59

Вирджиния, как в тумане, вышла от миссис Эллен. «Муженек… муженек… или муженек…», — бесконечно повторяла она эти слова. «Как все просто… Вы хотите подзаработать? Пожалуйста… До пяти?.. Прекрасно… Или муженек… муженек…» В голове мелькали обрывки разговора, они изматывали ее. Вирджиния не стала брать машину и шла по улицам, не осознавая, где она находится. Неожиданно ее внимание привлекло величественное здание с колоннами. Вирджиния еще плохо знала Нью-Йорк, и ей было незнакомо это здание, но простота и совершенство архитектуры на мгновение отвлекли ее внимание. Но лишь на мгновение. Она тут же вспомнила, откуда идет, и отвернулась: у нее не было права на созерцание этого благородства.

Дорога вывела ее к парку, и она узнала его: они с Ральфом иногда приезжали сюда погулять. Ральф… самый благородный человек из всех, кого она только знала в своей жизни. И она, его жена, — проститутка… Почти оглушенная непривычным шумом огромного города, ошеломленная тем, что с ней сегодня произошло, Вирджиния вошла в парк. Весеннее солнце уже растопило снег, и на всех аллеях копошились рабочие: обрезали деревья, оформляли лужайки, разбивали клумбы. Вирджиния прошла дальше и оказалась на берегу пруда с лодочной станцией. Лодки еще не были спущены на воду, их только еще подновляли и красили. Вирджиния спустилась к самой воде, вода была еще мутная, грязная, и она не раздумывая сунула в пруд обе руки. Вода, так зачаровавшая ее своей мутной неподвижностью, оказалась ледяной, и Вирджиния с криком отпрянула от берега, ужаснувшись своей внезапной прихоти. И тут же без всякой связи ей в голову пришла мысль: «А что, если рассказать Ральфу о том, где я сегодня была, и вообще обо всех этих наваждениях…» Интересно, поймет ли он ее? А может быть, отвернется с презрением или даже с брезгливостью. «Но разве наказывают за приступ безумия? А то, что я сделала, — это форменное помешательство. Когда-то мои родственники сочли меня безумной за элементарное желание жить свободно и говорить то, что думаешь, а не то, что положено. Что бы сейчас сказал дядя Роберт, узнай он о моем визите в это заведение? Впрочем, какая мне разница, что сказал бы дядя Роберт или даже мать, — что сделает Ральф? Нет, все-таки клин вышибают клином. Я заболела, я сошла с ума и пошла лечиться в сумасшедший дом. И этого похода мне вполне хватило. Я выздоровела…»

Сейчас Вирджиния твердо верила, что все в прошлом. Сама мысль о возвращении к миссис Эллен ужасала ее. Впрочем, череда оправдательных и, как казалось Вирджинии, спасительных мыслей вскоре закончилась. Она снова ощутила абсолютную пустоту, полную неспособность соображать. Вирджинии вдруг показалось, что все ее существо, и душа, и тело втягиваются в огромную похотливую пасть неведомого чудовища. Она подняла безумные глаза… Совсем рядом, так близко, что можно было дотянуться рукой, стоял огромный мужчина. Как, откуда он появился? Мощные голые шея, руки, торс… Скорее всего, рабочий… Наверное, отсюда, с лодочной станции. Его штаны были заляпаны зеленой и желтой краской, от него и несло краской, да еще табачным перегаром. Вся его жилистая фигура говорила о недюжинной физической силе.

Мужчина остановил свой тяжелый взгляд на Вирджинии, не подозревая, что творится в душе этой холеной женщины, какую бурю чувств он у нее вызвал.

В его глазах появилась искорка интереса. Скоро его опять позовут красить эти чертовы лодки, а пока есть возможность разогнуться, размять кости. Почему бы не перекинуться парой ласковых с этой симпатичной и явно не бедной сучкой? А вдруг — ищет приключений на свою задницу?.. Нет, слишком хорошо одета и лицо не такое, видно, не из тех. А жаль…

В последний год Вирджиния часто ловила на себе внимательные и даже призывные взгляды незнакомых мужчин, но они только раздражали ее. Однако такого бесстыдного, такого откровенного взгляда, выражающего почти скотское желание, она еще никогда не видела. Если, конечно, не считать того, кто преследовал ее в снах…

«Я жду… Ну же, не бойся, дотронься до меня… Я живая… очень живая… я женщина… Коснись, только коснись, умоляю… Нет… не может решиться. Наверное, отец большого семейства… Ах, если бы все это происходило на 15-й улице у миссис Эллен… За тридцать долларов!..»

Вирджиния почти уже теряла сознание от безумного желания и готова была сама вцепиться в этого звероподобного мужчину. Она мутным взглядом обвела все пространство парка с копошащимися фигурами рабочих. Многие из них сбросили рубашки, и их жилистые тела блестели от пота под теплыми лучами весеннего солнца. Эти рабочие и мужчина с низким звериным лбом и неподвижным лицом, который не спускал с нее глаз, — все они скоро будут иметь ее у миссис Эллен за тридцать долларов.

Из домика на берегу пруда, где располагалась лодочная станция, позвали какого-то Джона, и мужчина повернулся на зов: — Иду! — Вирджинию пронзил невыносимый страх, она опять потеряла чувство реальности, думая только о том, что вот сейчас этот мужчина исчезнет, как и тот, в темном тупике из ее кошмарного видения.

Вирджиния поняла, что больше не вынесет этого, нельзя допустить, чтобы и этот мужчина ушел тоже.

— Подождите! Подождите! — простонала Вирджиния.

Ее горящие глаза вновь сошлись с тупым вожделенным взглядом мужчины.

— В три часа, — торопливо заговорила Вирджиния, — на 15-й улице, номер 9, у миссис Эллен…

Он тупо качнул головой, и его длинные сальные волосы разлетелись по плечам. Вирджиния так и не поняла, понял он ее или нет, а может быть, понял, но у него нет денег. Не спуская взгляда с мужчины, она засунула руку в сумочку и протянула ему сто долларов. Он взял их, ухмыльнулся, а когда поднял голову, Вирджиния была уже далеко. Мужчина пожал плечами, бережно свернул купюру и побежал к лодочной станции, откуда грубые мужские голоса ругали его на чем свет стоит за то, что он слишком долго цацкался с этой дамочкой. «Чего она хотела, Джон?!» — не столько услышала, сколько догадалась Вирджиния, о чем его спросили товарищи, потому что минуту спустя после того, как он к ним подошел, раздался громкий хохот.

Неожиданно Вирджинии страстно захотелось увидеть мужа. Кто знает, может быть, в его внимательных глазах, в его ровном спокойном голосе она надеялась найти спасение. Маятник, достигнув крайней точки, качнулся в другую сторону: Вирджиния устремилась к своему Ральфу с таким же желанием, с каким только что думала о другом мужчине. Она почти побежала по аллее и уже на выходе из парка поняла, что муж не остановит ее, не спасет и уже ничего не сможет делать. Она приняла решение, и этим все сказано. В ней уже жила страшная уверенность в том, что никто и ничто не помешает ей быть в назначенное время на 15-й улице. Ей незачем искать оправдания тому, что произошло, и от своего наваждения она никуда не денется: на каждом перекрестке города она встретит десятки простых, неотесанных мужланов, с которыми ей захочется переспать. Поэтому 15-я улица — это то, что ей сейчас нужно. Однако пока жертвоприношение не свершилось, она бежала в Ральфу. Пусть он в последний раз увидит ее такой, какой знал раньше.

Времени было 12 часов дня, и Вирджиния знала, что в это время Ральфа никогда не бывало дома, но нетерпение подстегивало ее, и она решила поехать к дяде Ральфа, Рональду де Брикассару, надеясь застать мужа у него.

— Мистер Ральф де Брикассар здесь? — спросила она горничную, едва та открыла дверь.

— Да, мистер Ральф в гостиной вместе со своим отцом, — ответила горничная, удивленная несвойственной миссис де Брикассар горячностью. — Я пойду скажу им, что вы пришли.

— Нет, нет, спасибо, не надо, — заговорила Вирджиния, остановившись в замешательстве посреди прихожей. Она не знала, что отец Ральфа был в Нью-Йорке, и ей стало страшно от мысли, что он посмотрит на нее и все поймет.

«Может быть, уйти, но ведь горничная скажет, что я приходила сюда. Нет, надо собраться с духом и войти».

Горничная еще с минуту постояла рядом и, не дождавшись, пока Вирджиния снимет пальто, ушла все с тем же недоуменным выражением на лице. Оставшись одна, Вирджиния прижала ладони к пылающим щекам и заставила себя успокоиться. Дотом, раздевшись, открыла дверь в гостиную.

Увидев жену, Ральф порывисто поднялся из чресла и, тревожно взглядываясь в ее разгоряченное лицо, пошел ей навстречу. Мистер де Брикассар тоже поднялся и остался на месте, опершись рукой о спинку кресла. Он с улыбкой смотрел на Вирджинию, и было видно, что он рад ее неожиданному приходу. Не дожидаясь вопроса Ральфа, Вирджиния сказала:

— Прости, если я не вовремя. Просто я проезжала мимо и решила заехать. — Потом повернулась к отцу Ральфа и оживленно воскликнула: — Я так рада видеть Вас, мистер де Брикассар. Это для меня такая неожиданность. Ральф мне ничего не сказал, что Вы должны были приехать. У вас все в порядке? А где дядя Рональд, что-то я его не вижу? — Вирджиния боялась остановиться, ей казалось, что чем больше она говорит, тем лучше. Во всяком случае, никто не обратит внимания на ее возбуждение, подумают, что оно вызвано неожиданной встречей с отцом Ральфа. Может быть, так бы оно и вышло. Мистер де Брикассар мало знал жену сына, видел ее всего раза два-три. Правда, ему казалось, что она более сдержанна в проявлениях своих чувств, но кто может сказать, что хорошо знает женщин: их настроение меняется несколько раз на дню. Единственное, что его насторожило, это вопрос о Рональде. Неужели она не знает о его болезни? Может быть, Ральф ничего ей не сказал, потому что она и сама недавно переболела, и он решил лишний раз не волновать ее. Мистер де Брикассар увидел устремленный на него умоляющий взгляд сына и спокойно ответил Вирджинии:

— Рональд приболел немного. Знаете ли, весенние простуды… Но ничего серьезного. А я здесь по делам, причем совершенно неожиданно, поэтому и сообщить никому не успел.

Вирджиния заметила взгляд, которым обменялись отец с сыном, но решила не придавать ему значения, ей вполне хватило объяснения мистера де Брикассара о его неожиданном приезде и простуде дяди Рональда.

— Я надеюсь, вы пообедаете с нами? — спросил мистер де Брикассар, усаживая Вирджинию в кресло.

— Нет, нет, — испуганно заговорила Вирджиния. Ей уже хотелось побыстрее убежать отсюда, чтобы не видеть этих участливых глаз, не слышать спокойных доброжелательных, ничем не омраченных голосов мужа и его отца. — Мне еще надо заехать… — у нее едва не сорвалось с языка «к Рэйчел», но она тут же подумала, что Ральф случайно может встретиться с Рэйчел и узнать, что они не виделись… — в магазин. Я и заехала-то сюда, потому что была поблизости, делала покупки. Пожалуй, я пойду. Надеюсь, что мы еще увидимся, — улыбнулась Вирджиния мистеру де Брикассару и встала. Ральф вышел вместе с ней в прихожую.

— Хочешь, я поеду с тобой по магазинам? — спросил он, помогая ей одеться. — Может быть, отвезти тебя домой?

— Нет, не надо, оставайся с отцом, вы ведь так редко видитесь. Я зашла просто, чтобы повидать тебя, милый. — Она уже подошла к двери, но внезапно вернулась и с какой-то конвульсивной горячностью поцеловала в губы.

— Возвращайся к отцу, дорогой, он ждет тебя.

Очутившись на улице, Вирджиния вздохнула с облегчением и решила немного пройтись по улице, чтобы успокоиться. В сквере уже вовсю зеленели деревья, между скамеек бегали бледные после зимы дети. Время от времени сквозь серенькие облака пробивались солнечные лучи и, отражаясь от блестящих водосточных труб близко стоящих домов, слепили глаза. Вирджиния прошла вдоль центральной аллеи и, добравшись до ближайшей скамейки, на которой о чем-то перешептывались две немолодые уже женщины, буквально рухнула на нее. Она не думала сейчас ни о миссис Эллен, ни о муже, лишь прислушивалась к тому, что творится у нее внутри. А там опять щемящей волной поднялось дикое желание, сводившее ее с ума. А может быть, все это не так уж и страшно. Может быть, стоит ей только раз попробовать, и наваждение исчезнет. Так она сидела с час, если не больше. Потом решительно поднялась и отправилась на 15-ю улицу, отправилась туда, куда властно указывал внутренний голос.

Миссис Эллен, казалось, была счастлива, завидев такую гостью.

— Я уже не рассчитывала на вас, малышка, — весело сказала она. — Вы так внезапно ушли, что я подумала, будто вы испугались. Правильно: нечего бояться.

Ласково посмеиваясь, она проводила Вирджинию в небольшую комнатку, окно которой выходило в мрачный двор.

— Вещи положите сюда, — указала Эллен, открывая шкаф, в котором Вирджиния заметила два пальто и две шляпки.

Она безмолвно повиновалась. «Нужно предупредить… Этот мужчина, который придет ко мне… только он…» — думала Вирджиния, но рот, будто сведенный судорогой, не открывался. Оставалось только слушать хозяйку, голос которой почти убаюкивал и одновременно наводил ужас.

— Вы видите, милочка, я бываю здесь, когда не нужна клиентам и девочкам. Тут не очень светло, но у окна я вполне могу заниматься своими делами. Бухгалтерия, рукоделье и прочее. Ваши подружки мне помогают. Если, конечно, не заняты. Дэзи и Эдна. Обе исключительно симпатичные. Работают с огоньком и безо всяких историй. Не то что Югетт, третья, которую я выпроводила пять дней тому назад. Между прочим, очень красивая девушка, но доставляла массу неприятностей. А вот вы, вы чем-то от них отличаетесь, малышка… Правда, пока не пойму чем… Но как вас зовут?

— Я… я не хочу этого говорить.

— Глупенькая, никто у вас свидетельство о рождении и не спрашивает. Выберите себе имя сами. Пусть оно будет красивым и немного кокетливым. Чтобы клиентам нравилось… Не спешите. Это придет само. Подумаем и мы: ваши подружки и я. Имя должно подходить вам, как перчатка.

В конце коридора засмеялись, и Эллен пояснила: — Это они: Дэзи и Эдна. Они сейчас с мистером Гарри, одним из наших лучших клиентов. Коммивояжер, много зарабатывает… Правда, немного с приветом. Нет, не бойтесь, почти все, кто сюда приходит, люди хорошие. «Приветы» у них по другой части. Вам понравится у меня, я уверена. Пока будем их ждать, давайте выпьем. За вас. Что вы предпочитаете? В моей коллекции есть все ликеры. Посмотрите!

Эллен покопалась в шкафу и извлекла на свет несколько бутылок. Вирджиния наугад показала на одну из них. Ликер оказался анисовым. Хозяйка заведения цедила его мелкими глоточками, принюхиваясь к букету и томно вздыхая. Вирджиния, которая проглотила уже несколько рюмок, вкуса напитка так и не почувствовала.

— Пока назовем вас Таинственная Незнакомка, — прервала молчание миссис Эллен. — Это вам подойдет? Да? Хорошо. Вы прекрасно сложены. Немножко застенчивы, но это естественно, это пройдет. Да! Постараемся, чтобы вы уходили ровно в пять. Так? Все будет хорошо… Вы его любите?

Вирджиния гневно посмотрела на хозяйку.

— О! Какие глаза! Я не настаиваю, и признаний не требую. Скоро вы сами все расскажете. Запомните: я для вас не хозяйка, а подружка, причем настоящая. И в жизни разбираюсь получше многих… Конечно, мое положение мне нравится гораздо больше, чем ваше, но что поделаешь… не вы и не я придумали это общество. Поцелуйте меня, моя маленькая Таинственная Незнакомка…

В голосе миссис Эллен не было ничего, кроме дружеского участия, но Вирджиния резко отшатнулась. Нахмурив брови, с напряженным и бледным лицом, она повернулась туда, откуда недавно раздавался смех. Тишина квартиры прерывалась теперь лишь приглушенными неясными шумами и звуками, которые, как казалось Вирджинии, совпадали с ритмом ее сердца. Устав ждать, она посмотрела на миссис Эллен одним из тех откровенных взглядов, о которых потом сожалеют, потому что он выдает слишком глубоко упрятанное, то, что хотят скрыть. Это не прошло мимо внимательной хозяйки. Она поднялась и, поправляя волосы, повторила:

— Запомните: ни я, ни вы не виноваты, что общество таково… Нам же остается либо страдать, либо наслаждаться. Последнее предпочтительней.

Кто-то прервал ее немного охрипшим, но веселым голосом:

— Мадам, мадам, вы нам нужны!

— Дэзи мучает жажда, — смеясь, пояснила Эллен и вышла из комнаты.

Едва захлопнулась за хозяйкой дверь, Вирджиния подумала, что надо бежать. Ей казалось, что она не может оставаться здесь ни секунды, ибо связать свое присутствие в этом месте с чем-то реальным из ее прежней жизни не удавалось. Она не помнила уже ни рабочего из парка, ни героя ее сексуальных фантазий, ни Ральфа, даже миссис Эллен и та будто испарилась вместе со своим уходом. Вирджиния больше не осознавала, какая последовательность фактов привела ее сюда, и эта загадка, тайна заставила ее ужаснуться и вспомнить о свободе. Но дальше мыслей дело не тронулось. Она словно впечаталась в кресло. Из забвения ее вывел громкий мужской голос, отчитывающий кого-то:

— У вас новенькая, и вы ее до сих пор не привели?! Не-хо-ро-шо!..

Тут же на пороге возникла миссис Эллен, которая взяла Вирджинию за руку и увлекла за собой.

— А вот и Таинственная Незнакомка!

Хозяйка представила ее всем, кто находился в той самой комнате, в которой Вирджиния была утром. Но она не узнавала ее, потому что ей мнился вертеп, а им и не пахло: смятая постель, пиджак на спинке стула, аккуратно поставленные туфли. Обычное мещанское жилье. Прямо против нее, в кресле, с пышной брюнеткой на толстых коленях сидел и громко хохотал мужчина. При этом он как бы по обязанности небрежно ласкал мощную грудь женщины. Или щекотал, потому что та время от времени заливалась смехом и кричала что-то вроде «не надо, пусти!» Широкие подтяжки на голом теле, выпирающий живот, жирная короткая шея и маленькая лысоватая голова с простодушным и одновременно самодовольным лицом. Обладатель всего этого вдруг засучил маленькими ножками в ярких носках и заорал, как будто все были глухими:

— Привет, красотка! Сейчас ты выпьешь шампанского! С нами и с моей старой подружкой Эллен! Конечно, после завтрака я бы лучше пропустил коньячку, но Эдна, — он сбавил тон и показал пальцем на довольно тщедушную женщину, которая сидела на постели и надевала платье, — хочет шампанского. Сегодня она хорошо поработала, и я не буду упрямиться.

Гарри, а это был он, посмотрел вслед Эллен, ушедшей за вином, и вздохнул.

— Ты ее хочешь? — спросила Дэзи, продолжая ласкать клиента.

— Ну тебя! Вы с подружкой здорово меня сегодня уездили, для нее я должен отдохнуть.

— Даже и не думай об этом, это не хорошо, — съязвила Эдна. — Миссис Эллен — очень приличная женщина, которая со всяким не будет… Займись-ка лучше новенькой. Посмотри на нее, даже сесть боится.

— Таинственная Незнакомка, дорогая, — сказала Эллен, входя с бутылкой и бокалами, — помоги мне, пожалуйста.

— Она действительно похожа на молодую и непорочную девушку, — заметила Дэзи, — только на англичанку… в этом костюме… не правда ли?

Она подошла к Вирджинии и сказала ей шепотом, почти на ухо:

— Нужно надевать платье, которое снимается быстро, как рубашка. В этом ты потеряешь много времени.

Непостижимым образом услышав последнюю фразу, Гарри воскликнул:

— Ничего подобного! Малышка права! Этот костюм ей здорово идет. Покажись-ка… подойди сюда… ближе…

Он привлек ни живую ни мертвую Вирджинию и пробормотал, уткнувшись ей в шею:

— Это, должно быть, очень приятно… раздевать тебя?

Миссис Эллен, испугавшись того, что было написано на лице Вирджинии, поспешила ей на помощь:

— Шампанское согреется, мои детки! За здоровье мистера Гарри!

— Я тоже так думаю!

Шампанское было слишком сладким и в самом деле теплым. Сделав глоток, Вирджиния вдруг представила молодую женщину — себя — в вечернем платье с обнаженными плечами, сидящую в ресторане рядом с красивым элегантным мужчиной — Ральфом, или себя же в лесу на острове, пьющую чистую, хрустально чистую родниковую воду. Но сейчас Вирджиния чувствовала себя приговоренной и сделала то, чего от нее ждали: выпила вместе со всеми до дна. Вскоре бутылка опустела, потом пришла очередь другой. Захмелевшая Дэзи надолго впилась в губы Эдны. Миссис Эллен посмеивалась учтивым смехом, а Гарри пыжился выдать свои непристойные шутки за остроумные. Лишь напряженная и трезвая Вирджиния не участвовала в общем веселье. Неожиданно чьи-то сильные руки легли на ее бедра и подняли в воздух. Оказавшись на коленях Гарри, она увидела его влажные глаза и толстые губы, которые нашептывали:

— Ну что, Таинственная Незнакомка, теперь твоя очередь. Нам будет хорошо… очень хорошо…

И снова она не смогла сдержать себя — состроила мину, годившуюся скорее для психолечебницы, чем для дома на 15-й улице. И снова Эллен предпочла вмешаться:

— Погоди, Гарри, я на секундочку уведу нашу новенькую. Не торопи ее, она ведь здесь впервые.

— У тебя?

— И у меня, и везде. Она никогда еще не была в таких домах.

— Значит, я буду первым? Это подарок! Спасибо, Эллен!

Вирджиния, словно послушный ребенок, позволила отвести себя на половину Эллен.

— Ну как, малышка, вы довольны, я думаю? — спросила хозяйка. — Не успела войти — и уже выбрана. И человеком благородным, хорошо воспитанным, а не каким-нибудь прощелыгой. Не терзайтесь, мистер Гарри не слишком требователен. Отдайтесь ему и все. Туалет слева. Но к нему войдите одетой, как сейчас. Помните: он вас отметил по костюму. И хоть немного улыбнитесь. Профессия такова, что клиент должен верить в ваше желание. Эй, вы меня слышите?

Вирджиния оставалась абсолютно безучастной. Втянув голову в плечи, она учащенно дышала, и этот неровный звук, казалось, был единственным признаком жизни. Миссис Эллен решительно развернула ее к двери и наконец услышала:

— Нет, это бесполезно, я не пойду.

— Вот-те раз! Где же ты, по-твоему, милочка, находишься?!

В один миг миловидная и приветливая Эллен превратилась в злобную фурию, мечущую громы и молнии. Никогда еще Вирджиния не выслушивала в свой адрес такие слова, ибо хозяйка в выражениях не стеснялась. Но не страх, не возмущение и не чужая воля подтолкнули Вирджинию в ту комнату. Она вслушивалась в площадные ругательства Эллен и чувствовала в себе растущее, как на дрожжах, желание быть униженной, покоренной, взятой так, как мог бы это сделать герой ее кошмаров. И Гарри подходил для этой роли лучше всего! Смутный свет признательности Эллен появился в ее надменных глазах, и она повиновалась.

За время недолгого отсутствия женщин Гарри не сидел без дела. Сняв и аккуратно сложив брюки, он развлекался живописным раскладыванием своих подтяжек на маленьком круглом столике в углу комнаты. Вирджиния вошла, когда он вносил в работу последний штрих: улучшал цветовую гамму композиции собственными пестрыми кальсонами. Увидев голого мужчину, она поспешила ретироваться, но Гарри в два прыжка настиг Вирджинию и преградил ей дорогу.

— Да ты в самом деле дикарка, моя славненькая! — произнес он с умилением. — Ты видишь: я умею жить, остальных девок выгнал. Так нам будет уютней. Небось стесняешься девок, а?.. А меня?..

Он подошел к ней вплотную, и Вирджиния заметила, что он ниже ее ростом, взял ее за подбородок и серьезно сказал:

— Ладно, это все шуточки. А теперь скажи, это правда… ты первый раз с другим… не с тем, кого любишь, а с посторонним? Нужны деньги?.. Нет?.. Ты хорошо одета, но это ни о чем не говорит… А может… немного порока, а?.. Любишь порок? Так он здесь есть! Пользуйся!..

Отвращение захлестнуло Вирджинию, и она отвернулась, чтобы не уступить желанию ударить по этой довольной и пресыщенной физиономии.

— Тебе стыдно, скажи, тебе стыдно?.. — шептал Гарри. — Ты будешь довольна. Я тебе докажу, вот увидишь…

Он попытался стянуть с Вирджинии пиджак, но она вывернулась и отскочила в сторону.

— Нет, это не кривлянье! — победно закричал Гарри. — Ты меня возбуждаешь, детка! Ох, как ты меня возбуждаешь!

Он бросился на Вирджинию и с размаху угодил головой в ее грудь. Почувствовав боль, она, не раздумывая, влепила ему звонкую пощечину. Несколько мгновений мужчина оставался в оцепенении, но затем, вспомнив, что он здесь платит, преобразился. Побагровев от досады, Гарри медленно приблизился к женщине и с угрожающим видом принялся ее раздевать, не встречая при этом никакого сопротивления.

— Сумасшедшая! Я, конечно, шутник, но не с потаскухами вроде тебя, — приговаривал он, срывая с нее предмет за предметом: платье, комбинацию, чулки… — Еще раз дернешься — оставлю мокрое место…

И та же отвратительная нега, что охватила ее несколько минут назад, в разговоре с Эллен, с новой силой навалилась на Вирджинию и сковала ее волю.

 

60

Она покинула этот дом, даже не успев толком привести в порядок одежду. Хозяйка высказывала ей какие-то упреки, «девочки» шутили, но Вирджиния их не слышала. Она все еще была с Гарри. Наслаждение, которое пришло к ней во время раздевания, исчезло, как только он коснулся ее тела. Гарри овладел ею почти мертвой.

Она убегала от миссис Эллен, от первого клиента, от всего, что уже натворила и что еще предстояло сделать на этом пути. За спиной оставались сумеречные аллеи, ярко освещенные, но едва узнаваемые улицы и площади с копошащимися прохожими. За спиной оставалось прошлое. Верней, Вирджинии так казалось. Возвратиться домой? Нет, даже мысль об этом она считала недопустимой. Она вышагивала все быстрее, не думая, куда идет, и с каждой минутой побега ей было все труднее преодолевать препятствие, воздвигаемое в сознании между сегодняшней и вчерашней жизнью. Словно загнанный зверь, пытающийся уйти от погони, она то углублялась в плотную толпу праздно шатающейся публики, то бесцельно брела по пустынным улочкам неизвестных ей кварталов. Наконец смертельная усталость заставила ее остановиться. Вирджиния прислонилась к стене, укрывшись в густой тени деревьев. И опять тягостные картины одна за другой закружились в ее мозгу. И она вновь нашла в себе силы идти и даже бежать, лишь бы избавиться от наваждения. Но уже ничего не помогало. Наоборот, несмотря на смертельный ужас, Вирджиния с упорством копалась в памяти, выискивая все новые и новые подробности своего грехопадения.

Но время, которое, как известно, лечит, шло, и мало-помалу она поняла, что больше не может заниматься своими мыслями. Ведь кто-то еще был в ее жизни… Кто? А, Ральф… Почти галлюцинацией Вирджинии представился подъезд ее дома, взгляд консьержки, улыбка прислуги, зеркала, которые по очереди отразят ее похотливое лицо, на котором клеймом горят отпечатки ищущих губ Гарри… Лучше было бы бежать к миссис Эллен и закрыться там на день, на ночь, на всю оставшуюся жизнь.

«Таинственная Незнакомка», — вдруг вспомнила Вирджиния свое новое имя, скорее кличку, и поморщилась: позволит ли это имя вернуться ей в родной дом?..

Неожиданно ее внимание привлекла машина, такси, которое медленно двигалось по улице и в поисках пассажиров подмигивало фарами. Вирджиния отчаянно замахала рукой, вцепилась в дверцу, едва не на ходу открыла ее и упала на сиденье, повторяя:

— Быстрее! Умоляю! Быстрее!..

Образ Ральфа стоял перед глазами. Она знала: нужно быть дома раньше него и сделать все, чтобы он не страдал. А может быть, он уже дома?

— Уже почти семь, — прошептала она, вбегая в спальню. Какое счастье, что его еще нет!

Сбросив в ванной ненавистное, захватанное сальными пальцами клиента белье, она бросилась под душ и стала лихорадочно намыливать все тело — раз, другой, третий. До боли, до кровоподтеков. «Ах, если бы можно было сменить кожу!..» — думала Вирджиния.

Ей так хотелось запалить огонь в камине, чтобы сжечь одежду-свидетельницу, но муж вот-вот должен был прийти, и она просто все попрятала.

Ральф застал Вирджинию в пеньюаре. Подставив щеку для поцелуя, она с ужасом подумала, что забыла промыть волосы. «Боже мой! — не говорила, а тихо-тихо шептала она про себя, — этот запах, запах порочного дома, он прилип к моим волосам, Ральф узнает его из тысячи других…» Но, привычно чмокнув супругу и потрепав ее по раскрасневшейся щеке, Ральф произнес самым обычным голосом:

— Я вижу, ты почти готова, дорогая. Я тоже потороплюсь.

