В следующий понедельник Анна с мамой отправились в муниципальную школу. У Анны был ранец и картонная коробочка с сэндвичами на завтрак. Она была одета в пальто и черное школьное платье с плиссированной юбкой, которое мама купила по совету директора школы и которым Анна страшно гордилась. Какая удача, что зимнее пальто стало ей коротко, и всем виден краешек ее платья!

Ехали они на метро. И хотя школа была недалеко, пришлось дважды делать пересадку.

— Думаю, в следующий раз лучше пойти пешком, — сказала мама. — И деньги сэкономим.

Школа находилась сразу за Елисейскими Полями — прекрасной широкой улицей со сверкающими витринами магазинов и кафе. И было немного странно обнаружить посреди этого великолепия старые-престарые ворота с надписью «Школа для девочек». Здание было мрачноватым и, видимо, стояло здесь с незапамятных времен. Анна с мамой пересекли пустой двор. В каком-то из школьных классов пели. Занятия уже начались. Поднимаясь вместе с мамой по каменным ступенькам в кабинет директора, Анна подумала: неужели это все происходит на самом деле?

Директор школы оказалась дамой высокой и энергичной. Она пожала Анне руку и что-то сказала маме по-французски. Мама перевела: директор сожалеет, что в школе нет никого, кто говорил бы по-немецки. Но она надеется, что Анна скоро научится понимать по-французски. Потом мама кивнула Анне: «Увидимся в четыре часа». Ее каблуки зацокали по лестнице. А Анна осталась в кабинете директора.

Директор улыбнулась Анне. Анна улыбнулась в ответ. Но довольно трудно улыбаться кому-то, не имея возможности что-то сказать. Директор, видимо, испытывала похожее чувство, потому что ее улыбка погасла. Она барабанила пальцами по столу и, казалось, прислушивалась к чему-то. Но ничего не происходило. Анне стало казаться, что так будет продолжаться вечно. Но тут в дверь постучали.

Директор сказала:

— Entrez!

Вошла маленькая темноволосая девочка, примерно ровесница Анны.

Директор что-то еще воскликнула — Анне показалось: «Наконец-то!» — и разразилась громкой сердитой тирадой. Затем повернулась к Анне и сказала, что девочку зовут Колетта и что-то еще, означавшее, видимо, что Колетта будет присматривать за ней. Колетта направилась к двери. Анна не поняла, должна ли она следовать за ней, и продолжала стоять, где стояла.

— Allez! Allez! — закричала директор и замахала на Анну руками, как будто пыталась прогнать муху.

Колетта взяла Анну за руку и вывела из кабинета.

Как только дверь за ними закрылась, Колетта состроила гримасу и выдохнула: «Уфф!» Анна обрадовалась: значит, Колетта тоже считает, что директор немного того. Анна надеялась, что учителя окажутся другими. Вместе с Колеттой они пошли по коридору, открывая какие-то двери. Анна слышала, как в одном классе множество голосов бормочут по-французски. В другом было тихо: видимо, там что-то писали. Они пришли в раздевалку, и Колетта показала, где можно повесить пальто, полюбовалась немецким ранцем Анны и знаками дала понять, что у них одинаковые платья. Она говорила по-французски быстро-быстро, Анна не все понимала, но догадывалась, о чем речь.

Потом Колетта привела ее в большое помещение, плотно заставленное партами. За партами, прикинула Анна, сидели по меньшей мере сорок девочек — и все в черных школьных платьях. В сочетании с несколько сумрачной атмосферой класса это выглядело как-то траурно.

Девочки что-то хором декламировали, но, когда вошли Анна с Колеттой, замолчали и уставились на них. Хотя Анна и ответила вызывающим взглядом, она вдруг почувствовала себя маленькой и сильно засомневалась, что ей хочется ходить в эту школу. Она изо всех сил сжимала свой ранец и свою коробочку с сэндвичами, стараясь выглядеть независимой. На плечо Анны легла чья-то рука, она почувствовала слабый чесночный запах. И увидела обращенное к ней дружелюбное морщинистое лицо, обрамленное темными вьющимися волосами.

— Bonjour, Анна, — услышала она. Слова были сказаны медленно и членораздельно, чтобы Анна могла их понять. — Я твоя учительница. Меня зовут мадам Сократ.

— Bonjour, madame, — ответила Анна глухим голосом.

— Очень хорошо! — похвалила мадам Сократ.

