Брачная церемония состоялась в тот же день. На самолете, принадлежавшем другу Грэга Маркусу Шейну — богатому и эксцентричному писателю, они отправились в Алабаму.

Выбор пал на этот штат, потому что здесь в отличие от Флориды не требовался испытательный срок между приобретением лицензии на брак и самой брачной церемонией. А время для Грэга было на вес золота. Бадави мог объявиться уже через три дня.

Прилетев, Грэг и Линда наняли машину, купили лицензию, и Шейн повез их за город на небольшую тихую ферму, где выращивали арбузы. Как рассказал им писатель, в шестидесятых годах здесь была коммуна хиппи во главе с гуру.

Теперь гуру жил на ферме один, а его последователи давно отбыли в мир более практических дел. Пислав Рейнбау — Миролюбивая Радуга, как называл себя гуру, утверждал, что имеет право совершать бракосочетания. Когда-то он послал по почте два доллара по адресу, указанному в каком-то журнале. В ответ он получил сертификат, утверждающий, что он является самым настоящим священником.

Линде не нравилась вся эта затея. Ее единственным желанием было, чтобы этот маскарад поскорее закончился и она могла бы вернуться домой. Ее мучила совесть, что Сарре опять пришлось остаться с Томми. Правда, Грэг предоставил им свою виллу в полное распоряжение, позволив развлекаться, как им заблагорассудится.

Она не успела рассказать Сарре о своих делах, хотя и знала, что ей придется вовлечь ее еще глубже во все это безумие. Для начала она заявила Грэгу, что не останется на вилле одна без компаньонки и что Сарра должна переехать вместе с ней, хотя не имела ни малейшего представления о том, как все объяснить подруге, включая и тот немаловажный факт, что Хьюстон хочет снести их дома.

Сейчас она в тревоге глядела на высушенную солнцем алабамскую землю. Грэг дружески потрепал ее по плечу. От этого совсем невинного прикосновения она вздрогнула, как от электрического разряда.

— Перестаньте волноваться о малыше, — хрипловато сказал он. — С ним все будет прекрасно. В доме есть чем заняться.

— Я слишком часто оставляю его одного последнее время.

— Он даже не узнает, что вы куда-то уезжали. — Его дыхание щекотало ей шею.

Почему она всегда столь сильно ощущает его присутствие? — раздраженно подумала она. Ни один мужчина раньше, даже ее собственный муж, не оказывал на нее такого воздействия.

Муж. Грэг Хьюстон сейчас станет моим мужем.

Миролюбивая Радуга в священническом облачении, но без рубашки и обуви. Его длинные седеющие волосы и борода спадали ему на грудь. Высокий, худой и костлявый, с диким выражением глаз.

Он настоял на том, чтобы брачная церемония происходила прямо на бахче, дабы плодородие земли благотворно отразилось на их союзе. Грэг усмехнулся, Линда покраснела.

Священник стоял перед ними, и его босые ноги утопали в пыли, видимо, чтобы еще теснее соприкасаться с матерью-природой. Он что-то бормотал, очевидно, совершая церемонию. Большая пятнистая свинья приковыляла к краю поля и остановилась, глядя на них.

Наконец преподобный отец вперил в них свой сумасшедший взор с таким напряженным выражением лица, что Линда вздрогнула.

— Объявляю вас мужем и женой, — кратко объявил он. — Целуйте невесту.

Линда вся сжалась, собралась возражать, когда новоиспеченный муж прикоснулся к ней, но, задохнувшись от волнения, не смогла вымолвить ни слова и тут же оказалась в его объятиях.

— Вы слышали, что сказал священник? — Грэг нагнулся к ней и быстро нашел ее губы.