И Вирджиния вспомнила, что сегодня, именно сегодня за ними заедут друзья. Договоренность поужинать вместе и пойти в театр была давней и еще вчера долгожданной. «Это кстати, — рассуждала Вирджиния, — театр, ресторан. Это могло бы отвлечь. Но возвращаться сюда поздно ночью, ложиться в одну постель с Ральфом, нет, это невозможно».

— Дорогой, я что-то плохо себя чувствую, — не очень уверенно произнесла Вирджиния. — Сегодня утром, в сквере… мне кажется, я там простудилась… Думаю, мне лучше не выходить, но ты… надо, чтобы ты пошел… Клайдеры очень внимательны к нам. Да и спектакль… ты хотел его посмотреть, ты мне говорил, я буду расстроена, если лишу тебя такого удовольствия.

Ночь была нескончаемой и тягостной. Несмотря на бесконечную усталость души и тела, заснуть не удавалось. Она лежала с открытыми глазами и со страхом ждала возвращения Ральфа. Он, слава Господу, ничего не заметил, но ведь это не может длиться вечность, когда-нибудь, может быть, даже сегодня его обязательно озарит. Она представляла: вот он входит в спальню, вот копается в ее нижнем белье и видит следы… их так много… все, буквально все в этих гнусных пятнах.

Вирджиния вскочила с постели. «Нет, так нельзя… Надо успокоиться… А может, на лице?..» Она бросилась к зеркалу, пытаясь разглядеть какую-нибудь особую порочную морщинку, знак, клеймо, оставленные ужасным домом миссис Эллен. В таких маниакальных содроганиях проходили часы.

Наконец далеко за полночь Вирджиния услышала, как открывается дверь. Она притворилась спящей, но ее лицо было таким наряженным, что если бы Ральф приблизился к ней, то притворство было бы раскрыто. Он постоял на пороге и, боясь ее разбудить, бесшумно вышел. Первое, что почувствовала Вирджиния, это удивление. Неужели так легко скрыть свой позор от человека, знающего ее, пожалуй, лучше всех? Ей стало больно от такого предположения, она не хотела в него верить. «Нет, это только отсрочка. Кара настигнет, как только наступит день. Стоит ему только посмотреть…» — стонала она, зарываясь с головой в подушку.

Но вот что может последовать за этим мнимым открытием мужа, она не знала. От чего она больше будет страдать — от боли, которую чувствовала в себе, или от горя, которое она принесет Ральфу?

К концу ночи терзания обессилили ее окончательно. Вирджинии стало все безразлично, ей уже не было стыдно, и она ни о чем не жалела. Просто тупо ждала наступления утра и неизбежного суда. И оно, серенькое и дождливое утро, наконец наступило, но… ничего не принесло. Ральф вновь заглядывал к ней, и она опять «спала». Хитрость, если это была она, сработала дважды.

Слабая надежда — уже не на спасение, а лишь на как можно дольше откладывание суда зародилась в Вирджинии. У нее даже появилась идея побороться за себя. А вдруг?.. Все утро и весь день она беспрерывно занимала себя какими-то делами, звонила портнихе, что-то перекладывала в ящиках. Только бы каждая минута была занята. Потом стала придумывать, чем занять вечера и набросала целый список мероприятий, после чего вздох облегчения сам вырвался из ее груди: по крайней мере целую неделю она не будет наедине с мужем.

Ральф был удивлен таким неистовым и неожиданным стремлением Вирджинии к развлечениям, но ее извиняющийся взгляд обезоруживал его, и он ни разу не задумался над причинами этой перемены в поведении жены. Они возвращались домой только тогда, когда совершенно обессилевшая Вирджиния почти засыпала в ночном ресторане. Глубокий, до полудня, сон продолжался дома, и это позволяло ей избегать всяких общений с Ральфом. Ну, а день таял в тысячах дел, на которые она оказалась большой придумщицей.

Постепенно страхи, беспокойства и даже воспоминания покидали Вирджинию, кошмарный круговорот удалялся все дальше и дальше и казался сном, чей-то шуткой — неумной и немного жутковатой. Очень скоро все вообще встало на свои места. Во всяком случае Вирджиния больше не стремилась избегать общества Ральфа.

Но… но от природы не убежишь, как бы сильно нам этого не хотелось. Феномен, одно явление, которое сопутствует натурам, обреченным подчиняться требованиям инстинктов, вдруг открылось и в Вирджинии.

Так подавленный на время катастрофическими проигрышами карточный игрок начинает, как только проходят первые страхи, вновь бредить этими зелеными столами, лицами в дыму, картами, ритуальными репликами. Так отошедший по какой-либо причине в сторону искатель приключений, авантюрист вдруг погружается в воспоминания о былых подвигах и неудачах, так наркоман, казалось победивший свой недуг, время от времени начинает ощущать вокруг себя сладкий и ужасный запах наркотика. В общем, мало-помалу воспоминания о 15-й улице возвратились к Вирджинии. Причем более всего ее прельщало не столько удовлетворение самого желания, которое в ней и не умирало, сколько его атмосфера, то, что ему предшествует, его окружает.

Фигура миссис Эллен, пышная грудь Дэзи, двусмысленная скромность этого заведения, запах, который, как казалось Вирджинии, она принесла на своих волосах, — все это живо вставало в памяти и с остервенением впивалось в плоть и кровь женщины. Сначала она испытывала отвращение от воспоминаний, потом смирилась, притерпелась и даже… Однако сдерживали присутствие Ральфа и мучительная любовь, которую она все же испытывала к нему. Некоторое время это защищало ее. Но чему быть — тому не миновать. Внутренняя неизбежность, заложенная в ней, предписанная ей участь, или, если хотите, предначертанная судьба, не могла не осуществиться.

 

61

Проводив одного из завсегдатаев, миссис Эллен подбивала недельный баланс и размышляла над нюансами своего ремесла. «Нужно срочно подыскать подружку Дэзи и Эдне. Как бы ни были они хороши, заведению не хватает разнообразия. Да и слишком расточительно держать пустой комнату». Однако взять и найти замену Таинственной Незнакомке хозяйка не решалась: а вдруг передумает и вернется? Воспитанная, сдержанная, загадочная, она пришлась ей по душе. К тому же никак не шел из памяти тот ее взгляд — откровенный и умоляющий одновременно. В чем-то он соединил их.

Клиентов пока не было, и едва одетые девушки отдыхали на общей кровати. Дэзи нежно поглаживала светлые волосы Эдны, которая, казалось, на секунду вздремнула.

— Я вас побеспокою, дети мои, — сказала Эллен, заглядывая на их половину. — Мне необходимо поговорить с вами о делах. Подумайте, у вас никого нет, кто бы мог составить вам компанию?

Эдна ответила первой:

— Нет, мадам, я никого не знаю. Только здесь и дома — вот и вся моя жизнь.

— А у вас, Дэзи? Среди старых подружек?

— Это не совсем удобно. Когда я уходила от прежней хозяйки, то сказала, что меня берут на содержание. Потому извините! Даже если встречусь с ней, ничего не скажу.

— Таинственная Незнакомка… — Эллен вздохнула, чтобы показать, что она стыдится своей слабости. — Она не вернется… Как вы думаете?

— О, нет! — уверенно сказала Дэзи, потягиваясь.

Миссис Эллен направилась было к выходу, но пришлось задержаться, так как заговорила Эдна — пассивное, малопонятное существо, которое обожало разговоры, дававшие пищу для мечтаний.

— Я чувствую, что мы ее больше не увидим никогда-никогда! Я думаю, она не из нашего круга и у нее есть какая-то тайна… Она мучает ее…

Хозяйка внимательно слушала. Вопрос о новенькой обсуждался каждый день, и каждый раз говорилось почти одно и то же. Но миссис Эллен надеялась, что какая-нибудь новая, брошенная случайно фраза даст ей наконец основу для окончательного решения.

— Не могу утверждать, но думаю, что вы не правы, ни одна, ни другая… Потому что… Таинственная Незнакомка вернется. Вот увидите!

Поразительно, но Эллен как в воду глядела: первым, кто позвонил в дверь, была… Вирджиния.

— А! Это вы, милочка? — процедила миссис Эллен спокойным, но ледяным тоном. — Ну и зачем? Кто вас здесь ждет?

Капельки пота на висках Вирджинии свидетельствовали о тех невероятных усилиях, которые потребовались ей, чтобы удовлетворить собственную странную потребность и появиться здесь снова. Поход отнял у нее все силы, и, позвонив в дверь, она уже не желала ничего. Однако холодный прием хозяйки уничтожил безразличие. А если она откажет? Если не пустит в этот мерзкий, отвратительный, но все-таки рай? Куда тогда идти? Где утолять голод?..

— Я хотела… хотела… — растерянно забормотала Вирджиния, — если бы я могла… не могла бы я…

— Вернуться на прежнее место? — с иронией подсказала Эллен. — А потом исчезнуть? Нет, моя дорогая, мне не нужны любительницы, для этого есть улица. Я ставлю только на профессионалок.

Вирджиния готова была на все, лишь бы хозяйка смилостивилась. Вся ее фигура была выражением покорности и мольбы не отправлять на поиски другого «приюта». Она готова была целовать этой непреклонной женщине руки.

— Я вас прошу… я прошу вас… — повторяла Вирджиния на разные лады.

И Эллен молча втолкнула ее в свою комнату.

— Можете считать, вам повезло, что вы имеете дело со мной. Другая бы вышвырнула вас за дверь, но вы мне нравитесь, я в некотором роде ваша крестная мать… и вы, милочка, этим умело пользуетесь.

Она с неподдельной нежностью посмотрела на Вирджинию.

— Ну скажите, моя маленькая Таинственная Незнакомка, разве с вами здесь плохо обращались? — спросила она. — Разве вы не чувствовали здесь себя как дома?

Не в силах что-нибудь произнести, Вирджиния кивнула и боязливо заулыбалась. Оглядевшись, она стала узнавать обстановку комнаты Эллен, и это доставило ей некоторое удовольствие.

— Можно?.. — робко спросила она, намереваясь снять шляпу, и, не дожидаясь разрешения, положила ее в шкаф. Только теперь на лице Вирджинии появилось выражение покоя.

— Я надеюсь, что вы вернулись с серьезными намерениями?

— Да, да, но только каждые два дня… — заговорила Вирджиния, — я вас уверяю… я не могу… всего лишь два дня в неделю… можно?..

— Хорошо, — ответила миссис Эллен после нескольких секунд молчания. — Правда, совсем недавно вы говорили, что будете приходить каждый день. Ну да ладно, что с вами поделаешь!

Она заулыбалась и весело, отчего у Вирджинии перехватило дыхание, позвала девушек:

— Дэзи, Эдна, что я вам говорила? Она вернулась!

Запыхавшиеся и по-прежнему полуголые подружки влетели в комнату, не веря своим глазам. Они заплясали вокруг Вирджинии, а у той от удовольствия быть рядом с ними дрожали и подгибались колени. Танец закончился, и Вирджиния, немного удивленная тем, как одеты девушки — Дэзи была Евой до пояса, а Эдна — выше него, поинтересовалась:

— Вы не простудитесь?

— Мы привыкли, — беззаботно ответила Дэзи. — К тому же еще не выключили отопление. На этом миссис Эллен не экономит.

Она загадочно улыбнулась, показав свои ослепительно белые зубы, и добавила:

— Попробуй сама, и ты увидишь, как это здорово! Правда, Эдна?

И они быстро раздели несопротивляющуюся Вирджинию. Но лишь только ловкие и горячие руки девушек закончили работу, Вирджинией снова овладела та самая тревога, которая опрокинула ей жизнь.

Все вдруг замолчали, и это вернуло ее к действительности. И Дэзи, и Эдна, и Эллен при виде наготы Вирджинии выглядели взволнованными и чуть смущенными. Им, профессионалкам, почудилось в этой прекрасной фигуре нечто породистое и слишком девственное.

Первой заговорила Эллен, лучше других понимающая толк в красоте и гордящаяся, что заведение украсилось таким бриллиантом.

— Быть сложенной лучше просто невозможно, — сказала она с уважением.

Девушки выражали эмоции более доступным им способом: они принялись целовать Вирджинию, которая смущалась, но ласкам не противилась. Вскоре раздался звонок. Это оказался завсегдатай, предпочитающий Дэзи.

— Чтобы вы чувствовали себя свободно, — обратилась к Вирджинии хозяйка, — Эдна отведет вас в вашу комнату. Простите, но у меня есть работа. Если позвонят, наденьте платье. Помните, выглядеть нужно прилично.

Комната, выделенная для Таинственной Незнакомки, была меньше той, в которой она встречалась с мистером Гарри, но в остальном от нее не отличалась: те же угрюмые обои, тот же темно-красный, почти черный, цвет штор, кресел и покрывал, за такой же ширмой биде и туалетные принадлежности.

Вирджиния подошла к окну. Узкая и не очень чистая 15-я улица была полна прохожих — куда-то спешащих мужчин и женщин. «Свободных женщин», — с горечью подумала она. Тихая Эдна подошла сзади, тоже посмотрела вниз и спросила:

— Вы расстроены, потому что находитесь здесь, миссис Таинственная Незнакомка?

Вирджиния вздрогнула. Она забыла о своей новой подружке, чей нерешительный голос и нагота вызвали у нее бесконечную тоску.

— Ах, нет, я не спрашиваю вас о причинах! — живо продолжала Эдна. — У каждого свои секреты, не так ли? Джек, это мой муж, он, представьте себе, все знает. Это не моя вина и уж тем более не его. Но он болен, ему надо бывать на курортах… Вот так. Вы не удивлены?..

Она напрасно ждала ответа. Вирджинии не хотелось говорить.

— Вот видите, я вам надоела с моими историями. Простите меня. Они правы, миссис Эллен и Дэзи, когда говорят, что я немножко тронутая. Мне в самом деле нужно с кем-нибудь делиться. С вами я еще могу, а вот с клиентами… не получается…

«Она ждет, чтобы ей растолковали, почему она, любящая одного, принадлежит всем», — рассеянно подумала Вирджиния. Но это нисколько не волновало ее. Да и ответ прост как мир: виновато общество. Но она сама… Ей-то кто объяснит ее присутствие здесь? Богатая… Со здоровым и прекрасным мужем?..

— А Дэзи? — вдруг спросила Вирджиния.

— Ей повезло. Она была манекенщицей, но здесь зарабатывает в несколько раз больше. И потом, она получает удовольствие почти с каждым, даже со мной. Я, правда, этого не люблю, но и не возражаю, не умею возражать. Пусть делает, что хочет. — Эдна помолчала некоторое время, а затем, явно колеблясь, произнесла: — Мне вас жаль, миссис Таинственная Незнакомка. В тот раз я видела…

— Замолчите и уходите! — оборвала ее Вирджиния. — Сейчас же!.. Вы не имеете права…

Гнев Вирджинии тут же сменился жалостью к себе, и только усилием воли она остановила наворачивающиеся на глаза слезы. Обняв Эдну, она прошептала:

— Не обращайте внимания… Я тоже немножко не в себе… Не дуйтесь… А в знак примирения я прошу вас… Покажите, что вы там с Дэзи делаете…

 

62

Боже, зачем? Ну зачем все это?! — с тоской думала Вирджиния, сидя в такси. — Ты мнила себя шлюхой, так радуйся: ты ею стала. Но почему нет удовлетворения?..

Она с отвращением вспомнила ласки Эдны, слезы этой несчастной, ее благоговение перед ней, которого она вовсе не хотела и которое довело ее до исступления. Потом был пожилой мужчина, почти старикашка. Тихий и беспомощный, от которого ее едва не тошнило. Вот когда добрыми словами вспомнишь толстяка Гарри… Затем миссис делила с ней заработанное. Немного приятно, но не более того. Во всяком случае разве это достаточная плата за взгляд, который ей придется сейчас выдержать — взгляд милого и наивного Ральфа?

В этот раз Вирджиния решила не избегать мужа. Так ей подсказывал приобретенный опыт. Однако нынешний ужас от предстоящей встречи был не меньшим. Но предпочитала она его, чем ту безысходную муку, от которой страдала, пытаясь преодолеть порочность своей натуры. Продолжение расследований и самокопаний, в этом Вирджиния была уверена, — прямая дорога в сумасшедший дом. Так что из двух домов она выбрала более спокойный — публичный. «Тем более, — усмехнулась Вирджиния, — в нем хоть платят!»

Внутреннее «очищение» завершилось. Вирджиния надела маску. У нее не было привычки скрывать что-либо, но инстинкт самосохранения подсказывал: необходимо изменить стиль поведения. Поэтому она не стала упрашивать Ральфа пойти с ней куда-нибудь, а, стиснув зубы, смогла выглядеть естественной до самого ужина, во время которого Ральф заметил, что она совсем не ест. И если две недели назад она была полностью во власти животных инстинктов, за счет которых во многом и «выехала», то теперь, как и у миссис Эллен в общении с клиентами, ей просто не хватало опыта, мастерства, профессиональной сноровки. Врать тоже нужно учиться. Во всех ее жестах просматривалось замешательство, а в речах слышались нотки вины.

Смутное беспокойство отразилось на лице Ральфа. Нет, до осознанной тревоги еще было далеко — однако его сознание, как часовой, уже заступало на стражу. Другими словами, он был близок к тому, чтобы что-то заподозрить. Догадавшись об этом шестым чувством, Вирджиния едва не лишилась самообладания. К счастью, ужин закончился.

— Ты идешь работать? — вежливо спросила она.

— Да, и ты приходи, — ответил Ральф.

Вирджиния совсем забыла, что в последнее время, когда муж работал дома, она с книгой устраивалась в его кабинете. Так повелось с тех пор, когда она решила посвятить себя его счастью.

Всплывшие в памяти воспоминания о том прекрасном и чистом обещании расстроили ее, но таиться от Ральфа она не стала. Правда, устроившись в кресле, в котором привыкла проводить время, твердо решила, что прибегнет к малейшему удачному поводу, лишь бы остаться одной. Ведь это и честней, и лучше, чем притворная интимность. Вирджиния огляделась. Эта строгая, благородная комната, сплошь уставленная книжными шкафами, мягкое освещения, а над всем — сосредоточенное благородное лицо Ральфа… Как соединить все это с разухабистыми картинками с 15-й улицы, которые вновь обступили ее? Находясь в таком замешательстве, она даже не замечала внимательных взглядов, которые время от времени бросал на нее муж. Вирджиния вдруг услышала, что он встает. Спешно устремив взор в книгу, она поняла, что держит ее вверх ногами. Времени на то, чтобы перевернуть ее, у нее уже не оставалось, и Ральф сделал вид, что он этого не заметил.

— Тебе хочется побыть одной, — сказал он. — Так что лучше иди спать.

Никогда прежде Вирджиния не замечала в нем такой твердости. Она послушно поднялась и направилась к себе. Выждав несколько секунд, Ральф остановил ее вопросом:

— Ты не хочешь поцеловать меня на ночь?..

Вирджиния остановилась как вкопанная, с минуту постояла, не поворачиваясь к мужу, и вышла, тихо прикрыв за собой дверь.

У себя в спальне она зарылась в подушки, чтоб заглушить рыдания. Терпение иссякло. Страстная мольба вырывалась вместе со стонами из ее уст: только бы избежать разоблачения… сегодня… в последний раз… и все будет кончено…

Порыв был настолько сильным и искренним, что она в очередной раз поверила в себя и немного успокоилась. Время приближалось к полуночи, Вирджиния, собравшаяся наконец спать, сняла платье, белье и вдруг увидела свое отражение в зеркале, к которому тут же присоединила еще два обнаженных тела — Дэзи и Эдны. Легкое удовольствие от этого видения сменилось убеждением в собственной полной и окончательной порочности. «Любые обещания — блеф. Я зашла слишком далеко. Мне не остановиться, — с горечью думала Вирджиния. — Но больше я не могу так жить, не могу обманывать Ральфа. Наверное, мне надо уйти от него, но как ему сказать об этом, ведь он спросит о причине… И куда же я уйду? Возвращаться в Хайворт? Ни за что! Уж лучше умереть. Может быть, я еще сумею избавиться от этого наваждения. А впрочем, стоит ли беспокоиться об этом? Все равно я долго не проживу. Что бы ни говорил Ральф, он меня просто успокаивает, а разве он может по-другому, милый великодушный Ральф? Только бы он не догадался, с какой порочной женщиной соединила его судьба…» Чтобы дольше не травить душу и хотя бы сегодня избежать мучительных самоистязаний, которые ненароком могли выдать ее и заставить во всем признаться Ральфу, она приняла снотворное и скоро забылась в тяжелом сне.

Ее разбудил Ральф. Он стоял рядом и смотрел на жену странным пронзительным взглядом, выражавшим то ли боль, то ли изумление, то ли еще что-то, чему она не находила слов. Эти глаза только что снились Вирджинии, и она готова была вот-вот выложить им все свои тайны. Но то был сон, а здесь явь. На лице женщины появилось выражение приговоренного к смертной казни человека. Кто знает, может быть, Ральф и не собирался говорить с ней, но ее гримаса подтолкнула его:

— Вирджиния, это не может больше продолжаться, — отрывисто сказал он, — я не хочу, чтобы ты боялась меня. Ты слишком честная для такой игры. Что с тобой творится? Ты можешь рассказать мне все. Я понимаю, ты хочешь пощадить меня и поэтому боишься открыться. Ты не доверяешь мне, даже если я предлагаю тебе помощь. Послушай, только не волнуйся, я говорю с тобой, как обычно… очень спокойно. Может быть, ты любишь кого-то? Ты мне не изменила, я уверен… Но, может быть, ты кем-то увлеклась и страдаешь, боишься своим признанием причинить мне боль? Но так мне еще хуже…

Взрыв резкого, ядовитого смеха остановил Ральфа. Вирджиния заговорила сбивчиво и неистово:

— Другой? У меня появился другой?! Как ты мог?! Я люблю тебя и всю жизнь буду благодарна тебе за то, что ты для меня сделал. Я никого больше не смогу полюбить, кроме тебя, мой любимый, моя надежда… Я твоя полностью… Но разве я не могу иногда быть нервной? Я отдам жизнь ради твоего счастья, хотя мне и жить-то осталось…

Вирджиния не договорила. Ужас и растерянность, которые только недавно сковывали все ее существо, словно испарились. Ральф ни о чем не догадывается! Вирджинию захлестнуло ликование, и в ее влажных блестящих глазах засияло такое обожание, что Ральф даже растерялся и почувствовал угрызения совести от того, что у него появились такие нелепые предположения. Конечно, она изменилась, но всему виной тяжелая болезнь, которая напугала ее и заставила думать о неминуемой смерти. Отсюда нервозность и приступы меланхолии.

— Вирджиния, дорогая, я прошу понять меня правильно. Твое состояние очень тревожит меня. Я уверен, я знаю наверняка, что физически ты вполне здорова, нет никакой угрозы для твоей жизни. Я верю врачам, которые консультировали тебя, ведь это лучшие специалисты по сердечным заболеваниям. Прости меня, дорогая, но я хочу предложить тебе… проконсультироваться у психиатра. — Ральф говорил мягко, чтобы не обидеть Вирджинию, но в его голосе все-таки чувствовалось, что для него этот вопрос решенный и он будет настаивать, чтобы Вирджиния прошла психиатрическое обследование. Испуганная Вирджиния вскочила с постели и упала в ноги Ральфу.

— Любимый, любимый! — твердила она. — Не надо. Прошу тебя. Со мной все в порядке. Ты увидишь. Просто я еще не совсем оправилась после болезни…

Вид жены, валявшейся у него в ногах, ее умоляющий голос ошеломили Ральфа. Он поднял Вирджинию, уложил ее опять в постель и твердо пообещал больше не заговаривать о психиатре, хотя для себя он был уже окончательно убежден, что психика Вирджинии нарушена. Если бы это было не так, она бы не испугалась его в общем-то невинного предложения. Ральф решил сам встретиться с психиатром, как-нибудь под видом знакомого пригласить его в дом и все-таки показать ему жену, а пока оставить ее в покое. Скоро Ральф почувствовал тягость и от другой забытой было мании жены — сделать его счастливым. Она не давала ему ни минуты покоя. Когда он работал дома, постоянно заглядывала к нему в кабинет под предлогом того, не нужно ли ему что-то сделать или принести.

— Нет, дорогая, иди отдыхай. Займись чем-нибудь, — терпеливо говорил Ральф. Вирджиния уходила, но не проходило и получаса, как она опять тихонько стучала в дверь. Ральф был вынужден уходить из дома и заниматься в библиотеке или в доме дяди, который уже шел на поправку.

А Вирджиния уже даже перестала контролировать свои наваждения. Как и раньше, ее посещали сладострастные фантазии, изощренность которых с каждым днем становилась все выразительнее. Она даже как-то сроднилась с этими тупыми и низменными физиономиями, обладатели которых каждую ночь брали ее всеми мыслимыми и немыслимыми способами. Само собой, никуда не делась и 15-я улица. Правда, какое-то время Вирджиния боялась уходить из дома, когда Ральф работал в своем кабинете, но все-таки она прекрасно знала, что рано или поздно она вернется туда. «Лучше рано, — думала Вирджиния, — иначе миссис Эллен окончательно разуверится во мне и больше не захочет иметь со мной дело». В общем, очень скоро страх, что у нее не будет возможности получать наслаждения наяву, а не в одних только видениях, заставил ее поторопиться к миссис Эллен. Вот теперь-то и началось настоящее отравление. Ибо на смену удовольствию и ожиданию чего-то из ряда вон пришла привычка. Точно так же она по утрам чистила зубы. Расслабленность и безразличие стали постоянными спутниками Вирджинии в заведении миссис Эллен. Радости, на которую она надеялась в первые дни своей «карьеры», не было. Она спокойно, как домой, поднималась в эту слишком теплую квартиру, без отвращения слушала бесконечные рассказы миссис Эллен и новых подружек. Вирджиния стала своей. Этому способствовала и легенда, которую она, не мудрствуя лукаво, сочинила и однажды преподнесла «коллегам». Оказывается, у нее был возлюбленный, который соблазнил ее совсем молоденькой девушкой. Она его обожала, но он оставил ее ради другой, богатой. Теперь она на содержании у пожилого и доброго человека. Правда, он очень подозрителен и, возможно, шпионит за ней. Поэтому она так осторожна. Кроме того, он требует постоянного ее присутствия рядом с ним. Отсюда то странное — полуденное — время, в которое она «работает». Слушая ее, Дэзи и Эдна даже прослезились.

Так уж сложилось, что большинство посетителей миссис Эллен были постоянными. И все они посчитали своим долгом попробовать новенькую. Вирджиния переносила это внимание спокойно — без смущения, но и не восторгаясь. Она часто и с удовольствием вспоминала свой первый опыт и тот животный страх, который его сопровождал. Однако больше с Гарри она ничего подобного не испытывала. Вирджиния даже удивлялась: чем взял ее этот чудаковатый тип?

Так проходили день за днем. Однажды Вирджиния высказала кое-какие сомнения, касающиеся ремесла женщин для свиданий, на что миссис Эллен взялась преподать ей некоторые приемы и секреты. Это обучение, ощущение того, что она становится машиной для удовлетворения мужской страсти, вначале вызвало у Вирджинии протест. Но потом она поняла, что профессионалка — это в первую очередь техника, а уж потом, если, конечно, хочется, энтузиазм. Вирджиния быстро постигла и эту немудреную истину. Она без проблем отдавалась мужчинам в присутствии других: клиентов, Дэзи или Эдны. Иногда посетитель требовал группового секса, и это также ее не шокировало. И вообще больше ничего не имело для нее значения. Лишь голос миссис Эллен, извещавший об очередном посетителе, только он вызывал в Вирджинии легкую приятную дрожь. Собственная покорность — вот что доставляло ей истинное наслаждение и помимо ее воли делало из нее настоящую жрицу любви. Теперь ее рабочая неделя была, как и у других девушек, полной. Ральф целыми днями отсутствовал, и она, как только утром за ним захлопывалась дверь, бежала на 15-ю улицу.

 

63

Вот и в тот день Вирджиния работала с утра и, обслужив очередного клиента, уставшая и опустошенная, собиралась домой.

— Подождите! — остановила ее миссис Эллен. По тону, каким она тут же позвала остальных, Вирджиния поняла, что предстоит еще работа и, скорее всего, не из приятных. И она не ошиблась. Ожидавший их мужчина был крепко пьян. По виду явно рабочий, он тупо смотрел то на свои грязные туфли, то на окружающую обстановку, которая ему, по всей вероятности, была по душе.

Вот эта! — весело и развязно сказал он, кивнув головой в сторону Вирджинии. — А также хорошую рюмку рому. И побыстрей.

Приказание было исполнено, и пока он пил, Вирджиния, чтобы не терять время, стала раздеваться. Никаких эмоций со стороны клиента это не вызвало. Во всяком случае Вирджинии показалось, что на свои огромные запыленные ботинки он смотрел с большей любовью и интересом. Так же молча, лишь рыгая от выпитого и отфыркиваясь, как лошадь, от заданного им яростного темпа, он овладел ею. И она вдруг распознала эту пьяную и полузверинную грубость, это сладострастие первобытного человека.

