Эллан
Статья о браконьерской охоте за слоновой костью появилась в «Азия-уик» как раз в августе 1988 года. Лишь немногим было ведомо, кто сделал опубликованные без подписи снимки косторезных фабрик Пуна в Дубае. В среде участников движения за сохранение природы было немало забавных (для нас, конечно) споров, кто же мог отважиться на такое.
Вскоре после этого я ушел с поста исполнительного директора «Гринпис» и всецело отдался работе в ЕИА. Это значило, что теперь мы сможем провести кампанию в защиту слонов по всем пунктам и начать планировать путешествие в Африку. Но этот континент слишком велик по размерам. Мы решили сосредоточить внимание на Восточной Африке, о которой у нас было больше всего информации. С тех пор, как Дейв вернулся из Гонконга, до нас дошли новости, что братья Пун основали новую косторезную фабрику в Кисингани, на севере Заира. Это была одна из возможных точек. Другой была Бурунди, страна, до сих пор не присоединившаяся к КИТЕС и потому могущая быть перевалочным пунктом для значительной части браконьерски добытой кости, которая шла в Дубай.
Но нашей начальной точкой должна была стать Кения. Не только потому, что она понесла особый урон от браконьеров, но и потому, что там живет немало видных борцов за охрану живой природы. Встречи с ними дали бы нам куда более ясную картину того, что же на самом деле происходит. Так уж совпало, что рабочая группа КИТЕС по африканским слонам должна была впервые собраться в Найроби как раз во время нашей поездки. Эта группа была образована в 1987 году с целью наблюдения, чем чревата торговля слоновой костью и какие в связи с ней возникают проблемы. На встречу были приглашены лишь немногие участники борьбы за охрану живой природы даже в качестве наблюдателей, но я все же надеялся, что как-нибудь пробьюсь туда.
Клайв не поехал на сей раз, потому что мы решили, что правильнее будет выступить под маской простых туристов, нежели профессиональной киногруппы. Дело в том, что съемки дикой природы находятся в большинстве африканских стран под строгим контролем, и поэтому мы взяли с собой только видеокамеру-«восьмерку», которую нам одолжила компания Ай-ти-эн, с надеждой, что она сойдет за любительскую. Мы убедили милейшую Рос Рив провести с нами каникулы, помогая нам. Рос, защитившая докторскую диссертацию по микробиологии, была превосходным фотографом и помогала ЕИА проводить фотосъемки истребления китов у Фарерских островов в 1986 году. Кроме того, она свободно говорила по-французски, что было весьма полезным в Бурунди. И снова наша неутомимая покровительница Кристина Стивенс пустила шапку по кругу, обратившись к различным американским группам за денежной помощью для нас. Именно она настояла на том, чтобы мы начали этот проект, и теперь не могла допустить, чтобы он остановился из-за недостатка средств.
Не знаю, что на меня нашло, но за несколько дней до нашего отъезда я написал завещание, оставляя свои жалкие сбережения немногим друзьям; я также написал письмо в банк с требованием перевести мой вклад на счет ЕИА «в случае чрезвычайных обстоятельств». Я передал оба документа Дженни на хранение. Уже потом мне стало известно, что и Дейв, обеспокоенный невысказанными предчувствиями, написал завещание перед отъездом.
Дейв
Найроби странным образом балансирует на грани двух культур; африканские корни переплетены в нем с европейским влиянием, привнесенным в колониальную эпоху. Нигде контраст между двумя цивилизациями так не бросается в глаза, как из окна такси по дороге к дому Йена Дугласа-Гамильтона, расположенному в найробийском районе Лангата.
По окраинам Найроби дороги забиты маленькими переполненными автобусами, которые чадят черным выхлопным газом, когда высаживают темнокожий люд в убогих кварталах. Но по мере приближения к Лангате пейзаж меняется: вы проезжаете элегантные домики, в которых шесть, а то и восемь спален; почти все они охраняются сторожами с собаками и окружены неприступными заборами. Многие из белокожих кенийцев, с которыми у нас предстояли встречи в ближайшие недели, жили в этой благополучной части города.
