Раннее субботнее утро, тишина, в холодном голубом небе ни облачка. Не успев прийти в себя, я вернулся в Хэмпстед и постучал дверным кольцом в форме львиной головы. Пятницу я сделал выходным, чтобы отлежаться, но все тело по-прежнему ныло и от любого резкого движения грозило рассыпаться по косточкам. Поддавшись унынию, я спросил себя, можно ли так жить. Вместо ответа из распахнувшейся двери донесся сладковатый аромат сандалового дерева и показалась Барбара Додсон в джинсах и обтягивающей футболке.

– Муж в кабинете, – объявила она, сделав шаг в сторону, чтобы освободить мне место. – Можете к нему пройти.

Однако я задержался и решил полюбопытствовать:

– Как Себастьян?

Взгляд Барбары был долгим и задумчивым.

– Отлично. Не видела его таким счастливым с тех самых пор, как мы сюда переехали. Вот Питер, по-моему, немного хандрит. Из него и слова не вытянешь.

– Наверное, это возрастное, – предположил я.

– Да, пожалуй, – кивнула миссис Додсон.

Слегка прихрамывая, я прошел по коридору в кабинет.

Суперкоп Джеймс ждал прямо за дверью, – наверное, хотел броситься на меня сразу, как порог переступлю. Не обманув моих ожиданий, он начал с места в карьер.

– Смею предположить, вы явились, чтобы извиниться! Ради вашего же блага надеюсь, вы пришли именно за этим.

Я слишком устал, чтобы играть с ним в игрушки.

– Нет, вы предполагаете совсем не это. Вы предполагаете, что я пришел вас шантажировать, и надеетесь подешевле откупиться – или запугать.

На сотую долю секунды глаза Джеймса стали круглыми, как блюдца, а губы раскрылись, обнажая крепко стиснутые зубы. Понятно, он на взводе, причем на очень сильном, при неосторожном обращения сломаться может. Я не желал подстраиваться под его тонкую душевную организацию, поэтому выложил все как есть.

– Вы совершенно правы: это шантаж. Однако в противовес тому, что вы знаете о шантажистах, я действительно оставлю вас в покое, как только вы выполните мои требования. Нужны мне не деньги, а лишь информация, вернее, файлы по нескольким делам. Трем, если быть до конца точным. Ну как, сможете?

– «Лишь информация?» Хотите, чтобы я украл в столичной полиции несколько файлов? Нарушил свои служебные принципы? Назовите хоть одну разумную причину, мешающую мне дать вам в зубы за сопротивление аресту, а потом арестовать?

Я холодно кивнул.

– Пожалуй, причина только одна. Дэйви Симмонс. Все попавшиеся мне газеты утверждают, что он задохнулся, надышавшись коктейлем суперклея и антифриза из пластикового пакета «Асда». Такой смерти не позавидуешь.

Лицо Додсона позеленело, хотя по-прежнему лоснилось, будто маслом смазанное. Джеймс тяжело опустился в кожаное офисное кресло. Похоже, парень смотрит смерти в лицо, причем не своей – думаю, с этим он справился бы легче, – а чужой.

– Дэйви Симмонс был пустоголовым ничтожеством, – не очень уверенно проговорил он.

– Да, об этом я тоже читал. Неполная семья, психические отклонения, пара арестов… И все-таки в полиции почуяли неладное. Коллеги не обсуждали с вами пикантные подробности?

Додсон пронзил меня полным ненависти взглядом.

– Нет! Не обсуждали.

– Видите ли, клей нашли в волосах Дэйви и на левой щеке. Создалось впечатление, что пакет надели на голову, а не прижимали к носу и рту, как обычно поступают любители клея «Бостик». Синяки на запястьях без внимания следователя тоже не остались. Похоже, кто-то сбил парнишку с ног, натянул пакет на голову и не снимал, пока тот не умер. Гнусная выходка, правда?

Кабинет накрыла тишина, напряжение которой спадало по мере того, как гнев Додсона уступал место отчаянию.

– Это была просто шутка, – чуть слышно прошелестел он.

– Неужели? – едко поддел я. – В чем же ее соль? Но Додсон меня не слышал.

– Питер с друзьями нашли… Симмонса… в кабинке туалета. Он уже смешал клей с антифризом и ловил кайф. Ребята хотели его напугать. Или проучить…

На этот раз я выдержал паузу подольше, а потом выложил на стол листочки, которые дал Никки. Додсон посмотрел па них пустым, ничего не выражающим взглядом.

– Вот три имени, которые обведены маркером, – показал я. – Меня интересуют только они. Нужны отчеты о вскрытиях, свидетельские показания… все, что сможете раздобыть. К сегодняшнему вечеру.

Додсон покачал головой.

– Нереально! Столько информации… – Он начал читать и покачал головой еще категоричнее. – Я в отделе убийств больше не работаю и к этим данным доступа не имею.

– Зато наверняка можете позвонить кому-нибудь из старых приятелей, вы ведь сейчас большая шишка в Департаменте по борьбе с организованной преступностью. Я и копии приму! В крайнем случае скачаете все на диск, отдадите мне, и мы забудем друг о друге. Теперь уже навсегда.

Я шагнул к двери, но Додсон неожиданно преградил путь и уставился на меня с высоты своего огромного роста.

