Ее изумление было прервано появлением экономки. Пенелопа Фултон — высокая женщина лет пятидесяти, с темными волосами была вечно чем-то озабочена.

— Мистер Хьюстон, — сказала она, — для вас есть очень важное сообщение из Нью-Йорка. От мистера Бадави.

Улыбка исчезла с лица Грэга.

— Сообщение от Бадави? Какое?

— Он не приедет через два дня, как планировал.

У Грэга заглегли морщинки между бровями.

— Он отменил свой приезд?

В то же мгновение у Линды бешено заработало воображение и появилась дикая надежда, что если Бадави не приедет, то и весь этот сумасшедший маскарад кончится. Однако, как ни странно, от этой мысли у нее вдруг сжалось сердце и заныло в груди.

Но ответ миссис Фултон унес все ее переживания и вместо этого наполнил ее новыми предчувствиями.

— Нет, сэр. Он приедет сегодня вечером и хочет, чтобы его встретили в аэропорту.

— Сегодня? — переспросил Грэг. Сегодня, в ужасе подумала Линда.

— В семь сорок пять вечера. И еще, мистер Хьюстон, — экономка выпрямилась еще сильней, словно аршин проглотила. — Что-то надо делать с этим котом. Я его заперла в прачечной, чтобы он не бродил по всему дому. Но он так орет и скребется в дверь, что у меня началась мигрень.

— Ясно, — сказал Грэг.

— И это еще не все, — продолжала миссис Фултон, поджав губы. — Ваш гость прибывает так неожиданно. Мне будет крайне трудно подготовиться к его приезду. Да еще с таким неугомонным котом. И потому я не могу взять на себя ответственность за прием гостей, которые не придерживаются своего графика.

— Томми, — сказал Грэг подчеркнуто спокойным голосом, — будет лучше, если вы с Саррой сейчас пойдете и освободите Бозо.

Мальчик торжественно кивнул, схватил Сарру за руку и потащил ее в сторону тюрьмы-прачечной, где томился его любимец.

Между тем Грэг нахмурился.

— Если он приезжает сегодня, значит, сегодня его и надо будет принять, и как можно лучше. Какого бы труда это вам ни стоило. Вам понятно, миссис Фултон?

Тонкие брови экономки от обиды поползли на лоб.

— А что касается кота, — продолжил он, — то с ним нужно обращаться, как с любым из моих гостей, и даже лучше. А если вы и ваша мигрень этого не переносите, то лучше уходите — прямо сейчас.

— Вот как! — сказала явно рассерженная миссис Фултон.

— Да, именно так. — Грэг еще грознее сжал челюсти. — А сейчас вам лучше пойти и приготовить все к приезду Бадави.

Женщина недовольно хмыкнула, но быстро пошла в дом.

— Я знал, что мне не понравится иметь дело с прислугой, — проворчал он, когда дверь за ней закрылась. — Они здесь всего два дня, а я уже устал от них.

— О Господи, — пробормотала Линда. — Миссис Фултон не понравится, если я в таком виде потащусь через весь дом.

— С переодеванием можно подождать. Нам нужно поработать. — Грэг взял ее за руку и повел в сторону беседки в саду.

— В чем дело?

— Пойдемте, миссис Хьюстон, — мрачно начал он. — Бадави уже почти у нашего порога, а мы так и не узнали друг друга, нам нужно это сделать как можно лучше и как можно скорее.

Оставшуюся часть дня Грэг и Линда провели в беседке среди пальм и гибискусов, добросовестно рассказывая о себе.

Сарра прониклась ответственностью момента и все это время занималась с Томми, не забыв послать обед Грэгу и Линде.

— О'кей, — сказал Грэг, откусывая от сандвича с крабами, — позвольте мне все теперь подытожить. Вы родились в Сантаклауде, штат Миннесота. У вас была сестра, на два года моложе вас, но она умерла, когда вам было шесть лет. Ее звали Дженни — правильно?

— Правильно, — кивнула она.

У него была блестящая память, и это пугало ее.

— Ваш отец был адвокатом, мать — художником-графиком. После смерти вашей сестры она стала искать утешение в мартини. Незадолго до того, как вы поступили в колледж, ваши родители развелись. Потом вы продолжили учебу в университете Миннесоты, где основным предметом было искусство, а вторым — литература. Окончили его с отличием. Там и познакомились с Фрэнком Греем, который был старше вас на год.

Линда кивнула и нервно отпила глоток лимонада.