Она махнула рукой в сторону сидящих за партами девочек и добавила так же медленно и четко:

— Это девочки твоего класса, — и еще что-то, похожее на «друзья».

Анна решилась обвести класс взглядом. Девочки больше не пялились на нее, а улыбались, и она почувствовала себя немного лучше. Колетта подвела Анну к парте, которая стояла рядом с ее собственной. Мадам Сократ что-то сказала, и девочки — все, за исключением Анны, — снова стали что-то хором декламировать.

Анна села за парту. Вокруг нее раздавалось монотонное бормотание. Интересно, что они декламируют? Все-таки очень странно присутствовать на уроке, не понимая, что происходит. Анна вслушалась и уловила в общем жужжании названия чисел. Может, это таблица умножения? Нет, не похоже. Чисел слишком мало. Анна взглянула на книгу, лежащую перед Колеттой, и увидела картинку с королем в короне и мантии. Мадам Сократ хлопнула в ладоши, девочки смолкли — и Анну осенило: это же история! А числа — даты! Почему-то это открытие ее очень порадовало.

На следующем уроке был диктант. Девочки достали из парт тетради. Анне тоже выдали новенькую тетрадку. Она знала слово «диктант», потому что мадемуазель Мартель пару раз диктовала им с Максом простенькие слова. Но тот диктант не шел ни в какое сравнение с этим! Этот состоял из длинных предложений, и Анна ничего не понимала. Неясно было, где заканчивается одно предложение и начинается другое, даже где кончается одно слово и начинается следующее. Писать этот диктант казалось абсолютно бесполезным занятием. Но ничего не писать было еще хуже. Поэтому Анна стала делать то, что могла, — «переводить» непонятные звуки в буквы и выстраивать из этих букв какие-то группы. Когда она исписала таким странным образом целую страницу, диктант подошел к концу, все сдали свои тетради, и прозвенел звонок на перемену.

Анна надела пальто и последовала за Колеттой во двор — мощеный четырехугольник, обнесенный оградой, где уже было много других девочек. День был холодный, и девочки бегали и прыгали, чтобы не замерзнуть. Стоило появиться Анне с Колеттой, как вокруг них столпились несколько девочек, и Колетта стала знакомить с ними Анну: Клодин, Марсель, Мишлин, Франсуаза, Мадлен… Запомнить все имена было невозможно. Но девочки улыбались, протягивали Анне руки, и Анна была очень благодарна им за дружелюбие.

Потом они играли в хороводную игру: сцепили руки, пели и прыгали в ритме песни то вперед, то назад, то в стороны. Сначала было скучновато, но прыгать надо было все быстрее, и в конце начиналась такая неразбериха, что дыхание сбивалось и все умирали от смеха.

Когда девочки стали играть в первый раз, Анна стояла и смотрела на них. Но на следующий кон Колетта взяла Анну за руку и показала, куда встать. Анна сцепилась руками с Франсуазой (а может, это была Мишлин) — и старалась двигаться вместе с остальными. Если она ошибалась, все смеялись, но очень по-доброму. Когда у Анны все получалось правильно, девочки радовались. Анна разгорячилась, ее охватило возбуждение. Из-за ее ошибок игра закончилась еще большей путаницей, чем в предыдущий раз. Колетта так смеялась, что не могла устоять на ногах. Анна тоже смеялась — и вдруг поняла, как давно она не играла с другими детьми. Как замечательно снова ходить в школу! К концу перемены Анна даже запомнила слова песни, хотя и не очень понимала, что они означают.

Когда все вернулись в класс, мадам Сократ написала на доске примеры, и это приободрило Анну. Чтобы решать примеры, не нужно знать французский. И она старательно выполняла задание, пока не прозвенел звонок, означавший, что утренние занятия закончились.

Обедали в маленькой теплой кухне под присмотром крупной дамы по имени Клотильда. Почти все дети, жившие неподалеку, ушли обедать домой. В школе осталась только одна девочка, гораздо моложе Анны, и трехлетний мальчик, который, кажется, был сыном Клотильды.

Анна ела свои сэндвичи, а другая девочка — мясо, овощи и пудинг, которые улыбчивая Клотильда разогрела для нее на плите. Мясо и овощи выглядели гораздо привлекательнее сэндвичей, Клотильда тоже так считала. Взглянув на них, она скривилась, будто это был яд. «Это нехорошо! Это нехорошо!» — воскликнула Клотильда. И Анна поняла, что в следующий раз должна принести с собой что-нибудь более подходящее для обеда.

