В конце летних каникул папа уехал в Париж. Туда перебралось так много беженцев из Германии, что они решили выпускать собственную ежедневную газету. Газета называлась «Парижанин», и там уже напечатали несколько статей, которые папа написал в Цюрихе. Теперь редактор хотел, чтобы папа писал для газеты регулярно. И папа думал, что, если дело пойдет, можно будет переехать в Париж.

Через день после папиного отъезда появилась Омама. Она приходилась бабушкой Анне и Максу и жила на юге Франции.

— Вот забавно, — заметила Анна. — Омама в пути могла встретить папу. Они вполне могли помахать друг другу.

— Не стали бы они друг другу махать, — заметил Макс. — Они не ладят.

— А почему? — спросила Анна. А ведь действительно, подумалось ей, Омама решила их повидать, только когда стало известно, что папа уехал.

— Типичная семейная история, — прогнусавил Макс, подражая интонации взрослых. — Она была против того, чтобы папа с мамой поженились.

— Теперь уже поздновато быть против, — хихикнула Анна.

Анна с Френели как раз закончили играть, когда появилась Омама. Об этом можно было безошибочно догадаться по истерическому лаю, доносившемуся из открытого окна дома. Омама никуда не ездила без своей таксы по имени Пумпель. Анна вошла в дом: там уже были Омама и мама.

— Анна, дорогая! — вскричала Омама. — Как я рада тебя видеть! — и прижала ее к своей пышной груди.

Через какое-то время Анна решила, что можно прервать объятие, и попыталась вывернуться, но Омама цепко ее держала, обнимая все крепче. Так было всегда, сколько Анна помнила себя.

— Как же долго все это длится! — проговорила Омама. — Этот ужасный Гитлер!..

Ее голубые глаза — такие же, как у мамы, только более блеклые — наполнились слезами, а ее двойной подбородок заметно задрожал. Но за шумом, устроенным Пумпелем, было довольно сложно разобрать, что она говорит. Только несколько фраз вроде «оторваны от наших домов» и «разрушенные семьи» прорвались сквозь собачий лай.

— Что это с Пумпелем? — спросила Анна.

— О Пумпель! Мой бедный Пумпель! Только взгляни на него! — призвала Омама Анну.

Анна уставилась на Пумпеля. Тот вел себя очень странно. Он припадал на передние лапы, задирая заднюю часть туловища, как будто кланялся. Между поклонами он умоляюще глядел куда-то над умывальником. Поскольку своей бочкообразной комплекцией Пумпель сильно смахивал на Омаму, проделывать все эти трюки ему было тяжеловато.

— Что он хочет? — спросила Анна.

— Он так просит! — объяснила Омама. — Правда сладенький? Он просит электрическую лампочку. Но, Пумпель, дорогой мой! Я не могу тебе ее дать!

Анна взглянула на лампочку над умывальником: совершенно обычная круглая, белого цвета лампочка. Но Пумпелю она казалась верхом желаний.

— А зачем ему лампочка? — не поняла Анна.

— Он не понимает, что это лампочка, — терпеливо объяснила Омама. — Он думает, это теннисный мячик. Он хочет, чтобы я бросила ему мячик.

Пумпель, заметив, что к его желаниям наконец отнеслись серьезно, припал к земле и залаял с удвоенной силой.

— Бедный Пумпель, — рассмеялась Анна и попыталась погладить его. Но он немедленно цапнул ее за руку своими желтыми зубами. Она отдернула руку.

— Можно выкрутить лампочку, — предложила мама. Но лампочка застряла в патроне и не желала поддаваться.

— Возможно, будет лучше, если он получит настоящий теннисный мячик, — предположила Омама, изучая содержимое своего кошелька. — Анна, дорогая, как ты считаешь? Надеюсь, магазин еще не закрыт.

— Теннисные мячики очень дорого стоят, — заметила Анна.

Однажды она хотела купить себе такой, но ей не хватило карманных денег.

— Не важно! — сказала Омама. — Я не могу допустить, чтобы Пумпель пребывал в таком состоянии. Он себя изведет.

Но когда Анна вернулась из магазина, Пумпель уже утратил всякий интерес к лампочке. Он лежал на полу и поскуливал. Анна осторожно положила мячик между его передних лап, но Пумпель взглянул с полнейшим отвращением и тут же вонзил в него зубы. Мячик издал тяжкий вздох и сдулся. Пумпель поднялся, дважды поскреб пол задней лапой и удалился под кровать.

— Какая-то ужасная собака, — сказала Анна Максу. — Не знаю, как Омама с ним управляется.

— Хотел бы я иметь деньги на теннисный мячик, — вздохнул Макс. — К ярмарке деньги нам пригодились бы.