– Питер не хотел, чтобы мальчишка умирал! Понимаете?

– Вы уверены? – спокойно произнес я, без страха встречая его пылающий взгляд.

– Я уже наказал сына. Вообще-то он и так мучается угрызениями совести, но я до конца полугодия посадил его под домашний арест и отменил поездку в Швейцарию. Другими словами, я не закрыл глаза на проблему, а Питер полностью осознает, что натворил.

– Дэйви Симмонс мертв, – бесстрастно продолжал я, – так что к черту вас и всю вашу полицию!

Я думал, Додсон меня ударит, однако он лишь бессильно опустил руки и отвел взгляд.

– К сегодняшнему вечеру, – повторил он.

– Ага.

– Тогда вы оставите нас в покое.

– Именно.

– Кастор, я могу здорово испортить вам жизнь.

– Не сомневаюсь, но давайте лучше друг друга радовать, ладно?

Входную дверь пришлось открывать самостоятельно: чуткая Барбара на глаза не попадалась.

Куда ехать дальше? О ноутбуке ни слуху ни духу, а тормошить Никки бесполезно. В архив? К архиву я теперь на пушечный выстрел не подойду, вдруг вокруг здания до сих пор рыщет Аджулустикель?! Что же остается?

Остается Роза. Как ни малы шансы ее найти, девчонка могла бы облегчить мне жизнь! Наверняка она знала погибшую женщину и способна заполнить оставшиеся пробелы, помочь разобраться в этом бардаке.

Естественно, следовало предполагать: все вышеперечисленное известно и Дамджону. Если, как мне кажется, рыльце у него в пуху, Лукаш упрячет Розу подальше от моих глаз – явно не в «Розовом поцелуе». И все равно мне придется туда сходить.

Я попал на послеобеденную сиесту – время, когда утренние гости из Сити уже испарились, подобно капелькам пота в ложбинке стриптизерши, а секс-туристы еще не пришли в себя от оргий предыдущей ночи. Когда я вошел, дежурный администратор – слава богу, не Арнольд! – дремал в своем закутке, а клуб практически пустовал, По широкоэкранному телевизору показывали мягкое порно, причем фильм был такой старый, что воспринимался скорее как китч, а не как закуска для эротоманов.

Очень не хотелось встречаться с Дамджоном, а еще больше – со Шрамом; к счастью, ни того ни другого на горизонте не наблюдалось. У двери на второй этаж дежурил совершенно незнакомый парень, который пропустил меня, не удостоив и беглого взгляда.

– У вас есть молодая особа по имени Роза? – обратился я к блондинке за барной стойкой. Не девушка, а ожившая фотография с журнального разворота! В лучезарной улыбке ни капли ума или чувства; хотя блондинка кивнула, кивок мог означать что угодно.

– Конечно, милый, но ее сегодня нет. Зато есть другие девочки такого же возраста. Например, Жасмин – у нее рост метр шестьдесят пять и пышная грудь. Жасмин недавно исполнилось восемнадцать, так что сможете отметить…

Я перебил красавицу.

– Мне бы очень хотелось снова увидеть Розу, – заявил я, надеясь, что девушка не углядит в моих словах подвох. – Когда она в следующий раз работает?

– Ну, обычно она приходит по пятницам и. субботам. – Ослепительная улыбка блондинки стала чуть менее сердечной.

. – Так сегодня и есть суббота! – напомнил я.

– Конечно, милый, – снова кивнула девушка, – только сегодня ее нет, выходной взяла, у нас же свободный график.

Ага, свободный график, черта с два! Внутри все клокотало, но мое лицо оставалось непроницаемым: я же профессионал. Черт, черт, черт!. Боюсь, следующий мой шар не пройдет.

– Домашний телефон черкнешь?

Улыбку тут же свернули и спрятали до более подходящего, случая.

– Личную информацию предоставлять запрещено, и вам это прекрасно известно. У нас много других девушек! Посмотрите, может, кто понравится?

Импровизированное «отвали» я принял с добродушной усмешкой: так казалось разумнее всего, и поспешно ретировался, не желая привлекать к себе внимание.

Выходит, Роза исчезла, значит, в клубе делать больше нечего. Да и вообще, можно сказать, нечего, по крайней мере пока не позвонит Никки. Наверное, в этой ситуации лучше всего лечь спать: силы-то еще понадобятся. Однако где-то на задворках сознания блуждала не дающая покоя мыслишка, от которой я периодически отмахивался, считая совпадением. Удивительно, как случайные совпадения, накапливаясь, становятся все менее случайными! Вот я и позвонил Рику.

– Ну, не знаю, Кастор, не знаю… – полушутя ответил он, очень удивившись, что я до сих пор не бросил это дело. – После инцидента с ключами Элис тебя все чуть ли не прокаженным считают.

Я рассеянно почесал ободранный локоть.

– Порой я и сам так думаю… Третий день хожу в каком-то разобранном состоянии. Рик, помнишь, ты про русские документы рассказывал? Ну, что они хранились где-то в Бишопе-гейте, и разыскал их ты. Как именно разыскал?

