Во время обеда Олга Страусс ясно дала понять, что Стейси вовсе не должна с утра до ночи сидеть у постели больной.

— Я буду только рада посидеть с бабушкой... — Стейси запнулась и покраснела.

Олга улыбнулась.

— Не смущайся так, дорогая моя. Женевьева уже сказала мне, что ты теперь ее приемная внучка. Как же еще тебе ее называть, если не бабушкой? — Она перевела взгляд на своего угрюмого сына. — Тебе не нравится обед, Андрэ?

Тот поглядел на тарелку так, словно лишь сейчас обнаружил ее под самым носом.

— Нравится, — сказал он равнодушно и принялся за еду.

Олга Страусс была слишком хорошо воспитана, чтобы пускать разговор на самотек, и не колеблясь втянула сына в общую беседу. Она расспрашивала Стейси о здоровье ее матери и жизни вообще, затем сказала, что Дидье сейчас наслаждается заслуженным отдыхом. И все же Стейси втайне обрадовалась, когда приехал Жакоб. Он так спешил, что едва успел тепло поздороваться с гостьей, а потом уехал за Стеллой, прихватив с собой и Олгу.

Когда они остались одни, Андрэ отрывисто проговорил:

— На балконе сейчас слишком холодно. Будем пить кофе в салоне.

— Послушай, — сказала Стейси, уязвленная его тоном, — тебе ведь явно не терпится уехать. И ты вовсе не должен оставаться здесь ради меня.

Андрэ стремительно вскочил, лицо его потемнело от гнева.

— Если ты не желаешь меня видеть — что ж, так и быть, избавлю тебя от своего присутствия!

Он широкими шагами вышел из комнаты, и минуту спустя Стейси, совершенно павшая духом, услышала, как взвизгнули на повороте покрышки.

Вошла Борина с подносом в руках — и остолбенела, обнаружив Стейси в полном одиночестве.

— Остальным пришлось уехать, — пояснила гостья, заставив себя улыбнуться. — Я выпью кофе, а потом погуляю в саду.

— Эугения говорит, что мадам Женевьеве нужно отдохнуть, — сообщила Борина, поставив на стол поднос. — Она скажет вам, когда можно будет снова навестить больную.

Стейси выпила одну за другой две чашки кофе — ей вдруг показалось, что чрезмерная доза кофеина поможет ей скорее прийти в себя. Какая же она дурочка! Мечтала, что при встрече сразу бросится в объятия Андрэ — и все преграды между ними рухнут. Жалкая мечтательница, с презрением сказала себе Стейси и вышла в сад. К тому времени, как сиделка позвала ее, Стейси нагулялась досыта и смирилась с тем, что интересует Андрэ исключительно как любовница: в качестве жены ей недостает солидного состояния или же угодий.

Поднявшись к больной, которая чувствовала себя отменно, Стейси постаралась выбросить из головы Андрэ, и отчасти ей это удалось. Когда собеседницы исчерпали все важные темы — свадьбу Анны, падение Стеллы и здоровье Джеки — старая дама окинула Стейси испытующим взглядом.

— Скажи, дорогая, ты счастлива?

Стейси не сразу ответила, застигнутая врасплох.

— Зависит от того, бабушка, что ты называешь счастьем.

— Я имею в виду счастье, которым наслаждаются Стелла и Анна, — объяснила Женевьева. — Мне хотелось бы, дитя мое, чтобы и ты была так же счастлива.

— Если с Андрэ, то могу сказать сразу: это невозможно, — без обиняков заявила Стейси. — В этом смысле я ему не нужна.

— В каком именно смысле, дитя мое?

— Скажем... как Стелла нужна Жакобу, а Анна — Мануэлю.

— То есть в качестве жены?

— Именно. Ну ладно, бабушка, что тебе почитать?

Остаток дня прошел на удивление мирно. Теперь, когда Стейси снова встретилась с Андрэ и убедилась, что даже чудо не помирит их, она выбросила из головы бесплодные мечты и все свое внимание отдавала Женевьеве. В обществе друг друга им было так хорошо, что Стейси не испытала ни малейших сожалений, когда позвонила Олга Страусс и сказала, что хотела бы сейчас побыть с дочерью, если, конечно, Женевьева чувствует себя хорошо.

