень.

Чарли, не оборачиваясь, процедил:

— Миссис Уилкинсон, согласно уставу специальной службы вам строжайше запрещено сидеть позади водителя.

Мэгги заупрямилась:

— Солнце будет с этой стороны, и я хочу сидеть здесь, вы не можете мне этого запретить. И плевать я хотела на уставы.

Теряя терпение, Конти повернулся вполоборота к Мэгги.

— Охраняемый должен сидеть за спиной своего телохранителя — так говорит устав, — твердо повторил он. — Единственное, что я могу вам позволить, это чуть-чуть сдвинуться к середине.

Мэгги решила стоять на своем.

— Нет, — так же твердо, как и Чарли, сказала она.

Гордо подняв голову, Мэгги откинулась на спинку сиденья и демонстративно отвернулась, глядя в окно.

Чарли сделал примерно то же самое: он повернулся и, застегивая ремень безопасности, сказал:

— Простите, мэм, но мы не отъедем от дома до тех пор, пока вы не сядете в установленном месте и не пристегнетесь ремнем безопасности.

Мэгги сидела не шелохнувшись, будто и не слышала обращенных к ней слов телохранителя. На лице ее личного шофера проявилась целая гамма самых разнообразных чувств, основными из которых были страх и сожаление. Нервно поглядывая то на Чарли, то в зеркало заднего вида на свою хозяйку, он ерзал на своем месте, чуть слышно поскрипывая креслом.

Воцарилась гнетущая тишина.

Сидевшие во второй машине Бобби Бентон, Джеф Чендлер и — на заднем сиденье — толстяк Жерар Лакруа изумленно всматривались в силуэты в первой машине, не понимая, что происходит.

— А, она не хочет сидеть за Чарли, — наконец сказал Джеф. — А он, похоже, будет стоять на своем.

Да, было действительно похоже, что отъезд откладывается на неопределенное время. Чарли и Мэгги заупрямились, считая себя главными здесь. Она неподвижно сидела на заднем сиденье за спиной шофера, Чарли, не поворачивая головы, — в кресле рядом с водителем. Все молчали.

Джеф, сидевший во второй машине, наконец не выдержал и выругался:

— Черт возьми, да пусть сидит, где хочет, пусть сидит хоть всю жизнь. Тоже мне, принцип. Нам уже ехать давно пора, а мы здесь ерундой занимаемся.

Наконец Мэгги не выдержала. Тяжело вздохнув, она криво улыбнулась и передвинулась за спину Чарли. Он мгновенно дал команду водителю:

— Поехали.

Одновременно Чарли произнес в небольшой портативный передатчик:

— Мы выезжаем.

Бобби, который сидел за рулем второй машины, облегченно вздохнул и завел двигатель. Лакруа, сидевший на заднем сиденье, громко засопел и, потирая жирный подбородок, сказал:

— Да, вас можно понять. У вас очень нервная работа.

Машины тронулись в путь. Мэгги сидела у окна за спиной Чарльза Конти и безучастно смотрела на мелькавшие за окном довольно унылые пейзажи. Да, зима была в самом разгаре, но все чаще и чаще задерживавшееся на небосклоне солнце постепенно разогревало землю, подготавливая ее к быстрому приходу весны.

Прошло несколько минут, прежде чем Чарли взглянул в зеркало заднего вида и обратил внимание на то, что Мэгги сидит, прислонившись головой к дверной стойке и закрыв глаза. Он обернулся, в этот момент Мэгги подняла веки.

Словно застигнутый на месте преступления, Чарли тут же отвернулся.

Оперу Моцарта «Волшебная флейта» в этот день в Канберре давали солисты труппы Венской оперы. Исполнение было изумительным. Зал был полон, и публика, настроенная крайне благожелательно, сопровождала каждую арию громом аплодисментов. Поскольку этот спектакль был единственным, который давала труппа из Вены, зал в этот вечер больше напоминал хранилище драгоценностей. Множество известных политиков, дипломатов, бизнесменов пришли на спектакль со своими женами, которые блистали шикарными вечерними платьями и бриллиантами.

Мэгги сидела на балконе, позади нее — Чарльз. Соседний балкон занимали Жерар Лакруа и Джеф Чендлер. Джеф внимательно следил за залом, а француз с увлечением разглядывал в небольшую подзорную трубу происходившее на сцене.

Чарли пропустил тот момент, когда в начале второго действия глаза Мэгги стали медленно закрываться и она почувствовала, что ее неудержимо клонит ко сну. Все еще сказывалось дикое нервное напряжение, в котором она жила последние месяцы. Однако поначалу она справилась с этим и снова стала слушать оперу. Но спустя несколько минут Морфей пересилил, и голова Мэгги стала клониться все ниже и ниже. Глаза ее закрылись, и в конце концов она задремала.

Кое-кто из пышно разодетой публики в зале, разумеется, не мог пропустить такого пикантного зрелища. Несколько дам принялись передавать друг другу маленький театральный бинокль, показывая пальцами на балкон, где сидела Мэгги. Голова ее клонилась все ниже и ниже, но Чарли пока не замечал этого. Он был погружен в собственные, не слишком веселые мысли, которые отчасти усугублялись музыкой.

Лишь когда по залу прокатился легкий ропот и публика стала вертеть головами, Конти понял, в чем дело. Он осторожно положил руку на плечо Мэгги и только сейчас убедился в том, что она спит. К сожалению, ему ничего не удалось добиться, тряхнув ее за плечо. Мэгги по-прежнему спала.

Тогда Чарли осторожно, чтобы не привлекать лишнего внимания, придвинул к ней свой стул и, взявшись за спинку стула, на котором сидела Мэгги, осторожно — во всяком случае так ему казалось — тряхнул его.

К сожалению, Чарли не рассчитал, и толчок получился слишком сильным. Мэгги едва не упала со стула, а программка, которую она держала в руке, выпала из ее ладони и, медленно колыхаясь, упала вниз, в зал.

Шум на балконе привлек внимание публики, и на несколько мгновений все забыли о «Волшебной флейте» и артистах.

Чарли только сейчас понял, что совершил ошибку. Смертельная бледность залила его лицо, и он почувствовал, как у него по виску стекает капелька пота. Мало того что Мэгги уронила программку, узел волос который был закреплен лишь двумя заколками, рассыпался, и волосы упали ей на лицо. Это вызвало отчетливый смех в зале, который совершенно утратил интерес к происходящему на сцене и теперь лишь с любопытством следил за тем, что творилось на балконе.

У сидевшего по соседству Жерара Лакруа отвалилась челюсть от изумления, а Джеф просто схватился за голову руками — это была непростительная ошибка Чарльза Конти.

Разумеется, от такой тряски Мэгги проснулась. Увидев обращенные на нее взгляды целого зрительного зала, она мгновенно вскочила и выбежала с балкона. Чарли едва успел освободить ей дорогу.

Конти, Лакруа и Чендлер долго топтались у дверей женского туалета, куда забежала, сгорая от стыда, Мэгги Уилкинсон. Прошло, наверное, не меньше получаса, прежде чем она наконец вышла, ее заплаканное лицо и полные слез глаза лучше всяких слов говорили о том, что она чувствует.

Однако Мэгги не удержалась и, остановившись перед Чарли, дрожащим голосом сказала:

— Я чувствовала себя словно обезьяна в зоопарке. И в этом виноваты вы. Сегодня я планировала остаться в Канберре переночевать в гостинице, но теперь не могу этого сделать, и мы немедленно возвращаемся домой. Я больше никогда не приеду в Канберру и не пойду в оперу.

Чарли растерянно шагал следом за Мэгги, которая быстро спускалась по лестнице на первый этаж.

— Я просто пытался вам помочь, мэм, — пробормотал он.

— Мне совершенно не нужно помощи, — раздраженно бросила она. — Когда вы это наконец поймете?

Они спустились вниз, и здесь Мэгги остановилась. В вестибюле ее встретили несколько десятков человек, которые восхищенно хлопали в ладоши и приветствовали ее радостными возгласами:

— Миссис Уилкинсон, очень рады видеть вас в опере.

— Вы — очень мужественная женщина. Никто не предполагал, что после потери мужа вы так скоро сможете вернуться к активной жизни.

— Как приятно вас видеть!

Мэгги тут же вспомнила о том, что она когда-то, пусть даже не на долгий срок, была первой дамой государства. Раньше она даже не чувствовала за собой склонности к артистизму, однако сейчас, рассыпая вокруг воздушные поцелуи и приветствуя знакомых, она медленно продвигалась к выходу.

Наконец-то Чарли и Джеф вспомнили о настоящей работе. Они встали по обе стороны от Мэгги и помогали ей продвигаться через толпу к выходу. Мэгги словно расцвела. Она кланялась направо и налево, широко улыбаясь и приветствуя теперь уже всех подряд.

Боковым зрением Чарли успел заметить, как за спинами тех, кто стоял в первых рядах, параллельно Мэгги двигалась какая-то седоволосая дама с исказившимся от напряжения лицом и небольшой сумочкой в руках. У Чарли мгновенно мелькнула мысль, что там может быть оружие. А что, это вполне возможно. Маленький пистолет всегда можно пронести в дамской сумочке.

Сейчас каждая секунда для Чарли казалась решающей. Он осторожно шел вперед, ни на мгновение не упуская из виду подозрительную особу в расшитом блестками платье.

Наконец, увидев, как дамочка начинает открывать свой радикюль, Чарли растолкал несколько человек, стоявших впереди, и бросился к подозрительной особе. Он перехватил ее руку у запястья и открыл сумочку.

В руке дама держала ручку, а в сумочке у нее, кроме губной помады и зеркальца, был только листок бумаги.

— В чем дело? — испуганно вскрикнула она. — Я просто хотела взять автограф.

Чарли облегченно вздохнул. Быстро сунув руку в наружный карман пиджака, он вытащил оттуда визитную карточку и протянул ее даме.

— Вот здесь номер нашего телефона, позвоните — и вам пришлют хоть сто пятьдесят фотографий с автографами. — Чарли тут же позабыл о даме и бросился к Мэгги, которая уже стояла в дверях, сопровождаемая лишь одним Джефом.

— Спасибо вам большое, — говорила Мэгги. — Спасибо. Надеюсь, что вам тоже понравилась опера. Я благодарна вам за теплый прием.

Когда Чарли подошел к ней, она тут же повернулась к нему и сказала:

— Я передумала, на ночь мы остаемся в Канберре.

 

53

Вечером Чарли сидел вместе с Джефом в баре на первом этаже правительственной гостиницы, в которой остановилась Мэгги. Все волнения дня были позади, теперь можно было немного расслабиться.

— Ну какая тебе разница, где она уселась в этой проклятой машине? — говорил Джеф, отпивая виски из широкого стакана.

Чарли усмехнулся.

— Она должна сидеть за мной, своим телохранителем — так предполагает устав.

Джеф раздраженно отмахнулся.

— Да я тебе совсем не об этом говорю, Чарли. Да, конечно, в уставе такое написано, но только зачем тебе трепать нервы? Ты же понимаешь, что все это не имеет никакого значения.

Конти пожал плечами.

— Но это моя работа. Конечно, мне хотелось найти что-нибудь другое, но делать нечего…

— На твоем месте, Чарли, я бы ее не злил. Еще пара звонков премьер-министру, и ты вылетишь.

— Я уйду.

— Попробуй найди сейчас работу, — протянул Джеф. — Ты знаешь, какие теперь люди в охране нужны? Чтобы они могли за один раз килограмм триста выжать, вот какие люди им нужны. Так что, лучше терпи.

Оставив Джефа в баре, Чарли поднялся наверх, к номеру, в котором находилась Мэгги. Рядом с дверью на стуле, скучая и лениво перелистывая какой-то журнал, сидел Бобби Бентон.

— Ну, как она? — спросил Чарли.

— Все в порядке, — ответил Бобби, вставая со стула. — Она заказала ужин.

— Что там? — поинтересовался Чарли.

Бентон снял большую салфетку со столика на колесах, который стоял рядом с дверью.

— Взгляни сюда, — сказал он, поднимая крышку блюда.

На маленькой горке овощного салата были аккуратно уложены три миниатюрных бутылочки виски.

— Немедленно убери, — распорядился Чарли, — и следи за тем, чтобы этого больше не повторялось.

После этого он отправился в свой номер и завалился спать. Утром после небольшой экскурсии по магазинам Канберры Мэгги отправилась домой. Отъехав пару миль от города, машины остановились на заправку. После того как заправилась первая машина, Мэгги обратилась к сидевшему на переднем сиденье Чарльзу:

— Купи мне, пожалуйста, шоколадку.

Он неохотно отстегнул ремень безопасности, вышел из машины и направился в маленькую лавочку при автозаправочной станции. Как только он исчез за дверью, Мэгги тут же стукнула по плечу Карпентера:

— Стив, поехали.

Он покачал головой.

— Миссис Уилкинсон, я не могу.

— Делай то, что я говорю. Тебя кто на работу брал — они или мы?

Угроза подействовала, и Стив мгновенно нажал на педали. Машина рванулась с места, удаляясь все дальше и дальше от бензоколонки, на которой остались охранники. Джеф влетел в лавку и заорал:

— Чак, она удрала!

Чарли тут же бросился к выходу. Спешно загрузившись в машину, охранники рванули по шоссе следом за «астон-мартином», в котором ехали Мэгги и Стивен Карпентер.

Они даже не заметили, что оставили на бензоколонке толстяка француза. Жерар вышел из туалета, поправляя брюки, и стал изумленно вертеть головой, пытаясь обнаружить в мгновение ока исчезнувшие машины.

Тем временем машины неслись все дальше и дальше по шоссе.

— Извини, Чак, — протянул Бобби Бентон, — мы с Джефом заболтались и не уследили за ней.

Конти раздраженно махнул рукой.

— Да ладно, это моя вина. Но куда же она делась?

— Свяжись с местным полицейским участком, — посоветовал Джеф. — Пусть объявят тревогу и выставят патрули на дорогах.

— Они же нас засмеют, — кисло протянул Чарли, — да еще раззвонят об этом на всю Австралию.

— Ну, а что делать? У нас нет другого выхода.

Скрепя сердце Чарли вынужден был согласиться. Он переключил передатчик на полицейскую волну и нажал на кнопку вызова. Через несколько минут им удалось связаться с начальником полицейского участка, находившегося рядом с Колд-Крик.

— С вами разговаривает специальный агент Чарльз Конти.

— Очень приятно слышать. Чем могу помочь?

— Объявите розыск на машину миссис Уилкинсон, «астон-мартин» выпуска шестьдесят восьмого года с номерами нашего округа, автомобиль ехал по семьдесят первой дороге на восток.

Из передатчика раздался насмешливый голос:

— А что, вы, специальные агенты, упустили вдову генерал-губернатора?

Чарли почувствовал, что над ним уже смеются.

— Я думаю, что нет оснований для беспокойства, — торопливо сказал он, — миссис Уилкинсон находится в безопасности в автомобиле вместе с водителем, но устав требует известить вас об этом.

— Разумеется. Мы немедленно этим займемся.

— Спасибо.

Из передатчика послышались какие-то звуки, похожие на хрюканье, а потом, давясь от смеха, начальник полицейского участка сказал:

— Вот ведь какая она прыткая, ушла от вас, городских?

Вслед за этим раздался дружный хохот, очевидно, всего полицейского участка, который слушал эти переговоры.

Помрачнев, Чарли отключил передатчик.

 

54

Спустя долгих четыре часа, машина Мэгги прибыла в Колд-Крик, ее сопровождали два полицейских автомобиля, спереди и сзади, с включенными фарами.

Чарли, Джеф и Бобби встречали ее, стоя у ворот. Полицейские сопроводили процедуру передачи разыскиваемой в руки ее личной охраны громким смехом.

Машина направилась во двор по асфальтовой дорожке. Ускоряя шаг, Чарли зашагал за ней. Джеф бросился за ним.

— Подожди, Чак. Может быть, тебе стоит успокоиться, прежде чем поговорить с ней? Чарли, послушай меня.

Кипя от ярости, Чарли взмахнул рукой.

— Ну, хорошо. Тогда пойди ты и скажи ей, чтобы она зашла в мой офис, хорошо?

Джеф кивнул:

— Ладно.

Он направился следом за Мэгги, которая вошла в дом. Чарли и Боб, обойдя особняк сбоку, направились к домику, где располагалась их своеобразная штаб-квартира. Сняв плащи, они в мрачном ожидании уселись на стулья в гостиной, не чувствуя ни малейшего желания о чем-либо разговаривать.

Спустя несколько минут в домик вошел Стив Карпентер, личный шофер Мэгги. Виновато улыбаясь, он развел руками и как ни в чем не бывало произнес:

— Ну что я мог поделать? Я всего лишь шофер, просто шофер.

Чарли вскочил со стула и, схватив его за полы форменного пиджака, швырнул к стене.

— Эй, эй! — завизжал Карпентер. — Что ты делаешь? Не трогай меня. Я ни в чем не виноват.

— Я тебе покажу ни в чем не виноват! — заорал Чарли. — Ты что, сука, остановиться не мог?

Боб и влетевший следом за Карпентером в домик Джеф кинулись оттаскивать Чарльза от бедняги водителя, но Конти, расталкивая их, прорвался к шоферу и, снова схватив его за полы пиджака, закричал:

— Ты знаешь, что ты наделал? Ты хоть что-нибудь понимаешь?

— Да нет, нет! — кричал тот. — Я ничего не знал.

— Да как ты мог?

— Да потому что она могла уволить меня в любой момент. Если бы я не подчинился, она уволила бы меня, — оправдывался тот. — Ребята, вам-то что? Я здесь живу. Это вы — отслужили и уехали. А она остается. Что вы думаете, я не пытался ее отговорить? Да у меня выбора не было.

Тяжело дыша, Чарли направился к двери. Задержавшись на пороге, он сказал:

— Говоришь, нет выбора? Так вот, считай себя уволенным.

С этими словами он вышел за порог и хлопнул дверью. Пройдя через кухню, Чарли решительно направился к лестнице на второй этаж. Мэгги спокойно сидела за письменным столом, когда в дверь постучали.

— Войдите, — сказала она.

Чарли шагнул в спальню и закрыл за собой дверь.

— Ну что, вы повеселились сегодня? — не скрывая своего презрения, сказал он.

Не поднимая головы, Мэгги ответила:

— Чарли, таким тоном со мной разговаривать нельзя.

Он решительно шагнул вперед.

— Послушайте, мэм, ведь это просто глупо.

Она отложила в сторону листок бумаги и ручку и повернулась к Конти.

— Что глупо? Мне пришлось убежать, как беглянке, чтобы хоть час побыть наедине. И это, по-вашему, глупо?

Едва сдерживаясь от ярости, Чарли произнес:

— Я только что уволил Стива. Он уже не первый раз нарушает мои указания. Так дальше не может продолжаться.

Сквозь плотно сжатые губы Мэгги проговорила:

— Нет.

— Он — водитель, которого наняла секретная служба, — нервно произнес Чарли. — Я не могу уволить вашу сиделку или секретаршу, а он работает на нас. Он уволен.

Мэгги выглядела совершенно спокойной.

— Стивен работает на вас потому, что я согласилась с этим, — возразила она совершенно невозмутимым тоном.

Чарли разъярился.

— Нет, он уволен, — воскликнул он.

— Он останется! — твердо сказала Мэгги и тут же снова обратилась к письму.

Чарли растерянно развел руками и уселся на стул рядом с письменным столом.

— Миссис Уилкинсон, вы должны отпустить меня, иначе я не могу эффективно выполнять свою работу, — разочарованно произнес он.

Даже не поднимая головы, она сказала:

— Ты можешь уйти в любой момент.

— Спасибо, — прочувствованно сказал Чарли.

— Не стоит благодарности, — равнодушно ответила она.

— До свидания, миссис Уилкинсон, — быстро произнес Чарли, поднимаясь со стула.

— До свидания.

Тон ее голоса был таким сухим и бесстрастным, что Чарли хотелось заорать, грохнуть кулаком по столу, что-нибудь сделать, но он сдержался и, больше не проронив ни единого звука, вышел за дверь. Когда он исчез за дверью, Мэгги опустила голову и тяжело вздохнула.

То же самое сделал Чак, прислонившись к стене рядом с дверью спальни, но с наружной стороны. Немного постояв, он начал медленно спускаться по лестнице.

Спустя несколько мгновений он услышал, как дверь спальни за его спиной скрипнула. Из комнаты вышла Мэгги.

— А если я пообещаю больше никогда не убегать? — примирительным тоном сказала она.

Чарли остановился на лестнице и медленно покачал головой.

— Простите, мэм, но я…

Он не договорил.

— Чарли, но я просто покаталась, — сказала она.

— Вы что, с ума сошли?

— Да. Я сошла с ума. Ты бы сам попробовал! — горячо воскликнула она. — Сойди с ума. Пойди на свидание, выпей мартини, поезжай в открытой машине, сделай что-нибудь. Прокатись на гребне волны. Что, не можешь?

Чарли, как заведенный, повторял:

— Простите, миссис Уилкинсон, но устав…

— О Бог мой, — застонала она, вскинув руки. — Устав, да? Ну хорошо, делай что хочешь. Уходи от меня. Еще одним человеком с оружием будет меньше в этом доме.

Она вернулась назад в спальню и закрыла за собой дверь. Чарли бросился за ней. Остановившись перед порогом, он громко воскликнул:

— Мы не просто люди с оружием, миссис Уилкинсон. Если уж я говорю с вами в последний раз, я воспользуюсь этой возможностью. Вы в любой момент можете отказаться от услуг секретной службы, но думаю, что вам и без меня это известно.

— Ты что думаешь, они позволят мне это сделать? — из-за двери крикнула Мэгги.

— Но ведь другие это делают. Просто вы любите, когда вас день и ночь окружают агенты-мужчины.

Сказав последние слова, он снова стал спускаться по лестнице. Мэгги не выдержала и выскочила из-за двери.

— Да как ты смеешь говорить мне такое? — возмущенно закричала она.

Не оборачиваясь, он сказал:

— До свидания, миссис Уилкинсон.

Вслед ему неслись гневные слова:

— Убирайся из моего дома! Навсегда! И чтобы я больше тебя никогда не видела!

Он ушел, а Мэгги, уже не стараясь сдерживать слезы, шатающейся походкой вернулась к себе в спальню.

 

55

На следующее утро зазвонил телефон в комнате у Чарльза. Сонно пошарив рукой по туалетному столику, он снял трубку и услышал уже знакомый ему бесстрастный женский голос:

— Это самолет премьер-министра Австралии. Сейчас вы будете разговаривать с премьер-министром.

Спустя несколько секунд раздался голос премьера:

— Чарли?

— Да, сэр.

Чарли даже подскочил на постели.

— Как дела, Чак?

— А у вас, сэр?

— Да не очень. Я лечу в Европу, мне предстоит выступать с речью в британской Палате общин. А тут опять звонок. Что у вас там стряслось?

— А в чем дело, сэр?

— С сегодняшнего утра она отказалась от охраны секретной службы. Откуда у нее появилась такая мысль?

— Я не знаю, сэр, — растерянно протянул Чарли.

— Да ты что? — закричал премьер. — После смерти Джозефа Уилкинсона она считается национальной героиней. Допустим, тебе она кажется совершенно несносной, но люди хотят, чтобы о ней заботились. Ты понимаешь? И что в результате? Наше правительство должно отказать ей в охране? Ты понимаешь, как мы будем выглядеть в глазах общественности, черт побери?

Премьер-министр снова разъярился и кричал так, что Чарли даже убрал трубку от уха на несколько сантиметров.

— Я полностью с вами согласен, сэр.

— Вдруг с ней что-нибудь случится в то время, когда я занимаю пост премьер-министра? Я рассчитываю на тебя, и вся страна на тебя рассчитывает.

— Я сделаю все, что от меня зависит, сэр! — воскликнул Чарли. — Я займусь этим немедленно.

Премьер-министр снова успокоился.

— Ну, вот и хорошо, — по своему обыкновению, закончил он. — Именно это я и хотел от тебя услышать. Спасибо, приятель. Когда следующий раз будешь в Канберре, заходи в мой офис, вместе пообедаем.

— Спасибо, сэр, это для меня будет большой честью, — сказал Чарли, — благодарю вас.

— Счастливо, приятель.

— Да, да, конечно.

После такого звонка премьер-министра Чарли, разумеется, не мог засиживаться дома. Те полтора десятка миль, которые отделяли Канберру, где он сейчас находился, от загородной резиденции генерал-губернатора Австралии в Колд-Крик он миновал за четверть часа.

Подъехав к дому Мэгги Уилкинсон, Конти увидел, что ворота резиденции были заперты, а машина охраны с огромным количеством сложенных возле нее вещей стоит на улице. Здесь же, переминаясь с ноги на ногу, стояли Джеф Чендлер и Бобби Бентон. Чарли лишь на мгновение задержался возле их машины.

— Она сказала, чтобы мы убирались. Я загрузил часть вещей в фургон, — объяснил Джеф, — тут еще осталось оружие и так, кое-какая мелочь.

Чарли сокрушенно покачал головой и направился к воротам. Нажав на кнопку переговорного устройства, он дождался, пока на другом конце линии ответят.

— Это Конти.

К переговорному устройству подошел Куан Ли.

— Это ты, Чарли? — по-птичьи выговаривая слова, сказал китаец.

— Да, это я, Куан Ли. Открывай ворота.

Но тот неожиданно заупрямился:

— Нет, Чак.

— Куан Ли, впусти меня, — настойчиво повторил Чарли, — можешь считать меня полномочным представителем премьер-министра Австралии.

— Ну и что, — сказал китаец, — мне все равно кого ты представляешь. Это частная территория, и я могу сюда не впускать даже самого премьер-министра.

Затем в динамике переговорного устройства послышался голос Жерара.

— Это я, Лакруа, — сказал он, — Чак, ты слышишь меня?

— Да.

— Слушай меня внимательно. Мы захватили миссис Уилкинсон. Она наша заложница. Наши требования: сто долларов немечеными бумажками, вертолет, одинаковые спортивные пиджаки и видеокассету с фильмом «Жужу».

Чарли понял, что француз просто издевается над ним. Впрочем, Лакруа и сам этого не скрывал. Он уже начал хихикать, и Чарли отошел в сторону от ворот. Однако, увидев медленно шагающего по асфальтовой дорожке Стива Карпентера, Чарли снова подошел к ограде.

— Стив, подойди сюда.

Когда шофер, сунув руки в карманы плаща, остановился рядом с воротами, Чарли произнес:

— Ты можешь переговорить с миссис Уилкинсон?

Тот посмотрел на Конти с холодной враждебностью.