– Разве ты еще не махнул рукой на русскую коллекцию? – Боже, сначала Шерил, а теперь и Рик туда же, – Как говорится, сделка прошла по наводке знакомого знакомых. Один из моих университетских преподавателей знавал типа, прадед которого перебрался в Лондон незадолго до Октябрьской революции. У того парня несколько чемоданов подобных документов; русским он почти не владеет и разобрать, что к чему, не в состоянии… Я думал, ты уже забыл про эти бумажки. Разве они к делу относятся?

– Скорее всего нет, просто меня тревожит одно совпадение. Призрак появился вслед за русской коллекцией и говорит по-русски, – равно как и плачущая женщина из телепатического слайд-шоу, но я об этом умолчал. – У тебя адрес того парня не сохранился?

– Возможно, только не уверен, живет ли он там до сих пор.

– Ну и ладно, съезжу обстановку разведаю, Если никого нет, потеряю только свое личное время. – Подожди минутку, гляну.

На телефоне я висел куда дольше минуты и уже собрался положить трубку, когда вновь услышал торжествующий голос.

– Нашел! – объявил Рик. – Знал, что он где-то под рукой. Почти вся переписка шла через Пила, но мне попалось первое письмо того парня. Адрес: Фолгейт-стрит, Оук-корт, дом номер четырнадцать. Это за Бишопсгейтом, у Шордитч-энд.

– Спасибо.

– Может, позвонишь потом? Расскажешь, как все прошло… Ты меня заинтриговал.

– Договорились.

Повесив трубку, я поехал на запад.

Никто не помнит священника, построившего в Средние века Бишопсгейт. Хотя он был лентяем, который в Лету канул вполне заслуженно. По сути, он лишь пробил в городской стене брешь, чтобы попасть из дома в солнечном Саутуорке прямо к церкви святой Елены, а не обходить через Олдгейт или Мургейт, ну или, возможно, для того, чтобы по пути выпить пива в пабе «Кэтрин-уилл» на Петтикот-лейн.

Сегодня праведности, покоя и благочестия в Бишопсгейте днем с огнем не сыщешь: сплошные банки и финансовые компании, тянущиеся с Чипсайда. Монопольный капитализм прошелся по району медленным асфальтовым катком, превратив здания в стандартные блоки из стекла и бетона. Однако немного терпения, и, свернув с главной дороги, вы попадете в лабиринт двориков и переулков, заставших время, когда стояла городская стена, которую по ночам закрывали, опасаясь, что нагрянут незваные гости. Хэнд-аллей, Кэтрин-уилл-аллей, Сэндис-роу, сама Петтикот-лейн… Гуляя по ним, чувствуешь на плечах тяжесть времени.

Послевоенная Оук-корт никакой тяжести на себе не несла за исключением разве что нескольких галлонов краски, потраченных на бездарные граффити. Неприметный дом из желтого кирпича: три этажа, у каждого внешние переходы, тут и там – окна, заколоченные вздувшейся от дождя фанерой. Лестниц тоже три: в начале, середине и конце дома, а между ними два квадратных газона с пожухшей травой и скамейками из кованого железа посередине. М-да, атмосфера угнетающая, не хотелось бы мне называть это место домом, ;; Я поднялся по центральной лестнице. Запах мочи перебивал менее резкий, но более стойкий аромат плесени. У самого основания на кирпичной кладке темно-бурые пятна, будто дом страдал от плохо залеченных ран.

Квартира номер четырнадцать оказалась на последнем этаже. Позвонил – никто не ответил, начал стучать – мертвая тишина. Дверь филенчатая, под верхним стеклом толстый ковер пыли, а сквозь него видна неряшливая кипа рекламных проспектов «Пиццы-хат» и агитационных листков местного отделения консервативной партии. Вспомнив, когда состоялись последние выборы, я понял, что сюда давно никто не приходил.

Отвернувшись, я двинулся к лестнице, но, прежде чем спустился хотя бы на одну ступеньку, старая привычка заставила в последний раз обернуться. Нужно же удостовериться, что к двери никто не подошел! Все чисто, однако я почувствовал, как волосы на затылке встали дыбом – верный признак того, что по затылку и по душе скользят невидимые глаза.

За мной следил кто-то из умерших. Далеко этот наблюдатель или близко, сказать сложно. На внешнем переходе, метрах в десяти над тротуаром, меня видно всей улице. Однако кто предостережен, тот вооружен, и, сбегая по ступенькам, я достал вистл и спрятал в рукав. Возле дома ни души. Я зашагал к Ливерпуль-стрит, при каждой возможности заглядывая в витрины, чтобы, не поворачивая головы, знать, что происходит за спиной. Кажется, «слежки нет.

Свернув за угол, я бросился бежать, добрался до следующего поворота и снова побежал к вывеске метрах в пятидесяти от меня, которая гласила: «Закусочная Мэтью». Зал крошечный: места едва-едва хватает для прилавка и удивительно длинной для субботнего полудня очереди. Тяжело дыша, я влетел в закусочную и, повернувшись спиной к улице, пристроился в: конце. За прилавком окно, позволявшее незаметно следить за перекрестком. Буквально через минуту за угол выбежал человек и беспомощно огляделся по сторонам, а секундой позже за ним – второй! налетевший на первого, словно бульдозер на детский велосипед. Первым был Гейб Маккленнан, вторым – Шрам.

