Фрау Цвирн упаковала вещи Макса и Анны. Все было готово к отъезду. Макс и Анна попрощались с друзьями и школьными учителями: они уезжают во Францию, где их ждет новая жизнь. Но нынешний отъезд, считала Анна, отличается от их отъезда из Берлина: в «Гастхоф Цвирн» они смогут вернуться в любой момент, если захотят. К тому же герр Цвирн пригласил их в гости на следующее лето.

В Париже они будут жить на съемной квартире, которую мама сейчас готовит к их приезду. Макс поинтересовался, что это за квартира. Папа немного подумал. С балкона, сказал он наконец, видно Эйфелеву башню и Триумфальную арку. А это главные достопримечательности Парижа. Но кроме этого папа не нашел, что сказать. Жалко, подумали Макс и Анна, что папа иногда совсем не обращает внимания на практическую сторону жизни. Но наличие балкона, безусловно, порадовало их.

Ехать до Парижа нужно было целый день, причем они едва было не пропустили свой поезд. Все шло нормально до Базеля, где им предстояло пересесть на другой поезд: тут проходила граница между Швейцарией, Францией и Германией. Из-за того, что их поезд опоздал, они прибыли намного позже, чем планировали, и на пересадку у них оставалось всего несколько минут.

— Надо торопиться, — сказал папа, как только поезд подъехал к перрону.

По счастью, им подвернулся носильщик. Он схватил их багаж и погрузил на тележку.

— К парижскому поезду! Бегом! — крикнул папа, и носильщик пустился галопом, а остальные — за ним.

Анна с трудом поспевала за носильщиком, лавировавшим между людьми в толпе. Макс, папа и носильщик уже закидывали вещи в вагон другого поезда, когда она догнала их. Анна остановилась, чтобы перевести дух. Поезд вот-вот тронется — прощаясь с друзьями, стоящими на платформе, люди высовывались из окон вагонов. Прямо напротив того места, где стояла Анна, один молодой человек, рискуя вывалиться из окна, сжал свою подругу в страстном прощальном объятии.

— Пока! — сказала девушка и легонько толкнула его внутрь вагона.

Тот выпрямился, и Анна увидела табличку, которую юноша до этого заслонял. На табличке было написано: «Штутгарт».

— Папа! — закричала Анна. — Это не тот поезд! Это поезд в Германию!

— Бог мой, — охнул папа. — Быстро вытаскиваем багаж!

Они с Максом с невозможной скоростью стали выкидывать чемоданы из вагона. Раздался свисток к отходу поезда.

Папа стянул Макса на платформу. Один чемодан остался в вагоне.

— Ничего! — крикнул папа.

— Там наши вещи! Пожалуйста! Отдайте наш чемодан! — закричал Макс.

Поезд тронулся. Молодой человек, который прощался с девушкой, дружелюбно кивнул и спихнул чемодан на платформу. Чемодан упал Анне на ногу.

Они стояли на платформе, глядя вслед поезду в клубах дыма. Вокруг них в беспорядке валялись вещи.

— Я же ясно сказал: к парижскому поезду, — жестко сказал папа, оглядываясь в поисках носильщика. Но того давно и след простыл.

— А если бы мы сели на тот поезд… Мы смогли бы выскочить из него до того, как он приедет в Германию? — спросила Анна.

— Возможно, — ответил папа. — Если бы вовремя обнаружили, что это не тот поезд, который нам нужен, — он обнял Анну за плечи. — Какая же ты молодец, что заметила табличку!

Потребовалось какое-то время, чтобы найти другого носильщика. Папа думал, что парижский поезд уже уехал. Но оказалось — нет! Они успели как раз вовремя. С учетом задержки движения на швейцарских линиях отправку поезда перенесли на более позднее время. Странно, что первый носильщик об этом не знал.

Когда они уже сидели в купе, ожидая отправки поезда, Макс вдруг спросил:

— Папа, как ты думаешь: тот носильщик случайно перепутал поезда? Или специально?

— Не знаю. Должно быть, случайно.

— А я думаю, не случайно. Я думаю, он хотел заработать тысячу марок за твою голову.

Какое-то время они размышляли об этом и о том, что могло случиться, если бы они уехали в Германию. Наконец раздался свисток к отправлению, поезд дернулся и тронулся.

— Ну, — заметил папа, — если тот носильщик хотел заработать тысячу марок, он проиграл все вчистую. У меня даже не было времени дать ему денег, — папа улыбнулся и откинулся на сиденье. — А через несколько минут мы окажемся во Франции благодаря Анне. И со всеми нашими чемоданами — благодаря Максу, — он с чуть насмешливым восхищением воздел руки к небу. — Ну и ну! Какие чудные у меня дети!