— Сначала ты должен извиниться передо мной.

Тот немедленно с готовностью кивнул:

— Да, возможно. Так ты поговоришь с ней? Сделай одолжение. Пусть она разрешит мне войти. Если она куда-то соберется за покупками или куда-то еще, то мы будем здесь.

Карпентер медленно направился к дому, а Чарли возвратился к своим напарникам.

— Так, Джеф, Бобби, мы остаемся здесь, займем позиции по периметру и проведем остаток дня и ночь, наблюдая за домом в машинах.

Джеф уныло посмотрел на несколько ящиков с пистолетами, короткоствольными автоматами «узи» и помповыми ружьями, которые стояли на земле, рядом с машиной.

— Зато у нас оружия столько, что можно всех кенгуру перестрелять, — мрачно пошутил он.

Чарли не разделял его настроения.

— У тебя есть какие-нибудь другие идеи? — серьезно спросил он.

— Нет, конечно, — Джеф развел руками, — какие тут могут быть идеи.

— Как долго мы будем сидеть здесь? — спросил Боб.

Чарли пожал плечами.

— А что? У тебя назначено любовное свидание за пятнадцать миль отсюда?

Боб натужно рассмеялся:

— Нет, просто ночь была такая суматошная, что совершенно не было времени отдыхать. Честно говоря, я просто устал как собака. Думаю, что и Джеф тоже. Джеф, ты как?

Чендлер, кряхтя, поднимал тяжелые ящики с оружием и переносил их в открытый багажник автомобиля.

— А как я, — прохрипел он на ходу. — Конечно, чувствую себя не блестяще, но с ног от усталости еще не падаю. Так что, можно считать, все вполне нормально. Еще одну смену я смогу продержаться.

Чарли принялся помогать ему.

— Бобби, а ты что стоишь, — сказал он, — давай работай, у нас тут добра столько, что хватит на взвод охраны.

Словно опомнившись, Бентон тоже принялся таскать в машину ящики.

— Ну, не знаю как вы, ребята, — простонал он, вытирая пот после очередного рейса, — а я еле живой, мне бы отдохнуть.

Чарли хмуро посмотрел на напарника.

— А кто дежурил сегодня ночью?

— Я и Белинда, — ответил Бобби.

— А где она сейчас? — поинтересовался Конти.

— Мы отправили ее домой, — ответил Джеф, — в конце концов, не заставлять же женщину заниматься погрузкой тяжестей. А ты думаешь, она могла бы помочь нам?

Конти махнул рукой:

— Да какая там помощь. Боюсь, что теперь ей самой придется помогать.

— Почему ты так опасаешься за нее? — спросил Чендлер.

Чарли тяжело вздохнул.

— Думаю, что женщине из нашей службы сейчас тяжело найти работу. Таких миссий, как охрана вдовы генерал-губернатора, в этой стране наверняка больше нет. В центральном аппарате все места давно заняты, а на мужскую работу она явно не годится…

Чендлер сокрушенно покачал головой:

— Я совершенно не подумал об этом. Да, миссис Уилкинсон натворила тут дел. Слушай, кто ее надоумил снять охрану? Наверняка эта дура экономка. Эх, знать бы наверняка, что это она, я б ей такую веселую жизнь устроил…

— Прекрати, Джеф, — резко оборвал его Чарли, — сейчас это не имеет особого значения; что сделано, то сделано.

Конечно, ему не хотелось признаваться перед напарниками в том, что причиной их досрочного прекращения служебной командировки в Колд-Крик послужило не что иное, как его ссора с миссис Уилкинсон. Будь он помягче, терпеливее, выдержаннее, наверняка этого бы не произошло.

Его терзали горестные размышления. Черт возьми, и что тебя понесло вчера к ней в спальню? Ну уехала она со стоянки, ну покаталась она немножко, потрепала им нервы, но ведь, в конце концов, она тоже человек и имеет право на свои слабости. Ее тоже можно понять: сколько времени может выдержать человек, живя под надзором?

Она сидит в этой золотой клетке бог знает сколько. С момента смерти Джозефа Уилкинсона, прошло несколько месяцев, и за все это время буквально считанное количество раз она выбиралась из дома. А ведь Канберра в четверти часа езды от Колд-Крик.

Конечно, когда в магазин приходится ездить в сопровождении машины охраны и наматывать на голову платок, скрывающий половину лица, для того чтобы не привлекать внимание любопытных, то поневоле начнешь делать глупости.

А что, собственно, ужасного произошло? Ведь она просто решила покататься вместе с собственным шофером. В конце концов, ее не украли, за нее не потребовали выкупа, на нее не было организовано покушение, и вообще, никаких неприятностей за собой эта мелкая капризная выходка не повлекла.

Другое дело, если бы что-нибудь случилось…

Нет, об этом лучше не думать, потому что после того, как она выгнала из Колд-Крик работников специальной службы, неприятностей следовало ожидать с минуты на минуту. Это раньше меры предосторожности казались излишними. Охранники сопровождали ее повсюду, даже на территории резиденции. Может быть, и не стоило быть такими назойливыми.

Да уж, не будешь тут назойливым после того, что стало твориться вокруг — Чарли вспомнил недавний случай с премьер-министром — известных людей следовало и вовсе не выпускать из-под надзора. Сумасшедших сейчас хоть пруд пруди. Тем более, когда это касается безопасности такой знаменитости, как Мэгги Уилкинсон. Ведь она на глазах у целого континента стала настоящей мученицей. Таких люди любят. Правильно говорил премьер-министр — миссис Уилкинсон почти что национальная героиня. И если с ней хоть что-нибудь случится, то, во-первых, это не простят правительству. Но тут дело ясное — политика есть политика. Да, конечно, покойный генерал-губернатор Австралии много сделал для нынешнего премьер-министра, так что можно считать, что тот лично обязан ему — и, разумеется, его вдове.

Но Чарли подозревал, что, несмотря на все горячие уверения в своей любви к миссис Уилкинсон, премьер-министр проявлял такую заботу по другим причинам. А именно — из-за желания нажить побольше политического капитала. Он наверняка и в эти сиднейские трущобы потащился только из-за того, чтобы заработать побольше голосов иммигрантов, продемонстрировав им, с каким вниманием он относится к проблемам этих людей.

Между прочим, время всеобщих выборов в Австралии вовсе не за горами. Предусмотрительным политикам нужно заранее позаботиться о завоевании голосов избирателей.

Чарли вполне допускал, что имя Мэгги Уилкинсон премьер-министру больше нужно было для того, чтобы привлечь на свою сторону домохозяек и пенсионеров. Да, разумеется, это очень выгодно — продемонстрировать всем, как ты заботишься о национальных героях и тех, кто заслужил к себе почтительное уважение.

А на самом-то деле что? Ведь премьер-министр хоть и считает себя таким обязанным Джозефу Уилкинсону собственной карьерой, но все то время, что прошло после гибели генерал-губернатора, сам ни разу не позвонил миссис Уилкинсон. Она сама вынуждена делать это.

Ну конечно, ее можно понять. Как еще обратить на себя внимание людей, которые еще прежде считали себя друзьями семьи, а потом начисто забыли о тебе? Чарли прекрасно видел, как тяжело приходится Мэгги, как она мучается от одиночества.

Кажется, у нее много родственников где-то в штате Новый Южный Уэльс в сельской глубинке, но после похорон Джозефа Уилкинсона никто из них так и не удосужился навестить ее. Мэгги иногда говорила, что они очень заняты хозяйством. Им даже письма писать недосуг. Ну, этих-то можно понять, они простые сельские жители, у них даже зимой забот полон рот. Но кроме братьев и матери, которой сама Мэгги регулярно отсылала письма, у нее ведь есть еще и дочь. Кажется, единственная дочь. Миссис Уилкинсон всегда ждала писем от нее, но письма уже давно перестали приходить. Кажется, она говорила что-то о том, что ее дочь уехала в Африку. Странно, неужели там нигде нет почты? Единственный человечек, который все это время был рядом с ней, — это маленькая Дженнифер. Но вот она и ее отправила. Неожиданно Чарли пришло в голову, что миссис Уилкинсон вовсе не такая уж и плохая женщина; неизвестно еще, как бы другая пережила такое несчастье.

Да, только сейчас Чарли начал понимать, как глупо и по-ребячески он себя вел. Она пожилая женщина, прожившая долгую жизнь и, похоже, бывшая в ней не очень счастливой. У нее за плечами тяжелый груз прожитых лет, ее наверняка терзают воспоминания, по вечерам она плачет, уткнувшись в подушку. А он, вместо того чтобы простить ее маленькие капризы и причуды, в ярости набрасывался на нее, упрямо повторяя что-то про устав, свод правил и прочую ерунду. Нет, конечно, устав поведения телохранителя вовсе не ерунда, но ему следовало быть снисходительнее к Мэгги Уилкинсон. В конце концов, он молод, у него вся жизнь впереди. Что из того, что немного пострадает его карьера, а здесь, рядом с ним, страдает живой человек, много переживший на своем веку и пострадавший уж наверняка больше чем Чарли.

На ее глазах убили мужа, а такое событие вполне может свести человека с ума. Мэгги же осталась в ясном уме и здравой памяти и только за одно это заслуживала уважения. Она не уехала к себе на родину… Ну и что же, что в этом такого?

Ах, да. Чарли вдруг поймал себя на мысли, что для многих было бы легче, если бы они избавились от нее. Но это было нечестно в первую очередь по отношению к человеку. Она должна поступать так, как считает нужным, в конце концов, она заслужила право на это, а то, что Чарли это не нравилось, это показалось сейчас настолько мелкой, ничтожной проблемой, что он даже устыдился сам себя.

Как же он был несправедлив к ней!..

Черт, ну почему всегда так получается: дума ешь о себе — и забываешь о других? Да, ты должен был ее охранять, но не подавлять. Она и так заперта в этой золотой клетке, откуда почти нет выхода. Если что ей и осталось — это лишь редкие посещения театра и разговоры с собственной прислугой. Не густо…

А сейчас еще глупая выходка со снятием охраны. Ну, вот опять подумал глупое — почему глупое? Она никогда не слышала от своих телохранителей ни одного доброго слова, только одно «миссис Уилкинсон, сюда нельзя», «миссис Уилкинсон, вы не должны сидеть здесь», «миссис Уилкинсон, это запрещено уставом» и все то же самое каждый день.

Чарли вспомнил свою мать, которая всю жизнь страдала от непонимания окружающих. Сейчас Мэгги Уилкинсон напоминала ему собственную мать.

Но Мэгги приходится несравненно хуже, чем приходилось миссис Конти. Ведь у нее был понимающий, любящий сын, а у Мэгги Уилкинсон такой поддержки нет. Единственная дочь исчезла где-то в Африке, не подавая о себе ни единой весточки.

Чем больше Чарли думал об этом, тем больше становилось ему противней от самого себя. Именно его нелепое, идиотское поведение вчера стало причиной того, что эта хрупкая пожилая женщина осталась без защиты.

Нет, Чарли никогда не руководствовался в своей работе эмоциями и предчувствиями, но какое-то неведомое до сих пор чувство говорило ему, что она подвергает себя смертельной опасности. Все-таки вдова генерал-губернатора, погибшего от руки террориста, — личность, известная всей стране, и вполне может быть, что уже какой-нибудь сумасшедший избрал ее своей мишенью.

Если хоть на минуту оставить ее без охраны, то наверняка надо ждать непоправимого. И хотя все попытки наладить С ней связь не увенчались успехом, они просто не имеют морального и профессионального права сейчас оставить Мэгги без защиты. В конце концов, их никто не отзывал и никаких уведомлений по сокращению срока служебной командировки из Канберры не было. Хотя миссис Уилкинсон сразу же сообщила в дирекцию спецслужбы о том, что она отказывается от охраны. Значит, руководство хочет, чтобы они оставались на местах и несли службу. Пусть у них сейчас даже нет своей штаб-квартиры, но связь и оружие остались. Обдумав все это, Чарли обратился к напарникам:

— Ладно, будем спать по очереди. Джеф, ты сейчас увозишь оружие и технику, а Бобби отдохнет в своей машине, я буду дежурить в своем автомобиле у ворот. Связь будем поддерживать постоянно.

К его немалому удивлению, Бобби и Джеф тут же согласились. Зная своих напарников, он, грешным делом, полагал, что они станут протестовать, припомнив миссис Уилкинсон все ее грехи, но похоже, что ребята тоже привязались к ней.

Нет, все-таки что-то было в этой женщине. Какая-то удивительная цельность и стойкость. Покойный генерал-губернатор сделал правильный выбор.

— Будем нести дежурство попеременно, на трех машинах. Один будет у ворот, второй — позади, а третий — впереди дома. Мы должны контролировать все подъезды к Колд-Крик, — сказал, показывая напарникам рукой места их дежурства, Чарли. — Особое внимание уделять всем проезжающим мимо автомобилям, не говоря уж о подозрительных личностях.

Джеф улыбнулся и развел руками:

— Откуда здесь подозрительные личности? Тут каждого человека на десять миль вперед видно.

— Это не имеет значения, — сухо сказал Конти. — Если подходить к делу со строго профессиональной точки зрения, то мы должны были бы защищать миссис Уилкинсон даже от ее поваров. Но, к сожалению, это сейчас не в наших силах. Так что постараемся все сделать так, чтобы потом нас не смогли упрекнуть хотя бы в отсутствии профессионализма. О'кей?

Его напарники направились к машинам, но спустя несколько мгновений Чарли услышал за своей спиной топот шагов.

Он обернулся. К нему бежал Джеф, держа в руке помповое ружье и коробку патронов.

— Держи, на всякий случай, — сказал он, — кто знает, хотя не хотелось бы, но может пригодиться. Это все-таки лучше, чем та пародия на оружие, которая висит у тебя под мышкой. Кольтом 38-го калибра только разве что Карпентера напугать можно.

Чарли взял оружие и криво усмехнулся.

— Похоже, что Стив на меня крепко обиделся. Я вообще не удивлюсь, если он считает меня своим врагом.

Джеф покачал головой.

— По-моему, ты излишне драматизируешь ситуацию. Конечно, у него нет причин восхищаться тобой, но уж и записывать его в собственный враги, по-моему, неразумно. В конце концов, он тоже в какой-то мере сотрудник специальной службы. Почти коллега.

— А что ж вчера он не поступал как наш коллега? — мрачно буркнул Чарли. — Если бы он был нашим коллегой, то он бы понимал, что такое устав и кодекс чести. Да ладно. Черт с ним. Поскорей возвращайся, Джеф. Когда приедешь, займешь позицию впереди. Бобби будет сзади. У тебя с рацией все в порядке?

Джеф кивнул.

— Да. Как раз вчера, перед нашим скоропостижным выселением из Колд-Крик, мы проверили всю технику.

— Ну, вот и отлично, я остаюсь у ворот. Будешь в штаб-квартире, передай привет директору Хэйлу.

Шутка получилась довольно унылой. Напарники разошлись, занявшись каждый своими делами.

До конца дня Чарли дежурил в машине один. Джеф немного задерживался в Канберре, а Боб отсыпался. Слава Богу, в этот день миссис Уилкинсон никуда не выходила и не выезжала.

К ночи появился Чендлер, и стало немного полегче. Чарли получил возможность хоть немного поспать.

С первыми лучами солнца он уже проснулся и часов до десяти внимательно наблюдал за всеми проезжавшими по шоссе мимо Колд-Крик машинами, обращая особое внимание на автомобили с номерами соседних штатов. Пока все было спокойно.

В начале одиннадцатого большие железные ворота, отделявшие резиденцию от дороги, заскрипели и стали открываться.

Чарли немедленно завел двигатель машины. Очевидно, миссис Уилкинсон собиралась куда-то выехать. На всякий случай он предупредил Джефа и Боба, который с утра тоже был на месте, о необходимости оставаться в состоянии готовности.

Так оно и есть.

Спустя несколько минут Чарли услышал урчание мотора, и большой черный лимузин с миссис Уилкинсон и Стивом Карпентером за рулем выехал на дорогу.

— Внимание. Они выезжают, — сообщил по рации своим напарникам Конти. — Как слышите?

— Слышим, — по очереди откликнулись Джеф и Бобби.

Дождавшись, когда машина миссис Уилкинсон минует его наблюдательный пост, он произнес в рацию:

— Ребята, поехали, она в лимузине.

Соблюдая дистанцию не более чем в пятьдесят метров, Чарли ехал за машиной своей подопечной. Она сидела на заднем сиденье за спиной шофера, задумчиво глядя в окно.

На ней было ее обычное темно-бордовое пальто, строгая шляпка. В руке она держала, по обыкновению, свою трость.

Пропустив лимузин, в котором ехала миссис Уилкинсон, и машину Чарльза Конти, Джеф пристроился в хвост Чарли и направился вслед за ним.

Увидев, как за ее машиной выстраивается кортеж из автомобилей охранников, Мэгги недовольно покачала головой и положила руку на плечо своего личного шофера.

— Стив, остановись, пожалуйста.

Карпентер притормозил и, выставив руку из окна, сделал жест, подзывающий Чарли.

Тот подрулил вровень с лимузином миссис Уилкинсон и открыл окно. То же самое сделала и Мэгги.

— Что вы делаете? — недовольно спросила она.

Чарли ожидал чего-то в этом роде, а потому совершенно невозмутимо сказал:

— Миссис Уилкинсон, нам необходимо поговорить, это не займет много времени.

Ее глаза сверкнули холодным блеском.

— Я вам уже сказала: оставьте меня в покое, — отрезала она. — Если вы сейчас не прекратите преследовать мою машину, то я позвоню премьер-министру.

Чарли удрученно покачал головой.

— Но ведь вы уже звонили премьер-министру, накануне.

Она сурово поджала губы.

— Я следовала вашему совету; после того как ваша миссия здесь закончена, нам не о чем разговаривать. Стив, поехали.

Даже не дожидаясь, пока она поднимет стекло, Карпентер нажал на педаль газа, и лимузин миссис Уилкинсон рванулся вперед по дороге.

Разумеется, Чарли не собирался отказываться от своего намерения продолжать охрану.

— Джеф, Боб, — сказал он в передатчик, — продолжаем сопровождение.

Через полчаса четыре машины — лимузин и три автомобиля — подъехали к современному, только что построенному зданию научно-исследовательского медицинского центра в центре Канберры.

Мэгги вышла из автомобиля и, опираясь на трость, зашагала к входной двери. Карпентер тоже вышел из автомобиля и уже было собрался направиться за ней, однако она остановилась и сделала решительный жест тростью.

— Стив, оставайтесь в машине. — Он замер на месте.

— Слушаюсь, мэм.

Чарли, который остановился в пяти метрах за машиной своей подопечной, торопливо выскочил и бросился за ней.

— Подождите, миссис Уилкинсон.

Она шагала к двери, не оборачиваясь.

— Миссис Уилкинсон, — снова крикнул Чарли, догоняя ее, — нам все-таки стоит поговорить.

— Зачем это? — холодно сказала она.

— Вчера утром мне звонил премьер-министр.

— Неужели?

— Да.

— Ну и что?

— Он сказал мне, чтобы я…

Чарли не успел договорить, потому что Мэгги, уже входя в двери исследовательского центра, резко сказала:

— Отстань от меня.

Чарли замер на месте как вкопанный.

— Слушаюсь, мэм.

Она, действительно, была настроена серьезно, и Чарли не оставалось ничего другого, как оставить ее в покое. Он вернулся назад в машину и снова занял наблюдательный пост.

Мэгги направилась на обследование в отделение научно-исследовательского центра, которое занималось изучением мозговых опухолей.

После небольшой предварительной подготовки ее уложили на узкую кушетку, нацепив на все, что можно было, датчики, соединенные с новейшей медицинской аппаратурой, установленной в соседней комнате.

Мэгги не слышала, как врачи, изучая показания приборов, озабоченно переговаривались.

— Да, похоже, у нее опухоль мозга.

— Как ты думаешь, с этим можно что-нибудь сделать?

— Не знаю. Похоже, опухоль поразила большой участок левого полушария.

— Может быть, попробовать предложить ей лечь на операцию?

— Томми, а ты возьмешься ее проводить?

— Пожалуй, нет.

— Вот видишь. Сколько ей лет?

— Пятьдесят шесть.

— Совсем молодая еще.

— Ну уж не совсем…

— Так что будем делать?

— А что здесь сделаешь? Сначала нужно поговорить хотя бы с ней.

— А почему она обратилась именно к нам?

— Она уже проходила предварительное обследование и кое-что знает.

— Как? Она знает, что у нее неоперабельная опухоль головного мозга?

— Да. Единственное, чего она не знает, — сколько ей осталось.

— Как ты думаешь, хотя бы год она протянет?

— Мне кажется, что ты излишне пессимистичен. По сравнению с результатами предварительного обследования можно сделать вывод о том, что последние два месяца опухоль не расширялась. Вполне возможно, что рост зараженных клеток прекратился.

— Да, звучит не очень оптимистично. То, что рост зараженных клеток прекратился, не значит улучшение состояния.

— В данном случае значит. Если состояние опухоли стабилизировалось, она вполне может протянуть еще несколько лет. Конечно, если исключить сильные нервные стрессы и переживания. Но если ее постигнет нечто подобное тому, что ей уже пришлось пережить, то боюсь, что она мгновенно угаснет.

— Что же ей порекомендовать?

— Главное — поменьше волноваться и беспокоиться. Хорошо, если бы за ней был организован квалифицированный уход. Где она сейчас живет?

— В загородной резиденции генерал-губернатора в Колд-Крик. Огромный такой домина, в пятнадцати милях от Канберры.

— У нее там есть медсестра или какая-нибудь няня?

— Кажется, у нее есть там какая-то сиделка.

— Может быть, нам следует порекомендовать ей своего человека? Все-таки квалифицированный уход для нее — самое главное.

— А согласится ли она? Говорят, что после смерти мужа у нее совсем испортился характер.

— Ну и что? Хорошая медсестра ей не помешает. Ладно, я сам переговорю с ней.

Один из врачей вошел в комнату, где находилась Мэгги.

Молоденькая медсестра снимала с нее датчики, сама же Мэгги выглядела бодрой и веселой.

— Миссис Уилкинсон, — обратился к ней врач, — я знаю, что вам уже известно о вашей болезни.

Она ничуть не удивилась.

— Да. Доктор, вы можете мне ни о чем не рассказывать. Я все знаю. Меня интересует только одно — сколько мне осталось?

Доктор замялся.

— Вот в этом и состоит проблема. К счастью, результаты обследования показывают, что размеры опухоли не увеличиваются. Это значит, что при надлежащем уходе вы можете жить достаточно долго. Самое главное для вас сейчас — избегать сильных нервных стрессов и переживаний. Вы теперь ведете спокойный, размеренный образ жизни, не так ли?

— Да.

— Я думаю, что под присмотром опытной медсестры, которую мы можем порекомендовать вам, вы сможете чувствовать себя вполне нормально. Я не хочу драматизировать ситуацию, поскольку для этого нет особенных оснований. Главное, чтобы вы знали — никаких нервов, никаких переживаний. Мы были бы вам очень благодарны, если бы вы находили время для ежемесячных обследований.

Мэгги поднялась с кушетки.

— Я буду приезжать к вам каждый месяц. А вот уж что касается волнений и переживаний, так уж увольте, это последнее, что у меня осталось. Я никак не могу превратиться в бесчувственную куклу. Можете присылать ко мне свою медсестру, но только раз в неделю. Я не хочу, чтобы она своим присутствием постоянно напоминала мне, что я больна. Нет ничего хуже, чем у себя дома чувствовать запах лекарств и видеть перед собой на туалетном столике горы пузырьков и таблеток. Вы хотите еще что-то сказать мне?

Врач развел руками.

— Ну что ж, миссис Уилкинсон, если вы считаете, что квалифицированный медицинский уход вам не нужен… — обиженно протянул он.

Мэгги уже одевалась.

— Я так не считаю, — сухо сказала она, — но я себя буду чувствовать больной в больнице. К тому же чем мне может помочь ваша медсестра? Она наверняка даже в гольф играть не умеет. Ладно, доктор, спасибо за совет.

Чарли, Джеф и Боб сопровождали автомобиль Мэгги до самого дома. Однако Чарли поразился происшедшей с Мэгги перемене. Она входила в здание медицинского центра решительной, бодрой походкой, а вернулась ссутулившись и шаркая ногами, как настоящая старуха.

Чарли догадывался, что это означает, но Мэгги в очередной раз не пожелала с ним разговаривать.

Вечером она сидела у камина, задумчиво глядя на огонь. Раздался тихий стук в дверь.

— Войдите, — негромко сказала она.

Это была Джейн Гарфилд. На ее лице сияла такая радостная улыбка, что, казалось, ей увеличили жалование. В руке секретарша держала небольшой голубой конверт с наклеенной на нем экзотической маркой.

— Это от вашей дочери, — сказала она, протягивая Мэгги письмо.

Та мягко улыбнулась:

— Джастина…

Письмо от дочери было коротким.

«Мама, как ты знаешь, Лион подал в отставку, после поражения на выборах он никак не может прийти в себя. Я пишу тебе с борта теплохода, на котором мы вместе с Лионом и нашим общим знакомым Луиджи Скальфаро, о котором, по-моему, я тебе уже писала, едем в Алжир. Это не простое путешествие, это скорее бегство. Может быть, от самих себя…

По-моему, Лион не любит меня или разлюбил. В последнее время мы почти не разговариваем. Хотелось бы думать, что я ошибаюсь.

Надеюсь, что у тебя все хорошо. Я постараюсь написать еще… когда будет о чем писать. Ужасно скучаю по Дженни и по тебе. Целую вас».

 

56

Поздно вечером Чарли вернулся в Канберру, где снимал небольшую холостяцкую квартирку.

Теперь они несли дежурство возле дома Мэгги Уилкинсон по очереди. После Чарли заступил Джеф, а утром его должен был сменить Бобби Бентон. Еще не успев раздеться, Чарли услышал, как в комнате зазвонил телефон. Звонил Джеф.

— Что-нибудь случилось? — встревоженно спросил Чарли.

— Да нет, ничего особенного, — ответил Чендлер, — просто я только что узнал, что завтра к миссис Уилкинсон приезжают гости.

— Какие гости?

— Угадай, — таинственно засмеялся Джеф.

— Да ладно, не томи, я и так сегодня очень устал, — пробурчал Конти.

— Гарри Стентон, — ответил Чендлер.

Чарли хмыкнул:

— Вот как? Сын премьер-министра. А что ему нужно от Мэгги?

— Ну, насколько я знаю, они знакомы.