Парочка огляделась по сторонам, затем посовещалась. Даже на расстоянии я видел, что Шрам злится, а Маккленнан оправдывается. Великан тыкал Гейба в грудь толстым, похожим на сосиску пальцем, а желваки так и ходили: похоже, распекал за то, что упустил меня из виду. Доказывая свою невиновность, Гейб развел руками, за что снова получил в грудь. Последовала чуть более сдержанная пантомима с тыканьем пальцами и беспокойными взглядами по сторонам, включая несколько судорожных на переулок, откуда они прибежали. Наконец сообщники расстались: Маккленнан направился к Бишопсгейту, Шрам – в обратную сторону.

Дав им секунд тридцать, чтобы отошли подальше, я двинулся за Маккленнаном. Сделать выбор оказалось несложно: Гейб, даже если заметит меня, по крайней мере руки-ноги не оторвет.

Я увидел его почти моментально: Маккленнан по-прежнему оглядывался, пытаясь снова напасть на мой след. На случай, если решит обернуться, я держался поодаль и следил, чтобы между нами было как минимум два человека. Белая шевелюра стала очень удобным бакеном, так что я вряд ли упустил бы его из виду.

То и дело сворачивая в переулки, Гейб обошел весь Бишопсгейт. Меня он, естественно, не обнаружил, вернулся по главной улице на юг, к Хаундсдитчу, там поймал такси и помчался к реке.

Выругавшись, я побежал следом, потому что ни единого такси поблизости не оказалось. Зато повезло на Корнхилле: прямо передо мной на Грейсчерч-стрит выехало такси, и в ответ на мои судорожные махания остановилось.

– Езжайте вон за тем парнем! – задыхаясь, выпалил я.

– Класс! – обрадовался таксист – коренастый парень азиатских кровей, говоривший, как самый настоящий кокни. – Всю жизнь мечтал в погоне участвовать! Не бойтесь, сэр, в момент догоним!

Азиат не подвел. Свернув прямо на Аппер-темз-стрит, мы влились в плотный поток транспорта, ползущий по набережной Виктории. Водитель перескакивал из ряда в ряд, бешено крутил руль, всеми правдами и неправдами стараясь не упустить из виду машину Гейба. В результате нам несколько раз гневно сигналили, а кто-то даже раздраженно крикнул: «Ты что, урод, нормально ехать не можешь?» В окне соседнего такси виднелась голова Маккленнана, но он, слава богу, не обернулся.

Двигаясь вдоль реки, мы проехали Вестминстер, потом Пимлико. Интересно, куда направляемся? Я ведь рванул за Гейбом, поддавшись порыву и в надежде, что он приведет к Розе. Другими словами, доверился целой серии интуитивных предположений и выводов, начиная с того, что именно Дамджон вывел Розу из обращения. Если девушка ускользнула (с учетом высоты каблуков точнее сказать, уцокала) по собственной воле, значит, я зря теряю время.

Увы, последний вариант стал казаться наиболее вероятным, особенно когда такси Маккленнана свернуло на Оукли-стрит и покатило к Кингс-роуд. Очень-очень серьезные сомнения вызывало то, что у Дамджона там бордель. Насколько я понимаю, заведения Кенсингтона и Челси – своеобразный закрытый клуб: сунься в него бывший ист-эндский уголовник, местные, забыв о хороших манерах, порежут мелкими кубиками.

У Сэндс-Энд Маккленнан наконец остановил машину, расплатился и отправился дальше пешком. Пришлось последовать его примеру.

– Ну как? – с вполне заслуженным самодовольством спросил таксист.

– Парень, тебе учебники надо писать, – похвалил я и, дав ему на чай пятерку, бросился за Гейбом, не позволяя ему оторваться.

Далеко он, однако, не ушел: остановился у следующего же поворота на Лотс-роуд возле паба с вывеской, на которой была изображена прыгающая через ручей лошадь, достал сотовый и долго с кем-то разговаривал. Затем взглянул на вывеску, что-то сказал собеседнику и кивнул, потом, наконец, спрятал сотовый и исчез за дверью паба «Вольный конь».

Я долго решал, продолжать слежку или нет. Конечно, полезно бы узнать, с кем встречается Гейб, и еще полезнее подслушать, но это, пожалуй, было бы слишком хорошо. С другой стороны, заехав в такую даль, нелепо ловить другое такси, мчаться обратно в Сити.

С предельной осторожностью я юркнул следом за Маккленнаном. На удачу в пабе оказалось людно, и я смог оглядеться. Гейба заметил не сразу, но только потому, что его бросающуюся в глаза шевелюру на миг скрыли кружки, висящие в ряд у дальнего конца барной стойки. Через пару секунд он взял пиво, повернулся ко мне спиной и вышел через черную дверь. Когда она открылась, я успел разглядеть «пивной садик» с маленькими деревянными столикими и ярко-зелеными зонтиками.

Ситуация усложнилась. Если пойти в садик, могу попасться на глаза Гейбу, а людей там нет, значит, и спрятаться не получится. Наверное, разумнее будет сначала прогуляться вокруг паба и разведать обстановку.

Я шагнул на улицу. Метрах в трех от меня из такси-малолитражки вылезал Шрам: машина так и ходила ходуном.

Назад, назад, пока не заметили! А потом-то куда? Ни другого зала, ни второго этажа… Туалет! Три широких шага – и я за дверью.