Маньяк из переулка в ее снах, мужчина с давно не стриженным и мощным затылком, входивший в дом на 15-й улице, рабочий из парка, которого она так хотела тогда весной. Все они объединились в этом чугунном теле, подмявшем ее под себя и раздиравшем своим огромным узловатым мужским орудием. Вирджиния громко и жалобно стонала. Это не было удовлетворение скромного желания. Проснулась трижды помноженная страсть, которая долго терзала ее и в конце концов привела сюда, на эту постель. Вскоре она почувствовала, как через все тело, каждый его закоулок, каждую клетку пронеслась мощная волна расслабления. Такое случалось с ней впервые. Блаженство, счастливое удивление и еще масса разнообразных чувств отразилась на ее лице. Она крепко сжала зубы, пытаясь задержать так долго ожидаемый миг, но он ускользал. Вирджинии захотелось вдруг плакать, но помимо воли вместо слез вышла широкая и умиротворенная улыбка.

Расправившись с добычей, мужчина бросил на маленький столик смятые купюры и, пошатываясь, удалился.

Вирджиния долго не могла и не хотела подниматься. Ей казалось, что теперь она может все и ничего не боится. Богатство впечатлений, которое она только что получила, переполняло женщину. Она боялась неосторожным движением расплескать, растерять его. Наконец-то она достигла финиша той ужасной гонки, в которую ее отправила собственная природа. Но в том-то и дело, что финиш был лишь стартом. Она была уверена в этом. Физическое удовлетворение потрясло Вирджинию, однако ее дух взлетел еще выше. Он парил, кувыркался, бесился, выплясывал, крутился. Он безумствовал. И Вирджиния поняла, что стоило… стоило лгать, мучиться, желать смерти, предавать. Это перевесило все. Вместо сумасшествия, которое, казалось, было очень близко, она получала счастье. Победа, достигнутая ценой пережитого в последнее время ада, ошеломляла, наполняла ее чувством гордости.

Покинув наконец комнату, Вирджиния натолкнулась на сочувственные взгляды подружек.

— Этот скот не слишком тебя расстроил? — нежно спросила заботливая Эдна.

Вместо ответа Вирджиния звонко и счастливо рассмеялась. Сочувствие женщин сменилось удивлением: до этого момента Таинственная Незнакомка не то что смеяться — улыбаться себе не позволяла.

Не меньшее удивление ее веселое и ровное настроение вызвало вечером у Ральфа.

— Поужинаем сегодня в ресторане! — почти приказала Вирджиния. — Иди и поищи такси, дорогой.

Голос, удовлетворенная, спокойная улыбка — все это удивило Ральфа, напомнило ему прежнюю Вирджинию.

 

64

Вирджиния не пыталась разбираться в причинах пробуждения ее сексуальности. Копаться, доискиваться — это значит срывать покров тайны, нарушать целостность и неприкосновенность открытия. Поэтому она даже не спрашивала себя, когда повторится этот чудесный, преобразивший ее удар молнии. Но в том, что он повторится, она не сомневалась. Теперь, когда она узнала о своих истинных силах и страстях, Вирджиния была уверена, что никто и ничто не сможет помешать ей ощущать этот рвущийся из нее сексуальный напор. Но, к сожалению, ни один мужчина, выбиравший ее в последующие дни, удовлетворения не приносил. И она поняла, что ее счастье нуждается в особой обстановке и климате, который она одна, увы, создать не в силах. Оставалось только ждать.

Однажды у миссис Эллен появился высокий молодой мужчина с каким-то свертком под мышкой.

— Я с ним не расстаюсь, — пояснил он, указывая на свою ношу, — уж очень люблю.

У него был приятный голос и четкая артикуляция. Мужчина даже как бы бравировал этим. Или развлекался. Понять его было не просто. Гладкие, отрывистые слоги складывались в слова, а те во фразы, подлинный смысл которых из-за поигрывания интонациями, казалось, был известен только ему.

Как и большинство женщин, миссис Эллен двусмысленностей не любила. Но в его иронии ничего подозрительного она не видела, потому что все это сопровождалось бесконечной любезностью. К тому же молодой человек был хорош собой, строен, широкоплеч, со вкусом одет. На его лице уживались детская доверчивость и зрелый ум — сочетание редкое.

— Я позову девушек, хорошо? — спросила довольная миссис Эллен.

— Я надеюсь, они будут соответствовать моему высокому интеллекту? Да, объявите им, только торжественно, что меня зовут Эндрю. Предвижу, что они перейдут на «ты». Ничего страшного, пусть их это не беспокоит. Фамильярность, если, конечно, она переходит в скромную интимность, я прощаю. И еще об одной просьбе, так, пустячке, доложите девушкам: они не имеют права быть некрасивыми. Мне не подходит даже посредственность или, как говорят в народе, «так себе». Иначе б я не выбрал ваш замечательный дом. Так, мадам? Я оказался у вас, потому что однажды, закрыв глаза, ткнул пальцем в колонку и попал в ваше трогательное объявление. Стало быть, меня привел случай. А он никогда не ошибается, если…

Миссис Эллен, смеясь, прервала его:

— Вы были столь любезны, что я немножко вас испугалась!

Мужчина с удовольствием поддерживал разговор, пересыпая его остротами по любому удобному поводу. Дэзи и Эдна мало что понимали и чувствовали себя немного не в своей тарелке. Им было ясно, что этот красавец из другого мира. Но то, что он, как им казалось, забыв об их профессии, расточал направо и налево лучшее, что в нем было, девушек трогательно смущало. Лишь Вирджиния не участвовала в беседе, хотя только она могла постичь подлинный смысл и направление затеянной словесной игры. Задетая ее холодностью, наивная Эдна прошептала подруге на ухо:

— Ну будь же понежней с этим мальчиком! Такие, как он, бывают здесь не часто…

Эндрю, не догадываясь о смысле, правильно принял шепот на свой счет.

— Вы ни о чем меня не просите, мои милые подружки. С чего бы это? Жадность претит мне, я предпочитаю самодовольство. А богатство… с ним надо расправляться в ресторанах и в заведениях типа вашего. Я правильно говорю? В общем, сегодня я чуть-чуть богат и мечтаю о самом дорогом вине и вашем обществе.

Миссис Эллен переглянулась с девушками. Тот же неуверенный и смущенный взгляд.

— Вот спасибо! — произнес Эндрю с деланной признательностью. — Вы что, девчонки, предпочитаете, чтобы я отнес свои деньги в другое место? Или вы отказываетесь вспрыснуть… мою первую книгу? А?!

— Ты пишешь книги? — первой, немного недоверчиво удивилась Дэзи, которая часто задавалась вопросом, как выглядят люди, имена которых красуются на ярких суперобложках.

Эндрю молча развязал принесенный с собою пакет. В нем было пять одинаковых томиков.

— Это правда, девочки! — воскликнула Дэзи. — Эндрю Милз… Автор… это ты?!

Эндрю улыбнулся с такой искренней гордостью, что она могла показаться наигранной.

— Я и не знала… — простодушно продолжала Дэзи. — Нужно, чтобы ты подарил мне… одну из них.

— Это… Это авторские экземпляры…

— И что?

У Эндрю не хватило смелости добавить, что он хотел бы оставить их себе. Его тронула искренность и наивность Дэзи, и он, не раздумывая, протянул ей книгу. А следом другую — Эдне, которая не сводила с него глаз, и еще две — Эллен и Вирджинии. Гордый поступком Эндрю спрятал последний томик в пиджак и принялся надписывать подаренные экземпляры.

В первую минуту, когда Вирджиния услышала, что их посетитель пишет книги, ее пронзил страх. А что, если это знакомый Ральфа, и он видел их где-нибудь вместе. Но молодой человек был ей незнаком, да и вел он себя просто и естественно, во всяком случае не разглядывал ее и ничем не показывал, что знает ее. И она успокоилась.

Шампанское текло ручьем. Никогда еще у миссис Эллен не веселились так невинно и беззаботно. Но в самый разгар праздника раздался звонок. Смущение и странная грусть поселились в лицах Дэзи и Эдны.

— Что делать, нужно идти и открывать, — как бы извиняясь, досадливо сказала Эллен.

Удивленный внезапно наступившей тишиной, Эндрю не мог понять внезапного огорчения этих женщин, которые только что так от души, радовались вместе с ним. Он по очереди взглянул на притихших Дэзи, Эдну и Вирджинию. Глаза последней, самые блестящие, выражали радость избавления.

— Нет, вы останетесь со мной в любом случае, — сказал он, обращаясь к Вирджинии.

Та вздрогнула, как от удара током. Меньше всего на свете ей хотелось принадлежать этому молодому, красивому, чистому мужчине.

— Извините меня, я вас прошу… — Она прошептала это очень тихо, только для него.

Брови Эндрю поползли вверх… Впоследствии он часто думал об этой скромной и сдержанной мольбе, которая не могла исходить от простой обладательницы клички. Но тогда, удивленный, он все же незаметно кивнул ей и повернулся к Дэзи, которая тут же принялась его страстно целовать.

— Таинственная Незнакомка, бедняжка, вам не повезло. — Миссис Эллен, только что встретившая нового клиента, заглянула в комнату. — Поторопитесь, прошу вас. Это месье Джек, у него полчаса. Как обычно, спешит…

Кому, как не Вирджинии, знать этого живчика, коротышку, пропитанного насквозь запахом сырой кожи: он держал цех кожаных изделий недалеко от 15-й улицы. Джек выбирал только ее и был от нее в восторге. Вирджиния же, напротив, хранила от их бестолковых и коротких встреч мрачные воспоминания. Однако нет худа без добра, и на сей раз клиенту каким-то чудом удалось привести женщину в то трепетное состояние, на которое она почти не надеялась.

Как это уже случалось, Вирджиния пробыла некоторое время в сладостном оцепенении, а затем, очнувшись, вышла в комнату Эллен. За стеной звучал громкий смех подружек и Эндрю. Она села перед рабочим столиком и, зажав подбородок еще влажными от переживаний руками, стала прислушиваться к откровениям своего тела.

Теперь она многое понимала. Она знала, что отказала Эндрю, потому что он был из ее круга — и социального, и духовного. Такие мужчины — умные и тонкие — окружали ее в обычной жизни. Тот же муж. Нет, с Эндрю она бы ему не изменила. Никогда! Она не за тем шла на 15-ю улицу, чтобы получать от клиентов нежность, доброту, доверие. Этим ее щедро одаривал Ральф. Странное животное наслаждение — вот чего недоставало. Дал бы его Эндрю? Вряд ли. Он не мужлан.

Элегантность, воспитание, желание понравиться, остроумие… Зачем ей они, когда она мечтала быть раздавленной, униженной, опороченной, взятой самым низменным способом. Только тогда ее тело расцветало от щемящего физического восторга.

Раздвоение? Двойная жизнь? «Да! Да! — кричала Вирджиния сама себе. — Почему я должна переживать от этого, если в итоге — бесконечное облегчение… Да, после долгих недель пыток и почти сумасшествия она, кажется, понимала себя, приняв как должное своего странного двойника, совместившись с ним. Судьба не позволила, чтобы от Ральфа исходил тот дар, который приносили ей грубые и непристойные клиенты. Так что? Взять и отказаться от удовольствия, которое другим женщинам достается от любимых мужей и мужчин? Стоило тогда проходить весь этот страшный путь? Ведь с инстинктом не поспоришь… Неужели она не имела права на то, что дано каждому живому существу — любить физически, содрогаться от этих священных волн, познать ясность и красоту оргазма? Неужели надо было иссохнуть? Почему тогда земля, на которой она живет, каждый год, весной, родит зеленый лист и заботится о нем: греет, поит соками, обвевает теплым весенним ветерком? Где же справедливость? И можно ли, нужно ли убивать в себе жизнь? А что, как не жизнь, ее наслаждение?

Эти открытия вернули Вирджинии прежнюю уверенность и спокойствие. Отныне, открыв и заполнив в себе пустоту, в которой так долго покоилось опасное и непредсказуемое чудовище, она чувствовала себя даже более безмятежно, чем раньше.

Возвращающаяся к жизни Вирджиния ориентировалась… на глаза Ральфа. Именно они, с каждым днем размягчающиеся, оттаивающие, убедили ее в правильности пути, на который она решительно ступила. Рождение новой, прежней Вирджинии приносило им трогательное, нежное наслаждение, и у них было время насытиться, ибо Вирджиния возвращалась осторожно, шаг за шагом. Каждый день она делала маленькое отступление назад. Каждый день еще вчера робкая и покорная Вирджиния предъявляла Ральфу какое-нибудь небольшое новое требование, желание, только одно. Она прекрасно видела, что он жаждет ей повиноваться, но четко чувствовала, что торопиться следовало медленно. Любые резкие изменения всегда рискуют возбудить подозрение. А ей этого вовсе не хотелось, как и отказаться от посещений миссис Эллен. Вирджиния искала равновесия между двумя полюсами и, добиваясь успехов, превращала это занятие в искусство.

Но, быть может, это обыкновенная скрытность? Вряд ли. Во всяком случае, она настолько привыкла утаивать и маскироваться, что даже не замечала этого. Никогда Вирджиния не чувствовала себя так наполненной, так целиком принадлежащей Ральфу, как после визитов к миссис Эллен. Несколько часов, которые она по-прежнему проводила там ежедневно, принадлежали другому, почти потустороннему миру. И там, за гранью обычной реальности, Вирджиния забывала себя. Кто она? Вирджиния? Нет, Таинственная Незнакомка, чье тело, словно особенный цветок, расцветало на несколько мгновений и вновь, когда подходил срок, возвращалось к действенному состоянию.

Прошло еще немного времени, и Вирджиния уже не замечала своей раздвоенности. Ее не было. Верней, она была в порядке вещей. Женщине казалось, что подобное существование было предписано ей задолго до рождения, а может быть, в юности, когда она осталась на обочине жизни.

Окончательная точка была поставлена в день, когда Вирджиния опять стала близка с Ральфом. Просто однажды она решила, что ее тело снова достойно любви мужа. Правда, ее объятия не стали от этого менее нежными, чем раньше, но иногда она была скована, боясь, что ненароком раскроет недозволенное искусство, данное природой и опытом Таинственной Незнакомки.

 

65

Сначала Вирджиния даже не заметила Алекса. Он пришел с Майклом, который, естественно, завладел всеобщим вниманием. Впрочем, еще не видя его, она уже была заинтригована.

— Будьте нежны с Майклом как никогда, — порекомендовала миссис Эллен всем девушкам сразу.

— Можете быть спокойны, мадам, не подкачаем, — нервно и с вызовом ответила Дэзи. — Хотя, признаться, я надеялась, что мы от него избавились.

Миссис Эллен неопределенно вздохнула, пожимая плечами:

— Да, он с причудами… Приходит, уходит… Может быть, это на час, а может, и на неделю… Так что настройтесь на любезность, и вы не пожалеете.

В коридоре Вирджиния поинтересовалась:

— Кто это?

— Не знаем, — пробормотала Эдна.

— Богатый?

— Жди! — зло прошипела Дэзи. — Никогда не платит.

— Как это?

— За него расплачивается миссис. Сначала мы думали, что он был когда-то ее любовником… Отпало. Скорей всего, она была у него содержанкой или что-то в этом роде. К счастью, его приносит сюда редко. Раза два в год, и все. Иначе бы я тут не задержалась.

— Я тоже, — подтвердила Эдна.

Они подошли к двери большой комнаты и, заколебавшись, остановились. Пользуясь случаем, Вирджиния спросила опять:

— Какой он: страстный, грубый, извращенец?

— Ни то, ни другое, правда, Эдна? В общем-то он скорее спокойный, не злой, но… внушает страх… черт его знает, как ему это удается…

Всего лишь несколько секунд понадобилось, чтобы убедиться в правоте подружек. Огромный, как валун, Майкл был высок ростом и широк в кости. Заплывшее жиром лицо, по которому обычно читаются пороки человека, жестокостью не отличалось. Вот только темные, почти фиолетовые губы и намертво сомкнутый рот — как аркан на волке. Или дело в величественной, прямо-таки монументальной неподвижности? Этакая таинственная египетская пирамида из костей. Или из-за странной манеры свертывать папиросы? Загадка — и тоненькое золотое колечко в правом ухе… Как и Дэзи, Вирджиния затруднилась в поиске источника страха, но не почувствовать его она не могла. При взгляде на Майкла у нее стыла кровь в жилах. Словно загипнотизированная, она смотрела и не могла оторвать взгляд от этого истукана.

Майкл думал о чем-то своем и вряд ли в мыслях находился в эту секунду в заведении миссис Эллен. Но токи животного ужаса, исходившие от девушек, его все же отвлекли. Приняв как должное их страх, он вяло и презрительно промычал:

— Все хорошо, детки? Ну и ладно…

Было видно, что разговор не его стихия, но у Дэзи от молчания подкашивались ноги, и она не сдержалась.

— А у вис, мистер Майкл, все в порядке? — спросила она с наигранной веселостью. — Мы соскучились: два месяца ни слуху ни духу.

Человек-скала бросил на нее быстрый взгляд и закурил очередную папиросу.

— Устраивайтесь поудобней, а то здесь очень жарко, — поддержала «разговор» Эдна, которая тоже чувствовала себя не в своей тарелке.

Майкл подал ей знак, и она помогла ему снять пиджак. Под цветастой шелковой рубашкой бугрились огромные желваки мышц. Торсом Майкла можно было таранить стены, а на плечах спокойно усадить всех женщин этого заведения.

— Я вам тут кое-кого привел, — вдруг прервал он молчание, — мой хороший приятель. Друг.

Тон, которым он произнес последнее слово, резко отличался от той небрежности, с которой бубнилась вся фраза. Серьезное и звонкое, это слово, казалось, было единственно ценным и значительным во всем лексиконе Майкла.

Вирджиния мгновенно повернула голову к молодому человеку, который стоял как бы в тени своего спутника. Она заметила, что очень глубоко посаженные блестящие глаза молодого человека устремлены на нее, но ее внимание снова привлек этот колосс, который сказал:

— У нас мало времени. За выпивку заплачу в другой раз. Поди сюда, новенькая.

Вирджиния сделала движение по направлению к Майклу, но ее остановил приятный теплый голос, смешно растягивавший слова:

— Оставь ее мне! — Это был молодой человек.

Дэзи и Эдна даже перепугались: неужели кто-то способен влиять на Майкла? Но тот неожиданно широко осклабился и водрузил свои лапищи на плечи парня.

— Забавляйся, малыш! Эта курочка как раз для твоего возраста.

Очарованная мощью страшного Майкла, Вирджиния от размена клиентов только расстроилась, но, верная привычке, настроения своего не показала.

— Знай, детка: прежде чем отнять тебя у моего друга, я очень хорошо подумал, — произнес молодой человек, когда она привела его в свою комнату.

Обычно такой фразы хватало, чтобы свести чувства Вирджинии на нет. Она всегда мечтала только о тишине и грубом напоре. Она склонила голову, чтобы получше рассмотреть того, кому уступил ее бесстрастный гигант. Волосы мужчины блестели от бриолина, на нем был дорогой костюм, но слишком яркий галстук, безымянный палец правой руки украшал огромный безвкусный перстень с бриллиантом. Вся эта претензия на роскошь дополнялась лицом с мелкими оспинками и циничным, но несколько обеспокоенным взглядом.

— Говорю же: ты мне нравишься, — не открывая рта, по-иному выразил свою мысль молодой человек.

Это не было комплиментом, а просто еще одним и, возможно, последним напоминанием, так как на первую фразу она никак не отреагировала. И Вирджиния поняла, что вместо третьей словесной попытки расшевелить ее будет удар. Она приблизилась к клиенту с приоткрытым ртом, но он первым принялся пылко целовать ее, а затем отнес на кровать. Какой счастливой она чувствовала себя в этих руках! Затеяв с ним любовную игру, она поняла, что за внешним изяществом молодого человека скрывается немалая физическая сила: когда он сжимал ее своими тонкими ногами, ей хотелось кричать от боли и, конечно, от удовольствия, которое в таких случаях всегда охватывало ее…

— Как тебя зовут? — спросил он потом, когда все кончилось.

— Таинственная Незнакомка.

— А дальше?

— Это все.

— Ну, если ты думаешь, что я из полиции… — Его улыбка была одновременно и безразличной, и полной иронии.

— А тебя как зовут? — проявила инициативу Вирджиния, впервые испытывая удовольствие от «ты» к клиенту.

— А я не прячусь. Меня зовут Алекс, а еще Херувим.

Вирджиния невольно вздрогнула: это двусмысленное прозвище очень шло его бесстыдно-невинному лицу.

— А также, — продолжал Алекс, чуть колеблясь, — э-э… Да чего тебя стесняться! А также Золотая пасть.

— Пасть? — переспросила Вирджиния.

— Смотри сюда.

Алекс оттянул нижнюю губу, и она с ужасом обнаружила целый ряд зубов из желтого металла, вероятно золота.

— Выбиты одним ударом… — громко засмеялся Алекс, не замечая неприятного выражения, появившегося на лице женщины. — Ну что, детка, покувыркаемся еще?..

Они «покувыркались» совсем немного, и Алекс мгновенно оделся.

— Уже уходишь? — печально спросила Вирджиния.

— Да, понимаешь, приятель… — он вдруг прервал себя и раздраженно захохотал: — Рехнуться можно! Я ей объясняю!

 

66

На следующий день Алекс был без Майкла. Так как Вирджиния занималась с другим, к нему вышли Дэзи и Эдна.

— Не дергайтесь! — отрезал он их заигрывания. — Хочу Таинственную Незнакомку.

Ожидание затягивалось. Но время не имело для него обычного измерения. Как и Майкл, он обладал звериной способностью надолго замирать, полностью отключаться от окружающей действительности.

Его оцепенение рассеялось лишь от шума приближающихся шагов Вирджинии. Довольная его присутствием, она попыталась обнять Алекса, но он остановил ее резким жестом.

— Вот и ты наконец!

— Но, Алекс, я не виновата…

Он с трудом подавил в себе желание высказать ей недовольство. Дело, конечно же, было в ее долгом отсутствии, но как признаться женщине, если он отказывал в этом даже себе?

— Ладно, от тебя ничего не требуют, — сказал он хмуро и поцеловал ее в губы. Вирджиния ощутила жар его дыхания и холод металла. «Этот «коктейль», — подумала она, — будет сниться мне ночами».

Алекс оставался с Таинственной Незнакомкой долго, очень долго. Казалось, он, а вместе с ним и с не меньшим удовольствием этот глоток делала Вирджиния. Ее очаровали его крепкие объятия, она испытывала удовольствие только от того, что лежала рядом с Алексом. Несколько раз она порывалась ласкать его тело, почти невидимое в зашторенной комнате, но останавливалась. Наконец желание коснуться пересилило, и она слегка дотронулась и тут же отдернула руку: пальцы уперлись во что-то угловатое, неестественное.

— Ты не привыкла к шрамам? — спросил он не то удивленно, не то пренебрежительно. — Давай руку! Будем тебя учить.

Взяв ладонь Вирджинии в свою, Алекс провел ею по всему телу. Шрамы были везде: на руках, бедрах, спине, животе.

— Но как?! Откуда?! — ужаснулась Вирджиния.

— Может, тебе еще судебное досье принести? Запомни: мужчину не допрашивают. — Его удивила собственная — поучающая — интонация, но большого внимания он этому не придал. — Ладно, детка, посмотрела и гуляй… буду одеваться…

 

67

Вирджиния скучала без Алекса. Сначала она думала, что ей просто надоели другие мужчины. Это было, но обращать внимание на такие пустяки в ее среде не привыкли. Потом она забеспокоилась именно о нем: Алекс не приходил к миссис Эллен несколько дней. Расспрашивать хозяйку она не стала, предпочла переживать молча. «Может, я ему разонравилась?.. Нет, наверное, нет. Ведь он всегда выбирал меня… Он сидит без денег и поэтому не приходит…» — осенило в итоге Вирджинию.

Алекс заглянул в заведение в начале следующей недели, и подскочившая к нему веселая Вирджиния предложила:

— Если у тебя нет денег, я могу…

— Замолчи! — закричал Алекс срывающимся голосом. У него перехватило дыхание, восстановив которое он заговорил с чувством оскорбленного достоинства: — Если бы я захотел… их уже трое… они содержат меня… Ты отдаешь себе отчет… но ты… я не хочу… Понятно? Денег! Держи их, эти вонючие деньги!

Он бросил на стол смятую пачку. Стодолларовые банкноты были перемешаны с мелкими купюрами.

— Я даже не знаю, сколько их, — продолжал он с презрением. — А когда они кончатся, у Алекса не будет проблем с их поисками.

— Тогда… — забормотала Вирджиния.

— Что тогда?

— Почему ты не приходил? Где ты пропадал?

— Хватить болтать! Я здесь не для разговоров! — отрезал Алекс выведенный из себя ее вопросами. Но за раздражением явно чувствовался какой-то странный надрыв.

С этого дня он в буквальном смысле слова поселился у Эллен. Колючий и неразговорчивый вначале, он стал расслабленным и покладистым, будто раз и навсегда прекратил попытки бороться с увлечением этой женщиной. Нечто подобное испытывала и Вирджиния, с той лишь разницей, что ей не приходилось уговаривать себя: Алекс был желанным с первой встречи, и с каждым днем это чувство только усиливалось. Так разрушилась стена, которую Вирджиния возвела между двумя своими жизнями, ибо имя «Алекс» не оставляло ее теперь и дома.

 

68

Потерявшая рядом с Алексом счет времени, Вирджиния вдруг вспомнила, что у них сегодня назначен ужин и что Ральф наверняка уже пришел и волнуется. Усталая, разгоряченная ласками любовника, она вовсе не хотела покидать этот дом. Опоздать?.. Может быть, Ральф поймет, что она опаздывает, и отменит ужин? Вирджиния нехотя стала собираться домой, затем поболтала с Эллен и свободной Дэзи. Но в последний момент решила-таки позвонить. Объяснив мужу, что задерживается на примерке, попросила встретить ее прямо в ресторане.

Де Брикассары были приглашены двумя молодыми писателями, друзьями Ральфа. Привыкнув оценивать мужчин с точки зрения заведения миссис Эллен, Вирджиния отметила, что один из них, темненький и живой, скорее всего пользуется успехом у женщин. В его движениях было что-то чувственное, а на лице постоянно играло выражение твердости и нежности, против которого слабый пол бессилен. Вирджиния подумала об этом, когда он пригласил ее потанцевать. Молодой человек всегда дышал к ней неровно, но в этот вечер был особенно дерзок: все норовил скользнуть рукой ниже пояса. Эта подростковая шалость не расстроила Вирджинию, она списала ее на темперамент молодого человека. А потом, как же мелко и безжизненно выглядели потуги ее партнера по танцу с одним — лишь одним — даже непроизвольным движением, жестом Алекса! Этот мог вывернуться наизнанку, но никогда не достичь той простодушной дикости и того деспотизма, которые были доступны другому — покрытому шрамами и надменно платящему за любовь, которую он дарил как подарок, которой награждал.

Весь вечер Вирджинию не покидал образ Алекса. Она была ближе к своему порочному Херувиму с золотой челюстью, чем к любому из тех, кто ее окружал. На ее губах застыли слова, которые она однажды бросила Кроузу: «Вы не созданы для насилия!» Она гордилась, что сидит среди этой публики в платье, которое трогал Алекс, что не успела вымыться, поэтому на ее коже остались следы его ласк. И эта гордость особенно красила Вирджинию. Она чувствовала себя, что называется, в ударе. Правда, иной раз осторожность ей изменяла. Так, выходя из ресторана, она поцеловала Ральфа с пылом, который обычно предназначался другому. Муж смешался, он не привык к таким знакам внимания, и Вирджиния поняла, что совершила промах. Первый за последнее время. Так испортить долгую и кропотливую работу! Она была в отчаянии. Еще мгновение, и Вирджиния поняла, что у миссис Эллен она бывает теперь только ради Алекса, а на других мужчин ей глубоко наплевать. Куда же девались мечты о том вульгарном типе, который удовлетворял ее когда-то в снах? Тайная жизнь, так искусно спрятанная от мужа, вдруг вырвалась из дома мадам Эллен и ранила ее дорогого Ральфа. Пока лишь ранила; в следующий раз — это Вирджиния сознавала отчетливо — Ральф будет стерт с лица земли, а вместе с ним и она тоже. «Нужно во что бы то ни стало остановиться, исправить линию судьбы, — страстно думала она. — Забыть Алекса! Это единственный выход…»

Итак, решение было принято.

 

69

Благосклонно, но с некоторым опасением, миссис Эллен встретила это решение.

— Вы не хотите видеть этого парня, и я вас понимаю, — сказала она. — Я не знаю о нем ровным счетом ничего, но в самом деле лучше бы он обходил этот дом стороной. Только получится ли его отвадить? Друг Майкла… Ладно, милая, я сообщу, что вы больны. Может, он и отстанет…

Четыре дня спустя, когда Вирджиния выходила из дома миссис Эллен, на ее пути возник человек, не узнать которого было невозможно.

— Я тебя провожу, — спокойно и как бы отстраненно сказал Майкл.

От внезапной встречи у Вирджинии подогнулись коленки, но она послушно шла за этим монстром, не замечая ни людей, ни улиц. Впрочем, так продолжалось недолго. На площади неподалеку от их с Ральфом дома внутренний крик пробудил Вирджинию. Как?! Она за пределами заведения миссис Эллен с его завсегдатаем, да с каким! С кошмарным Майклом! И это там, где ее могут встретить знакомые и где все знают ее как добродетельную жену уважаемого человека! Вирджинии казалось, что сковавший ее ужас рожден даже не самой ситуацией, а судьбой, которую она выбрала и которую четыре дня назад попыталась изменить. «Убежать!» — пронеслось в ее сознании, и Вирджиния едва ли не с криком о помощи бросилась к проезжавшему мимо такси. Однако чугунная клешня Майкла в последний момент сжала ей плечо, и она почувствовала безразличие и отупение каторжника, делающего первые шаги в кандалах. Сила, исходившая от этой руки, в одно мгновение уничтожила всю волю молодой женщины.