— Я уже попросила Андрэ почаще заглядывать к вам на виллу, да и сама буду звонить, — добавила она. — Мы все очень благодарны тебе, Стейси. Если будет хоть малейший повод для беспокойства, ты найдешь меня в доме Стеллы. Она передает тебе привет и надеется, что, когда ей разрешат вставать, вы обязательно встретитесь. Передай Женевьеве мои лучшие пожелания и скажи, что со Стеллой и ее малышом все в порядке.

Женевьеве подали легкий ужин, и Стейси посидела с ней, чтобы Эугения спокойно поужинала в кухне с Бориной. Смутно жалея, что ей самой придется ужинать в одиночестве, Стейси позже спустилась в столовую и обнаружила, что стол накрыт на двоих и ее дожидается Андрэ.

— Моя мать решила, что тебе будет скучно одной, — пояснил он. — Но если ты предпочитаешь обойтись без компании, я могу уехать.

Стейси выдавила светскую улыбку.

— Я рада, что ты можешь составить мне компанию.

Принимаясь за золотистую дыню, она обнаружила, что теория далеко не всегда согласуется с практикой. Одно дело — решить для себя, что Андрэ Страусс больше не существует, и совсем другое — сидеть напротив него за столом. Андрэ был не в строгом костюме, как обычно, а в черном свитере, джинсах и синей рубашке, и один вид его был чересчур тяжким испытанием для душевного спокойствия Стейси.

— Тебе, наверное, трудно приходится без Дидье? — вежливо спросила она.

Андрэ в упор посмотрел на нее.

— Мне и впрямь приходится трудно, но виной тому вовсе не отсутствие Дидье.

На миг в комнате повисла напряженная тишина — такая напряженная, что, казалось, в воздухе проскакивают искры. Потом Андрэ учтиво осведомился, хорошо ли Стейси провела время в компании бабушки.

— Мне вовсе не в тягость сидеть с ней, — заверила она. — Бабушка рассказала мне о вашем детстве и о том, какие приемы устраивала она, когда твой дедушка еще был жив.

— Да, в молодости бабушка была исключительной красавицей, — сказал Андрэ, и взгляд его немного смягчился. — Тебе стоило бы посмотреть ее фотографии. У нее где-то лежит добрый десяток альбомов. После ужина я их поищу. А ты, Стейси, — сказал он позже, за кофе, — мечтаешь, наверное, поскорей приступить к своей новой работе?

— Не очень, — откровенно призналась она. — Мне, конечно, повезло, что я нашла приличное место, но ведь я согласилась на эту работу только для того, чтобы побольше бывать дома с мамой. Рано или поздно мне придется искать новую работу.

— И что тогда станет с Джеки?

— У нее есть свои друзья, увлечения, а к тому же теперь она свободна и может заняться собой. Мама никогда не мешала нам с Люси жить собственной жизнью и от нас ожидает того же.

— Стало быть, это не по ее просьбе ты подыскала работу поближе к дому?

— Нет, я сама так решила. — Стейси замялась. — К тому же у меня были и другие причины.

И она рассказала об Иане Крейне и о том, как вовремя поняла: брак с ним был бы непростительной ошибкой. Губы Андрэ искривила невеселая улыбка.

— Ну да, конечно. Ты ведь противница семейной жизни...

Не желая нарушать хрупкое перемирие, Стейси поспешно сменила тему:

— Пойдем-ка, навестим бабушку, пока она еще не легла спать.

Увидев их вместе, мадам Страусс просветлела и отпустила сиделку отдохнуть.

— Славная женщина, — признала она, когда Эугения величественно удалилась, — но компания Стейси намного приятнее. Мне очень повезло, что Стейси согласилась приехать, правда, Андрэ?

— Очень повезло. Как ты себя чувствуешь, бабушка?

— Гораздо лучше, дорогой, особенно теперь, когда увидела вас обоих. — Старая дама счастливо улыбнулась Стейси. — Борина хорошо накормила вас?

Так она заранее знала, что Андрэ приедет ужинать на виллу! Ух, коварная! — весело подумала Стейси.

— Бабушка, Андрэ сказал, что у тебя много альбомов с фотографиями. Можно мне посмотреть?

Женевьеву эта идея восхитила, и она тотчас послала Андрэ за альбомами.

— Завтра, — обещала она Стейси, — мы с тобой будем рыться в фотографиях, пока ты не запросишь пощады.

Вернулся Андрэ с кучей альбомов и предупредил, что Эугения вот-вот придет укладывать больную.

— Бабушка, обещай хорошо себя вести и как следует отдохнуть.

