После каникул требования в школе стали более высокими. Мадам Сократ по-прежнему оставалась учительницей Анны, но учиться стало намного сложнее. Следующим летом всем одноклассницам Анны (кроме нее самой) предстояло сдавать экзамены на получение certificat d’études (сертификата об окончании начальной школы).
— Меня не включили, потому что я не француженка, — рассказывала Анна маме. — Но я все равно не сдала бы.
Тем не менее ей приходилось выполнять те же задания, что и всем.
Одноклассницы Анны каждый день после школы тратили на домашнее задание не меньше часа — учили наизусть целые страницы по истории и географии, писали сочинения, зубрили правила грамматики — и Анна делала то же самое, только на языке, который не до конца понимала. Даже арифметика, по которой она всегда успевала, теперь давалась ей с трудом. Вместо примеров, не требовавших перевода, в классе теперь решали задачи. В этих задачах люди копали траншеи, поезда ехали навстречу друг другу, вода в одну емкость втекала, а из другой вытекала… Анне сначала требовалось перевести хитроумный клубок условий на немецкий, и только потом она начинала думать, как же эту задачу решать.
По мере того как погода делалась холоднее, а дни — короче, Анна уставала все больше. Она притаскивалась домой после школы, усаживалась за уроки, но вместо того, чтобы делать их, просто сидела, тупо уставившись в тетрадь. Она вдруг утратила всякую уверенность в себе. Мадам Сократ, целиком поглощенная предстоящими экзаменами, уже не могла уделять Анне так много времени, как раньше, и Анна, казалось, училась все хуже и хуже. Как бы она ни старалась, количество ошибок в ее диктантах не снижалось ниже сорока, а в последнее время даже увеличилось до пятидесяти. На уроках, даже если она и знала ответ на вопрос, у нее уходило слишком много времени на то, чтобы сформулировать его по-французски, и она просто не успевала ответить. Ей казалось, что она никогда ничего не будет успевать. Она устала от своих бесплодных попыток…
Как-то Анна сидела над уроками. В комнату вошла мама.
— Ты заканчиваешь? — спросила она.
— Не совсем, — ответила Анна.
Мама заглянула в учебник. Это была арифметика. Анна написала в тетради дату и слово «Задача». Все. Вокруг слова «Задача» она по линейке начертила маленькую прямоугольную рамку, а вокруг прямоугольной рамки изобразила красными чернилами еще одну — волнистую. Волнистые линии Анна украсила точками и зигзагами и другими точками — синими. На это у нее ушел чуть ли не час.
Увидев это, мама возмутилась.
— Ничего удивительного, что ты не в состоянии сделать домашнее задание! — закричала она. — Ты оттягиваешь и оттягиваешь время до тех пор, пока у тебя уже ни на что нет сил! Такими темпами ты никогда ничего не выучишь!
Конечно! Именно это и чувствовала Анна. Она разрыдалась.
— Я пытаюсь, — всхлипывала она. — Но я не могу! Это ужасно трудно. Я пытаюсь, пытаюсь… Все без толку…
Она опять зарыдала, заливая слезами слово «Задача»: бумага скукожилась, а волнистые линии расплылись и смешались с зигзагами.
— Все ты можешь, — сказала мама, придвигая учебник к себе. — Смотри, я тебе объясню…
— Нет! — со злостью вскричала Анна и оттолкнула учебник, так что он свалился со стола на пол.
— Вижу, ты совершенно не в состоянии делать сегодня уроки, — сказала мама и, помолчав, вышла из комнаты.
Анна раздумывала, что теперь делать, когда мама вернулась, в пальто.
— Мне нужно купить трески на ужин, — сказала она. — Пойдем-ка со мной, подышишь свежим воздухом.
Они шли молча по улице. Сунув руки в карманы, Анна плелась за мамой, чувствуя себя совершенно опустошенной. Все у нее плохо. Она никогда не сможет нормально говорить по-французски. Она ничем не отличается от Греты, не способной чему-нибудь научиться. Только в отличие от Греты она не может уехать домой в свою собственную страну. От этих мыслей Анна снова стала хлюпать носом, и маме пришлось схватить ее за руку, чтобы она не врезалась в какую-то пожилую даму.
Рыбный магазин был довольно далеко, на залитой светом оживленной улице. Рядом с ним была кондитерская, в витрине которой были выставлены всевозможные сладости, которые можно было купить навынос или съесть прямо здесь, за маленьким столиком. Анна и Макс часто любовались этой витриной, но никогда не решались даже переступить порог кондитерской — все там было очень дорого… Сейчас Анне совершенно не хотелось смотреть на пирожные. Однако мама остановилась перед тяжелой стеклянной дверью.
— Зайдем! — сказала она, к удивлению Анны, и легонько подтолкнула ее внутрь.
Их обдало теплым воздухом и вкуснейшими запахами выпечки и шоколада.
— Я возьму чашку чая, а ты — пирожное, — предложила мама. — И поговорим.
— Это же очень дорого! — воскликнула Анна тоненьким голоском.
