Тепло и аромат вербены стали слабее, и, стремясь вернуть их, Адам крепче сжал пальцы, ощущая в ладони шелковистую мягкость волос. В сонном сознании всплыло воспоминание о том, как он завладел косой Жюли перед тем, как уснуть. Неужели он всю ночь удерживал косу в руке?
Тихий, приглушенный смех заставил его открыть глаза. Улыбаясь, девушка смотрела на него. Даже в рассветных сумерках ее глаза сияли расплавленным золотом. В груди всколыхнулась целая буря, разгоняя остатки сна. Если зажмуриться, страсть уляжется, подумал Адам.
Но образ золотистых глаз, обещающих запретные, сказочные восторги, остался с ним.
— С добрым утром!
Не размыкая век, Адам проворчал в ответ нечто невразумительное. Но хрипловатые со сна интонации странно взволновали Жюли.
— Буду весьма признательна, ежели ты выпустишь мою косу, чтобы я могла встать.
Шутливый упрек не на шутку разозлил Адама. Вольно ж ей насмехаться, если при одной мысли о податливом теле, об аромате вербены и щекочущем прикосновении шелковистых волос он теряет голову!
Адам открыл глаза, собираясь дать достойный отпор, но теперь во взгляде девушки не было смеха. Зрачки потемнели и расширились: так смотрит крохотный зверек, загнанный в угол свирепым хищником. Он крепче сжал в пальцах темную косу.
— Ну и что нам теперь делать, Жюли?
— О чем ты?
— Мы не в последний раз разделяем ложе. Неужели каждое утро, в сумеречной полутьме, во власти расслабляющей дремоты, мы станем гадать, на что это похоже — обменяться поцелуями?
Разлитое в крови знойное тепло мучило и будоражило. Образы, рожденные его словами, только распаляли жар. Целомудренная, чистая девушка знала инстинктивно: если Адам приникнет к ее губам, искра вспыхнет ревущим пламенем, способным испепелить и доводы рассудка, и сомнения, и благонравие.
— Пожалуй, лучше гадать, нежели знать наверняка.
— Ты уверена? — настаивал Адам, не совсем понимая, почему продолжает эту тему.
Он всегда старался избегать окольных путей, но здесь прямота была неуместна. Их отношения туманны, зыбки и нереальны, словно гобелены снов и грез.
А ведь все могло быть так просто! Только одно слово. Один манящий жест. И оба обретут то, к чему стремятся. Жюли уже видела, как прильнет к его груди. Но голос рассудка и совести пробился сквозь сладострастную завесу и поверг ее в панику.
— Подумай сам! — в отчаянии воскликнула Жюли. — Ты станешь притворяться, что держишь в объятиях другую женщину! И я буду думать о другом!
Закрывая глаза на боль, отразившуюся в его взгляде, не отдавая себе отчета, что последние слова не более чем ложь во спасение, Жюли решительно выдернула косу из онемевших пальцев. И, тяжело дыша, отвернулась.
Адам ощутил болезненный укол совести. Страсть не утихла, но упоительное ощущение ушло, остались лишь смущение и жар.
— Возможно, я — последний негодяй, но, если бы я сейчас целовал тебя, Жюли… — Адам мысленно заклинал ее обернуться, но девушка упрямо глядела в стену, — да простит меня Господь, о другой женщине я бы и не вспомнил!
Жюли не ответила ни слова, зная: если бы Адам и впрямь поцеловал ее, она бы тоже не вспомнила о другом.
Владелица модной лавки, затянутая в роскошное платье из шуршащей сиреневой парчи, почтительно проводила юную чету к выходу. Посетители называли себя месье и мадам де Карт, но модистка готова была поклясться: эта парочка перед алтарем вовеки не стояла!
Синьора Версини присела в низком реверансе: что поделать, уж такие времена настали! Из-за проклятых австрийцев, заполонивших город, добрая половина клиентов разъехалась по загородным виллам, а те, что остались, тратили деньги отнюдь не на наряды. Содержанки австрийских офицеров тоже не обивали порога ее лавки. Но золотые монеты, небрежно брошенные на прилавок высоким блондином, с лихвой компенсируют причиненные неудобства, даже если ей самой и ее мастерицам придется работать не покладая рук с утра до ночи, чтобы исполнить заказ в срок.