Когда мы въехали в пределы Лангаты, я обратил внимание, что наш шофер осматривается с любопытством.
— Не правда ли, шикарный район? — сказал я.
— Да, сэр, — согласился он, кивнув головой. — Я сюда заезжаю не так уж часто.
Дом, в котором жили Йен и его жена Ория, журналистка, был не так кичлив, как его соседи. Он был построен из дерева, а не из кирпича или камня, и не имел ограды по периметру. Хозяева оказали нам теплый прием, тем более что последний раз мы виделись с ними не далее как на встрече в Оттаве 16 месяцев назад.
Йен и Ория посвятили свою жизнь изучению африканского слона и за последние 15 лет написали много книг и участвовали в съемках многих фильмов о дикой природе. Недавно они выступили с публичным осуждением торговли слоновой костью, приводящей к исчезновению сломов, за что были подвергнуты остракизму рядом других экспертов, которые более симпатизировали торговцам. За бокалом холодного лимонада мы поведали чете Дуглас-Гамильтон о ваших открытиях в Дубае и Гонконге. Супруги Дуглас-Гамильтон слушали нас с большим интересом.
— Так с какой целью вы приехали в Кению? — спросил Йен, когда сюжет о семье Пун был в основном исчерпан.
— Мы решили, что настало время больше узнать о торговле костью в самой Африке, — ответил Эллан, — мы хотели пойти по следам, о которых мы знаем.
— И хорошо бы поснимать слонов — и живых и мертвых, — вставил я. — Мы хотим добыть достаточно документального материала, который вывел бы на чистую воду браконьерскую охоту за слоновой костью.
Видно было, что Йен засомневался.
— Вы знаете, что вам не разрешат снимать в национальных парках Кении? Правительство сейчас очень блюдет этот запрет. Оно не допускает туда киногруппы, — с иронией улыбнулся он, — могут запросто вытурить туристов из парка, если застукают. Но в любом случае вам не разрешат удаляться от дороги и въезжать в заросли, где и происходит больше всего случаев браконьерства.
Подытожив полученную информацию, мы решили первым делом завести связи в Найроби. Один из тех, с кем мы беседовали, был гид, чей заработок зависел от того, будут ли туристы приезжать смотреть дикую природу и в особенности слонов.
— Теперь хоть плачь, — пожаловался он. — Два месяца назад я был в лагере, и ранним утром мы увидели из нашего лагеря стадо слонов. В половине седьмого я услышал от сорока до пятидесяти выстрелов. Когда рассвело, мы увидели четырех убитых слонов, лежащих в ряд. Бивни у всех были вырублены.
— Как часто вы сталкиваетесь с подобными картинами? — спросила Рос.
— Очень часто. Постоянно только об этом и слышишь. Теперь на вооружении у браконьеров автоматическое оружие — автоматы «АК-47». Они не дают себе труда даже прицелиться, чтобы застрелить животное. Они просто поливают слонов градом свинца и ждут, пока те свалятся. Они не упустят случай.
— А как насчет местного населения? Хотят ли они охранять слонов?
— Некоторые — да. Дикая природа — часть их традиций. Но традиции меняются со временем. Недавно я встретил семнадцатилетнего воина из племени масаи. Мы сидели у костра и разглядывали мой новый кожаный «дипломат»; на нем были картинки пяти крупных диких животных. Он сказал мне, как их называют сами масаи. Но вот носорога он узнать не мог. Боюсь, что они скоро забудут, как выглядят слоны.
Теория ВВФ, что африканцы не хотят запрета на торговлю костью, начала трещать по швам. Здесь, в Кении, где браконьерство ставило под удар благосостояние местного населения, мы слышали очень мало слов в защиту торговли костью. Похоже, даже официальная точка зрения была в пользу запрета. Ричард Лики, известный антрополог и председатель Общества по защите природы Восточной Африки (ЕАВС) недавно обвинил министра природы и туризма в медлительности в борьбе с браконьерами. Директор ЕАВС Неэмия Арап Ротич занимал ту же позицию, что и председатель. «Я лично считаю, что следует ввести мировой запрет на торговлю костью по крайней мере лет на двадцать», — сказал он в частной беседе с нами.
