Эпоха пузыря

В конце 1983 года я встречал рождество в Далласе, Техас. Сюда меня пригласил Траммелл С. Кроу, бывший однокурсник из Йеля. Траммелл С., со своими длинными волосами, ярко-оранжевым комбинезоном, спортивным авто и эльфийской усмешкой был одним из моих самых безумных друзей в колледже. Он обещал встретить меня в аэропорту, но, когда я прилетел, его нигде не было видно. Затем я потрясенно осознал, что типичный бизнесмен в синем костюме, который вскинул руку в приветственном жесте – это и есть Траммелл С.; я узнал его только по усмешке. Когда я спросил, что с ним случилось, он ответил, что начал работать на своего отца, Траммелла Кроу.

Наша машина достигла делового квартала Далласа, и Траммелл сказал, указывая на вздымающиеся здания: «Тот сорокаэтажный небоскреб принадлежит нам, и та строящаяся пятидесятиэтажка тоже. А для отеля, который мы проезжаем – отец позволил мне самому разработать часть дизайна». Тогда я понял, что, в общем-то, ничего не знаю о его отце. Траммелл С. начал рассказывать о нем.

Траммелл Кроу был техасцем, он родился в Далласе и до тридцати пяти лет был обыкновенным банковским служащим. Но в один прекрасный день ему в голову неожиданно пришла идея купить старый склад. Траммелл отремонтировал помещение и сдал его в аренду. Затем он купил два или три склада поблизости и сделал с ними то же самое. В таком духе он продолжал следующие сорок лет, перейдя от складов к торговым центрам, офисным зданиям, апартаментам, отелям и всем остальным вообразимым видам недвижимости. В итоге Trammell Crow Company стала самым крупным агентством недвижимости во всем мире.

На следующий день Траммелл С. привел меня в офис своего отца. Я ожидал увидеть скучный стиль корпоративной Америки, и потому на мгновение мне показалось, что мы по ошибке зашли в музей: все обозримое пространство представляло собой сокровищницу азиатского искусства. Коридоры украшали кхмерские скульптуры, а китайские нефритовые статуэтки были небрежно расставлены между компьютерами и на шкафах с документами. «Отец любит искусство Азии, – объяснил Траммелл С. – Ему нравится выставлять свою коллекцию в офисах, чтобы сотрудники тоже могли любоваться. Я представлю тебя ему».

Я ожидал увидеть скучный стиль корпоративной Америки, и потому на мгновение мне показалось, что мы по ошибке зашли в музей: все обозримое пространство представляло собой сокровищницу азиатского искусства.

Траммелл Кроу сидел за длинным столом в окружение чертежей, и обсуждал со своими архитекторами дизайн нового города. «Пап, я хочу познакомить тебя со своим другом, – начал Траммелл С., но его отец даже не поднял головы. – Он учился со мной в Йеле. – Никаких признаков заинтересованности. – Он специализировался на культуре Китая и Японии».

В этот момент Траммелл Кроу вскочил и воодушевленно сказал: «Китая и Японии? Прекрасно!» Он снял с полки нефритовую статуэтку и спросил меня: «Что вы о ней скажете?». «Ну, своей формой граненого бочонка она напоминает древние фигурки империи Сун, но не думаю, что она такая старая, – ответил я. – Такой стиль иероглифов был популярен в конце XIX века, так что я предположу, что это может быть подражанием от мастера XIX столетия».

«Что? – вскричал Траммелл. – А парни из Сотбис уверяли меня, что это подлинный старинный артефакт!» Я начал бормотать извинения, но он отмахнулся. «Вы бы хотели на меня работать? – внезапно спросил он. – Мы недавно начали вести бизнес в Шанхае, и мне не помешал бы менеджер там». Растерявшись от резкой смены темы беседы, я смог сказать только: «Я очень польщен, и мне бы очень хотелось пожить в Китае некоторое время. Но я всю жизнь изучал культуру и искусство, и ничего другого, так что я совершенно ничего не смыслю в бизнесе. Я уверен, что устрою там хаос, поэтому я вынужден отказаться». Траммелл ответил: «Нет опыта в бизнесе? Ладно. В любом случае давайте-ка вас трудоустроим. Начиная с этого дня». И он обернулся к своему секретарю: «Отправляйте мистеру Керру тысячу долларов ежемесячно в качестве гонорара за консультации».