Поцелуй был всего лишь частью ритуала, но вышло совсем иначе. Он накрыл ее рот своими теплыми, мягкими и настойчивыми губами. Казалось, его поцелуй вобрал в себя весь жар алабамского полдня. Запах созревающих полей и цветущей жимолости кружили Линде голову

Его руки крепко сжимали ее, не отпуская. Его объятия были сильными, уверенными, но удивительно бережными.

У Линды вырвался непроизвольный вздох удовольствия. Он тут же воспользовался этим и попытался более интимно овладеть ее ртом, не в силах сдержать подобного же вздоха.

— Аминь, — сказал священник. — Теперь можете мне заплатить.

— Слышали, миссис Хьюстон? — выдохнул Грэг прямо ей в губы. — Пора платить. Оказывается, у всего есть своя цена.

Линда внезапно вернулась на землю. Слова «миссис Хьюстон», произнесенные хрипловатым насмешливым голосом, потрясли ее. Она с тревогой посмотрела на стоящего рядом мужчину. На его лице сияла самодовольная ироничная улыбка.

Он забавлялся, и она в ужасе поняла почему. Потому что он ее целовал и ей нравилось, как он это делал. Тем же образом, каким он околдовал ее сына и даже кота, ему удалось — моментально — околдовать и ее.

Он порылся в кармане, вытащил бумажник и вложил в довольно грязную руку священника стодолларовую бумажку. Затем повернулся к Шейну, который пристально разглядывал свинью, прищурив глаза.

— Эй, свидетель, — лениво позвал его Грэг. — Ты что-нибудь засвидетельствовал?

— Практически ничего, — ответил тот, не отрывая взгляда от свиньи. — Я наблюдал за этим животным. У нее самые злобные глаза из всех, которые я когда-либо видел. В ней определенно есть что-то сверхъестественное.

Рейнбау почесал свою голую подмышку и посмотрел сначала на свинью, потом на Шейна.

— Вы вполне могли знать друг друга в предыдущей жизни, — предположил он. — Знаете, это иногда случается.

— Видимо, так, — пробормотал Шейн.

Грэгу пришлось буквально тащить его к машине. Он всю дорогу хмуро оборачивался на свинью.

Другой рукой Грэг держал большой арбуз — свадебный подарок от священника.

— Разве ты не собираешься хотя бы поздравить нас? — спросил он приятеля.

— С чем? — Шейн был явно озадачен.

— С браком.

— Брак не есть основание для поздравлений, — сказал Шейн, затем зевнул. — Это только основание для развода.

Они остановились в близлежащем городке, чтобы передать по телеграфу заверенную копию брачной лицензии Бадави, в его отель в Нью-Йорке.

— Вот так, — сказал Грэг. — Это должно убедить старика.

Линду раздражал цинизм и абсурдность всего происходящего.

Меня притащили сюда и выдали замуж прямо на поле с арбузами, с горечью думала она. Священником был старый хиппи, а единственный свидетель провел всю церемонию, играя в «гляделки» со свиньей. И все это только потому, что некто верит, что нашими судьбами управляют звезды. С чем и поздравляю вас, миссис Хьюстон.

Добро пожаловать в сумасшедший дом.

Когда «новобрачные» добрались до виллы, Томми и Сарра смотрели телевизор и доедали сливочное мороженое с фруктами. Рядом с ними спал, свернувшись клубком, Бозо.

Линда попросила Сарру пройти с ней в соседнюю комнату, а Грэг остался, чтобы составить компанию Томми.

Как только Линда захлопнула за собой дверь, она бессильно прислонилась к стене и схватилась руками за голову. Сарра не сразу заметила ее состояние.

— Посмотри на эту комнату, — сказала она, жадно разглядывая ее. — Это не дом, а дворец Удовольствий. Слава Богу, что ты вернулась. А то я здесь каждый час набираю по фунту лишнего веса.

— Сарра, как ты думаешь? — Линда глубоко вздохнула. — Ты не могла бы остаться здесь подольше? Нам с Томми, видимо, придется здесь пожить… я пока не знаю сколько времени. Мне… мне нужна компаньонка. Я и Грэг Хьюстон… мы сегодня поженились.