Другая группа — Группа защиты природы при Африканском национальном географическом обществе — также поддерживала эту точку зрения. Ее руководитель Симон Мучиро сказал нам, что их ученый комитет, представленный 37 странами, предложил международный запрет на торговлю костью, пока популяция слонов не будет восстановлена. Похоже, что африканцы стоят-таки за запрет, хотя ВВФ утверждает обратное, Это не первый на нашей памяти случай, когда выводы ВВФ вызывающе не соответствовали действительности.
* * *
Толпа американцев, увешанных фотоаппаратами и видеокамерами, стояла кругом, боясь сделать шаг. Городской люд, перенесенный за одну ночь в стихию дикой африканской природы, никак не гармонировал с ней. Глядя на них, мы поняли, какими странными мы, должно быть, выглядели в глазах коренных жителей Кении. В двадцати футах от нас два слоненка и два черных носорожка резвились в лучах вечернего солнца.
Все мы были гостями знаменитого питомника Дафны Шелдрик для осиротевших слонят в национальном парке Найроби. Дафна и ее дочь Джилл посвятили себя выхаживанию детенышей слонов и носорогов, которых пощадили браконьерские пули только потому, что у них еще нет ни бивней, ни рогов. Впрочем, как нам объяснила женщина-гид, легко сказать — «пощадили»…
— В дикой природе осиротевший слоненок живет не больше двадцати четырех часов без матери, — объяснила она, — если он сразу не попадает в когти львов, то гибнет от солнечных ожогов без материнской тени.
Дафна показала себя блестящим пропагандистом. Видя, что сердца туристов умиляются при виде молодняка, она рассказывала им о быстром сокращении поголовья слонов из-за браконьерства и демонстрировала фотоснимки, свидетельствующие, в каком шоковом состоянии порой находились осиротевшие слонята, когда их обнаруживали; их подбирали, лишь убедившись в том, что все взрослые члены семьи перебиты. Ведь в слоновом обществе каждый более слабый его член — будь он юным или старым — получает поддержку и защиту более сильных. Некоторые из слушающих приходили в ужас от услышанного. Видно, они и понятия не имели о браконьерстве. Если бы мы смогли вызвать ту же реакцию, но в мировом масштабе, наша цель была бы достигнута.
Мы спросили, можно ли переговорить с Дафной с глазу на глаз, и она пригласила нас к себе, когда экскурсия была окончена. Дафна, седовласая пышная женщина, самый облик которой излучал готовность к заботе о ближнем, встретила нас с улыбкой. У задней двери играл со служителем крошечный слоненок.
— Это Файона, — гордо сказала Дафна, — она у вас только неделю. Она — самый маленький детеныш, которого мне удалось спасти, потому что только недавно мы разработали рецепт питательной смеси, вполне заменяющей молоко слонихи.
Мы рассказали Дафне, что представляет собой ЕИА, и объяснили, что хотим снять фильм, направленный против торговли костью.
— Нам надо сохранить цель нашего визита в тайне, если вы не возражаете, — попросил я.
— Прекрасная мысль, — ответила Дафна, — я расскажу вам, что делается в Кении. Но сначала вы расскажите, что вам самим ведомо о торговле костью.
Дафне не привыкать работать с прессой. Непосвященные киношники ходили за ней табунами, чтобы — заметьте, за дешевую плату — заснять слонят в ее питомнике. Первоначально ей и в голову не приходило, что у нас совсем другие цели. Но когда мы рассказали ей, что уже побывали в Гонконге и Дубае и разрабатываем масштабную кампанию за всемирный запрет торговли костью, в ее холодных голубых глазах вспыхнуло оживление, и она стала говорить с нами более серьезно.
— Пойдемте-ка на веранду, выпьем пива, — предложила она.
Мы пошли за хозяйкой через весь дом на открытую веранду, выходившую на пруд. Семейство бородавочников носилось по саду в лучах вечернего света, подняв хвосты трубой. Дафна внесла поднос с бокалами пива, и к нам присоединились ее дочь Джилл и бойфрэнд этой последней, по имени Жан-Франсуа.