«Что? – вскричал Траммелл. – А парни из Сотбис уверяли меня, что это подлинный старинный артефакт!». Я начал бормотать извинения, но он отмахнулся. «Вы бы хотели на меня работать?» – внезапно спросил он.

«Большое спасибо, но за что конкретно этот гонорар?» – спросил я. «Не волнуйтесь. Возвращайтесь в Японию и подумайте об этом. Потом напишите мне письмо и дайте знать, что вы будете для меня делать». На этом он спешно попрощался и повернулся обратно к чертежам, которые ждали его на столе. Вся сделка заняла не более десяти минут.

Я вернулся в Японию и на мой счет действительно каждый месяц поступала тысяча долларов, пока я в замешательстве соображал, что же я могу делать для Траммелла Кроу. Моей специальностью было искусство, так что единственное решение, которое я видел – коллекционирование. В итоге в письме я предположил, что если я буду выступать агентом Траммелла на аукционах в Киото, то он сможет не очень затратно расширять японскую часть своей коллекции. Траммеллу идея понравилась, и вскоре я уже в огромных количествах скупал свитки и ширмы. На эти цели он переводил мне такие суммы денег, с какими я никогда раньше не имел дела. Вскоре я уже не мог пользоваться своим старым неформальным методом расчетов: надо было платить налоги, расходы на реставрации росли, пришлось нанять сотрудников, бухгалтерия усложнилась. Я был вынужден учредить компанию, и вот так осенью 1984 года появилась на свет Chiiori Ltd. Я использовал название моего дома в Сикоку, но предназначение Chiiori Ltd было очень далеко от романтики Ия: только подсчет налогов, бухгалтерия и заполнение официальных документов.

Траммелл казался довольным произведениями искусства, которые я выбирал для него, и время от времени приглашал меня в Даллас. Позже я узнал, что в среде американских бизнесменов Траммелл считается чудаком. Согласно одному знаменитому анекдоту, после речи в Гарвардской Школе Бизнеса его спросили, в чем секрет его успеха, и он просто ответил: «Любовь».

До знакомства с Траммеллом все мои попытки понять Японию были пропущены сквозь классическую литературу и традиционные виды искусства, такие как Кабуки. Бизнес казался мне некой побочной сферой, через которую мало что можно познать. Но однажды Траммелл сказал мне: «Алекс, тебе необходимо получить несколько уроков из реального опыта», и пригласил меня присутствовать на бизнес-встречах, пока я был в Далласе. Одна из таких встреч была с представителем итальянской компании, у которой Траммелл Кроу заказывал мрамор для облицовки нового здания. Переговоры насчет цены были бурными: сперва итальянская сторона установила значение тринадцать за единицу товара, затем Траммелл предложил девять, и в итоге они условились на десяти. Представитель мраморной компании уже собирался уходить, когда Траммелл остановил его. «Вы снизили нам цену до десяти, – сказал он, – но так вы получите мало прибыли и не вернетесь домой с радостью от сделки. Пусть будет одиннадцать. А взамен вы приложите к работе дополнительные усилия». И продавец мрамора ушел домой счастливым.

Летом 1986 года я получил факс от Траммелла С. – он сообщал, что Trammell Crow Company планирует совместно с Sumitomo Trust Bank развивать рынок оптовой торговли в Кобе, и что мне надо встретиться с менеджером из отдела развития банка в Осака. Отыскав в недрах шкафа костюм, я с ужасом отправился на эту встречу. До этого я общался с менеджером банка только один раз, когда основывал Chiiori Ltd, так что я сильно нервничал.

До знакомства с Траммеллом все мои попытки понять Японию были пропущены сквозь классическую литературу и традиционные виды искусства, такие, как Кабуки. Бизнес казался мне некой побочной сферой, через которую мало что можно познать.