— Вы пошли работать в художественный отдел фирмы «Серебряный медведь», выпускающей поздравительные открытки, а Фрэнк — в бухгалтерскую фирму. Боже Милостивый, ну почему вы вышли замуж за бухгалтера? Это же самая скучная профессия на свете.

Она взглянула на него, ожидая увидеть улыбку на его лице, но он был серьезен. Взгляд его глаз пронзил ее насквозь так, что у нее перехватило дыхание, и она была вынуждена отвернуться.

— Он был очень вежливым, — тихо сказала она. — И еще он выглядел таким выдержанным. Мне все в нем казалось… совершенством.

— Совершенством? — Он вложил всю свою иронию в это слово.

— Что я тогда понимала? — тихо проговорила Линда. — Я ни в кого не была серьезно влюблена до него. Я была слишком робкой. А он прекрасно одевался, прекрасно говорил, прекрасно учился — в общем, казался мне невероятно хорошим.

— Господи, — фыркнул Грэг. — Как же низко упали ваши оценки после замужества, миссис Хьюстон.

Линда бросила на него уничтожающий взгляд. Сам-то он не был ни вежливым, ни выдержанным. Одевался ужасно или вообще ходил полуголым. Становилось все жарче, и она боялась, что он в любой момент может стянуть с себя свою ужасную рубаху с кувыркающимися мартышками.

Единственной совершенной вещью в Грэге было то, что он говорил и делал совершенно ужасные вещи.

Ей стало интересно, что бы произошло, если бы тогда вместо Фрэнка он, как ураган, ворвался бы в ее жизнь. Эта мысль так захватила и взволновала ее, что она постаралась поскорей избавиться от нее.

— Да, он был слишком хорошим, — защищаясь, повторила она. — И я была не единственной, кто так считал. Он тоже почитал себя верхом совершенства, перед которым трудно устоять. И чтобы доказать себе это, стал заводить романы.

— Почему? Казалось бы, вы должны были… устраивать его. Зачем ему было обманывать вас? Должно быть, он не настолько был уверен в себе, как казалось.

— Да, он не был уверен в себе. Все началось, когда он узнал, что должен появиться Томми. Отцовство пугало его. Ему казалось, что ребенок будет занимать много времени и что жизнь пройдет мимо.

Грэг зевнул.

— Господи, как я ненавижу таких парней. И зачем они только женятся? Пожалуй, я разденусь — здесь так печет.

Как она и боялась, он снял рубашку и швырнул ее на спинку своего шезлонга. Затем изогнулся, хлопнул себя по голому животу и с удовлетворением вздохнул. Солнечный свет, проникавший сквозь решетку беседки, нарисовал затейливые узоры на его груди.

Он закинул руки за голову и прикрыл глаза, как если бы тема разговора ему наскучила.

— Не тратьте время на своего покойного, но неоплаканного мужа. Бадави должен думать, что вы были счастливы с ним, а не на грани развода.

Линда поймала себя на том, что не может оторвать глаз от красивых очертаний его лица. Ветер с океана растрепал его волосы, и одна прядь упала ему на лоб. Сейчас, когда глаза его были закрыты, она могла наконец разглядеть его черты. У него были острые скулы и орлиный нос. Линия рта выражала сочетание чувственности, и цинизма, и чего-то еще, не поддающегося разгадке.

Она все еще помнила ощущение его горячих и уверенных губ на своих. Его поцелуй был долгим, проникающим прямо ей в сердце. От этого воспоминания на нее напала приятная истома, как если бы дневная жара опьянила ее. Вид его большого сильного тела вызывал в ней непозволительные мысли и желания.

Он испугал ее, заговорив не открывая глаз:

— А сейчас бы вы развелись с ним?

Охватившее ее чувство вины заставило ее быстро отвернуться. Она не знала ответа. Трагическая смерть мужа так потрясла ее, что она жалела даже о самой мысли о разводе.

— Не знаю, — ответила она. — Его гибель… все так… осложнила…

— Опять осложнения, — тихим, грубоватым голосом сказал он и лениво пропел:

— «Ничего не осталось, кроме осложнений, Никаких бесед, кроме обвинений, А ведь когда-то была любовь, Милая, что же случилось с ней?»

Линда горько усмехнулась.

— Я помню эту песню. Я ее «прожила».

— Какое совпадение. Это я написал ее.

— Вы?

Он потянулся и снова зевнул.

— Да. О'кей, давайте продолжим… Вы перестали работать на фирме, когда забеременели, и стали свободным художником. Сын родился восемнадцатого сентября, в четверг ночью. Ваш любимый цвет зеленый, любимая еда — лазанья.