— Так. Вы хотите знать, что творится в Кении, — сказала Дафна. — Знайте, что ситуация очень серьезная. Я регистрирую каждый обнаруженный случай браконьерства в национальном парке Цаво. Только за этот год убито более тысячи слонов. Теперь в парке осталось, по-видимому, не более десяти тысяч. Организованное преступление — двух мнений быть не может.
— Дело рук местных? — спросил я.
Дафна пожала плечами.
— Иногда да. Подозреваю, что замешан кто-то из егерей. Но чаще всего — дело рук «шифты»: бандитов из Сомали. Они прекрасно вооружены и ходят на дело бандами. Как видите, у нас нет эффективной силы, чтобы противостоять им. К сожалению, министерство природы и туризма не может заработать достаточно денег для защиты природы.
— Вы хотите сказать, что ничего не делается, чтобы остановить браконьерство? — спросила Рос.
— Ровным счетом ничего, — подтвердил Жан-Франсуа. — Более того, в настоящее время власти заявляют, что нет никакого браконьерства, чтобы не отпугнуть туристов.
— Именно это нам сказал и Йен Дуглас-Гамильтон.
— Вы что-нибудь слышали о семействе Пун? — спросил я Дафну.
— Да, конечно, наслышана. Торговцы костью, черт бы их побрал. Больной вопрос — массовый спрос на кость. Единственный способ оставить без наживы таких бандитов, как Пун, из-за которых гибнут наши слоны, — закрыть рынок слоновой кости. Запретить продажу кости во всем мире, раз и навсегда.
Я взглянул на Эллана. Та же мысль пришла в голову нам обоим.
— А что, Дафна, согласились бы вы рассказать все это перед кинокамерой? — спросил Эллан. — Будет ли это безопасно для вас — призвать к запрету на торговлю костью?
Лицо Дафны расплылось в широкой улыбке.
— Что за вопрос! Конечно же, выступлю!
Мы договорились назначить съемки назавтра утром и обговаривали уже детали, когда на кухне раздался треск. Дафна вскочила:
— Подождите немного. По-моему, Файону пора кормить.
Мы пошли за ней и обнаружили, что слоненок, изголодавшись, обнюхивал полки на кухне у Дафны.
— Нам надо поить ее из бутылочки каждые четыре часа. Она знает когда, — объяснила Дафна, тщательно размешивая в кувшине порошок с водой. — Один из служителей так и ночует прямо у нее в стойле: в этом возрасте их нельзя оставлять одних. В дикой природе слоненок всегда под боком у матери и они касаются друг друга. Физический контакт крайне важен для детенышей — видимо, он сообщает им волю к жизни.
Складывалось впечатление, что в глазах Дафны возня слоненка на кухне была в самом что ни на есть порядке вещей.
На следующий день мы начали снимать. По нашему убеждению, интервью с Дафной дало бы наибольший эффект, если наложить его на эмоциональное восприятие осиротевших слонят плюс дополнить его некоторыми подробностями о браконьерской охоте. Ну а остальное было делом техники.
В это утро Файона была особенно шаловливой. Ее попечитель Джон приволок ей для игры старую камеру от трактора да зонтик; она уселась на камеру и стала катать хоботом зонтик вокруг нее. Пока Эллан снимал видеокамерой, я и Рос снимали фотоаппаратом. Я заметил у Файоны на спине пятна от ожогов.
— Она сильно обгорела на солнце, когда мы ее подобрали, — объяснила Дафна. — Обычно слонята находятся в тени слонихи, но поскольку мать ее была застрелена, не осталось никого, кто мог бы защитить ее своей тенью. Эта причина губит немало осиротевших слонят, но Файону-то мы подобрали, надеюсь, вовремя. Видите, ожоги уже начали заживать.
Между тем Файона уже начала выказывать нетерпение, и Джон стащил ее с камеры и повел кормить. Мы последовали за ним и были удивлены тем, что он повел ее к большому полотнищу из брезента, подвешенному между деревьями, как гамак. Там, под брезентом, он протянул Файоне бутылочку, и слоненок, развалившись на спине, с наслаждением схватил соску.