Менеджера из отдела развития Sumitomo Trust звали Ниси. Оглядываясь назад, я понимаю, что Ниси был своего рода эмблемой так называемого «пузыря экономики» 1980-х годов. В душе скорее предприниматель, как Траммелл, нежели степенный банкир, он рано включился в мега-девелопмент недвижимости в регионе Кансай и стоял за разработкой таких проектов, как Нара Технополис. Ниси поймал волну бума недвижимости и предвидел невероятный успех. Он возбужденно объяснил, что Sumitomo Trust выиграл тендер на контракт по развитию Рокко в Кобе, большого искусственного острова посреди гавани. Конечно, это не были открытые торги: город заключил с Sumitomo Trust удобную сделку, привычную для сферы строительства в Японии, и одним из ее условий было возведение на объекте оптового торгового центра модной одежды. Крупнейшим в мире подобным центром на тот момент был Даллас Маркет Центр Траммелла Кроу, поэтому Sumitomo Trust хотел объединиться с Траммеллом Кроу для создания центра в Кобе.

Так начались долгие переговоры между Sumitomo Trust и Trammell Crow Company. Менеджером проекта от Далласа был назначен Билл Старнс, крупный техасец, за добродушием которого скрывалось безошибочное деловое чутье. Я должен был переводить, но это оказалось совсем не просто, так как финансовая терминология, которая использовалась, была плохо мне знакома как на английском, так и на японском. К примеру, Старнс все время говорил о чем-то, что называется IRR (внутренняя норма доходности). С помощью него вычисляют общую прибыль, которую принесет недвижимость, учитывая выплату долгов, ежегодный доход от аренды и прогнозируемые изменения стоимости земли. В Америке IRR – это стандартный способ оценки для любого строительства, поэтому Старнс, естественно, придавал ему большое значение. А я понятия не имел, о чем он говорит. Так что мне пришлось каждый вечер сопровождать Старнса в отель, где он проводил для меня ускоренный курс по IRR и давал общие знания о недвижимости. До работы на Траммелла Кроу Старнс преподавал в Университете Райса, так что из него получился хороший учитель. Он покупал мне учебники, выписывал термины и даже давал на дом задачи на вычисление.

Sumitomo Trust и Trammell Crow Company имели разногласия по многим пунктам, но самые незабываемые из них были именно об этих расчетах IRR. Спустя некоторое время я наконец постиг IRR, и вскоре мне стало ясно, что банковские служащие из Сумитомо, которые внушали мне такой трепет, не представляли, что это такое! «В Японии нам не нужно IRR – говорили они Старнсу. – Кого волнует доход от аренды? Главное, что стоимость земли всегда будет расти. Япония отличается от Америки». «В таком случае, – отвечал Старнс – у вас здесь должен быть какой-то другой способ расчетов для проектов строительства?» И так постепенно открылась странная правда: в Сумитомо использовали четкие критерии для установления ставки по ипотеке или для определения залога для ссуды, однако у них не было абсолютно никакого метода для оценки совокупной выгоды от новой недвижимости. Им он никогда не требовался. В течение сорока лет после войны стоимость земли и аренды в Японии непрерывно повышалась. Если вам просто хватало денег на приобретение земли, то обо всем остальном можно было не волноваться. Крупные банки, как Sumitomo Trust, которые оберегала, холила и лелеяла финансовая система, подавляющая и местную, и иностранную конкуренцию, чувствовали себя особенно хорошо.

Во времена безрассудной молодости Траммелла Кроу магнаты недвижимости заключали сделки, просто полагаясь на ощущения, и затем скрепляли их рукопожатием. Но пережив последствия нескольких разрушительных бумов и провалов рынка недвижимости – так называемый «цикл недвижимости» в Америке – они пригласили экспертов принимать решения для их компаний, а эксперты принесли с собой инструменты для анализа, такие как IRR. В Японии ничего подобного не происходило, и у Sumitomo Trust Банка не было таких блестящих аналитиков, как Билл Старнс. Управление в больших финансовых организациях стало слабым, так как знания о недвижимости, которые стали базовыми во всем остальном мире, не были переданы следующему поколению. Тот факт, что банк не понимает IRR, должен был стать тревожным знаком для нас; только на основе этого можно было, наверное, предсказать грядущий крах.

