Рыжая кошка, играя на спинке дивана сатиновой лентой, свалилась на их сплетенные тела. Рассмеявшись, Глория открыла глаза, а Джонатан поспешил спустить ее на пол.

— Чертов зверь! — Он состроил гримасу, потом медленно поднялся и протянул ей кружевную шаль.

Румянец окрасил ее щеки, когда она накинула на себя тонкую ткань, — ей явно не приходилось бывать в подобной ситуации. Он собрал разбросанную в беспорядке по полу одежду.

Мысленно ругая себя, Джонатан понял, как осложнилось его положение. Глория оказалась девственницей, и она была ему нужна. Произошло нечто необычное, но в то же время легко объяснимое. Они оказались охвачены такой страстью, которую не могли даже предполагать в себе. И теперь речь шла о его чести. Он не может оставить Сьюзен, с которой связан обещанием, многое означавшим для него. Их семьи уже готовились к свадьбе. Но в то же время…

— Джонатан? — Глория заметила мучительное выражение на его лице. — Нам нужно поговорить.

Кивнув, он присел рядом с ней. Его замешательство было очевидным, и Глория не дала ему сказать ни слова.

— Насчет этой ночи… — Она улыбнулась так проникновенно, что у него сжалось сердце. — Я ничего не требую от тебя. Ты ведь обручен с Сьюзен. То, что случилось с нами… случилось, и все. У тебя была жуткая ночь и тебе нужен был кто-то. Я это прекрасно понимаю. Я не намереваюсь вынудить тебя нарушить свое обещание.

Чувства переполняли его, и, глядя на нее, он в который раз подумал, какая же она необыкновенная.

— Глория, пожалуйста, пойми… Дело гораздо серьезнее. Ты многое значишь для меня. Я просто не знаю, что сказать или сделать. Я никогда не нарушал своего слова и не обижал преднамеренно ни одного человека, и все же я ни о чем не сожалею. Ты понимаешь меня?

— Да, — кивнула Глория.

Джонатан — настоящий человек, поэтому она его и любит.

— Я никогда не забуду тебя, Глория.

Прикоснувшись к ее волосам, он смахнул навернувшуюся слезу с ее закрытых глаз, не в состоянии совладать со своими чувствами. Сделав усилие, он поднялся, оделся и задержался у порога, словно желал сказать что-то, потом вышел на улицу и плотно притворил за собой дверь.

Стены, казалось, обрушились на Глорию.

Слезы теперь струились свободно, и она не пыталась остановить их. Да и незачем. Инстинктивно она знала наперед, что все этим и кончится, знала, на какой риск шла. Но прошедшей ночью хоть несколько часов, но он принадлежал ей. И до самой смерти она будет помнить о том, что однажды она, Глория Моррисон, автор знаменитых валентинок, прижимала к своему сердцу единственного в ее жизни мужчину. И любила его.

Джонатан тихо сидел в своей пролетке. Боль сжимала его сердце, пульсировала в голове, но как он ни старался, он не мог отделаться от ощущения своей вины.

Глория. Господи, она такая благородная, позволила ему уйти, не сказав ни единого злого слова, не промолвив ни одной мольбы. Она понимала его чувства и то, что он обязан был сделать. Она не дала волю своим эмоциям и, несомненно, обрекла себя на сердечную муку, отослав его к невесте.

Его охватила слабость при одной мысли о предстоящей свадьбе. До Святого Валентина осталось несколько дней. Родители Сьюзен объявят о помолвке, и она станет официальной. В другое время он был бы в восторге от предстоящей женитьбы. Но сейчас…

Теперь ему придется жить с сознанием того, что могло бы быть, но чего никогда уже не будет.

* * *

— Какая красота, дорогуша! Осмелюсь сказать, ты превзошла саму себя.

Тетя Джулия со счастливой улыбкой взирала на законченную открытку, которую Глория выложила на стол рядом с кучами кремовых конвертов и обтянутых сатином карточек. Повсюду виднелись кружева — на столе, на стенах, на стулья и на полу, где рыжая кошка устроила паутину из прозрачной ткани. Со всех сторон свешивались пучки розовых лент. Белый и розовый шелк украшал все — от открыток до «дивана любви».

Три женщины работали неистово, заканчивая последние открытки. Слова тети Джулии были первыми, произнесенными ею за целый час, поскольку все они ощущали, как быстро текло время. Джулия взяла на себя стихи, а Эмилия подбирала шелк и кружева. Глория надписывала адреса и окончательно все проверяла. Ни одна недоброкачественная открытка не подлежала отправке. В конце концов, речь шла не просто о поздравительных открытках, а о любовных посланиях.

— Да, эта получилась отлично, — согласилась Глория, глядя на обтянутую красным шелком открытку.