— Ну и что? — спросил Чарли. — Ведь Гарри Стентон занимается строительным бизнесом. И что ему может быть нужно от Мэгги? Черт побери, а я-то утром хотел поспать. Нет, наверное, придется самому ехать на дежурство. Не нравится мне все это. В последнее время Мэгги неважно себя чувствует, и лишние визитеры ей совершенно ни к чему. Ладно, спасибо за информацию, Джеф. Утром я буду на обычном месте.

 

57

Встрече с Гарри Стентоном, темноволосым тридцатипятилетним мужчиной, с которым она познакомилась несколько месяцев назад, Мэгги была очень рада.

Визит был совершенной неожиданностью для нее, а поэтому она с волнением и любопытством встретила гостя.

После прекрасного обеда, над которым вовсю постарались Куан Ли и Жерар, Мэгги провела гостя в просторный холл.

Из небольшого чемоданчика, с которым он приехал, Гарри достал несколько больших схем и планов и разложил их на широком столе.

— Что это такое? — с любопытством спросила Мэгги.

— Как вы знаете, миссис Уилкинсон, — объяснил Стентон, — я президент крупной строительной компании, которая занимается обустройством районов, которые раньше было принято называть трущобами. После того как мой отец совершил визит в Сидней, к сожалению закончившийся неудачей, у нас возникла идея превратить окраину, на которой сейчас живут иммигранты, в благоустроенный район с хорошими жилыми домами, школами, местами для отдыха, спортивных соревнований, площадками для гольфа и так далее.

Наши специалисты быстро разработали предварительный проект и финансово-экономическое обоснование. Честно говоря, это самый лучший проект из тех, которые мне приходилось воплощать в жизнь в последние годы. Вот, взгляните.

Он стал показывать Мэгги схемы и рисунки.

— Здесь будет сто двадцать пять жилых домов, — пояснял гость. — Вот тут развлекательный центр, здесь крупный отель. Мы планируем, что это будет прекрасный, современный новый район. Конечно, весь проект требует большого количества денег.

Мэгги непонимающе улыбалась.

— А чем же я могу помочь?

Гарри тяжело вздохнул.

— Проблема состоит в том… Я не думаю даже, что это проблема… Возможность. Понимаете, мы вложили крупную сумму денег в разработку газовых месторождений на шельфе, но, к сожалению, они не дают того быстрого результата, на который мы рассчитывали.

— А почему вы не обращаетесь в банк?

Стентон замялся.

— Дело в том, что у нас есть некоторые проблемы во взаимоотношениях с финансовыми организациями. Разумеется, я могу обратиться за поддержкой к отцу. Однако он занимает важный политический пост и я не могу компрометировать его. Нам нужно только вернуть доверие наших банкиров, инвесторов. Существует также определенное недоверие простых граждан.

Окончательно смутившись, он быстро сказал:

— В общем, нам требуется участие в проекте таких людей, как вы, чье имя известно всей стране. Нам нужно только небольшое письмо от вас, в котором бы вы написали, что это хороший проект, в реализации которого вы уверены. Нам нужно показать людям, что они могут нам верить. Что они могут верить в нашу концепцию, в возможность осуществления проекта с начала до конца.

Мэгги решительно отодвинула лежавшие перед ней на столе схемы и планы.

— Нет, — жестко сказала она.

— Простите, миссис Уилкинсон…

— Я сказала нет.

Чарли, который сидел в машине на своей обычной наблюдательной позиции, рядом с воротами, увидел, как дверь особняка открылась и на улицу, понурив голову, вышел Гарри Стентон.

Проходя мимо вазона с цветами, он злобно пнул его ногой и выругался:

— Зараза.

 

58

Поздно вечером Мэгги лежала в постели перед телевизором со стаканом виски в руке. Она равнодушно смотрела все подряд, отпивая крепкий напиток.

По телевизору показывали кадры хроники важнейших политических событий последних лет. Американские авианосцы с ядерным оружием на борту заходят в Мельбурн. Демонстрации противников войны во Вьетнаме. Студенческие волнения. Демонстрации аборигенов в защиту своих прав. Фермеры, в знак протеста против ценовой политики правительства сбрасывающие в море целые грузовики фруктов и овощей. Демонстрации противников абортов и насилия над животными. Выступления феминисток в защиту прав женщин. Открытие нового театра в Аделаиде. Бракосочетание известного бизнесмена со звездой телеэкрана… Убийство генерал-губернатора Джозефа Уилкинсона…

Мэгги раньше не видела этих кадров. Она сама была участником этих событий, и ей никогда в голову не приходило, как это может выглядеть со стороны.

Разбегающиеся в панике люди, сотрудники службы безопасности и полицейские, которые загораживают собой тело пострадавшего, мечущиеся по пирсу машины. Шум, визг. А вот и она сама. Вот она падает в обморок на руки…

Мэгги явственно рассмотрела лицо Чарльза Конти, который держал ее на руках. Да, действительно, она совершенно забыла об этом.

Затем показывали церемонию похорон Джозефа Уилкинсона, где среди стоявших в первых рядах Мэгги снова увидела Чарли. Он плакал, словно ребенок, размазывая руками катившиеся из глаз по щекам слезы. Он плакал…

Мэгги почувствовала, как у нее наполняются слезами глаза. Будучи не в силах наблюдать за этим, она сделала несколько крупных глотков виски и отвернулась, уткнувшись лицом в подушку…

Но это продолжалось недолго. Словно вспомнив о чем-то, Мэгги вскочила с постели, выключила телевизор. Остановившись у окна, подняла занавеску.

Хотя на улице было совсем темно, она сумела разглядеть стоявший на дороге перед закрытыми воротами особняка в Колд-Крик, черный автомобиль. Наверняка он там…

Торопливо набросив на себя длинную теплую куртку, она спустилась вниз и вышла на улицу.

Сегодня вечером у Чарли было дежурство. Джеф должен был сменить его только в семь утра.

Чтобы не уснуть ночью, Чарли приготовил пол-литра крепкого черного кофе, который захватил с собой в термосе.

Было уже десять часов вечера, когда он решил выпить кофе и достал термос. Отвернув крышку, он аккуратно поставил ее на приборную доску машины и, стараясь не расплескать горячий, как кипяток, кофе, стал наливать его в чашку.

В этот момент раздался стук в дверцу автомобиля, и Чарли, вздрогнув от неожиданности, выронил термос.

— О черт! — заорал он, когда горячий кофе полился ему на брюки.

Распахнув дверцу, Чарли, как ошпаренный, в буквальном смысле, выскочил на холодный воздух.

Возле машины стояла Мэгги.

— Вот черт, — снова выругался Чарли, — так же до смерти напугать можно.

Мэгги в растерянности отступила на шаг назад.

— Я совсем не хотела этого, — честно призналась она.

Чарли размахивал руками, возмущенно крича:

— Вы видите, я на себя весь кофе разлил. Он, между прочим, горячий! У меня, наверное, ожоги на ногах будут.

Мэгги страдальчески поморщилась:

— Мне очень жаль, но я действительно этого не хотела. Я не думала, что ты так напугаешься.

Чарли принялся отряхивать мокрые брюки.

— Не хотели, а сделали, — уныло разглядывая коричневые пятна, протянул он. — Откуда вы вообще взялись?

Она махнула рукой в сторону дома:

— Из этих ворот. И вообще, если тебе не нравится мое общество, — она приняла обиженный вид, — я немедленно вернусь через них назад.

С оскорбленным видом она зашагала к открытым воротам, правда, не слишком быстро, как бы оставляя Чарли шанс загладить свою вину.

И он воспользовался им.

— Миссис Уилкинсон, — воскликнул Конти, — простите меня, подождите.

Он бросился за ней.

— Подождите, прошу вас. Послушайте, я был не прав.

Она по-прежнему шагала к дому, но уже медленнее.

— Во многом, — нравоучительно подняв палец, сказала Мэгги.

— Да, во многом, — признался Чарли. — Я был не прав. Из-за меня вы отказались от охраны.

— Вот тут вы были максимально правы, — возразила Мэгги. — Налогоплательщики знают, сколько денег тратится на все это? Чарли, подумай сам — зарплата такому количеству народа, машины, средства связи, квартиры, рабочее время. Это же идиотизм какой-то!

Возразить на это было трудно, но Чарли все-таки попытался:

— Одну минуту, миссис Уилкинсон. Вы не могли бы все-таки выслушать меня?

Она равнодушно отмахнулась:

— А что ты можешь мне сказать?

— Подразделение охраны вернется, я отвечаю за свои слова.

Это ничуть не обрадовало Мэгги.

— Нет, не надо. Даже не думай об этом. Даром, что ли, я звонила премьер-министру?

— Но ведь вы вышли на улицу для того, чтобы спросить меня о чем-то, — решил прибегнуть к последнему аргументу Конти. — Так о чем вы хотели спросить меня? Говорите.

Мэгги мельком взглянула на него.

— Я хотела спросить у тебя, Чарли, не хочешь ли ты выпить со мной чашечку кофе.

Она едва заметно улыбалась, входя в открытые ворота. Лицо Чарли тоже украсила широкая улыбка.

В такой поздний час на кухне дома было пусто.

— Вы разрешите, я сам сварю кофе? — предложил Чарли.

Она пожала плечами:

— Хорошо.

Мэгги уселась за стол на кухне и, подперев подбородок обеими руками, стала, не сводя взгляда, смотреть на своего молодого визави. Чарли стал рыться в многочисленных коробках и банках, разыскивая молотый кофе. Наконец ему удалось обнаружить то, что он искал, и Чарли принялся сыпать кофе в чашку.

Мэгги по-прежнему меланхолично следила за ним, а затем неожиданно произнесла:

— Кофе, даже без кофеина, не дает мне заснуть. Я бы хотела выпить виски. Это помогает мне успокоиться. Да и вообще…

Перехватив удивленный взгляд Чарли, Мэгги как-то виновато улыбнулась:

— Да, я иногда пью. Вы знали об этом?

Чарли мгновенно вспомнил тот вечер в гостинице, куда они приехали после спектакля в оперном театре Канберры. Три маленьких бутылочки виски…

— Нет, — не моргнув глазом сказал Чарли, — я ничего не знал.

Она посмотрела на него таким взглядом, что Чарли понял — его уловка раскрыта. Однако Мэгги точно так же умолчала об этом.

— Ну, так вот знайте, я пью, — она немного помолчала и добавила, — иногда.

Потом загадочно прищурилась.

— Послушай, Чарли, у меня есть к тебе предложение — давай забудем про кофе.

— А что вы предлагаете?

— Если я найду где-нибудь бутылку, ты выпьешь со мной виски с содовой?

Чарли сопротивлялся не долго.

— Да, мэм.

На лице Мэгги появилась довольная улыбка, и она поднялась из-за стола.

— Да, это, конечно, непредсказуемый, безумный поступок. Но что я могу поделать? — словно оправдываясь, сказала она.

Бутылка нашлась достаточно быстро. Они разожгли камин в гостиной и уселись в кресла рядом с маленьким столиком. Чарли хоть и считал, что хорошо знает весь дом, с удивлением отметил, что мебель здесь была очень дорогая, чиппендейловская: столики с резными гнутыми ножками, кресла с прямыми спинками из красного дерева. Все это было покрыто великолепным лаком, который сохранился нетронутым еще с тех пор, как эта мебель была сделана.

Мэгги рассказывала ему о себе. Точнее, это был даже не рассказ — поток воспоминаний, часто бессвязных, построенных на ассоциациях воспоминаний о лучших и худших днях ее жизни, об отношениях ее с любимыми людьми, близкими, родными.

— С дочерью я уже давно не виделась. Мы не разговаривали, наверное, больше года. Она была актрисой в Лондоне, ее муж был известным западногерманским политиком. Однако что-то у них не сложилось и, мне кажется, больше не сложится. Она ушла из театра…

Мэгги пила часто, но немного. Чарли в основном слушал. Изредка он вставлял короткие замечания, предоставляя Мэгги говорить самой.

— Знаете, — неожиданно сказала она, — я видела вас по телевизору. На похоронах Джозефа я даже не замечала, что вы там есть. Вы были привязаны к Джозефу?

— Конечно, мэм. Вы тоже можете на меня рассчитывать.

Она кивнула:

— Это я знаю.

Неожиданно Мэгги отставила опустевший стакан в сторону и, хлопнув ладонью по крышке полированного чиппендейловского столика, поднялась с кресла.

— Чарли, мы уезжаем.

— Куда? — удивился он. — По-моему, уже поздно.

Но Мэгги была настроена решительно.

— Поедем в Канберру. Я хочу посидеть в каком-нибудь баре.

Прохладным зимним вечером, когда на улицах остались только редкие прохожие, которые спешили домой, черный «астон-мартин» Чарльза Конти остановился возле бара «Куиз» в Канберре. Это было уютное местечко, не хуже и не лучше других.

Главным его достоинством было то, что бар работал до утра и здесь было очень мало посетителей. Звучала приглушенная музыка, изредка открывалась и закрывалась входная дверь, и освежающие потоки воздуха врывались в небольшой зал.

Чарли и Мэгги сидели за дальним столиком в углу, заказав бутылку солодового виски.

— А давай-ка поговорим о тебе, — предложила Мэгги. — Обо мне мы уже разговаривали целый вечер. Мне, честно говоря, это уже надоело.

Чарли смущенно улыбнулся:

— А что рассказывать? У меня совсем не такая богатая биография, как у вас. Все было очень просто, и ничего особенного у меня в жизни не наблюдалось.

Она лукаво улыбнулась. Алкоголь, казалось, ничуть не подействовал на Мэгги. Она была внимательной и терпеливой, спокойной и благожелательной. Чарли чувствовал, как от нее исходит какое-то внутреннее тепло. Ему редко доводилось видеть Мэгги такой. В последнее время это была взбалмошная капризная немолодая дама, каждый день которой не был похож на предыдущий.

— А я думаю, что тебе есть о чем рассказать, — она наклонилась над столом. — Ну, например, в твоей биографии есть весьма примечательный момент — ты охраняешь эту старую сучку, Мэгги Уилкинсон, не правда ли?

В ее глазах бегали озорные огоньки. Чарли, не зная, что возразить, опустил голову.

— Это же с ума сойти можно, — продолжала Мэгги, — только человек с мозгами, повернутыми в другую сторону, может это делать.

— Ну что вы, миссис Уилкинсон, — пытался возразить Чарли, — это ж совсем не так.

— А я говорю, что так, — настаивала на своем Мэгги. — Попробуй опровергни мои утверждения, давай факты.

Чарли теребил в руках стакан с уже потеплевшим виски.

— Факты? Ну, я не знаю, миссис Уилкинсон, — он надолго задумался. — Знаете, вы напоминаете мне мою маму, миссис Уилкинсон.

Она удивленно подняла брови.

— Неужели? Это очень интересно. Расскажи мне о своей семье.

— Мой отец был полицейским в отставке, мать кое-чем торговала.

Мэгги покачала головой:

— Да, и брак длился год и девять месяцев.

Чарли усмехнулся:

— Вы читали мое личное дело?

Она отрицательно покачала головой:

— Нет. Этим занимался мой муж. Ведь он должен был знать, какие люди его охраняют, правда?

Вместо ответа Чарли сделал большой глоток виски.

— И как складывалась твоя жизнь в дальнейшем? — спросила Мэгги.

Чарли снова надолго замолчал.

— В общем, никто не понимал мать, кроме меня. Я единственный, кто знал ее. Прошу прощения, миссис Уилкинсон, но я не хотел бы, чтобы об этом знали другие.

Мэгги понимающе кивнула:

— Да. Ты, конечно, имеешь на это полное право. Но, между прочим, я знаю и о том, что ты сам был женат. Почему ваш брак распался так быстро?

Чарли тяжело вздохнул.

— И об этом мне тоже не хотелось бы говорить. Возможно, это покажется вам невежливым, миссис Уилкинсон, но мне действительно тяжело вспоминать те несколько месяцев, которые я провел в браке. Это был просто неудачный опыт, и ничего больше.

Мэгги смотрела на него изучающим взглядом.

— Разрыв был болезненным, агент Конти? — спросила она.

Чарли засмеялся.

— Нет. Я — специальный секретный агент Конти.

В этот вечер они еще долго смеялись.

 

59

День понадобился сотрудникам охраны резиденции генерал-губернатора в Колд-Крик, чтобы перевезти назад вещи и установить аппаратуру связи и наблюдения. После того как отношения между Чарли и Мэгги Уилкинсон были восстановлены, она согласилась с его предложением согласиться на охрану.

Куан Ли и Жерар Лакруа доброжелательно встретили новое появление Чарльза Конти и его товарищей в доме Мэгги Уилкинсон. Однако Стив Карпентер не здоровался с Чарли и делал вид, как будто вообще не знает его. Конти пока не придавал этому особого значения, считая, что со временем все образуется и Стив поймет, что обижаться не на что. В конце концов, они просто добросовестные служаки, которые выполняют свой профессиональный долг.

Когда Чарли впервые после нескольких дней отсутствия появился на кухне в доме Мэгги, Жерар приветствовал его длинной тирадой на французском, которую даже не удосужился перевести. Он только объяснил, что это весьма витиеватое пожелание здоровья и всяческих успехов. К этому Лакруа присовокупил следующие слова уже на английском:

— Поздравляю вас, специальный агент Конти. Вы, конечно, вели себя отвратительно, но все дурное осталось позади, и вы прощены. Судя по настроению миссис Уилкинсон, она весьма довольна вашим возвращением. Но я все-таки не могу понять, каким образом ты смог вернуться, а, Чак?

Чарли развел руками:

— Не знаю. Скорее всего, я ей просто нравлюсь.

Он пил кофе на кухне вместе с Куан Ли и Жераром в тот момент, когда Мэгги спустилась на первый этаж. Она сама пришла на кухню, что случалось с ней крайне редко, особенно в присутствии прислуги. Она выглядела бодрой и веселой.

— Куан Ли, пожалуйста, приготовь мне яичницу с ветчиной, только без всяких специй — они годятся лишь в китайских блюдах. А я сейчас хочу съесть обыкновенную яичницу с ветчиной. И вообще, я зверски проголодалась.

Обратившись к Жерару и Чарли, она приветливо сказала им:

— Доброе утро, джентльмены.

— Доброе утро, — в один голос ответили они.

— Чарли, я хочу сообщить тебе одну новость, — торжественно продолжала она. — В наш дом собирается приехать принц Уэльский. Мы должны подготовиться. Вы можете уже через час привести машины и пулеметы в состояние полной боевой готовности?

Чарли очень хотелось рассмеяться. В моменты, когда у нее было хорошее расположение духа, Мэгги становилась просто неотразимой. Сейчас был один из таких, довольно редких в последнее время, моментов в ее жизни.

Громко щелкнув каблуками туфель, Конти вытянулся.

— Слушаюсь, мэм.

Она широко улыбалась.

— Вот и прекрасно. Жерар, давненько я не ела чего-нибудь легкого на десерт. Будь добр, приготовь мне взбитые сливки с вишнями.

— А куда мы отправляемся? — спросил Чарли.

— Мы отправляемся в Сомерсвиль, — бодро ответила Мэгги. — Обсудим кое-какие дела с местным муниципалитетом.

Сомерсвиль был городком в десяти милях к западу от резиденции вдовы генерал-губернатора и формально находился под ее опекой. Правда, Мэгги была там всего один раз, еще при жизни мужа. Тогда они приезжали в Сомерсвиль для того, чтобы открыть там новую церковь.

Намечавшийся визит принца Уэльского Мэгги хотела приурочить к открытию небольшой школы искусств.

Мэр Сомерсвиля Роберт Смайли, невысокий мужчина лет сорока, с гладко зачесанными набок волосами и в очках с тонкой оправой, радушно встретил Мэгги в своем кабинете.

— Здравствуйте, миссис Уилкинсон, я очень рад вас видеть. Все жители нашего городка гордятся тем, что ваша резиденция находится неподалеку от Сомерсвиля. Мы прекрасно помним, как вы присутствовали на открытии новой церкви в нашем городке, и восхищаемся вами, как настоящим примером для подражания.

Мэгги было очень приятно слышать эти слова. Она села в предложенное ей кресло и, улыбаясь, сказала:

— У меня для вас есть приятное сообщение, мистер Смайли. К нам в гости собирается приехать наш давний друг принц Уэльский. Думаю, что он сможет принять участие в церемонии открытия вашего нового Центра искусств. Я читала в газетах, что это должно произойти в ближайшее время. Мы могли бы совместить два этих приятных события.

Смайли, казалось, засиял еще больше прежнего.

— Это великолепно! — воскликнул он. — А с чем связан приезд его высочества в наши края?

Мэгги скромно потупила глаза.

— Он хочет приехать ко мне в гости. Он так настаивал. Что я могла поделать?

Чарли уловил в ее голосе легкие нотки кокетства. Он, как обычно, сопровождал Мэгги и сейчас стоял у двери кабинета Роберта Смайли, невозмутимо сложив на груди руки. Конечно, Мэгги слегка играла, но пока не выходила за рамки. Судя по всему, ее игра производила на Смайли ошеломляющее впечатление. Узнав о прибытии столь высокого гостя в их маленький, неприметный городок, Смайли нервно ерзал на стуле.

— А что мы можем сделать для того, чтобы достойно встретить принца? — с легким беспокойством спросил он.

— Очевидно, нужно устроить какой-то прием, — предложила Мэгги. — Давайте накроем тентом большую площадку, поставим под ним столы, и я думаю, что принц Уэльский будет вполне удовлетворен. И еще, я хотела бы, чтобы презентация прошла с участием военного оркестра и чтобы на заднем плане был большой портрет моего мужа. Как вы считаете, это не будет слишком сложно?

— Нет, нет, ни в коем случае! — воскликнул Смайли. — Я считаю, что это будет просто прекрасно.

После того, как Мэгги посетила местную церковь, школу и магазины, уже все в Сомерсвиле знали, что вскоре сюда приедет почетный гость из Великобритании. Мэгги с удовольствием рассказывала всем о том, какой прекрасный человек, принц Уэльский и как будет здорово, когда он приедет сюда, чтобы принять участие в торжественной церемонии открытия Центра искусств.

Шагая вместе с Чарли к машине после всех этих многочисленных встреч и разговоров, Мэгги удовлетворенно говорила:

— Похоже, что все очень взволнованы предстоящим приездом принца в это Богом забытое местечко.

— Ну, Сомерсвиль не такая уж глухомань, — сказал Чарли.

— Ну, в общем, ты прав, — согласилась она. — В сравнении с Дрохедой это, конечно, центр Вселенной. И все-таки одно дело, когда такие почетные гости приезжают в столицу, а другое — если принц примет участие в презентации.

Чарли задумчиво почесал подбородок.

— Вы знаете, что это означает для службы безопасности, миссис Уилкинсон?

Она лукаво улыбнулась:

— Ну конечно, знаю. Вам придется пошевелить задницами.

Конти удовлетворенно кивнул.

— Вот именно. Мои ребята уже давно не бывали в серьезном деле. Это позволит им встряхнуться и обрести хорошую форму. Тут как в спорте — чем больше тренируешься, тем легче бежать.

— Ну что ж, прекрасно, — сказала Мэгги. — Отправляемся домой.

— Я хотел бы задать вам еще несколько вопросов, — сказал Чарли, когда они уселись в машину.

— Да, я слушаю.

— Вы уже согласовали сроки визита принца?

— Вчера я получила от него письмо, где он пишет о том, что намеревается заехать в Колд-Крик двадцатого числа. Восемнадцатого он прибывает в порт Сиднея на каких-то военных кораблях и после встречи в Канберре с премьер-министром собирается навестить нас. Осталось совсем немного — пять дней. Приготовления начнем немедленно. Вы согласны со мной, специальный секретный агент Конти?

В последнее время, когда у нее бывало особенно хорошее настроение, она всегда обращалась к Чарльзу именно так — ССА Конти. И Чарли не мог не сознаться себе в том, что ему это нравится. Во всяком случае, нравится больше, чем стандартное обращение типа «мистер Конти». Он чувствовал, как в душе его зарождается новое, до сих пор не изведанное чувство. Это было что-то среднее между любовью и уважением. Пока он старался об этом не думать, тем более что у него и без этого было много дел.

А сейчас и вовсе будет некогда подумать о себе. Подготовка к визиту столь высокого гостя — это настоящее испытание для службы охраны. И Чарли необходимо было взять на себя эту часть подготовки визита.

Мэгги перерыла весь свой гардероб в поисках подходящей одежды для встречи высокого британского гостя. Так и не остановив в конце концов свой выбор ни на одном из двух, как ей казалось, подходящих костюмов, она водрузила их на вешалки и вместе с ними спустилась вниз на кухню, где с традиционным пакетом кефира в руках сидел Жерар Лакруа. Ну к кому ей еще было обратиться за советом, как не к французу?

— Дорогой Жерар, — вежливо спросила она, — как ты считаешь, что из этого можно выбрать, чтобы подходило к случаю?

Он безошибочно указал на внешне скромный, но дорогой костюм в серую мелкую клетку с блестящими серебристыми пуговицами.

— Правильно, — сказала Мэгги, — я и сама так думала. Спасибо за совет.

Чарли с утра до ночи проводил совещания и практические занятия с десятком сотрудников охраны, которых ему выделили для обеспечения безопасности визита принца Уэльского. Сейчас он был по-настоящему в своей стихии. Наконец-то пригодились знания, приобретенные в спецшколе. Чарльз собственноручно разработал план размещения сотрудников службы безопасности во всех местах, где должен был побывать принц Уэльский.

Это требовало немалых усилий, и в последние несколько дней перед визитом Чарли почти совсем не спал. Однако, несмотря на это, он чувствовал себя вполне бодро и уверенно.

За день до начала визита Мэгги высказала пожелание пройтись по магазинам Сомерсвиля.

— Чтобы меня не узнали, — сказала она Чарли, — я одену длинный плащ, солнцезащитные очки и повяжу на голову платок.

Чарли рассмеялся.

— Миссис Уилкинсон, вас знают все в округе. По-моему, нет смысла устраивать этот маскарад.

Она вдруг заупрямилась:

— А я так хочу.

— Ну хорошо, хорошо, — торопливо воскликнул Чарли, успокаивающе поднимая руки. — В любом случае мы с Джефом будем сопровождать вас.

В Сомерсвиле был лишь один крупный более-менее современный супермаркет и несколько мелких лавчонок. После того, как Мэгги, купив там кое-что по мелочи, зашла в супермаркет, к сопровождавшим ее охранникам тут же подбежал хозяин магазина.

— Она хочет, чтобы ее сегодня узнавали? — вполголоса спросил он.

Чарли отрицательно покачал головой. Тогда хозяин магазина зашикал на покупателей, которые с любопытством следили за Мэгги:

— Вы ее не знаете, вы ее не знаете.