В 1987 году подошел к концу долгий год переговоров, и Sumitomo Trust и Trammell Crow заключили итоговый контракт о совместном предприятии. До этого момента у меня была только частичная занятость, но с той осени я начал работать уже на постоянной основе в отделе планирования в Осака. За Тэммангу присматривал один студент, а я снял дом в Окуикэ, в холмах Асия, между Кобе и Осакой. Каждый день я добирался до Осака, где вместе с делегациями экспертов из Далласа присутствовал на встречах с потенциальными арендаторами, архитекторами и т. д. Трудности в общении не ограничились IRR. Однажды на конференции, посвященной площади помещений, эксперт из Далласа взорвался: «Мы здесь говорим о квадратных метрах. Мы даже еще не знаем, как много у нас будет арендаторов; не слишком ли рано заботиться о суповых мисках?». «Суповые миски? Никто ничего не говорил о суповых мисках», – сказал озадаченный архитектор из Сумитомо. Оказалось, конфликт вызвало слово «цубо», стандартная мера площади земли в Японии, что на слух американцев звучало как soup bowl, «миска супа».

«Суповые миски? Никто ничего не говорил о суповых мисках», – сказал озадаченный архитектор из Сумитомо. Оказалось, конфликт вызвало слово «цубо», стандартная мера площади земли в Японии, что на слух американцев звучало как soup bowl, «миска супа».

Когда торговый центр Кобе открылся, он стал самым большим зданием в регионе Кансай, а его финансовое планирование, проектирование, лизинг и переговоры стали моей «бизнес-школой». Во время этого долгого процесса Траммелл приостановил свои покупки предметов искусства, мое арт-дилерство отошло на задний план, а я полностью посвятил себя торговому центру. Время от времени Траммелл ободрял меня телефонным звонком: «Бизнес – это весело, не так ли!» И это было так. Одной из причин было личное обаяние Траммелла, включая его цветистые техасские выражения. Как-то раз я сопровождал группу сингапурских банкиров в главном офисе в Далласе. Траммелл проводил их до лифта, обернулся ко мне и сказал: «Теперь ты позаботься об этих людях, Алекс. У них есть деньги в банках, и они задают корм Западу!»

В 1988 году мы потеряли нашего энергичного трудоголика Ниси. Он скончался от переутомления на работе, и его заменили на обычного сотрудника Sumitomo Trust. В то же время Даллас назначил на проект менеджера из Америки. Противостояние между американским менеджером и японским персоналом было грандиозным. Я выступал в роли буфера между ними, что было довольно тяжело, но одновременно очень поучительно. До прибытия менеджера я полагал, что в Штатах рабочие отношения выстроены по принципу равноправия, а в Японии – по принципу иерархии. Но глава японского отделения руководит своими подчиненными чрезвычайно мягко. Ниси, к примеру, часто говорил Старнсу: «Я понимаю, о чем вы, но не могу принять решение, пока не посоветуюсь со своими сотрудниками. Дайте мне время». Конечно, нередко это было просто уловкой в переговорах, но я замечал, что Ниси действительно советуется с подчиненными, и часто дает им возможность самим принять важное решение. А вот корпоративная структура Америки гораздо более авторитарна. Модель та же, что в армии: менеджер отдает приказы, его подчиненные их выполняют. В этом смысле структура компании в Японии куда более демократична.

В 1988 году мы потеряли нашего энергичного трудоголика Ниси. Он скончался от переутомления на работе, и его заменили на обычного сотрудника Sumitomo Trust.

В январе 1989 года я перестал работать над торговым центром Кобе. Я летал в Даллас и помогал Траммеллу с изданием книги о его нефритовой коллекции, а затем ненадолго вернулся к своему арт-бизнесу. В это время конфликт между японским и американским стилями управления достиг своего пика. Сумитомо предложили выкупить долю Траммелла Кроу, и спустя несколько месяцев обсуждений две стороны вежливо разошлись.

Однако пузырь все еще продолжал надуваться. Финансовое отделение Trammell Crow Company, Trammell Crow Ventures, предлагало сотрудничество японским инвесторам, которые вкладывали громадные суммы в недвижимость США. В то время Trammell Crow Company принимало сотни миллионов долларов инвестиций и ссуд из Японии, поэтому стало необходимо открыть связующий офис в Токио.

Осенью 1989 года я стал представителем Trammell Crow Ventures в Токио. Моя подруга, миссис Чида, которая много лет работала секретарем в посольстве Египта, была в тот момент свободна, так что она смогла стать секретарем в моем офисе. Я доверил управление арт-бизнесом своему другу, снял квартиру в Акасаке, деловом районе Токио, а на выходные уезжал в Камэока. Так начался самый интересный период моей бизнес-карьеры. Клиентами Trammell Crow Ventures были, в основном, крупные финансовые организации, такие как страховые компании и банки, но мы также имели дело со строительными компаниями и разработчиками. Той осенью показатель фондового рынка Токио превысил 37 000 йен, и деньги стоили дешево. В стране царила эйфория, и японцы были уверены, что они вот-вот захватят мир; люди употребляли такие словосочетания как «миллиард долларов» и «десять миллиардов долларов», и японские инвестиции в недвижимость США, казалось, растут неограниченно.