Линда кивнула.

— Я переехала сюда девять месяцев назад, — подхватила она. — Мы с вами познакомились три, нет, четыре месяца назад, когда вы впервые приехали посмотреть на виллу. Встретились на пляже. Я гуляла. Нет, строила с Томми замок из песка.

Она в отчаянии затрясла головой.

— Нет, я никогда это не запомню. А лгать я не умею. И никогда не умела. У меня ничего не получится. Лучше скажите мистеру Бадави, что у меня ларингит.

— Это жара на вас действует. Придется мне бросить вас в бассейн. Я и сам не прочь окунуться.

— Ну, нет, — запротестовала она, не желая подвергаться риску снова побывать в его руках. Она была сыта этим по горло.

— Тогда слушайтесь, — лениво сказал он, все еще не открывая глаз. — Какой мой любимый цвет? Вкус? Имя моего первого любимца?

— Ваш любимый цвет — небесно-голубой. — Она наморщила лоб, пытаясь вспомнить. — Ваш любимый вкус — вкус лимона. Вашим первым домашним животным была собака по имени… по имени… — она окончательно сбилась и замолкла.

Он приподнял голову, открыл один глаз и несколько раздраженно взглянул на нее.

— Зут. Его звали Зут. Что означает по-французски то ли «взять его», то ли еще что-то. Ужасная была собака. Из-за нее в основном я и стал любить кошек.

— Правильно, — с серьезным видом кивнула Линда. — Ваша мать приобрела его, чтобы он не давал вам удирать куда-нибудь, когда вы были маленьким. Он тут же хватал вас сзади за штанишки.

— Частенько он прихватывал еще кое-что вместе со штанами, — проворчал он. Внезапно он оживился. — Хотите посмотреть на мои шрамы?

— Конечно, нет!

— Какая стыдливость. — Он снова закрыл глаза. — Продолжайте. Расскажите мне о моем самом любимом предмете — обо мне.

Линда откинулась в шезлонге и тоже закрыла глаза. Жара сгустилась вокруг нее, делая ее ленивой и одновременно несобранной. Она с трудом заставляла свой непокорный ум сосредоточиться не на эмоциях, а на фактах.

— Вы родились в Лафаете, штат Луизиана, — сказала она. — Ваша мать — из племени кайюн, отец — ирландец. Когда вам исполнился год, они переехали на побережье, потому что ваш отец не мог жить без моря.

— Мой папуля был неутомимым человеком.

— Он проводил большую часть времени, работая на грузовых пароходах, — продолжала она, — но успел вырастить еще троих детей.

— Лучше бы он чаще оставался дома и заботился о них, — беззлобно вставил Грэг.

— Учились вы плохо, и у вас были проблемы с дисциплиной.

— Я предпочитаю считать это творческим бунтом против учреждения, которое пыталось подавить меня.

— Вы начали петь, когда вам было пятнадцать, около ночных клубов — внутрь вас еще не пускали. В двенадцать вы уже сочиняли песни и учились играть на гитаре.

— Чтобы заплатить за эту гитару, моей маме пришлось работать официанткой сверхурочно. Она была очень хорошей матерью.

— И мечтала, чтобы вы поступили в колледж.

— Я пытался, — в его полусонном голосе опять прозвучало раздражение, — но жизнь вела меня своим путем. То я набирал новую группу, то еще что-нибудь.

О, в отчаянии подумала она, он безнадежен, этот самый бесшабашный из всех, кого она знала, человек. Он был дерзким, упрямым и своевольным. И таким он начинал ей все больше нравиться. Это было как наваждение. Должно быть, она слишком долго была на солнце.

Линда потерла виски — у нее начинала болеть голова.

— Вас отчислили из университета во Флориде.

— Будем считать это приобретением жизненного опыта.

— У вас было слишком много такого опыта в разных колледжах. Должно быть, вы сильно огорчали вашу бедную мать.

— Как бы не так. Остальные трое все попали в колледж. У меня дела тогда шли хорошо, и я помогал оплачивать их учебу.

Внезапно она почувствовала, как его большая рука накрыла ее руку. Она вздрогнула и открыла глаза. Он рассматривал ее сквозь опущенные ресницы, лишь легкая улыбка затаилась где-то в уголке его рта. Он сжал ее руку, и она почувствовала его мозоли от игры на гитаре.