Приближалась ярмарка — ежегодное событие, которого с нетерпением ждали все дети деревни. На нее Франц и Френели несколько месяцев копили карманные деньги. А Макс и Анна только-только узнали про ярмарку и ничего скопить не успели. И не знали, как теперь быть. Их общих сбережений едва хватило бы, чтобы разок прокатиться на каруселях. А это даже хуже, чем совсем не пойти.

В первый день после каникул все только и говорили о том, сколько денег они собираются потратить на ярмарку. И сначала Анна хотела попросить деньги у мамы. Но Макс напомнил ей, что мама придерживается режима экономии: если они планируют переезжать в Париж, то нужно экономить каждую монетку.

Между тем Пумпель, хотя никто не проявлял по отношению к нему особых симпатий, внес в жизнь какое-то разнообразие. По дороге сюда он вел себя очень странно. Даже Омама, которая давно привыкла к его выкрутасам, была удивлена. Когда они поднялись на корабль, он бросился прямо к борту и чуть не свалился в воду — его с трудом удержали. Когда Омама стала садиться на поезд в Цюрих, он наотрез отказался входить в вагон. А когда поезд тронулся, оставив Омаму и Пумпеля на платформе, внезапно рванулся, порвал поводок, бросился за поездом и с громким лаем преследовал его аж до ближайшей деревни. Через час его, совершенно измученного, принес обратно один мальчик, и оставшуюся часть дня Пумпель приходил в себя.

— Тебе не кажется, что у Пумпеля что-то не так со зрением? — беспокоилась Омама.

— Ерунда, — отвечала мама, у которой в связи с возможным переездом в Париж были заботы поважнее. — Но если тебе кажется, что с ним что-то не так, купи ему очки.

Это было не совсем справедливо по отношению к Омаме. Хотя из-за Пумпеля она и теряла разум, но была очень доброй. Она тоже считалась беженкой, хотя ее муж не был так знаменит, как папа. Правда, Омама и ее муж смогли вывезти из Германии все свое имущество и теперь припеваючи жили у Средиземного моря. В отличие от мамы Омаме не надо было экономить, и время от времени она делала Максу и Анне маленькие подарки, которые мама была не в состоянии себе позволить.

— Может, попросим денег на ярмарку у Омамы? — спросила однажды Анна, когда Омама купила им всем эклеры в местном кондитерском магазинчике.

Макс ужаснулся:

— Нет! Мы не можем! — сказал он довольно резко. Анна и сама знала, что этого делать нельзя. Но ей так хотелось! До ярмарки оставалась всего неделя.

За несколько дней до возвращения Омамы на юг Франции Пумпель исчез. Рано утром он убежал из дома, и Омама не знала, что и думать. До этого он часто убегал к озеру, бродил там какое-то время, что-то вынюхивая, а потом довольно быстро возвращался обратно. Но на этот раз Пумпель не вернулся к завтраку. И Омама начала всех расспрашивать. — До сих пор не вернулся? — спросил герр Цвирн. Он недолюбливал Пумпеля за то, что тот раздражал посетителей, грыз мебель и дважды чуть не укусил Труди.

— Иногда он ведет себя как щенок, — с любовью в голосе сказала Омама, хотя Пумпелю было уже девять лет.

— Правильнее сказать, что он впал в детство, — заметил герр Цвирн.

Дети не слишком старательно искали Пумпеля. Им надо было идти в школу, к тому же они были уверены, что рано или поздно Пумпель вернется, и возможно — в сопровождении очередной рассерженной жертвы, которую он укусил или вещи которой испортил. За Анной зашла Френели, и они отправились в школу, так что Анна совершенно забыла про пса. А когда они вернулись после школы домой, их с важным видом встретила Труди.

— Нашли собачку вашей бабушки, — сообщила она. — Она утонулась.

— Ерунда! — возразила Френели. — Ты все придумываешь!

— Ничего я не придумываю! — возмутилась Труди. — Папа по правде вытащил его из озера. Я его видела. Он был совсем мертвый. Такой мертвый, что даже не пытался меня укусить.

Мама подтвердила, что все так и произошло. Пумпеля нашли в воде у основания невысокой стены. Непонятно, как он туда попал: то ли на него нашло помрачение, и он спрыгнул вниз, то ли принял крупную гальку за теннисный мячик и решил схватить. Герр Цвирн предположил, что это самоубийство.

— Я слышал, собаки иногда на такое способны, — сказал он. — Когда они недовольны собой или кем-нибудь еще.