Однако в январе 1990 года пузырь начал лопаться. Японские рынки рухнули, к лету 1995 года они колебались около 18 000 йен. Американский рынок недвижимости тоже вступил в свою периодическую фазу спада: Дональд Трамп и другие крупные игроки один за другим заявляли о банкротстве, в индустрии начался кризис. Trammell Crow Company была почти в десять раз больше, чем компания Трампа, но это означало только, что и проблем у нее в десять раз больше; и то, что Траммелл верил в молодых людей – таких, как я сам – очевидно приносило вред. Спустя несколько мучительных лет Trammell Crow Company начала медленно подниматься из ямы, но ее структура стала более традиционной. Из компании ушел Траммелл С., а легендарный Траммелл Кроу перестал сильно влиять на ее деятельность, во главе теперь был его сын Харлан и президент Trammell Crow Company.

Во время моего пребывания в Токио я сделал ряд открытий. Японская «Уолл-стрит джорнэл» – это газета «Нихон кэйдзай симбун», обычно ее называют «Никкэй». Сперва я безоговорочно доверял этой газете, но постепенно начал испытывать неприятное ощущение, что настоящее положение вещей в ней не отображается. Когда фондовый рынок начал падать, в «Никкэй» эту новость обошли вниманием. Где-то на пятой странице можно было найти крошечный заголовок: «Небольшие неполадки на фондовом рынке». Но если вы покупали выпуск популярного таблоида «Ивнинг Фудзи», то видели на обложке десятисантиметровый возглас «КРАХ!». Англоязычные издания высказывались менее сенсационно, однако тоже более честно, нежели «Никкэй». Так я познакомился с контролем над прессой в Японии. В любой сфере, от бизнеса до криминала, японские репортеры принадлежали к «журналистским клубам», внутри которых они полагались на сводки новостей от государственных чиновников или от полицейского агентства. В результате этих удобных взаимоотношений, такие газеты, как «Никкэй», стали практически органом государственной пропаганды. С другой стороны, таблоиды, как «Ивнинг Фудзи», отрезаны от этой системы, и, следовательно, к ним редко попадает какая-либо важная внутренняя информация. Единственными надежными сведениями в них являются самые общие экономические данные – как средние показатели фондового рынка за день, которые есть в широком доступе. Но в то же время им позволяется критиковать бизнес и правительство гораздо более широко, чем крупным официальным изданиям.

В любой сфере, от бизнеса до криминала, японские репортеры принадлежали к «журналистским клубам», внутри которых они полагались на сводки новостей от государственных чиновников или от полицейского агентства.

Пока «Никкэй» все еще описывала спад экономики такими выражениями как «рынок испытывает легкое недомогание», миссис Чида показала мне забавную статью в «Ивнинг Фудзи». Она была о банкире, который сбежал из-за долгов на рынке ценных бумаг, а заголовок гласил: «Яппари дэта!», то есть «Уже не секрет!» В тот момент я услышал тревожный колокольчик. У меня скопился большой долг из-за настилания крыши Тииори и покупки предметов искусства, но с того дня я начал его покрывать. Траммелл поговаривал: «Путь к богатству лежит через долги», и в этом была вся суть эпохи пузыря 1980-х. Если бы я читал только «Никкэй», то, возможно, затянул бы с уплатой займов и позже был бы из-за этого уничтожен. Но, благодаря «Ивнинг Фудзи», я отдал все до того, как пузырь окончательно сдулся.