Тихо звякнул колокольчик: входная дверь захлопнулась. Хозяйка шикнула на перешептывающихся девушек и прогнала лентяек в мастерскую. Жюли, наблюдавшая сцену сквозь стекло, не без горечи рассмеялась.
Серебристый смех напомнил Адаму утро, и он заметно напрягся.
— Что это тебя развеселило?
Жюли подняла взгляд: спутник ее держался с безукоризненной учтивостью, под стать галантно-безликому тону. Он играл свою роль куда успешнее ее самой. Но до чего непросто изображать равнодушную отстраненность, ежели Адам задумал снабдить ее новым гардеробом, взамен оставленного дома. Подобная заботливость сначала забавляла Жюли, а потом начала стеснять. А теперь еще эти многозначительные взгляды и смешки!
— Модистки, видишь ли, всерьез озадачены вопросом, сестра я тебе или любовница. Но, полагаю, склоняются в пользу последнего.
Адам смерил ее недоуменным взглядом.
— О чем это ты?
Жюли не понимала, почему ситуация столь болезненно отзывается в сердце, и слова ее прозвучали резче, нежели ей хотелось бы.
— Ни один мужчина не станет платить за сестру такие суммы, даже не поморщившись при этом.
Адам прищурился.
— Ты не будешь так добра объяснить, с какой стати они поставили под сомнение твое замужество?
— Пройдемся! — Жюли увлекла спутника прочь от модной лавки и, завернув за угол, остановилась. — Ты продумал все детали, Адам, кроме одной. Отсутствие обручального кольца. Стоило мне снять перчатки — и модистки ехидно переглянулись.
— Почему ты ничего не сказала?
Жюли досадливо закусила губу.
— Сказала — вот только что. Кроме того… я не уверена, что кольцо спасет ситуацию. Боюсь, мы не слишком-то похожи на супружескую пару.
Адам долго глядел в землю.
— Наверное, ты права, — протянул он наконец. — Но проблему с кольцами мы все-таки решим.
И как он мог упустить такую важную деталь? Сколько же еще ошибок он совершил?
Спустя несколько минут молодые люди уже расположились в магазинчике, потягивая сладкое вино из бокалов синего венецианского стекла. Когда ювелир пригласил их к столику, покрытому черным бархатом, и с гордостью обвел рукою коллекцию колец, Жюли покачала головой.
— Выбирай ты, Адам.
Боже, как она устала! Устала просчитывать каждый шаг, устала скрывать истинные чувства под маской учтивого равнодушия. Сплошное притворство, к которому она не привыкла! Девушка взглянула на Адама: тот сосредоточенно разглядывал медальон на цепочке. Жюли похолодела. Одно дело — платья; о смене гардероба они договорились еще в Ницце. Но теперь Адам покупает ей драгоценности. И это ранило сильнее, чем шепот и многозначительные взгляды. Классическая ситуация — девица на содержании!
Подобрать два простых золотых кольца труда не составило. Повинуясь внезапно порыву, Адам отложил в сторону несколько украшений на каждый день — камею бледно-розового коралла на черной бархатной ленте, жемчужные колье и серьги, аметистовый кулон на золотой цепочке. Он уже собирался расплатиться, когда взгляд его упал на гарнитур, выставленный в витрине.
Ожерелье и серьги-подвески отличались строгой простотой очертаний и стоили сравнительно недорого. Но то был медового цвета янтарь в точности под цвет глаз Жюли.
— И эти тоже, — бросил Адам.
Все остальное он купил для мадам де Карт. Янтарь — только для Жюли. И искать оправдания своему поступку Адам отнюдь не собирался…
До заката оставалось еще несколько часов, но сумерки быстро сгущались. Не сговариваясь, молодые люди прошли через площадь Святого Марка, далеко обходя кафе «Флориан», любимое пристанище австрийских офицеров и куртизанок. Погруженные в мысли лжесупруги не обратили внимания на пышную красоту собора и на ажурную аркаду Дворца дожей. На углу площади Адам остановился и сжал тонкие пальцы девушки в своих.