— Не валяй дурака, коза, — беззлобно сказал Майкл все тем же тоном. — Я решил с тобой переговорить и не отступлю. Зайдем в какое-нибудь спокойное местечко. Пошли!

Он направился к быстро в дальнем конце площади. Униженная и задавленная чужой властью, Вирджиния плелась за ним, словно на поводке, в двух шагах сзади, прекратив всякие попытки сопротивляться.

Забегаловка была пуста. Единственный посетитель, по всей видимости вырвавшийся со стороны на минуту-другую рабочий в грязной спецовке, жадно глотал у стойки виски. Это разохотило Майкла, и он сделал заказ, причем достаточно любезно поинтересовался у Вирджинии, будет ли пить она.

— Слушай меня внимательно, — сказал он, приняв от бармена стаканчик, — повторять не буду. Мое слово, как приговор суда, окончательное и обжалованию не подлежит. Если не веришь, спроси у любой собаки, кто такой Майкл. Короче, если не хочешь неприятностей… — От этого слова у Вирджинии задрожали руки. — В общем, не вздумай шутить с Алексом, моим лучшим другом.

Он медленно глотал вино и совсем не смотрел в сторону Вирджинии.

— Ты вроде благородная, поэтому я хочу тебе кое-что объяснить, — продолжал Майкл. — Алекс… Этот мальчик спас мне жизнь. Ты понимаешь это? Спас жизнь! Это даже больше, чем если бы он был моим сыном. Но у него есть одна страсть: любит баб. В прошлом году… без меня… Хватит. Баста! Я должен был подумать, что все повторится, когда он положил на тебя глаз. Но разве за всем уследишь? Сначала он терпел… боролся со своей глупостью… Но молодость… И потом… он такой бесхитростный, этот малыш, он распустил себя. Но ты не думай, что Алекс поверил в твою болезнь. Чепуха. Сегодня мне удалось его удержать, но он был слишком возбужден…

Майкл углубился в свои размышления, и Вирджинии показалось, что он забыл о ней.

— Одним словом, — сказал он наконец, — ты меня поняла, детка. Можешь идти. Я еще посижу. — Он снова положил руку ей на плечо и посмотрел на нее своими страшными неподвижными глазами.

Нужно действовать! Вирджиния чувствовала это каждым нервом, а потому преисполнилась решительности. Еще один день — и она станет рабыней этих опасных мужчин, от которых не знала, чего ожидать, однако догадывалась, что шутить они не намерены.

Сразу же из кафе Вирджиния побежала к миссис Эллен.

— Я ухожу! — заявила она ей с порога.

— Вы встретились с вашим другом? Он увозит вас отдыхать? — спросила та, не понимая, что речь идет об окончательном уходе.

— Да, да, — нетерпеливо подтвердила Вирджиния, решив не вдаваться в объяснения. Предположение миссис Эллен подтолкнуло Вирджинию к мысли уехать из Нью-Йорка. Нет, даже не уехать — убежать! В ней все еще жил страх, рожденный встречей с Майклом. Однако просто покинуть дом миссис Эллен было недостаточно. Вирджиния больше не хотела и не могла дышать тем же воздухом, что и ее преследователи. Тем более что наступало лето, и Ральф уже давно мечтал уехать к себе на остров. Вирджинии и самой вдруг безумно захотелось сейчас же оказаться там и спрятаться в их безопасной лесной хижине, в своем забытом Голубом Замке. Как она могла отказаться от него, предать свою мечту, Ральфа, рядом с которым она впервые вздохнула полной грудью?

Дома Вирджиния никак не могла дождаться, когда же придет Ральф, чтобы поскорее решить вопрос об отъезде, и выбежала ему навстречу, едва он появился на пороге. Хотя Вирджиния подготовилась к разговору с мужем, в ее голосе чувствовалось нетерпение, и Ральф с недоумением посмотрел на нее, когда она, стараясь скрыть возбуждение, заговорила:

— Ральф, милый, почему мы до сих пор сидим в Нью-Йорке? Разве тебе не хочется уехать отсюда на остров, в наш Голубой Замок.

Не меньше, чем желание Вирджинии отправиться на Саурес, Ральфа удивило упоминание о Голубом Замке. Ему не верилось, что этой изменившейся Вирджинии их скромный лесной домик покажется теперь Голубым Замком.

— Оказывается, ты еще помнишь о своем Голубом Замке, — сказал он, и Вирджиния уловила в его тоне иронию. На миг она почувствовала холодок в груди. До какой же степени Ральф разочаровался в ней, что даже иронизирует над ее давней мечтой, хотя она и осталась далеко в прошлом! Но Вирджиния решила сделать вид, что ничего не заметила, только бы уехать, уехать как можно быстрее.

— Не надо, Ральф, — тихо попросила Вирджиния.

— Хорошо, — согласился Ральф, — мы можем отправиться на этой же неделе.

— А мы не можем уехать завтра же, мне хочется побыстрее попасть на свой остров?

— Ну что ж, можно и завтра, — кивнул Ральф.

 

70

Ночью Вирджиния спала плохо: ей чудилось, что открывается дверь и в ее спальне появляются то Алекс, то звероподобный Майкл, а то они оба вместе нависают над ней, и она, холодея от ужаса, ждет, что сейчас войдет Ральф, увидит ее гостей и все поймет. Даже во сне Вирджиния чувствовала свое учащенное сердцебиение, тошноту, очевидно вызванную ни на миг не отпускающим ее нервным напряжением. В эту ночь даже терзавшие ее долгие месяцы кошмарные видения исчезли, и, очнувшись еще до рассвета, она поднялась и стала торопливо собирать вещи. Уехали они утром, сразу после завтрака.

Едва их машина миновала окраины Нью-Йорка и покатила по дороге на Буффало, Вирджиния преобразилась. Внутреннее напряжение отпустило ее, и даже черты лица смягчились, а в глазах появилось умиротворенное выражение. Ральф время от времени поглядывал на жену и удивлялся, насколько благотворно действует на нее дорога: она даже замурлыкала себе под нос какую-то веселую мелодию и расслабленно откинулась на спинку сиденья. Раскосые колдовские глаза Вирджинии снова приобрели мечтательное выражение, и внезапно Ральф узнал в ней ту самую лесную фею, какой она была когда-то в их первый год совместной жизни на Сауресе.

В Хайворте Ральф с Вирджинией сразу же заехали к кузине Джорджине, чтобы забрать Банджо и Везучего. Коты уже освоились на новом месте и встретили прежних хозяев не очень любезно. Банджо фыркал и тряс головой, пока его несли к машине. Подросший Везучий в негодовании пытался вырваться из рук Вирджинии.

Кузина Джорджина не знала, где усадить дорогих гостей, и с радостными восклицаниями бегала вокруг. Еще бы! Они заехали к ней, а не к кому-нибудь другому из родственников. Даже у матери еще не были. Своей проницательностью кузина Джорджина приобрела невиданный авторитет среди своих родственников, а уж как она выросла в собственных глазах — и говорить нечего. Но ведь это и справедливо: она оказалась поумнее, чем все остальные. В то время как другие отвернулись от Вирджинии, когда она ушла из дома ухаживать за бедной малюткой Фанни Грин, а потом вышла замуж за Ральфа де Брикассара, не кто иной, как она, кузина Джорджина, проявила к Вирджинии сочувствие и даже подарила одну из своих лучших вышивок. Теперь-то все поняли, что с Вирджинией надо было вести себя по-другому, даже Мэри Тримбал всегда, когда надо и не надо, напоминает всем, как они с Корнелией были добры к Вирджинии, и та их тоже выделяла среди других родственников. Может, и выделяла, хотя этого никто не замечал, но приехали-то они не к ней, а к кузине Джорджине, пусть и за кошками, но и их они отдали не кому-то другому. В общем, кузина Джорджина была на седьмом небе от счастья.

— Ты стала настоящей красавицей, Вур…, о прости, я по привычке хотела назвать тебя старым именем, — воскликнула кузина Джорджина, — милочка, сразу видно, что муж любит тебя, ты так похорошела.

Вирджиния улыбалась кузине, хотя ее оговорка «Вурж» сразу же напомнила ей ее другую кличку: «Таинственная Незнакомка». Получается, что вся ее жизнь проходит под разными прозвищами, из которых единственное — «Лунный Свет» — согревало ей душу.

 

71

Весть о том, что Вирджиния и Ральф вернулись и опять поселились отшельниками на своем острове, мгновенно облетела Хайворт, и Джексоны стали готовиться к приему своих знатных родственников. Миссис Джексон и кузина Мелисандра летали, как на крыльях, хотя их самолюбие было уязвлено тем, что прошла уже неделя, как де Брикассары прибыли на остров, но до сих пор Вирджиния, не говоря уж о Ральфе, в их дом и носа не кажет. И все-таки миссис Джексон наняла работниц, чтобы они вычистили и вымыли дом, старый Саймон заново отремонтировал крыльцо. Увядший опять куст розы постригли и удобрили. Миссис Джексон и кузина Мелисандра теперь никуда не отлучались, опасаясь не оказаться дома, когда придет Вирджиния. Все остальные родственники тоже как бы мимоходом по несколько раз в день забегали в дом на Элм-стрит в надежде встретить там Вирджинию и пригласить их с мужем к себе в гости.

Вирджиния приехала в дом матери только через две недели. Ральф с раннего утра ушел в лес, он теперь пропадал там целыми днями, и Вирджиния решила, что пора уже навестить мать. Она была сама за рулем их дорогой шикарной машины, и весь Хайворт так и прилип к окнам, когда она проезжала по улицам.

Увидев остановившуюся возле ее дома сверкающую машину, миссис Джексон со всех ног кинулась на улицу, чтобы прямо там, на виду у всех, обнять свою дорогую дочь. В этот день на посту в доме миссис Джексон были дядя Джефсон и тетя Патриция. Они, соблюдая приличия, пропустили вперед мать, а потом уж и сами поспешили вместе с кузиной Мелисандрой на улицу, где миссис Джексон уже громко восторгалась тем, как выглядит ее дочь, как она одета и в какой машине приехала. Она кинулась целовать дочь, и Вирджиния с трудом преодолела в себе желание отстранить мать и ограничиться тем, что просто пожать ей руку. Но пришлось терпеть поцелуи, объятия, восклицания и даже слезы, от которых не удержалась кузина Мелисандра.

Какие бы тягостные воспоминания ни вызывали у Вирджинии ее родственники, но встреча была трогательной, и неожиданно Вирджиния почувствовала нечто вроде радости при виде всех своих чопорных, напыщенных и вместе с тем родных людей, с которыми ее связывает целая жизнь.

Вирджиния вытащила из машины большую сумку, набитую разными вещами и безделушками, которые она утром перед своим бегством из Нью-Йорка побросала туда для подарков родственникам. Теперь она даже сожалела, что не нашла времени купить им более дорогие подарки с учетом вкусов каждого из своих родственников. Спасло ее лишь то, что во время путешествий с Ральфом она покупала везде разные сувениры и приглянувшиеся ей безделицы да еще заказывала себе у портных туалеты, которые потом ни разу не надела. Так что подарки достались всем, и Джексоны были довольны не столько самими подарками, сколько тем, что они получены от Вирджинии. Значит, она все-таки помнит о них и не забывает, к какому клану принадлежит сама.

Скоро беспроволочный телеграф собрал в дом миссис Джексон почти все семейство. Пришла даже Корнелия, которая к тому времени стала миссис Эндрю Трентон и превратилась в пышнотелую красавицу, правда, не совсем довольную доходами своего мужа, которые не позволяли им приобрести дом хотя бы в Бостоне или Буффало, где угодно, лишь бы выбраться из Хайворта. Пример Вирджинии не давал Корнелии покоя; вот и сейчас она изнывала от зависти, наблюдая за тем, как небрежно и легко Вирджиния достает из сумки дорогие изысканные наряды и раздает их своим тетям и кузинам. Корнелии тоже досталось необыкновенно красивое платье, сшитое по последней моде.

Правда, как с улыбкой заметила Вирджиния, оно немножко узко теперь для Корнелии, но в швах есть запас, можно отпустить, она просто не учла изменившихся габаритов кузины. Корнелия вспыхнула и готова была швырнуть платье прямо в улыбающееся лицо Вирджинии, но вовремя сдержалась. Во-первых, платье было такое, какое сама Корнелия заказать не сможет, а во-вторых, не стоило злить Вирджинию; все-таки она теперь богата и у них с мужем большие связи, может быть, когда-то придется обратиться к ним за помощью. Во всяком случае она не собиралась заканчивать свой век в Хайворте.

Сидя в гостиной за чаем в окружении радостно взволнованных родственников, Вирджиния чувствовала себя в полной безопасности и совершенно свободной от своих кошмарных наваждений. Какие нелепые парадоксы подбрасывает ей судьба! Только три года назад она задыхалась здесь и мечтала о глотке свободы, а сейчас здесь же ищет спасения от себя самой, другой мир и другое окружение сковали ее еще более тяжкими цепями. Вирджиния смотрела на дядю Роберта, который теперь в ее присутствии не позволял себе никаких шуточек, на постаревшего дядю Джефсона, на тетю Тримбал и кузину Лилиан, на лица других родственников и представляла, как изменятся их лица, какими они станут растерянными и злобными, у кого как, если вдруг они бы узнали, чем она занимается в Нью-Йорке. Холодок ужаса на минуту окатил ее, и Вирджиния снова успокоила себя тем, что здесь она в полной безопасности и никто никогда не узнает о ее порочных наклонностях. Причем бывших. Жизнь на Сауресе восстановила утраченное было душевное равновесие и все происходившее с ней в доме миссис Эллен вспоминалось теперь только как дурной сон, не более того.

— Вирджиния, дорогая, — пропела тетя Тримбал, — мы надеемся, что ты вытащишь к нам в гости своего отшельника мужа. С тех пор как все узнали, кто он на самом деле, газеты постоянно сообщают о том, чем он занимается. Так что он у нас теперь знаменитость, и мы всегда в курсе вашей светской жизни, — игриво закончила она.

Ее слова вовсе не обрадовали Вирджинию. Если уж всех так интересует их личная жизнь, эти проныры газетчики могут докопаться и до ее тайны. Пожалуй, даже не стоит возвращаться в Нью-Йорк, тем более что и Ральф особенно не жаждет там жить. Он и сам говорил, что ему лучше работается на Сауресе, но, может быть, конечно, не здесь, а поехать в Европу…

Вирджиния снова отвлеклась от общего разговора, и родственники с некоторым удивлением следили за менявшимся выражением ее лица.

— Может быть, она беременна? — шепнула кузина Лилиан тете Патриции. — Она так часто задумывается, как будто прислушивается к чему-то, что у нее внутри.

— Наследник им не помешает, — изрекла тетя Патриция не очень громко, но все же достаточно для того, чтобы ее услышали почти все присутствующие в гостиной миссис Джексон, кроме Вирджинии. — Должен же кто-то наследовать их миллионы, — продолжала тетя Патриция, и взгляды всех Джексонов принялись ощупывать фигуру Вирджинии. Правда, пока не заметно, но, очевидно, так и есть. Чем еще объяснить ее странную самоуглубленность и рассеянность? Миссис Джексон удовлетворенно вздохнула. Если Вирджиния родит Ральфу де Брикассару ребенка, это еще больше упрочит ее положение, да и сама миссис Джексон в качестве бабушки такого богатого наследника, каким будет ее внук, приобретет новый вес в обществе, хотя и сейчас грех жаловаться: все ее наперебой приглашают и считают за счастье побеседовать с тещей столь известной личности, как ее зять. Правда, ей приходится скрывать, что дети не пишут письма, но она теперь регулярно покупает газеты, чтобы не попасть впросак, когда ее спрашивают, чем в настоящее время занимается ее зять Ральф де Брикассар и где они живут с Вирджинией. Так что ей вполне достаточно хотя бы и тени от славы зятя. Несколько раз промелькнули сообщения, на каких приемах Ральф де Брикассар был с женой и во что она была одета. Весь Хайворт потом обсуждал эти подробности в течение нескольких дней, и миссис Джексон, словно купалась в лучах славы своих дорогих детей.

— Прием будет здесь, в доме Вирджинии, — решительно заявила миссис Джексон, потому что следом за тетей Тримбал видеть у себя в гостях Вирджинию с Ральфом де Брикассаром захотели все Джексоны, и приглашения сыпались со всех сторон.

— Вирджиния поговорит со своим мужем, и они сами назначат день, когда состоится прием. Тогда уж мы всех и известим.

Вирджиния всех слушала, улыбалась, но принимать приглашения не спешила. Она знала, что Ральф ни за что не согласится променять свой лес на душные гостиные Джексонов. Может быть, сюда его еще и удастся вытащить, но занимать свое время скучными чопорными приемами он ни за что не станет.

Джексоны вышли провожать Вирджинию и долго еще стояли, наблюдая за тем, как она в своей роскошной машине проезжает по улице, сопровождаемая любопытными взглядами соседей. Это был звездный час для всего клана Джексонов, который сразу же и безоговорочно поднял их на самую высокую ступень хайвортского общества.

 

72

По пути на Саурес Вирджиния решила заехать к Старому Саймону и остановила машину перед его домом. Старого Саймона дома не оказалось, и хотя дверь как обычно не была заперта, Вирджиния не стала входить в дом, а прошла в совсем теперь запущенный, практически одичавший сад. Клумбы с нарциссами, которые так любила Фанни, заросли травой, которая заглушила оставшиеся слабые ростки. Вирджиния побродила по саду, постояла у забора, где она когда-то предложила Ральфу жениться на ней. Спохватившись, что муж, очевидно, уже дома и ждет ее, Вирджиния поспешно села в машину и поехала к берегу. Там она оставила ее на прежнем месте, где раньше стоял их старенький «Серый Бес», забралась в лодку и переправилась к себе на остров.

Солнце клонилось к закату, и все вокруг было окрашено в розовые тона. Казалось, что даже свисающие в истоме после жаркого дня еловые лапы излучают розовый свет. Вирджиния шла по тропинке, с наслаждением вдыхая ароматный воздух. Все ее недавние проблемы, разговор с Майклом, паническое бегство из Нью-Йорка — все это представлялось ей теперь чем-то даже нереальным. Она боялась только, что здесь появится Арни Кроуз и снова нарушит ее покой, который она только-только обрела.

Ральфа все еще не было, и Вирджиния, переодевшись, взялась готовить ужин. Банджо, тяжело спрыгнув со своего излюбленного места, подошел к хозяйке и ткнулся мордой ей в ноги, напоминая, что им с Везучим тоже уже пора поесть. Везучий же, попав на остров, превратился в настоящего бродягу. Он сам себе находил пропитание и где-то пропадал до ночи, так что Банджо заботился о нем просто по привычке.

Ральф появился, когда уже стемнело. Он сначала прошел в комнату Синей Бороды, как они с Вирджинией продолжали ее называть, и только потом уже вошел в гостиную. Вирджиния накрыла ужин на веранде, и они, как прежде, сидели за столом, любуясь звездным небом и прислушиваясь к звукам ночного леса.

— Ты повидалась с матерью, как хотела? — нарушил молчание Ральф.

— И не только с мамой, — лица в темноте видно не было, но в голосе Вирджинии слышалась улыбка, — а сразу со всем своим кланом, и все ждут нас к себе.

— Но мы же не можем… — испугался Ральф.

— Я знаю, милый, — успокоила его Вирджиния, — поэтому никаких обещаний не давала. Может быть, стоит только побывать у мамы, где опять все соберутся, и мы таким образом отделаемся одним разом.

— Я бы и этого избежал, — тоскливо сказал Ральф, — но если уж так надо… только один раз и ненадолго.

 

73

Лето в этом году выдалось жарким, но и дождей было достаточно, так что весь остров был покрыт буйной растительностью, и с раннего утра над всем этим земным раем стоял неумолчный птичий гомон.

Вирджиния с Ральфом все дни проводили у себя на острове, лишь изредка выезжая в Хайворт или в Порт-Роуз за запасом продуктов. Побывали они и у миссис Джексон, которая устроила прием в честь зятя и дочери; правда, он больше походил на читательскую конференцию. Все Джексоны достойно подготовились к встрече со своим знаменитым родственником, впрочем, известным только небольшому кругу людей, в который волей случая попали и Джексоны, потому что мало кто знал, что знаменитый писатель Фрэнк Стеджер — не кто иной, как Ральф де Брикассар. Но Джексоны в такие тонкости не вникали и, чтобы не ударить в грязь лицом, прочитали все последние книги Фрэнка Стеджера.

Вирджиния от души веселилась, наблюдая, как старались тетя Тримбал, дядя Роберт, дядя Джефсон и даже кораллово-розовая Корнелия показать Ральфу свою эрудицию, свою любовь к природе.

— Как вы все чудесно описываете! — щебетала Корнелия. — Когда читаешь ваши книги, как будто сам входишь в лес и испытываешь те же самые чувства. Я ведь тоже очень люблю лес и готова бесконечно гулять в нем…

«Ну и лгунья, — ужасалась Вирджиния, слушая ее. — С каких это пор Корнелия полюбила лес? Корнелия, которая и шагу не сделала даже по лесной тропинке?»

Но Ральф, казалось, не замечал никакой фальши и с улыбкой выслушивал все изъявления чувств, которыми его сегодня сполна одарили Джексоны, как бы компенсируя все то неприятие, которое они испытывали к нему три года назад.

Миссис Джексон боялась спросить Вирджинию о беременности, но не сомневалась, что так оно и есть. Дочь не то чтобы располнела, но, конечно, выглядит не таким заморышем, как раньше. А тот тревожный блеск, который иногда появляется в ее глазах, без сомнения вызван страхом предстоящих родов. Девочка беременна, в этом миссис Джексон не сомневалась, так что и спрашивать ни о чем не надо. Настанет время, и она сама скажет. Главное, что ее девочка нашла свое счастье. У миссис Джексон была необыкновенная способность преувеличивать свою собственную значимость. Она уже начисто забыла, что Вирджиния устроила свою судьбу вопреки ее желанию и даже в борьбе с ней. Миссис Джексон искренне верила, что дочь добилась успеха в своей личной жизни благодаря матери, которая воспитывала ее в строгости, что и позволило Вирджинии впоследствии найти себе такого мужа, как Ральф де Брикассар. Даже Корнелия, признанная красавица, не могла найти лучшую партию. Вон какие недовольные взгляды бросает она на своего мужа, которого, конечно, и рядом не поставишь с де Брикассаром.

В общем, вечер удался. Ральф де Брикассар оказался умным собеседником и необыкновенно обаятельным человеком. Женщины решили, что муж Вирджинии к тому же и красив. Они как будто впервые увидели его искристые синие глаза, красивый овал лица, темные волнистые волосы, которые раньше напоминали копну сена. Корнелия не могла простить себе, что это не она, а серенькая и невзрачная Вирджиния сумела рассмотреть в нечесаном Ральфе де Брикассаре, проходимце, за которого его принимал весь Хайворт, настоящего мужчину, да еще и богатого. А она, самая красивая девушка Хайворта, должна делить ложе с Эндрю, который оказался со всех точек зрения несостоятельным: ни как глава семьи, ни как мужчина. Корнелия так расстроилась, что даже все обратили внимание на ее испортившееся к концу вечера настроение. Дядя Роберт, уже уходя домой, не удержался и шепнул Вирджинии:

— Чем отличается курица от орла?

Вирджиния улыбнулась и привычно спросила:

— Ну и чем же?

Дядя Роберт обрадовался и, хитро усмехнувшись, сказал все так же шепотом, но очень многозначительно:

— Зрением, милочка!

За все время жизни на Сауресе Ральф ни разу не спросил Вирджинию о том, как она себя чувствует — это и так было заметно. Она как будто успокоилась, ее глаза приобрели прежнее умиротворенное выражение, словно все ее страхи за свою жизнь остались в Нью-Йорке. Ральф видел, с каким удовольствием она бродила по лесу, купалась, пила воду из родника. Вирджиния ни разу не заговорила о возвращении в Нью-Йорк, и Ральф окончательно уверился в лечебном духе Сауреса. Ему самому здесь прекрасно работалось. К осени он вчерне закончил работу над своей новой книгой, и теперь целыми днями они с Вирджинией предавались отдыху, отыскивали знакомые брусничные и клюквенные места и утоляли жажду живительным соком ягод. Они подолгу лежали на пригретых уже не жарким солнцем полянках, и каждый думал о своем. Мысли Вирджинии очистились от скверны, и теперь, если она даже и вспоминала что-то, связанное с домом миссис Эллен, ей казалось, что это происходило не с ней, а с другой женщиной, историю которой она прочитала в романе или видела в кинофильме.

Однако осень все увереннее заявляла свои права, пышная красота багряных лесов сменилась обильным листопадом, а потом и вовсе зарядили мелкие нудные дожди. Ральф целыми днями проводил в комнате Синей Бороды, и Вирджинии приходилось довольствоваться компанией Банджо и Везучего. Она читала или просто смотрела на сеющий за окном дождик, готовясь душой к новым путешествиям и новым людям. Иногда появлялся Старый Саймон, еще больше постаревший, но все такой же аристократически красивый, хотя и в потрепанной одежде. Ральф выходил к нему, они о чем-то тихо беседовали или просто молчали, а Вирджиния готовила им ужин. Старый Саймон жаловался на одиночество, без Фанни жизнь его превратилась в «бесполезную штуку», как он говорил. Он и сам жаждал теперь отправиться на тот свет вслед за своими близкими и считал, что Бог выбрал ему изощренное наказание, задерживая на земле. Однажды утром Ральф уехал в Порт-Роуз и, вернувшись к вечеру, сказал Вирджинии, что они должны поехать в Нью-Йорк. Он получил почту, где было письмо от издателя, тот просил его приехать, возникли кое-какие дела, да и пора было сдавать новую книгу. Решили, что в Нью-Йорке они пробудут недолго, как только Ральф управится с делами, отправятся дальше, в Европу, где проведут зиму.

У Вирджинии немного защемило сердце, когда она представила, что окажется снова в той же обстановке, где произошло ее грехопадение. «Как же вовремя я ушла оттуда, — в который уже раз подумала Вирджиния, вспомнив миссис Эллен. — Никто, даже Майкл, не сможет найти Таинственную Незнакомку. Ее больше нет, она умерла навсегда». Мистический ужас, который она испытывала раньше при одной только мысли о доме на 15-й улице, пропал, и она теперь думала об этом заведении, как об обычной квартире, с жалостью вспоминала несчастную безропотную Эдну, и Алекс представлялся ей теперь как самый примитивный сутенер, и даже жуткий Майкл вспоминался не иначе как молчаливый мрачноватый великан, очевидно закончивший спортивные выступления борца.

 

74

В Нью-Йорке, как и на Сауресе, шел дождь. Ральф с утра уезжал к издателю, и Вирджиния занималась тем, что перебирала вещи, откладывая те, которые она возьмет с собой, и запихивая в дальние ящики оставшиеся. Как-то, устав заниматься однообразной работой, она взяла в руки брошенный Ральфом журнал. Вирджиния бегло просматривала страницу за страницей, нигде особо не задерживаясь, пока не добралась до раздела объявлений. Знакомое название, набранное жирным шрифтом, смысл которого сначала даже не дошел до сознания Вирджинии, ударило по глазам: «15-я улица. Миссис Эллен…»

Не веря своим глазам, она пробежала весь текст:

«9, 15-я улица. Эллен принимает ежедневно у домашнего очага в интимной обстановке в окружении трех граций, элегантных, очаровательных и на разные вкусы».

Имен у «граций» не было, но Вирджиния почему-то все искала свое. Какое? Таинственная Незнакомка? Вирджиния де Брикассар?..

Она затравленно оглянулась по сторонам; хорошо, что Ральфа дома не было и он не мог заметить ее волнения. Потом снова уткнулась в притягивающие ее строки. Это не было обещанием услуг. Это был призыв. Призыв хозяйки, ласковой миссис Эллен, обслужить клиента по первому классу. И относился он только к Таинственной Незнакомке! «Разве к Вам здесь плохо относятся?.. — вспоминала Вирджиния. — Только пришла и уже удостоена!.. Вот те раз! Где же, ты по-твоему, находишься?! И вы скрывали такое сокровище!.. Ложись, сука!..»

«Интимная обстановка… три грации… на разные вкусы…»

Вирджиния почувствовала во рту вкус странного, рокового наркотика, одновременно знакомого ей и совсем нового. Ее охватил постыдный и благотворный жар.

Не прошло и часа после появления Вирджинии у миссис Эллен, как она услышала голос Алекса. Непостижимо, как он узнал о ее возвращении? Он никогда так и не раскрыл ей эту тайну. У Таинственной Незнакомки закружилась голова. Она ждала этой встречи, но не столь быстро. Дверь резко распахнулась. На пороге стоял Алекс, бледный и дрожащий. Гнев и трепет копились в нем много месяцев и теперь выплескивались наружу.

— Ты одна, — констатировал он почти безразлично. — Тем хуже для тебя!

Вирджиния безотчетно отступила к стене.

— Я должна была уехать, — запричитала она, — я тебе все объясню…

— Она — мне — объяснит! Погоди, я сейчас сам буду объяснять.

Он вынул из брюк ремень и закрыл дверь на ключ. Вирджиния ошалелым, непонимающим взглядом следила за его движениями. Резкий взмах и ремень засвистел над ее головой. Как Вирджиния сумела уклониться от удара и найти силы, чтобы перехватить его? Где почерпнула ту дикую энергию, которая укротила Алекса?

— Стой! — бросила она в лицо мужчине. — Еще движение, и увидишь!..

