Часы пробили полночь. Жюли вздрогнула, заслышав стук колес по мостовой. Сердце учащенно забилось. Беппо поднял голову и поглядел на хозяйку грустными, карими глазами. Нагнувшись, хозяйка в последний раз прижалась щекой к пушистой шерсти. Затем, не таясь, сбежала по лестнице в холл. Родители ее укатили-таки в Париж, и Жюли не опасалась, что ее остановят.
Заранее упакованные вещи громоздились у стены. Девушка отворила тяжелую входную дверь. Но тут же вернулась и на мгновение присела на один из чемоданов. Воистину доброе предзнаменование: она не забыла соблюсти древний обычай, без которого ни один русский в путешествие не отправится!
В голове молнией вспыхнула мысль: она убегает от мучительно-сладкой любви к Ференцу Батьяни, но при этом спешит навстречу Адаму Батьяни! Жюли предпочла не вдумываться в парадокс и приняла его как некую незыблемую истину.
Однако при мысли о письме, оставленном на столе в библиотеке, сердце Жюли сжалось от горя. Отец поймет ее. Ведь князь Муромский всегда поступал так, как считал нужным. А мама… Ей ведь однажды тоже пришлось отстаивать свою свободу. На душе у девушки полегчало. Maman все объяснит papa, и они утешат и поддержат друг друга.
Открыв дверь, Жюли подхватила чемоданы, привычно вздернула подбородок и быстро зашагала по садовой дорожке к воротам.
— Жюли! — Адам соскочил с подножки экипажа на землю. — Янош как раз шел помочь вам с вещами. Он принесет остальное.
Адам не сводил восхищенного взгляда с девушки. Где его привычное красноречие? Почему он не находит слов, чтобы сказать Жюли, что перевернул небо и землю, лишь бы они смогли уехать сегодня ночью, пока та не передумала? Он отрывает девушку от семьи, от родного очага. Губит ее репутацию и ставит жизнь под удар ради личной мести. И все только потому, что как последний эгоист желает продлить радость общения с нею…
Жюли покачала головой.
— Это все, что есть.
Янош пробормотал сквозь зубы нечто нелестное, подхватил чемоданы и передал их кучеру. Нахмурившись, Адам шагнул к старику. Взяв за плечо, он сурово отчитал его. Жюли искоса наблюдала за обоими: хозяин и слуга досадовали друг на друга, однако за досадой скрывалась искренняя привязанность.
Затем Адам обернулся к Жюли, и та протянула ему руку, ладонью вверх; теплая волна всколыхнулась в его груди, словно согретый солнцем мед. Он не находил определения этому чувству, но оно заключало в себе и мольбу, и обещание. Шагнув ближе, Адам накрыл ее руку своей, ладонь к ладони, затем поднес к губам.
— Пожелаем друг другу доброго пути. Bon voyage, Жюли!
Прикосновение теплых губ составляло разительный контраст с холодными струями дождя.
— В добрый путь, Адам. — Девушка улыбнулась. — Путь будет добрым, я знаю.
— Ты так уверена? — Юноша многозначительно приподнял бровь. — У тебя есть хрустальный шар или иные средства общения с высшими силами?
Жюли покачала головой.
— Дождь идет.
— Дождь? — недоуменно переспросил Адам.
Жюли кивнула и подставила лицо ливню.
— Дождь благословляет путешественников. — При этих словах ей вспомнился голос матери, повторяющий старинную русскую пословицу, и на глазах выступили слезы.
— Жюли… — Чувство вины ножом впивалось в сердце Адама.
Потупившись, Жюли глубоко вздохнула. Когда она снова подняла голову, глаза ее по-прежнему подозрительно поблескивали, но на губах играла улыбка.
— Пойдемте же, — тихо сказала она.
Жюли исступленно колотила в массивную деревянную дверь; кулаки с глухим стуком ударялись о доски, но преграда даже не дрогнула. Острые железные гвозди в кровь ранили руки, но охваченная отчаянием девушка продолжала неистово стучать. Она не знала, что там, за дверью; знала одно — ей надо непременно попасть внутрь. Надо пробиться…
Жюли проснулась как от толчка и села. Размеренно грохотали колеса: поезд нагонял опоздание. Девушка протерла глаза, со сна голова шла кругом. О Боже, стук не прекратился! И тут она услышала свое имя.
Жюли метнулась к двери купе. Это Янош, сообразила она, сражаясь с замком. Стекло мерзко дребезжало, но наконец ей удалось открыть дверь.