— Разумеется, — покладисто согласилась старая дама и подставила Стейси и Андрэ щеку для поцелуя на ночь.

— Завтра мы с тобой увидимся? — спросила она внука.

— Обязательно.

— А я загляну к тебе перед завтраком, — пообещала Стейси.

В холле Андрэ взглянул на часы.

— Увы, мне пора ехать. Надо перед сном разобрать еще кое-какие документы.

— Спасибо, что составил мне компанию за ужином.

— Стейси... — начал он, но тут же осекся, ожесточенно провел по волосам растопыренными пальцами. — Нет, не нужно. Какой смысл начинать перед сном разговор, который непременно закончится ссорой? Иди спать, Стейси. Тебе тоже нужен отдых.

— Я тебя провожу.

Они вышли на улицу. Вечер был прохладный, в черном бархате неба звезды сияли особенно ярко.

— Что за прекрасная ночь! — воскликнула Стейси и улыбнулась Андрэ. — Мне очень жаль, что бабушка прихворнула, но, по правде говоря, я рада, что приехала сюда.

— А я — нет.

— Но ты же сам просил меня...

— Я имею в виду, что, когда ты уедешь, мне будет еще труднее выносить разлуку с тобой.

Он взял руку Стейси, целомудренно коснулся губами ее запястья, затем повернулся и почти побежал к машине. Стейси прислонилась к колонне, слушая, как затихает вдали урчание мотора.

Да ведь это же просто глупо, сказала себе Стейси, готовясь ко сну. Андрэ желает меня, я люблю Андрэ — что же еще нам нужно? Жизнь и так слишком коротка, чтобы отказывать друг другу в радости! Стейси приняла решение, и оно усмирило ее душевное смятение не хуже снотворного: едва сомкнув глаза, она уснула крепким и здоровым сном младенца, а когда проснулась, было уже утро.

Стейси приняла душ, наскоро просушила волосы, натянула джинсы, рубашку и пуловер, а потом отправилась узнать, как провела ночь Женевьева.

— Спасибо, дитя мое, я спала замечательно, — сказала больная, подставляя Стейси щеку для поцелуя. — И ты, думаю, тоже. Глаза у тебя буквально сияют. Неужели прошлой ночью случилось нечто приятное? — перейдя на шепот, с надеждой осведомилась Женевьева.

Стейси, смеясь, покачала головой.

— Нет, бабушка, ничего из ряда вон выходящего. Я действительно как следует выспалась, вот и все. После завтрака я зайду посмотреть фотографии.

— Через час, мадемуазель, и ни минутой раньше, — вмешалась строгая сиделка.

Стейси с аппетитом позавтракала горячими круассанами, фруктами и сыром, выпила несколько чашек кофе, затем убрала со стола и отнесла поднос с грязной посудой на кухню — к вящему неудовольствию Борины.

— Не могу же я сидеть сложа руки, — смеясь, успокаивала ее Стейси. — Правда, сегодня замечательный день? Я пойду прогуляться в саду, пока меня не позовут к бабушке.

Позднее, вернувшись в комнату больной, Стейси увидела, что старая дама восседает на кровати и вид у нее в высшей степени недовольный.

— А, Стейси! — воскликнула она с неподдельным облегчением. — Теперь Эугения может пойти насладиться давно заслуженной чашечкой кофе... а мы с тобой поболтаем.

Когда сиделка ушла, Стейси устроилась в кресле и лукаво улыбнулась бабушке.

— Ты выглядишь великолепно.

— Великолепно?! Меня напичкали пилюлями, подвергли унизительной процедуре обтирания, потом усадили в кресло, точно куклу, и перестелили постель. — В глазах старой дамы заплясали зловредные искорки. — Я велела Эугении оставаться внизу до самого обеда или пока я не позову. Думаю, она не на шутку оскорбилась.

— Да ведь ты ее попросту выставила! Как не стыдно, бабушка!.. Ну что, продолжим читать роман или ты хочешь поболтать?

— Ни то ни другое, дитя мое. Больше всего я хочу показать тебе фотографии. Подай-ка мне первый альбом.

Стейси зачарованно смотрела, как Женевьева страницу за страницей листает историю своей жизни, запечатленную на снимках. Фотографии изображали красивую девушку в платьях по моде начала века — на вечеринках, в саду, на теннисном корте, потом — в подвенечном наряде рядом с красавцем-мужем, а после — с младенцем на руках.