— Под брезентом она чувствует себя надежнее, — объяснил Джон. — Это как под брюхом у слонихи.
Мы были очарованы, как доверяет Файона своему покровителю, заменившему ей мать. Стоило Джону отойти, как Файона переставала играть и тотчас же устремлялась за ним, толкая хоботом.
— Тут еще вот какая трудность, — сказала Дафна, — нельзя, чтобы слоненок слишком привязывался к человеку, его ведь потом выпускать в дикую природу. Какая-то независимость должна быть. Но ведь невозможно не полюбить их, правда?
Когда слоненок окрепнет и отпадет необходимость кормить его из бутылочки, его перевезут в национальный парк Цаво под покровительство тридцатилетней слонихи Элеаноры. Хотя у Элеаноры никогда не было собственного детеныша, у нее блестяще развит материнский инстинкт, и она прекрасно учит малышей добывать себе корм и быть в ладу с дикой природой.
Пока Эллан готовил камеру для интервью, Файона легким шагом подскочила к Дафне, и мы решили: пусть будет в кадре столько, сколько захочет. Дафна привыкла давать интервью перед камерой — преданность делу и искренность в желании защитить слонов звучали в каждой сказанной ею фразе. Она выразительно и трогательно говорила об осиротевших слонятах и о браконьерстве.
— Нужно сделать что-то, чтобы прекратить спрос на кость. Чтобы удержать американцев, британцев и людей других наций от покупки конечного продукта — изделий из кости. В конечном счете без кости отлично можно обойтись. Но пока спрос на нее сохраняется, слонов в Африке по-прежнему будут истреблять.
Уже вечерело, когда закончили съемки. Дафна ожидала гостей и покинула вас, чтобы встретить их. Перед тем как возвращаться в дом, мы решили еще немного понаблюдать за Файоной и поговорить с Джоном. Гостиная была полна, и было ясно, что пропагандистская кампания шла успешно. Я проскользнул вслед за Жаном-Франсуа в задний угол гостиной.
Один из гостей Дафны, плотный мужчина с обветренным лицом, прохаживался по адресу специальных частей кенийской армии, в обязанности которых входила и борьба с браконьерством.
— Вы и представить себе не можете, как они скверно организованы. Никакой подготовки к борьбе с браконьерами. Говорят, что если они сталкиваются с браконьерами, то удирают все как зайцы.
Похоже, что сказанное адресовалось, прежде всего, сидевшей напротив него женщине в шикарном костюме типа сафари.
— Кто это говорит? — тихо спросил я Жана-Франсуа.
— Маркус Рассел, — прошептал Жан-Франсуа в ответ, — он возит гостей на сафари. Ему приходится соприкасаться с торговлей костью. А женщина, которой он все это рассказывает, — Джанет Боулен, жена вице-президента, ВВФ США Баффа Боулена. Она журналистка и хочет надписать материал о слонах. Насколько я знаю, Маркус хочет, чтобы ВВФ изменил свою политику. Возможно, он надеется таким образом повлиять на них, — подмигнул Жан-Франсуа. — Если бы ему удалось убедить Джанет сосредоточить внимание на этой стороне дела, а не просто написать очередной рассказ про слоненка, это бы нам здорово помогло.
Дафна сидела в углу, внимательно слушая Маркуса; она не могла скрыть потрясения, слушая об увиденных им зверствах. Наконец она сама вставила словечко:
— Маркус говорит, что на востоке Цаво осталась только часть слонов из тех, что были когда-то раньше. Двадцать лет назад их было в парке сорок пять тысяч. Те, что остались, страшно напуганы. Они сбиваются в треугольник между Аруба, Вой и юго-восточной границей, потому что там, где туристы, они чувствуют себя в большей безопасности. Они ведь находчивые животные, не так ли?
Джанет Боулен, по-видимому, согласилась с услышанным и занесла что-то себе в блокнот.
Эллан, Рос и я вышли на веранду, чтобы не слишком обращать на себя внимание. Чуть позже к нам присоединилась Дафна и села возле Рос.