Их разделяло пространство комнаты. Они долго стояли друг против друга и все не могли успокоиться. У Вирджинии никак не шло из головы ее изуродованное шрамом от удара ременной пряжкой лицо. Как бы она показалась Ральфу?.. Но образ потух, и вместе с ним ее воля. Впрочем, она ей больше была не нужна.

— Ты не такая, как эти сучки. Майкл правильно сказал… — грустно, опустив голову, произнес Алекс.

Пережитое не отпустило Вирджинию. Она покачнулась, теряя сознание, и медленно осела на пол. Мужчина бросился к ней, нежно поднял и отнес ее на кровать. Очнувшись, женщина подняла перед собой руки.

— Не бойся! Да не бойся ты, — повторял он смущенно.

Алекс так и не коснулся ее в этот день. Его лицо — лицо падшего ангела — выражало более глубокое, нежели желание, чувство.

На следующий день все началось сначала. Он вошел к Вирджинии со своей обычной ухмылкой, но в его объятиях было столько нежности, столько желания доставлять ей удовольствие и в то же время не причинять боль, что она поняла: отныне их связывает не только секс. Правда, большего удовлетворения в постели это не принесло. Скорее наоборот.

 

75

Незадолго до ее побега Алекс предложил однажды Вирджинии пойти куда-нибудь вечером. Она, конечно, отказалась, а он лишь пожал плечами и больше к этому не возвращался. Теперь же упорно настаивал, так как смутно улавливал в своей любовнице нечто незнакомое и хотел связать ее более тонкими, деликатными связями, чем их, пусть ежедневные, встречи в доме свиданий. Вирджиния же плыла по течению, в которое вновь окунулась. Чтобы возбудить в себе прежнюю страсть к Алексу, она все чаще прибегала к воспоминаниям и фантазиям о тех опасных тайнах, которыми он был окружен. Но воображение быстро исчерпало этот источник. Так что настойчивое предложение Алекса провести с ним вечер было очень кстати. Она даже подумала, а вдруг, хотя бы на время, ее снова охватит страх унижения, который когда-то доставлял ей столько наслаждения. Но чем больше Вирджиния думала о такой встрече, тем невозможней она ей казалась. Действительно, как выйти вечером без Ральфа? Что он подумает? Оставалось ждать удобного случая, и он наконец представился: Ральф уехал на встречу с читателями куда-то в провинцию.

Алекс и Майкл коротали время в ожидании Вирджинии за стаканами виски. Как обычно, их разговором было молчание, иное из-за осторожности, свойственной людям их профессии. Но сегодня Майклу было не по себе. Эта женщина… Она беспокоила его. Хотя бы тем, что, в отличие от их прежних подружек, баб свойских и все понимающих, с этой нужно держать язык за зубами. Это раз. Во-вторых, как мог Алекс после оскорбления, которое она ему нанесла, уехав без разрешения, оказать ей такое внимание — провести с ним весь вечер? Майкл был уверен, что тот даже не наказал ее хорошенько, а потому страдал, видя в этом признак малодушия, которое сломало слишком многих хороших, по его мнению, людей. «Дурак! — ругал себя Майкл. — Я же сам привел его к Эллен…»

Его прошлое выковало у него умение не терять самообладание, он свернул сигарету и подумал, как приятно будет поесть, когда ты голоден.

Ждать долго не пришлось. Вирджиния пришла раньше назначенного срока. Этот знак уважения немного смягчил сурового Майкла, к тому же ему понравилось, как Алекс встретил Таинственную Незнакомку.

— Шлюшки, в отличие от дам, никогда не опаздывают, правда, моя дорогая?..

Однако он испытывал такую необузданную радость, что Майкл подумал: а стал бы он острить, если бы был один?

На вопрос приятеля, куда же они все-таки пойдут, Алекс предложил несколько известных ресторанов. Вирджиния отвергла их один за другим.

— Помолчи, — оборвал ее Майкл. — Мой друг со мной разговаривает. А ты, — обратился он к Алексу, — уймись! Хочешь откинуться — идем к Кэт.

Майкл не ждал, пока они примут его предложение, он просто встал и вышел. За ним потянулись и Алекс с Вирджинией. Бдительный гигант заметил, как они обменялись взглядами, а парень недоуменно пожал плечами.

— Иди вперед, Таинственная Незнакомка, — скомандовал он.

Оставшись наедине с Алексом, Майкл полушутливо-полусерьезно пригрозил:

— Если не хочешь, чтобы я наделал беды, будь мужиком… Хотя бы пока я здесь.

Кабачок, в который они направились, находился в начале Бродвея. Путь недолгий, но Вирджинию, пугавшуюся тяжелых шагов молчавшего всю дорогу приятеля Алекса, он утомил. Ей уже не хотелось приключений, она мечтала о доме. Кроме того, кто знает, куда они ее ведут? Вирджинии представлялась вонючая, набитая пьянью и уголовниками. В ее понятиях бандиты, к которым она без сомнения причисляла своих спутников, в приличных местах не бывают. Однако маленький ресторанчик, куда они наконец пришли, был очень уютным и гостеприимным. Рядом с входом сияла девственной чистотой стойка. В небольшом опрятном зале стояло с десяток накрытых столиков.

— Кэт будет довольна! — крикнул им бармен в белой шерстяной куртке.

На его приветливый голос из маленькой двери, ведущей на кухню, выкатилось нечто поразительно напоминающее шар, только в цветастой юбке и короткой рубашке.

— Совести у вас нет, шпана бульварная! — закричала она трогательным южным говором, обнимая приятелей. — Четыре дня и чтоб ни разу не зайти к Кэт!..

Несмотря на болезненную полноту, деформировавшую ее лицо, у нее были замечательные огромные глаза, в которых плескалось теплое южное море.

— Здравствуй, миленькая, — сказала она и расплылась в улыбке. — Чья же ты?

— Потерпи, сейчас представлю, — важно вмешался Майкл. — Мистер Моро, мой друг, — он указал на человека за стойкой, — миссис Моро, — это была Кэт. Наконец, показывая на Вирджинию, он произнес: — Миссис Алекс, господа!

— Я так и думала, — сказала по-матерински Кэт. Она вдруг стала серьезной и доверительно спросила: — Что будете есть, детки? Мою фаршированную капусте, это понятно. А потом?

Майкл сделал заказ, и пока хозяйка суетилась с обслуживанием, Алекс и Вирджиния нежно обнялись.

Спустя некоторое время в ресторан стали заглядывать посетители. Они жали руки Моро, Майклу и Алексу, молча кивали Вирджинии. Некоторые из них были с женщинами, которые тут же, не подходя к стойке, послушно направлялись к столику, на который взглядом или короткой фразой указывал спутник. Мужчины чем-то неуловимо походили друг на друга, несмотря на то, что различались фигурами, манерой одеваться, даже произношением. Общее угадывалось в жестах, определенных словах, смысл которых не доходил до Вирджинии, в живых и в то же время вялых глазах, напоминающих горящую вполнакала лампочку. Темой их разговоров, насколько могла слышать Вирджиния, в основном были скачки и какие-то дела, о которых они говорили намеками и странными, как бы зашифрованными словами.

Между тем в плохо проветриваемом помещении становилось жарко. Подогревала и обильная трапеза с еще большим количеством приправ и вина. Все столики были заняты явными завсегдатаями заведения. Их грубоватые манеры, привычка громко говорить за едой, напряженные позы, а главное — похожесть вызывали у Вирджинии ощущение присутствия на какой-то подпольной и опасной встрече. Испугавшись своих мыслей, она старалась поменьше смотреть и слушать, это относилось и к Майклу с Алексом. Правда, некоторое блаженство она, как и предполагала, получала. Опасность, пока не становилась явной, доставляла ей удовольствие.

Никто из присутствующих, казалось, никуда не торопился, кроме женщин, которые вдруг стали уходить одна за другой.

«Куда? На какую-такую работу они отправляются?» — спрашивала себя Вирджиния, чувствуя нежную дрожь под влиянием возникающих в воображении смутных картин, которые выходили за пределы жалкого, как ей теперь казалось, сладострастия на 15-й улице.

— Пора, — сказал вдруг Майкл. — Выпьем потом, в другом месте.

Алекс на мгновение заколебался и зашептал ему в ухо:

— Я не могу… Таинственная Незнакомка…

— Скажи-ка, Моро, — громко обратился к бармену Майкл, — если бы ты шел на дело, взял бы свою жену?

— Она сама попросила бы меня об этом, приятель.

Майкл поднялся. Алекс и Вирджиния тоже. На улице он благосклонно протянул руку Таинственной Незнакомке и сказал:

— А ты ничего, коза, храбрая.

Он еще раз одобрительно кивнул и обратился к Алексу:

— Идем.

Смертельный страх охватил Вирджинию, не из-за опасности, которую она не чувствовала, а из-за шокирующей близости с этим опасным миром, в который она все больше втягивалась. Больше всего она боялась показать этот страх в присутствии Майкла.

Майкл привел их в маленький ночной бар возле овощного рынка. Это был настоящий притон. Грязные столы, мусор на скользком полу, странное освещение, общее запустение и обшарпанность заставили Вирджинию пожалеть об этом вечере. По улице тихо сновали машины, груженные непонятно чем.

Майкл и Алекс пили виноградную водку и, казалось, не интересовались тем, что происходит вокруг и снаружи. Увидев людей, появившихся на пороге бара, Вирджиния предупреждающе сжала руку своего любовника. Он был единственным человеком, которому она сейчас доверяла.

— Спокойно, — прошептал Алекс сквозь зубы, — я хорошо сделал, что пришел сюда. Этих сволочей трое.

Мужчины, ни слова не говоря, сели за их стол. Один из них, самый тщедушный, бросил опасливый взгляд на Вирджинию.

— Можешь говорить, — успокоил его Майкл, — это баба Алекса.

Голова Вирджинии гудела свинцовой пустотой, но даже без этого она не могла бы понять смысла завязавшегося разговора — настолько он был отрывочным и зашифрованным. Мужчины говорили на странном жаргоне, о существовании которого она и не предполагала. Внезапно хилый стукнул кулаком по тарелке Алекса и, обращаясь к нему, выкрикнул:

— Падла!

Алекс тут же опустил руку в карман пиджака, вся троица сделала то же самое. На плечо приятеля успокаивающе легла рука Майкла.

— Не шебуршись, малыш, — сказал он тихо. — Не с этими суками. И не сейчас.

Одним движением он отпихнул стол в сторону и, схватив руку тщедушного, вытащил ее из кармана. В ней был револьвер. Майкл без малейшего усилий выхватил его и направил в живот мужчины.

— Ты сам на него наткнулся.

Все ожидали выстрела, но, оказывается, куда как о большем говорил пронзительный взгляд Майкла. Хилый опустил глаза и закивал.

— Давай! — скомандовал гигант. — Он у тебя, я же вижу.

Мужчина медленно вынул из другого кармана сверток и отдал его спутникам Вирджинии.

— Груз получен, — подвел черту Майкл. — Мы вас больше не задерживаем.

Троица направилась к выходу.

— За «падлу» ответишь! — прокричал вслед Алекс.

— Он слишком горяч, этот мальчишка, — с гордостью пояснил Майкл Вирджинии.

Секундное головокружение ослепило Вирджинию, но это не был страх. Ее прекрасные раскосые глаза с восхищением смотрели на Алекса.

— Он достукается! — заговорил Алекс. — Мы вместе смывались из…

Его резко оборвал приятель:

— Нечего трепаться о своих подвигах! Отправляйтесь лучше спать, у меня есть дела. — Он повернулся к Вирджинии. — Ты мне нравишься все больше. Хорошо держалась… Хочешь немного кокора?

Она ничего не поняла, но отказалась.

— Ты права, — как бы похвалил гигант. — Это годится для психов. А теперь, дети, кыш отсюда и любите друг друга хорошенько.

Оказавшись наедине с Алексом, Вирджиния спросила:

— Что он мне предлагал?

— Петушка. Кокаин, по-вашему, — ответил тот с подчеркнутым отвращением. — Грамм двести перепало, ты видела. Он их сейчас пристроит, и мы месяц при деньгах.

Вирджинии хотелось еще побродить по этим опасным кварталам, но Алекс уговорил ее тут же отправиться в какую-нибудь ближайшую гостиницу. Она не возражала. Возбужденная пережитым, она мечтала остаться наедине с любовником. И в отвратительной комнате познала самое наслаждение.

На рассвете Вирджиния вскочила с кровати, недоуменно оглядела грязненькую комнату и прошептала Алексу:

— Мне нужно уходить! Слышишь, я ухожу!

— Ты шутишь? — со злобой откликнулся тот.

— Нужно, нужно! — решительно повторила она.

Как и в тот день, когда она остановила его ремень, Алекс почувствовал в ее голосе беспрекословность.

— Ладно, давай, — остыл он, — я тебя провожу.

— Нет! Спи!

И снова этот чужой, невыносимый взгляд заставил его уступить. Он лишь спустился и посадил ее в такси. Машина умчалась, а Алекс стоял, как зачарованный, и о чем-то думал. Потом грубо выругался и отправился на поиски приятеля.

 

76

Дома, в постели, Вирджиния только и думала о том, что бы произошло, если бы тщедушный бандит не уступил Майклу. Предполагая, естественно, самое худшее, она, словно охваченная лихорадкой, начала дрожать.

Ральф вернулся из поездки буквально через несколько часов. Усталый, но какой-то умиротворенный, он заглянул к ней в комнату.

— Не оставляй меня, — с мольбой в голосе встретила мужа Вирджиния. — Я не могу без тебя…

Алекс не появлялся на 15-й улице несколько дней кряду. Вирджинию это не волновало: ей казалось, что в ту ночь она постигла все, и иного от любовника ожидать не приходится, так стоит ли оставаться вместе?

— Мы куда-нибудь идем сегодня? — спросил он в один из дней, без стука входя к ней в комнату.

— Никуда. Ни сегодня, ни завтра. Никогда, — чувствуя себя очень спокойно, ответила Вирджиния.

— Ты можешь объяснить почему? — Алекс был подозрительно и невозмутим.

— Я не свободна, и об этом все знают.

— Так стань свободной. Даю слово мужчины: у тебя будет все что захочешь.

— Это невозможно.

— Ты его любишь?

Вирджиния молчала.

— Хорошо, — пробормотал Алекс и выбежал из комнаты.

Ей показалось, что он окончательно укрощен. Но, покидая 15-ю улицу, все же несколько раз обернулась, боясь слежки Алекса или его друга. Не заметив ничего подозрительного, Вирджиния привычным маршрутом отправилась домой.

 

77

В тот же вечер Майкл и Алекс сидели в одном из баров на площади неподалеку от 15-й улицы. К ним приблизился совсем молодой парень.

— Я все выяснил, мистер Майкл, — объявил он почтительно, а затем сообщил приятелям адрес и настоящее имя Таинственной Незнакомки.

Майкл отпустил своего шпиона и повернулся к Алексу.

— Теперь, когда хочешь и все что захочешь, — подвел черту гигант.

Если бы он знал, что уготовил лучшему другу своей заботой! Если бы он только знал… то, наверное, убил бы этого мальчишку, принесшего сведения, до того, как тот открыл рот.

 

78

Но воспользоваться полученной информацией сразу Алекс либо не захотел, либо не смог. Между тем, пока он медлил, у Вирджинии возникли новые осложнения.

В четверг около четырех часов (память Вирджинии запечатлела все до мельчайших подробностей) в общую комнату вошла миссис Эллен и посоветовала девушкам прихорашиваться:

— Это очень приличный господин, старый друг, поэтому выглядеть надо на все сто. Кроме того, он хочет, чтобы вышли все.

Никаких предчувствий у Вирджинии не было, поэтому она спокойно последовала за своими подружками в зал. Гость стоял у окна и смотрел на улицу. Один вид этой узкой костлявой спины заставил Вирджинию отпрянуть назад. Еще секунда — и она скрылась бы из комнаты, из заведения, с 15-й улицы, с тем чтобы никогда в жизни здесь не появляться. Но судьба распорядилась иначе. Клиент повернулся, и обессилевшая вдруг Вирджиния застыла, не сводя с мужчины глаз. Он тоже обратил на нее внимание. Это длилось мгновение, но женщина почувствовала себя в сетях, из которых ей уже не вырваться никогда. После беглого и усталого взгляда мужчины тяжелый, внушающий животный страх взгляд Майкла показался ей чистым и ясным, почти как у ребенка.

— Здравствуйте, садитесь, пожалуйста, — произнес мистер Кроуз.

— А он приятный, правда, Эдна? — воскликнула непосредственная Дэзи.

Звуки этих голосов, столкновение двух ее разных жизней окончательно раздавили Вирджинию. Она рухнула на стул с намертво сжатыми в кулаки руками, как будто пыталась удержать ускользающий навсегда кусочек бытия, который ей остался.

— Не хотите ли немного вина? — поинтересовалась миссис Эллен.

— Естественно… Все, что пожелают дамы… Но как их зовут? А! Замечательно, мисс Дэзи, мисс Эдна и Таинственная Незнакомка? Таинственная Незнакомка… Прекрасное имя! Все это очень любопытно и свежо.

Кроуз использовал все музыкальные возможности своего голоса, весь его раздражающий шарм. Пальцы Вирджинии наконец разжались, и ее руки, мягкие и безвольные, плетьми повисли вдоль тела.

Эллен принесла спиртное, и Дэзи, изрядно хлебнув шампанского, захотела сесть Кроузу на колени. Он вежливо остановил ее:

— Позже, мадмуазель, позже.

 

79

Он говорил о тысяче незначительных вещей, шутил в своей обычной изощренной манере, ничем не выдавая своего знакомства с Вирджинией. Это ее более всего и раздражало. Она не испытывала ни стыда, ни страха, ее муки не имели сравнения с известными ей страданиями. Кроуз провоцировал Дэзи на двусмысленные ответы, чем вызывал у Эллен и Эдны смех. Игра длилась не меньше часа, в течение которого он лишь изредка бросал взгляд на Вирджинию.

Потом он резко встал и положил на камин несколько купюр.

— Прошу вас, милые дамы, разделите этот сувенир между собой. До свидания.

Подавленная происшедшим, Вирджиния недоумевающе смотрела, как он выходит. Что-то определенное, какая-то мысль будто подтолкнула ее бежать за мужчиной. Она должна знать, быть уверенной… она должна… К счастью, Кроуз задержался в передней с миссис Эллен. Было ли это ожиданием Вирджинии? Он и сам не знал, позволяя своим инстинктам направлять его к самым разнообразным наслаждениям. А то, что он получил удовольствие, встретив здесь свою светскую знакомую, вне всякого сомнения.

— Остановитесь! — едва не плача, воскликнула Вирджиния, протягивая руку к Кроузу. — Нужно…

— Что с вами, Таинственная Незнакомка? — удивилась миссис Эллен. — Что подумает мистер? Такое поведение…

Кроуз сделал паузу, чтобы придать значение своим словам, и произнес внушительно:

— Я бы хотел остаться с мисс… один… совсем один…

— Ну конечно! Таинственная Незнакомка, — закричала миссис Эллен. — Проводите мистера в свою комнату.

— Нет, не там, не там… — заговорила Вирджиния.

— Что вы, я прошу вас не менять привычки даже ради меня, — Кроуз, как всегда, казался себе неотразимым.

Дверь закрылась, и Вирджиния забилась в истерике.

— Как вы могли? Как вы посмели? — кричала она. — Не говорите мне, что это случай. Вы знали, что я здесь… ведь это вы мне дали адрес. Зачем?.. Ну зачем?..

Он молчал, откровенно улыбаясь ее словам, а Вирджинию вдруг осенила догадка.

— Вы… вы думаете, что сможете меня так получить! — продолжала она. — Я выброшусь отсюда… только прикоснитесь… я соберу толпу! Не смейте приближаться ко мне! Вы внушаете отвращение, которого я еще ни к кому никогда не испытывала!..

— Это ваша постель? — тихо спросил Кроуз.

— А! Вот чего вы добиваетесь! Да, это моя комната и это моя постель. Что вы еще хотите знать? Как я это делаю? С кем? Сколько раз в день? Показать вам фотографии? Вы хуже всех, кто перебывал здесь?

Она остановилась, заметив, что он просто упивается ее растерянностью.

Кроуз подождал и, убедившись в том, что Вирджиния хоть немного успокоилась, взял ее за руку и погладил кончиками своих легких холодных пальцев. На сей раз его лицо выражало усталость, смешанную с признательностью, грустью и состраданием.

— Все, что вы говорите, справедливо, — заметил он вполголоса, — но кто лучше вас сможет и понять, и простить меня?

Эти слова и тон, которым они говорились, окончательно сразили Вирджинию. Обескураженная, она опустилась на кровать. Надменная Вирджиния с видом дешевой девки… ее вульгарные товарки… постель с красным покрывалом… Настроение Кроуза менялось, как в калейдоскопе: от безмерного наслаждения через усталость и тоску к состраданию и смирению.

Женщина и мужчина смотрели друг на друга, словно несчастные звери, пораженные неизлечимой болезнью и затравленные стаей.

Кроуз поднялся, стараясь не произвести ни единого звука, как будто боялся разбудить то прочное согласие, которое соединило их в этом месте. Но Вирджиния не получила уверенности в его молчании. Только она могла вернуть ее к жизни.

— Минуту, еще минуту!.. — взмолилась женщина. — Скажите… Прошу вас… Ради всего святого… Ральф… Он ничего не узнает?..

Развращенный и порочный, Кроуз все же не был склонен к доносам. Тем более в такую минуту, когда, казалось, они поняли друг друга. Но мог ли он отказаться от этого последнего наслаждения? Нет, пусть живет со страхом, и Кроуз, сделав вместо ответа неопределенный жест, тотчас вышел.

И все-таки он и сам почувствовал, что не выдержит здесь ни минуты дольше — такой потерянной и жалкой показалась ему Вирджиния. Вместе с тем Кроуз был доволен той информацией, которую здесь получил, полагая, что в дальнейшем она ему пригодится.

Вирджиния услышала стук тяжелой двери и побежала к миссис Эллен, которой зашептала как сумасшедшая:

— Я ухожу, я ухожу. Забудьте меня… Если будут спрашивать, вы ничего не знаете. Если меня приведут сюда, вы меня не узнаете. Каждый месяц вы будете получать пятьсот долларов. Вы хотите больше? Нет? Спасибо, миссис Эллен… Если бы вы знали…

 

80

В душе Вирджинии в этот вечер творилось что-то неописуемое. Она ждала мужа с нетерпением и одновременно с ужасом. Знает ли он уже? Кроузу, возможно, известно, где он находится, и, выйдя от миссис Эллен… Вирджиния вдруг вспомнила, что Кроуз и Ральф играют в теннис на одном и том же корте. Конечно, Ральф бывает там не слишком часто, но…

Страх, доведенный до отчаяния, сродни ревности, когда даже малейшее предположение становится всепоглощающей уверенностью. То, что мнилось Вирджинии в ее воспаленном воображении, перешло в разряд реальности: она не сомневалась в катастрофе. Кроуз не может не рассказать! Что может удержать его? Принципы? У него их нет. Мораль? Разве она не убедилась в тщетности надежд на его сдержанность? Он скажет. Только когда? Это зависело только от демона порока, который ока чувствовала в нем. Как и он, она носила в себе свой порок.

Жалкий развратник с воспаленными от порочных видений глазами… Она думала о нем, как о себе самой, — с ожесточением и бессилием, не испытывая при этом ни сожаления, ни угрызений совести. Они оба погрязли в безжалостном сладострастии, однако она не проклинала своего прошлого, а готова была пройти снова любой из этапов этого грязного, но обжигающего страстью пути, если бы судьба распорядилась повторить какую-то часть ее жизни. Она это чувствовала, и она это знала. Кроуз шел с ней рядом по этому пути.

«Кара неизбежна, — думала Вирджиния, — кара за ошибку, совершенную однажды помутившимся мозгом. И страшное наказание вот-вот наступит… Но что будет со мной? Что ждет Ральфа?»

Желание защитить свою любовь было настолько сильным, что, заслышав приближение Ральфа, Вирджиния нашла в себе силы изменить выражение лица, однако не могла подняться и пойти ему навстречу. Звук его шагов отдавался глухими ударами в груди. Но эти шаги были спокойны… Вот он снял шляпу… остановился перед зеркалом… как всегда. А может, он тоже сдерживается?.. Затаив дыхание, Вирджиния не сводила глаз с двери, в которой он должен был появиться. Она сразу же все поймет. С каждой секундой она все больше убеждалась в самом зловещем. Зачем Кроузу ждать? Зачем удерживать себя? Играть в благородство?.. Вирджинии казалось, что в ее висках копошатся огромные насекомые. Внезапно все прекратилось. В двери повернулась ручка.

Если бы Вирджиния не почувствовала временного характера непродолжительности своего чудесного избавления, она бы благословила все, что пережила. На нее обрушился водопад добрых чувств, мыслей, звуков, жизнь вернулась в нее: Ральф улыбался! Опасения откладываются. Надолго ли? Ее глаза были полны счастливых слез.

Они провели ночь вместе. Когда Ральф уснул, словно приговоренный к смерти, Вирджиния все еще перебирала в памяти самые любимые воспоминания, большинство из которых было связано с мужем. «Он мой, еще мой, — говорила она себе. — Но скоро уйдет…» Это прекрасное лицо, это доброе сердце, принадлежавшее ей — все будет разрушено и исчезнет, поглощенное злом. Наклонившись над Ральфом, Вирджиния почти в бессознательном состоянии шептала:

— Мой дорогой, мой мальчик, когда ты узнаешь обо всем, не страдай, не надо… Почему? Зачем? Какая разница! Я люблю тебя еще больше. Без всего, что случилось, я бы не узнала, как люблю тебя. Пожалуйста, не страдай. Я не могла… Я не могла…

Она упала на подушку и долго плакала, жалея его и себя. Она оплакивала человеческую натуру, которая разделяет иногда тело и душу на две несовместимые части, каждая из которых живет по-своему и ничего не прощает другой.

Потом она вспомнила всю их жизнь рядом. Мельчайшие трогательные штрихи, о которых, казалось, она навсегда забыла, всплывали в памяти, и она повторяла, как заклинание:

— Не страдай… не надо… Сделай со мной что хочешь, но только не страдай…

Так пришло утро. И оно не принесло облегчения. Те же тревоги, мольбы и страхи держали Вирджинию в напряжении. Она была уверена, что этот неопределенный утренний свет разрушит все ее надежды. Но он сжалился тогда над ее детским страхом. Как тогда она еще была невинна, чтобы поверить в свое разоблачение! «Посторонний… единственным словом… грязным и непристойным… испортит жизнь святому человеку. Он произнесет это слово. Не устоит. Не откажет себе в таком удовольствии…» Ее мысли остановились: проснулся Ральф. Как коротка была ночь!

 

81

Вирджиния сделала все, чтобы подольше задержать мужа дома, вне которого на каждом перекрестке ей чудился Кроуз или его посланник. Однако работа есть работа, и Ральф все же ушел.

— Ты будешь обедать дома, хорошо? — попросила она, когда он садился в машину. — Тебе ничего не помешает?.. Ты мне обещаешь?

Время тянулось необычайно долго, и это разрывало сердце Вирджинии. В любой момент Ральф может стать посвященным в ее «подвиги»… Кроуз… Ральф… Кроуз… воображение беспрерывно рисовало ей эти два лица, одно из которых — Ральфа — бледнело и покрывалось испариной, а другое становилось все более четким, увеличивалось, гадливо улыбалось и леденило ее душу. Вирджиния физически ощущала, как ее мысли сверлят мозг. Так она не выдержит! Не стоило отпускать Ральфа! Нужно было настоять или пойти с ним! Но он бы отказался. А потом, разве она, упрашивая его, не пустила в ход все свое лучшее оружие? Лучшее? Лучшее?..

Когда наступил полдень, еще большие тревоги охватили мысли Вирджинии. Время неумолимо сокращало данную ей отсрочку. Как надвигающаяся гроза, накапливался страх, и приближалась опасность, момент, когда она на нее обрушится, выберет Кроуз. Она чувствовала, что даже присутствие Ральфа не поможет ослабить узел, все теснее затягивающийся на ней.

Но Вирджиния продолжала бороться против невидимого противника.

— Я чувствую себя отвратительно, — сказала она мужу вечером, когда убедилась, что он все еще в неведении. — Может быть, ты задержишься и посидишь со мной?

Вирджиния выглядела совершенно больной, и Ральф не мог ей отказать.

Его удивлял пристальный и какой-то жадный взгляд, которым обволакивала его Вирджиния. Это было выражение ненадежности, шаткости того спокойствия, той передышки, которую милостиво предоставляла ей судьба. Впрочем, можно ли говорить о спокойствии? Каждый телефонный звонок останавливал сердце несчастной Вирджинии. В конце концов она не выдержала и стала подходить к телефону сама.

— Это меня развлекает, — виновато пояснила она.

Затем принесли почту. Ральф пристально рассматривал конверты, а Вирджиния в это время боялась упасть в обморок.

— Ничего нового? — осмелилась поинтересоваться она, собрав все свои силы, чтобы не выдать волнения.

— Нет, — спокойно ответил Ральф, не зная, от какого тяжкого бремени он освободил ее.

Эту ночь они снова провели вместе. Вирджиния, которой опасности виделись на каждом шагу, даже дома, рядом с Ральфом немного успокоилась. Но спать все равно не могла. Лежала и прислушивалась к дыханию, которого больше не услышит.