— Это Гвидо, отец Андрэ. А на следующей странице — Изабель, мать Анны.

Некоторые фотографии Стейси уже видела — в серебряных рамках, на стенах салона — но снимки Андрэ, Дидье и Стеллы в детстве были ей внове и вызвали у нее искреннее восхищение. Вот Андрэ играет с младшим братом и сестренкой, вот он уже подросток, свысока глядящий на весь свет, а на него с обожанием смотрит юная Анна... а вот — снимок, на котором Андрэ рядом с молодой, чересчур серьезной девушкой, и на пальце у нее блестит бриллиантом обручальное кольцо.

— Нинон Мелано? — догадалась Стейси.

— Да. Она тогда была почти красавицей, но годы оказались к ней не слишком благосклонны. — Женевьева выразительно фыркнула. — Впрочем, Нинон все же держится лучше, чем ее сестра Магдалина — та цепляется за молодость зубами и ногтями... с немалой помощью денег Дьюка Биллибьера.

Стейси рассмеялась и крепко обняла старую даму, затем взяла другой альбом — там были снимки с приемов, семейных праздников и вечеринок.

— Когда делали эту фотографию, я еще не была Страусс, — с грустью проговорила Женевьева, показывая на двух девушек в причудливых, видимо маскарадных, платьях. — Тогда я в последний раз виделась со своей кузиной.

— Что же с ней стало?

— Она сбежала из дому и умерла совсем молодой. — Старая дама глубоко вздохнула и решительно захлопнула альбом. — Ну, довольно. Не будем больше грустить.

Стейси послушно взяла у нее альбомы, поставила их на полку и снова села, целиком погруженная в свои мысли. Женевьева между тем оживленно вспоминала о счастливых временах, о которых напомнили ей старые фотографии. Не сразу, но все же она заметила, что Стейси почти не слушает.

— О чем ты задумалась, дитя мое?

— Бабушка, как звали твою кузину?

— Жаклин. Она была славной девушкой, настоящей красавицей, и я любила ее, как родную сестру, но... Стейси, в чем дело?

Та проворно вскочила.

— Я сейчас кое-что принесу! — выпалила она и, умчавшись в свою комнату, скоро вернулась с фотографией. — Посмотри, бабушка, это Жаклин?

Старая дама смотрела на снимок с неподдельным изумлением, затем медленно подняла на Стейси влажные от слез глаза.

— Боже милосердный, это действительно Жаклин! Примерно на год старше, чем была, когда мы с ней виделись в последний раз, но сомнений нет — это она. Откуда у тебя эта фотография?

Лишь сейчас Стейси сообразила, что избыток эмоций может повредить здоровью старушки. Она села у кровати, ласково взяла в свои ладони хрупкую старческую руку.

— Ради Бога, только не волнуйся! Если из-за моего легкомыслия тебе станет хуже...

— Мне сейчас грозит только одно, — ядовито перебила ее старая дама, — умереть от любопытства! Говори же!

Стейси подчинилась и поведала историю Жаклин Галон, стараясь не подчеркивать трагичность некоторых эпизодов. Женевьева слушала жадно — наконец-то она узнала всю правду о том, что произошло с ее кузиной! Когда Стейси умолкла, больная, вместо того чтобы заливаться слезами, радостно улыбалась.

— Так ты, стало быть, внучка моей милой Жаклин! Неудивительно, что с самого начала я почувствовала к тебе и твоей матери привязанность! И это конечно же объясняет загадку твоего сходства с Анной. Меня и Жаклин частенько принимали за родных, а не двоюродных сестер, вот почему вы с Анной выросли похожими друг на друга! Именно оттого, что Анна так напоминала Жаклин, она и была всегда особенно дорога моему сердцу.

Старая дама посерьезнела.

— Когда Жаклин бежала из дому, ее отец — а он был человеком старой закалки и очень суров — не позволил упоминать ее имя, даже после ее смерти. Я так рада, что Жаклин все-таки нашла свое счастье! Как же я благодарна Анне за то, что ей пришло в голову прислать тебя вместо себя!

Против ожидания, волнующие новости о Жаклин ничуть не ухудшили состояние мадам Страусс, напротив, придали ей бодрости, и она даже заявила, что желает встать. Лишь угроза сиделки сделать успокаивающий укол утихомирила взбунтовавшуюся пациентку.

— Кроме того, если тебе станет хуже, — добавила Стейси, — все станут винить меня в том, что я плохо позаботилась о тебе.