— Я должен за что-то попросить у тебя прощения? — Уголки его губ неуверенно поползли вверх.
Эта неумелая мальчишеская улыбка растрогала Жюли до глубины души: как если бы, протянув руку, Адам перебирал струны ее сердца, словно наигрывая на арфе. Не в силах справиться с волнением, Жюли покачала головой.
— Не будем об этом.
— Ведь дело не в том, что модистки обменялись многозначительными взглядами? — упрямо настаивал Адам.
Всю свою юность он наслаждался вниманием женщин, не задавая вопросов. Почему же сейчас ему так необходимо понять эту единственную и неповторимую женщину, которая постоянно ставит его в тупик? Ведь и без того ясно: Жюли по-своему привязана к нему, но по-настоящему любит только Ференца. И тут кусочек головоломки встал на место. Как он сразу не догадался? Адам покачал головой, изумляясь собственной бестолковости.
— Это из-за драгоценностей, верно? Сначала ты не восприняла кольца всерьез, но… — Он помолчал. — Но когда я открыл кошелек, ты увидела себя женщиной, которую покупают за побрякушки!
Когда Жюли не подняла головы, Адам обхватил ладонями ее лицо и приподнял. Встретив горестный взгляд, он понял, что попал в точку.
— Ты мне поверишь, если я скажу, что ничего подобного у меня и в мыслях не было? — Не в силах противиться искушению, Адам осторожно провел пальцем по ее щеке, удивляясь, как невероятно нежна кожа.
— Конечно. — Она отстранилась.
— Жюли… — Адам заставил себя убрать руки за спину, хотя отдал бы все на свете за то, чтобы привлечь девушку к себе и более не отпускать. — Если ты не веришь, что я с тобою честен, если сомневаешься во мне, то так и скажи. Но скажи, глядя мне в глаза.
Жюли машинально поправила волосы. Как объяснить, что не доверяет она самой себе? Мысль о роли любовницы унижает ее именно потому, что близка к правде.
— Хорошо, давай назовем вещи своими именами. — Она нервно сглотнула. — Сегодня утром предположение едва не обернулось реальностью: я готова была стать твоей любовницей. Не верю, что ты настолько слеп или настолько наивен, чтобы этого не понять.
— Жюли… — Адам завладел ее руками. — Жюли, в том, что ты сейчас чувствуешь, нет ничего постыдного и грязного.
— Но как я могу… — Она беспомощно замолчала.
— Как ты можешь мечтать о моих поцелуях, если любишь Ференца? — докончил Адам, и ревность снова вонзилась в сердце тупым ножом. — А как я могу мечтать о твоих поцелуях, если люблю Илону? — Он до боли стиснул ее пальцы, собираясь с духом. — Скажи, ты хочешь вернуться?
— Нет! — ни секунды не раздумывая, воскликнула Жюли и повторила спокойнее: — Нет. Но содержанкой твоей я не стану.
— Содержанкой не станешь, — мягко согласился Адам. Не сводя с нее глаз, он поднес к губам ее хрупкие кисти и запечатлел поцелуй сначала на одной ладони, потом на другой. — Моей возлюбленной — может быть, но любовницей — никогда.
Жюли ощутила странный трепет: было ли виной тому прикосновение губ к ладоням или пристальный, неотрывный взгляд серо-синих глаз? Искра, сбереженная в сердце, вновь вспыхнула ярким пламенем.
— Ты пытаешься соблазнить меня?
— Соблазнить? О нет. — Адам улыбнулся уголками губ. — Соблазняют содержанок. А возлюбленные целуются по велению сердца.
— Ты хочешь сказать, что не разделишь со мною ложе в полном смысле этого слова, если я не попрошу?
— Полагаю, такая формулировка тоже годится. — Адам задумчиво рассматривал изящную ладонь. — Разве не ты уверяла, что я, дескать, не возьму силой то, что ты не уступишь по доброй воле?
Опасные слова сорвались с уст прежде, чем девушка успела их осмыслить.