— Oui, — согласилась Анна и даже добавила «demain», то есть «завтра».

Клотильда кивнула своей большой головой и просияла.

Как раз в тот момент, когда Анна и Клотильда закончили обмен любезностями, дверь отворилась и вошла мадам Сократ.

— А! — сказала она медленно и внятно. — Ты говоришь по-французски! Это хорошо!

Маленький сын Клотильды бросился к ней:

— Я умею говорить по-французски! — закричал он.

— Да, но ты не умеешь говорить по-немецки, — заметила мадам Сократ и пощекотала ему животик. Малыш заверещал от удовольствия. Мадам Сократ сделала Анне знак следовать за ней. Они вернулись в класс, и учительница села за парту рядом с Анной. Она раскрыла тетрадь Анны и указала на арифметические примеры:

— Очень хорошо!

Анна почти все решила правильно.

Потом мадам Сократ указала на диктант:

— Очень плохо! — но при этом состроила такую смешную гримасу, что Анна поняла: не стоит расстраиваться.

Анна посмотрела в тетрадь. Ее диктант потонул в море красных исправлений. Почти все слова были написаны неправильно. Мадам Сократ переписала почти все. Внизу страницы красным было написано: 142 ошибки. Мадам Сократ ткнула в число 142, демонстрируя, как это ее впечатлило, — будто бы это был какой-то рекорд. (Возможно, так оно и было.) Потом, улыбаясь, похлопала Анну по спине и попросила переписать все заново по образцу. Анна переписала диктант очень старательно. И хотя она по-прежнему мало что понимала, ей нравилось, что в ее тетради что-то будет написано правильно и не будет зачеркнуто. Во второй половине дня был урок изобразительного искусства. Анна нарисовала кота, который вызвал всеобщее восхищение. Она подарила кота Колетте, которая так о ней заботилась.

И Колетта сказала — используя смесь быстрого французского и языка жестов, — что она повесит картинку над своей кроватью.

Когда в четыре часа пришла мама, Анна была в приподнятом настроении.

— Как школа? — спросила мама.

И Анна ответила:

— Замечательно!

И только когда они вернулись домой, она поняла, насколько устала. Но вечером, впервые за последнее время, они с Максом не поссорились. Очень тяжело было идти на занятия на следующий день и еще через день, зато по четвергам французские дети не ходили в школу, и в распоряжении Макса и Анны оказался свободный день.

— Что будем делать? — спросил Макс.

— Давай возьмем карманные деньги и сходим в «Призюник», — предложила Анна.

«Призюник» — магазинчик, который Анна с мамой обнаружили во время одного из походов за покупками. Там все было дешево — любая вещь стоила не дороже десяти франков: игрушки, хозяйственные товары, канцелярские принадлежности, даже кое-что из одежды. Анна с Максом провели в магазинчике счастливый час, перебирая вещи, которые они могли бы себе купить, — от куска мыла до пары носков. И в конце концов остановились на двух волчках. Потом до темноты они играли с волчками на небольшой площадке перед домом.

— Тебе понравилось в школе? — неожиданно спросил Макс, когда они возвращались домой.

— Да, — ответила Анна. — Все было хорошо. Никого особо не тревожит, когда я не понимаю, что они говорят. А ты? Тебе нравится твоя школа?

— Да, — сказал Макс. — Ко мне все тоже хорошо относятся. И я уже стал немножко понимать по-французски.

Они помолчали, а потом Макс вдруг взорвался:

— Но кое-что я ненавижу.

— Что?

— Ну… Неужели тебе все равно? Что ты — не такая как все?

— Почему я не такая? — ответила Анна и посмотрела на Макса.

На нем были короткие шорты, которые он подвернул, чтобы они казались еще короче; шарф лихо заткнут за ворот куртки. И прическа у него была необычная.

— Ты выглядишь в точности как французский мальчишка, — заметила Анна.

На мгновение Макс просиял. А потом снова стал угрюмым.

— Но говорить как французский мальчишка я не умею.

— Конечно! Ведь прошло совсем мало времени, — ответила Анна. — Думаю, рано или поздно мы оба научимся хорошо говорить по-французски.

— По мне — лучше рано, чем поздно! — воскликнул Макс.

Анна хорошо знала характер Макса. Но даже ее удивила его яростная решимость.