Мэгги шла вдоль полок, уставленных различными банками и коробками, время от времени останавливаясь и придирчиво разглядывая какую-нибудь упаковку. Хозяин магазина вместе с Чарли почтительно следовал за ней.

Мэгги взяла с полки банку с горошком.

— Сколько это стоит?

Лицо хозяина расплылось в довольной улыбке.

— Сегодня большая скидка. Две банки за цену одной.

— Но мне нужна только одна банка, — капризно сказала Мэгги. — Сколько стоит одна?

Хозяин развел руками:

— Столько же, сколько и две.

Мэгги неожиданно поставила банку обратно.

— Меня это не интересует.

Лицо хозяина вытянулось в изумлении, а его необычная покупательница двинулась дальше.

Расхаживая по магазину, Мэгги шутила и смеялась, разглядывала продавцов и хозяина. После этого она в превосходном настроении вернулась домой, где ее уже ждал прекрасный обед и десерт.

До визита оставался один день, и Мэгги решила заранее позаботиться о прическе. С утра она пригласила к себе парикмахершу, которая занялась ее волосами.

Именно в этот момент секретарша Джейн Гарфилд получила телефонограмму, которую записала дрожащей рукой. Сообщение было настолько ошеломляющим, что сама Джейн не осмелилась отнести его наверх, в спальню Мэгги. Она выскочила во двор, нашла в домике для охраны Чарльза и протянула ему листок. Прочитав его, Чарли покачал головой и протянул листок назад.

— Вы должны передать это. Ведь вы ее секретарша.

Та испуганно попятилась назад.

— Нет, нет, я не могу.

Чарли пришлось взять на себя эту неприятную миссию.

Парикмахерша уже закончила колдовать над новой прической Мэгги, когда раздался стук в дверь спальни.

— Войдите! — крикнула Мэгги.

— Доброе утро, миссис Уилкинсон, — сказал он.

— А, Чарли! Привет, заходи, — радостно воскликнула Мэгги. — Ну, что скажешь? Нравится тебе моя прическа?

— По-моему, великолепна, — ответил он довольно сдержанным тоном.

Мэгги засияла.

— Спасибо, Чарли. За это нужно благодарить мою парикмахершу. Чак, почему ты такой серьезный?

— На ваше имя пришло важное сообщение.

Она с любопытством смотрела на него.

— Ну так говори, в чем там дело?

Чарли выразительно взглянул на парикмахершу.

— Это конфиденциальное сообщение.

Мэгги обратилась к парикмахерше:

— Оставьте нас, пожалуйста, на несколько минут.

Когда они остались в спальне одни, Чарли мрачно сказал:

— Принц Уэльский не приедет, его задерживают важные дела.

Казалось, Мэгги ничуть не удивилась этому.

— Понятно, — бодро ответила она. — Ну что ж, в таком случае мы можем расслабиться.

Чарли прекрасно понимал, что сейчас творится на душе у Мэгги, а потому был сдержан и немногословен.

— Принц сообщает еще кое-что, — добавил он.

— Что же?

Она все еще пыталась крепиться, но это получалось у нее хуже и хуже с каждой секундой. Губы Мэгги начинали дрожать, глаза вот-вот наполнятся слезами.

— Принц сообщает, что в те же самые сроки визит к нам в Австралию наносит первая женщина-министр по делам Содружества — Матильда Сноугроуф. Принц попросил ее принять участие в церемонии открытия Центра искусств в Сомерсвиле.

Мэгги мрачно кивнула.

— Да? Первая женщина? Ну что ж, прекрасно, — едва слышно сказала она. — Главное, что вам будет легче.

— Да, мэм.

Мэгги еще некоторое время молчала, потом повернулась к большому зеркалу, возле которого она сидела.

— Чарли, позови, пожалуйста, парикмахершу, чтобы она могла собрать свои вещи.

— Слушаюсь, мэм.

Конти медленно удалился, оставив Мэгги в комнате со слезами на глазах.

И хотя известие о том, что принц Уэльский не сможет приехать на церемонию открытия нового Центра искусств в Сомерсвиль, было сильным ударом для Мэгги, на следующий день к моменту начала презентации она была вполне бодра и энергична.

Сам Центр искусств представлял собой небольшую галерею для демонстрации работ современных художников и достаточно большую библиотеку с читальным залом. Именно в читальном зале собрались несколько десятков человек, перед которыми выступила Мэгги.

— Мой муж был бы горд. Этот Центр является центром мысли, центром духа. Ему это очень понравилось бы. Всю свою жизнь он мечтал о том, чтобы человеческая мысль, человеческий дух возвысились над телом. Я горжусь тем, что городские власти Сомерсвиля взяли старое здание и снова поставили его на службу людям. Мне это очень нравится. Может быть, потому, что я сама старею. И в заключение я хотела бы поблагодарить министра Матильду Сноугроуф за то, что она выбрала время в своем столь напряженном графике и приехала сюда, чтобы принять участие в открытии нашего Центра. Благодарю вас.

Как обычно в таких случаях, за презентацией последовали прием и банкет, и Мэгги, чувствуя к себе повышенное внимание, не только осталась на банкет, но и — совсем неожиданно для себя — оказалась там центром всеобщего внимания. На нее были обращены глаза горожан, и она не могла подвести их. Мэгги была вежлива и общительна и за весь вечер ни разу не притронулась к спиртному.

Однако следующее утро она встретила с ужасной головной болью и в отвратительном настроении.

Она лежала в постели, обхватив голову руками, и даже не могла вспомнить половины того, что было вчера вечером. Ее охватила какая-то беспросветная тоска. Мэгги даже не притронулась к завтраку, который ей принес Жерар, о чем француз немедленно сообщил дежурившему Чарли. Конти совершенно справедливо решил, что Мэгги сейчас нуждается в чьей-нибудь поддержке, а потому, ни минуты не раздумывая, направился наверх.

Как обычно оставив пистолет на маленьком столике возле двери спальни, он осторожно постучал в дверь.

— Входите, — раздался слабый голос из спальни.

Чарли шагнул через порог. Здесь было темно и уныло, несмотря на то, что солнечный, пусть даже и прохладный, день был в самом разгаре. Все шторы на окнах были задернуты, и от полной темноты спальню спасала лишь небольшая настольная лампа, которая стояла рядом с постелью. Мэгги встретила его безучастным взглядом. Она сидела на постели, сунув подушку под спину.

— Мэм, вы хорошо себя чувствуете? — осторожно спросил Конти.

Последовавший ответ удивил его.

— Вполне, — спокойно сказала она.

Чарли переминался с ноги на ногу, стоя у порога.

— Я могу вам чем-то помочь?

Она грустно усмехнулась.

— По-моему, мне может сейчас помочь только хорошая выпивка. Возможно, тебе покажется это странным, Чарли, однако пить мне не хочется.

— Может быть, вам стоит прогуляться? Воздух сегодня очень хороший, — предложил Конти. — Я мог бы составить вам компанию.

Она вдруг взглянула на него так, что он сам устыдился своего предложения. В ее глазах было столько боли и тоски, что Чарли опустил глаза.

— А что, — неожиданно сказала Мэгги, — я, пожалуй, приму твое предложение. Только пусть это будет не прогулка вокруг нашего дома, а что-нибудь другое.

— По-моему, у вас не слишком хороший аппетит? — сказал Чарли. — Думаю, что вам очень понравился бы обед на свежем воздухе. Нечто вроде пикника. Мы можем установить столик на берегу ручья. Я знаю милях в пяти отсюда очень хорошее место на берегу ручья. Думаю, что мы вполне могли бы организовать там пикник.

Мэгги надолго задумалась. Она полулежала с закрытыми глазами, откинув голову на подушку, и почти не подавала никаких признаков жизни. Чарли уже начал беспокоиться за ее здоровье — после такого нервного шока, который ей пришлось испытать в связи с отменой визита принца Уэльского, Чарли вполне обоснованно боялся за ее здоровье. К тому же в последнее время их дом стала часто навещать медсестра, а это был явный признак того, что здоровье Мэгги начало ухудшаться.

Конти осторожно сделал шаг вперед, но тут Мэгги открыла глаза и спокойным голосом произнесла:

— Что ж, я принимаю твое предложение. Поедем завтра утром. Что сегодня на улице?

— Довольно прохладно, мэм.

Она немного помолчала.

— Мы все равно не можем дожидаться лета.

— Да, мэм.

— Я была бы весьма благодарна тебе, Чарли, если бы там были только мы с тобой и никто больше. Я надеюсь, ты не возражаешь против этого?

Чарли едва заметно улыбнулся:

— Нет, мэм.

— И не забудь взять чего-нибудь, — добавила она, прежде чем Чарли покинул спальню. — Я хочу выпить.

— Слушаюсь, мэм.

На следующее утро они отправились к берегу ручья, который вился по широкой равнине живописной лентой. Погода была ясная, но прохладная. Установив на берегу небольшой столик и два складных стула, Чарли и Мэгги долго обедали. Стив Карпентер, который привез их сюда на лимузине, остался возле машины.

Мэгги была молчалива и сосредоточена. Казалось, ее интересует только еда и ничего больше. Чарли догадывался о причинах перемен ее настроения, но благоразумно молчал. Сейчас это было бы наверняка самым худшим для Мэгги — разговоры.

Обед еще не закончился, когда Мэгги вдруг подняла голову и пристально посмотрела на Чарльза.

— Будь добр, оставь меня одну. Я хочу посмотреть на воду.

Вытерев губы салфеткой, Чарли поднялся.

— Слушаюсь, мэм. Может быть, вам еще что-нибудь принести?

— Нет, — хмуро ответила она. — Я просто хочу побыть одна.

Чарли отправился к машине, где провел в ожидании не меньше получаса.

Наконец он не выдержал и снова направился к столику, за которым сидела Мэгги.

— Миссис Уилкинсон, может быть, не стоит так долго сидеть? Воздух все-таки еще очень холодный.

Она даже не подняла на него глаза.

— Чарли, оставь меня в покое.

Ее голос был таким тихим и безучастным, что Конти не оставалось ничего другого, как молча удалиться.

Мэгги сидела у берега, глядя на медленно катившиеся холодные воды. Приход весны в этом году затягивался. Это как нельзя лучше соответствовало тому состоянию, которое царило в душе и на сердце Мэгги. Она меланхолично барабанила пальцем по крышке складного столика, время от времени прикладываясь к стакану виски. Чарли почти ничего не пил, но бутылка, стоявшая на столе, опустела больше чем до половины.

Конти, сокрушённо покачивая головой, ходил взад-вперед возле машины. Его охватило какое-то тревожное, неприятное чувство, объяснение которому он находил в плохом самочувствии и настроении Мэгги. Но было и что-то еще. Что-то другое…

Наконец Стив, который в последнее время не разговаривал с Чарли, молча показал рукой в сторону того места, где сидела миссис Уилкинсон.

— Что? — непонимающе спросил Чарли.

— По-моему, она спит, — неохотно ответил Стив, что очень удивило Чарли. — Неси ее в машину.

Конти подошел к берегу ручья и убедился в том, что Карпентер сказал правду. Мэгги сидела, откинувшись на спинку стула, и дремала. Шляпа, прикрывавшая ее голову, почти совсем съехала вниз, и Чарли даже пришлось осторожно поправить ее, чтобы она не упала.

— Миссис Уилкинсон, — тихо позвал он.

Она не отвечала.

Чарли наклонился:

— Мэм.

Снова не было ответа. На всякий случай Конти пощупал пульс и, убедившись в том, что все в порядке, облегченно вздохнул. Да, она действительно спала. Осторожно отодвинув столик, Чарли наклонился и поднял Мэгги на руки. Он отнес ее в машину и аккуратно уложил на заднее сиденье. Карпентеру Чарли сказал:

— Я сейчас вернусь за мебелью.

Шофер кивнул.

Чарли не спеша направился к берегу и спустя несколько мгновений услышал шум взревевшего мотора. Обернувшись, он увидел стремительно удалявшийся от него по проселочной дороге лимузин Мэгги Уилкинсон, за рулем которого сидел Стив Карпентер.

— Эй! — вначале даже не разобравшись толком, что происходит, крикнул Конти. — Эй, Стив, ты куда?

Машина набирала ход. Тогда Чарли побежал за автомобилем.

— Стой, куда? Стив, миссис Уилкинсон, вы что, опять решили сбежать? Стой, Стив, черт тебя подери! Стой!

Спустя несколько мгновений машина исчезла среди невысоких холмов.

Чарли не оставалось ничего другого, как пнуть ногой от злости складной столик, который вместе с возвышавшейся на нем посудой грохнулся на землю.

— Черт побери, — сокрушенно выругался Чарли, — я даже передатчика с собой не взял. Дурак, идиот, надо же было так проколоться! Куда они теперь отправятся?

Делать было нечего, и Чарли зашагал пешком к ближайшей бензозаправочной станции. Идти пришлось недолго, милю. Оттуда Чарли позвонил Джефу и сразу же спросил:

— Они не приезжали?

— Кто они? — непонимающе произнес Чендлер.

— Я говорю про миссис Уилкинсон и Стива.

— Чак, это ты, что ли? Извини, я сначала не узнал тебя, — ответил Джеф. — Нет, вообще-то миссис Уилкинсон не возвращалась, но я не беспокоился на этот счет. Я думал, что она с тобой. А что, ее нет?

— Нет. Джеф, поскорее приезжай за мной.

— Хорошо. Может быть, нужно что-то сделать?

— Нет, без меня ничего не предпринимайте. Джеф, поскорее забери меня с этой бензоколонки.

Когда небольшой пикапчик Чендлера подобрал топтавшегося на асфальте рядом с бензоколонкой Чарльза Конти, тот первым же делом нетерпеливо спросил:

— Ну что, они еще не вернулись?

Последовал тот же самый ответ, что и прежде:

— Нет. Что будем делать?

— Поехали. Прямо на ходу придумаем.

— Кстати, — спросил Джеф, — а сколько времени прошло с тех пор, как ее машина уехала?

Чарли взглянул на часы.

— Да уже, наверное, не меньше часа. Я добирался сюда от ручья минут сорок.

Джеф озабоченно покачал головой:

— Это много. А их до сих пор нет. Боюсь, чтобы не случилось чего-нибудь.

Чарли потянулся рукой к передатчику, лежавшему на приборной доске.

— Дай-ка мне эту штуку. Попробую еще раз переговорить с начальником местного управления полиции. Пусть поднимают на ноги дорожную полицию, нам обязательно нужно найти эту машину. Самое худшее то, что сейчас миссис Уилкинсон никто не охраняет.

Джеф покачал головой.

— А может быть, лучше сразу звонить в Канберру, в штаб-квартиру спецслужбы? Все-таки как-никак чрезвычайное происшествие.

— Нет, — сказал Чарли, — пока рано бить всеобщую тревогу. Подождем еще час-полтора. Может быть, она просто решила по своему обыкновению покататься в одиночестве. Я попрошу начальника полиции, чтобы немедленно сообщил мне, как только они смогут обнаружить ее машину.

Он неожиданно хлопнул себя ладонью по колену.

— Черт, вот же зараза, сколько раз я ей говорил, ну если хочет покататься, пусть посадит за руль меня. Какие проблемы?

 

60

Спустя еще три часа никаких известий о Мэгги Уилкинсон не было.

Чарли, проведший все это время на ногах, сказал Джефу Чендлеру:

— Ну, ладно. Звони в штаб-квартиру. Похоже, что нам уже ничего не светит. Это худшие минуты в моей жизни.

К вечеру у дома вдовы генерал-губернатора в Колд-Крик царило непривычное оживление. Целый кортеж черных машин с зажженными фарами проследовал во двор, где их ожидали Чарльз Конти и его напарники.

Расследовать инцидент, происшедший с Мэгги Уилкинсон, прибыла целая бригада сотрудников центрального аппарата службы безопасности при правительстве Австралии во главе с самим директором специальной службы Уильямом Хейлом.

Бригаду, занимавшуюся непосредственным расследованием, возглавлял начальник управления Джордж Лоуренс — высокий сухопарый мужчина с поджатыми губами. Выйдя из машины, он сразу же подозрительно осмотрел все вокруг, как будто к исчезновению Мэгги Уилкинсон были причастны сотрудники её личной охраны.

Не здороваясь, он сразу же спросил у Чарли:

— Известий о миссис Уилкинсон все еще нет?

Тот мрачно потупил глаза.

— Нет.

— Сколько времени прошло с момента ее исчезновения? — Чарли взглянул на часы.

— Восемь часов двадцать минут.

Лоуренс хмыкнул:

— А почему вы так поздно связались с нами?

Конти не оставалось ничего другого, как признаться:

— Я не хотел преждевременно поднимать панику.

— А это не паника! — повышенным тоном вскричал Лоуренс. — Обо всех мало-мальски важных происшествиях вы обязаны ставить в известность центральный аппарат службы. Похоже, мистер Конти, вы забыли о том, что такое субординация и устав. Я вообще не понимаю, чем вы здесь занимались. Не могли как следует организовать охрану?

Чарли понимал, что в словах Лоуренса есть правда. В последнее время они действительно были словно убаюканы каким-то, внешне казалось, незыблемым спокойствием. Может быть, причиной тому послужило примирение Чарли с Мэгги. Он больше думал не о том, как организовать ее безопасность, а о ее здоровье и настроении.

Главный урок, который пока вынес из этой истории Чарли, — никогда нельзя забывать о профессиональном долге.

— Расскажите мне еще раз, как это произошло, — потребовал Лоуренс. — При каких обстоятельствах исчезла миссис Уилкинсон?

— Утром мы отправились на берег ручья, где она захотела организовать небольшой пикник.

— Кто при этом присутствовал, кроме вас?

— Только миссис Уилкинсон и ее личный шофер Стивен Карпентер.

— Он прошел проверку в нашей службе?

— Да, — ответил Чарли. — Весь штат прислуги был набран в резиденцию миссис Уилкинсон только после того, как эти люди были неоднократно проверены.

— Что вы можете сказать о Карпентере?

Чарли пожал плечами.

— Одинокий мужчина пятидесяти двух лет. Раньше служил у генерал-губернатора.

— А до этого?

— Он всю жизнь был на правительственной службе.

— У него есть какие-нибудь родственники? Был женат? Может быть, он разведен?

Чарли отрицательно покачал головой.

— Нет. Кажется, у него есть только сестра, намного младше его. По-моему, ей что-то около сорока…

— Ну, хорошо, — сказал Лоуренс.

Казалось, он был вполне удовлетворен объяснениями Чарли по этому поводу.

— Что же случилось с вами на пикнике?

— Ничего. Миссис Уилкинсон пообедала, а затем уснула. Я отнес ее в машину, но когда я вернулся за тем, чтобы забрать оставшиеся на берегу ручья вещи, автомобиль уехал.

Лоуренс побагровел.

— Как это уехал?

Конти тяжело вздохнул.

— Такое уже было один раз, — объяснил он. — Мы ездили с миссис Уилкинсон в Канберру, и когда остановились у бензоколонки, чтобы заправить машину, она уехала. Ей просто хотелось покататься одной.

— Как это покататься одной? — заорал Лоуренс. — Вы что, не могли приказать этому шоферу? Как его?.. Карпентеру…

Чарли подавленно молчал.

И в самом деле, его объяснения выглядели настолько неубедительными, что нервное поведение Лоуренса было вполне объяснимым.

— Он сказал, что исполняет приказы только миссис Уилкинсон, — продолжил Чарли. — После того инцидента я надеялся, что больше ничего не произойдет.

Лоуренс до того разъярился, что начал размахивать руками.

— Вы не должны были строить беспочвенных иллюзий! Вы — профессионал, вы должны были четко организовать работу, а не надеяться на чудеса! После этого происшествия вы, агент Конти, получите взыскание. А степень его тяжести будет зависеть от дальнейшего хода событий. Почему же вы не связались со штаб-квартирой немедленно после того, как машина с миссис Уилкинсон исчезла?

— Я же вам объяснял уже, сэр, — устало повторил Чарли. — Я надеялся, что это очередной каприз и что она появится дома не позже чем через час.

— Вы рассуждаете как дилетант! — рявкнул Лоуренс.

Излив всю свою злость на подчиненного, начальник управления неожиданно успокоился.

— Ну хорошо. Есть еще какая-нибудь информация о возможном местонахождении Уилкинсон?

Чарли угрюмо покачал головой.

— Пока ничего.

— Что? Даже никаких требований? Ведь если ее похитили, должны быть какие-то требования…

— Нет, сэр. Пока ничего.

Пока Лоуренс вел разговор с Чарльзом Конти, следственная бригада выгружалась из автомобилей. Работники спецслужб привезли с собой такое количество аппаратуры и оружия, как будто собирались проводить широкомасштабную операцию по обезвреживанию целого лагеря террористов.

Агенты с коробками в руках сновали туда-сюда, внося все привезенное с собой в дом.

— У вас были какие-либо подозрения в последнее время? — спросил Лоуренс.

— Нет, — уверенно ответил Чарли.

— Совсем ничего? — въедливо допытывался Лоуренс.

— Совсем ничего, — ответил Чарли.

Лоуренс покачал головой:

— Ну, ладно. Здесь, в доме миссис Уилкинсон, мы организуем центр по управлению ее поиском. Мы установим аппаратуру прямой связи с правительством и премьер-министром. Ваше дело, агент Конти, сделать так, чтобы наши сотрудники ни в чем не испытывали нужды. Все понятно?

— Да, сэр.

— Выполняйте.

Чарли понуро направился к двери и зашел на кухню.

За столом с отрешенным видом сидели Жерар и Куан Ли. — Ну, что? Никаких новостей? — спросил Чарли.

В ответ они молча покачали головами.

— Ну ладно…

Чарли вошел в гостиную, где вовсю кипела работа. Туда-сюда сновали агенты спецслужб с какими-то бумагами, схемами, картами. На полированный чиппендейловский столик водрузили огромную неуклюжую радиостанцию, возле которой колдовало несколько человек.

Казалось, никто не обращал на Чарли ни малейшего внимания. Все были заняты своим делом.

Чарли остановился посреди комнаты и решительно сказал:

— Я был бы очень благодарен вам, господа, если бы вы не поцарапали мебель.

Агенты спецслужб недоуменно переглянулись между собой, присутствующий при этом начальник управления Лоуренс махнул рукой, подзывая Конти к себе.

— Чарли, давай выйдем в соседнюю комнату.

Конти последовал за ним.

Здесь, в комнате, когда-то служившей кабинетом для Джозефа Уилкинсона, расположились директор спецслужб Уильям Хейл, начальник управления Джордж Лоуренс, несколько их помощников и еще один незнакомый Чарли мужчина с седыми усами.

Лоуренс представил его:

— Познакомься, Чарли. Это — Питер Хайвис. Он будет координировать всю розыскную работу. Питер раньше хорошо знал мистера Уилкинсона.

Телефонный аппарат, стоявший на большом письменном столе, зазвонил.

Один из помощников Хейла тут же схватил трубку.

— Да. Да, господин премьер-министр. Операция по розыску Мэгги Уилкинсон идет полным ходом. Нет, сэр, пока утешительных известий нет. Миссис Уилкинсон исчезла вместе с машиной. В этот момент с ней находился агент Чарльз Конти. Да, сэр.

Услышав, что звонит премьер-министр, Чарли дождался паузы в разговоре и спросил:

— Он хочет поговорить со мной?

Помощник Хейла прикрыл трубку рукой и ответил:

— Нет.

После того как разговор с премьер-министром был закончен, Лоуренс снова обратился к Конти:

— Почему вы сразу же не сказали мне, что в доме появился новый человек?

Чарли недоуменно посмотрел на начальника управления. — Что вы имеете в виду?

— Миссис Уилкинсон навещала медицинская сестра… С чем это было связано? Насколько мне известно, она не проходила утверждения в нашей службе.

Чарли смутился.

— Да. Медсестра приходила к миссис Уилкинсон после того, как вдова генерал-губернатора прошла обследование в научно-исследовательском центре Канберры. Она жаловалась на недомогание, и ей прописали какие-то лекарства. Но я считал своим долгом не вмешиваться в это.

Хайвис, который все это время внимательно наблюдал за Конти, с неожиданной резкостью сказал:

— Здесь у вас черт знает что творится! Такая куча народу не могла углядеть за одной-единственной дамой! Для чего вас готовили? Смотреть на вас противно!

Чарли мужественно выдержал презрительный взгляд Хайвиса, понимая, что тот абсолютно прав.

— Да, сэр.

Раздался еще один телефонный звонок.

Помощник Хейла, который поднял трубку, недоуменно обратился к своему начальнику:

— Звонит какой-то Лесли Дэмон…

— Кто это? — удивленно спросил Хейл.

Чарли поспешил с ответом:

— Начальник местного управления полиции.

— Что он хочет? — спросил Хейл у своего секретаря.

— Он хочет поговорить с агентом Конти.

Чарли решил, что разговаривать с начальником полиции в присутствии директора спецслужбы и начальника управления будет не слишком удобно.

— Если вы не возражаете, господа, — сказал он, — я подойду к параллельному телефону на кухне.

Не дожидаясь ответа, он вышел из кабинета и направился туда, где сидели Жерар и Куан Ли.

Переговорив с начальником полиции, он повесил трубку и вернулся в кабинет.

— Они нашли машину, — сообщил Конти. — Водитель без сознания, его отвезли в больницу Сомерсвиля. К сожалению, миссис Уилкинсон не обнаружена.

— Черт! — выругался Хейл. — Придется сообщить премьер-министру, что Мэгги Уилкинсон похищена.

Следственная бригада немедленно выехала на место, где была обнаружена машина. Она стояла среди редколесья, милях в десяти от места исчезновения. Автомобиль был совершенно нетронут, внутри не было никаких следов.

Следственная бригада тут же приступила к снятию отпечатков и поискам хоть каких-нибудь улик.

Полуночную тьму ярко освещали включенные фары автомобилей и вспышки фотоаппаратов.

Чарли и его люди были отстранены от расследования, что в подобной ситуации могло быть самым худшим из всех наказаний, которые только можно придумать. Они молча наблюдали за тем, как агенты спецслужб проводили следственные мероприятия.

Разумеется, ночью так никто и не уснул. Все ждали каких-либо новых известий.

Но Лоуренс, который распоряжался всем на правах хозяина после того, как Уильям Хейл уехал назад в Канберру, не считал нужным ставить сотрудников личной охраны Мэгги Уилкинсон в известность о последних сообщениях.

Только утром он вошел в дверь маленького домика во дворе резиденции в Колд-Крик.

Потемневшие лица Чарли, Джефа, Бобби и Белинды говорили о том, что им пришлось провести бессонную ночь.