Это решило дело, но никакая сила не могла помешать Женевьеве судачить о поразительном открытии весь день, особенно после того, как Стейси позвонила матери.

Джеки, услышав новость, пришла в восторг.

— Получается, что ты приходишься Андрэ чем-то вроде кузины?

— Да, пожалуй, — ответила Стейси, которая думала о том же с той минуты, как узнала, что Жаклин состояла в родстве с семейством Страусс. — Неожиданный поворот событий, верно?

— Жду не дождусь узнать, что скажет об этом Люси!

Стейси, однако, намного больше беспокоила реакция Андрэ. Он позвонил справиться о здоровье бабушки, но Стейси ничего не сказала ему об удивительном открытии. Женевьева умоляла, чтобы сделать это предоставили ей, и глаза старушки горели в предвкушении того, как она сообщит Андрэ, что Стейси — его родственница.

Справиться о здоровье старой дамы звонили и другие, в том числе Олга Страусс — она вновь выразила Стейси свою благодарность и сказала, что Стелла завтра с удовольствием встретится со Стейси, если бабушка, конечно, хоть ненадолго отпустит ее от себя.

Одеваясь к ужину, Стейси отчаянно нервничала. Ей казалось, что по такому случаю стоит принарядиться, и вместо джинсов и свитера надела платье, но не стала убирать волосы в пучок и вдела в уши сережки, чтобы немного оживить строгость наряда. Когда в дверь комнаты постучали, Стейси распахнула ее настежь, ожидая увидеть Эугению или Борину, и потрясенно воззрилась на Андрэ.

— Добрый вечер. Я приехал рано, прости. Я не мог больше ждать.

— Беспокоился о бабушкином самочувствии?

Он покачал головой и привлек Стейси к себе.

— Я больше так не могу! — хрипло проговорил он, прижимаясь губами к ее теплым волосам.

— Я тоже! Но сначала загляни к бабушке. Она ждет тебя с нетерпением и хочет кое-что рассказать.

Андрэ пристально посмотрел на нее, и в глазах его вдруг заиграли опасные огоньки. Стейси поспешно отступила.

— Потом, — сказала она лукаво, но Андрэ схватил ее за руку.

— Пойдем вместе!

— Бабушка хочет поговорить с тобой с глазу на глаз.

— О чем?

— Поторопись — и сам все узнаешь, — повредничала она.

Миновал, казалось, не один час, прежде чем Андрэ вернулся в салон. Он ворвался в комнату точно ураган, захлопнул за собой дверь и сгреб Стейси в объятия.

— Теперь, когда мы оказались родственниками, ты не вправе мне это запретить!

Стейси и не собиралась ничего ему запрещать, и это открытие так воспламенило Андрэ, что очень скоро стало ясно: если его не остановить сию же минуту, потом она будет уже не в состоянии сделать это. Одна мысль о том, что Борина, войдя, застанет их на ковре, вызвала у Стейси такой приступ веселья, что Андрэ не на шутку рассердился и смягчился, лишь узнав в чем дело.

— Ты права, — согласился он, гладя растрепавшиеся волосы Стейси. — Ты так легко сводишь меня с ума, что я пропустил бы и конец света!

Стейси, смеясь, обняла его, но тут же посерьезнела, увидев его застывшее, напряженное лицо.

— Андрэ, что случилось?

— Поговорим об этом за ужином, — сказал он твердо и распахнул дверь, пропуская вперед Стейси. — А после разговора вместе пойдем к бабушке.

И, к великой досаде Стейси, Андрэ больше ни словом не обмолвился на эту загадочную тему, пока Борина не подала ужин и не ушла, плотно прикрыв за собой дверь.

— Я знаю, что брак тебя не прельщает... — начал Андрэ.

— Погоди, я должна тебе кое-что сказать...

Он властным жестом вскинул руку.

— Дай мне высказаться, а потом, обещаю, сможешь говорить, сколько пожелаешь. Бабушка рада всем сердцем, что вы с ней родня — тем более что наконец отыскался след Жаклин Галон, исчезновение которой мучило бабушку не один десяток лет. Эта история объяснила также и ваше сходство с Анной... хотя я, например, всегда знал, что ты — не Анна.

Стейси недоверчиво изогнула бровь.

— А по-моему, ты просто не в силах признать, что тебя провели.

Андрэ пожал плечами.