Скоро наступит новый день, и Ральф, как всегда, уйдет по делам… В какое-то мгновение она почти решилась. Не лучше ли, если он обо всем узнает от нее?.. «Нет, не смогу… — Вирджиния почувствовала, что это выше ее сил. — Он уйдет туда, в этот город, где его, конечно, уже разыскивают… Они встретятся, и тогда…»

 

82

Страх победил оцепенение Вирджинии, в котором она встретила очередное утро. Надо действовать, надо опередить Кроуза, у нее еще есть несколько часов, она должна их использовать, она должна все обдумать, она будет бороться. Нужно встретиться с Кроузом и попробовать упросить его, умолять, упасть на колени… Нет… Наоборот… Это было бы ошибкой… Он будет играть на ее страхе, пока не заставит лечь в постель, но и там заставит выпрашивать его молчание… Нет… Необходимо, чтобы он поверил, что она ничего не боится. Может быть, потом… Вирджиния уцепилась за эту надежду, ибо полное отчаяние дано выносить не многим.

Кроуз позвонил Ральфу в тот же день. Он знал, что Ральфа нет дома и трубку поднимет Вирджиния. К этому его подтолкнуло только любопытство: неужели она верит в то, что он способен на бесчестный поступок? «Если она тревожится о моем молчании, — думал Кроуз, — я подтвержу его, в противоположном случае — успокою ее…»

Но Вирджиния «не узнала» его, и мысли Кроуза потекли в другую сторону. Конечно, он попросил к телефону Ральфа, Вирджиния же, прежде чем положить трубку, сухо ответила:

— Моего мужа нет дома.

«Этот тон… его надменность… конечно, она унижена, но нельзя же так, — рассуждал Кроуз. — Нет, она все-таки придет и будет умолять… а я еще подумаю, что ей ответить…»

Спустя примерно час после этого звонка Вирджинии сообщили, что ее хочет видеть какой-то молодой человек.

— Он не назвался, — добавила горничная. — У него несколько странный вид… и эта блестящая челюсть…

— Пусть войдет, — распорядилась Вирджиния.

В других условиях появление Алекса ошеломило бы Вирджинию. Теперь же она почти не удивилась. Кроуз прочно занимал ее мысли, делая все остальное незначительным и не стоящим внимания. Алекс… Майкл… Чего иного можно было ожидать от них? С ними можно бороться, их легко переубедить, уговорить, наконец, обмануть. Но; этот, другой, изможденный и холодный, он испытывал наслаждение не от удовлетворения собственного и чужого тела, а от унижения душ…

— Здравствуй, Алекс, — произнесла Вирджиния со странной нежностью в голосе.

Это остановило грубые упреки Алекса, которые он приготовил. Грусть и растерянность на лице любовницы передались ему. А потом, эта шикарная обстановка, богатство… Гнев улетучивался, а на его место приходило восхищение. Теперь он знает, кто эта женщина, которую он имел неосторожность полюбить. Ай да Алекс! Аристократку подцепил!

— Ну что? — безразлично спросила Вирджиния.

— Ты не удивляешься, увидев меня здесь? Или тому, как я тебя нашел?..

Она сделала такой безнадежный жест, что ему стало больно. Он действительно любил ее и готов был ради этой женщины напрочь забыть о себе.

— Что же случилось, Таинственная Незнакомка? — Алекс со стоном бросился ей в ноги.

Испуганная Вирджиния повернулась к двери и сказала:

— Не называй меня этим именем, не нужно!

— Я сделаю все, что ты хочешь. Я пришел не для того, чтобы доставить тебе неприятности. (Он искренне забыл, на какой шантаж решился.) Мне бы только узнать, почему ты ушла и когда я смогу тебя увидеть… Потому что… — Лицо Алекса преобразилось, в нем появились прежние черты, в первую очередь непоколебимая воля. — Я должен тебя видеть.

Вирджиния удивленно покачала головой: до нее не доходило, как можно думать сейчас о будущем.

— Но все кончено, ты же видишь.

— Что… все?

— Он ему скажет.

Она так горько зарыдала, что Алексу стало страшно. С самого начала разговора ему показалось, что Вирджиния не в себе. Он крепко обнял женщину и, поглаживая ее волосы, подтолкнул к дальнейшему разговору:

— Говори толком, моя хорошая.

— Случилось несчастье, Алекс. Муж скоро обо всем узнает.

— Это правда, ты замужем, — растягивая слова, процедил молодой человек, и понять, чего больше было в его голосе — ревности или уважения, было невозможно. — Это он?

Алекс показал на большую фотографию, висящую на стене. Этот портрет Ральфа нравился Вирджинии больше других. Давно уже она не рассматривала его с таким вниманием. Вопрос Алекса, словно соединил ее с ожившим образом мужа. Плечи ее задрожали, и она вновь зарыдала:

— Это невозможно… скажи мне, что нас не разлучат… что ты не уйдешь…

Но вскоре опомнившись, Вирджиния с горячностью обратилась к Алексу:

— Уходи, уходи, он скоро вернется.

— Но послушай, я могу тебе помочь.

— Нет, нет, никто…

Она была настойчива и мужчина поднялся, но все же сказал ей:

— Я буду ждать от тебя новостей. Гостиница «Атлантик». Спросишь Алекса, этого достаточно. Если будешь молчать, то знай, я приду через два дня. Повтори: гостиница «Атлантик».

Она повторила.

Прошел еще день и еще одна ночь.

Вирджиния гуляла, ела, слушала, отвечала с безразличным автоматизмом, которого даже не замечала. Водоворот, в который она попала в тот четверг, сначала вращал ее по внешнему, самому широкому кругу. Теперь же ей казалось, что она уже в самой воронке, в центре, там, откуда не выбираются. А рядом со страшной скоростью вращаются картонные маски Кроуза и Ральфа. К концу третьей бессонной ночи нервы Вирджинии были измотаны до предела, и моментами ей даже хотелось, чтобы что-нибудь произошло, неважно — хорошее или плохое.

В то утро Ральф просматривал почту, еще лежа в постели.

— Странно, после полугодового молчания! — удивленно пробормотал он. — От Кроуза. О чем же он пишет? «Дорогой друг! Мне необходимо с вами переговорить, — читал Ральф вполголоса. — Я знаю, вы очень заняты… так… чтобы не заставлять вас отклоняться от обычного пути, давайте встретимся завтра в сквере на 9-й авеню в двенадцать тридцать. Если не ошибаюсь, в это время вы выходите из библиотеки. Мое почтение миссис де Брикассар…» Письмо отправлено вчера, это значит…

— Ты не пойдешь! — почти закричала Вирджиния, прижимаясь к Ральфу, как бы желая задержать его.

— Я не могу не встретиться, дорогая. Знаю, что ты его недолюбливаешь, но это же не причина.

Она с горечью узнала в его голосе твердость и настойчивость, которые возникали всегда, если речь шла о человеке, им уважаемом. Как бы плохо она к этому человеку ни относилась, Вирджинии ничего не оставалось, как предоставить себя судьбе.

Но смирение и безропотность улетучились с уходом мужа. Как только Вирджиния почувствовала вокруг себя смертельную тишину, как только она представила мерзко улыбающегося Кроуза, который живописует Ральфу салон миссис Эллен и шлюху по имени Таинственная Незнакомка, она заметалась по квартире как безумная.

— Я не хочу… Я пойду… На коленях… Я скажу… Ральф… Помогите… Он скажет: Эллен… Дэзи… Алекс… — В этот момент ее затуманившееся сознание вдруг осветил последний взгляд Алекса. — Алекс… Алекс… Гостиница «Атлантик»…

Когда бледная Вирджиния вбежала в его номер, он был еще в постели. Первым желанием Алекса было привлечь ее к себе, но женщина даже не заметила его жеста и властно приказала:

— Одевайся!

Он попытался было попросить объяснений, но она остановила его.

— Я скажу тебе все, но сейчас одевайся. Умоляю!

Когда он был готов, она спросила:

— Который час?

— Одиннадцать.

— Мы успеем? До половины первого?

— Успеем? Что? Куда?

— Надо быть у сквера на 9-й авеню.

Озадаченный ее видом, Алекс намочил полотенце и приложил его к лбу и вискам Вирджинии, дал ей стакан воды.

— Выпей! — сказал он. — Не знаю, что с тобой, но ты так долго не протянешь… Тебе лучше?

— Мы успеем?.. — повторяла она нетерпеливо, казалось не слыша его слов.

Ему было все равно куда идти и что делать. Главное — она пришла, она просит его помощи. Она пришла, когда он уже терял надежду увидеть ее. Как не повиноваться своей любимой! Ради нее он готов был лезть под пули. И что-то подсказывало ему: держись, Алекс, будет жарко. Не сейчас, так потом…

— Еще целый час впереди, — успокоил ее Алекс. — Скажи мне наконец, что я должен делать?

Но потом он понял, что женщина не придет в себя, пока не окажется в том самом месте, куда она с такой настойчивостью увлекала и его.

— Иди вперед! — приказал он и запустил руку под подушку. Вирджиния была уже на выходе, когда Алекс, опустив что-то в карман, нагнал ее. Не обратив внимания на такси, стоявшие на площади перед гостиницей, Алекс побежал к маленькому гаражу на углу прилегающей улочки. Там вытащил из-под машины рабочего в грязной спецовке и о чем-то оживленно с ним заговорил. Удивленная нерасторопностью спутника, Вирджиния принялась было упрекать его, на что Алекс отреагировал неожиданно грубо:

— Дай мне заняться делом самому. Я не нуждаюсь в твоих советах.

Затем, обращаясь к мужчине, сказал:

— В общем, жду, Боб. Как ты понял, речь идет всего-навсего о небольшой дружеской услуге, о которой я никогда не забуду.

Через несколько минут они сели в потрепанный «Форд». Уже переодевшийся Боб был за рулем. Он подвез их к скверу с другой стороны от 8-й авеню, как и просила Вирджиния, которая знала, что Ральф появится со стороны 9-й.

— Будешь стоять здесь до нашего прихода, — распорядился Алекс.

Боб что-то недовольно пробурчал.

— Видел бы тебя Майкл, — услышала Вирджиния и злобно глянула на мужчину. (Вирджиния и Алекс вошли в сквер.

— А теперь рассказывай, — приказал молодой человек.

Вирджиния посмотрела на часы: еще не было двенадцати. Она наконец могла говорить.

— В последний день, когда я была у Эллен, туда заглянул знакомый моего мужа. В половине первого они встречаются, и Ральф будет обо всем знать.

— Потому что ты… не отдалась ему?

— Да… и не только поэтому.

— Сволочь! — выругался Алекс и продолжил напряженным и холодным тоном: — Короче, ты не хочешь, чтобы он рассказал? Так? Где ты была раньше, девочка? Мы бы обстряпали это и проще, и надежней.

— До сегодняшнего утра я ничего не знала… он прислал письмо.

Алекс был тронут тем, что она, не колеблясь, пришла к нему.

— Будь спокойна, я это улажу, — сказал он.

Они прошли к скамейкам на дальней аллее, откуда был прекрасный вид на вход. Алекс молча курил. Вирджиния сидела, прижавшись к нему всем телом, как бы ища защиты.

— А потом? — вдруг спросил мужчина. — Что будет потом? Когда я разберусь с этим парнем? Ты станешь моей? Я не говорю о муже, конечно.

Она утвердительно наклонила голову.

Больше они не произнесли ни слова. Время от времени Алекс взглядом измерял расстояние, которое отделяло скамейку от входа в сквер и машины Боба, откуда доносился звук работающего мотора. Обессилевшая Вирджиния даже не думала ни о чем. Просто ждала, ждала, не зная чего. Никогда еще она настолько не принадлежала себе.

— Двенадцать двадцать, — процедил Алекс и поднялся. — Пора. Смотри внимательно и, как только он возникнет, тут же покажи мне его.

Вирджиния повернулась и задрожала. В ста шагах от них по аллее, на которой вот-вот появится Ральф, прогуливался Кроуз.

— Что? Он там? — крикнул Алекс. — Показывай!

Вирджиния испугалась. На лице ее любовника было выражение точь-в-точь как тогда, ночью, в баре.

— Да говори же! — подстегивал он ее. — Не медли!

— Нет, нет, уйдем! — забормотала она, увидев Ральфа, который пересекая тень, падающую от домов, вошел в сквер. К нему, немедля, поспешил Кроуз.

— Вот этот, худой… он приближается к моему мужу, — решилась Вирджиния. И, будто натравливая пса, закончила: — Иди, Алекс!

Немного согнувшись, он побежал к двум мужчинам на центральной аллее. А Вирджиния, не желая того, ноги несли ее сами, — к машине.

— Садись! — бросил Боб озлобленно.

Они прислушивались. Сначала было тихо, потом до них донеслись неясные крики, и они увидели, как люди побежали в одном направлении. Шум в сквере усиливался. Мимо промчалась полицейская машина. И тогда Боб резко нажал на стартер.

 

83

Кроуз написал и отправил послание Ральфу, он предполагал, что оно удивит де Брикассара и что тот обязательно поделится об этом с женой. Он даже не сомневался, что встревоженная молодая женщина позвонит ему и будет умолять о встрече. Как же ему хотелось насладиться ее унижением! Нет, потом он, конечно, оставил бы ее в покое, ибо игра начинала утомлять его. Однако утро прошло, а Вирджиния молчала. Кроуз позвонил сам, но ее не оказалось. «А стоит ли игра свеч? — задумался он тогда. — Ну, а почему бы и нет?» Правдоподобный предлог, чтобы увидеться с Ральфом, он заготовил, а там в ходе разговора все и выяснится… Правда, смущало и немного страшило, что Вирджиния не откликнулась. «Тем лучше! — рассудил Кроуз. — Пикантней будет встреча…» Его резон был прост: раз предстоящее событие пугает, беспокоит тебя, раз оно может доставить сильные ощущения, значит, его нельзя оставлять без внимания.

В общем, он прибыл на место встречи всего за несколько минут до назначенного времени. И как только ступил на аллею, откуда открывался прекрасный вид на площадь, он заметил Ральфа, который шел ему навстречу.

Это был тот самый момент, когда вперед бросился Алекс. Его не заботило, что будет потом. Задача была поставлена, и выполнить ее он считал своим святым долгом. Тем более просила любимая… Ее крик шепотом разгорячил его кровь, укрепил его воинственный дух, который сдерживал у него Майкл. И так как удача уже не раз сопутствовала ему во многих трудных и опасных делах, ничто не могло заставить его отступить.

Он бежал, сжимая в кармане рукоятку ножа, и просчитывал: «Валю парня, сигаю через ограду и прежде, чем обо мне подумают, Боб сделает ноги». Алекс не сомневался в своих силах, ловкости и умении водителя. Но он не предполагал, что вмешается третий.

Увидев подбегающего к Кроузу мужчину, Ральф сделал резкий предупредительный знак. Кроуз быстро оглянулся и молниеносно отпрянул в сторону. Ослепительный блеск мелькнул перед его глазами. Алекс едва не упал, но со звериной ловкостью восстановил равновесие и снова замахнулся ножом. Находящийся ближе всех Ральф попытался остановить удар, который приходился Кроузу прямо в сердце. Он прыгнул, и… лезвие попало ему в грудь. Последнее, что он помнил, — это искаженное лицо и металлический оскал нападавшего.

Алекс еще мог скрыться, но замешкался, поняв, что ранил или убил мужа Вирджинии. Это длилось не более секунды, однако этого было достаточно, чтобы Кроуз крепко вцепился в его руку с ножом. Сбегались прохожие, послышались свистки полицейских. Алекс сдался. У его ног неподвижно лежал раненый мужчина.

 

84

Покрутившись по городу, Боб притормозил на Ист-Ривер Драйв.

— Все. Дальше сама, — сказал он Вирджинии.

Она не поняла.

— Выходи! — угрожающе крикнул приятель Алекса. — Сегодня не тот день, чтобы лезть в глаза фараонам.

Вирджиния повиновалась, спросив только:

— А Алекс? Что будет с ним?

Боб злобно взглянул на женщину, но ее растерянность немного смягчила его, и он ограничился замечанием:

— Читай вечерние газеты! Из-за тебя, шлюшка, загремел!

«Форд» мгновенно скрылся за поворотом.

— Мне пора, мне нужно домой, — произнесла вслух Вирджиния.

Оглянувшиеся на разговаривающую сама с собой женщину прохожие вывели ее из оцепенения, в котором она находилась с того момента, как Алекс побежал к Кроузу. Она бесцельно брела, окруженная толпами машин и пешеходов. Ей все казалось, что она находится в «Форде» рядом со спешащим куда-то молчаливым Бобом, водителем.

Необходимо было что-то предпринимать, но Вирджиния не знала, с чего начать и к чему это может привести. Ей хотелось возвести стену, вырыть пропасть между собой и будущим, о котором она не думала ничего хорошего. Ибо сегодня четко поняла: от судьбы не уйти. А то, что ее судьба несчастна, это становилось очевидным с каждым днем, с каждым часом.

Алекс убил, она была в этом уверена. И это не вызывало в ней никаких эмоций. Люди, их поступки, ее собственные действия стали абстрактными знаками, смысл которых ей только предстояло разгадать. Итак, Алекс убил Кроуза, потому что тот хотел рассказать Ральфу ее тайну. Кроуза не стало, и бояться теперь нечего. Ральф ничего и никогда не узнает. И она может быть спокойна за его и свое будущее. Вирджиния поспешила домой, наступало время обеда.

Но Ральфа не было. Это почему-то не удивило ее. Уставшая, она прилегла на диванчик и тут же крепко уснула. В два часа в квартиру позвонили, но Вирджиния ничего не слышала. Едва добудилась ее и горничная, вошедшая в комнату.

— Мадам, мадам! — трясла она хозяйку. — Там доктор, что-то случилось с мистером Ральфом. Проснитесь!

Первая мысль, пронзившая проснувшуюся Вирджинию, была о том, что Кроуз успел все рассказать Ральфу и тот не хочет больше возвращаться домой.

— Я не хочу никого видеть, — сказала она.

— Это нужно, мадам, — настаивала девушка тревожным голосом, — пройдите в гостиную.

Доктор был очень бледен.

— Мадам, произошел несчастный случай, в котором никто ничего не может понять…

Он замолчал, видимо подыскивая подходящие слова и надеясь, что она заговорит первой. Но Вирджиния не реагировала. Эта неподвижность и суровость ее лица напугали его.

— Уверяю вас, не нужно терять надежду, — продолжал он быстро. — Мистер де Брикассар ранен. Какой-то ублюдок пырнул его ножом… задето легкое…

— Кто? Кто ранен? Я не понимаю! — Вирджиния бросилась к мужчине, и он едва нашел в себе силы повторить:

— Мистер де Брикассар, ваш муж, мадам. В сквере на 9-й авеню… Я не могу ошибиться, мадам, — произнес он печально, — меня прислал к вам профессор Сандерс. Он только что сделал операцию мистеру де Брикассару. Ваш муж ранен каким-то уголовным типом в сквере на 9-й авеню, и его тут же доставили к нам в клинику. Естественно, он еще без сознания, задето легкое… и когда он падал, получил сотрясение мозга, но… есть надежда, что он выживет. Я вас провожу, мадам.

 

85

Даже подъезжая к клинике, Вирджиния никак не могла поверить, что сейчас она увидит Ральфа, распростертого на больничной койке, беспомощного, а может быть, и умирающего… Нет, этого не может быть. Этого не должно было случиться, ведь она не хотела, чтобы Алекс убивал Ральфа… там был Кроуз, и она показала его Алексу. Ей все еще казалось, что это сон, она бредит… она заболела…

Но сдержанный и грустный профессор Сандерс, который встретил ее в клинике, был реален, и туман в ее голове стал рассеиваться. Вирджиния хорошо знала профессора Сандерса, видела его, когда он приходил в их дом во время ее болезни, и потом они с Ральфом не раз ужинали с профессором Ральф был дружен с ним, восхищался его талантом и относился к нему с большим уважением Профессор платил ему тем же. Именно профессор Сандерс рекомендовал Ральфу, кого из специалистов пригласить к Вирджинии.

Если профессор здесь… если он шел навстречу к ней, значит… Но у нее уже не было времени что-либо обдумывать. Профессор взял ее за руки.

Это был моложавый невысокого роста человек, на лице которого сейчас была заметна озабоченность.

— Дорогая миссис де Брикассар, не падайте духом, — сказал профессор. — Я отвечаю за его жизнь. Об остальном — завтра.

— Я могу его увидеть?

— Конечно. Но он еще в коме. Надеюсь, завтра ему станет лучше.

Вирджинию проводили в палату Ральфа. Она вошла туда твердым шагом, но не смогла приблизиться к мужу и остановилась посередине комнаты. Бледный, без кровинки в лице, Ральф лежал на кровати, укрытый до подбородка белой простыней. Сердце Вирджинии сжали сострадание и страх, ее охватил озноб. Однако к чувству горечи и раскаяния примешивалось чувство облегчения. И не только оттого, что муж все-таки жив, а оттого, что глаза Ральфа закрыты и он не может посмотреть в ее глаза. Она бы сейчас этого не выдержала. Случившееся тяжелым гнетом придавило Вирджинию. Она давно уже ощущала себя загнанным в капкан зверем, но вот теперь капкан захлопнулся. Неминуемая расплата, которой она пыталась избежать и против которой направила дикую, необузданную страсть Алекса, приняла самую жестокую форму. Ей захотелось немедленно убежать отсюда, скрыться от всех этих сочувственных глаз, от недоуменных вопросов.

— Я больше не могу, — прошептала она. — Мне нужно выйти.

В коридоре ее поджидал странный, с озабоченным видом мужчина. Как только Вирджиния показалась на пороге палаты, он тут же приблизился к ней.

— Извините, что я беспокою вас в такой тяжелый момент, — обратился мужчина, — но мне поручено следствие. Ваш муж пока не в состоянии говорить, быть может, вы проясните нам…

Вирджиния с закрытыми глазами прислонилась к стене. Мысль, до этого момента не приходившая ей в голову, вдруг ослепила ее. Она же была сообщницей Алекса! Ее сейчас арестуют!

— Подумайте, мистер! — набросился на следователя сопровождавший Вирджинию врач. — Что миссис де Брикассар может знать? Мистер Кроуз объяснил вам, что это он был целью нападения и что мистер де Брикассар получил удар случайно. Нет, вам мало этого…

Он отвел следователя и тихо продолжил: — Это ваша обязанность, я знаю, но проявите жалость, не трогайте ее хотя бы некоторое время. Они так любят друг друга! Вы же видите: она убита горем.

Вирджиния смотрела вслед удаляющемуся полицейскому, с трудом понимая, что все еще на свободе. Потом обратилась к сопровождающему:

— Вы говорили о мистере Кроузе, вы его видели?

— Я же вам сказал, я думаю, мадам…

Вирджиния смутно припомнила, что по пути в палату Ральфа врач что-то рассказывал ей, но смысл сообщения ускользал от нее. Она попросила повторить. Молодой человек повиновался. В глазах Вирджинии возник образ приготовившегося к броску Алекса. Она сжала губы, чтобы не застонать: «Это я, это я его заставила…» Потом прошептала, ни к кому не обращаясь:

— Он умрет…

— Прошу вас, не надо, — принялся успокаивать ее врач. — Вы же слышали, что сказал шеф. Серьезной угрозы нет, это точно.

— Почему он так неподвижен?

— После такого шока это естественно. Но он будет жить, я вас уверяю!

И все-таки нотки опасения в его голосе были. Но она не стала больше расспрашивать его. Главное прозвучало: Ральф будет жить.

 

86

Вирджиния остаток дня провела у постели мужа. Он по-прежнему был без сознания. Изредка Вирджиния наклонялась к нему и прислушивалась. К счастью, сердце Ральфа билось ровно.

Вечером профессор Сандерс сам сменил раненому повязку и осмотрел рану. Рядом, зажмурившись, стояла Вирджиния и с ужасом смотрела на зашитое отверстие в левом предплечье. Может быть, отсюда уходила жизнь Ральфа. Она хорошо знала оружие, которое нанесло этот удар. Раздеваясь, Алекс всегда клал под подушку револьвер и нож с короткой бежевого цвета рукояткой, которым Вирджиния не раз забавлялась.

Вирджиния задрожала так, что даже застучали зубы.

— Было бы лучше, если бы вы все же пошли домой, — сказал профессор, заметив ее состояние, — хороший уход де Брикассару обеспечен. Это моя забота. Так что отдохните до завтра, Завтра, пожалуй, решающий день… Не для его жизни, но… В общем, увидим… Идите, идите, дорогая.

Она подчинилась с чувством скрытого удовлетворения. Но не домой поехала Вирджиния. Смутное, но неотвратимое желание посетило ее, и она назвала в такси адрес Кроуза. Неведомая сила притяжения тянула ее к этому человеку, с которого все начиналось и которым, казалось, все должно было закончиться. К человеку, который знал о ней все.

Как ни странно, но он ждал ее.

— Я знал… — сказал Кроуз отсутствующим голосом.

Он провел гостью в шикарную гостиную, в которой был затоплен камин. Кроуз сел перед огнем и как-то потерянно опустил свои длинные руки.

— Ничего нового, да? — спросил он с той же странной рассеянностью. — Я только что звонил в клинику. Там выхаживают Ральфа, но речь… о моей жизни…

Вирджиния молчала, но какое-то необычное, скорее приятное чувство осторожно охватывало ее. Ей казалось, что общество Кроуза — это единственное, что она могла сейчас вынести, никто другой был не нужен, и он, словно понимая это, говорил слова, единственные слова, которые она могла и хотела воспринимать.

Художник периодически переводил взгляд с пламени на свои руки, которые то приближал к огню, и тогда казалось, что он хочет, чтобы пламя обожгло их, то удалял.

— Когда он упал, я был уверен, что он не умрет, — продолжал Кроуз. Затем он с трудом поднял глаза на Вирджинию и спросил: — Вы были уверены, что я расскажу?

Молодая женщина молча опустила глаза.

— Как же вы любили его! — после паузы произнес Кроуз. — Такой, как я, не мог понимать этого… Да, я допустил роковую ошибку. Я не мог предвидеть, на что может толкнуть подобное чувство… — Вирджиния внимательно посмотрела на собеседника. «Он был не способен разглядеть любовь, — думала она. — А Ральф не мог увидеть порок… Если бы он догадался, то удержал бы меня… Но это был бы совсем другой Ральф…»

— А другой! С этим ужасным ножом! — воскликнул Кроуз. — Какая страсть была в этом парне!

Он поежился от озноба и опять приблизился к огню.

— Я единственный, — бормотал он, — и нет мне оправдания. Вы трое получили смертельные раны, а я чистенький, я всего избежал. Почему? Во имя? Чтобы снова взяться за свои жалкие эксперименты?.. Как хорошо нам вместе! На всей земле никто, даже самые пылкие любовники, не нуждаются так друг в друге… вам нужен я, а вы нужны мне… — Кроуз горько усмехнулся и замолчал.

— Скажите, — первый раз за вечер заговорила Вирджиния, — когда вы увидели Алекса, то сразу подумали, что это я его послала?

Кроуз тихо поправил:

— Мы. Его послали мы…

Его раздумья прервал звук спокойного дыхания: Вирджиния спала, сидя на диване в неудобной позе.

«Сколько бессонных ночей… Сколько терзаний… И завтра должно все решиться…», — подумал Кроуз и вспомнил об опасениях профессора Сандерса, о расследовании. Как эта несчастная с лицом обиженного ребенка могла защищать то светлое, что в ней осталось? И почему он был слеп раньше?

Кроуз беззвучно, боясь нарушить ее сон, подошел к дивану. От лица спящей Вирджинии веяло спокойствием и невинностью. Неужели это та самая женщина, полуодетая шлюха из дома, в который он же ее и отправил однажды пользуясь ее болезненным состоянием? Неужели он — это тот самый подлец, который ответил на мольбу несчастной женщины там, в этом доме, намеренно уклончивым жестом? Жестом, который, если смотреть правде в глаза, и нанес рану этому святому парню Ральфу де Брикассару.

Кроуз нежно прикоснулся к волосам женщины. Потом принес самое мягкое одеяло и тихонько накрыл ее. Ему показалось, что это его младшая и очень несчастная сестра.

 

87

Вирджиния проспала до девяти часов и проснулась с ощущением вернувшихся физических сил, но вскоре пожалела о прошедшей усталости. Ее вновь обступила тревога за состояние Ральфа. То, что привело ее к Кроузу, казалось ей теперь жалким и ничтожным. «Это все от слабости и нервов», — пожалела о содеянном Вирджиния. Воспоминание о разговоре вызвало жгучий стыд.

Вошел Кроуз. Он испытывал те же самые чувства беспокойства и тревоги. Мрак и тени исчезли, ушли вместе с ночью. Жизнь сделала еще один шаг вперед.

При свете нового дня все изменилось: поступки, жесты, слова, внушенные роковыми законами, и действия, которые были лишь стеснительными свидетелями спонтанных чувств.

— Я звонил в клинику, — сказал Кроуз. — Его жизнь вне опасности, Ральф уже даже в сознании…

Вирджиния ничего больше не слушала. Ральф пришел в сознание, а ее там не было. Она забыла свой вчерашний страх, что он по ее глазам поймет причину случившегося, но сегодня ей уже хотелось посмотреть в его глаза и увидеть, догадывается ли он о том, почему все так произошло. Если да, то она сразу это увидит по его суровому вопрошающему взгляду, а может быть, недоуменному и… обиженному. И тогда… Вирджиния еще не знала, что будет делать, если Ральф обо всем узнает или уже знает. Она еще просто не думала об этом. Сейчас для нее главным было то, чтобы Ральф выжил. Она будет рядом с ним, она поможет ему выкарабкаться, а уж потом… она или уйдет, или…

Ральф встретил ее радостной улыбкой, конечно, он был еще очень слаб и лицо еще сохраняло бледность от большой потери крови, но в глазах появился живой блеск, и он взглядом потянулся к Вирджинии.

