После Рождества вопреки ожиданиям Анна в школу не пошла. Для Макса мама нашла подходящий лицей. (Лицеем во Франции называлась школа для учеников средних и старших классов, и занятия там начинались уже в первые дни января.) А вот лицеев для девочек в Париже было немного, и все переполнены. Желающих попасть туда заносили в длиннющие списки ожидания.
— Частную школу мы сейчас не можем себе позволить, — сказала мама. — А отдавать тебя в муниципальную мне совсем не хочется.
— Почему? — удивилась Анна.
— Окончив такую школу, дети, как правило, дальше не учатся. И я не думаю, чтобы там давали качественное образование, — ответила мама. — В муниципальной школе, к примеру, ты не сможешь учить латынь.
— Не очень-то мне нужна эта латынь, — возразила Анна. — Уж лучше как следует заняться французским. Мне так хочется ходить в школу!
Но мама была непреклонна.
— Не стоит торопиться. Дай время осмотреться и как следует все обдумать.
И вот Макс стал ходить в школу, а Анна — нет. Школа Макса находилась на другом конце города. Рано утром он отправлялся туда на метро, а домой возвращался только к пяти вечера. Мама выбрала эту школу — несмотря на то, что она была так далеко, — потому что там мальчики два раза в неделю играли в футбол. А почти во всех остальных французских школах времени на игры не отводилось — только на учебу.
В первый день Максовой учебы квартира показалась Анне пустой и скучной. Утром она ходила с мамой за покупками. На улице было ясно и холодно. За прошедший год Анна так сильно выросла, что теперь между подолом пальто и краями ее вязаных чулок появился довольно большой зазор. Мама взглянула на покрытые гусиной кожей ноги Анны и вздохнула.
— Прямо не знаю, что делать с твоей одеждой!
— Все нормально, — ответила Анна. — У меня же свитер, который ты мне связала.
Свитер, связанный мамой по ее собственной «технологии», получился просторным, плотным, толстым, неодолимым для холода и очень практичным. Юбочка выступала из-под него всего на несколько сантиметров, но Анну это не беспокоило.
— Если тебе не холодно, давай сходим на рынок, — предложила мама. — Там все дешевле.
Рынок оказался довольно далеко — нужно было пройти несколько узких извилистых улочек. Анна несла мамину хозяйственную сумку. Наконец они вышли на оживленную улицу с магазинчиками и прилавками. Тут продавалось все — от овощей до галантерейных товаров. Прежде чем что-либо покупать, мама решила внимательно все изучить — хотела убедиться, что потратит деньги не зря. Владельцы магазинчиков и прилавков на все лады расхваливали свой товар и раскладывали его так, чтобы невозможно было отвести взгляд. И порой Анна с мамой не могли пройти мимо: как не залюбоваться луком или какой-нибудь превосходной чисто вымытой морковью! В некоторых магазинчиках продавали только один какой-нибудь вид продуктов. Например, сыр. И на маленьком складном столике у входа были выставлены по меньшей мере тридцать разных видов сыра — каждый кусочек аккуратно завернут в муслиновую ткань.
Мама собиралась купить кочан красной капусты, когда Анна вдруг услышала, что кто-то обратился к ним по-французски. Голос принадлежал незнакомой даме в зеленом пальто. В руках у нее была распухшая от покупок сумка. Глядя на Анну карими глазами, она доброжелательно улыбалась. Мама, занятая капустой, в первый момент ее не узнала. А потом воскликнула: «Мадам Фернан!», и они принялись пожимать друг другу руки.
Мадам Фернан совсем не говорила по-немецки: они с мамой беседовали по-французски. Анна заметила, что мама, пусть и с акцентом, общалась на французском гораздо свободнее, чем когда они только приехали во Францию. Мадам Фернан спросила Анну, говорит ли она по-французски. Она произносила слова медленно и четко, чтобы Анна могла ее понять.
— Немного, — ответила Анна.
Мадам Фернан захлопала в ладоши и воскликнула:
— Замечательно!
У Анны, сказала она, прекрасное французское произношение.