Ее очки соскользнули на кончик носа. Она сняла их, протерла и устало передернула плечами. Поправив лампу, она просмотрела книгу заказов и удовлетворенно вздохнула.

Они успевают. Несмотря на все случившееся в последние две недели, они выполнят все заказы. Приятно было сознавать, какое множество женщин получит подтверждение любви на следующий день, День Святого Валентина, самый желанный для женских сердец.

На какое-то мгновение она мысленно представила Джонатана. Она и не надеялась услышать что-нибудь от него, да это и не имело теперь никакого значения. Джонатан поступит так, как должен поступить.

— Ну все, — объявила тетя Эмилия. — Теперь мы должны отправить все эти открытки. Три сотни! Звездный час для оригинальных «моррисонов»!

— Не забудь о марках, дорогуша, — напомнила ей тетя Джулия, нанося золотые штрихи на элегантную цаплю.

День Святого Валентина наступил в сопровождении порывов ледяного ветра с севера и снежных заносов. Тетя Джулия помогала вкладывать открытки в конверты, раскладывая их по порядку, чтобы уличные гавроши легко могли найти адресаток.

— Наконец-то закончили. — Тетушка Эмилия оглядела стопки открыток, перевязанных красными лентами.

Даже упаковка выглядела восхитительно. Она поплотнее запахнула на себе шаль, сверяясь с гроссбухом, потом ухмыльнулась, довольная выполненной работой.

— Мы сделали значительно больше, чем в прошлом году. Полагаю, у тебя теперь наберется достаточно денег, чтобы основать пенсионный фонд.

Перебирая конверты, Глория кивнула.

— Более чем достаточно. Добавив деньги Джонатана, я обеспечу им вполне приличный доход. А с ростом прибылей смогу расширить фонд за счет одних процентов, не нанося ущерба бизнесу. Так приятно иметь наконец возможность оказывать помощь. — Она тепло улыбнулась и продолжила в том же тоне: — Я говорила вам о девочке Молли? Джонатан сказал, что она выздоровеет.

Старушки обменялись тревожными взглядами при упоминании имени Джонатана. Но Глория казалась вполне счастливой. Порой у нее было задумчивое выражение лица, но в целом она производила впечатление спокойной и довольной. В замешательстве тетя Джулия почесала голову и пожала плечами.

— Чудненько, дорогуша. Ты должна гордиться собой. И все же не нравится мне, что мистер Уэбб обручится сегодня с этой женщиной. Не хочется даже думать об этом.

— Джулия! — резко бросила Эмилия, потом повернулась к племяннице. — Прости, Глория. Она иногда болтает не подумавши.

— И вовсе нет! — фыркнула Джулия, но все же бросила испуганный взгляд на Глорию занятую складыванием конвертов в стопку.

— Все в порядке. Это не имеет никакого значения, — тихо проговорила Глория. Джонатан благородный человек. Он дал обещание Сьюзен. Он не лукавил по этому поводу. Мы же с ним друзья, и этого более чем достаточно.

Эмилия кивнула, а Джулия отвела глаза. Дружба не может быть достаточной: они обе прекрасно понимали это. Однако сегодня Сьюзен Осборн согласится стать женой Джонатана Уэбба.

И никто ничего не мог с этим поделать.

Джонатан стоял на белых мраморных ступеньках особняка Осборнов, рассматривая открытку в своей руке. Это была валентинка-«моррисон», и он выглядел вполне счастливым.

Отличная штука! Глория на этот раз превзошла саму себя. Белая с красными розами, обрамленная кружевами, а на развороте стихотворение, от которого растает сердце любой женщины. Он внимательно прочитал его, чтобы удостовериться, что в нем не упоминаются ноги, и не удержался от улыбки.

То стихотворение в зимнем саду не было случайным — теперь-то он убедился в этом. Он «прижал» свою сестру, и она во всем ему призналась и тут же поинтересовалась, когда же наконец он «разует глаза» и поймет, что Глория любит его. К огорчению Энн, он объяснил, что дал слово другой и не может его нарушить.

С замирающим сердцем он постучал в дверь, овеваемый холодным ветром. То, как он поступает, неправильно, несправедливо. Он не мог отделаться от этого ощущения и успокоиться. Сегодня он сделает официальное предложение, и Сьюзен примет его. Она станет его женой, подругой и участницей его любовных утех. Она проживет с ним всю оставшуюся жизнь, будет носить его детей, помогать ему в работе, выслушивать его, когда он будет возвращаться вечером домой и нуждаться в собеседнике…

Дворецкий провел его в гостиную, и теперь он ждал, ощущая все возрастающую тяжесть открытки в руке. Что-то не получалось. Он попытался вообразить Сьюзен в качестве своей жены, а видел лишь выражение ее лица в тот день, когда подарил ей маргаритки. Он вспоминал бесчисленные моменты, когда старался рассказать ей о своей жизни, своей работе, а припоминал ее изящные плечи, которые всегда считал признаком женственности. Даже когда он пытался говорить с ней о своих опасениях или честолюбивых замыслах, она становилась нетерпеливой и спешила перевести разговор на себя.