Коллапс пузыря дал возможность наблюдать за разницей в реакции Америки и Японии. В 1970-х в США случился кризис рынка недвижимости. В то время положение Trammell Crow Company было даже хуже, чем сегодня, она стояла на пороге банкротства. Но компания справилась и в итоге дожила до периода бурного расцвета в 1980-е. Сейчас прописной истиной является тот факт, что рынок недвижимости в Штатах цикличен. Зять Траммелла, Генри Биллингсли, так объяснял эти циклы: «Здесь, внизу, сельскохозяйственные угодья; сейчас вступает Trammell Crow Company. Здесь начинает развиваться строительство; сейчас вступают инвесторы из США. Здесь, наверху – строительство развилось чрезмерно, и в результате перепроизводства цены начинают падать». И, показывая на точку в пару раз выше, чем вершина кривой, Генри добавлял: «Сейчас вступают японцы».

Причина, по которой японцы поступают подобным образом, в том, что в Японии никогда не было ничего похожего на циклы. После кратковременной встряски «нефтяного кризиса» 1970-х, словарь японского фондового рынка и индустрии недвижимости ограничился терминами «вперед» и «назад». Общая точка зрения полностью совпадала с тем, что сотрудники Sumitomo Trust говорили Старнсу: «Это Япония. Стоимость земли и акций всегда растет». Некоторые предсказывали, что индекс фондового рынка вырастет до 60 000 или даже 80 000 йен, несмотря даже на то, что соотношение цена/прибыль на таких уровнях была бы невероятно мала, практически равна нулю. Поэтому шок от обрушения цен на землю и акции был страшным: когда пришло время публиковать в «Никкэй» репортаж о падении рынка, в наборных машинках не могли найти кандзи для слов вроде «падать», «обрушение» и «крах».

По каким-то причинам деловому миру Японии никак не удается освоить принципы организации офисного пространства.

Знания, которые я приобрел в токийском офисе, не относились исключительно к экономике. Мы с миссис Чида были единственными сотрудниками, и площадь помещения составляла едва ли семнадцать цубо. Несмотря на это, посетители нередко замечали: «Как просторно! Выглядит, как иностранный офис». Мы с миссис Чида ломали голову над тем, что же придает нам «иностранный» вид, и нашли единственный возможный ответ: отсутствие завалов. По каким-то причинам деловому миру Японии никак не удается освоить принципы организации офисного пространства. Даже когда здание и офис совершенно новые, на столах все равно валяются горы документов, а коробки загромождают коридоры. Наш офис выглядел иначе, потому что мы держали на виду только то, что использовали; все остальное было рассортировано по соответствующим местам.

Чистая комната с татами, пустая, за исключением единственного цветка в вазе – это почти архетипический образ Японии. Такие места действительно существуют, но только в чайных домиках, храмах и залах для переговоров: пространствах, где люди обычно не живут и не работают. Всякий, кто бывал в японском доме или офисе, знает, что там обычно множество предметов. От старых крестьянских домов в Ия до апартаментов современного Токио, пребывание в груде неорганизованных вещей – это типичная модель японской жизни. На мой взгляд, именно это и привело к созданию чайных домиков. В период Муромати чайные мастера устали от жизни среди барахла и придумали чайный домик: единое пустое пространство, в котором нет абсолютно ничего. Сюда они сбегали от завалов. Культуру Японии ограничивают две крайности – «загромождения» и «пустота». Но вот когда дело доходит до среднего пути в виде «организованного пространства», такого, где грамотно размещены предметы для повседневного использования, тут традиция совершенно не справляется.

Хоть наш офис и был таким хорошо организованным, дни его были сочтены. В начале 1990-х японские инвестиции в недвижимость США резко остановились. Trammell Crow Ventures перестали нуждаться в токийском офисе, потому в конце 1991 года я переехал обратно в Камэока и управлял всем оттуда посредством факса и телефона. К 1993 году и эта деятельность подошла к концу, завершив тем самым десятилетний период моей работы на Trammell Crow Company. Тем временем мой интерес к арт-бизнесу вернулся, когда упала цена на произведения, которые в годы пузыря я не мог себе позволить.

В ретроспективе понятно, что моя бизнес-карьера с Trammell Crow Company в точности наложилась на эпоху пузыря. За этот период я получил множество «уроков из реального опыта», хотелось мне того или нет. Мне открылся вид на трудности современной Японии – ни чай, ни Кабуки, никогда не смогли бы дать мне такой возможности.

Мне открылся вид на трудности современной Японии – ни чай, ни Кабуки, никогда не смогли бы дать мне такой возможности.