Мама все еще держала в руках кочан, который собиралась купить. Но мадам Фернан осторожно взяла у нее капусту и положила обратно на прилавок. Затем она повела маму куда-то за угол, к другому прилавку, и оказалось, что там тоже продают красную капусту, только дешевле и лучше. С помощью мадам Фернан мама купила много других овощей и фруктов. А перед тем как уйти, мадам Фернан подарила Анне банан — «чтобы у нее появились силы на обратную дорогу», перевела мама Анне.
И маме и Анне эта встреча подняла настроение. Мама познакомилась с мадам Фернан и ее мужем-журналистом, когда они с папой в первый раз приезжали в Париж. Оба ей очень понравились.
А теперь мадам Фернан предложила звонить, если вдруг понадобится помощь или совет. Сейчас ее муж уехал на несколько недель, но, как только он вернется, она хотела бы пригласить папу с мамой к ним на обед. Маму это очень обрадовало.
— Какие приятные люди! — приговаривала она. — И как хорошо иметь в Париже добрых знакомых!
Они закончили с покупками и отправились домой.
Анна сказала консьержке «bonjour, madame» в надежде, что та заметит ее прекрасное произношение, и весело болтала с мамой, пока они ехали в лифте. Но, когда они вошли в квартиру, вдруг вспомнила, что Макс в школе. И день снова стал невыносимо тоскливым. Анна помогла маме разобрать покупки. Но после этого уже не знала, чем заняться.
Грета стирала в ванной, и Анна подумала, что можно пойти поболтать с ней. Но после своего возвращения из Австрии Грета стала еще сварливей. Все французское ее раздражало. Язык невозможный, люди неопрятные, продукты слишком дорогие — ничего ее не устраивало. Вдобавок мать Греты взяла с нее новые обещания. Кроме того, что Грета должна была вовремя ложиться спать, ей теперь надо было беречь спину. Это означало, что теперь Грета будет мыть полы медленно-премедленно, не заботясь о чистоте в углах и не напрягая рук. Еще Грета пообещала матери плотно обедать, давать себе передышку от дел, как только немного устанет, и не простужаться. Грета старательно выполняла эти обещания, даже если это совершенно противоречило нуждам мамы и других членов семьи. А говорила Грета о своих обещаниях почти так же часто, как и о своей нелюбви ко всему французскому.
Анна решила, что ей вряд ли хочется разговаривать на эти темы, и вернулась в кухню к маме.
— Чем бы заняться?
— Ты можешь почитать по-французски, — посоветовала мама.
У нее был сборник рассказов, который оставила мадемуазель Мартель. Анна уселась за стол и в течение некоторого времени сражалась с книгой. Но рассказы были для совсем маленьких. И было довольно тоскливо постоянно лезть в словарь, чтобы узнать, как Пьер швырнул палку в свою младшую сестру и за это мама назвала его плохим мальчиком.
Обед немного развлек ее. Анна помогла накрыть на стол и убрать грязную посуду. Потом она села было порисовать. Но время все равно текло страшно медленно — пока наконец в пять часов дверной колокольчик не возвестил о возвращении Макса. Анна бросилась ему навстречу. Мама уже стояла в дверях.
— Ну как? — с волнением спросила она.
— Нормально, — ответил Макс. Выглядел он бледным и усталым.
— Здорово было? — спросила Анна.
— Откуда я знаю? — сердито пробормотал Макс. — Я не понял ни слова.
И весь остаток вечера он ходил угрюмый и молчаливый. Только после ужина он вдруг сказал маме:
— Мне нужен нормальный французский портфель, — и пнул ногой свой немецкий ранец. — Если я буду таскаться с этим, я даже выглядеть буду не как все.
Анна знала, что портфель стоит очень дорого и, не подумав, сказала:
— Но ранец тебе купили только в прошлом году!
— Тебе что за дело? — заорал Макс. — Что ты понимаешь? Сидишь тут целый день дома!
— Можно подумать, я виновата, что не хожу в школу! — закричала в ответ Анна. — Мама не нашла для меня школы!
— Вот и заткнись, раз не ходишь! — огрызнулся Макс. Больше они друг с другом не разговаривали — несмотря на то, что мама, к удивлению Анны, обещала купить Максу портфель. Как же все это печально, думала Анна. Она целый день так ждала возвращения Макса. А теперь они поссорились. Она надеялась, что на следующий день все изменится. Но Макс опять вернулся домой уставший и раздраженный, и они снова поссорились.