— Тогда, если я попрошу тебя о поцелуе… — дыхание у Жюли перехватило, — ты не пойдешь дальше?
Адам готов был выполнить любую ее просьбу, втайне надеясь, что у него хватит самообладания.
— Обещаю. А ты просишь меня о поцелуе, Жюли?
— Будь я кокеткой, я бы ответила, что всего лишь даю тебе то, о чем ты молил нынче утром. — В голосе звучала шаловливая нотка, но глаза смотрели серьезно.
— Пожалуй. Но ведь ты не кокетка?
— Нет, — прошептала Жюли. — Поцелуй меня, Адам. Поцелуй меня, пока не зашло солнце.
Не дыша, Жюли ждала поцелуя, но вместо этого жаркие губы пустились в неспешное путешествие по ее лицу. Проследили плавный контур щеки — и девушка вздохнула. Вздох превратился в стон, когда Адам дотронулся до трепещущей жилки у виска.
Наконец уста их сблизились. Адам не торопил события: легкие прикосновения дразнили, волновали и будоражили. Даже когда губы девушки приоткрылись, он не воспользовался легкой победой.
Жюли вцепилась в его плечо, уверенная, что если не обретет поддержки, то рухнет как подкошенная. Но Адам по-прежнему легонько касался губами трепетных уст, не сводя с девушки взгляда.
Нетерпение превратилось в страсть. Страсть — в исступленную жажду. В отчаянии Жюли прошептала его имя.
Сердце Адама дрогнуло, когда он понял, что именно этого и ждал — подтверждения того, что Жюли нужен его поцелуй. Его — и ничей другой.
Жюли полагала, что помнит поцелуй Адама — и вкус, и суть, и гамму непривычных ощущений. Но едва он завладел ее губами, поняла: в сравнении с реальностью воспоминания — что огонек свечи рядом с пламенем костра. Снова оказалась она во власти неведомой силы, но на этот раз не испугалась. Может быть, потому, что поздно было пугаться.
Адам ощутил, как пульс Жюли участился. Нежное лицо залилось румянцем. Гибкое тело откликалось на его ласки. Искушение, что за невероятное искушение! Еще поцелуй, еще одно прикосновение — и она будет принадлежать ему! Нервы его натянулись как струны. Но ведь он обещал не переступать известных пределов! Адам медленно оторвался от ее губ, развеивая волшебство мгновения.
Жюли чувствовала, как пожар в крови затихает, но источник тепла остался: не огненная круговерть, сметающая все на своем пути, а ровное, живое, согревающее пламя. В глазах Адама читались те же самые чувства, что переполняли ее саму. Это всего лишь зеркальное отражение или он и впрямь разделяет ее страсть?
— Адам.
— Да, дорогая?
— Спасибо. — Встретив недоуменный взгляд, Жюли пояснила: — Если бы ты потребовал большего, я бы ни в чем тебе не отказала. Ни в чем!
Простодушная откровенность потрясла его до глубины души.
— Жюли, я…
Девушка покачала головой и легким движением высвободилась из его рук. Подавляя нервную дрожь, она глубоко вздохнула и сосредоточила все свое внимание на недвижных водах лагуны. Легкая зыбь золотилась в лучах заходящего солнца.
До чего странно! Утром она считала себя преступницей только потому, что Адам прикоснулся к ее косе. А несколько часов спустя молила о поцелуе, льнула к его груди и наслаждалась каждым мгновением. Словно имела на это право.
Раньше все было так просто! Даже когда она полюбила человека, женатого на другой, сложностей не возникало. Чувства ее были так чисты и восторженны, так далеки от реальности! Жюли не вспомнила, что Ференц некогда объяснял ей то же самое. Не заметила, что воспоминания о нем более не причиняют боли, но несут в себе лишь светлую печаль.
Адам вошел в ее жизнь, и все запуталось. Жюли словно оказалась в темном лесу и слепо брела наугад. Это она-то, всегда умевшая выбирать дорогу!
Встретив отрешенный взгляд девушки, Адам похолодел: Жюли уходила, отдалялась с каждой минутой. Как удержать ее?