Падение японского фондового рынка стало самой масштабной потерей благосостояния в мировой истории, рынки же Нью Йорка, Лондона и Гонконга это никак не затронуло, и они спокойно продолжили развиваться. Так невелико сегодня влияние Японии. В 1980-х все полагали, что Япония станет центром мира; но в 1990-х, с подъемом экономики Китая и АСЕАН, ее превзошли во многих важных областях.

Причину этого спада выдает слово «удобный». Удобные показные тендеры, вроде того, что предоставил остров Рокко Sumitomo Trust, удобные журналистские клубы и другие подобные системы – это эндемики Японии. Десятки лет с их помощью сохранялся порядок в стране и устанавливались конкурентные преимущества за границей. Но в то же время появились проблемы: покоясь в колыбели своей закрытой домашней системы, Япония перестала учиться. Банкиры не освоили базовые вычисления, такие как IRR, и в результате рентабельность японских банков, восемь из которых входили в десятку самых больших организаций мира, в 1995 году оценивалась как 8–9 процентов. Брокеры не овладели инструментами анализа, жизненно необходимыми для современного бизнеса. Министерство строительства не принимает меры по защите экосистемы во время укрепления берегов рек – стандартная практика в развитых странах.

Чтобы начать двигаться вперед, необходимо демонтировать эти закрытые системы, но крупный бизнес слишком от них зависит, и потому Япония парализована. Парализован не только бизнес, но и культура, и преодоление этой ситуации будет единственной масштабной задачей на пороге вступления в XXI век. Фондовый рынок служит примером такого паралича. С 1991 года правительство удерживает фондовый рынок от падения ниже 16 000 йен, с целью защитить банки, капитал которых зависит от положения на рынке. Но рынку не дают упасть до реальных значений, поэтому почти никаких изменений там не происходит. Другими словами, японский фондовый рынок больше не выполняет свою основную функцию: не наращивает капитал. Его работу эффективно приостановили на четыре года.

Еще одна сфера, в которой Япония отстает, это мир моды. Десять лет назад ведущие дизайнеры Токио (в том числе Иссэй Миякэ, Кансаи Ямамото, Рэи Кавакубо и др.) собрались вместе, чтобы создать Совет модельеров (CFD). Они полагали, что CFD потеснит Париж в качестве центра мировой моды, но их подвела косная организация национальной модной индустрии. Доступ в CFD был закрыт как для иностранцев, так и для молодых японцев, и уж совершенно точно для восходящих азиатских дизайнеров. Все было слишком спокойным и предсказуемым, так что международные модные обозреватели вскоре утратили интерес. Рэи Кавакубо ушел; у Кансаи Ямамото уже несколько лет не было показов в Токио. В 1995 году CFD отправили десяткам зарубежных модных обозревателей приглашения на показ весенней коллекции; почти никто не откликнулся. Париж остался в центре.

Японская киноиндустрия, когда-то движимая такими гигантами, как Куросава, за последние десять лет не выпустила ни единого международно успешного фильма. Сейчас в ней доминируют две крупные киностудии, Сётику и Тохо, которым также принадлежит большинство кинотеатров. Это означает, что у фильмов менее масштабных независимых режиссеров очень мало шансов быть увиденными. Сётику и Тохо проводят предпродажу своих фильмов большим компаниям, которые закупают билеты, чтобы выдавать сотрудникам в рамках социального пакета. Цель всего этого – избежать риска, избежать последствий мнения потребителя. И так как нет нужды удовлетворить зрителя, то японские киностудии и не стараются. А публика предпочитает иностранные картины.

Японская киноиндустрия, когда-то движимая такими гигантами, как Куросава, за последние десять лет не выпустила ни единого международно успешного фильма.

Одна из величайших загадок современной Японии, вопрос, которым задаются почти все иностранные гости: почему жители богатейшей страны ведут такой бедный образ жизни? Дома японцев почти в четыре раза меньше, чем дома французов или англичан. И сделаны эти дома из дешевых, непрочных материалов (что наглядно продемонстрировало землетрясение в Кобе). Набор продуктов в магазинах составляет лишь небольшую часть от того, что обычно можно купить в крупных городах мира. Здесь всего восемь телеканалов (включая спутниковые), в то время как обычно это число измеряется дюжинами, или даже сотнями, если говорить об Америке. Скоро даже в Бирме будет доступно больше каналов, чем в Японии.