— Я ждал тебя, — тихо проговорил он, — и очень беспокоился. Наверное, ты испугалась, родная. Сам не понимаю, что произошло…

— Тебе не надо много говорить, — Вирджиния склонилась над Ральфом и прикрыла ладошкой его губы. — Потом, мы все обсудим потом. Не волнуйся, я буду рядом с тобой.

Вирджиния еще что-то говорила, радуясь, что смогла выдержать его взгляд и пережить эту встречу. Ральф улыбнулся и закрыл глаза. Он и в самом деле был еще очень слаб. Вирджиния присела рядом с кроватью на стул, гладила руки Ральфа и, ни о чем не думая, неотрывно смотрела на его красивое бледное лицо.

С того дня она буквально поселилась в больнице и превратилась в сиделку выздоравливающего Ральфа. Она была так увлечена уходом за ним, что совсем забыла о той другой женщине, что жила в ней: проститутке и убийце, но ей напомнили…

Однажды, когда она буквально на час приехала домой, горничная, молодая женщина, которая прислуживала Вирджинии со времени их приезда в Нью-Йорк, однажды подошла к хозяйке и с явным выражением замешательства произнесла:

— Я не хотела беспокоить вас, мадам, но когда вы были в больнице… Вы видели газеты?

— Нет, — спокойно, ничего не подозревая, ответила Вирджиния, и это была правда. — А что там?

— Вот и хорошо, что не видели, — продолжала облегченно девушка. — Там портрет убийцы…

Прислуга рассказывала о своих переживаниях, но Вирджиния ее больше не слышала. Главное было сказано: она узнала Алекса. Вирджинии показалось, что комната, мебель, эта неумолкающая женщина — все стало раскачиваться. Эти колебания охватили и ее. Чтобы не упасть, она должна была сесть.

— Я вижу, миссис, вы, как и я, потрясены, — заключила горничная. — Но знайте, до разговора с вами я молчала. Но теперь я вынуждена известить следователя. Ничего не сказать ему было бы преступлением.

Как горько пожалела теперь Вирджиния об этом роковом возвращении домой! В больнице, вдали от мира и своего прошлого, у нее было право на убежище. Какое безумие! Как она могла поверить, что навсегда отрубила нити, связывающие ее с прошлым? И вот они снова опутывают ее. Но разве она недостаточно страдала? Какая дань нужна им еще? Ее жизнь?..

— Правда ведь, это необходимо сделать, мадам? — спросила прислуга.

— Конечно, — машинально ответила Вирджиния, не осознавая, что говорит. Перед ней вставали все неизбежные последствия этого разговора: следствие, направленное против нее, обвинение в соучастии, тюрьма и… Ральф, который проклянет ее…

— Подождите, Шинна… Нет, не нужно! — закричала Вирджиния.

Удивление прислуги, недоверчивое, подозрительное выражение ее лица вернули самообладание Вирджинии.

— Да… ваше… то есть наше свидетельство… мы всегда с ним успеем… через два… или три дня. Сейчас я не могу покинуть… вы же знаете.

— Как хотите, мадам, но меня и так уже грызет совесть, я так долго ждала.

И снова ее загоняли в угол. Снова преследовали, снова отдавали на милость ее злобной судьбы. На этот раз за дело взялось общество со всеми своими обычаями и привычками, оно пришло на смену маньяку из ее кошмарных снов. Кто же теперь поможет Ральфу, кто будет ему улыбаться, ухаживать за ним…

Вирджиния неожиданно подумала о смерти. Эта мысль и раньше мелькала у нее в голове, но как будто в тумане, среди прочих, а сейчас она возникла вполне отчетливо. Очевидно, у нее нет другого выхода, но… не сейчас. Если она покончит с собой сейчас, это снова вызовет шум и возбудит любопытство, и тогда все узнают про ее двойную жизнь. Ральф не переживет этого. Необходимо, чтобы он поправился окончательно, а пока… пока она должна сделать все, чтобы никому и в голову не пришло связать ее имя с именем убийцы.

— Я пойду до конца, — ожесточенно шептала Вирджиния, — я сделаю все, чтобы не причинять ему новой боли…

Она немедленно позвонила Кроузу и попросила его прийти. «Это мой сообщник, — думала Вирджиния, — он обязательно мне поможет».

Сам вид женщины заставил Кроуза отнестись ко всему очень серьезно.

— Да, — подтвердил он, — они шутить не будут. Это видно по публикациям. Полиция уже о ком-то или чем-то пронюхала.

— Обо мне?

— Нет… или так: пока нет… У этого парня слишком заметная пасть. Кстати, одна из его кличек — Золотая пасть, об этом писали… В общем, до Эллен уже добрались. Им было нетрудно установить, что Алекс приходил на 15-ю улицу почти каждый день и к одной и той же женщине. По фотографиям в газетах Эллен и ее подружки поняли, что в это дело замешан третий, то есть я. Далее сама собой напрашивается связь между моим визитом в заведение и вашим исчезновением. Выходит, что Алекс бросился на меня из-за какой-то пропавшей проститутки. Кроме того, полицейский и прохожие уверяют, что в момент нападения видели бегущую женщину, которая потом села в машину… Пресса кишит этими деталями. Жаль, что вы не читали… Все делается, чтобы возбудить любопытство: нападение среди бела дня в центре парка и так далее… Наконец Алекс со всеми его кличками… таинственный автомобиль и, конечно, эта женщина… Нет ни одной газеты, которая бы не напечатала огромными буквами: Таинственная Незнакомка. Кроме того, надо учесть известность Ральфа де Брикассара.

— Что еще? — нетерпеливо спросила Вирджиния.

— Все. Это все, больше против вас ничего нет. Но! Есть и положительные моменты. Несмотря на все поиски, машину и шофера не нашли до сих пор. И второе — молчание Алекса. Молчание почти героическое, потому что, заговорив, он облегчил бы свою участь. Но он будет молчать, это очевидно. Еще что?.. Важно, что следствие, так сказать, в моральном плане на ложном пути. Полиция и пресса уверены, что Таинственная Незнакомка… вы меня простите…

— Да говорите же!..

Он был восхищен Вирджинией, отбросившей все заботы о себе ради любви к Ральфу. А тот, другой, преступник, он же почти каторжник! И все из-за любви к этой женщине. Кроуз продолжал:

— Для всех Таинственная Незнакомка — это публичная девка, и так как никто в доме на 15-й улице о вас ничего толком не знает, шансов установить связь между нею и вами почти никаких. Но вы прекрасно понимаете, что промолви ваша служанка хоть слово — и все потеряно.

— Я буду отрицать… я докажу, что она лжет… что это месть…

— Не надо, я вас умоляю, — сказал Кроуз, поморщившись. — Вы должны вести себя разумно. Не поверят горничной, так есть в запасе Эллен, которая тут же вас узнает.

— А еще Дэзи… Эдна… — забормотала Вирджиния. — И все клиенты…

В ее памяти одно за другим стали возникать имена: Гарри… Джон… Эндрю… Стивен…

— И все это будет в газетах, — заключила Вирджиния, — и Ральф это прочтет, потому что уже может читать. Как я радовалась, когда обнаружила это!

Вдруг ее лицо исказила гримаса, которая странным образом напомнила Кроузу оскал парня с золотыми зубами.

— Но она ничего не скажет, — зловеще прошептала Вирджиния.

Вирджиния хотела отнять свои руки, которые все еще держал Кроуз. Он сжал их еще крепче.

— Алекс в тюрьме, а сами вы не можете… — так же тихо проговорил ужаснувшийся Кроуз.

— Но, может быть, — продолжил он, — деньги?..

— Нет. Я ее знаю. Она честная, очень честная…

— Но… что же тогда?.. — повторял Кроуз, покидая дом де Брикассара.

Вирджиния решила немедленно поговорить с горничной. Она сделала вид, что доктор посоветовал ей не отлучаться от больного ни на минуту (что в общем-то было почти правдой), и попросила Шинну отложить признания.

Девушка согласилась молчать еще неделю.

 

88

В дни и часы, которые предшествовали преступлению, Вирджинии казалось, что ее муки дошли до предела и ничто уже не сможет сделать их еще более невыносимыми. Теперь она понимала, что ошибалась, ибо предела этим терзаниям нет. К месту и не к месту она вспоминала странное присловье, которое так нравилось Ральфу: Господи, не дай человеку испить до дна чашу страданий. Вирджиния физически ощутила бесконечность времени и пространства ее страданий. Каждый час приносил ей новые переживания, и с каждым часом она все больше убеждалась, насколько необходима Ральфу.

Нежная улыбка, это проявление радости любимого человека, которая всегда светилась в его глазах, была для нее настоящим чудом и одновременно новым источником тревоги. Что станет с ним, когда ее арестуют? Что он будет думать о ней, когда узнает о жене-преступнице, которая ударом ножа своего любовника-сутенера отняла у него здоровье и веру в близкого человека? Лучше бы Кроуз не играл в благородство, а сразу же все рассказал!..

Вирджинии было так плохо, что она подумывала уже забыться с помощью алкоголя или наркотиков. Тем более что достать их не составляло труда, ведь Майкл когда-то сам предлагал ей… Майкл! При воспоминании об этом монстре у Вирджинии затряслись руки. Не хватало еще разыскивать его, и тогда уж точно все пропало. Кроме того, она не имеет права одурманивать себя. Рядом с Ральфом она должна выглядеть веселой и спокойной. К тому же Ральфа отпустили домой. Правда, он пока еще никуда не выходил, но чувствовал себя уже настолько хорошо, что работал в своем кабинете. В перерывах Ральф выходил в гостиную и просил Вирджинию принести ему газеты. Он внимательно следил за процессом над покушавшимся на него человеком. И это для Вирджинии было сущей пыткой. Когда Ральф снова уходил к себе, она буквально впивалась в газеты, которые как будто гипнотизировали, завораживали ее.

Пресса была полна догадок о Таинственной Незнакомке, и это была смесь правды и вымысла почти в равных дозах. Следствие знало обо всем, кроме неизвестно куда исчезнувшей женщины, поэтому весь интерес сосредоточился на ней. Репортеры беспрестанно атаковали миссис Эллен и ее девушек. Детально описывались платья, в которых Вирджиния появлялась в доме миссис Эллен. Называлось время и дни, когда она там бывала. Вирджиния часто ловила себя на том, что порывается вскочить, скомкать все свои наряды и поджечь их. Хорошо, что Рэйчел с мужем были в Европе. Вирджиния надеялась, что Рэйчел не читает газет, иначе она бы уже давно узнала, кто скрывается под именем Таинственной Незнакомки: ведь Рэйчел прекрасно знает все туалеты Вирджинии. Хотя Вирджиния в свое время постаралась учесть и этот момент и одевалась скромно и незаметно, когда шла на 15-ю улицу, но все же бывали дни, когда она бежала туда как в полусне и не думала, что на ней надето.

Вирджиния не знала, какую бурю негодования вызвало известие о ранении Ральфа в клане Джексонов. Причем мнения разделились. Одни обрушивали громы и молнии на голову презренного убийцы и просили Бога и правосудие покарать его как можно строже, другие, и таких тоже было немало, злорадно ухмылялись, считая, что не бывает грома без дождя и следствия без причины. Когда разговор заходил о событии с их родственником в Нью-Йорке (а это была, пожалуй, у Джексонов, да и у всех в Хайворте, самая излюбленная тема для бесед: во-первых, родственник, а во-вторых, такой знаменитый), обворожительная Корнелия всегда мягко и загадочно улыбалась: «Ведь я же говорила, что Вурж не сможет надолго удержать такого мужчину. Конечно, он увлекся кем-то на стороне — и вот результат. Хорошо еще, что остался жив», — так и говорили ее глаза.

Миссис Джексон опять стала героиней и ходила теперь, скорбно опустив голову и горестно вздыхая каждый раз, когда слышала имя зятя. Она и телеграммы посылала Вирджинии и писала ей письма, но ответа не было. «Я ее понимаю, — говорила миссис Джексон, — девочка совсем потеряла голову от горя».

А Вирджиния даже не вскрывала писем от матери. Она была в полном смятении, оглушена, опустошена и выжидала только, когда улягутся страсти и Ральф окончательно придет в себя после ранения. Газеты теперь уже писали о пороках современного общества, при которых порядочным людям невозможно выйти на улицу, и требовали от правительства установить жесткий контроль за содержанием публичных домов. «Проституция и наркомания грозят будущему страны», — кричали газеты. А репортеры продолжали искать Таинственную Незнакомку. В конце концов один из них нагрянул и к де Брикассарам. «Все, я разоблачена!» — ужаснулась Вирджиния. Но молодой человек хотел узнать лишь о состоянии здоровья пострадавшего. Правда, он достаточно нагло посмотрел на Вирджинию и, когда разговаривал с Ральфом, то и дело оглядывался на нее. А может быть, Вирджинии это только так казалось, что этот взгляд не оставлял ее в покое даже тогда, когда журналист ушел. Тем более что Ральф опять взял в руки газеты и углубился в них.

— Ничего не могу понять, — бормотал он, — почему меня хотели убить из-за этой Таинственной Незнакомки. Надеюсь, дорогая, ты не думаешь, что я каким-то образом был с ней связан, — засмеялся он. Вирджиния чувствовала, что он переживает, как бы она не заподозрила его в неверности, и его смех звучал натянуто и неловко. Ральф просто с болезненным любопытством заинтересовался этой женщиной, из-за которой он безо всякой причины получил удар ножа. Он пытался понять, почему это произошло, и всякий раз, когда читал это имя, его взгляд обращался к Вирджинии. Конечно, он просто искал ее сочувствия и недоуменно вопрошал: — Да кто же она, черт возьми!

«Еще немного, — думала Вирджиния, молча глядя на мужа, — и ты сможешь увидеть ее фотографию рядом с фотографией убийцы…»

Отсрочка, о которой она договаривалась с горничной, подходила к концу. Час расплаты наступал во вторник. Ровно через четыре дня ее имя будет на устах всего Нью-Йорка и уж, конечно, Хайворта. «Та самая Вирджиния Джексон, ненормальная старая дева. Так и тогда было ясно, что она не совсем в своем уме»…

В воскресенье служанка позвала Вирджинию к телефону.

— Какой-то мужчина, мадам. Он назвался мистер Майкл, — сказала она. — У него очень странный голос.

Вирджиния долго не решалась брать трубку. Что еще предстоит ей услышать? На сколько дней сократится оставшийся ей срок? Но Майкл лишь потребовал немедленной встречи возле пруда в Центральном парке.

Когда Вирджиния нашла его там, она не узнала гиганта. Грустный взгляд, согнутые плечи, серое лицо и глубокая складка на лбу.

— Садись, — тихо сказал Майкл и указал на лодку, которую придерживал.

Не зная, чего ожидать от этого опасного человека, Вирджиния предполагала худшее: покалечит, убьет… Мужчина несколько раз взмахнул веслами, и они оказались почти на середине пруда. Перестав грести, он вздохнул:

— Нужно поговорить. В другом месте могут подслушать, а здесь…

Был выходной, по озеру сновали другие лодки, наполненные веселыми горожанами, вырвавшимися на природу.

— Алекс дал мне знать, чтобы я тебя увидел. Он сказал: передай ей, чтобы не волновалась. Другими словами, он тебя не выдаст, подруга. Этот дурак… А вот я… я бы заложил тебя не задумываясь… Вон что придумала… Ладно, проехали. Дальше… Есть хороший адвокат, я его выбрал сам. Так что с Таинственной Незнакомкой… в суде присяжных… все будет в порядке. В состоянии аффекта… ревность… короче, любовная драма. Это все хорошо… Но я бы тебя выдал и спас бы парня… Дурак! Пригрозил мне, что признается в одном убийстве. И ведь признался бы. Точно. — Он сжал челюсти и вздохнул: — Тебе повезло, коза. Боб выручил, я молчу… Алекс велел передать, чтоб ты его ждала. Дурак… Он убежит с каторги, вернется и хочет, чтобы ты осталась его женщиной. Ты меня слышишь?..

— Зачем все это? Послезавтра Шинна пойдет к следователю, и меня арестуют! — простонала Вирджиния.

— Какая Шинна?

— Моя горничная. Она видела у меня Алекса.

— Погоди… — сказал Майкл и надолго задумался. Если он не вмешается, эти новые свидетельства раскроют Таинственную Незнакомку. При этом интересы Алекса не пострадают. Даже наоборот. Но понравится ли это Алексу? Вряд ли… Все это взвешивалось в течение долгих минут, и иногда судьба Вирджинии висела буквально на волоске. Впрочем, она об этом даже не подозревала.

— Да, девчонка сможет пойти к следователю, — сказал наконец Майкл, — но это ничего не изменит, если я не захочу, чтобы что-то изменилось. Эллен с подружками у меня в руках. Твоя задача — отказываться и все. Тебе поверят больше, чем служанке. Она могла ошибиться. А ты жена потерпевшего. Но она никуда не пойдет. Так будет лучше.

— Вы хотите сказать, что… — заговорила Вирджиния.

— Не бойся. Я с ней только поговорю. Обещаю. Этого будет достаточно. Как я поговорил с другим, в которого Алекс не попал.

Он направил лодку к пристани и, перед тем как причалить, небрежно спросил:

— Передашь что-нибудь Алексу?

Вирджиния посмотрела Майклу прямо в лицо.

— Пусть он знает, — сказала она, — что, кроме мужа, не было у меня мужчины, которого бы я так любила. И скажите ему, что я прощаюсь с ним навсегда.

Казалось, ее тон взволновал Майкла. Он склонил голову и участливо погладил Вирджинию по руке.

— Я понимаю твое состояние… Твой муж, я читал, что он поправился. Я ведь сказал: тебе повезло! А насчет горничной можешь быть спокойна. Пока, коза…

Вернувшись из парка, Вирджиния застала у себя дома профессора Сандерса.

— Воскресенье, — пояснил он, — чем бездельничать дома, решил, что лучше побыть с Ральфом… Вот что, дорогая, надо бы вам поехать в Европу, поближе к югу, на солнце. Ральф со мной согласен. Ему это будет полезно, да и вам тоже. Отдохнете, придете в себя.

— Вот и прекрасно! — воскликнула Вирджиния. Ральф, дорогой, я так рада.

Вирджиния старалась говорить весело, но вдруг осеклась: переживания этого дня почти лишили ее голоса.

Вот и выход. Вирджиния уже несколько дней обдумывала свою дальнейшую судьбу. Вернее, судьба уже была ей давно известна. Но где?.. Она не хотела, чтобы несчастный случай произошел с ней в Нью-Йорке. Город и без того еще полон слухами о происшедшем, и, если что-то случится с ней здесь, многим не составит особого труда назвать подлинное имя Таинственной Незнакомки. Но в Европе… Сам не зная того, профессор Сандерс предложил ей очень удачный выход.

— Куда мы поедем, Ральф? — поинтересовалась Вирджиния.

— Надо подумать, — сказал он, — мне бы хотелось выбрать местечко, где не так много народа.

 

89

На следующий день, даже не получив причитающегося ей жалованья, ушла Шинна. Казалось бы, Вирджиния должна была успокоиться, она теперь была в полной безопасности, но она даже не почувствовала облегчения. Все равно она не сможет жить дальше с таким грузом на душе. Она была обречена. И речь шла только о времени, когда наступит окончательная и неминуемая расплата.

На следующий день Ральф спросил Вирджинию, согласна ли она поехать в Испанию и не возражает ли, если к ним присоединится дядя Рональд. Когда-то он провел там месяц, жил в Малаге и считает это место лучшим на земле. До сих пор он мечтает вернуться туда.

— Я готова ехать куда угодно, лишь бы тебе там было хорошо, — ответила Вирджиния. Из-за всех бед, которые свалились на нее, она впала в сомнамбулическое состояние, которое уже пережила однажды после своей болезни, поэтому Ральф решил не задерживаться с отъездом, надеясь, что путешествие окажет на Вирджинию благотворное влияние. «Она очень испугалась за меня, — говорил он дяде, — иногда там, в больнице, я не мог понять, кому из нас хуже: мне или ей». «Да, твоя жена удивительная женщина, — соглашался дядя, — она так предана тебе».

Сборы не заняли много времени, и уже через неделю де Брикассары гуляли по средневековым улочкам Малаги. Но здесь их ждало разочарование. Разношерстные и разноязыкие толпы туристов не давали надежды на спокойный, уединенный отдых. Возбужденные крики будили их с раннего утра, и веселье продолжалось до поздней ночи. «Никогда не думал, что на свете столько бездельников, — ворчал дядя Рональд, — когда я здесь был первый раз, Малага произвела на меня впечатление тихого и спокойного города. Как все меняется в этом мире».

Решили ехать дальше и неподалеку нашли уютную деревушку, где, как оказалось, кроме них расположилось на отдых всего лишь несколько человек приезжих англичан. Но не только покой этого милого уголка побудил путешественников остаться здесь, но было и другое — замок. Огромный средневековый замок с островерхими башнями, который возвышался на обширном каменистом плато неподалеку от деревни, точь-в-точь как Голубой Замок давней мечты Вирджинии. В другое время она бы посчитала, что свершилось чудо и ее мечта превратилась в реальность. Но сейчас Вирджиния безразлично смотрела на серую каменную громаду, которая вырисовывалась на ослепительной голубизне неба. Зато Ральф, как только увидел его, вспомнил рассказ Вирджинии о Голубом Замке ее мечты.

— Он тебе ничего не напоминает, дорогая? — спросил он жену.

— Нет, — покачала она головой, хотя прекрасно поняла, что имеет в виду муж. Но однажды ее мечта уже исполнилась, и Голубой Замок остался в прошлом: ее лесная хижина на Сауресе. Там она была по-настоящему счастлива.

 

90

На окраине деревушки, откуда открывался чудесный вид на поросшие деревьями горы и старинный замок, де Брикассары сняли полдома. Веселая говорливая хозяйка рассказала им его историю. По ее словам, этот замок возвели четыреста, а может быть, и пятьсот лет тому назад, точно теперь уже никто не скажет. И принадлежал он одному из старейших и богатейших родов в Испании. Но, как это всегда бывает, люди разоряются и остается от былого могущества одна лишь фамилия, да и ее со временем начинают произносить так, что от первоначальной ничего и не остается. Ральф с Вирджинией улыбались, слушая хозяйку и догадываясь, что она просто не знает, кому принадлежал этот замок, и своим многословием старается увести их от этого вопроса. — Но люди говорят, что когда-то здесь жил один уже очень пожилой граф, который прославился в сражениях и из одного из своих многочисленных военных походов привез удивительной красоты девушку-славянку. Никто не знает, женился он на ней или так они жили, но в первое время в замке устраивались великолепные приемы и балы, на которых она всех затмевала своей красотой. А потом все сразу прекратилось. То ли он ее приревновал, то ли еще что там получилось, но только граф больше никого в свой замок не приглашал, а если кто без приглашения являлся, то так ни с чем и уезжал обратно. Ворота всегда были закрыты. Граф свою славянку ревновал даже к слугам, и они тоже все постепенно разбежались. Так вот и возникла эта деревня. Люди уходили из замка и строили здесь, неподалеку, себе дома. Куда еще идти? Везде одинаково, — глубокомысленно изрекла хозяйка и продолжала: — Граф оставил при себе одного только старого слугу, а его жена, наверное, сама за собой ухаживала, потому что больше в замке никто не жил. И что с ними потом стало, тоже никто не знает. Наверное, так там и остались. До сих пор люди боятся туда ходить. Находятся, конечно, смельчаки, которые подходят к самому рву, а потом прибегают обратно сломя голову. Говорят, что оттуда стоны какие-то слышатся, хотя какие уж там стоны, столько времени прошло…

— И что же, никто из ученых не заинтересовался до сих пор этим замком? — спросил дядя Рональд.

— Не знаю, ученые уж или кто другой, но приезжают, смотрят, — подтвердила хозяйка. — Ну так они ведь нам не показывают, даже если что и найдут. А только я вам точно говорю, туда подходить опасно. Говорят, есть там тропинки-ловушки. Идешь-идешь по ним, а потом — бац — и в пропасть сваливаешься, и поминай как звали. Таких случаев тоже много. Опять же, говорят, что это сам граф еще тогда придумал, чтобы никто к его замку близко не подходил. Так что и вам я не советую туда ходить, — заключила хозяйка. — Лучше на море отдыхать… Наше море самое красивое.

И действительно, другой своей стороной деревушка выходила на морской берег, и со второго этажа дома, где остановились де Брикассары, открывалась чудесная панорама моря, уютных бухточек на каменистом берегу и медленно скользящих в сторону Малаги белоснежных лайнеров.

Красота местечка была просто щемящей, и даже повидавшей свет Ральф вынужден был признаться, что ему редко приходилось видеть подобную красоту, которая несет на себе отпечаток вечности.

Дядя Рональд не особенно докучал молодым своим присутствием. Он познакомился с четой англичан примерно одного с ним возраста, и они с удовольствием проводили время вместе, исследуя окрестности замка или отдыхая на берегу моря под полосатым рыночного вида тентом.

Ральф с Вирджинией оставались вдвоем, они устраивались где-нибудь на выступе каменистого плато и молча созерцали чудесные и каждый раз неожиданно новые виды. Или тоже уходили на берег моря. Вирджиния купалась, а Ральф потихоньку плескал на себя морскую воду, стоя где-нибудь на прибрежных камнях. Рана, правда, уже совсем затянулась, но плавать он еще не мог.

Вирджинию неумолимо тянул к себе замок. Эта серая безжизненная громада стала для нее как бы символом всей ее жизни. Романтический Голубой Замок юношеской мечты в реальности превратился в полуразвалившееся нагромождение камней, к которому люди даже приближаться боялись.

До приезда сюда у Вирджинии еще мелькали мысли, что можно все забыть и начать жизнь сначала. Но что ждет ее в будущем? Постоянные страхи, что ее тайна будет раскрыта? Даже если все успокоится и они с Ральфом уедут из Нью-Йорка и вообще из Америки, она никогда не будет спокойна. Алекс все равно разыщет ее хоть на краю света. Теперь она повязана с ним преступлением, и только смерть разорвет эти страшные узы.

Вирджиния решила осуществить свой план перед отъездом, пусть Ральф спокойно отдохнет и наберется сил. Но проходили дни, а Ральф не заговаривал об отъезде. Он возобновил работу над книгой и по утрам уходил в сад, где устраивался со своими бумагами в беседке и работал там до обеда. Потом они с Вирджинией, иногда к ним присоединялся дядя Рональд, ходили гулять, чаще всего в окрестностях замка, осторожно передвигаясь по тропинкам-ловушкам, о которых их предупреждала хозяйка. В этих прогулках Вирджиния всегда старалась идти впереди в надежде, что судьба смилостивится над ней и она, нечаянно оступившись, упадет в ров. Это будет самым лучшим исходом и для нее, и для Ральфа. Она устала жить в ожидании конца и чувствовала, что ее силы и нервы уже на пределе. А Ральф? Ральф воспримет все как несчастный случай, и ему никогда в голову не придет, что она искала смерти. Но судьба и на этот раз не была к ней благосклонна. Все тропинки заканчивались каменными завалами, и надо было очень постараться, чтобы попасть в ров. Местные жители обезопасили себя от всех случайностей.

 

91

Однажды утром Вирджиния проснулась, когда Ральф уже ушел. Она позавтракала в одиночестве и пошла в сад. Вирджиния шла, скрестив руки на груди, и белая камелия, прикрепленная у плеча, нежно касалась ее щеки. Сад был большой, и у хозяйки, очевидно, не хватало времени как следует заняться им. Возле ограды, отделявшей сад от деревенской улицы, было много пыли. Завитки виноградных лоз, эвкалипты и лимонные деревья, даже тачка для перевозки мусора, оставленная здесь совсем недавно, — все было покрыто толстым слоем пыли. Но достаточно было обойти цветочную клумбу и пройти еще несколько шагов в глубь сада, чтобы можно было попасть словно в иной мир, зеленый, прохладный, где лепестки цветов и листья кудрявились от влажного ветерка.

На шее у Вирджинии был повязан легкий лиловый шарф, и от него даже в обесцвечивающих ослепительных лучах солнца ложились лиловые отсветы на ее лицо и на землю, по которой она шла. Лицо Вирджинии было замкнутым, почти суровым, только во взгляде раскосых глаз сквозило что-то растерянное, жалобное.

Дорожка с бордюром из белого камня, за которым зыбилось душистое марево, вывела ее на открытую площадку над морем. Там, у огромного эвкалипта, самого большого и старого дерева в саду, была сооружена ажурная деревянная беседка, в которой стоял стол и плетеные кресла. Здесь она и нашла Ральфа. Он сидел за столом и писал, время от времени отрываясь, смотрел на море.

Услышав шаги Вирджинии, он повернулся в ее сторону и, ласково улыбнувшись, жестом пригласил ее присесть в одно из кресел.

— Как у тебя настроение, дорогая? Правда, сегодня чудесный день?

— Да-а, — неопределенно протянула Вирджиния. В глазах Ральфа появилось озабоченное выражение, и он внимательно посмотрел на жену. Ее лицо показалось ему несчастным.

— Как ты себя чувствуешь? — забеспокоился Ральф.

— Не волнуйся, милый, со мной все в порядке. Я пришла посмотреть на тебя, а потом пойду купаться.

— Я пойду с тобой, — засобирался Ральф.

— Нет, нет! — Голос Вирджинии прозвучал неожиданно резко, и Ральф удивленно вскинул глаза. — Нет, милый, — Вирджиния постаралась говорить спокойнее. — Ты работай, я хочу погулять одна.