Бедная Омама страшно расстроилась. Она не спустилась обедать и появилась — молчаливая, с заплаканными глазами — только к вечеру, когда пришло время хоронить Пумпеля. Герр Цвирн вырыл маленькую могилку в дальнем углу сада. Омама завернула Пумпеля в старую шаль. И все дети стояли и смотрели, как она укладывает его на место последнего упокоения. Потом по знаку Омамы каждый из них бросил в могилу по лопате земли. Герр Цвирн быстро закопал яму, разровнял землю и придал ей форму холмика.

— Теперь нужно украсить могилу, — сказал герр Цвирн, и Омама, плача, водрузила на холмик цветочный горшок с хризантемами.

Труди с одобрением наблюдала за происходящим.

— Теперь собачка не сможет вылезти, — заявила она удовлетворенно.

Для Омамы это было уже чересчур, и она, ко всеобщему смущению, разрыдалась и позволила герру Цвирну себя увести.

Остаток дня прошел довольно мрачно. Никто, за исключением Омамы, особенно не жалел о бедном Пумпеле. Но все чувствовали, что ради Омамы нельзя чрезмерно показывать радость. После ужина Макс пошел делать уроки, а мама и Анна остались с Омамой.

За весь день она почти не произнесла ни слова, а сейчас вдруг стала говорить, говорить и не могла остановиться. Рассказывала о Пумпеле и о том, что он выделывал. И как она поедет назад, на юг Франции, без него? В поезде он всегда был для нее самым лучшим попутчиком. И ведь она уже купила ему обратный билет — мама и Анна могут убедиться своими глазами. Во всем виноваты нацисты, вскричала Омама. Если бы Пумпелю не надо было уезжать из Германии, он никогда бы не утонул в швейцарском озере. Какой ужасный этот Гитлер…

После этого мама постепенно перевела разговор на привычную тему — о тех, кто уехал из Германии или еще остаются там. Анна открыла книгу и начала читать. Но книга была не очень интересной, поэтому она слышала обрывки разговора.

Кто-то получил работу на киностудии в Англии. Кто-то некогда богатый сейчас еле сводит концы с концами в Америке, а его жена работает уборщицей. Известный профессор был арестован и отправлен в концлагерь. (Концлагерь? Потом Анна поняла, что это специальная тюрьма для тех, кто против Гитлера.) Нацисты посадили его на цепь перед собачьей будкой. «Что за глупость?» — подумала Анна. А Омама, которая усматривала какую-то связь между смертью Пумпеля и тем, что делали нацисты, говорила все более нервно.

Собачья будка стояла у ворот концлагеря, и каждый раз, когда кто-то входил, известный профессор должен был лаять. Его кормили объедками из собачьей миски и не позволяли брать пищу руками.

Анна чувствовала, что ее начинает подташнивать.

Ночью известный профессор обязан был спать в конуре. Цепь была настолько короткой, что не позволяла ему встать в полный рост. Через два месяца («Два месяца!..» — подумала Анна) известный профессор сошел с ума. Он до сих пор сидит на цепи перед собачьей будкой и лает, но уже не понимает, что делает.

У Анны перед глазами внезапно возникла черная стена. Она не могла вздохнуть. Она вцепилась в книжку, притворяясь, что читает. Она не хотела слышать то, что рассказывает Омама; она хотела сбежать от этого, укрыться.

Должно быть, мама что-то почувствовала, потому что вдруг наступила тишина, и Анна ощутила на себе ее взгляд. Анна пристально смотрела в книгу и специально перевернула страницу, как будто чтение поглотило ее целиком. Ей не хотелось, чтобы мама и особенно Омама вдруг заговорили с ней.

Спустя мгновение беседа возобновилась. На этот раз мама довольно громко говорила о том, что в последнее время стало довольно холодно.

— Дорогая, тебе нравится эта книга? — спросила Омама.

— Да, спасибо, — Анна попыталась заставить свой голос звучать естественно.

При первой возможности она встала и отправилась спать. Ей хотелось рассказать Максу о том, что она слышала. Но она не могла заставить себя. Лучше вообще об этом не думать. Лучше вообще не думать о Германии.

На следующее утро Омама собрала свои вещи. Теперь, когда Пумпеля не было, она не хотела задерживаться. А перед самым отъездом она вручила Анне и Максу конверт. На конверте было написано: «Подарок от Пумпеля». Когда Макс и Анна открыли его, оказалось, что там лежит больше одиннадцати швейцарских франков. «Потратьте эти деньги так, как вам захочется», — сказала Омама.

— Что это? — спросил Макс, потрясенный щедростью Омамы.

— Я сдала обратный билет Пумпеля, — ответила Омама со слезами на глазах.

Теперь у Макса и Анны были деньги, чтобы пойти на ярмарку.