В Париж они прибыли очень уставшие, когда совсем стемнело. Еще в поезде Анна почувствовала: после Базеля что-то вокруг изменилось. Стало больше французской речи, звучавшей резко и непонятно. Запахи в вагоне-ресторане тоже стали какими-то другими. На парижской платформе это чувство переполнило Анну.

Вокруг кричали, приветствовали друг друга, болтали и смеялись люди. Их губы быстро двигались, выражение на их подвижных лицах тоже быстро менялось. Они пожимали плечами, обнимали друг друга и взмахивали руками — Анна не понимала ни слова. На мгновение в тусклом свете фонарей, в этом шуме, в клубах дыма отъезжающего паровоза у нее возникло чувство абсолютной потерянности. Но папа усадил их с Максом в такси, и они двинулись вдоль заполненных людьми улиц.

Улицы были ярко освещены, люди прогуливались по широким тротуарам, ели и пили в кафе с окнами во всю стену, читали газеты, разглядывали витрины. Анна успела забыть, как выглядит большой город. Шум и размеры зданий поразили ее. Такси лавировало в потоке машин и автобусов незнакомого вида; то тут, то там маячили в темноте горящие электрическим светом надписи, которые Анна не могла прочитать.

— Вон Эйфелева башня! — закричал Макс.

Но Анна повернулась слишком поздно и не успела ее увидеть.

Потом они выехали на огромное открытое пространство с залитой светом аркой посередине. Крутом были машины, многие сигналили.

— Это Триумфальная арка, — объяснил папа. — Мы уже подъезжаем.

Они свернули на более тихий проспект, с него — на узкую улочку. Неожиданно заскрипели тормоза, и такси остановилось: приехали! Пока папа расплачивался с таксистом, Анна и Макс стояли на холоде перед высоким домом. Папа открыл парадную дверь и втолкнул их в подъезд. Там было сооружение, напоминавшее стеклянную клетку. В клетке сидела полусонная дама. Увидев папу, дама оживилась. Она выскочила наружу (оказалось, что у стеклянной клетки есть дверца) и стала жать папе руку, все время быстро тараторя по-французски. Потом, так же тараторя, она пожала руки Максу и Анне, которые ни слова не понимали и могли только слабенько улыбаться в ответ.

— Это мадам консьержка, — объяснил папа. — Она следит за порядком в доме.

Таксист внес багаж. Мадам консьержка помогла ему впихнуть чемоданы в какую-то узкую дверцу, в которую, как оказалось, нужно войти и Максу с Анной. Они не могли поверить своим глазам.

— Папа, — воскликнул Макс. — Ты не говорил, что здесь будет лифт!

— О, как здорово! — сказала Анна.

Папа невольно улыбнулся.

— Ну, назвать это лифтом можно только с некоторой натяжкой.

Но Макс и Анна так не считали — даже несмотря на то, что лифт, медленно поднимаясь на верхний этаж, страшно кряхтел и стонал. Наконец, лязгнув и содрогнувшись, он остановился и выпустил их.

Тут, даже чуточку раньше, распахнулась дверь напротив — и они увидели маму.

Анна и Макс бросились к ней. Поднялась суматоха. Мама обняла детей, а Макс с Анной одновременно пытались рассказать ей обо всем, что произошло с тех пор, как они виделись последний раз. Папа внес чемоданы и поцеловал маму. Потом консьержка принесла оставшиеся вещи — и в крошечной прихожей сразу стало не повернуться.

— Давайте пройдем в столовую, — предложила мама. Нельзя сказать, чтобы столовая была намного больше. Но стол был накрыт к ужину, и все вокруг выглядело приветливым и нарядным.

— Куда мне повесить пальто? — спросил папа из прихожей.

— За дверью есть крючок, — ответила мама и снова повернулась к Максу, который громко рассказывал о том, как они чуть не сели на поезд в Германию. Тут послышался грохот, будто кто-то споткнулся.

Анна услышала, что папа вежливо сказал кому-то «добрый вечер!», а затем почувствовала, что запах горелого, который она заметила, как только они вошли в квартиру, усилился.

В дверях появилась невысокая угрюмая девушка.

— Ваша жареная картошка вся почернела, — сообщила она с видимым удовлетворением.

— О Грета! — вскричала мама. И добавила: — Это Грета. Из Австрии. Она приехала в Париж учить французский и в свободное время будет помогать мне по хозяйству.

Грета мрачно пожала руки Анне и Максу.