Ответ на эту загадку лежит все в тех же «удобных» системах. Япония сохраняет «спокойствие на рынке», поддерживая картели, которые устанавливают высокие цены, что невыгодно для потребителей. Она избегает конкуренции в телевидении или киноиндустрии, сокращая число задействованных компаний. А влияние остального мира здесь всеми возможными способами сводят к минимуму: иностранцам нельзя возглавлять компании, проектировать и строить здания, снимать фильмы и т. д. И получается это слишком хорошо. Из-за обилия ограничений и «удобных» систем, доступ в которые открыт только своим, зарубежные фирмы сегодня обходят Японию стороной и обращают свое внимание на другие азиатские страны. Президент одной далласской компании, специализирующейся на компьютерных услугах, недавно сказал мне, что они готовы работать с Вьетнамом, Таиландом, Китаем и Малайзией – но не с Японией. «Это не стоит такой нервотрепки», – сказал он.

Во всех чрезмерно регулируемых структурах со временем конфликты с реальностью множатся, и они начинают трещать по швам. Чтобы предотвратить коллапс, становится необходимо вводить новые ограничения. Двигаться становится все труднее и труднее, и в итоге мы наблюдаем такой паралич, как сейчас. К примеру, одна из причин скудного состояния японских жилищ и соответствующих индустрий (мебель, дизайн помещения и проч.) лежит в высокой стоимости земли. Но когда после 1989 года цены начали опускаться, в правительстве была паника из-за того, что все японские банки затонули в красных чернилах от отметок о просроченных кредитах застройщикам. Сейчас общая сумма таких невыплаченных займов составляет более триллиона долларов, что затмевает кредитно-сберегательный кризис в Америке.

Можно было продать неоплаченную недвижимость с аукциона, что уменьшило бы стоимость земли, но правительство избрало другой способ. Оно применило бухгалтерскую уловку, благодаря которой активы недвижимости числятся в отчетах по закупочной стоимости до момента продажи. До тех пор пока бизнес не продает свою землю, в отчетах не отображается снижение ее цены, и потому нет стимула ее продавать. С другой стороны, никто не покупает при искусственном завышении, так что рынок недвижимости остается замороженным вот уже пять лет.

Положение дел очень серьезное, и почти в каждом японском учреждении все среднее звено составляют тридцати- и сорокалетние люди, чрезвычайно недовольные ситуацией. Их не устраивают медлительность и неэффективность структуры жизни в Японии, и они высказывают свое недовольство так, как никогда ранее. Это выразилось на недавних выборах мэров Токио и Осака, когда избиратели отклонили все официальные партии в пользу двух не-политиков, оба из которых – телевизионные комики в прошлом.

Сверху давит тяжкий груз десятилетий бюрократических ограничений, снизу поднимается отчаяние тех представителей поколения, которые видели внешний мир и понимают, что Япония сильно отстает. Такая ситуация – это прелюдия к революции. И есть небольшая вероятность, что взрыв произойдет и придут по-настоящему революционные изменения.

Такая ситуация – это прелюдия к революции. И есть небольшая вероятность, что взрыв произойдет и придут по-настоящему революционные изменения.

За последние сто пятьдесят лет в Японии произошли две революции. Первой была так называемая Реставрация Мэйдзи 1868 года, вспыхнувшая, когда коммодор Перри открыл миру Японию. За одну ночь Япония отбросила тысячелетие правления сёгунов и феодалов и превратилась в современное национальное государство. Вторая революция, проведенная оккупационными войсками США после Второй мировой войны, стала основой для послевоенной реконструкции Японии. Военная диктатура, поклонение императору, господство помещиков – вся структура периода Мэйдзи была, в свою очередь, разрушена, в пользу бюрократического индустриального комплекса «Japan Incorporated».

Японская третья революция, если такая будет, начнется изнутри. Уже никто всерьез не пытается открыть японские рынки. Никого вне Японии не волнует, что Сётику и Тохо не делают хорошее кино. Никто не возразит, если Министерство строительства зальет всю страну бетоном. Не будет нового Перри или МакАртура: Японии придется справиться самостоятельно.

Траммелл как-то сказал мне: «Успех приходит, когда ты понимаешь, что никто не собирается тебе помогать». Но Япония пятьдесят лет учила своих жителей быть покорными, послушными и тихонько ждать распоряжений от бюрократов. Эта революция пройдет непросто.