Единственный посетитель, сушивший руки под горячей струей воздуха, оглянулся и… разинул рот от удивления. К счастью, я уже знал, что фортуна повернулась ко мне спиной, поэтому, обнаружив в сортире Ласку-Арнольда, ничуть не стушевался. Улучив момент, я пнул его в самое уязвимое и болезненное место. Арнольд скрючился от боли, а я, схватив за загривок, как следует ударил его виском о раковину. Без единого звука Ласка упал как подкошенный.

Черт! Конечно, по сути дела, обществу мой акт насилия только на пользу, но связать Арнольда нечем, а как только его найдут, в пабе начнутся крупномасштабные боевые действия. Что бы здесь ни затевалось, мне вмешиваться пока не стоит.

Поддавшись порыву, я порылся в карманах Арнольда. Ничего особо примечательного, но бумажник и сотовый лучше забрать – вдруг пригодятся?

Приоткрыв дверь, я через щелку оглядел зал и змейкой выскользнул из туалета. Шрама не наблюдалось, за что я страшно обрадовался. По всей вероятности, луп-гару уже с Гейбом во дворике.

Оказавшись на улице, я тут же почувствовал себя спокойнее: по крайней мере выбрался из эпицентра волнений, движений и шума, которые начнутся, когда обнаружат Арнольда. Вывод: ничто не мешает совершить небольшую экскурсию, конечно, при условии, что высовываться не буду.

Я обошел вокруг паба. Идея очень удачная, потому что «пивной садик» ограничивался забором практически с меня высотой. Выглянув из-за угла, я увидел спину Шрама (второй такой во всем Лондоне не сыщешь!), массивное тело которого полностью заслоняло Маккленнана, Разговор у них серьезный, жаль только ни слова не разобрать!

Согнувшись, как старик, я стал незаметно двигаться вдоль забора. Где остановиться, понять было несложно: я услышал возмущенный голос Маккленнана.

– … нам никогда не рассказывают, что и как! Меня это не устраивает. Если объяснят, в чем заключается опасность – нет проблем, я не из робкого десятка. Я соглашался совсем на другие условия, так что…

Всего четыре слова – и низкий рокочущий бас Шрама прервал визгливые сетования Маккленнана:

– Ты на предварительном гонораре.

– Спасибо, что напомнил. Да, я на предварительном гонораре, но в качестве специалиста по изгнанию нечисти. Никто не предупреждал, что нечисть придется вызывать. Никто не предупреждал, что придется накладывать связывающее заклинание на чересчур болтливого призрака. Почему не разрешили сразу с ним разделаться? Никаких проблем бы сейчас не было!

– Ты имеешь в виду Кастора? – прорычал Шрам. – Кастор не проблема. Во-первых, он собственную задницу по карте не найдет, во-вторых, там, где он копает, не осталось ни одной улики, а в-третьих, я убью его, как только мистеру Д. надоест использовать твоего секси-демона.

– Я чуть не сдох, вызывая эту тварь! – с горечью произнес Гейб. – Ты понятия не имеешь, что значит притащить ее из ада! И практически сразу, не успев прийти в себя, я должен был накладывать связывающее заклинание! Малейшая ошибка – она на части бы меня разорвала.

– Мистер Д. предполагает, что ты достаточно компетентен.

– Ну спасибо! – Смех Маккленнана, что удар хлыстом: казалось, следы останутся. – Спасибо тебе! Я должен от гордости лопнуть?

– Ты должен делать то, что тебе говорят.

– А если Кастор до второй шлюшки доберется?

– Не доберется.

– Почему бы Дамджону просто не убить ее – и дело с концом?

– Почему бы тебе не спросить у него самого? Похоже, у Гейба ответа не нашлось. Пауза затянулась, а потом они сменили тему.

– Куда пропал этот кретин? – Бас Шрама напоминал рокот подземного поезда.

– Вроде бы отлить пошел.

– Так приведи его!

– Пожалуй, мне пора уходить.

Роза. Роза – ключ ко всем загадкам, а я понятия не имел, ни где ее найти, ни даже с чего начинать поиски.

Ну, честно говоря, это не совсем верно. Просто вынюхивать в стриптиз-клубе – а других отправных точек не было – казалось не безопаснее, чем шарить в пушечном лафете при свете зажженной спички.

Да, собственная глупость порой изумляет…

Белокурая барменша со второго этажа пронзала меня полными неприязни и подозрений взглядами, но очень экономно и украдкой. Однако моя первая фраза обещала развеять сомнения и представить меня в образе давно потерянного брата.

– Знаешь, – улыбка получилась на диву искренней и обаятельной, – кажется, я сто лет не угощал всю компанию.

Блондинка чуть челюсть на пол не уронила, но постаралась тут же вернуть ее на место.

– Выпивка за мой счет! – услужливо пояснил я. – Всем шампанское! – Достав бумажник, я звонко хлопнул по столу кредиткой. Ну, вообще-то бумажник был Арнольда и карточка тоже, но, уверен, Ласка с удовольствием сделал бы людям что-нибудь хорошее.

Оправившись от потрясения, барменша стала резво, пока ко мне не вернулся рассудок, доставать бутылки. Взяв первую, я ободрал фольгу и, пока блондинка расставляла бокалы, вытащил пробку. К тому моменту слух разлетелся по всему залу, и к стойке слетелись девочки. Понятно, наценка здесь бешеная, и в дополнение к постельным гонорарам девочки, вероятно, получают проценты от выручки бара: раскрутить клиента на спиртное куда проще, чем, так сказать, обычный трудовой процесс.