А потом все стало еще хуже. Погода стояла сырая, Анна простудилась и теперь целыми днями сидела дома. Так что к вечеру и у нее, и у Макса было такое отвратительное настроение, что они совершенно не могли общаться по-человечески. Макс считал, что это несправедливо: он весь день мучается в школе, пока Анна спокойно сидит себе дома. Анна чувствовала, что Макс вырвался в новый мир, и расстраивалась, что от нее этот мир ускользает.
— Если б я только могла ходить в школу — в какую угодно! — как-то сказала она маме.
— Ты не можешь ходить в какую угодно, — сердито ответила мама. Она побывала в нескольких школах, но ни одна из них ей не понравилась. Мама даже спрашивала совета у мадам Фернан.
Тоскливое было время!
Папа тоже очень уставал. Все это время у него было много работы, к тому же он заразился от Анны. А еще к нему опять вернулись кошмары. Мама сказала, что такое бывало и раньше, но, пока дети жили в «Гастхоф Цвирн», они не знали об этом. Папе все время снился один и тот же сон — будто он пытается выехать из Германии, а на границе его останавливают нацисты. И он просыпался от собственного крика.
Макс так крепко спал, что папины кошмары его совсем не тревожили — хотя папа спал за стенкой. А вот Анна все слышала, и это действовало на нее угнетающе. Было еще ничего, если папа сразу просыпался. Но иногда он сначала долго стонал, потом испуганно всхлипывал, и наконец кошмар взрывался громким криком.
Когда это случилось впервые, Анна решила, что папа заболел. Она примчалась к нему в комнату и, беспомощно стоя у кровати, стала звать маму. Мама объяснила Анне, что такое кошмары. Папа просил не беспокоиться за него. Но Анне это не помогало. Было ужасно лежать в кровати и прислушиваться к звукам, доносившимся из папиной комнаты, и знать, что с папой во сне происходят страшные вещи.
Однажды перед сном Анна загадала желание: пусть папе перестанут сниться кошмары. «Пожалуйста, пожалуйста, — шептала она. Она не очень верила в Бога, но надеялась, что есть кто-то, способный ее услышать. — Пусть лучше я увижу кошмары — вместо папы!»
И потом она тихо лежала в кровати, ожидая, когда придет сон. Но все не могла заснуть.
Макс уткнулся носом в подушку, пару раз вздохнул и немедленно провалился в сон. Анна так и лежала, уставившись в потолок, — хотя, казалось, прошли часы. Она начала сердиться. Как же ей приснится кошмар, если она не может заснуть? Анна пыталась считать в уме и думать о разных скучных вещах, но и это не помогало. Может, выпить воды? Но ей не хотелось вылезать из уютной кровати.
В конце концов, кажется, она все же встала, потому что обнаружила себя в столовой. Пить ей больше не хотелось, поэтому она решила спуститься на лифте вниз и посмотреть, как выглядит улица глубокой ночью. К удивлению Анны, консьержка спала в гамаке, подвешенном у входной двери, поэтому, чтобы выйти, ей пришлось отодвинуть гамак в сторону. Дверь за Анной захлопнулась (Анна надеялась, что консьержка не проснется). Она оказалась на улице.
Было очень тихо. Все вокруг светилось странным коричневатым светом, которого она никогда раньше не видела. Двое мужчин с рождественской елкой торопливо прошли мимо.
— Лучше войти внутрь, — сказал один из них. — Оно приближается.
— Что приближается? — переспросила Анна.
Но мужчины уже скрылись за углом. И тут Анна услышала шарканье, доносившееся с противоположной стороны. Коричневое свечение усилилось, а затем в верхней части улицы вспухло что-то большущее, длинное — какое-то существо. Несмотря на огромные размеры, в его облике угадывалось что-то знакомое. И Анна внезапно поняла, что это Пумпель, только гигантских размеров. Шаркающие звуки издавали его лапы. Пумпель глядел на Анну своими маленькими злобными глазками и облизывался.