— Пусть так. Прежде, чем мы с тобой поднимемся к бабушке, ты должна узнать вот что: она очень хочет, чтобы мы с тобой поженились. Собственно, бабушка мечтала об этом с самого начала, но теперь, когда она узнала, что ты внучка Жаклин Талон, с ней просто сладу нет.

Стейси отодвинула тарелку и тихо спросила:

— А ты что об этом думаешь?

— Ты же знаешь, что я люблю тебя! — с жаром ответил Андрэ. — Неужели тебе трудно ненадолго притвориться, что ты хочешь стать моей женой?

— Притвориться?! — Стейси непонимающе воззрилась на него.

Андрэ кивнул.

— Знаю, по неведомой причине ты и слышать не хочешь о замужестве... но бабушка слаба здоровьем, для нее стало бы подлинным счастьем знать, что когда-нибудь мы с тобой поженимся. Словом, сдается мне, что самый удобный способ порадовать ее — обручиться.

Стейси смятенно смотрела на него. Всего пять минут назад она готова была сказать, что не мыслит себе жизни без Андрэ, а потому согласна и на прежнее его предложение!

— Судя по тому, как ты меня встретила, — продолжал он, не сводя с нее глаз, — я решил, что ты уже знаешь о бабушкиной идее.

— Нет, я ничего не знала. — Стейси нахмурилась. — Может быть, нам стоит кое-что прояснить?

— Для меня-то все кристально ясно. Я дарю тебе кольцо, и мы объявляем о помолвке. — Он вскочил, протянул руку Стейси. — Пойдем сообщим об этом бабушке — пусть порадуется!

— Но я ведь не сказала, что согласна... — слабо запротестовала она.

Андрэ притянул ее к себе и заглушил все возражения крепким пьянящим поцелуем.

— Любовь моя, конечно же ты согласна! Совсем недавно ты ясно дала мне это понять!

Он постучался в дверь комнаты больной и, войдя вместе со Стейси в спальню, торжественно объявил:

— Бабушка, позволь представить тебе мою нареченную! Ты не хочешь нас поздравить?

— Теперь я сразу выздоровею! — задорно выкрикнула Женевьева. — Должна же я быть в форме к вашей свадьбе! Андрэ, Стейси, поезжайте праздновать помолвку. Эугения за мной присмотрит.

И не успела Стейси оглянуться, как уже сидела в «рено».

— Может, нам все-таки не стоило уезжать? — беспокоилась она.

— Эугения опытная сиделка. В случае чего она позвонит и мы тотчас вернемся, а пока я везу тебя в твой новый дом.

— Что ж, было бы очень кстати поговорить с глазу на глаз, — едко заметила Стейси. — Бабушка, между прочим, уже поговаривает о свадьбе. Как будем выкручиваться?

Андрэ, однако, отказался обсуждать этот вопрос, пока они не доедут до дома, который Стейси так мечтала увидеть снова. Едва они вошли, Андрэ привлек Стейси к себе и принялся целовать так пылко, что сразу стало ясно, зачем он привез ее сюда.

— Так нечестно! — задыхаясь, пожаловалась Стейси. — Ты еще должен ответить мне на кое-какие вопросы...

От улыбки Андрэ кровь закипела в ее жилах.

— Этим я и занят. Я намерен убедить тебя, что мы созданы друг для друга.

— То есть затащить меня в постель, — пробормотала Стейси.

— А ты против? — Андрэ вдруг замер, пристально глядя на нее, и впервые за все время, что Стейси его знала, в его черных глазах промелькнуло нечто похожее на сомнение. — В прошлый раз я не оставил тебе выбора. И сейчас, хотя и желаю тебя, как не желал еще ни одну женщину, я говорю тебе: решай сама. Только, если хочешь мне отказать, ради Бога, делай это побыстрее!

Ее губы дрогнули в слабой улыбке.

— Я давно уже все решила — еще до того, как ты привез меня сюда.

На миг он зажмурился, затем с силой притянул Стейси к себе, и она отдалась во власть его нетерпеливых рук. Желание с такой силой сжигало Стейси что она мечтала поскорее добраться до спальни, где получила первый урок любви.

— Теперь мы обручены, а значит, все дозволено, — хрипло прошептал Андрэ, нарочито медленно снимая с нее одежду. Жаркие губы его нетерпеливо следовали за руками.

— Это же софистика, — проворчала Стейси, и Андрэ, рассмеявшись, уложил ее на кровать.

— Это любовь, — поправил он. — Я люблю тебя всем сердцем. А ты? Любишь ли ты меня?