— Думаю, что вам необходимо это знать, — сказал Лоуренс, хотя весь его вид говорил об обратном. — При обыске в автомашине миссис Уилкинсон на полу под задним сидением был обнаружен шприц с остатками жидкости, которую наши специалисты идентифицировали как очень сильное средство психотропного действия. Через десять секунд после введения взрослый человек теряет сознание и находится в этом состоянии часов шесть-семь. Тот же препарат был обнаружен в крови шофера, который только сейчас начал приходить в сознание. При осмотре Стивена Карпентера в больнице у него обнаружены на шее два ожога, — Лоуренс на собственной шее продемонстрировал это место. — Форма и размеры ожогов напоминают два расположенных рядом полумесяца. Мы проконсультировались с нашими коллегами из военной разведки, и они считают, что это клеймо принадлежит одной из ближневосточных террористических группировок.

Джеф присвистнул.

— Ого!..

Лоуренс сделал недовольное лицо.

— Я еще не закончил, господа. Потрудитесь выслушать меня до конца.

Джеф сконфуженно умолк.

— Это еще не все, — продолжал Лоуренс. — Мы говорили также с врачами, которые проводили обследование миссис Уилкинсон в научно-исследовательском центре Канберры. То, что она жаловалась на головную боль, тошноту и головокружение, — это еще цветочки по сравнению с тем, что сообщили мне врачи. У нее обнаружена неоперабельная опухоль головного мозга. Кто-нибудь из вас знал об этом?

Все подавленно молчали. Промолчал и Конти. Он вспомнил слова Мэгги, произнесенные еще несколько недель назад. Значит, она не шутила…

— Как бы то ни было, через пару часов у нас уже будут результаты экспертизы по поводу обнаруженных в машине отпечатков пальцев и записки. Все очень просто — похитители требуют пятнадцать миллионов наличными в немеченых купюрах.

Лоуренс повернулся к двери, давая понять, что на этом все новости у него закончены.

— Да, кстати, — он задержался. — Это помещение нам понадобится. А вы, господа, можете отправляться по домам. Мы не нуждаемся в ваших услугах. Благодарю за внимание.

Сотрудники личной охраны Мэгги Уилкинсон после ухода Джорджа Лоуренса сидели не шелохнувшись. Наверняка еще никому из них не приходилось переносить такого оскорбления.

Первым молчание нарушил Чарли:

— Ладно, ребята, — с тяжелым вздохом сказал он. — Давайте собирать наши личные вещи и уматывать отсюда.

Джеф поднялся последним.

— Что за чушь он наплел? — недовольно произнес он.

— Ты о чем? — спросил его Чарли.

Джеф нервно вскочил со стула и всплеснул руками.

— Что он тут нес о каких-то ближневосточных террористах?.. Это же полный бред! Что, какой-нибудь араб мог оказаться в Сомерсвиле или в Колд-Крик и его не заметили бы через десять минут? Да это же полная ерунда!

— Да… — обиженно протянул Бобби Бентон. — Они себя считают такими крутыми профессионалами, а нас за полное дерьмо держат… Посмотрел бы я на них, если бы они оказались на нашем месте. Кстати, а сколько ее уже нет?

Джеф пожал плечами и обернулся к Чарли.

— Двадцать три часа и тридцать минут, — ответил тот. — Ладно, давайте, ребята. Нам пора уходить.

Спустя несколько минут он стоял возле машины вместе с Джефом, собираясь уезжать. Однако из дома неожиданно выскочила Джейн Гарфилд и подбежала к Чарли. Едва сдерживаясь, чтобы не разрыдаться, она обратилась к Конти:

— Миссис Уилкинсон взяла меня на работу, — заикаясь, сказала она.

Чарли и Джеф переглянулись.

— Да, я знаю, Джейн, — растерянно произнес он. — Мы обязательно найдем ее.

— Я… Я не это хотела сказать… Миссис Уилкинсон взяла меня на работу в то время, когда никто другой не брал.

Чарли сочувственно посмотрел на эту одинокую, несчастную женщину, у которой, очевидно, не было даже никого из близких. И в его сердце проснулась такая острая жалость к ней, что он не выдержал и обнял Джейн за плечи.

Она расплакалась и, вырвавшись, убежала.

Чарли уселся в машину и, дождавшись, пока Джеф захлопнет за собой дверцу, тронулся с места.

Чендлер сунул в рот сигарету и, вытащив из гнезда прикуриватель с раскалившейся докрасна спиралью, приставил его к кончику сигареты.

Чарли резко нажал на тормоз.

— Что случилось? — едва не ударившись головой о лобовое стекло, закричал Джеф.

— Я понял! — воскликнул Чарли.

Он развернул машину и вернулся назад в Колд-Крик.

— Да-да, поверьте мне, сэр! — горячо убеждал он Джорджа Лоуренса. — Это должно быть именно так!.. Я совершенно четко представил себе эту картину.

Лоуренс озабоченно почесал нос.

— Ну, хорошо. Рассказывай.

— Вы понимаете! — горячо воскликнул Чарли. — Она ездит в лимузине. Там есть два прикуривателя — спереди и сзади. Она сидит на заднем сиденье. Если бы ее пытались вытащить из машины против ее воли, что бы она начала делать? Правильно, она бы не сидела сложа руки, а сопротивлялась. А как в такой ситуации она могла сопротивляться? На заднем сидении у нее есть только одно оружие — сигаретный прикуриватель. Прямо в двери… Вы понимаете, сэр? Только от него могли остаться полукруглые следы ожогов на шее у шофера. Мы должны немедленно ехать в больницу Сомерсвиля и допросить шофера. Я подозреваю, что здесь что-то нечисто.

Лоуренс согласился с доводами Чарли, и спустя полчаса они уже были в больнице Сомерсвиля, где сейчас находился Стив Карпентер.

Он лежал в отдельной палате с газетой в руках, когда в комнату вошли Чарли и Джордж Лоуренс. Увидев их, личный шофер Мэгги торопливо отложил чтение и поздоровался:

— Привет, Чак.

Казалось, от его враждебности не осталось и следа. Он выглядел вполне дружелюбным и даже улыбался Конти и Лоуренсу.

— Здравствуй, Стив, — хмуро сказал Чарли. — Как твои дела?

Тот развел руками.

— Да все нормально. Только ожоги на шее немного побаливают. А что, о миссис Уилкинсон ничего не слышно?

Лоуренс ответил сам:

— Расследование пока не намного продвинулось вперед. В данный момент мы еще не получили результаты экспертизы и не можем ничего утверждать с полной уверенностью. Есть кое-какие мелкие зацепки, но пока рано говорить об этом.

Стив как-то неуверенно улыбнулся.

— Если могу как-то помочь, то я к вашим услугам. Вы можете задавать мне любые вопросы. Правда, мне самому многое неизвестно. Я потерял сознание, и даже не знаю, из-за чего. Может быть, мне подсыпали что-нибудь в еду? Но все, что помню, я расскажу.

Чарли кивнул.

— Спасибо.

Испытующим взглядом Лоуренс посмотрел на Карпентера и показал на его забинтованную шею.

— Мы хотели бы взглянуть на следы ваших ожогов, мистер Карпентер.

Стив испуганно заморгал глазами.

— А зачем? Там смазали лекарством. Я думаю, что будет очень больно, если сейчас снять бинт.

Лоуренс понимающе улыбнулся:

— Ничего, мы попросим медсестру. Мне просто очень хочется посмотреть. Это крайне любопытно.

Карпентеру не оставалось ничего иного, как согласиться.

— Ну, хорошо.

Когда Лоуренс вышел в коридор, чтобы позвать медсестру, Стив испуганно посмотрел на Чарли.

— Слушай, зачем это? Я не понимаю, Чак — ожоги как ожоги…

Чарли смотрел на него неподвижным, немигающим взглядом.

— Он просто хочет взглянуть на твои ожоги.

Карпентер суетливо вертел головой.

— А что ожоги?..

— Мистер Лоуренс считает, что это — ключ к разгадке всего дела.

— Вот как? — Карпентер еще пытался улыбаться. — Да я бы и так вам все рассказал. Я просто был без сознания и не знаю, как все получилось.

Спустя минуту в комнату вошли Лоуренс и медсестра с набором медицинских инструментов.

— Будьте добры, сядьте, пожалуйста, на постели, — сказала она, обращаясь к Карпентеру.

Разрезав ножницами бинт, она аккуратно сняла повязку, и Чарли увидел на шее почти под самыми волосами Стива две темно-красные ранки. А их размеры и форма говорили о том, что скорее всего Чарли был прав.

— Ну, что скажете? — пытаясь храбриться, спросил Карпентер.

— Вы имеете в виду ожоги? — переспросил Лоуренс.

— Да.

Лоуренс улыбнулся.

— Да есть у нас кое-какие мысли по этому поводу. Но так, ничего определенного.

— Какие мысли?

Лоуренс развел руками.

— Ну, так… — Он обратился к сестре: — Спасибо, вы можете быть свободны.

После того, как за ней закрылась дверь, Чарли достал из кармана сигаретный прикуриватель и продемонстрировал его шоферу.

Тот судорожно сглотнул, уставившись на блестящую никелированную игрушку.

В комнате воцарилось напряженное молчание.

Облизнув пересохшие губы, Карпентер криво улыбнулся:

— Я надеюсь, что вы не хотите пришить это дело мне?

Лоуренс тут же возбужденно подался вперед.

— Говорите…

Попеременно переводя взгляд с Лоуренса на Конти, Карпентер принялся торопливо объяснять:

— Это же не я устраивал пикник, на котором ее охранял только один агент! Это не я пил виски с миссис Уилкинсон! Не я все это придумал! Не я ненавидел миссис Уилкинсон и хотел отомстить ей! Это агент Конти!.. Он говорил вам об этом?

Лоуренс подозрительно посмотрел на Чарльза и, сложив руки на груди, уселся на краешек кровати.

— Он говорит правду? — спросил он, обращаясь к Чарли.

Конти еще ничего не успел ответить, как Карпентер воскликнул:

— Да-да! Именно так! Да, он хотел отомстить!

Лоуренс недовольно поморщился.

— Мистер Карпентер, я сейчас обращаюсь не к вам, а к агенту Конти. Это правда?

Чарли сверкнул глазами.

— Я… Мне она очень нравилась… — запнувшись, ответил он.

Он даже не предполагал такого поворота событий. Очевидно, Стив решил припомнить ему все свои прошлые обиды. Не удовлетворившись таким объяснением, Лоуренс снова спросил:

— Какие взаимоотношения были у вас с миссис Уилкинсон? Вы ссорились?

Карпентер снова ответил вместо Чарли:

— Да, конечно, ссорились!.. Спросите у любого… Все вокруг видели, как они ругались. Это было каждый день. У Конти были причины ненавидеть миссис Уилкинсон. Наверняка это он все организовал.

Лицо Чарли словно окаменело. Дело принимало нешуточный оборот. Кроме того что миссис Уилкинсон исчезла, ему самому грозили крупные неприятности. Судя по всему, Стив был готов на все, лишь бы свалить вину за исчезновение Мэгги на ее телохранителя.

Самым худшим для Чарли было то, что и Лоуренс готов был поверить словам личного шофера Мэгги.

— Это нормально, когда агент спорит с охраняемой? — с подозрительностью спросил он у Чарли.

Конти по-прежнему молчал, а вместо него ответы на вопросы Лоуренса давал Карпентер.

— Нет, конечно нет!.. — с ехидной улыбкой восклицал он. — Вот ему и надо задавать все вопросы! Вы только посмотрите! Он молчит, он ничего не хочет отвечать! Мистер Лоуренс, вы просто не знаете всего, что происходило в этом доме! Она относилась к ним как к грязи… Она их даже ни в грош не ставила… А агент Конти особенно бесился по этому поводу. Дело дошло до того, что пару недель назад она вовсе отказалась от охраны.

— Я знаю об этом, — сказал Лоуренс.

Почувствовав, что обстоятельства складываются в его пользу, Стив расслабленно произнес:

— Можно мне сигарету?

— Нет-нет, — торопливо ответил начальник управления. — Здесь нельзя курить. К тому же я и сам не курю.

Лоуренс поднялся с кровати.

— Не надо нервничать, мистер Карпентер. По-моему, вы расстроились.

— Да нет, нет! — торопливо ответил тот. — Из-за чего мне расстраиваться? Нет, ну любой человек был бы в такой ситуации огорчен… Конечно, я понимаю — подозрения сразу падают на того, кто был рядом с ней. Но я — простой шофер. Вы, конечно, можете уверять меня в обратном, и хоть я простой водитель, но у меня хватает ума понять, что вы не уедете отсюда прежде, чем не найдете крайнего. Вам нужен виновный, да? И вы решили свалить все на меня? Я знаю, как вы работаете. Вас даже не интересует виновность человека, вам бы кого-нибудь прищучить… Вот и все.

Чарли напряженно подался вперед.

— Это ты все сделал. Я уверен, — сказал он.

— Ты что, с ума сошел? — взвизгнул Карпентер.

— Ведь все было очень просто… Не правда ли? — продолжал Чарли. — Ты напрасно пытаешься скрыть все от меня! Я тебя насквозь вижу.

Карпентер замахал руками.

— Уберите его от меня! Он сам во всем виноват, а теперь хочет меня подставить! Я не собираюсь с этим мириться! Договорились?.. — он обращался к Лоуренсу.

Тот кивнул:

— Хорошо, но я предупреждаю вас, мистер Карпентер, наша служба теперь считает вас подозреваемым.

Шофер закатил глаза.

— Прекрасно! Только этого мне теперь не хватало!..

— Я бы порекомендовал вам нанять адвоката, — сухо сказал Лоуренс.

Стив протестующе вскинул руки.

— Успокойтесь, я смогу себя защитить.

— Где она?.. — сквозь плотно сжатые губы процедил Конти.

Карпентер нервно засмеялся.

— Поговорите с моим адвокатом, агент Конти.

Лоуренс подошел к Чарли.

— Ладно, на сегодня хватит. Нам пора возвращаться в Колд-Крик. А вы, мистер Карпентер, хорошенько подумайте. И еще… Я бы настоятельно рекомендовал вам не покидать больницу, пока мы не разрешим вам это сделать. Надеюсь, это понятно?

Не дожидаясь ответа, он зашагал к двери.

В этот момент Чарли выхватил из кобуры револьвер и направил его прямо в лоб личному шоферу Мэгги.

— О Боже! — воскликнул Карпентер. — Уберите его от меня!

Лоуренс обернулся.

— Чак! Не валяй дурака!

— Эй-эй! Без глупостей! — кричал Карпентер, пытаясь закрываться руками.

Однако Чарли довольно бесцеремонно повалил его на кровать и приставил револьвер к виску.

— Еще раз повторяю вопрос, — с мрачной решимостью произнес он. — Где Мэгги?

— Я не знаю! — в ужасе прохрипел тот.

Лоуренс принялся уговаривать Конти:

— Чарли, не надо. Убери оружие… Мы — профессионалы и можем добиться своего другими способами. Мы же — положительные герои, мы такого не делаем.

Но Чарли отрицательно покачал головой.

— Я не отпущу его до тех пор, пока он не скажет всю правду!

Лицо Карпентера побелело, губы дрожали.

— Я единственный свидетель… — пролепетал он. — Если Конти меня убьет, то вы вообще никогда не узнаете правды.

Лоуренс осторожно шагнул вперед.

— Чарли, пойдем. Убери оружие, прошу тебя. Не надо делать глупостей.

В ответ Конти взвел курок револьвера.

Едва не плача от страха, Стив взмолился:

— Господи, помоги мне…

Стараясь не повышать голоса, Лоуренс произнес:

— Чарли, пожалуйста, убери револьвер. У тебя и так уже большие неприятности.

В глазах Чарли блестели огоньки ярости.

— Может быть… — негромко проговорил он. — Но это меня уже не остановит. Я не уйду отсюда, пока не узнаю, что он сделал с миссис Уилкинсон.

— О Господи… — бормотал Карпентер. — Он меня сейчас убьет… Вы посмотрите на него — это же сумасшедший. Сумасшедший итальянец!.. Они все психи!..

— Ах ты, сука… — выругался Чарли.

Лоуренс не выдержал и закричал:

— Мы не можем использовать в качестве доказательств признания, добытые подобным образом! Ни один суд не примет их к рассмотрению, даже если он во всем признается!

Тяжело дыша, Чарли отступил на шаг и опустил револьвер. Но затем, внезапно передумав, схватил Карпентера за ногу и приставил оружие к его пятке.

— Я считаю до пяти… — сквозь зубы сказал он. — А потом отстрелю тебе большой палец…

Выпучив глаза, Карпентер завизжал:

— Уберите его! Он меня покалечит!

— Я считаю только до пяти… — повторил Чарли. — А потом нажму на курок… Быстро говори, где она!..

— Чарли! — закричал Лоуренс. — Немедленно забери пистолет! Я тебе приказываю!

— Плевать я хотел на ваши приказы! Считаю до пяти и стреляю. Один… два…

— Я ничего не знаю! Ничего не знаю!.. — заверещал Карпентер. — Отпустите меня! Я просто шофер! Я ничего не делал!

— Три… Четыре… Пять…

Не дождавшись от шофера какого-нибудь вразумительного ответа, Конти нажал на курок.

В палате грохнул выстрел, и комната наполнилась запахом сгоревшего пороха.

Карпентер заорал от боли и начал биться в конвульсиях. Лоуренс выхватил свой пистолет и направил его на Конти.

— Чарли, я буду стрелять, если ты не уберешь оружие! — заорал он. — Ты что, с ума сошел?

Чарли возбужденно мотнул головой.

— Мистер Лоуренс, вы напрасно угрожаете мне оружием. Я пока выстрелил всего лишь в перину. Но если он сейчас же не сознается, я на самом деле отстрелю ему палец. Считаю до пяти. Раз… два…

Лоуренс дрожащим голосом воскликнул:

— Послушай меня, Чарли!..

— Нет! Это ты меня слушай! — заорал Конти. — Если он не признается…

В комнату из коридора влетела медсестра.

— Что здесь происходит?

Увидев в руках обоих мужчин револьверы, она тут же отступила назад.

— Я вызываю полицию!.. И немедленно…

— Подождите! — крикнул Лоуренс.

— Если он связан с этим делом, — продолжал Чарли, — и она об этом знает — ее жизнь ни черта не стоит! Они убьют ее к такой-то матери! Понимаете? Я не хочу этого допустить! Вы можете пристрелить меня, но прежде я добьюсь от него ответа. Считаю до пяти… Раз… два… три…

— Нет!

Лоуренс снова направил на Чарли револьвер.

— Прекрати!

— Четыре…

— Нет! Нет! Не надо! — заверещал Карпентер. — Я все скажу! Только не стреляй! Все! Все! Я расскажу!

Тяжело дыша, Чарли снова перевел револьвер с ноги Карпентера на его лоб.

— Говори, где она?

Закрываясь руками, тот упал на постель.

— Я все скажу! Все! — сквозь слезы выкрикивал он. — Это совсем недалеко отсюда… Пятнадцать миль… Заброшенная ферма… Я все покажу…

Но Чарли не успокаивался.

— Ах, на заброшенной ферме? — воскликнул он. — А я так не думаю!

Он опять угрожающе наставил пистолет на ногу Карпентера, и тот взмолился:

— Не надо!.. Прошу тебя… Я сказал правду… Богом клянусь… Чак, я ни в чем не виноват!.. Это моя сестра и ее муж… Это они меня заставили, я не придумывал этого. Боже мой!..

Он откинулся на подушки и зарыдал, закрыв лицо руками.

— О! Бог мой!.. Я не виноват… Я ни в чем не виноват… Это не я… Не я…

Лоуренс опустил револьвер и вытер взмокший лоб.

— Ну, Чарли, ты даешь! Ладно, оставляем его здесь — и быстро на ферму.

— Что вы с ней сделали? — напоследок бросил Конти.

— Ничего, — всхлипывая, ответил Карпентер. — С ней должны хорошо обращаться.

Чарли угрожающе взмахнул револьвером.

— Ну, смотри… Если причините ей хоть какой-нибудь вред, я разорву тебя на части.

 

61

Сотрудники службы безопасности при правительстве Австралии решили начать операцию по освобождению Мэгги Уилкинсон поздно вечером.

Когда уже стемнело и окрестности освещала лишь ущербная луна, полтора десятка вооруженных агентов окружили ферму и затаились до момента получения условного сигнала.

Когда появившееся с запада облако прикрыло луну и окрестности поглотила тьма, группа захвата получила сигнал к началу операции.

В окна фермы полетели гранаты со слезоточивым газом. После того как прозвучали взрывы, в заваленную старым хламом комнату, в которой находились небритый мужчина лет сорока и невысокого роста женщина, ворвались несколько человек в противогазах с автоматами наперевес.

Мгновенно скрутив злоумышленников, они уложили их лицами на пол и защелкнули наручники на запястьях.

— Где она?

— Я сейчас покажу… — дрожащим голосом сказал мужчина. — Только не бейте меня… Это в старом амбаре.

Когда его вывели на улицу, похититель зажмурился от ярких лучей включенных фар автомобилей. Во дворе стояло полтора десятка человек, среди которых находился и Чарли.

Спустя несколько минут они уже вовсю разбрасывали заваленный старьем пол в большом амбаре с дырявой крышей, освещая ручными фонариками мрачное темное помещение.

— Она здесь, — сказал похититель, показывая на круглую деревянную крышку с железным кольцом в центре, видневшуюся посреди разбросанной по полу соломы.

— Она жива? — спросил Лоуренс.

— Ну, конечно… — дрожащим голосом ответил похититель.

— Вы уверены? Вы же поместили ее сюда тридцать часов назад…

Чарли растолкал всех и бросился к крышке. Открыть ее оказалось непростым делом: она была замурована свежим раствором цемента. Безуспешно подергав за кольцо, Чарли выпрямился и схватил похитителя за полы грязной куртки.

— Что вы с ней сделали? Если с ней что-нибудь произошло — я тебя убью!

Разъяренного Чарли едва удалось оттащить в сторону. Агенты спецслужбы немедленно приступили к работе. Они вначале безуспешно пытались разбить застывший раствор прикладами автоматических винтовок, а затем использовали обнаруженный здесь же, в амбаре, лом.

Лоуренс тут же, на месте, производил допрос задержанных.

— Что вы собирались с ней сделать?

— Мы хотели подержать ее в погребе пару дней… Ну, до тех пор, пока нам не выплатят выкуп… А потом бы мы уехали отсюда и оставили вам сообщение, где ее искать. Она бы здесь не умерла…

Чарли снова кинулся на преступника.

— Она же пожилая женщина! Мать вашу!.. К тому же больная… Ты бы сам попробовал посидеть в этом подвале, сукин сын!

Его снова оттащили в сторону, а Лоуренс недовольно сказал:

— Послушай, Чак, что ты здесь делаешь? Эта операция вообще тебя не касается!

— Между прочим, мы ее личная охрана! — запальчиво воскликнул Конти. — И несем ответственность за ее жизнь! Мы сами должны освободить ее!..

Он находился в таком взвинченном состоянии, что Лоуренс понял — спорить с Конти бесполезно.

— Ну, ладно, — махнул он рукой. — Если хотите, сами разбивайте этот раствор. Черт, он застыл, как бетон!

Чендлер, Бентон и Конти, сбросив плащи и пиджаки, стали орудовать подручными средствами, пытаясь освободить крышку. Им пришлось затратить немало сил, прежде чем крышка подалась.

— Есть! — закричал Джеф. — Чарли, помоги мне…

Вдвоем они потянули за кольцо и с ужасом обнаружили под верхней крышкой еще одну, вдвое меньших размеров. Сюда мог спуститься только один человек.

Чарли прыгнул вниз, открыл крышку полуметрового диаметра и посветил в открывшееся отверстие.

— Миссис Уилкинсон… — позвал он. — Мэгги…

Наконец ему удалось разглядеть лежавшее на земляном полу тело.

Чарли вскочил.

— Быстрее! Она здесь! Несите носилки!

Спустя несколько минут тело миссис Уилкинсон было извлечено из тесного, душного подвала, где она находилась более полутора суток.

Лицо ее было смертельно бледным. Даже укол не привел ее в сознание. Но она была жива…

Несколько агентов, забросив за спину автоматы, потащили носилки с лежавшей на них Мэгги Уилкинсон к машине скорой помощи.

Чарли, Джеф и Боб, стоя у машины, наблюдали, как туда усаживаются Джозеф Лоуренс, Питер Хайвис и двое их помощников.

Джеф попытался было тоже сесть в фургон скорой помощи, однако его довольно бесцеремонно вытолкали оттуда.

— Куда ты лезешь? Здесь и так мало места!

Чарли потащил напарника за рукав.

— Ладно, пошли. Сядем в свою машину.

— Ну, что ты думаешь, Чарли? — на ходу спросил Джеф. — С ней все будет в порядке?

— Не знаю, надеюсь, что да… Она мужественная женщина. Но мы обязательно должны ехать за ней в больницу.

— Ну, конечно. Какие вопросы…

Они уже стояли рядом с машиной, когда фургон скорой помощи неожиданно вернулся. Дверца распахнулась, и один из помощников Лоуренса закричал:

— Эй! Где тут Чарльз Конти? Агент Конти!..

Боб, Джеф и Чарли бросились к фургону.

— Что случилось?

— Она пришла в себя и говорит, что никуда не поедет без своей охраны. Это вы?

Чарли улыбнулся.

— Да.

— Пожалуйста, садитесь в машину.

— Но всем не хватит места в фургоне, — засомневался Чарли.

Лоуренс поднялся.

— Ничего, мы уступим вам свои места.

После того как фургон освободился, Чарли, Боб и Джеф сели рядом со стоявшими на полу носилками, на которых лежала Мэгги. Здесь же сидел санитар, устанавливающий капельницу.

— С ней все в порядке? — спросил Чарли.

— Да, — ответил тот. — Она уже пришла в сознание.

Словно подтверждая эти слова, Мэгги открыла глаза и слабо улыбнулась.

Чарли взял ее за руку.

— Ты где был? — прошептала она.

— Вас искал.

— И сколько же времени тебе понадобилось на то, чтобы выяснить, из-за чего появились эти ожоги на шее Стива?

— Двадцать два часа.

Она поморщилась.

— Но ведь это же было очевидно… — несмотря на слабость, она еще находила в себе силы издеваться.

— Совсем нет, — возразил Чарли. — Я был единственный, кто догадался.

Лоуренс, который стоял у открытой двери фургона скорой помощи, услышав разговор Чарльза Конти и Мэгги Уилкинсон, воскликнул:

— Мэм, мы нашли вас только благодаря агенту Конти. Он, между прочим, ранил в больнице вашего шофера.