— О нет! — проговорила Анна.
Она хотела убежать, но воздух вокруг нее будто налился свинцом, и Анна не могла сдвинуться с места. Пумпель двинулся прямо к ней.
Мимо промчались стремительно вращающиеся колеса: это ехал полицейский на велосипеде. За спиной у него развевался плащ.
— Сосчитай его ноги! — крикнул он Анне. — Это твой единственный шанс.
Но как Анна могла сосчитать ноги Пумпеля? Пумпель походил на огромную сороконожку. Ноги были везде по бокам его длинного тела, они волнообразно шевелились.
«Один, два, три…» — заторопилась Анна. Но это было абсолютно бесполезно: Пумпель неотвратимо приближался. Ей уже были видны его отвратительные острые зубы.
Надо было что-то придумать…
— Девяносто семь! — закричала она, но Пумпель все двигался. И тут Анна поняла: она же в Париже! Нужно считать по-французски! Как по-французски будет «девяносто семь»? В голове у нее не было ни единой мысли. Она запаниковала.
— Quatre-vingt… — запинаясь, пробормотала Анна, когда Пумпель был совсем рядом. — Quatre-vingt dix-sept! — закричала она торжествующе — и обнаружила, что сидит в напряженной позе в своей кровати.
Вокруг было тихо, только слышалось мерное дыхание Макса в другом конце комнаты. Сердце у Анны колотилось, внутри у нее все так сжалось, что она не могла пошевелиться. Ей ничего не грозило. Это был только сон.
У кого-то в доме напротив еще горел свет, выстраивая на занавесках в комнате Анны золотой четырехугольник. На стуле виднелись смутные очертания одежды, которую предстояло надеть утром. Из папиной комнаты не доносилось ни звука. Анна легла, наслаждаясь тем, что вокруг все такое знакомое. Ей стало спокойно и захотелось спать. А потом она вдруг поняла: ей приснился кошмар, а папе нет! И ее залило волной торжества: кажется, получилось! Анна свернулась калачиком и заснула счастливым сном.
А потом наступило утро. Макс уже одевался.
— Тебе ночью снилось что-нибудь плохое? — спросила Анна у папы.
— Ничего! — ответил папа. — Думаю, теперь все позади.
Анна не стала никому ничего рассказывать. Но в глубине души считала, что это она помогла папе избавиться от кошмаров. И ведь что любопытно: с этого дня кошмары больше не снились ни ей, ни папе.
Несколькими днями позже, вечером, Анна и Макс поругались сильнее обычного. Макс, вернувшись домой, обнаружил, что Анна рисует и заняла весь стол. А ему где делать уроки?
— Убери отсюда свой мусор! — закричал он на Анну. Анна тоже в ответ крикнула:
— Это не мусор! Можно подумать, если ты ходишь в школу, то важнее тебя никого здесь нет!
Мама в этот момент разговаривала по телефону и из-за двери попросила их вести себя тише.
— Угу… Конечно, я важнее тебя, — шептал Макс, с трудом сдерживая ярость. — Ты только бездельничаешь целыми днями!
— Не ври, — тоже шепотом ответила Максу Анна. — Я рисую и накрываю на стол…
— «Я рисую и накрываю на стол!..» — передразнил ее Макс самым что ни на есть отвратительным образом. — Да ты просто паразитка!
Это уже было слишком! Анна не совсем понимала, что значит «паразитка», хотя смутно помнила, что паразит — нечто отвратительное, вырастающее на деревьях. И как только мама закончила разговаривать по телефону, Анна разревелась. Мама, как обычно, быстро все уладила: Макс не должен обзывать Анну — а уж называть ее паразиткой просто глупо! Анна должна освободить Максу место на столе, чтобы он мог сесть и заниматься. А потом добавила:
— Если Макс считает тебя паразитом только потому, что он ходит в школу, а ты — нет, то ситуация скоро изменится.
Анна замерла, забыв про восковые мелки, которые она складывала в коробку.
— Изменится?
— Звонила мадам Фернан, — объяснила мама. — Она сказала, что недалеко отсюда есть очень хорошая маленькая муниципальная школа. И если все сложится удачно, ты начнешь ходить туда со следующей недели.