Не успевая наливать, я вручал каждой по бокалу: радостно и чуть неловко вкладывал в протянутые руки так, чтобы обязательно коснуться кожи. Я хорошо представлял, что ищу, но вместе с тем понимал, слишком привередничать не стоит.

Фортуна улыбнулась на девушке номер восемь или девять – тощей недовольного вида брюнетке в огненно-красном бюстгальтере, трусиках с сердцем из блесток в центре, прозрачном топе и черных, украшенных ирисами чулках.

– Мы ведь еще не знакомы! – начал я, сжимая ее детскую ручку в ладонях, чтобы «скачать» побольше информации. – Как тебя зовут?

– Жасмин, – промурлыкала брюнетка, пронзая потенциального клиента якобы страстным взглядом, – а тебя?

– Джон, – выбрал я первое пришедшее в голову имя.

– Ну, Джон, хочешь пойти со мной наверх?

– Да, да, конечно!

Надо же, и дуться перестала!

– А чем заняться желаешь?

– Обожаю контактный массаж, – ляпнул я и, предвосхищая дальнейшие вопросы, добавил: – Умеешь делать растирание по-эдинбургски? – Конечно, умею, негодник эдакий! – и глазом не моргнув, соврала Жасмин, Затем получила от барменши ключ, мельком взглянула на номер комнаты и, по-хозяйски взяв меня под руку, уволокла прочь. Что же, в конце концов, я здесь только Джон.

Вряд ли я уже бывал в той комнате, но она мало отличалась от увиденных ранее: скучная, стандартная, стерильная коробка, олицетворяющая торжество функциональности над формой так же убедительно, как пальчиковая батарейка над птицеводческой фермой.

– Давай объясни, какой именно массаж сделать, – замурлыкала хитрая Жасмин, усаживая меня на кровать, – тогда и цену назову.

Я старательно изобразил уныние и подавленность:

– Вообще-то, Жасмин, хотелось бы просто поговорить: мы же не знакомы и все такое, Почем миссионерская поза без всяких наворотов?

Я опасался, что начнется скандал, но девица отреагировала спокойно: наверное, куда больше клиентов, чем мне казалось, доходят до этого этапа и в последний момент теряют самообладание.

– Шестьдесят фунтов, Джон. Давай разберемся с деньгами, а потом можно сколько угодно разговаривать.

Я безропотно выложил три двадцатки, и Жасмин выскользнула из комнаты, предположительно для того, чтобы передать их дежурной барменше-надзирательнице, потом вернулась и прикрыла за собой дверь.

– Хочешь, разденусь? – с улыбкой предложила девушка, подошла ко мне и накрыла грудь ладонями.

Учитывая эфемерность наряда, жест чисто символический и никак не способствовал созданию атмосферы, благоприятной для спокойного разговора.

– Спасибо, не стоит. В одежде тоже хорошо. Очень хорошо!

Жасмин прижалась ко мне и положила руку на колено. Нежный цветочный запах ее тела совершенно незаслуженно напомнил Джулиет, она же Аджулустикель, и я едва сдержался, чтобы не отстраниться.

– Ну, Джон, о чем поговорим? – голосом маленькой девочки заворковала Жасмин.

Я пошел ва-банк.

– У тебя есть коллега по имени Роза. Кажется, вы работаете в одни и те же дни, вот я и решил, что ты ее знаешь.

Очевидно, Жасмин ожидала услышать совсем не это. Тем не менее она выкрутилась.

– Значит, Роза – твоя любимица?

Тут же вспомнился острый кухонный нож.

– Очень сильное осталось впечатление, – кивнул я и мысленно преклонил колени перед алтарем совести, каясь в столь мерзкой лжи. – После первой встречи все мечтал о новом свидании… Увы, ее сегодня нет.

– Да, точно, – Жасмин старательно изображала наивную девочку, но в голосе послышалась настороженность: наверное, так полагалось по правилам борделя. – Давай притворимся, что я это она. Можешь звать меня Розой.

Я категорично покачал головой.

– Хочу убедиться, что с ней все в порядке, и еще раз поговорить хочу.

Девушка не ответила: мои слова либо проняли ее, либо напугали – вдруг странная одержимость перерастет в насилие? Я очень надеялся на первое, потому что, прикоснувшись к тонкой руке, увидел мимолетный образ Розы. Как минимум Жасмин ее знала, а при наилучшем раскладе даже беспокоилась.

Однако реакция девушки многообещающей не казалась.

– Роза в порядке, – буркнула она: голос моментально изменился, от приторного сюсюканья не осталось и следа. Надо же, и руку с колена убрала!

– Почему ты так думаешь?

– Потому что видела Розу вчера, и она была в полном порядке.

– В какое время ты ее видела? Темные глаза полыхнули гневом.

– Слушай, если ты из какой-нибудь социальной службы, лучше задницу мне поцелуй!

– Мы ведь сошлись на миссионерской позе! К тому же я не из социальной службы и не из полиции, хотя на копов у тебя наверняка глаз наметан. Нам с Розой действительно нужно поговорить, и я действительно за нее тревожусь. Если, по-твоему, с ней все в порядке, тогда прекрасно! Только скажи, в какое время ты ее видела?