— Вы… что?! — Сарра в ужасе всплеснула руками.

Линда постаралась ей все объяснить, несмотря на то, что подруга без конца перебивала ее своими вопросами и восклицаниями.

Наконец она уселась в кресло, качая головой.

— Значит, он хочет снести наши дома, а мы пока можем пожить здесь? Это все так путано. Ну, конечно, я не могу оставить тебя одну в беде. И потом — куда же мне теперь ехать? Давай назло ему поселимся здесь навсегда и в отместку съедим всю его еду. Правда, я уже слышу, как черти в аду радуются: Сарра Голдман скоро будет весить сто килограммов.

Линда не могла даже улыбнуться. Она становилась все более мрачной и подавленной. Сарра встала, подошла к ней и обняла за плечи.

— Я знаю, тебе сейчас не до смеха. Но что еще нам остается делать. Кто-то сказал: «Если мы не будем смеяться, то сойдем с ума».

— Я не в состоянии смеяться, — угрюмо ответила Линда. — Видимо, я уже сошла с ума.

Сарра еще раз окинула взглядом богатое убранство комнаты и беспомощно пожала плечами.

Остальную часть дня Линда старалась держаться как можно дальше от Грэга Хьюстона.

Она и Сарра помогали друг другу упаковывать вещи, чтобы переехать на виллу. Томми был так возбужден, что его трудно было уговорить хотя бы немного поспать.

Когда все вещи были собраны, Томми подошел к матери и, подергав за край шорт, удивил ее своим вопросом:

— Завтра будет волшебное утро?

Линда внимательно посмотрела на сына.

— Я не знаю. Может быть. Не могу обещать.

Томми спустил Бозо на пол и, зевнув, стал тереть глаза кулачками. Он к вечеру свалится от усталости, подумала Линда. Может быть, это и к лучшему. По крайней мере не заметит, что спит в чужой постели.

Чужая постель. Ей самой придется спать в такой. Под одной крышей с Грэгом Хьюстоном. Она слегка побледнела. Томми снова зевнул.

— Грэг сказал, что у нас, может быть, даже будет и день дельфина. Будет, да?

— День дельфина? Я даже не знаю, что это такое.

Мальчик взглянул на нее, разочарованный ее неведением.

— Это день с дельфином, — выразительно сказал он.

— Там видно будет, — ответила Линда, не зная, что именно обещал ему Грэг.

Бозо зевнул и вытянулся под туалетным столиком Сарры, а Томми начал ходить кругами вокруг ее большого плетеного ковра, тихо напевая: «Утро волшебное, день дельфина, утро волшебное, день Дельфина».

Подруги обменялись взглядами. Томми определенно был сегодня слишком разговорчивым. Как такому человеку, как Грэг, удалось сотворить это чудо?

— У меня была соседка, миссис Фини, — сказала Сарра тихо. — Она всегда говорила: «Господь творит свои чудеса неисповедимыми путями».

Линда прикусила губу и покачала головой: в Грэге Хьюстоне было слишком много чего-то дьявольского, чтобы он мог творить чудеса путями Господними.

В тот вечер Томми упрямо не хотел ложиться спать. Обычно тихий и послушный, от усталости и перевозбуждения он стал раздражительным и капризным. Линда была вынуждена взять его на руки и отнести в постель. Но даже когда его наконец уложили, глаза его, уже затуманенные, никак не хотели закрываться.

Линда пыталась заставить его лежать тихо, чтобы она могла почитать ему. Но он все время порывался сесть и вылезти из постели. Он был таким неугомонным, что Бозо спрыгнул с его кровати и ушел спать в кресло, обтянутое бледно-зеленым атласом.