Лоуренс, конечно, слукавил, но Чарли не стал возражать. Ведь он действительно собирался подстрелить Стива Карпентера.

Мэгги улыбнулась:

— А! Так, значит, ты все-таки в кого-то выстрелил?

— Он не просто выстрелил, он ранил его в ногу, — уточнил Лоуренс.

Мэгги слабо усмехнулась:

— А следовало бы вообще убить этого негодяя. Я ведь ему так доверяла… — И, немного помолчав, она добавила: — Чарли, закрой дверь, я не хочу, чтобы здесь были липшие люди. К тому же нам с тобой надо поговорить.

 

62

Прошел целый месяц. Мэгги вышла из больницы, когда в Австралии уже бушевала весна.

Яркое солнце светило в окна палаты, которую покидала Мэгги Уилкинсон.

Она в последний раз поправила прическу и уже собиралась уходить, когда на столике в палате зазвонил телефон.

— Алло…

— Вы просили соединить Вас с премьер-министром?

— Да.

— Соединяю.

Через несколько секунд в трубке раздался голос премьера:

— Алло, миссис Уилкинсон?.. Как ваше здоровье?

— Спасибо, все хорошо, — недовольно сказала она.

— Что-то случилось? Почему вы звоните?

— Я хотела бы, чтобы вы лично позаботились о сотрудниках моей охраны. Они, между прочим, спасли мне жизнь.

— А что я должен сделать? — с недоумением спросил премьер.

— Ничего, — сухо ответила Мэгги. — Вы должны просто позаботиться о них. Я хочу, чтобы они всегда оставались в поле вашего внимания.

— Хорошо, мэм.

— Особое внимание обратите на молодого человека по имени Чарльз Конти.

— Разумеется, мэм.

— В таком случае — у меня все, — сказала Мэгги и положила трубку.

В последний раз осмотревшись, она вышла из палаты. Здесь, в коридоре больницы, ее ожидал Чарльз Конти и высокий санитар с креслом-каталкой.

— Что это такое? — недовольно спросила Мэгги.

Санитар улыбнулся:

— Кресло-каталка, мэм.

Она тоже улыбнулась.

— Это я вижу. Но я как-нибудь и на своих ногах могу уйти.

Она взяла под руку Чарли и уже было направилась по коридору, но санитар решительно преградил ей путь.

— Миссис Уилкинсон, в больнице существует правило, что больной должен покинуть ее на кресле-каталке.

Мэгги уперлась:

— А я хочу уйти сама. Я совершенно здорова, и незачем относиться ко мне как к инвалиду!

Санитар развел руками.

— Я все понимаю, мэм, но есть правила поведения, установленные в нашей больнице.

Мэгги завелась:

— Какие правила, молодой человек? Я не понимаю, о чем вы говорите! Я совершенно здоровый человек, который имеет право покинуть больницу на своих двоих.

Чарли прикрыл лицо ладонью, еле удерживаясь от смеха. Мэгги еще не успела выздороветь, а уже проявляет характер.

Но санитар оказался упрямым парнем.

— Миссис Уилкинсон, я просто пытаюсь выполнить свой долг.

— Я не поеду в кресле-каталке!

Чарли не выдержал и, вставив два пальца в рот, громко свистнул. Санитар и Мэгги одновременно вздрогнули и уставились на него.

— Позвольте прервать ваш милый разговор, — сказал Чарли и повернулся к санитару: — Неужели правила настолько святы?

Санитар обиженно отвернулся.

Тогда Чарли повернулся к миссис Уилкинсон:

— Мэгги, садись ты в эту чертову каталку!

Шумно вздохнув, она все-таки уступила его просьбе и уселась. Санитар с довольным видом покатил кресло по коридору.

Мэгги сразу же по достоинству оценила этот пункт больничных правил.

— Хм, а здесь вполне удобно, — подняв голову, она улыбнулась Чарли. — Ты молодец. Правильно сделал, что уговорил меня сесть. Так даже приятнее.

 

63

По коридору Чарли медленно катил кресло-качалку. Как только они покинули больницу, Мэгги радостно соскочила с кресла на ноги и, подняв руки, закружилась на месте. «Господи, как хорошо! — подумала она. — Я как будто выздоравливаю после тяжелой и продолжительной болезни». Она зажмурила глаза и посмотрела вдаль. Белый новенький мерседес остановился в конце аллеи, и из него поспешно вышел высокого роста стройный, но уже поседевший мужчина.

«Почему он так знаком мне?» — подумала Мэгги, и сердце ее учащенно забилось.

Мужчина приближался, и Мэгги скорее осознала, чем увидела, что это Дик. Да, Дик Джоунс, слегка постаревший, поседевший, но все такой же привлекательный, как и раньше. Мэгги побелела, выпрямилась, руки ее вяло опустились, она уставилась на него как на привидение.

— Чарли, оставь меня на несколько минут, — только и смогла она произнести, и молодой человек, в недоумении взглянув на нее и незнакомца, шедшего к ней, поспешно отошел в сторону. Что-то такое в ее голосе заставило его подчиниться приказу безропотно, что он и сам не мог бы объяснить сейчас.

Мэгги и Дик стояли и молча смотрели друг на друга. Было очень тихо, и только легкое шуршание листьев нарушало эту тишину.

— Здравствуй, Мэгги, — сказал Дик. — Вот видишь, я вернулся. Мне пришлось долго искать тебя.

Мэгги почувствовала, что Дик старается выглядеть равнодушным, он говорил подчеркнуто кратко и сдержанно, но прежнее восхищение ею было живо в нем. Она увидела это в его глазах, оно звучало в его голосе, проступало в жестах.

«Господи, как хорошо, что я успела покраситься, — почему-то вдруг промелькнуло у нее в мозгу. — И как хорошо, что умело положенный грим скрывает глубокие морщины под глазами».

Да, при мягком освещении, таком, как сегодня, она выглядит потрясающе — она видела, как он смотрел на нее. Белые брюки сидели на ней отлично, а свободная блузка скрывала лишний жирок на талии.

Она молча смотрела на него. Ей стало грустно. «Люди расходятся, — подумала Мэгги, — проходят годы, они снова встречаются, и встречи эти только доказывают, что между ними существует все-таки что-то общее, какие-то теплые воспоминания». Она была рада, что Дик здесь. Это было ужасно — натолкнуться на него вот так, как сейчас, увидеть поредевшие волосы, чуть ссутулившуюся спину…

«Почему он замолчал? Неужели мы так быстро исчерпали темы для разговора?» — Мэгги сидела и с полуулыбкой смотрела на него.

— Я лучше пойду, — сказал Дик, и Мэгги показалось, что он съеживается и увядает прямо у нее на глазах. — Я думаю, что мне лучше оставить все как есть. Я сейчас уйду, не волнуйся…

— Уйдешь? Куда? — тихо спросила Мэгги, нарушив свое молчание.

— Не имеет значения. Если я останусь здесь, я сделаю что-нибудь непредусмотрительное. Я просто хотел сказать тебе, что я страшно виноват перед тобой. Я понял, что не от тебя я убегал, а от себя, я боялся самого себя. И с того момента, когда вновь увидел тебя, я понял это. Мэгги, ты научила меня любить, и я никогда не смогу забыть тебя, никогда не смогу отказаться от тебя. Только ты на самом деле имеешь для меня значение. Я думал, что смогу забыть тебя, был уверен, что мне это удастся, что у меня хватит сил, но я ошибался…

Дик замолчал и посмотрел на Мэгги. Она стояла, по-прежнему резко выпрямившись, и смотрела куда-то вдаль, поверх его головы, и что выражал этот грустный взгляд, понять было невозможно.

Ему вдруг стало все безразлично. Он столько искал ее и наконец-то нашел. Но это ничего не изменило: ни искупить прошлое, ни зачеркнуть его они по-видимому не смогли. «Мэгги, любимая моя, прости меня», — молили его глаза, и он решился на последний шаг.

— Я люблю тебя, — твердо произнес он. — Я хочу, чтобы мы снова были вместе. Если ты не считаешь, что это уже слишком поздно.

Он смотрел на нее. Мэгги отбросила с лица прядь рыжих с проседью волос, устремила на него свой прямой открытый взгляд и улыбнулась.

— Нет, не поздно.

Несколько мгновений он смотрел на нее с необыкновенной нежностью, а затем протянул руки, и Мэгги бросилась к нему, к его губам, таким твердым и требовательным, когда они коснулись ее губ. Руки ее обвились вокруг его шеи. Она не могла оторваться от него, ей казалось, что она вернулась к источнику своей жизни.

— Какая ты красивая, Мэг, — голос его прозвучал очень нежно. Он был по-настоящему восхищен, и смятение ее прошло. Он еще сильнее прижал ее к себе. Его губы на ее губах, он целовал ее все глубже, все требовательнее. Мэгги обнимала его с силой, поражавшей ее. Невозможно, немыслимо! Он рядом, она обнимает его… Они снова вместе, можно целовать его без конца, касаться губами его глаз, лба, губ. И он хочет ее, теперь она уверена в этом, ему не все равно.

— Боже, Дик! — выдохнула она. — Все это время я не могла заставить себя думать, что ты навсегда ушел из моей жизни.

— Я ошибался, моя любимая. Теперь никто никогда не будет значить для меня больше, чем ты, Мэгги! Я люблю тебя!

— Любишь? Дик, это правда? — она стиснула его еще сильнее. Он нежно поцеловал ее. Посмотрев ему в глаза, она поняла, что сейчас он действительно сказал правду. И она вновь подумала, что никогда не была так счастлива, как в этот самый счастливый миг ее жизни. Мысль о том, что она нужна ему, дорога для него, сама по себе была для нее наслаждением, а кроме того, для нее было счастьем чувствовать, что она не сама по себе, а принадлежит мужчине, которого любит, и нужна ему.

— Мэгги, послушай меня. То, что я чувствую к тебе… Это очень серьезно. Я хочу, чтобы ты знала это. Я хочу дать тебе все, на что я способен. Я…

— Этого достаточно! Мне нужно только одно, Дик, — твоя любовь. Я всегда любила только тебя. Просто так все быстро произошло с Джозефом. Меня захватил этот водоворот, а ты… ты бросил меня…

— Мэгги, — голос его был хриплым и одновременно нежным. — Я очень хочу, чтобы ты была со мной, но решение ты должна принять сама. Я хочу, чтобы ты знала: что бы ни случилось, я пойму.

Мэгги коснулась пальцами его лица.

— Я люблю тебя, Дик.

— Встретимся в аэропорту через два часа. Вот твой билет до Нью-Йорка. Я хочу, чтобы ты была со мной, мы начнем все заново. Я люблю тебя, Мэгги. Но я хочу, чтобы ты подумала. Я не хочу рисковать.

Он медленно отстранился от нее.

— Подумай еще раз, — твердо сказал он. — У тебя есть время. Я буду ждать тебя в семь часов вечера в аэропорту.

 

64

Открыв шкаф, Мэгги начала торопливо одеваться. На голову она повязала платок. Затем она открыла входную дверь и на цыпочках выбралась на улицу.

«Господи, только бы меня никто не заметил», — охваченная радостным ожиданием, она чувствовала себя девочкой, впервые оказавшейся далеко от дома, но все вокруг прекрасно, и вот-вот произойдет что-то чудесное. Она ухватилась за дверную ручку и решительно захлопнула дверь.

Заурчал и завелся мотор машины. Послышался тихий хруст утрамбованного под шинами гравия дорожки.

«Эй, люди! — хотелось крикнуть ей. — Я хочу сообщить вам, что я очень счастлива! Я еду к самому замечательному человеку на свете, и он принадлежит мне!»

Мэгги гнала машину, а перед глазами стояли события этого дня, она вспоминала каждое сказанное им слово, выражение его лица. Он сказал: «Все будет!» Будет ли? Сможет ли она содрогаться, трепетать и застывать в экстазе, как прежде? Она будет обнимать его, приносить ему радость и знать, что такое любовь, что самый дорогой в мире человек хочет, чтобы она была с ним… Ей нужен Дик. Она последует за ним хоть на край света! Пока Дик жив, она будет с ним каждую минуту, каждую секунду — сколько ей дано.

Она открыла дорожную сумку и с улыбкой посмотрела на билет до Нью-Йорка. В этот момент с машиной что-то случилось и ее занесло. Мэгги попыталась выровнять ее, но положение все больше осложнялось. Последнее, что она почувствовала, — это сильный глухой удар и падение куда-то вниз в пропасть…

Было без пяти минут семь. Дождь лил как из ведра. Дик стоял рядом с трапом и глядел вслед воспаленными от ветра и бессонницы глазами.

«Не стой как чурбан, — говорил он себе. — Она не приедет. Она не простила мне прошлого, и у меня нет права обвинять ее. Ты виноват сам, ты предал ее и теперь получаешь то, чего ты достоин. Так что лучше сощурься, как в кресле зубного врача, пока не пройдут эти нестерпимые пять минут».

Трап самолета убрали. Дик обернулся и посмотрел назад. Никого не было. Он зашел в салон, и стюардесса наглухо закрыла за ним дверь.

«Прощай, Мэгги, — подумал он. — Будь счастлива!»

Но ее нежный голос все еще звучал в его ушах: «Дело в том, что я люблю тебя, Дик!» Ведь он тоже любит ее, к чему себя обманывать. Но раз она решила остаться здесь, значит так тому и быть.

И еще долго после того, как самолет начал разгон, он смотрел в окно и ждал невесть чего — никому неизвестный пассажир, на незнакомом аэровокзале, в этой чужой дождливой стране.

 

65

Большая шлюпка отделилась от стоявшего неподалеку от берега торгового корабля и стала неспешно приближаться к берегу.

Кроме двух гребцов в ней находились еще трое: двое мужчин — один постарше, другой моложе — и женщина с ярко-рыжими волосами. Это были Лион Хартгейм, Луиджи Скальфаро и Джастина.

Алжир встретил их багрово-красным солнцем на безоблачном горизонте и раскаленным воздухом.

Шлюпка остановилась рядом с абсолютно пустым причалом, и путешественники вышли на берег. Гребцы вынесли из шлюпки несколько больших чемоданов и, оставив их рядом с неподвижно стоящими путешественниками, вернулись на корабль.

Пламенные лучи солнца жгли растрескавшийся асфальт, на котором одиноко стоял проржавевший портовый кран, отбрасывающий большую тень на пирс. После того, как французы эвакуировались из Алжира, жизнь в этой бывшей колонии, казалось, замерла.

— Да, похоже, мы добрались… — сказал Луиджи, отряхивая свой ослепительно белый костюм. — И похоже, что мы первые туристы, кто приехал сюда после окончания войны за освобождение. Правда прошло уже семь лет, но здесь, кажется, до сих пор не пришли в себя.

— Интересно, куда подевались все люди? — с любопытством спросила Джастина, надевая на голову широкополую соломенную шляпу. — Кстати, Луиджи, мы не туристы, а путешественники.

— А какая разница?

— Туристы, как только приезжают куда-нибудь, сразу же начинают думать о возвращении домой, — объяснил Лион. — А путешественники вполне могут и не вернуться…

Луиджи услышал в этих словах какой-то угрожающий подтекст и призадумался:

— Нет. В таком случае мне хотелось бы считать себя туристом. Я предпочел бы все-таки вернуться домой.

— Что ж, посмотрим…

Лион тем временем направился к громаде портового крана, за которым, как он заметил, прятались мальчишки.

— Ялла, ялла… — позвал он. — Ману, ману… Ажи.

Из-за крана выбралось полтора десятка грязных и оборванных мальчишек, которым Лион указал на чемоданы. Дети с готовностью схватили их и потащили через опустевший пирс.

Путешественники остановились в самой большой гостинице города Аннаба, куда они прибыли.

Прежде чем поселиться в гостинице, они должны были зарегистрироваться, как иностранцы, у полицейского, сидевшего за соседней стойкой.

Посмотрев паспорта всех троих, тучный, потный араб в полицейском мундире спросил на довольно сносном французском:

— Мсье Хартгейм, а кто вы по профессии?

Лион, который за последние несколько месяцев сильно похудел и осунулся, ответил ему вопросом на вопрос:

— А разве это имеет какое-то значение?

— Извините, мсье, у нас такой порядок. Иностранцы, прибывающие в нашу страну, должны сообщить о своем роде занятий.

— Ну что ж… Я — отставной политик.

— А мадам Хартгейм?

— Я — писательница, — торопливо ответила она.

— А мсье Скальфаро?

— Бизнесмен.

— Как долго вы собираетесь пробыть в Алжире?

Лион замялся.

— Мсье Скальфаро, наверное, останется здесь на несколько недель. А мы с женой намерены пробыть в вашей стране дольше, может быть несколько месяцев.

Полицейский с изумлением взглянул на Лиона.

— Несколько месяцев? Здесь?

Джастина и Лион переглянулись между собой и подтвердили:

— Да, именно здесь.

Полицейский забормотал что-то по-арабски, но больше ничего не сказал и, поставив штампы в паспортах путешественников, положил их на стойку.

Закончив формальности с заселением в гостиницу, все трое спустились после этого вниз, в небольшой ресторан. Здесь было совсем немноголюдно. Очевидно, ресторан предназначался только для проживающих в гостинице иностранцев.

Джастина с любопытством рассматривала сидевшую здесь публику: пожилого сухощавого англичанина, медленно попивающего крепкий чай, семейную пару с детьми, неизвестно каким образом оказавшуюся здесь, и еще несколько неопределенного вида и возраста мужчин: скорее всего это были французы, которых по возвращении на родину не ожидало ничего хорошего.

Единственный официант с чисто арабской медлительностью расхаживал по залу.

Путешественники заказали кофе, и Лион развернул на столе большую карту Алжира.

— Ну что ж, мы можем поехать на юг поездом, — сказал он, водя пальцем по карте. — Но некоторые здесь пользуются автобусом.

Луиджи улыбнулся:

— Мы с Джастиной готовы следовать твоим планам.

Лион приподнял взгляд от карты и, холодно сверкнув глазами, произнес:

— У меня нет никаких планов.

Все то время, которое они провели на корабле по дороге в Алжир, Луиджи ощущал неприязненные чувства, исходившие от Лиона.

Да, он сильно изменился. После краха своей карьеры он готов был обвинять в этом кого угодно, но только не себя. Казалось бы, возраст и опыт, жизненная мудрость и терпимость должны были помочь ему преодолеть неизбежный в таких случаях душевный кризис.

Однако Джастина горестно отмечала, что Лион обозлился чуть ли не на весь свет и замкнулся в себе.

Правда, Джастина надеялась, что путешествие в Африку развеет мрачные воспоминания и поможет Лиону вновь обрести веру в себя. Сейчас ему нужен был покой, которого в Европе найти было нельзя.

Сам Лион думал о том, что в жизни наступает время, когда она неизбежно начинает замедлять свой ход. Чем старше становишься, тем сильнее понимаешь, что время жизни течет уже совсем не так. Ты чувствуешь, что может произойти все что угодно.

— Прошлой ночью я видел очень странный сон, — неожиданно произнес он, отодвигая от себя карту. — Я только сейчас о нем вспомнил.

— Лион, пожалуйста, не надо, — сказала Джастина. — У всех бывают дурные сны.

Ей было неудобно перед Луиджи за то, что Лион ведет себя подобным образом. Но тот не последовал ее совету.

— Я знаю, что это скучно. Но мне все-таки хотелось бы рассказать о нем Луиджи. Это действительно был очень странный сон. Мне снилось, будто я путешествую на поезде. Вдруг я понял, что поезд попадет в катастрофу или упадет с обрыва в море. Не знаю почему, но этот поезд должен был разбиться. А потом мне показалось, что поезд может не разбиться, если я закричу. И я закричал. Но было слишком поздно. А я по-прежнему кричал и кричал. Тогда я стал закрывать себе рот руками, но ничего не мог с собой поделать. Вот если бы был пластырь — тогда другое дело. Я весь дрожал, как будто я умирал и это была игра со смертью.

Джастина, которая ненавидела ездить на поездах, разнервничалась и вскочила из-за стола.

— Ну, зачем ты рассказываешь этот отвратительный сон? — едва сдерживая слезы, воскликнула она. — Это никому не интересно!

Вытирая платком проступившие в уголках глаз слезы, она быстро вышла из зала.

— Что случилось? — обеспокоенно спросил Луиджи. — Почему она плачет?

Лион махнул рукой.

— Оставь ее в покое, она успокоится и вернется. У всех нас бывают неудачные сны. Она сейчас начала работу над книгой, и ее, наверное, терзают творческие муки. Она вообще подозревает, что у многих вокруг есть какое-то собственное представление о жизни, о котором сама она не знает. Ей очень хочется все это постичь, но пока ничего не получается.

Словно в подтверждение его слов, Джастина спустя полминуты снова появилась в зале. Она выглядела вполне бодрой и веселой.

— Ну, ладно! — весело воскликнула Джастина, останавливаясь перед столиком, за которым сидели Луиджи и Лион. — Вы мне оба надоели со своими скучными разговорами. Если кто-нибудь из вас хочет присоединиться ко мне, то мы могли бы совершить прогулку по этому таинственному тихому городу.

Лион улыбнулся:

— Я так и знал, что ты хочешь прогуляться…

В этот момент в зал вошел невысокий небритый толстяк неопределенного возраста в неопрятной, засаленной рубашке, измятой грязной шляпе, с потными дрожащими ладонями, которыми он ежесекундно вытирал такой же потный лоб.

Увидев в ресторане новых людей, он тут же направился к ним и заискивающим голосом сказал:

— Извините, господа. Вы не могли бы уделить мне минутку своего внимания? Вы, наверное, американцы? Да?

Лион настороженно посмотрел на незнакомца.

— Не совсем так. Мы из Европы.

Толстяк, чье небритое, опухшее от жары и очевидного злоупотребления спиртным лицо производило отталкивающее впечатление, невпопад хихикнул и продолжил:

— Я — американец, господа. А вы, наверное, остановились здесь, в «Гранд Отеле»? Вы сейчас живете здесь?

— Да, — ответил Лион.

— Я — Эрик Моррис. Я хотел бы попросить у вас немного мелочи, чтобы выпить шерри.

Лион сунул руку в карман брюк.

— Да, конечно.

Лицо американца озарила такая счастливая улыбка, словно он голодал несколько дней. Взяв дрожащей рукой протянутую ему мелочь, он стал рассыпаться в благодарностях:

— Спасибо вам, спасибо, господа…

— Эрик! — раздался властный женский голос откуда-то сзади.

Невысокая пожилая американка с такими же рыжими, как у Джастины, волосами и огромным некрасивым ртом возмущенно размахивала руками:

— Эрик! Ах ты, негодяй! Ты — мерзкий, несчастный ублюдок! Что же ты делаешь?

Моррис перепуганно направился к выходу.

— Я просто хотел попросить у них сигарету, — забормотал он.

— Ты — мерзкий, лживый мальчишка! — закричала она. — Думаешь, что обманешь меня? Ты помнишь, что сказал тебе доктор по поводу алкоголя? Не смей пить!..

После небольшой прогулки по довольно грязным, как во всяком портовом городе, улицам — кое-где пустынным, кое-где заполненным громкоголосой толпой, Джастина и Лион вернулись в отель.

Вечер они провели в молчании, занимаясь каждый своим делом: Джастина записывала свои первые впечатления от встречи с Алжиром в толстый блокнот, служивший ей дневником, а Лион меланхолически пролистывал газеты, в основном французские, которые ему удалось купить в городе.

Джастина на мгновение оторвалась от записей и шумно вздохнула.

— Что с тобой, дорогая? — спросил Лион.

— Да ничего, просто я вспомнила о том, как ты сегодня рассказывал о своем сне. Скажи мне честно, зачем ты это сделал?

Лион сощурился.

— А что в этом особенного? — с вызовом спросил он. — Я рассказал свой сон человеку, который хотел услышать о нем. Допустим, тебе это не понравилось, а ему — понравилось. Что в этом дурного? Это ведь был просто сон… Я понимаю, что тебе было скучно, но я не понимаю, почему ты так близко к сердцу воспринимаешь это…

Джастина потянулась за сигаретой.

— Потому что это совершенно неинтересно.

Она почувствовала, что начинает заводиться, и чтобы хоть немного успокоиться, закурила.

Ей казалось, что в последнее время Лион только и делает, что старается оскорбить ее.

— Конечно, Луиджи галантный, обходительный молодой человек, — сказала Джастина, — но на твоем месте я не стала бы уж слишком откровенничать.

— Почему? Ты что, не доверяешь ему?

— Да нет, конечно, доверяю. Но ведь мы с тобой — это одно, а Луиджи — другое.

Лион со злостью отшвырнул газету в сторону.

— Ладно, я пойду погуляю.

— А я останусь. Мне очень нравится в этом номере, после суток, проведенных на теплоходе.

Лион быстро переоделся и направился к двери.

— А ты не хочешь обнять меня? — спросила Джастина. Медленно, словно нехотя, он подошел к ней и, опустившись на колени рядом с постелью, на которой лежала Джастина, положил руку ей на обнаженный живот.

— Я знаю, о чем ты думаешь, — сказала она.

Лион едва заметно усмехнулся:

— Я рад это слышать. Так почему же я не должен доверять Луиджи?

Джастина, ожидая, что он обнимет ее, подалась вперед, но этого не произошло.

— Луиджи был прежде твоим другом, — сказала она. — Ладно, давай сейчас не будем об этом. Ведь нам обоим хочется другого…

Но Лион неожиданно встал и, резко хлопнув дверью, вышел. Он быстро спустился по лестнице и, миновав вестибюль, зашагал по улице.

Джастина вышла на балкон в своем номере, запахивая полы халата. Она видела, как среди серых одеяний арабов мелькает темный пиджак Лиона.

По улице проезжали редкие автомобили, скрипели коляски, где-то кричали ослы, разноголосый гул поднимался к обожженному солнцем небу.

Словно почувствовав спиной взгляд Джастины, Лион остановился и резко обернулся. Он успел увидеть лишь мелькнувшую на балконе полу халата. Тогда он ускорил шаг и, свернув в ближайший переулок, направился туда, где за однообразными низкими двухэтажными зданиями, выкрашенными в белый цвет, была видна полоска моря.

Лион остановился у маленького плато, которое поднималось над морем, а оттуда шел пологий спуск к песчаному берегу.

Плато было усеяно желтоватыми камнями и мелкими точками ярко-белых цветов на фоне густеющей синевы неба.

Остановившись на голом месте среди камней, он увидел неподвижное море, а чуть дальше массивный мыс, дремавший в светлой воде. В вечерней тишине до него донесся легкий стук мотора. Далеко-далеко он увидел рыболовное суденышко, скользившее по сверкающей морской глади.