Смирившись с неизбежным, я достал стремительно худеющий бумажники выложил еще двадцатку. Жасмин к ней даже не потянулась, лишь смерила меня хмурым взглядом, в. котором, однако, не было ни капли агрессии: девушка просто выходила из образа и снимала маску. Похоже, мне снова повезло: Жасмин и сама беспокоилась о Розе. По крайней мере я не видел другого объяснения тому, что она не свистнула вышибалу и не забрала лишнюю двадцатку.

Тем временем жрица любви вычисляла оптимальную для себя степень откровенности, и я понимал, что услышу правду в весьма усеченном варианте.

– После обеда, – нерешительно начала девушка, – где-то в два. Роза опоздала, и сперва ее отчитала Патти, а потом Шрам… – Жасмин запнулась, и я почувствовал: особой теплоты отношений здесь не наблюдается. – Шрам повел се разговаривать с мистером Дамджоном.

Повисло молчание.

– И что? – не выдержал я.

Лицо Жасмин стало совсем несчастным.

– Роза так и не вернулась.

– Можешь сказать, куда повел ее Шрам?

Закатив глаза, Жасмин покачала головой. Откуда ей знать, да и зачем? В подобном заведении лишние вопросы задавать не принято, но именно этим мне приходилось заниматься.

– Такое часто случается? В смысле, Шрам часто уводит девушек разговаривать с боссом? Дамджон что-то вроде ежеквартального смотра вам устраивает?

Жасмин снова покачала головой.

– Если нужно, он сам сюда приходит, а так в основном с нами разбирается Патти, Мистер Дамджон на первом этаже заправляет.

– Шрам не сказал, зачем боссу вдруг понадобилось вызывать Розу?

Девушка ответила не сразу, и я терпеливо ждал: порой это помогает лучше, чем наводящие вопросы.

– Сказал, мол, ей уже говорили, неоднократно предупреждали, о чем именно – не объяснил. Роза ответила, что просто ходила гулять, по дороге пи с кем не общалась, гуляла и все.

Слепому ясно: Розе велели не следить за мной, но она все равно следила. Однако не для того, чтобы поговорить, а чтобы наброситься с кухонным ножом. «Это сделал ты! Ты снова с ней это сделал!»

– Они уехали на машине? – уточнил я.

– Угу.

– На «БМВ»?

– Я не видела, слышала только, как она отъезжает.

– Не знаешь, где живет Дамджон? Смех Жасмин прозвучал совсем невесело.

– Могу поспорить, что очень далеко отсюда! Нет, никто не знает, где он живет. Мы пересекаемся только здесь.

– Он никогда не увозит пару девушек с собой, хм, на дополнительную смену, чтобы воспользоваться правом первой ночи?

– Нет, по крайней мере я не слышала. Кэрол считает, он гей.

Ну, с этим я согласиться не мог. Из непродолжительного знакомства с Лукашем и особенно после случайной экскурсии в его прошлое я догадывался, что он ловит кайф другим способом, в котором секс присутствует лишь постольку-поскольку.

– Больше ничего не помнишь? – скорее для проформы уточнил я.

Нахмурившись, девушка взглянула на меня с сомнением.

– По-моему, Шрам сказал что-то еще, только мне это кажется полной бессмыслицей…

– То есть?

– Ну, я услышала: «Тебя ждет милая дама».

– Милая дама?

– Ну, не помню, или красивая дама. Просто вышло очень смешно, поэтому в голове и засело. – Спасибо, Жасмин, – сказал я, на этот раз совершенно искренне. – Спасибо, что мне доверилась.

Не похоже, чтобы это сильно утешило девушку, но, когда я снова протянул двадцатку, она спрятала ее в резинке чулка.

– Сможешь ее найти? – спросила Жасмин. Доля секунды и профессионального глянца как не бывало: казалось, девушка вот-вот разрыдается.

– Очень постараюсь.

– Шрам… С Розой все будет в порядке? Подслащивать пилюлю незачем: искусством самообмана шлюхи владеют не хуже, чем священники.

– Не знаю, – покачал головой я. – Думаю, хотя бы некоторое время за нее можно не волноваться. Допустим, Дамджон не хочет предавать что-то огласке – зачем ему затыкать рот Розе, если правда вылезет с другого конца?

Жасмин не спросила, что это значит, а я не стал объяснять. Она бы все равно не поняла, что мне эта история начала напоминать силлогизмы, сводящиеся к выводам: «Все люди – Сократы, следовательно, Сократ есть резиновый цыпленок». Тезис: я сую нос, куда не следует, и задаю идиотские вопросы. Антитезис: Роза представляла опасность, только если бы рассказала то, что я знать не должен. Синтез: Дамджону и K° нужно вывести ее из строя лишь на время, пока меня не устранили.

Здорово, черт подери!

День получился тяжелый. Около четырех я вернулся к Пен и убил кучу времени, записывая одну мелодию на плеер, купленный в прошлом году на Камден-маркете. Модель старая, кассетная, зато со встроенным микрофоном и наушниками, которые могут очень пригодиться. Пришлось потрудиться, пока все не записалось как надо, не факт, что мелодия когда-нибудь понадобится, но, пока Додсон с Никки не позвонили и не дали зеленый свет, делать было все равно нечего. Вспомнился двойной охват Джона Гиттингза: маневр едва не стоил мне жизни, но ведь это не значит, что хорошую идею нужно зарывать в землю. Провозившись часа полтора, я расслабился, на время забыв о тревожных мыслях.