— Что случилось?
Мгновение Янош глядел на нее, беззвучно шевеля губами. Затем потоком хлынули слова. Речь старика представляла собою причудливую смесь французских, русских и венгерских слов.
Жюли поняла от силы половину, однако хватило и того, чтобы догадаться: с Адамом неладно. Не дослушав, девушка опрометью бросилась по коридору. Она почувствовала боль Адама еще до того, как вбежала в его купе.
Адам распростерся на полке: руки закинуты за голову, пальцы судорожно вцепились в медную ручку на деревянной панели, так что отчетливо выступили синие прожилки вен. Глаза были закрыты, лицо побледнело, тело сотрясалось в судорогах.
Жюли опустилась на пол и легко коснулась груди Адама, мысленно приказав ладоням унять боль.
— Жюли? — Остекленевшие глаза приоткрылись. — Яношу не следовало тебя будить. — Каждое слово стоило ему неимоверных усилий.
— Шшш. Сейчас все пройдет!
Ладони Жюли двинулись выше, к плечам, по пути массируя тело. Затем одной рукою поглаживая плечо, девушка другой накрыла его кисти.
— Попробуй отпустить…
Жюли ласково разжала негнущиеся пальцы и уложила обмякшие руки Адама вдоль тела. Потом убрала с разгоряченного лба влажные волосы и погладила впалую щеку.
— Мне нужно перевернуть тебя на бок. — Голос звучал покаянно: Жюли знала, что любое движение вызовет новый приступ боли.
Уже одно ее присутствие несказанно облегчило муку. Адам почувствовал, как тело его расслабилось. Боль еще не ушла, раскаленными ножами врезалась в спину и ноги, но самое острое лезвие притупилось. Легкие прикосновения пальцев несли с собой покой…
— Ты меня слышишь? — тихо переспросила Жюли, желая убедиться, что Адам не станет лишний раз напрягать мышцы в инстинктивном сопротивлении.
Он открыл глаза и одними губами произнес «да».
Жюли провела тыльной стороной ладони по его щеке, стремясь дать Адаму хоть небольшую передышку, прежде чем причинит новые муки.
Боль отступила чуть дальше. Адаму отчаянно хотелось поблагодарить спасительницу за дарованное облегчение, но ни сил, ни слов не осталось. Тогда он чуть повернул голову, чтобы губы коснулись нежных пальцев.
Теплое дыхание защекотало ей руку, и Жюли вздрогнула от неведомого доселе приятного ощущения. Не время, одернула она себя, возмущенная собственной реакцией. Однако, не в силах противиться искушению, не сразу убрала ладонь. И, даже когда рука вернулась на плечо больного, ощущение тепла осталось.
Жюли обернулась к Яношу:
— Ты не поможешь мне?
Жюли обратилась к слуге по-венгерски, и на мгновение Янош пристыженно потупился: он и не подозревал, что девушка отлично понимала все его нападки!
Соблюдая предельную осторожность, они повернули Адама на бок. Хриплое дыхание больного на мгновение прервалось, сменившись сдавленным стоном. У Жюли болезненно сжалось сердце, но усилием воли девушка взяла себя в руки.
— Принеси из моего купе аптечку, — приказала она Яношу, внезапно испугавшись, что целительного дара ее окажется недостаточно и придется применить лекарства.
Под чуткими пальцами застыли сведенные судорогой мускулы: конвульсивную дрожь порождала как боль, так и отчаянное сопротивление ей. Жюли думала лишь о том, как облегчить чужие страдания, и не заметила, что ее дыхание с каждой минутой становится все слабее. От лица отхлынула кровь. Снова и снова проводила Жюли ладонями по телу Адама, унося боль, вливая собственную энергию и не задумываясь о расплате.
Наконец силы ее иссякли. И, если бы Янош не успел поддержать ее, она бы упала.
Адам лежал неподвижно. На смену острой боли пришла блаженная апатия. Во власти неизъяснимого облегчения, он парил в полусонном забытьи. Когда Адам снова пришел в сознание, он понял, что не только избавился от мучительной пытки. Его переполняла незнакомая, сверхъестественная энергия. Удивительные, животворные токи пронизывают его, словно целительные лучи. И почти тотчас же нахлынуло ощущение беды.
Перекатившись на другой бок, он увидел Яноша: тот растерянно поддерживал Жюли за плечи, в расширенных глазах старика стояла паника. Темноволосая головка бессильно откинулась назад, лицо казалось белее ночной сорочки.