Линда снова попыталась утихомирить сына, с раздражением окидывая комнату взглядом. Как и во всем «дворце удовольствий» Грэга, в ней было слишком много привлекательных вещей. В углу стоял большой цветной телевизор, на комоде — магнитофон, а рядом стеллажи, уставленные кассетами. Огромное, во всю стену, окно открывалось на просторный балкон, выходивший на море. Шторы из зеленовато-голубого шелка слегка колыхались от морского ветерка; в тон им были и покрывала на парных кроватях. Обои приглушенного зеленовато-серого цвета с рисунком из серебристых раковин гармонировали с общим убранством спальни.

— Ну а теперь ложись, — уже в сотый раз приказала она. — Иначе я совсем не буду читать.

Томми подозрительно посмотрел на нее, а затем на вторую кровать.

— Да, — заверила она его. — Я тоже буду здесь спать. А Сарра рядом. Все как дома, все почти, как у нас дома.

Но вилла даже отдаленно не напоминала их коттедж, и даже себя она не могла обмануть на этот счет.

Вдруг дверь спальни тихо отворилась, и Линда оглянулась. Когда она увидела, что это Грэг, у нее перехватило дыхание. Он был снова босой, в старых шортах и одной из своих ярких рубах с кричащей расцветкой. На сей раз это были зебры, выглядывающие из высокой голубой травы.

В руках у него была гитара, волосы растрепаны. Казалось, он пришел прямо с пляжа. Линда вздрогнула: его появления всегда были непредсказуемыми. Хотя этот дом был его, он, казалось, не имел к нему никакого отношения. Слишком загорелый и слишком мужественный, он мало подходил к этой шелково-атласной комнате с ее приглушенными тонами.

Не обращая внимания на Линду, он смешно, по-пиратски, скосил один глаз, нахмурился и грозно обратился к Томми:

— Как? Ты еще не спишь?! Это что за бунт на корабле! Немедленно ложись, если не хочешь угодить в котел с банановым пудингом. О, это страшно — умереть в банановом пудинге!

Томми захихикал, но послушно лег. Грэг нахмурился еще свирепее.

— Как, глаза еще открыты?! Немедленно закрыть! А теперь я расскажу тебе о приключениях Бозо.

Мальчик зажмурил глаза. Грэг взял стул и поставил его у кровати, так близко от Линды, Что, когда он усаживался, его локоть коснулся ее Руки. И снова его прикосновение беспричинно взволновало ее, вызвало нежелательную лихорадку в ее крови.

Но он, казалось, не заметил ее, а подтянул струны и стал их настраивать.

— Баллада о коте Бозо, — объявил Грэг, взяв аккорд, и начал петь. Голос у него был грубым, неровным, но глубоким и приятным:

Голос поющего становился все тише, а аккорды на гитаре — убаюкивающе монотонными.

К тому времени, когда Грэг добрался до Билли Гоат Лейн, Томми уже крепко спал со слабой улыбкой на лице.

Тогда Грэг отложил гитару и посмотрел на Линду.

— Ну, слава Богу, а то у меня иссяк весь запас улиц. Наконец-то он уснул.

— Благодаря вам, — смущенно сказала Линда.

— Не похоже, что вы благодарны.

Она встала, поправила на Томми простыню и, отвернувшись, подошла к балконной двери и слегка приоткрыла ее. Теплый соленый воздух наполнил комнату, легкий ветерок принес с собой смешанные запахи моря.

— Здесь слишком богатая жизнь, — сказала она, стоя спиной к Грэгу. — Томми нуждается в покое и размеренности, а все эти… эти излишества утомляют его. Слишком много всего.

— Вы считаете, это моя вина? — помолчав, спросил он.

— Да, ваша. — Она даже не взглянула на него.

— Но ведь это я укачал его.

— Да, вы все проделали славно и даже трогательно, — холодно согласилась она. — Но ведь именно из-за вас он и не спал. У вас слишком богатая жизнь.

— Может быть, это ваша жизнь слишком бедная?