Лион выбрал ровное место среди камней и сел, обхватив колени руками и пристально глядя в одну далекую точку над горизонтом.

 

66

Рано утром Джастина проснулась в холодном поту. Ей тоже приснился дурной сон — может быть, из-за царившей вокруг духоты.

Проснулась она из-за того, что кто-то стучал в дверь.

— Кто там? — крикнула Джастина, приподнимая голову от взмокшей подушки.

— Это я, Луиджи. Ты уже проснулась?

Джастина помолчала.

— Не совсем.

— Очень хороший день! — крикнул Луиджи. — Я не хочу, чтобы ты пропустила его. Пойдем прогуляемся.

— Я буду через минуту, — сказала Джастина, устало поднимаясь с постели и направляясь к умывальнику в дальнем конце комнаты.

Кое-как приведя себя в порядок, она заглянула в соседнюю комнату, где стояла кровать Лиона. Там было пусто. Похоже, его не было целую ночь.

Вернувшись в свою комнату, Джастина остановилась перед зеркалом и начала приводить себя в порядок. Снова раздался стук в дверь, и она опять услышала голос Луиджи:

— Ты в порядке?

— Да, — равнодушно ответила она.

Да, наверное, ему надо открыть. Она набросила на себя халат и впустила Луиджи.

— Привет, — сказал он, заглядывая в соседнюю комнату, которую снимал Лион. — У тебя в номере целая свободная комната?

Сейчас широкая улыбка Луиджи почему-то вызывала у нее отвращение. Она даже с ужасом подумала о том, что когда-то ей хотелось пофлиртовать с этим молодым человеком.

— Ты не слишком хорошо выглядишь, Луиджи, — сказала она, — особенно по сравнению со вчерашним днем.

— Ты, между прочим, тоже не слишком свежа, — ответил Скальфаро.

На правах старого друга семьи он направился к окну и широко распахнул ставни. Был один из множества солнечных дней, ничем не отличающийся от таких же других здесь, в Африке.

— А где Лион? Ты не видел его вчера вечером? — спросила Джастина.

— Я был в ресторане, но не встретился с ним.

Джастина стояла отвернувшись.

— Ты не мог бы заказать что-нибудь в номер? Кофе, булочки… Мне сейчас очень хочется кофе.

Луиджи направился к висевшему на стене телефонному аппарату и занялся заказом. Спустя несколько минут горячий кофе и булочки были в номере.

Джастина и Луиджи сели завтракать.

— Знаешь, ты — удивительный человек. Совершенно непредсказуемый… — сказал Луиджи.

Она криво улыбнулась:

— Не пытайся со мной флиртовать, Луиджи. У меня для этого нет настроения.

Ее голову сверлила одна-единственная мысль — где Лион, почему он не приходил ночевать? Может быть, с ним что-то случилось?

— Ну, хорошо. Я не буду, — засмеялся Скальфаро, поднимаясь из-за стола. — Допивай кофе, а после этого я поведу тебя по магазинам. Лучше гулять по городу сейчас, пока еще не стало слишком жарко. Кажется, ты вчера говорила, что хочешь купить противомоскитную накидку.

Она равнодушно пожала плечами.

— Не помню. Может быть, говорила, а может быть, и нет. Сейчас это уже неважно.

Скальфаро махнул рукой.

— Да ладно, Джастина, не переживай. Он придет. Лучше одевайся. Уверяю тебя, потом будет не до прогулок. Я выйду в соседнюю комнату и не буду закрывать дверь.

Он открыл дверь и заглянул через порог.

— А почему вы с Лионом не живете в одной комнате? — спросил Луиджи.

— Если ты говоришь о сексе, то спать вместе — это не самое лучшее. К тому же я часто работаю по ночам.

Луиджи усмехнулся:

— Вот как? Ну что ж, вполне правдоподобное объяснение. Ладно, одевайся, Джастина.

Луиджи вышел в соседнюю комнату, и в этот момент скрипнула входная дверь и в номере появился Лион. На его потемневшем лице красовались несколько царапин и ссадин. Хлястик на пиджаке был оторван, на губе запеклась кровь.

— Я могу войти? — неожиданно тихо спросил он.

Не оглядываясь, Джастина ответила:

— Конечно.

Лион стоял прислонившись спиной к двери, и она обернулась.

— Что с тобой?

Он попытался обнять ее, но Джастина отстранилась.

— Не надо, Лион.

Он направился к двери в свою комнату, понуро опустив голову, но на полпути остановился и изменившимся, глухим голосом спросил:

— Кто там?

— Это только Луиджи, — оправдывающимся тоном ответила Джастина.

— А что он делает в моей комнате?

Джастина молчала, опустив голову.

Тогда Лион повысил голос:

— Что он делает в моей комнате?

— Он просто ждет там, пока я переоденусь, — растерянно пролепетала она.

Лион решительно шагнул в дверь.

— А, это ты? — сказал Луиджи.

Его веселый голос не соответствовал мрачному настроению Хартгейма.

— Что здесь происходит, черт возьми? — с тихой угрозой произнес Лион.

— Слушай, ты выглядишь так, как будто только что вернулся с войны. Что с тобой случилось? Мы с Джастиной решили просто пойти погулять.

Не обращая внимания на сумрачное настроение Лиона, Луиджи подвел его к висевшему на стене зеркалу.

— Тебе стоит посмотреться на себя в зеркало.

Лион, мельком взглянув на свое отражение, тут же опустил голову.

— Да, мне нужно выпить кофе и принять ванну, — глухо произнес он. — Ладно, идите. Оставьте меня в покое…

Джастина потащила Луиджи за руку.

— Ладно. Пойдем.

— Увидимся позже.

Днем Джастина и Лион обедали в ресторане гостиницы.

За столик напротив них уселись Эрик Моррис и его мать Аманда, та самая некрасивая женщина с большим, как у жабы, ртом и ярко-рыжими короткими волосами.

— Я очень боюсь, как бы не началась эпидемия малярии, — говорила Аманда, доставая из сумочки какой-то тюбик и пипетку.

Она капнула несколько капель в графин с водой, и вода окрасилась в ярко-фиолетовый цвет.

Джастина поняла, что это был марганцево-кислый калий. Эрик поморщился:

— Я не могу пить такую воду…

— Пей! — рявкнула на него мать, и толстяк тут же повиновался.

Сейчас он выглядел значительно лучше, чем вчера, когда Джастина и Лион впервые увидели его. Он был чисто выбрит, аккуратно причесан и одет во вполне приличный костюм.

— Слушай, — сказала Джастина вполголоса, обращаясь к Лиону, — этот парень похож на маньяка. Они оба — монстры. — Лион едва заметно улыбнулся:

— Между прочим, она твоя коллега. Писательница. Пишет путеводители. Путешествует по разным странам.

Джастина опустила глаза. Ей было неприятно слушать такое.

— Кстати, — продолжал Лион, — я договорился с ними о том, что завтра утром мы отправимся на юг на их «мерседесе». Думаю, что это будет намного проще, чем если бы мы ехали на поезде.

Джастину охватила тоска.

— Господи, какой у нас небогатый выбор — либо ехать в каком-то ужасном поезде, либо на машине с этими ужасными людьми.

Лион холодно посмотрел на жену и отвернулся.

— А я не собираюсь мучиться. Я уже сделал свой выбор, — резко ответил он.

Джастина еще ничего не успела сказать в ответ, как внезапно свет в ресторане погас.

— О Бог мой… — простонала она. — Только этого не хватало! Здесь же ни одного окна нет. Я ненавижу сидеть в темноте…

Официанты, которых на сей раз в ресторане было больше, чем вчера, расставили на столах подсвечники с зажженными свечами.

Лица в дрожащем свете казались какими-то неясными и размытыми.

— Я хотел тебя спросить насчет сегодняшнего утра и Луиджи, — сказал Лион. — Он ночевал в моей комнате?

Она посмотрела на него расширившимися глазами. Он что, с ума сошел?

— Луиджи просто зашел утром, чтобы пригласить меня пройтись по магазинам. Вот и все. И вообще, Лион, мне было очень неприятно, когда Луиджи узнал о том, что ты не ночевал в гостинице прошлой ночью.

Лион обратил внимание на то, что из-за соседнего стола за Джастиной внимательно наблюдает Эрик Моррис. Его покрывшееся потом лицо выглядело большим жирным пятном. Что-то мелко бормоча про себя, он неотрывно смотрел на Джастину.

— И все-таки мне интересно… Что он делал в моей комнате? — повторил Хартгейм. — Ты ведь ничего об этом не сказала.

— А ты не сказал мне, где был прошлой ночью, — огрызнулась Джастина.

— А ты не спрашивала.

— А я и не собираюсь!

Разговор уже начинал принимать угрожающий характер. Джастина почувствовала, что нервы ее начинают сдавать и на глаза наворачиваются слезы.

— Так что насчет завтрашнего утра? — спросил Лион. — Ты едешь на машине?

— Я ненавижу поезда, но с ними ехать не собираюсь; если я им очень нужна, пусть попросят.

С этими словами Джастина вскочила из-за стола и, едва сдерживаясь, чтобы не заплакать, зашагала через весь зал к выходу из ресторана.

Когда Лион вернулся в номер, Джастина уже забылась тяжелым, беспокойным сном. Она лежала на животе, уткнувшись лицом в подушку, и неровно дышала.

Лион осторожно вошел в комнату, разделся и лег в постель рядом с ней. Погладив ее по щеке кончиками пальцев, он поцеловал Джастину.

В ответ она улыбнулась и простонала:

— А, это ты…

— Ты была права, — тихо сказал он. — Молодой монстр попросил нас присоединиться к ним. Он сказал, что они наметили отъезд на шесть часов утра.

— Я не могу этого сделать, — прошептала Джастина.

— Но это гораздо быстрее, чем на поезде. Может быть, всего лишь часов пять вместо одиннадцати… И это будет гораздо безопаснее. Правда, в путешествии поездом есть свои преимущества. Это как будто целый дом на колесах. А в машине, конечно, будет тесно.

Она вдруг повернулась к нему лицом и обняла его шею руками.

— Почему здесь так темно? — шепнула Джастина.

Словно не услышав ее вопроса, Лион продолжил:

— Есть только одна проблема — они не могут взять всех нас.

— Ну что ж, этого вполне следовало ожидать, — сказала она. — Но мы же не можем оставить Луиджи?

— А при чем тут Луиджи?

Джастина смутилась.

— Но все равно, — повторила она, — я не могу ехать в одной машине с этими монстрами. Особенно с этим уголовником, Эриком…

— А с чего ты взяла, что он уголовник?

— Он напоминает мне дегенерата. Но ты можешь делать так, как тебе хочется. А я поеду на поезде с Луиджи.

Лион откинулся на спину и лег рядом с ней лицом вверх. — Но ты же ненавидишь поезда!

— Да! Но сейчас я все решила.

— Значит, ты едешь с Луиджи?

— Да.

 

67

Джастина и Луиджи ехали в маленьком тесном купе запыленного поезда, который вез их на юг, в местечко под названием Бир-Эль-Атер. Там они должны были встретиться с Лионом, который отправился рано утром на машине вместе с Моррисами.

Джастина долгое время избегала разговора с Луиджи делая вид, что погружена в чтение газет.

Наконец итальянец насмешливо спросил:

— Как ты можешь читать при такой тряске?

— Я привыкла читать в любых условиях, — ответила Джастина. — Даже в лондонской подземке. Там трясет гораздо сильнее, чем здесь.

Луиджи наклонился поближе к ней.

— Послушай, я хочу, чтобы ты забыла обо всем.

Он взял ее ладонь в свою руку.

— Я здесь для того, чтобы с тобой все было в порядке, чтобы с тобой ничего не случилось.

Вообще-то ей следовало поблагодарить его, однако в ответ она снова закрылась от него газетой.

Грустно улыбаясь, Луиджи отвернулся к окну.

Прошло уже несколько часов с тех пор, как они сели в этот трясущийся и беспрерывно вздрагивающий, как будто от столкновения с какими-то громадинами, поезд.

Джастина чувствовала угнетавшую ее точку, но ничего не могла поделать с собой…

До тех пор, пока Луиджи не достал из чемодана фрукты, сладости, салями и… бутылку шампанского.

— Как насчет лекарства от тоски? — с улыбкой спросил он у Джастины.

Она опустила газету и, увидев большую зеленую бутылку, непроизвольно вскрикнула:

— Боже мой! Это же шампанское!.. О Господи, Луиджи! — Расчувствовавшись, она даже бросилась ему на шею и поцеловала в щеку.

— Луиджи, огромное тебе спасибо! Это именно то, что мне сейчас необходимо!

Он принялся открывать бутылку.

— Да, Лион многого лишился! — с улыбкой сказал Луиджи.

Они осушили бутылку шампанского залпом.

Спустя несколько минут Джастина почувствовала, как вагон стал раскачиваться меньше, поезд замедлил ход и, наконец, совсем остановился.

— Боже мой, какое счастье! — воскликнула она. — Это просто чудо, что поезд остановился! Это просто какая-то магия!

Луиджи громко рассмеялся.

— У меня много этой магии.

Он вытащил из-под ног сумку и, открыв ее, продемонстрировал Джастине. Оттуда, словно головки снарядов, торчали пробки бутылок шампанского.

Джастина всплеснула руками.

— Господи, откуда у тебя это?

Поезд долго стоял в открытом поле, среди холмов, поросших редкими и жалкими кустиками травы. Откуда-то издалека доносилась песня бедуина.

— Послушай, здесь кто-то еще поет… — задумчиво проговорила Джастина, глядя в окно. — Вообще-то я не думала, что поеду на поезде. Мне очень этого не хотелось.

— А я знал это, — сказал Луиджи. — Поэтому и запасся шампанским, чтобы прогнать твою тоску. Запомни, Джастина, нет ничего важного на свете. Расслабься и успокойся. Кажется, кто-то из великих сказал…

— Луиджи! — резко оборвала его Джастина и невпопад рассмеялась.

Он недоуменно посмотрел на нее.

— Не надо этого… То есть я хочу сказать, что шампанское — да, а философия — нет.

 

68

Лиону пришлось ехать в автомобиле с Моррисами по разбитой проселочной дороге мимо выжженных солнцем холмов, где лишь на мгновение иногда показывалась человеческая фигура только для того, чтобы снова исчезнуть.

Солнце жарило неимоверно, и, прикрыв лицо шляпой, Лион дремал на заднем сиденье.

Мать и сын постоянно ссорились. Она ругала его едва ли не ежеминутно за любую провинность — за то, что не объехал выбоину, за то, что на мгновение отвлекся, за то, что слишком резко поворачивал руль.

Потом она оставляла сына в покое и начинала ругать арабов, французов, евреев, католиков, коммунистов, социалистов, африканцев, американцев…

Лион подумал о том, что, если бы с ним поехала Джастина, ее наверняка бы стошнило.

Они остановились на неизвестно как оказавшейся среди этих выгоревших холмов бензозаправочной станции с маленьким кафе.

Был полдень, время ежедневной молитвы, и хозяин этого заведения, очень высокий араб, постелив коврик в стороне от маленького кусочка асфальта, молился Аллаху, высоко поднимая руки к небу:

— Хайэн алэина йа рабб, селлем алэина бе барактак! — восклицал он в усердной молитве.

— Посмотрите, как это любопытно, — сказала миссис Моррис, выходя из машины с фотоаппаратом наперевес. — Мистер Хартгейм, а вы разве не будете фотографировать?

Он равнодушно выглянул из окна.

— Нет, у меня нет фотоаппарата.

Неожиданно Аманда Моррис спросила:

— А вы не боитесь насчет вашей жены? Она доберется в безопасности?

— Да, она доберется в безопасности… А мы скоро приедем?

Аманда Моррис в ответ улыбнулась. Ее улыбка была такой же отвратительной, как и голос.

— Мы скоро будем на месте. Между прочим, в этом городке есть неплохая гостиница. Не такая, конечно, как «Гранд Отель» в Аннаба, но все-таки вполне приличная.

В глазах Лиона блеснули искорки любопытства.

— Вот как?

Аманда Моррис тут же оживилась:

— Наконец-то вы хоть чем-то заинтересовались, мистер Хартгейм!

Она явно пыталась привлечь к себе его внимание — старая, уродливая жаба с выкрашенными хной волосами. Она даже наклонилась поближе к дверце машины.

— Вы знаете, мистер Хартгейм, здесь до самого Конго нет больше ничего интересного. Ничего.

Лион демонстративно отвернулся, и тогда Аманда Моррис обратила все свое внимание на сына.

— Эрик, иди за мной!

Она заставила его выйти из машины и проводить ее в туалет. Как только Аманда исчезла за дверью, ее сын Эрик, заговорщицки оглядываясь, подбежал к машине.

— Мистер Хартгейм, вы не могли бы одолжить мне немного денег? Ну хотя бы несколько десятков франков?.. Ну, хотя бы пять… Или три… В долг, конечно. Я обязательно отдам. Я не один из этих дешевых людей, которые побираются по жалким гостиницам. Просто моя мать не дает мне ни цента. У нее есть деньги, но она считает, что я не могу распорядиться ими. У меня не остается другого выхода, как попросить у вас денег, чтобы я хотя бы мог купить себе сигарет.

Лион полез в карман за бумажником.

— Я не хочу одалживать вам деньги, потому что вы наверняка не отдадите мне их, — сказал он. — Но я дам вам триста франков.

Он отсчитал деньги и протянул Моррису.

— Я дам вам денег без всякого одолжения. И мой вам совет — приучитесь к местному табаку. Он очень дешев.

Моррис замер от восторга, сунув деньги под шляпу.

 

69

Джастина проснулась оттого, что солнце било ей в глаза. Голова нестерпимо болела, во рту было сухо. Протерев глаза, она увидела, что лежит голая на постели рядом с обнаженным Луиджи.

— О Бог мой! — вскрикнула она, вскакивая с постели и заворачиваясь в простыню. — Луиджи!..

Она стала трясти его за плечо:

— Луиджи! Поднимайся быстрее! Уже день…

Он вскочил протирая глаза.

— Что? Что такое?

Джастина бросила ему брюки, валявшиеся на полу.

— Просыпайся, Луиджи!..

— Что? Что там? — бормотал он.

— Как ты попал ко мне в комнату? Уходи быстрее!

Утирая лицо рукой, он спустил ноги с постели.

— Господи… Который час?

Она взглянула на часы, лежавшие на столе.

— Черт возьми! Уже почти полдень… Быстрее! Уматывайся. Господи, да что же это такое? Я ни черта не помню… — бормотала она, бегая по комнате.

На полу в номере Джастины стояли чемоданы Луиджи. Она поспешно вытолкала их за дверь.

Прыгая на одной ноге, Луиджи натянул на себя брюки, потом рубашку, накинул на плечи измятый пиджак и с ботинками в руках босиком выбежал в коридор. Напоследок Джастина сунула ему в руку валявшийся в углу галстук.

— Увидимся позже.

— Хорошо.

Он выбежал в коридор и, оглянувшись по сторонам, отпер ключом дверь своего номера.

Слава Богу, в коридоре никого не было. Лион еще не приехал. Очевидно, вместе с Моррисами он заночевал где-то на полдороге.

Услышав за спиной скрип открывающейся двери, Луиджи оглянулся. На пороге смущенно топталась Джастина, уже успевшая накинуть халат.

— Слушай, Луиджи, у тебя больше шампанского не осталось? — жалобно протянула она. — Ужасно голова болит… И вообще я вся в панике.

Скальфаро покопался в сумке и протянул Джастине бутылку.

— Последняя.

— Спасибо.

Она улыбнулась и заскочила опять в номер, спросив напоследок:

— Луиджи, я никаких глупостей не делала?

Он хитро улыбнулся:

— Глупостей? Нет, никаких.

Когда Джастина исчезла за дверью, он громко расхохотался и игриво цокнул языком.

Лион приехал в гостиницу через полчаса после этого. Он заселился в номер, соседний с номером Джастины.

После этого они отправились на велосипедную прогулку. Город окружали невысокие холмы, а в туманной дымке вдалеке за ними виднелись Атласские горы. Среди холмов пролегала широкая каменистая долина, по которой протянулась дорога.

Джастина и Лион медленно ехали на велосипедах, обжигаемые полуденным солнцем.

— Наверное, я больше не позволю Луиджи оставаться с тобой надолго, — говорил Лион.

— Не будь глупым, Ливень. Он, как и все итальянцы, любит сиесту, отдыхать после обеда. Наверное, только поэтому его сейчас нет с нами.

— По-моему, он неравнодушен к тебе.

Джастина уже начинала злиться.

— Не говори ерунды.

— Что, неужели ты думаешь, что я не вижу, как он разговаривает с тобой, как смотрит на тебя, как он трогает твои пальцы, как он охватывает тебя взглядом, как ухаживает за тобой?

— Что еще?

— Он таскает твой багаж, — нудным тоном продолжал Лион.

— Тебе он, между прочим, тоже помогал носить чемоданы, — парировала Джастина. — Так что не надо сваливать все на меня.

— Ну, это не одно и то же. Впрочем, ладно. Это действительно не имеет значения.

Словно обидевшись друг на друга, они ехали, отвернувшись в разные стороны. Но спустя четверть часа безрадостное настроение вновь покинуло обоих, и они снова стали болтать о пустяках, показывая друг другу на открывшиеся по сторонам виды пустыни.

Багрово-красное солнце нещадно палило им головы. Они уже мечтали о прохладной тени, но повсюду видели только камни и желтые пятна песка. Раскаленный песок отражал пламенные лучи палящего солнца. Не было в этой плоской долине ни утеса, ни приюта, где уставшее тело могло найти покой, хотя бы одну минуту для отдыха.

Воздух трепетал от ужасающего зноя, и временами взору Джастины представлялись волнующие озера — обманчивые волшебные призраки.

Внезапно дорога оборвалась, и путешественники оказались на краю невысокого плато. Нет, дорога не заканчивалась здесь. Просто, извиваясь узкой ленточкой, она спускалась вниз по крутому склону, туда, где начинались настоящие барханы.

Лион вместе с Джастиной сели на краю каменистого обрыва, глядя на сливающийся с желтой далью горизонт.

— Знаешь, я скучаю по таким местам, как это, — сказал Лион.

— Я знаю, что так оно и есть, — промолвила Джастина. — Смотри, какая красота…

Джастина как зачарованная смотрела вдаль. Там, внизу, была пустыня Сахара. Они долго сидели на краю обрыва, не в силах произнести ни слова от немого восторга, который охватывал их от одного только созерцания гигантских безлюдных просторов, полных ослепительно яркого песка и неба.

Джастина вспомнила стихотворение одного английского поэта, которое она учила в колледже:

Да, наверное, именно в таких местах путника, случайно попавшего сюда, посещают миражи: сельские жилища, окруженные водой, пальмовые заросли на берегах озер, реки, по которым идут расцвеченные флагами суда. Здесь усталому путешественнику чудится вода во всех видах. Воображение тешит усталую, больную душу милыми сердцу призраками: деревья, дома, люди…

Но здесь ничего нет. На самом деле есть только дьявольское море песка.

Джастине только сейчас стало ясно — надо побывать в пустыне и испытать все муки жажды, чтобы поверить в реальность существования в материальном мире призраков фата-морганы.

Слава Богу, они с Лионом взяли с собой в дальнюю прогулку на велосипедах две фляги воды, а потому опасность умереть от жажды им не грозила.

Лион вдруг как-то по-особенному пристально и внимательно посмотрел на свою жену и нежно погладил ее по обнаженной руке. Затем он придвинулся к ней поближе и поцеловал в щеку.

Они долго смотрели прямо в глаза друг другу, чувствуя прилив давно не возникавшей между ними нежности и любви.

Любовь овладела ими прямо здесь, под горячим солнцем, рядом с огромными массами изменчивого, подвижного песка, который властвовал здесь.

Джастина с наслаждением принимала ласки своего любимого, испытывая давно забытое ею чувство роскоши момента.

— Здесь такое странное небо, — шептал ей на ухо Лион, когда они занимались любовью на каменистом обрыве, — такое прекрасное, как будто оно защищает нас от чего-то изнутри. Это сила. Она сильнее всего на свете…

— Я всегда хотела бы оставаться вместе с тобой, рядом с тобой, — отвечала она. — Но я не могу… Ты стал другим… Ты не боишься быть один… один всегда… Мы уже не одно и то же… Тебе ничто не нужно… Тебе никто не нужен… Теперь ты можешь жить без меня…

Эти слова были для него такой неожиданностью, что он замер.

— Джастина, — тяжело дыша, сказал Лион. — То, что ты не видишь признаков любви, еще не значит, что я не люблю тебя… Мы не можем стать никем, кроме тех, кто мы есть сейчас… Может быть, мы оба боимся любить слишком сильно?..

Он припал к ее груди и долго молчал.

Так они лежали и лежали, уставшие от солнца и любви. Слезы бессилия полились из глаз Джастины, когда она прижимала к себе голову, уже почти наполовину покрытую сединой. Ливень, Ливень… Как же ты изменился…

Нет, она больше не чувствовала, что он любит ее так же, как прежде, и даже не хотела ни думать, ни говорить об этом. Что-то неуловимо тонкое в их отношениях исчезло, испарилось… Они стали чужими, хоть и продолжали быть мужем и женой. Она надолго оставила дочь, поехала с ним, чтобы наладить отношения, но… Он разлюбил ее и даже о Дженни не вспоминает.

Только сейчас она поняла, как они одиноки под этим огромным небом, в этом гигантском мире. Ничего не сложилось, ничего не вышло…

Что будет дальше?

— Давай уедем отсюда, — неожиданно сказала она.

— Хорошо, — прошептал Лион.

— Хорошо…

Она села, обхватив голову руками, и, дождавшись, пока Лион поднимется первым, следом за ним направилась к велосипедам, которые они оставили у небольшого бугра.

 

70

На следующий день они отправились дальше — на Бир-Эль-Атера и Туггурт. Этот маленький городок располагался на самой окраине большой Сахары. Железнодорожной ветки туда не было, и путешественникам пришлось ехать в Туггурт на автобусе.

Джастина и сама не могла бы объяснить, зачем они направляются именно туда.

Наверное, они просто бежали. Бежали друг от друга, бежали от самих себя, бежали от всего, что связывало их с предыдущей жизнью…

Вместе с ними ехал Луиджи. Старый потрепанный автобус, который был собран во Франции, наверное, еще в начале века, на удивление быстро мчался по каменистой дороге — и это несмотря на то, что он был до отказа заполнен пассажирами и багажом, который здесь загружали прямо на крышу. В салоне, душном и запыленном, бедуины всех возрастов везли с собой блеющих коз и кудахтавших кур.