Приподнявшись, Адам одной рукой обнял девушку и опустил рядом с собой на постель.
— Жюли, ты меня слышишь?
Ее неподвижность и бледность, ее неровное дыхание подтверждали самые худшие опасения. Адам привлек Жюли к груди. Гладя безжизненное тело, он страстно желал, чтобы сила, струящаяся в нем, передалась и ей.
Когда Жюли зашевелилась и открыла глаза, у Адама защипало в глазах, — такое облегчение он испытал.
— Что… что произошло? — Голос ее звучал глухо и невнятно, словно бедняжка очнулась от долгого сна.
— Не знаю. — Он коснулся ее щеки. — Расскажи лучше ты… — Глаза ее закрылись, и Адама снова охватила паника. — Жюли!
— Со мной все в порядке. — Девушка облизнула пересохшие губы. — Ты вернул мне силу.
— Что?!
— Воды попить можно?
Не успел он ответить, как рядом уже возник Янош с графином в руке. Адам наполнил стакан и поднес его к губам девушки. Жюли жадно утолила жажду и снова склонила голову на плечо юноши.
Адам снова привлек ее к себе. Рука поглаживала темные, спутанные со сна пряди. Каково это — расплести косу и погрузить пальцы в шелковистую волну?
Когда Жюли снова заговорила, голос ее звучал совсем тихо. Адаму пришлось наклониться поближе, чтобы расслышать слова.
— Мне было семь или восемь лет, когда я нашла в саду крольчонка. Его покалечила кошка. Зверек лежал в траве и дрожал от боли и страха, а убежать недоставало сил. Я положила его в коробку и отнесла к себе в спальню. Родители предупредили меня, что до утра кролик не доживет.
Жюли надолго замолчала. Адам решил, что бедняжка уснула, но тут снова послышался тихий голос:
— Я лежала в кроватке и чувствовала, как боль крольчонка передается мне. — Жюли теснее прижалась к Адаму, словно моля о помощи. — Я ощущала не боль в прямом смысле слова, но что-то вроде нервного напряжения, внутреннего возбуждения действовать, если угодно. Я встала с кроватки, опустилась на колени перед коробкой и накрыла зверька ладонями. Последнее, что я помню, как крольчонок вдруг перестал дрожать. Утром maman нашла меня на полу, я едва дышала. А крольчонок весело прыгал по комнате. — Девушка подняла взгляд. — Так я узнала про свой… дар. Узнала, что могу исцелять. В результате нескольких горьких уроков я поняла, что должна защищать себя… — Жюли грустно улыбнулась. — Хотя ни один из них не шел ни в какое сравнение с тем, первым.
Адам похолодел.
— А сегодня ты защищаться не стала…
Жюли пожала плечами.
— Янош разбудил меня так внезапно. Я прибежала сюда, еще толком не проснувшись. И почувствовала твою боль.
— О Боже! — Адам прижался лбом к ее волосам. — Прости.
— Ты тут ни при чем. — Жюли коснулась ладонью его груди. — К тому же ты вернул мне силу.
— Я не совсем понимаю, о чем ты.
— Ты прикоснулся — и сила вернулась ко мне.
— А если бы я этого не сделал? — Голос Адама понизился до шепота: выходит, трагедии удалось избежать только благодаря счастливой случайности! — Если бы нет?
— Не знаю, — тихо призналась Жюли. — И пожалуйста, Адам, не будем к этому возвращаться. Все прошло. Я в полном порядке, и ты тоже. — Жюли поежилась, впервые ощутив холод.
— Вот, принес…
Девушка обернулась на голос Яноша. Ссутулившись, глядя в пол, старик протягивал ей халат.
Адам принял халат из рук слуги и набросил его на плечи Жюли.
— Спасибо, Янош.
Она дождалась, когда слуга поднял взгляд. Глаза их встретились. Жюли чуть заметно наклонила голову, и Янош кивнул в ответ. Затем поклонился и выскользнул в коридор.
— Похоже, ты одержала победу, — заметил Адам, едва за стариком закрылась дверь.
— Гмм… Предпочитаю думать, что обрела друга…
Тело ее расслабилось, и Жюли задремала. По-прежнему удерживая ее в объятиях, Адам вытянулся на узкой койке. Он закрыл глаза, но мысли неистовствовали, словно волны бурного моря, не давая уснуть. Мерное дыхание Жюли согревало щеку, лишая остатков самообладания.
Так Адам баюкал ее всю ночь, гадая, сможет ли когда-либо заплатить этот долг и унять чувство вины.