— Наверное, — пробормотала Стейси, смущенно отводя взгляд. — Иначе...

— Иначе бы тебя здесь не было? — поддразнил он. — Если кто и повинен в софистике, радость моя, так это бабушка. Она давно сказала мне, что, если я не найду способа завоевать твое сердце, значит, я не достоин называться ее внуком.

Стейси была потрясена до глубины души.

— Так это все бабушкина идея?

— Нет, моя... но она одобрила. А теперь, — объявил Андрэ, крепко прижимая Стейси к себе, — довольно разговоров! Сейчас я покажу тебе, как надлежит праздновать помолвку. О, застенчивая моя красавица, посмотри же на меня!

Стейси подняла глаза — и у нее перехватило дыхание.

— Смотри на меня, смотри, не отводи взгляда, — хрипло потребовал Андрэ. — Я хочу, чтобы ты видела, как сильно я желаю тебя, как давно мечтал об этой минуте... И на сей раз, любовь моя, обещаю тебе: ты познаешь всю полноту блаженства, какое только дано разделить мужчине и женщине!

Стейси утонула в его властном, пьянящем взгляде. Андрэ ласкал ее обнаженные груди, дразнил кончиком языка тугие напрягшиеся соски. Затем его рука неспешно и дерзко скользнула ниже, к треугольнику шелковистых волос между бедрами, и Стейси ощутила, как разгорается в лоне медленное сладкое пламя. Она вскрикнула от безудержного восторга, уже не пытаясь скрыть от Андрэ, как распаляют его ласки ее плоть, изголодавшуюся любви.

Андрэ склонился над ней, языком лаская бутон сокровенной женской плоти, упиваясь изысканным ароматом ее естества... и ласкал до тех пор, пока Стейси, не в силах терпеть дольше этой сладостной муки, не взмолилась, чтобы он овладел ею.

И тела их слились в восхитительном ритме страсти. То медленно, то с сокрушительной силой Андрэ вел свою неопытную возлюбленную к высотам наслаждения, и сдерживал себя, пока ее нагое тело не затрепетало, охваченное восторгом. Тогда и Андрэ дал себе волю, и вместе они погрузились в упоительную негу...

Андрэ сжимал Стейси в объятиях, чувствуя, как угасает в их истомленных телах сладостный огонь, как замедляется неистовое биение сердец. Наконец он поднял голову и заглянул в ее широко открытые, безмерно изумленные глаза.

— О чем ты думаешь, Стейси?

— Меня всегда удивляло, почему люди так стремятся к этому интимному и даже, казалось мне, постыдному занятию. — Стейси улыбнулась, снизу вверх глядя в его лицо. — Если бы я знала раньше, как это прекрасно, я давно бы уже изменила свои взгляды на плотскую любовь...

Он легонько тряхнул ее за плечи.

— И не думай даже! Все равно ни с кем другим ты не испытала бы ничего подобного. Ты создана только для меня.

— Теперь я знаю, почему ни один мужчина никогда не пробуждал во мне желание.

— Чертовски соблазнительно думать, что я уже знаю ответ на этот вопрос... И все же, радость моя, скажи, что ты имеешь в виду.

— Все очень просто. — Стейси улыбнулась, глядя на ревнивые огоньки в его глазах. — Я могла отдать свое тело только тому мужчине, который завладел бы и моим сердцем. Навсегда, — добавила она на случай, если у Андрэ возникнут сомнения.

Он с силой привлек ее к себе.

— Так ты признаешь, наконец, что любишь меня?

— Да, — шепнула Стейси, счастливо улыбаясь. — И, если захочешь, я согласна переехать к тебе.

— Стейси, я хотел не совсем этого... но думал, что на большее ты не согласишься. Потому-то я в конце концов и решился на шантаж. Я считал, что, если ты дашь согласие на помолвку, рано или поздно я сумею изменить твои взгляды на брак.

— Но я думала, что ты хочешь только порадовать бабушку... — пролепетала Стейси, у которой внезапно перехватило дыхание от безмерного счастья.

— Нет, не настолько я благороден и бескорыстен. Если бы я сам безмерно не желал тебя, даже моя любимая бабушка не смогла бы уговорить меня на такой союз.

— Так ты решил обручиться со мной не ради удобства? — на всякий случай уточнила Стейси.

Андрэ лукаво усмехнулся.