Иногда за окнами возникали восхитительные картины оазисов, окруженных непостижимо зелеными пальмами. Потом оазисы исчезали, и снова начиналась пустыня.

Автобус тяжело трясло и подкидывало на каменистой дороге. Спать в такой обстановке было, конечно, невозможно, а потому все зверски устали.

Они приехали в Туггурт только на утро следующего дня. Дорога заняла больше половины суток. Это был малюсенький городишко, и первое, что они увидели на улице, выйдя с чемоданами на главную площадь города, была похоронная процессия — шумная, что-то постоянно выкрикивавшая нестройным хором толпа мужчин в выцветших от солнца и бедности одеяниях, впереди которой быстро шагали четверо крепких арабов. Они несли на своих плечах большой открытый гроб из неструганых досок, в котором лежал завернутый в полотняный саван, словно мумия, покойник.

Единственная гостиница в городе — маленькое двухэтажное здание, окруженное таким громадным по местным масштабам количеством народу, что казалось, будто здесь раздают бесплатную похлебку.

Наверное, в Туггурте давно не видели европейцев, потому что к гостинице путешественники подошли в окружении невероятного количества детей самого разного возраста, разглядывавших белых людей в костюмах с напряженным вниманием. При этом никто не попрошайничал, проявляя лишь назойливое любопытство.

Хозяин гостиницы, коренастый араб в высоком бурнусе, увидев приближающихся к его заведению гостей, стал радушно улыбаться, приглашая их войти.

— У меня есть специально для вас два номера, — сказал он на ломаном французском языке, приняв шедших рядом Луиджи и Джастину за семейную пару.

Но Лион, для пущей убедительности показав ему три пальца, сказал:

— Нет-нет. Нам нужно три номера.

Хозяин отеля смерил гостей удивленным взглядом, а затем, пожав плечами, сказал:

— Хорошо, три. Пойдемте за мной.

Лион направился следом за арабом в гостиницу, а Луиджи и Джастина остались ждать на улице.

— Как ты думаешь — он подозревает о чем-нибудь? — спросил Скальфаро, когда они остались вдвоем среди любопытных местных жителей.

— Я думаю, что знает, — неохотно ответила Джастина, добавив: — Но он еще не знает, что знает…

Оставив Скальфаро пребывать в растерянности, Джастина направилась в гостиницу.

Они обедали в маленьком выбеленном помещении на первом этаже гостиницы, где было полно мух и которое самонадеянно носило название «кафе». Скорее это одновременно была очень грязная кухня и общественная столовая.

Из-за окна доносился заунывный голос, тянувший какую-то песню.

— Что это такое? — отбиваясь от наседавших на нее мух, спросила Джастина.

— Это «аудэу аухау», — объяснил Лион. — Говоря по-иному, плач на могиле. Похороны, помните?

Осторожно отхлебывая горячую крупяную похлебку, которая была просто нашпигована перцем, Джастина попыталась пошутить:

— А я готова плакать по поводу своего языка и желудка.

Луиджи, один раз попробовав суп, с отвращением посмотрел на блюдо.

— Нет, я хоть и итальянец, но такое есть не могу. Пойду-ка я поищу что-нибудь более съедобное на рынке.

Когда он поднялся из-за стола, ни Джастина, ни Лион не стали уговаривать его остаться. Луиджи ушел, и, проводив его неприязненным взглядом, Хартгейм сказал:

— Похоже, что только плохая еда дает нам с тобой возможность остаться наедине.

Из-за распахнутой настежь двери кафе неожиданно донесся автомобильный гудок. Через дверной проем Лион и Джастина увидели подъехавшую к гостинице и остановившуюся рядом с ней запыленную машину с трехлучевым значком на крышке радиатора.

Это был «мерседес» Моррисов.

— О, нет… — простонал Лион.

— Да… — мрачно сказала Джастина. — Это именно они.

Из машины выбрались мама и сын Моррисы, которые принялись отгонять от автомобиля никогда не видевших такой диковины мальчишек.

— А ну, пошли отсюда, маленькие крысы! Убирайтесь! Ах вы, мерзкие, противные, грязные ублюдки!.. Убирайтесь отсюда!

Лион и Джастина торопливо покинули свои места, чтобы только не встречаться с неприятными знакомыми.

— Ты могла бы быть счастлива здесь? — спросил ее Лион, когда они остановились у дверей своих номеров, располагавшихся по соседству.

— Смотря что ты вкладываешь в это слово… — ответила она.

— Я имел в виду — тебе понравилось быть здесь?

Она развела руками.

— Ну откуда я знаю… Лион, не надо задавать мне таких вопросов. Ты хочешь, чтобы я сказала — да, я была бы здесь счастлива? Я не могу сказать, останусь ли я здесь на месяц, или уеду завтра. Я ужасно соскучилась по Дженни…

Дверь еще одного номера на противоположной стороне открылась, и оттуда неожиданно вышел Луиджи. Очевидно, он решил не ходить на рынок.

Услышав последние слова Джастины, он сказал:

— Даже если бы ты хотела уехать отсюда завтра, у тебя бы ничего не получилось. Рейсовый автобус ходит отсюда лишь один раз в неделю. Я даже не знаю, как отсюда можно уехать. Никаких автобусов, и никто не говорит ни на каком другом языке, кроме арабского… — Луиджи нахлобучил на голову шляпу. — А что у вас такой кислый вид? Животы еще не разболелись от местной пищи? — пытался шутить он. — Я сейчас иду на рынок, если кто-нибудь что-нибудь хочет, то могу принести. Джастина, ты не хочешь составить мне компанию?

Перехватив недовольный взгляд мужа, она поспешно ответила:

— Нет, спасибо. Я лучше пойду к себе.

Луиджи развел руками и проводил ее сожалеющим взглядом.

— Я тоже пойду к себе в номер, — сказал Лион.

Луиджи на минуту задержался.

— Ты уверен, что тебе ничего не надо на рынке? — спросил он Лиона.

Тот равнодушно покачал головой.

— Нет. Луиджи, это, конечно, мило с твоей стороны, но мне ничего не надо. Спасибо. Я пойду. После этого путешествия на автобусе через пустыню я чувствую себя совершенно уставшим. Лучше отдохну…

— Ну, как хочешь… Желаю приятно отдохнуть.

Скальфаро медленно зашагал по коридору, не заметив, что из-за угла за ним внимательно наблюдает Эрик Моррис. Когда итальянец исчез, толстяк, подозрительно оглянувшись по сторонам, мелкой рысью подбежал к двери номера, в котором остановился Лион.

Хартгейм едва успел опуститься на стул, когда в дверь его номера постучали.

— Кто там? — удивленно спросил он.

Дверь скрипнула, и на пороге показалось потное лицо Морриса.

— Это я, Эрик, — еще раз на всякий случай оглянувшись, сказал он. — Можно войти?

— Да, входите.

Заискивающе улыбаясь, американец вошел в комнату и осторожно закрыл за собой дверь.

— Надеюсь, что я не побеспокоил вас? — полушепотом спросил он.

— Нет. Что-нибудь случилось?

— Моя старушка заснула… — приложив ухо к двери, сказал Эрик.

Еле слышно ступая, он прошел на середину комнаты.

— А почему вы крадетесь на цыпочках? — спросил Лион.

Тот нервно засмеялся.

— Не знаю… — он минуту помолчал. — Я… Это… Речь идет о деньгах. Помните, вы недавно одолжили мне триста франков. Я хотел бы вернуть вам долг.

Он полез в карман и трясущейся рукой достал бумажник.

— Я должен вам деньги и хочу вернуть их.

Несмотря на то, что был день, ставни на окне в номере Лиона были закрыты, и комнату освещала лишь тускло горевшая лампочка. Она неожиданно моргнула несколько раз и погасла. Затем спустя несколько мгновений загорелась снова.

— Да, тут плохо с электричеством, — пробормотал Моррис, отсчитывая купюры. — Вот, возьмите…

Он протянул деньги Лиону.

Тот протестующе вскинул руки.

— Не нужно, это был подарок.

— Нет-нет, — сбивчиво произнес Моррис, — я вам должен триста франков. Вы понимаете, я уезжаю завтра утром. Я знаю, что вы остаетесь здесь, и эти деньги вам пригодятся.

Но Лион по-прежнему не хотел брать у Морриса измятую бумажку.

— Нет, Эрик, я повторяю… Эти деньги я подарил вам из дружеских побуждений. Не нужно возвращать их.

Нервно вытирая пот со лба, толстяк присел на краешек кровати.

— Я все-таки хочу вернуть их вам. Простите, мистер Хартгейм, у вас не найдется сдачи с тысячи?

Убедившись в том, что американец не собирается отказываться от своих намерений, Лион подошел к постели, на краешке которой сидел Моррис, и приподнял угол матраца.

— Ну, хорошо. Я сейчас посмотрю, найдется ли у меня сдача…

Американец горящими глазами следил за тем, что делает Лион.

— Вам понравилось здесь? — неожиданно спросил он.

Хартгейм пожал плечами.

— Не знаю, я еще не успел даже прогуляться по этому городу. Мы только недавно приехали. А вы с матерью, значит, уезжаете завтра утром? Интересно, куда же?

— В Мессад.

Лион вытащил из-под матраца бумажник и, услышав название места, куда направляются Моррисы, удивленно поднял брови.

— Вот как? В Мессад? А вы не шутите? Господи, да это именно То самое место, куда хочет поехать мой друг, мистер Луиджи Скальфаро!

— Правда?

Лион придвинулся к американцу, который, не сводя взгляда, смотрел на его черный кожаный бумажник.

— Но… Но… — забормотал он. — Мы намерены уехать еще до рассвета.

Хартгейм мило улыбнулся.

— Ничего страшного, я еще успею увидеть Луиджи и переговорить с ним. Вы же, наверное, не будете возражать, если я попрошу подвезти его до Мессада?

Не дожидаясь ответа Морриса, Лион достал из кармана припасенную для Джастины пачку американских сигарет и, открыв ее, предложил своему собеседнику.

— Не хотите ли угоститься?

Он просчитал все совершенно верно. Американец, задрожав всем телом, потянулся к сигаретам.

— О, спасибо вам, — торопливо сунув сигарету в рот и чиркнув зажигалкой, пробормотал Моррис.

— Мы даже можем забыть про эти деньги, — дружелюбно продолжил Лион.

— Ну… Ну, ладно, — сказал Моррис. — Если вы действительно хотите избавиться от него, то я, конечно, исполню вашу просьбу.

Лион поднялся и, похлопав по колену блаженно затягивавшегося сигаретным дымом Морриса, направился к двери.

— Я пойду посмотрю, не вернулся ли мой друг.

Как только он вышел из номера, американец мгновенно забыл о вожделенном табаке и, приподняв уголок матраца, стал шарить под ним дрожащей рукой.

 

71

Джастина утром получила записку от Луиджи: «Уезжаю в Мессад. Надеюсь, что смогу найти там шампунь. Надеюсь, что скоро увидимся. Твой друг по Африке».

Прочитав записку, Джастина вышла из номера. В коридоре возле чемоданов возился Лион.

— Что случилось с Луиджи? — спросила она.

— Уехал с монстрами, — улыбаясь, сказал Лион.

— Он оставил мне записку. А куда отправляемся мы?

— На север.

— Когда?

— Как можно быстрее. Я уже собираю вещи. Я узнал, что сегодня отъезжает автобус.

— Сегодня?

— Да. В полдень.

— Вчера никакой автобус в полдень не уезжал, и никто об этом не знал… — сказала Джастина.

Лион пожал плечами.

— Здесь с транспортом не так, как в других местах. Здесь никто его не планирует.

Джастина присела на чемодан.

— Знаешь, а я уже забыла, сколько лет мы знакомы… Может быть, десять, а может быть, пятнадцать…

— А какое это имеет значение? Мы — муж и жена, и это главное, — сказал Лион.

Однако она не услышала в его голосе тепла и искренности.

Автобус долго ехал по проселочной дороге, которая извивалась между поросшими редкой зеленью холмами. Иногда мимо проплывали селения с небольшими домиками из глины. Кое-где на горизонте возникал силуэт каравана верблюдов.

Наконец они приехали в какой-то маленький городишко, названия которого не знали ни Лион, ни Джастина.

Они остановились в такой же малюсенькой гостинице и тут же отправились спать от усталости.

Лион проснулся поздно.

Солнце было уже высоко в небе, когда он вышел из своей комнаты и заглянул в номер Джастины.

Она стояла в углу комнаты в одной комбинации и, прополаскивая в проточной воде кое-какие предметы женского туалета, развешивала их сушиться на бельевой веревке, привязанной над умывальником.

— Господи, что ты делаешь? — удивленно спросил Лион. Она рассмеялась.

— Праздную… Я не знаю что, но я праздную. У меня такое чувство, что я бы умерла, если бы не увидела свои вещи чистыми. Знаешь, я не распаковывала их с тех пор, как мы сошли на берег. Кстати, здесь нет зеркал, а это ужасная проблема. Как я выгляжу?

Лион пожал плечами.

— Нормально.

Джастина оставила в покое белье и принялась копаться в раскрытом чемодане.

— Ты нигде не видел мою маленькую косметичку?

Лион мрачно покачал головой.

— Нет. У меня к тебе встречный вопрос. Ты нигде не видела мой паспорт?

Джастина замерла.

— Нет, а что?

— Я потерял его, — сокрушенно сказал Лион.

— О Боже… — похолодевшим от ужаса голосом сказала Джастина. — Этого не может быть! Что же теперь делать?

Хартгейм пытался храбриться.

— Да, ладно… Черт с ним… — он махнул рукой. — Без паспорта я чувствую себя даже гораздо спокойнее.

Он тяжело опустился на перекошенный стул и неожиданно, взмахнув рукой, выкрикнул:

— Бог мой, какая скука! — но тут же понизил голос и обратился к Джастине: — Ты никого не видела в моей комнате, с тех пор как мы приехали сюда?

— Нет. А ты уверен, что везде посмотрел?

— Да.

Он вдруг поднял воротник пиджака и стал зябко кутаться.

— Тебе что, холодно? — озабоченно спросила Джастина.

— Да, немножко. Ладно… — он поднялся со стула. — Паспорт я наверняка найду, а озноб пройдет… Кстати, ты выглядишь хорошо…

Загадочно улыбнувшись, он вышел из номера, но через несколько минут вернулся.

— Черт! Я не потерял свой паспорт, его украли! Этот жирный ублюдок Моррис…

Джастина покачала головой:

— Я ж тебе говорила, что он похож на преступника.

— В Эль-Джохейде, в пятидесяти километрах отсюда, есть немецкое представительство. Надеюсь, что скоро все неприятности закончатся.

Он снова стал запахивать полы пиджака.

Джастина непонимающе посмотрела на него.

— Лион, как человеку может быть холодно посреди горячей пустыни?

— Да ладно, это неважно, — сказал Лион. — Главное сейчас — дождаться автобуса в Эль-Гар. Говорят, что там очень красиво.

— А как же Луиджи?

Лион пожал плечами:

— Я думаю, что он догонит нас. Может быть, он приедет сюда еще до того, как мы покинем это место.

— Ну что ж, — немного помолчав, сказала Джастина. — Если тебе станет немного лучше — мы поедем в Эль-Гар.

— Ладно, я пойду прилягу. Что-то мне действительно нехорошо, — сказал Лион.

Он вернулся к себе в номер и без сил рухнул на постель. Лицо его было покрыто крупными каплями пота, все его тело дрожало в ознобе.

Он сам не помнил, сколько так пролежал, и очнулся, только когда услышал громкий стук в дверь. Едва обнаружив в себе силы для того, чтобы подняться, Лион направился к двери. Его шатало из стороны в сторону так, словно он выпил бутылку виски. Жар не спадал, все тело ломило. Лион чувствовал страшную слабость.

На пороге стоял, широко улыбаясь, хозяин гостиницы.

— Хорошие новости, — сказал он по-французски. — Удалось найти ваш паспорт в Мессаде. Мистер Скальфаро будет здесь завтра утром.

Лион вытер со лба крупные капли пота.

— Скальфаро? — переспросил он.

Араб стал энергично кивать головой и, махнув рукой, подозвал стоявшего позади него в коридоре солдата. Тот отдал ему конверт.

— Да-да, мсье Скальфаро, — подтвердил хозяин гостиницы. — Он привезет ваш паспорт. Вот письмо от него, мсье.

Бегло прочитав письмо, Лион накинул единственное имевшееся у него в багаже пальто на плечи и направился к располагавшемуся на окраине городка небольшому строению, которое служило одновременно кассой и автовокзалом.

Когда Лион обратился к кассиру, молодому парню в бурнусе, с просьбой о билетах на автобус до Эль-Гара, тот развел руками.

— Нет, мсье. К сожалению, все билеты на автобус были проданы еще неделю назад.

Лион в ярости грохнул кулаком по деревянной стойке кассы.

— Вы что, больны, мсье? — с удивлением посмотрел на него кассир.

Лион вытер пот, заливавший ему глаза.

— Нет, больна моя жена. Мы должны уехать сегодня.

— Но это невозможно, — сказал кассир.

— Нет! Возможно, очень даже возможно! — сказал Лион. Он достал толстую пачку банкнот и положил их перед кассиром.

— Ну что? Это возможно?..

Тот кивнул:

— Возможно.

В автобусе до Эль-Гара Лион едва не потерял сознание. Он сполз с сиденья на пол, бессильно запрокинув голову.

Джастина принялась поднимать его.

— Ливень! Ливень, дорогой… Что с тобой? Ну что случилось? Садись, ты ушибешь себе спину.

Ей едва удалось посадить его на сиденье.

— Ну, вот так… Давай я тебя укрою… Ты замерзаешь.

Лиона трясло в горячке. Джастина пощупала его лоб, который больше напоминал полуденный песок в пустыне.

— Да, со мной что-то не так, — весь дрожа, произнес Хартгейм.

— А как ты думаешь, что это? — спросила Джастина.

— Не знаю… Когда мы приедем? Мне очень хочется спать…

Она положила его голову себе на грудь.

— Давай, вот так. Ложись. Ты прав, тебе нужно поспать. Поспи. Хорошо? Тебе будет гораздо лучше, когда ты отдохнешь, дорогой.

Сердце ее сжималось от жалости. Бедный Ливень, он заболел. Хорошо, если это просто воспаление легких или что-нибудь в этом роде… А вдруг малярия? Джастина не хотела об этом думать и гнала от себя мрачные мысли.

Утром они приехали в Эль-Гар.

Когда автобус въезжал за городские стены, высокий араб, сидевший в автобусе перед Джастиной, обернулся и, радостно улыбаясь, сказал:

— Вы приехали в Эль-Гар, мадам. Это прекрасный город. Соль из Судана, перья страусов, шкуры леопардов… Представляете?

Лиону все-таки удалось немного поспать, и он чувствовал себя лучше. Приступ болезни миновал, и он был в хорошем настроении.

— Я благодарен тебе за то, что ты хранила мои сны, — сказал он, выходя из автобуса. — Мы сможем отдохнуть здесь несколько дней. Правда?

Джастина тоже сияла. Он уже чувствует себя хорошо!

— Да, наверное, — сказала она, повязывая на голову платок, чтобы защитить себя от лучей нещадно палящего солнца.

Внезапно Лион потерял сознание и рухнул на землю.

— Боже мой! — закричала она, бросаясь к нему.

Тот же молодой араб помог Джастине поднять упавшего на землю Лиона.

— Где отель? — быстро спросила она. — Вы можете показать нам, где отель?

Лион снова пришел в себя. Джастина и молодой араб подставили свои плечи под его руки и, оставив чемоданы возле автобуса, направились к стоящему в нескольких десятках метров от них двухэтажному дому с выцветшей вывеской: «Отель Эль-Бахджа».

Лион еще пытался улыбаться.

— Черт возьми… — беззлобно выругался он и несколько раз плюнул на землю кровью. — Я, кажется, прикусил себе язык.

— Нет-нет, не надо ничего говорить. Тебе сейчас нужно беречь силы. Помолчи, — торопливо проговорила Джастина.

Словно не обращая внимания на ее слова, Лион опять повторил:

— Да, я, кажется, прикусил язык… Черт, какое неприятное ощущение!..

Джастина почувствовала, как тело Лиона вдруг обмякло, и он снова стал падать. Едва удержав его на ногах, Джастина со слезами взмолилась:

— Ливень, дорогой, ты можешь хоть немного идти? Мы не сможем дотащить тебя до отеля, если ты упадешь. Я тебя очень прошу, держись…

Кое-как они все-таки добрались до отеля, куда вездесущие арабские мальчишки притащили их багаж.

Лион, завернувшись в пальто и одеяло, сидел в углу большой комнаты, куда носильщики вносили чемоданы.

— Господи, ты весь горишь, — бормотала Джастина, ощупывая его лоб и щеки. — Чем же мне помочь тебе?

Лион стал заваливаться набок.

— Нет-нет, только не паникуй! — воскликнула Джастина. — Не надо! Ты просто заболел. Я буду заботиться о тебе. Ты слышишь меня? Лион?

Он глядел на нее из-под полуприкрытых век.

— Да…

Не успев больше ничего сказать, он снова закрыл глаза, и его начала бить крупная дрожь.

Нужно было срочно искать доктора.

— Побудь здесь один, дорогой, я скоро вернусь. Я найду какого-нибудь врача и приведу его сюда. Ты сможешь побыть немного без меня?

Он едва заметно шевельнул потрескавшимися от жара губами:

— Да.

— Только не вздумай делать какие-нибудь глупости. Я очень быстро вернусь.

Она стремительно спустилась на первый этаж и спросила у портье:

— Где здесь можно найти врача?

Тот озабоченно покачал головой:

— Боюсь, что ничем не смогу помочь вам, мадам. Врач неделю назад уехал из нашего города.

Сердце Джастины похолодело.

— У вас что, был один врач на весь город?

— Да. Теперь его нет.

— Но, может быть, здесь можно найти какие-нибудь медикаменты?

У Джастины оставалась последняя надежда, но и она исчезла, когда портье снова отрицательно покачал головой.

— Нет, мадам. После того, как отсюда ушли французы, в этом городе не осталось аптек.

— Мой муж болен заразной болезнью, а я ничем не могу помочь ему…

Портье лишь молча опустил голову.

Джастина еще долго бродила по городу, пытаясь хоть что-нибудь узнать. Но все было напрасно. У нее не оставалось другого выхода, как вернуться в гостиницу.

Когда она вошла в комнату, то Лион по-прежнему лежал на постели, закутанный в одеяло. Глаза его были закрыты.

Джастина наклонилась над ним и, не в силах сдерживать рыдания, уронила голову ему на грудь.

Он неожиданно открыл глаза и слабым голосом произнес:

— Джастина…

Она подняла на него мокрые от слез глаза.

— Что?

— Я пытался вернуться, но сейчас я… Я останусь здесь.

— О чем ты?

Он повернул голову и посмотрел на дверь.

— Джастина, здесь еще кто-нибудь есть?

— Что-что?

— Здесь есть кто-нибудь?

— Нет-нет. Здесь никого нет.

— А я волновался, что здесь кто-то еще… — шептал Лион. — А дверь заперта?

Джастина оглянулась.

— Ну да, конечно.

— Хорошо. Я давно хотел сказать тебе кое-что…

Джастина прикрыла ему рот рукой.

— Не надо, ничего не говори, Ливень. Я все знаю. Тебе нужно беречь силы. Не надо ничего говорить.

— Я не помню…

— Может быть, ты чего-нибудь хочешь? — спросила она. — Может быть, ты хочешь пить?

Он едва заметно покачал головой:

— Нет. Я не хочу, чтобы ты уходила…

Она порывисто вскочила с постели.

— Нет, я схожу за водой.

— Не нужно, — остановил ее Лион. — Останься со мной.

Она разрыдалась.

— Я с ума схожу от того, что тебе так плохо!.. Ведь здесь, в этом Богом забытом месте, нет ни аптеки, ни доктора… Я даже не знаю, что делать. Здесь вообще никого нет…

Лион достал руку из-под одеяла и погладил Джастину по щеке.

— Не надо волноваться за меня, — сказал он. — Потому что я здесь… Иногда я бываю здесь, иногда там… Временами я возвращаюсь сюда… А временами я там, далеко отсюда… Совсем один… Ты знаешь, я совсем один… Я не могу переносить этого там! Ты слышишь?

Так бредят умирающие.

Лион еще порывался обнять ее, но она остановила его.

— Нет-нет, не надо… Лежи, дорогой, — ее слезы капали ему на лицо. — Не вставай, я здесь, рядом с тобой.

— Ты знаешь, как это ужасно?.. Ты понимаешь, каково это — быть совершенно одному? Джастина, все эти годы я жил для тебя, но не знал этого… Но теперь я знаю… Да, я знаю… Скажи Дженни… Ты уходишь…

— Нет-нет, я здесь… — зарыдала она. — Я здесь, я остаюсь с тобой, Лион… Ты слышишь меня? Слышишь? Не уходи, Лион!.. Пожалуйста, останься здесь! Останься со мной! Лион, дорогой… Дорогой… Ну, я же здесь, я с тобой… Ну, пожалуйста… Лион!..

Его глаза стали медленно закрываться, руки ослабли и бессильными плетями повисли вдоль тела.

— Лион, дорогой… Пожалуйста… Я же здесь, с тобой… Пожалуйста… Пожалуйста, останься со мной… Посмотри на меня, Лион… Посмотри… Что я буду делать одна? Пожалуйста, не оставляй меня… Не уходи…

Она припала к его холодеющим губам, но Лион уже не слышал ее. Он был далеко — там, где уже были Дэн, Ральф, Стэн, Дик Джоунс и многие, многие другие…

Взглянув на него в последний раз, Джастина увидела, что глаза его закрылись не полностью. На мгновение ей показалось, что он еще жив.

— Лион! — закричала она. — Ты слышишь меня?

Нет, показалось.

Джастина медленно подняла отяжелевшую, будто свинцовую руку и прикрыла веки Лиона.

Силы покинули ее, и она тихо опустилась на пол рядом с кроватью.

 

72

На следующий день здесь, в отеле «Эль-Бахджа», ее обнаружил Луиджи Скальфаро.

Она сидела на ступеньках гостиницы, обхватив руками маленький чемоданчик.

Луиджи приехал на «мерседесе», принадлежавшем Моррисам. Он вышел из машины и остановился перед Джастиной.

— А где Лион?

Она безучастно взглянула на Скальфаро.

— Умер.

— Я могу чем-то помочь?

— Отвези меня домой.

— В Лондон?

Она медленно покачала головой.

— Нет. Я хочу в Австралию. К маме.