Она поднялась, склонилась к Ральфу и коснулась губами его губ. — Я люблю тебя. Прости меня.

— Все-таки я пойду с тобой, — сорвался Ральф с кресла. Вирджиния уже вышла из беседки и стояла посреди площадки, освещенной солнцем. Когда Ральф подбежал к ней, она приподнялась на цыпочки, обхватила руками его за шею и крепко прижалась к нему. Потом, с трудом оторвавшись, Вирджиния быстро поцеловала его в щеку и подтолкнула к беседке.

— Иди, милый.

Взмахнув рукой в прощальном жесте, Вирджиния пробежала по дорожке и спустилась на берег моря. Ральф подошел к краю площадки и долго следил, как она шла по каменистому берегу моря, перепрыгивая с камня на камень. Она несколько раз оглядывалась и с улыбкой махала ему рукой, пока не скрылась за скалой. Он видел, как она уже плавала в море, потом вышла и улеглась на выступе скалы обсушиться. Только тогда он успокоился и опять принялся за работу.

Наступило время обеда, но Вирджинии не было. Правда, бывало и раньше, что она задерживалась к обеду. Но сегодня Ральф не находил себе места: у него в глазах стояло ее несчастное, растерянное лицо, он вспоминал, что она ему говорила утром, ее прощальный взмах: «Неужели что-то надумала? Но почему? Что могло случиться?» Ральф был так обеспокоен, что заволновался даже всегда спокойный дядя Рональд.

— Пойдем пройдемся по берегу, — предложил он, — может быть, она еще там. Не волнуйся. Что может случиться? Море спокойное, а Вирджиния хорошая пловчиха.

Но сердце Ральфа уже предчувствовало самое страшное. Он почти бегом бежал впереди дяди Рональда к берегу и сразу же направился к той скале, на которой он в последний раз видел Вирджинию. Но и там ее не было. Кругом было пусто. Немногочисленные отдыхающие разошлись по домам обедать и поваляться в гамаках перед вечерним купанием и прогулкой.

— Может быть, она решила поехать в Малагу? — высказал предположение дядя Рональд.

— Зачем? — передернул плечами Ральф. — Да и потом она бы сказала мне. Я видел, как она купалась, а после этого лежала на скале.

— Подождем, — решил дядя Рональд. — Надо вернуться домой. Скорее всего она уже дома.

Они вернулись домой, и хозяйка им сказала, что Вирджиния так и не приходила.

Обед остался нетронутым, ни Ральф, ни дядя Рональд не могли есть. Когда Вирджиния не появилась и к вечеру, Ральф спросил у хозяйки, где находится местная жандармерия, и побежал туда. К вечеру жара начала спадать, и единственная деревенская улица стала оживленнее. На открытой веранде одного из домов сидела чета Хартгеймов, с которыми подружился дядя Рональд. Мистер Хартгейм окликнул Ральфа, но тот, не останавливаясь, поприветствовал их взмахом руки и побежал дальше.

— Что-то случилось с молодым де Брикассаром, — удивилась миссис Хартгейм. — Он всегда был так любезен.

— Молодым все некогда, — недовольно пробурчал мистер Хартгейм. — Они всегда спешат, думают, что от этого их жизнь станет другой, чем у нас.

— Ты несправедлив к Ральфу де Брикассару, — укоризненно сказала миссис Хартгейм. — Он не похож на остальных молодых вертопрахов. Серьезный молодой человек, хорошо воспитан.

Пока мистер и миссис Хартгейм обсуждали его достоинства, Ральф достиг конца улицы, где располагалась жандармерия. Там все было тихо, единственный жандарм дремал, сидя у открытого окна. Ральф громко окликнул его, и жандарм поспешно вскочил, тараща на него сонные глаза.

— Я прошу вас, — торопливо заговорил Ральф, — нужно срочно организовать поиск…

— А что случилось-то? — наконец спросил окончательно проснувшийся жандарм.

— Пропала женщина, — почти закричал Ральф.

— Я думаю, она утонула. Надо проверить все побережье…

Жандарм приосанился и начал разговаривать уже официальным тоном:

— Кем она вам доводится? — спросил он строго.

— Это моя жена, Вирджиния де Брикассар. Мы здесь на отдыхе. Она ушла утром купаться, и до сих пор ее нет.

— Жена?.. — протянул насмешливо жандарм. — Но… — Он не успел договорить. Ральф подскочил к нему и заорал ему прямо в лицо.

— Меня не интересует ваше «но»! Я обращаюсь к вам вполне официально, извольте вести себя подобающим образом и принять меры.

— Ну, хорошо, хорошо, — опешил жандарм. — Я просто хотел сказать, что, может быть, ваша жена зашла к кому-то. Всякое ведь бывает…

— Не говорите глупостей! — одернул его Ральф. — Есть ли у вас спасательная команда? Необходимо побыстрее приступить к поискам.

— Я доложу, — зачесал в затылке жандарм. — Но пока они подъедут…

— Ну так докладывайте побыстрее! — распорядился Ральф.

На пороге появилась хозяйка дома, где остановились де Брикассары. Она, очевидно, знала, насколько расторопны деревенские стражи, и сразу же накинулась на вконец растерявшегося жандарма.

— Ну и что ты стоишь, увалень? Тебе же сказано, человек пропал, а ты, знай, хлопаешь глазами! Сейчас же вызывай Фернандо с его катером, пусть он с ребятами объедет побережье. Может быть, что-то еще можно сделать.

Она ухватила жандарма за рукав и подтащила его к стене, где висел старенький телефонный аппарат. Жандарм снял трубку и через некоторое время громко заговорил, вызывая жандармерию соседней большой деревни. Как успела сообщить хозяйка Ральфу, у них на несколько разбросанных по побережью деревушек есть всего один спасательный катер, он находится в соседней деревне и если сейчас не занят, то скоро и подъедет.

— А вообще-то, — добавила она, — здесь такие случаи бывают редко. Народ приезжает все больше пожилой, в море не купаются, сидят греются на берегу.

К тому времени, когда прибыл катер, возле жандармерии собралось уже немало любопытных. В маленьких деревушках происходит так мало событий, что один только вид бегущего в сторону жандармерии встревоженного человека привлекает всеобщее внимание. А тут пробежало сразу двое: сначала приезжий — красивый молодой человек, которого давно уже приметили все местные девушки, но он, к сожалению, приехал с женой, — а потом и Мария Росарес, у которой они жили. Было чем заинтересоваться. Подошли и дядя Рональд с четой Хартгеймов, причем мистер Хартгейм чувствовал себя виноватым. Старший де Брикассар сказал им, что у них стряслось, и мистер Хартгейм корил себя за поспешное суждение по поводу племянника мистера де Брикассара.

 

92

Когда все присутствующие узнали, что случилось, как водится, начали припоминать, кто где в последний раз видел молодую женщину. Оказалось, что ее видели многие, но ничего особенного не заметили. Вирджиния де Брикассар в этот день была одета в белое платье и с красивым лиловым шарфом на шее. Кто-то вспомнил даже про камелию, которая была прикреплена у нее на плече. Девушка, которая заметила цветок камелии, добавила, что в таком наряде можно было ехать и на бал, а не гулять по берегу, она даже об этом тогда так и подумала. Еще кто-то видел, как Вирджиния купалась, а потом лежала на камнях, обсыхала. Но вот куда она подевалась потом, не видел никто.

Но вот вдалеке затарахтел катер, и собравшиеся потянулись на берег встречать спасательную команду. Ральф с дядей Рональдом и другими отдыхающими шли впереди уже целой толпы деревенских жителей. Катер приблизился к берегу, и на причал вспрыгнул огромный человек с пышными усами. Это и был командир спасателей по имени Фернандо. В отличие от местного жандарма, он оказался энергичным и сообразительным человеком. Ральф рассказал Фернандо об исчезновении Вирджинии и о своих предположениях относительно того, что она могла утонуть. Фернандо, нахмурив брови, внимательно выслушал Ральфа, уточнил место, где видели в последний раз миссис де Брикассар, и сказал отрывисто:

— Мы пройдем вдоль побережья, но сами знаете, сеньор, времени с утра прошло достаточно. Во всяком случае, сделаем все, что от нас зависит. — Фернандо запрыгнул на палубу, отдал команду, и катер медленно двинулся вдоль берега.

— Но почему ты считаешь, что Вирджиния утонула? — запоздало поинтересовался дядя Рональд.

— Я не могу тебе сказать, — устало ответил Ральф. — Такое предчувствие…

Почему-то Ральфу не захотелось даже дяде Рональду говорить о том, что ему показалось странным в поведении Вирджинии этим утром. Какая-то в этом крылась загадка для него, и он решился ее разгадать сам. Он не мог простить себе, что оставил Вирджинию одну со своими проблемами и отпустил ее одну, хотя не мог не почувствовать, что она не в себе. Что же могло так подействовать на нее? Неужели рецидив ее давнего нервного потрясения, который усугубил этот непонятный случай с его ранением? В голове Ральфа копошились разные предположения, обрывки разговоров с Вирджинией, ее несчастные глаза, возбужденное состояние, в каком она находилась последнее время…

Спасатели вернулись ни с чем. Они обошли все побережье, пробороздили морское пространство вплоть до судоходной трассы и вынуждены были вернуться. Миссис де Брикассар нигде не было. За это время деревенские жители обшарили весь берег, но тоже никого и ничего не нашли.

Происшествие с молодой сеньорой всколыхнуло всю деревню, и до поздней ночи на улицах раздавались возбужденные голоса и в домах не гас свет. Все отдыхающие собрались в доме Марии Росарес и предлагали разные варианты поиска. С ними беседовал Рональд де Брикассар; Ральф поднялся к себе в комнату и без сил упал на постель. Он не знал, о чем думать и что делать, ошеломленный случившимся. Потом незаметно проскользнул через заднюю дверь в сад и прошел на площадку, где он в последний раз разговаривал с Вирджинией. Ральф подошел к краю площадки и долго всматривался в черную морскую даль, с ужасом представляя, что где-то там, под толщей воды, могла находиться Вирджиния. Пытаясь унять свое разбушевавшееся воображение, Ральф наконец оторвал взгляд от безжалостной, холодно поблескивающей в лунном свете водной глади и поднял глаза к небу. Но и оно ничем не успокоило его — усыпанное беспечно мерцающими звездами, оно равнодушно созерцало и радость, и горе.

Здесь и нашел Ральфа дядя Рональд. «Как хорошо, что дядя Рональд поехал с нами», — подумал Ральф и неожиданно вспомнил, как обрадовалась Вирджиния, когда он сказал ей, что дядя Рональд решил присоединиться к ним. А что если?..

Но жутких предположений и без того было достаточно, чтобы придумывать новые. Дядя Рональд обнял Ральфа за плечи и отвел домой. Там было пусто и тихо. Все сочувствующие разошлись по домам, но в комнате хозяйки горел свет: видно, она тоже еще не спала, хотя было уже очень поздно.

— Постарайся уснуть, — посоветовал дядя Рональд, — завтра с утра будем еще что-нибудь предпринимать. — Хотя по его тону было заметно, что он и сам не надеется уснуть сегодняшней ночью. Неожиданно Ральф оживился.

— Послушай, а что если она от моря пошла к замку? Ведь она говорила, что хочет погулять. Может быть, она упала там где-нибудь, сломала ногу и теперь лежит там в одиночестве, не в состоянии добраться домой…

Ральф ринулся было к двери, но его остановил тихий голос дяди Рональда.

— Не спеши, малыш. Там ее тоже нет, — виновато сказал он, с болью разрушая последнюю надежду Ральфа. — Мы с сыновьями Марии обыскали там все, когда вы с ней побежали в жандармерию…

— Какой ужас, — даже не воскликнул, а как-то потерянно прошептал Ральф. — Зачем же она это сделала?

Дядя Рональд странно взглянул на Ральфа.

— Может быть, ты мне скажешь, что ты имеешь в виду? — спросил он.

— Нет, нет, я ни в чем не уверен, дядя, — с отчаянием проговорил Ральф. — Сам не знаю, что говорю.

Дядя Рональд подошел к Ральфу, успокаивающим жестом потрепал его по голове и не терпящим возражения голосом приказал:

— Не забивай себе голову, Ральф. Я понимаю, у тебя разыгрались нервы. В таком состоянии в голову лезет всякое… Если с Вирджинией что и случилось, так это просто несчастный случай. Ты меня слышишь, Ральф, мальчик мой?

— Да, дядя, — машинально повторил Ральф. Дядя Рональд заставил Ральфа раздеться и лечь в постель и вышел сам, осторожно прикрыв за собой дверь.

Ни утро, ни весь последующий день не принесли ничего нового. Для помощи местной команде спасателей прибыло подкрепление из Малаги, и поиски проводились не только на море, но и на земле, во всей прилегающей к деревушке местности.

Неожиданно Ральф со всех ног кинулся домой, чтобы проверить еще одну появившуюся у него мысль. Что если Вирджиния и в самом деле решила куда-то уехать? В ее состоянии в голову могла прийти любая, даже самая абсурдная идея. Ральфу захотелось посмотреть, все ли вещи Вирджинии на месте.

Ральф вбежал в комнату и рывком распахнул дверцу шкафа. Платья Вирджинии были на месте, кроме одного белого, в котором она в то утро приходила к нему в беседку. Тогда он выдвинул ящик комода, в котором было сложено ее белье, и… в испуге остановился. Поверх аккуратно сложенного белья лежал свернутый лист бумаги. Ральф не знал, может быть, он лежал здесь и раньше, но почему-то он догадался, что в нем разрешение той тайны, которая стояла за исчезновением Вирджинии.

Ральф стоял, склонившись над выдвинутым ящиком комода, и затравленно смотрел на белый листок, не решаясь взять его. Потом он все-таки осторожно взял его дрожащими руками и, помедлив секунду, развернул. Он не видел еще, что написано в этом послании, но сразу узнал старательный, буковка к буковке, почерк Вирджинии и понял, что это письмо адресовано ему. Его глаза метнулись к первой строке.

«Милый, родной, любимый», — прочитал он и впился глазами в дальнейший текст: «Меня уже не будет, когда ты прочитаешь это мое прощальное письмо. Я больше не могу скрывать то, что произошло со мной, и не могу жить с таким ужасным грузом на душе. Любимый, я ухожу из жизни, сожалея лишь о том, что причиняю тебе горе, но то горе и тот позор, в который я тебя и себя ввергла при жизни, несравнимы ни с чем. Я не имею права жить рядом с тобой, дышать одним с тобой воздухом, смотреть на тебя. Но и без тебя жить я не могу, поэтому и выбрала такой конец.

Я предала тебя, предала нашу с тобой любовь. Родной мой, я не могу объяснить, почему так получилось. Наверное, я сошла с ума, да так оно и есть… Не могу решиться сказать тебе, что произошло, но когда-нибудь ты все равно поймешь это или тебе скажут… Так вот, Ральф, дорогой, Таинственная Незнакомка, из-за которой ты получил ранение, — это я. Да, Ральф, это я. Но я не хотела, чтобы этот человек убивал тебя, он должен был убить другого, Арни Кроуза, который узнал про меня, и я боялась, что он тебе расскажет.

Вот ты обо всем и узнал, и мне стало немного легче: ведь я не привыкла ничего от тебя скрывать. Я не прошу, чтобы ты простил меня, понимаю, что это невозможно. Надеюсь только на твое великодушие и прошу об одном: не вспоминай обо мне плохо, Ральф. Я всегда любила и люблю только тебя.

Если меня найдут, Ральф, любимый, похорони меня здесь, возле замка. Наконец-то я пришла к своему замку, хотя он оказался совсем не таким, каким я его представляла в своих мечтах. У реального замка, как и у меня, страшная судьба. Но тут уж ничего не поделаешь, я сама разрушила свой Голубой Замок. Вот эти-то развалины я и нашла в конце своей жизни.

Прощай, мой любимый. Спасибо тебе за то, что ты подарил мне Саурес и нашу лесную хижину, где я была счастлива».

Письмо было без подписи, очевидно, у Вирджинии на нее уже не хватило сил. Ральф с леденящим душу ужасом смотрел на это послание с того света и не мог, не хотел признать за случившееся то, что в нем было написано. Это было слишком жестоко и непонятно. Глухими ударами в голове стучали слова: «Таинственная Незнакомка! Таинственная Незнакомка!» Что могло привести Вирджинию в публичный дом? Судя по газетным статьям, она занималась этим уже давно и потом… возвращалась к нему. За что она его так наказывала? Ральф с содроганием вспомнил, как он, ничего не подозревая, целовал Вирджинию, как они предавались любви. Значит, их близость не приносила Вирджинии удовлетворения, если она кинулась в этот вертеп.

В дверь постучали, и раздался голос дяди Рональда:

— Ральф, к тебе можно?

Ральф судорожным жестом смял письмо, засунул его в карман и задвинул ящик комода.

— Входи.

Дядя Рональд появился на пороге и внимательно вгляделся в перекошенное лицо Ральфа.

— Что еще случилось? Ты что-то узнал?

— Нет, нет, дядя. Только то, что есть. — Ральф внутренне содрогнулся, представив себе лицо дяди Рональда, скажи он ему, что его жена — та самая Таинственная Незнакомка из публичного дома на 15-й улице, а звероподобный мужчина, который с ножом кинулся на них с Арни Кроузом в сквере, не кто иной, как ее возлюбленный… И сколько таких еще было в том заведении? Нет, он никому не расскажет о своем позоре, эта тайна навеки останется только его тайной.

— Там внизу пришел следователь, он еще с утра приехал из Малаги. Он говорит, что это все-таки неординарное для них событие — исчезновение женщины-американки. Он тоже допускает, что она утонула, но удивлен, что на берегу не осталось ее одежды. Сейчас у него возникла новая версия: он считает, что это похоже на самоубийство, а может быть, даже и на убийство, и хочет поговорить с тобой.

Дядя Рональд недоуменно пожал плечами.

— Он что, собирается задержать меня по подозрению в убийстве собственной жены? — криво усмехнулся Ральф.

— Да нет, вроде до этого дело еще не дошло, — улыбнулся дядя Рональд, — и потом у тебя есть алиби. Все видели, что ты весь день до обеда работал в беседке и к морю не спускался, а с обеда тем более ты был у всех на глазах. — Дядя Рональд пытался шутить, но было видно, что предположение следователя его сильно озадачило.

— Это еще ни о чем не говорит, — подлил масла в огонь Ральф. — Настоящие убийцы всегда обзаводятся стопроцентным алиби. — И, заметив испуганный взгляд дяди Рональда, Ральф хлопнул его по плечу. — Не переживай, дядя, я не убивал Вирджинию. — А про себя подумал: «Если только не считать того, что оказался негодным мужем, от которого она сначала сбежала в публичный дом, а потом и вообще свела счеты с жизнью».

 

93

К вечеру развитие событий пошло быстрее. На покрытом мхом небольшом выступе с обратной стороны скалы обнаружили вещи Вирджинии: платье, пляжные босоножки и лиловый шарф — они были аккуратно свернуты и придавлены камнем, чтобы не разбросал ветер. В первый день, когда начали искать Вирджинию, туда не догадались заглянуть, а в основном осматривали обращенную к морю часть скалы, где ее и видели. Теперь решили, что женщина перешла в тень, когда солнце стало припекать сильнее, и перед тем, как пойти купаться, как оказалось, в последний раз, она оставила вещи в тени и закрепила их камнем. Эта находка как-то сама собою исключила версию об убийстве и даже о самоубийстве. Ведь самоубийца уже не будет так скрупулезно заботиться о своих вещах. Оставалась только версия несчастного случая, которая вскоре и подтвердилась. На следующее утро прибоем к берегу в миле от деревушки прибило женское тело, и Ральф с дядей Рональдом, Мария Росарес и еще кое-кто из приглашенных местных жителей опознали в нем миссис де Брикассар.

Ральф только мельком взглянул на то, что осталось от Вирджинии, и отвернулся. Потрясение, которое он испытал, прочитав ее письмо, помогло ему пережить ее смерть. Он был почти спокоен, когда организовывал похороны и распоряжался относительно места захоронения жены. Дядя Рональд как будто о чем-то догадывался, но ничего не спрашивал. Да и о чем мог догадаться дядя Рональд? Только о том, что, очевидно, это не просто несчастный случай и есть какая-то причина для такого поступка Вирджинии, и, наверное, Ральфу каким-то образом эта причина стала известна. Вот и все. Но в какой-то момент Ральф словно окаменел и как будто даже успокоился. Во всяком случае его мало взволновало то обстоятельство, что нашли вещи Вирджинии, а потом и ее тело.

А в душе Ральфа творилось что-то необъяснимое. Он делал все, что надо было делать в подобных случаях, но чисто автоматически. Душа его в этом не участвовала. Он чувствовал себя униженным непонятно за что и никак не мог смириться с этой мыслью. Хотя для взгляда посторонних ничего не было заметно. Как еще должен вести себя муж, когда его жена погибла таким именно образом? Понятно, что он переживает, а как человек сдержанный и сильный, не выплескивает свои чувства наружу. Правда, удивлялись, что приезжий похоронил свою жену здесь, да еще у замка, на заброшенном кладбище. Но это тоже его дело. Наверное, собирается часто приезжать сюда. На могильной плите были высечены слова: «Вирджиния де Брикассар». И все.

Вскоре после похорон дядя Рональд уехал к себе домой, звали дела, а Ральф еще с неделю оставался здесь. А потом и он уехал, но не в Нью-Йорк. Там он больше не мог жить и даже не хотел туда показываться. Никогда больше его не видели и в Кайворте. Откуда-то из Европы он прислал миссис Джексон короткое сухое письмо, в котором извещал о смерти ее дочери и указывал место, где она похоронена, на тот случай, если миссис Джексон или кто-то из родственников захотят навестить могилу Вирджинии. Но миссис Джексон ограничилась тем, что надела траур, и так до конца жизни в нем и пребывала, успешно освоив роль скорбящей матери.

Хижина на острове так и осталась во владении де Брикассара, но поскольку в ней никто не жил, она постепенно обветшала, а потом и вовсе стала непригодной для жилья.

 

94

Ральф долго путешествовал, пытаясь забыться, вычеркнуть из своей памяти все прошлое, связанное с Вирджинией. И это ему в конце концов удалось. В одну из своих поездок на охоту в Африку он близко сошелся со священником из колонии белых миссионеров, и в нем опять затеплилась мысль: не посвятить ли себя Богу? Та жизнь, которой он жил, больше не удовлетворяла его, она не принесла ему ничего, кроме разочарований. Единственной помехой было прошлое. «Хотя оно принесло мне столько страданий, — думал Ральф, — через них я очистился перед Богом». Ничего греховного не увидел в этом и дядя, епископ де Брикассар, когда Ральф поделился с ним своими желаниями. Конечно, он не рассказал о своей тайне, а женитьба Ральфа и его погибшая от несчастного случая жена не показались епископу таким уж непреодолимым на пути к Богу препятствием. Конечно, лучше, чтобы об этом никто больше не знал, поэтому, благословив племянника на путь священнослужителя и отправив его на учебу, епископ посоветовал Ральфу выбрать для служения какой-нибудь дальний приход, лучше в другой стране. Так Ральф де Брикассар и попал в Австралию.

Служение Богу придало его жизни новый смысл. Прошлое если и приходило к нему, то только в снах, когда он не контролировал свое сознание. Бывало, что он просыпался ночью в холодном поту, вздрагивая от отвращения: во сне ему виделись мерзкие клубки переплетенных тел, одно из которых непременно принадлежало Вирджинии.

В Дрохеду молодой священник Ральф де Брикассар попал вскоре после приезда и с тех пор часто заезжал туда. Старая, обрюзгшая миссис Карстон, хозяйка Дрохеды, привлекала его и вызывала любопытство своим острым злым умом и решительным, властным характером. Во всяком случае с ней было интересно беседовать и наблюдать, как в этой старой уродливой женщине бушует настоящий вулкан неутоленных страстей.

Ральфу было еще более интересно следить за этим чудовищным накалом человеческих страстей, потому что он чувствовал себя в полной безопасности. С Вирджинией судьба обрекла его на еще большее испытание, там он оказался в роли жертвы и, пережив страшное открытие, не захотел больше подчинять свое тело и душу низменным человеческим слабостям. Тем любопытнее было наблюдать за этим со стороны. Ральф сначала даже не понял, что Мэри Карстон играет с ним, как кошка с мышью. Чаще всего они беседовали на отвлеченные темы, но иногда темы бесед становились излишне вольными, а когда Ральф старался перевести разговор на другое, Мэри Карстон усмехалась и буравила его лицо тяжелым взглядом.

Однажды, когда они, как обычно, сидели в гостиной, Мэри, довольно ухмыльнувшись, спросила Ральфа:

— Вы часто бываете в Испании на могиле своей бедной жены?

Ральф как раз только отпил глоток чая и от неожиданности поперхнулся, внезапно ощутив себя так, словно он попал в пасть чудовищного зверя. С минуту, а может быть, и дольше Ральф сидел молча, не поднимая глаз. Потом аккуратно поставил чашку и с веселой усмешкой взглянул в заплывшие жиром глаза Мэри Карстон.

— Не часто, но бываю, — ответил он спокойно, все так же с отчаянной веселостью глядя на нее.

Очевидно, Мэри Карстон ждала другой реакции, но сдаваться все же не собиралась.

— Я почему спросила, — сказала она, не оправдываясь, а как бы уточняя, — вы тут распространялись насчет чистоты души и тела, которые необходимы всем, кто посвящает свою жизнь Богу… Насколько я знаю, католическое священство невозможно без целибата, в таком случае как понимать то, что вы скрыли свое прошлое и свой брак с Вирджинией Джексон?

— Разве я сделал хотя бы попытку уклониться от вашего вопроса или опровергнуть свой давний брак? — вопросом на вопрос ответил Ральф. — Люди по-разному приходят к Богу, на то они и люди. Кто-то решает посвятить себя Богу еще с детства, но это не значит, что он никогда не испытывает соблазнов, хотя бы в душе и в мыслях, и это в равной мере считается грехом, как и то, если человек реализовал свои соблазны физически. Главное, чтобы человек нашел в себе силы очистить свою душу и помыслы и только после того начал служение Богу.

— Вы считаете, что вы очистились? — спросила Мэри, и непонятно, чего больше было в ее вопросе: сочувственного интереса или издевки.

— Считаю, что да. — Ральф посмотрел на Мэри ясными глазами. — Во всяком случае мои помыслы чисты, да и свой брак на Вирджинии Джексон я не считаю греховным, он был необходим больше ей, чем мне. И вы это, наверное, знаете, если уж вообще узнали об этом. — Да-а, — протянула Мэри. — А вас не интересует, откуда я об этом знаю?

— Интересует, — кивнул Ральф, — но, думаю, вам и самой не терпится выложить мне все. Поэтому я не спешу спрашивать.

Мэри засмеялась.

— А вы хитрее, чем я думала. И коварнее. Ну так и быть, я скажу вам. Дело в том, что Вирджиния Джексон — моя дальняя родственница по матери, так что я узнала о ее странном замужестве с самого начала, об этом мне написал Роберт Джексон, этот старый дурак. Правда, вначале они считали ее мужа кем-то вроде проходимца, и Роберт предупредил меня, чтобы я не давала Вирджинии денег, если вдруг ей не на что будет жить и она в отчаянии обратится ко мне. Как будто я и без его предупреждения поторопилась бы облагодетельствовать всех своих нищих родственников! Но она, конечно, и знать о себе не давала, и все забылось. А потом вдруг через год получаю письмо от ее мамочки, как ее там, миссис Джексон. И тут уж она взахлеб описала, какую ее дочь сделала удачную партию, какой богач ее муж и все такое. Тогда мне стало известно и ваше настоящее имя. Кстати, оно у вас не одно, как мне помнится, вы и писательством занимались? У меня есть несколько книг Фрэнка Стеджера. Недурно написано. Так что мир тесен, дорогой отец Ральф де Брикассар. Вы, наверное, и не помышляли, что ваши прошлые подвиги будут известны здесь, на краю земли. Не потому ли вы сюда и приехали? — насмешливо спросила Мэри Карстон.

— Отчасти, — не стал скрывать Ральф. — А что касается подвигов, я был бы счастлив их совершить, но случай так и не представился. — Ральф парировал все уколы Мэри, а из головы у него не выходила мысль, знает она что-то о Таинственной Незнакомке или нет. А если знает, не приходило ли ей в голову связать с ней имя Вирджинии: ведь она, вероятно, в курсе его ранения и обстоятельств смерти Вирджинии. Но Мэри больше ни о чем его не спросила, только время от времени в разговоре вдруг сверлила его своим пронзительным взглядом, в котором чувствовалась какая-то недоговоренность.

Первым порывом Ральфа, когда он вернулся домой после этого разговора с Мэри Карстон, было побросать все вещи в сумку и уехать отсюда. Но, поразмыслив, он решил остаться. Его совесть перед Богом была чиста, он искупил свой грех страданием. А перед людьми? Пусть найдется среди них хоть один праведник, который осмелится бросить в него камень.

И все-таки Ральф не чувствовал себя спокойным: он понимал, что стоит Мэри Карстон хоть одному человеку шепнуть о прошлом их нового священника — и людская злоба сметет его с лица земли. Люди охотно мирятся со своими грехами и даже находят им оправдание, но грехи других словно возвышают их в собственных глазах, и тут уж спуску не бывает.

Но, очевидно, Мэри Карстон решила сохранить тайну Ральфа де Брикассара. Может быть, ее это забавляло, а может быть, она хотела приручить его этим и играть, то отпуская, то натягивая нить, которая теперь нерасторжимо связывала их крепче любых других уз.