— Одно пирожное мы можем себе позволить, — ответила мама. — Только не выбирай слишком большое, а то нам не хватит на треску.
Анна выбрала булочку с начинкой из ореховой пасты и взбитых сливок.
— Послушай, — сказала мама, когда Анна погрузила вилку в пирожное. — Я знаю: тебе очень трудно в школе. И знаю: ты устаешь. Но тут ничего не поделаешь. Мы живем во Франции. И тебе нужно учить французский язык.
— Я учусь все хуже и хуже. Может быть, я — из тех людей, которые совсем не способны к языкам.
Мама тут же перешла в наступление.
— Чепуха! В твоем возрасте такого не бывает!
Анна откусила кусочек пирожного. Это было так вкусно!
— Хочешь кусочек? — спросила она маму.
Мама отрицательно покачала головой.
— Ты уже очень сильно продвинулась, — сказала она после короткой паузы. — Все говорят, что у тебя превосходное французское произношение. И ты очень многому научилась — учитывая, что мы живем здесь меньше года.
— И теперь я больше не могу развиваться, — заявила Анна.
— Можешь! — заверила мама.
Анна разглядывала свою тарелку.
— Видишь ли, — продолжала мама, — это случается с тобой тогда, когда ты совсем этого не ожидаешь. Когда я училась музыке, я часто неделями страдала над какой-нибудь вещью. И ничего у меня не получалось. И вдруг в тот момент, когда я совсем теряла надежду, все вдруг становилось предельно ясным. Я думала: как же я могла не понимать этого раньше! Возможно, нечто похожее произойдет и с твоим французским.
Анна ничего не ответила. Она не видела ничего общего между мамиными проблемами и своими. Наконец мама решилась.
— Вот что я тебе скажу. До Рождества осталось всего два месяца. Ты можешь сделать еще одно усилие? Если до Рождества ничего не изменится, мы будем думать, что делать. Не знаю, что именно, потому что на частную школу у нас нет денег. Но я обещаю тебе подумать об этом. Хорошо?
— Хорошо, — согласилась Анна.
Пирожное было замечательно вкусным. К тому моменту, когда Анна последний раз лизнула ореховую пасту, она уже чувствовала себя гораздо меньше похожей на Грету, чем раньше. Они с мамой всё сидели за маленьким столиком — так это было приятно.
— Как здорово выйти в люди со своей дочерью, — улыбаясь, сказала мама.
Анна тоже улыбнулась.
Сумма в счете оказалась намного больше, чем они ожидали, и на треску денег не хватило. Но мама купила мидии вместо трески, так что все было нормально. А утром мама написала записку мадам Сократ, в которой объясняла, почему Анна не выполнила домашнее задание, и приписала что-то еще. И мадам Сократ посоветовала Анне не расстраиваться из-за учебы и снова стала заниматься с ней во время обеденного перерыва. Теперь дела пошли не так плохо. Хотя Анну порой захлестывала тревога, она вспоминала: если выяснится, что изменить ничего невозможно, ей не придется бесконечно тратить силы впустую. И силы у нее появлялись.
А в один прекрасный день мир перевернулся.
В понедельник утром Колетта встретила Анну у школьных ворот.
— Что ты делала в воскресенье? — спросила она.
И вместо того чтобы переводить вопрос на немецкий, решать, что ответить, потом переводить ответ с немецкого на французский, Анна сразу ответила:
— Мы ходили в гости к друзьям.
Французские слова родились будто бы ниоткуда, без всяких усилий с ее стороны. Это так удивило Анну, что она оцепенела и даже не слышала второго вопроса Колетты.
— Я спрашиваю, — громче повторила Колетта, — вы брали с собой кота?
— Нет, было очень сыро, — ответила Анна — и опять на превосходном французском, не раздумывая ни минуты.
Это было как чудо. Анна не могла поверить в то, что произошло. Это было, как если бы она вдруг обнаружила, что умеет летать, но боялась через мгновение упасть на землю. С бьющимся сердцем Анна вошла в класс — но ее новая способность не исчезла.
На первом же уроке она правильно ответила на четыре вопроса. Мадам Сократ посмотрела на нее с удивлением:
— Очень хорошо!
На перемене она болтала и смеялась с Колеттой, во время обеденного перерыва объяснила Клотильде, как мама готовит печенку с луком. Пару раз она в себе сомневалась и, конечно, допускала ошибки. Но по большей части она говорила по-французски так же, как говорила бы по-немецки — свободно, не задумываясь над тем, как говорит. К концу дня у нее кружилась голова — но не от усталости, а от возбуждения. На следующее утро Анну на какое-то мгновение охватил ужас: вдруг ее новый дар исчез так же внезапно, как появился? Но она зря беспокоилась. По дороге в школу она обнаружила, что может говорить по-французски даже лучше, чем накануне.
В конце недели мама взглянула на нее, не скрывая изумления.
— Никогда не думала, что можно так измениться. Всего несколько дней назад ты выглядела зеленой и удрученной. А сейчас ты как будто выросла на пять сантиметров и порозовела. Что произошло?
— Думаю, я научилась говорить по-французски, — ответила Анна.