— Если хотите снять погибших слонов, поезжайте в Цаво с Джилл и Жаном-Франсуа, которые отправятся туда в конце недели. Одна из наших помощниц, Лисса Рубен, видела там на той неделе двух убитых слонов. Если хотите, она вам их покажет. У них у всех есть разрешение сворачивать с туристских дорог в заросли. Но держите все это в тайне. И в любом случае не говорите никому, что хотите снимать фильм. — Заговорщицки улыбнувшись, она пошла назад в гостиную, к гостям.
* * *
Мы встретились с Джилл, Жаном-Франсуа и Лиссой в доме у ворот парка, принадлежащем кинооператору Симону Тревору. Симон снискал, пожалуй, наибольшую известность как автор фильма «Кровавая кость», снятого еще на заре эры браконьерской охоты за костью, в середине семидесятых. В настоящее время он со своей ассистенткой Барбарой работал по заказу телекомпании «Англия» над фильмом из серии «Выживание» о… навозных жуках — к этим созданиям Симон испытывал необыкновенную страсть. К нашему стыду, мы были в полном неведении относительно значения слона для существования жука-навозника, но Симон блестяще просветил нас.
— Знаете ли вы, что в день взрослый слон может наложить четыре кучи по шесть кило каждая? Этого хватает на прокорм сорока тысяч жуков, и здесь же, в навозе, они играют свои жучиные свадьбы.
Симон являл собой сокровищницу знаний о слоновом навозе.
— В нем содержатся семена баобаба и акации; проходя через кишечник слона, семена прорастают. В пищеварительном тракте слона содержится нечто такое, что вызывает химические изменения в семенной оболочке. Не будет в Африке слонов — не будет акаций и баобабов. Как вы думаете, многие ли понимают это?
Весь вечер мы слушали с наслаждением рассказ Симона об экологии Африки и вкладе слона в систему жизни ее дикой природы. Он рассказал нам, что слоны активно участвуют в формировании среды обитания, являясь «краеугольным камнем» в ее системе — от них зависит существование не только жуков-навозников, но и многих других видов. Их вклад в жизнь леса и саванны делает среду обитания других животных менее враждебной для них. Они способны находить воду во время засухи и вырывать ямы, из которых пьют и другие животные. Они прокладывают в непроходимых зарослях тропки, которыми пользуются и остальные звери. Сам облик Африки изменится, если не станет слонов. Произойдет деградация окружающей среды. Исчезнет разнообразие растительности. Просто, как дважды два, начнется вымирание других видов.
Теперь стало очевидным, что значение слона куда больше, чем стоимость, заключающаяся в его бивнях. Формирование природного баланса Африки шло в течение миллионов лет. Со стороны человека было бы слишком самонадеянным считать, что он может безнаказанно нанести этому балансу ущерб. Результатом предыдущих вмешательств человека в баланс природы являлись голод, засухи, опустынивание частей Африки. Похоже, что мы ничему не научились на этих ошибках.
В доме Симона Тревора царил определенно спартанский дух. Пол из голого бетона. Все убранство — холодильник да кран с холодной водой. Но он принял нас как дорогих гостей. Мы разложили раскладушки и навесили противомоскитные сетки: пора ложиться спать, ведь завтра вставать ни свет, ни заря — и в путь.
Мы были тщательно проинструктированы о правилах поведения в этом доме.
— Умываться до наступления темноты, — посоветовала Лисса, — здесь полно львов.
— Да и гуляя вокруг дома, будьте внимательны, — предостерегла Барбара. — Не далее как на прошлой неделе, когда я принимала душ, на меня напала плюющаяся кобра и, — тут Барбара оскалила зубы, — выстрелила мне струю яда прямо в лицо. К счастью, душ был включен на полную катушку, и яд удалось смыть.
— А если бы нет?
— Ну… Тогда я, наверно, ослепла бы, — спокойно сказала Барбара.
Я решил повременить с походом в душ, пока не рассветет.
* * *
На следующий день, когда мы вернулись с фотографирования двух убитых слонов, было уже темно. Наши лица были покрыты ржавой пылью, мы устали и проголодались, но испытывали чувство удовлетворения. Еще бы: у нас в руках было еще одно свидетельство против браконьерства. Наше дело за запрет торговли костью крепло с каждым днем.