— Привыкайте, — протянул он. — Мужья могут дотрагиваться до своих жен. И не подпрыгивайте каждый раз, когда это происходит.

Она, как загипнотизированная, уставилась на их соединенные руки. Ток пробежал от ее кисти вверх к плечу, потом вниз по спине. Она почувствовала какой-то жар внизу живота и внезапно колени ее ослабли.

— Вы мне не муж, — произнесла она напряженным голосом.

Он мягко дотронулся рукой до ее плеча и слегка помассировал его.

— Господи, вы прямо как из железобетона. Расслабьтесь. Мы должны держаться естественно. Пожалуй, вами надо серьезно заняться.

Он медленно встал, словно большой кот после сна, и заставил ее тоже подняться. Затем подвел к низкой садовой скамье, сел сам и усадил ее рядом, спиной к себе. Он был так близко от нее, что она ощущала тепло его тела. Потом положил руки ей на плечи и стал медленно разминать их и поглаживать.

— Перестаньте, — нервно потребовала Линда, почувствовав, как мурашки побежали у нее по спине.

— Ничего, — пробормотал он. — Не обращайте внимания.

Ну, все, попалась, мрачно подумала она.

— На чем мы остановились? — удивительно мягким голосом спросил он. — Как называлась моя первая группа?

Она закрыла глаза, стараясь отключиться от ощущения его близости.

— Ваша первая группа была… «Максимилиан и марсиане».

— «Лунные собаки», — поправил он, поглаживая изгиб ее шеи и вызывая у нее дрожь. — Вам нужно привести в порядок волосы. У вас есть расческа?

Она ничего не ответила, даже не шелохнулась. Тогда он сам сходил за косметичкой, которую Сарра заботливо прислала с Томми, порылся в ней и вынул оттуда маленькую щетку. Затем снял желтую ленту с ее волос и вручил ее ей.

— Вы вся просолились, как русалка, — сказал он, расчесывая ее волосы. — Спорим, вы даже на вкус соленая.

— Не смейте пробовать, — предупредила она.

— Да я, наверное, и сам соленый, — тихо заметил он, продолжая расчесывать ей волосы медленными убаюкивающими взмахами щетки. — Вы напоминаете мне русалку с распущенными волосами и глазами цвета моря. Русалкам очень нравится расчесывать свои волосы. Это успокаивает их.

Ей представилась русалка, сидящая на камне, выступающем из моря. Ее взял в плен красивый пират, и вот он медленно-медленно расчесывает ее шелковые волосы.

Грэг нагнулся и взял ленту из ее рук, собрал волосы сзади и перевязал их. Затем его руки опустились ей на плечи и стали снова массировать их. У Линды было такое ощущение, будто весь ее внутренний мир наполнился кометами, сверкающими звездами и кружащимися галактиками.

— Переходите к моей следующей группе.

— «Дан и Антидан», — послушно сказала она и облизнула губы. Они действительно были солеными. — С этой группой вы создали свой первый хит «Текила Сити». Через полтора года «Текила Сити» получила платиновый диск.

Она снова облизнула губы, закрыла глаза и полностью отдалась его прикосновениям. Она честно старалась думать о подробностях жизни Грэга, а не о его близости.

— Затем были три золотых диска: «Акулы», «Неизученное море моего сердца» и «Все корабли на море». А потом из-за длительных поездок и образа жизни у вас пропал голос.

— Не велика потеря, — беззаботно вставил он. — Никакого особого голоса и не было.

— Кроме того, — сказала она, как если бы твердила школьный урок, — вам очень нравилось просто видеть мир и слушать разную музыку.

Ах, Грэг, Грэг, думала она беспомощно, как я могу все это запомнить? Ты так много разъезжал, так много всего сделал и был таким свободным. Мне не понять этого. Я никогда не встречала людей подобных тебе.

Его пальцы на ее плечах замерли. Она сидела с закрытыми глазами, удобно прислонившись к его обнаженной груди.

Она ощутила, как он еще ближе наклонился к ней, но только слабо улыбнулась. Он мягко повернул ее лицом к себе. Не открывая глаз, она ощутила сначала чистую теплоту его дыхания на своей щеке, а затем слегка соленый вкус его губ на своих губах.

Его мозолистые пальцы гладили ее обнаженную шею, и он поцеловал ее с такой нежностью, что у нее перехватило дыхание.

Линда почувствовала, как она все сильнее погружается в водоворот охватившего ее сильного чувства. И она отдалась этому головокружительному потоку, сроднившись с ним, словно русалка.