— Может быть, но нам она больше подходит. Благодарю за серенаду. И спокойной вам ночи. У меня тоже сегодня был очень длинный день.

Чтобы показать, что с нее довольно, Линда вышла на балкон и устремила свой взор на океан — в слабом свете звезд было видно только колыхание пены у берега.

Она ждала, что, получив выговор, Грэг тут же уйдет. Но вместо этого он выключил свет и вышел на балкон, с легким щелчком прикрыв за собой дверь.

— Не закрывайте, — сказала она, повернувшись к нему лицом.

— Я не хочу, чтобы кот вышел из комнаты, и нам еще нужно поговорить.

— Мы можем поговорить завтра.

— Через три дня нам придется изображать счастливых новобрачных. Нам следует все обсудить.

— Это может подождать.

— Нет, не может. Предполагается, что мы, извините за выражение, влюблены и знаем друг друга довольно близко.

— Влюбленные, — с иронией произнесла она и снова отвернулась к морю.

Белые гребешки волн стремились к берегу. Слева от виллы чуть виднелся длинный облезлый пирс, уходивший в море. Желтые огни слабо освещали его, и их отражения танцевали в черной воде.

— Да, влюбленные, — еще более насмешливым тоном, чем у нее, повторил он.

— Для этого надо проделать слишком большую работу. — Она посмотрела вверх на тусклые звезды.

— С обеих сторон.

— У вас это лучше получается, — сказала она. — Вас как-то не беспокоит истинное положение вещей. Вам это, кажется, доставляет удовольствие.

Он подошел к ней. Она не взглянула на него, но сразу почувствовала его близость. Казалось, от него исходит какой-то сильный импульс, который она не могла уловить. В этом было что-то сверхъестественное, и она слегка вздрогнула.

— Вам холодно?

— Нет.

— Вы нервничаете?

— Да, конечно, нервничаю. Мне не приходилось заниматься подобными вещами. Если бы не кот, я бы никогда не согласилась. При одной мысли об этом мне делается плохо.

— Наверное, это будет, как в сказке, — засмеялся он. — Ваши силы удесятерятся благодаря вашему чистому сердцу.

— В отличие от вашего, — ледяным голосом парировала она.

— Верно, в отличие от моего. Но, я полагаю, что сердце у вас чистое, как у вашего покойного мужа. Он был таким же невинным, как и вы? Если да, то тогда откуда взялся ребенок.

Линда вся напряглась, но ничего не ответила.

— Все ясно, — сказал Грэг, и Линда сразу представила себе его кривую усмешку. — Вы не станете чернить его память разговорами с человеком, подобным мне. Но я вовсе не такой плохой. Я не заставляю вас снять его кольцо и надеть мое.

— По крайней мере, хоть это верно, — сказала она бесстрастно.

— Вы не хотите рассказать мне про автокатастрофу? — дерзко спросил он. — Иначе мне снова придется состряпать какую-нибудь ложь для Бадави.

Она опять обратила свой взор к черноте океана.

— Нечего рассказывать. Мы жили тогда в Миннеаполисе. Был ноябрь. Фрэнк, мой муж, и Томми возвращались с покупками домой накануне дня моего рождения. Шел очень сильный снег. Машина попала на участок, покрытый льдом, и потеряла управление. Она ударилась о бетонную опору моста. Муж умер мгновенно. — Она сильно закусила нижнюю губу. — А Томми был ранен, но находился в сознании. Для него это все было ужасно.

— Простите, — сказал он, помолчав мгновение. — Мне очень жаль.

Она устала от всех этих бессмысленных фраз типа «простите», «мне жаль», у нее уже не осталось сил общаться с человеком, который заставил ее заново все пережить.

— Вам жаль, — саркастически проговорила она. — С вашей стороны очень любезно сказать мне это.