— Для меня наша помолвка удобна лишь одним — надолго она не затянется. Ну, любовь моя, ты теперь изменила свое мнение о замужестве?

— Нет.

— Нет?!

Стейси тихо засмеялась.

— Я ведь никогда и не говорила, что отвергаю идею брака. Это ты все время твердил о «менее формальных отношениях».

Андрэ сгреб ее в охапку.

— Ах ты ведьмочка! Ты же сама говорила, что не хочешь замуж!

— Ну да — когда ты считал, что должен благородно прикрыть мой грех... Такой брак мне не был нужен. — Она лукаво искоса взглянула на него. — Не у тебя одного есть гордость, Андрэ Страусс!

Вместо ответа он крепко поцеловал ее... и чертыхнулся, когда у кровати затрезвонил телефон.

— Слушаю! — рявкнул Андрэ в трубку, но тут же засмеялся. — Да, бабушка. Конечно, не забуду. Спокойной ночи.

Он положил трубку и проказливо ухмыльнулся.

— Она хочет, чтобы мы назначили день свадьбы. Вот теперь, любовь моя, тебе придется выйти за меня замуж — или же моей гордости будет нанесено серьезнейшее оскорбление.

Хохоча, они рухнули на кровать, затем Андрэ укрыл их обоих одеялом и притянул Стейси к себе.

— Еще минутку полежим вот так, счастье мое, а потом я отвезу тебя на виллу. Бабушка велела, чтобы я не задерживал тебя на всю ночь.

— Так она довольна? — спросила Стейси, теснее прижимаясь к нему.

— Счастлива. Чуть меньше, чем я, — отозвался Андрэ. — Завтра мы с тобой поедем покупать обручальное кольцо. Умница я, верно?

— Почему это?

— Я ведь знал, что, если тебя окольцевать, ты уже никуда не улетишь.

— Я уже и сама об этом подумывала, — лукаво промурлыкала Стейси.

Андрэ, расхохотавшись, снова принялся целовать ее, да с таким жаром, что прошла не минутка, а куда больше времени, прежде чем они вернулись на виллу Женевьевы. Там, на балконе Андрэ неохотно простился со своей нареченной.

— Скажи еще раз, что любишь меня, — потребовал он, целуя Стейси на прощание, и нахмурился, увидев, что к ним, сгорая от смущения, приближается Эугения.

— Месье Андрэ, ваша бабушка отказывается ложиться спать, пока не повидается с вами... а сейчас уже очень поздно. Я приготовлю ей горячее питье, а вы пока пожелайте ей доброй ночи.

Обменявшись улыбками, Стейси и Андрэ поспешили наверх, чтобы поделиться своим счастьем с мадам Страусс.

— Я уже сообщила обо всем твоей матери, Андрэ! — воскликнула сияющая счастьем Женевьева, — а ты, Стейси, утром позвонишь своей маме и в Лиссабон Анне.

— Хорошо. А теперь, бабушка, тебе пора спать, — твердо сказал Андрэ. — Вот и Эугения вернулась, сейчас она нас прогонит.

Обнявшись, они спустились вниз, и на балконе Андрэ со вздохом сказал:

— Уже поздно, и мне пора ехать.

Стейси прильнула к нему и, задумчиво сдвинув брови, стала смотреть на звезды.

— Я, конечно, сообщу директрисе школы, что выхожу замуж, но, пока мне не подыщут замену, придется там поработать.

— Об этом я и забыл! — простонал Андрэ.

— Я привыкла работать, — сказала Стейси и осторожно добавила, опасаясь его возражений: — После того, как мы поженимся, я все же хотела бы подыскать себе занятие по душе.

Андрэ крепче обнял ее.

— Твое знание языков пригодится мне в коммерческих делах. Хочешь стать моей помощницей, любовь моя?

— Еще бы!

Они помолчали, не в силах расстаться, наслаждаясь близостью друг друга.

— Утром надо будет позвонить и Люси, — наконец сказала Стейси. — И моему боссу...

— А я должен буду позвонить отцу и Дидье, а еще Саймону и Саре... — Андрэ помотал головой. — Если бы я и женился когда-нибудь на Нинон Мелано, то исключительно ради того, чтобы избежать астрономических счетов за телефонные разговоры!

— И чтобы прибрать к рукам ее заливные луга, — не удержалась Стейси.

Андрэ взял ее за подбородок, заглянул в глаза и проникновенно сказал:

— Все, чего я хочу в жизни, — здесь, в моих объятиях.