— Вы уже немного говорите по-французски? — поинтересовался Макс.

— Нет, — ответила Грета. — Очень трудный язык. Некоторые вообще не могут его выучить… Я тут подумала, — обратилась она к маме, — пойду-ка я спать.

— Но Грета… — попыталась возразить мама.

— Я обещала маме ложиться спать вовремя — что бы ни случилось, — сообщила Грета. — Газ под картошкой я выключила. Всем спокойной ночи, — и вышла.

— Ну и ну, — воскликнула мама. — Эта девочка ни на что не способна. Но ничего, зато первый наш ужин в Париже будет без посторонних. Я покажу вам вашу комнату, а пока вы устраиваетесь, пожарю еще картошки.

Их комната была выкрашена в отвратительный желтый цвет, две кровати тоже были покрыты желтыми покрывалами. В углу стоял деревянный гардероб. На окнах висели желтые занавески, и был еще желтый ночник и два стула. Всё — больше в эту комнату ничего нельзя было втиснуть. Как и гостиная, она была очень маленькой.

— А что видно из окна? — поинтересовался Макс. Анна взглянула в окно. Оно выходило не на улицу, как можно было ожидать, а во внутренний двор, напоминавший колодец: видны были только стены других домов и чужие окна. Лязганье далеко внизу, видимо, означало, что там стоят мусорные баки, но сверху их не было видно. И надо всем этим — только неправильные очертания крыш и небо… Все совсем не так, как в «Гастхоф Цвирн» или в Берлине.

Анна и Макс достали пижамы и зубные щетки, решили между собой, кому на какой кровати спать, и пошли обследовать квартиру. Рядом с их комнатой располагалась комната папы. Там стояли кровать, шкаф, стул и стол с пишущей машинкой. Окно выходило на улицу. Через папину комнату можно было попасть в другую, походившую на маленькую гостиную, но там лежали мамины вещи.

— Думаешь, это мамина комната? — спросила Анна.

— Непохоже. Здесь же нет кровати, — усомнился Макс.

В комнате стояла только софа, маленький столик и два кресла. Макс пригляделся к софе.

— Она раздвигается, — заметил он и поднял сиденье. В ящике под ним были сложены простыни, одеяла и подушки. — Думаю, мама спит здесь ночью, а днем эта комната служит гостиной.

— Умно, — кивнула Анна. — Значит, одну и ту же комнату можно использовать по-разному.

Это было действительно важно — рационально использовать пространство квартиры, ведь она была просто малюсенькой. Даже балкон, который поначалу так заинтересовал Анну с Максом, больше напоминал выступ, окруженный коваными железными перилами. Кроме столовой, которую они уже видели, в квартире была еще одна крохотная комнатка, где спала Грета, и совсем маленькие ванная и кухонька, где Анна и Макс обнаружили папу и маму.

Мама, возбужденная и раскрасневшаяся, что-то размешивала в миске. Папа сидел у окна и был, видимо, раздражен. Когда Макс с Анной вошли, он говорил:

— Не надо было возиться с этим.

Кухня была полна дыма.

— Ну как это — не надо было? — отвечала мама. — А что будут есть дети?

— Сыр и по стакану красного вина, — ответил папа. Макс и Анна расхохотались. А мама сказала:

— Ты безнадежен!

— А я и не знала, что ты умеешь готовить, — удивилась Анна. Раньше она никогда не видела маму на кухне.

— Через пять минут все будет на столе, — воскликнула мама, энергично что-то помешивая. — Ой, картошка!..

Картошка чуть было опять не подгорела, но мама успела вовремя ее выключить.

— Я делаю картошку и омлет. Думаю, вам понравится.

— Здорово, — сказал Макс.

— Так, где блюдо? И соль… О! — вскричала мама. — Пора класть следующую порцию картошки. Дорогой, передай мне дуршлаг, пожалуйста, — попросила она.

— Что еще за дуршлаг? — не понял папа.

Прошло около часа, прежде чем еда наконец оказалась на столе. К этому времени Анна уже так устала, что ей было все равно, есть или не есть. Но она не стала ничего говорить, ведь мама потратила так много сил на приготовление ужина. Уже почти засыпая, они с Максом быстро все съели и свалились в кровати.

Через тонкую перегородку были слышны приглушенные голоса и звяканье тарелок. Видимо, мама и папа убирали со стола. Засыпая, Анна заметила:

— Забавно: когда мы жили в Берлине, Хеймпи часто готовила жареную картошку с омлетом. Она всегда говорила, что это легко и просто.

— Думаю, маме нужно еще попрактиковаться, — ответил Макс.