— Но мне действительно жаль, черт побери, — вспылил он. — Я же вижу, что ребенку пришлось многое пережить. А вам не приходило в голову показать его психологу и еще кому-нибудь?

— Конечно, я показала его врачам, — теперь ей пришлось еще и оправдываться. — Самый умный из них сказал, что время — лучшее лекарство, и предложил переменить обстановку. С тех пор Томми стал бояться снега, просто приходит от него в ужас.

— И поэтому вы переехали сюда?

— Мне тоже не хотелось видеть снег. Томми раньше нравилось отдыхать у моря. А к психологу я вожу его и здесь, раз в неделю. Она говорит то же самое — должно пройти время.

Поднявшийся легкий ветер еще больше растрепал густые волосы Грэга и еще сильнее обозначил его сильное тело под рубашкой. Он посмотрел на звезды.

— А вам тоже потребуется много времени, чтобы преодолеть все это?

— Преодолеть то, что случилось с Томми? — Она посмотрела туда, где стоял ее маленький дом, темный и пустой. — Конечно. Каждый раз, когда я вижу печаль в его глазах…

— Я имею в виду совсем другое. Любому дураку ясно, как много он значит для вас. Я имел в виду, много ли времени потребуется вам, чтобы пережить потерю мужа.

Она засунула руки поглубже в карманы и сжала их в кулаки.

— Я буду откровенна, мистер Хьюстон. Я лишилась мужа задолго до его смерти. Он был таким же, как вы. Брак он считал шуткой, верность — самой смешной вещью на свете, а отцовство полагал чем-то необязательным для себя.

— Вы хотите сказать…

— Я хочу сказать, — прервала она его, — что он не относился серьезно ни к браку, ни к отцовству. Правда, время от времени он пытался показать мне, что заботится о нас. Его последняя поездка с Томми по магазинам и была проявлением этой заботы.

Она подошла к перилам балкона и посмотрела вниз на пляж и темные волны.

— Смешно, не правда ли? Он попытался сделать доброе дело для разнообразия, и это его убило.

— Господи, Линда, — мягко сказал Грэг, — почему же вы оставались с ним?

— Я как раз собиралась оставить его. — Она подняла подбородок. — После Рождества. Но не успела. Об этом позаботилась снежная буря.

Он стоял, глядя на нее сзади. Плечи ее были напряжены, она крепко вцепилась руками в перила. Он понял, что она изо всех сил пытается взять себя в руки. Ему стало как-то не по себе.

— Линда, — спросил он, — вы плачете?

— Нет, — ответила она, но по ее странному глухому голосу он догадался, что она говорит неправду.

Ему захотелось подойти и прикоснуться к ней, как-то утешить, но теперь он стал осторожнее. Слишком часто она вздрагивала при его прикосновении. А он не привык быть отвергнутым — это делало его сварливым и не очень вежливым.

Все-таки он подошел к ней и наклонился так близко над ее ухом, что даже почувствовал, как легкая прядь ее волос, словно шелк, задела его губы.

— Почему же вы до сих пор носите его кольцо? — тихо спросил он.

— Чтобы оно напоминало мне.

— Напоминало вам о чем?

— О том, чтобы я никогда больше не влюблялась, — с горечью произнесла она. — У меня с этим плохо получается. Я устала от этого разговора. Не могли бы вы уйти? Пожалуйста.

Ее волосы все еще трепетали, мягко лаская его лицо, и он опять едва подавил в себе желание дотронуться до нее. Он ощущал запах ее духов — что-то похожее на полевые цветы.

— Хорошо, я пойду.

Она повернулась к нему, чтобы холодно попрощаться, но что-то в его лице остановило ее. Он долго молча смотрел на нее, затем знакомая насмешливая ухмылка вновь появилась на его губах.

— Спокойной ночи… миссис Хьюстон, — сказал он, вложив в последние слова весь свой сарказм. Затем повернулся и ушел.

Она осталась одна, слушая непрекращающийся шум моря.