В конце концов, Никки не позвонил, а появился в своем обычном заговорщицком стиле. Я спустился на первый этаж за кофе, а когда насыпал в турку коричневый порошок, он уже сидел за столом позади меня в полной темноте. В течение нескольких минут он ни разу не пошевелился, так что я мог запросто уйти к себе и ничего не заметить. А когда все-таки заметил, на мгновение показалось: это гость из совершенно другого мира.

Убедившись, что передо мной всего лишь Никки, я разразился потоком ругани, а он принял оскорбления со стоическим безразличием.

– На эту неделю телефонных разговоров достаточно, – спокойно произнес он. – Феликс, я тщательно контролирую свои следы и имею достаточно оснований, чтобы оставлять их как можно меньше.

– Следы? – с сарказмом переспросил я.

– Прослеживаемую, видимую, фиксируемую часть моей жизни, – невозмутимо пояснил зомби. – Реши я стать заметным, сразу бы внес свое имя в списки избирателей, верно?

– Ладно, проехали, – махнул рукой я и, отодвинув стул, сел напротив Никки. – Для меня что-нибудь нашел?

Зомби кивнул, опустил скрещенные руки, и я увидел ноутбук, ребром стоящий на его коленах.

– Вот, забери.

– А… кратенький отчет не написал? – с надеждой спросил я.

– Он и не нужен. Одна папка – «Русский», один файл – «Русский-1», три тысячи двести записей в непрерывной цифровой последовательности. Во всех случаях данные вводились одним пользователем, которого система идентифицирует, как 017, изменения сделаны им же. Отсюда напрашивается единственный здравый вывод.

– То есть?

– 017 был единственным мужчиной/женщиной/человеком/обрабатывающим данные лицом, когда-либо имевшим доступ к этой папке.

Я молча впитывал информацию и на какую-то секунду даже поддался унынию, а потом обнаружил в словах Никки зацепку. – Стоп, ты, кажется, сказал «здравый вывод»?

– Совершенно верно, – кивнул зомби, – а для разума вроде моего, воспринимающего паранойю как способ выживания, напрашиваются совершенно другие заключения.

– Выкладывай, Никки, в чем тут соль?

– В ста пятидесяти трех случаях пользователь 017 внезапно и без всякой видимой причины переходит к иному способу ввода данных. Я нашел его в config.sys, потому что запись системного журнала специально переделали, чтобы разрешить этот новый способ.

Он сменил клавиатуру: вместо обычной использовал для заполнения выделенных полей портативную блютус. Наверное, что-то вроде diNovo, которую «Логитех» представили год назад в Хьюстоне. Насколько я понял, главная прелесть в том, что она использует радиоканал и на не имеющие опции блютус компьютеры подключается через адаптер.

– Угу, ясно.

– Как следствие, блютус-устройство не нужно физически подсоединять к машине. Даже в адаптер вставлять не нужно, оно же полностью беспроводное.

Я долго обдумывал услышанное.

– Но ведь это по-прежнему был пользователь номер семнадцать? Тот же парень, но с другой клавиатурой?

Никки. злорадно усмехнулся; наш разговор доставлял ему огромное удовольствие.

– Это был некто, представляющийся системе пользователем номер семнадцать. Но, когда изменял файл конфигурации, ему пришлось использовать собственный идентификатор. Так что, как блютусом ни прикрывайся, тень все равно останется. На самом деле он пользователь номер двадцать.

– Все, ублюдок, тебе крышка, – пробормотал я. – Никки, ты просто гений, спасибо огромное. Через день-два разберусь с этим делом, и можешь ждать Санта-Клауса.

Лесть Никки принял так же стоически, как чуть ранее ругань: раскланяться было бы ниже его достоинства. Однако уходить он тоже не спешил.

– Феликс, тут есть еще кое-что…

– Выкладывай!

– Просмотрев одну папку, я решил заодно проверить и другие. Всего их около десяти, самым старым уже по шесть-семь лет. Причем эти старые как раз в полном порядке: ни взломов, ни непонятых изменений в логах. Зато последние три с лишним года пользователь номер двадцать времени даром не терял. Через блютус он впервые вошел в марте этого года, раньше пользовался прибамбасами от «Интернешнл ректифайер», но по аналогичному принципу: ставишь в свободный порт адаптер, через него стыкуешь свой ноутбук или палм-пилот, модифицируешь файл конфигурации и так далее. Никки поднялся.

– Всего было изменено около двух тысяч записей. Только на этом диске… Учитывая, что данные вводились и в другие автономные компьютеры, оценить деяния пользователя номер двадцать в полном объеме крайне проблематично.

– Никки, а что этот пользователь делает с записями? – закричал я вслед пробирающемуся к двери гостю. – Просто хочу выяснить до конца… Что он подделывает?

– Ну, Феликс, ты и сам все знаешь! – мягко пожурил Никки.

– Артефакты из каталогов удаляет. Уничтожает их описания.

– Именно! Слушай, я здесь не был и ты меня не видел. Ну, приятного вечера!