Сьюзен вошла в гостиную и затворила за собой дверь. Обольстительной улыбки как не бывало, искорка в ее светло-серых глазах приугасла, никакого кокетливого потряхивания локонами. Сегодня глаза ее казались жесткими и колючими, а их взгляд — ледяным.

— Джонатан, нам нужно поговорить.

Вздохнув, он кивнул, чувствуя по ее тону, что она злится.

— Сьюзен, если речь о том вечере.

— И не только о нем, — прервала она его без намека на обычную любезность в голосе. — Мы должны были пойти на обед к Корнеллам. Ты же посчитал нужным работать.

— Сьюзен, заболело семейство Манли. Я не мог оставить их без помощи на всю ночь.

— Но ты мог расстроить и разочаровать меня.

— Зачем ты так говоришь? — Он пришел в раздражение. Обед был важен для нее, но жизнь ребенка важнее. Почему она не может понять такой простой вещи? — Ты знаешь, какая сильная эпидемия в городе. Мой долг — помогать больным. Ты знаешь и это. А маленькая Молли…

— Джонатан, боюсь, я должна сказать все без обиняков: я не думаю, что нас ждет совместное будущее. Ты слишком занят своей работой, и все знают об этом. Откровенно говоря, ты становишься занудой. Только и говоришь, что о больнице, больных и этой своей подружке Глории. — Она взглянула на открытку в его руке и коротко хохотнула. — Оставь ее себе, Джонатан. Или отдай мисс Моррисон. Уверена, ей она понравится.

Она выпорхнула из комнаты, не оглянувшись. Ошарашенный, Джонатан уставился на открытку. Он еще чувствовал запах ее духов и слышал ее голос, приказывающий дворецкому проводить его. Выйдя в холл и ожидая, когда принесут его пальто, он увидел серебряный поднос на столике у двери. На нем лежали две валентинки.

Оригинальные «моррисоны»! Он ни за что не спутал бы красивый почерк, элегантные кремовые конверты и черно-золотую цаплю, украшавшую их. Кривая усмешка появилась на его лице — что могло быть яснее?

Сьюзен не любит его и никогда не любила. Она желала заполучить его как еще один вид собственности. Он был тем, кого, по ее мнению, она заслуживала в качестве мужа, но у нее были и другие кандидаты. Поскольку он не мог окружить ее постоянным обожанием, она нашла ему подходящую замену.

Он должен был бы ощущать себя подавленным, оскорбленным, однако его переполняло чувство облегчения. Он свободен, свободен делать то, чего желал больше всего на свете, свободен наполнить свою жизнь любовью, подлинной любовью. Развернув открытку, которую все еще сжимал в своей руке, он прочитал еще раз стихи и понял с мучительной ясностью, что эти слова предназначались ему. Вот женщина, единственная женщина, которая безусловно любит его. А он-то слепец! Она разобралась в непостоянной натуре Сьюзен, но молчала, не желая причинить ему боль.

Сунув открытку в карман, Джонатан счастливо улыбнулся смущенному дворецкому, сочувственно взиравшему на него. Он же чувствовал себя так, словно его вернули к жизни.

— А рассказывала я тебе о том, как мой Джордж прислал мне однажды цветы? Это были колокольчики. Как они были хороши!

— Джулия! — прервала ее Эмилия, скребя тростью по полу. — Меньше всего Глория хочет слышать сегодня воспоминания о твоих старых романах. Так что помолчи!

Джулия расстроилась, а Глория сказала:

— Ничего, пусть. Сегодня подходящий день, чтобы заново пережить старые увлечения, поэтому рассказывай, тетя Джулия.

Старушка широко улыбнулась и, наградив сестру взглядом «я же говорила», стала мечтать вслух о единственном мужчине, памятью о котором была наполнена ее жизнь. Глория считала квитанции и подбивала итоги в гроссбухе. В камине весело горели дрова, на коврике перед ним мурлыкала кошка. Три женщины отдались очарованию мирного семейного вечера.

День выдался весьма удачливым. Благодарственные записки поступали по мере получения женщинами столь ожидаемых валентинок. У Глории слезы навертывались на глаза, когда она находила подтверждение того, как ценили ее работу женщины, как она сумела порадовать их, дать им почувствовать то, что желала почувствовать каждая женщина, — что ее ценят, любят, обожают.

Благодарили даже мужчины. Некоторые из них сами были получателями открыток и не преминули нацарапать ей несколько строк, выражая свое восхищение их красотой. Другие благодарили за помощь в выражении их чувств любимым. Приятно было сознавать, что ты доставила удовольствие стольким людям, и Глория сама поражалась, как это все удалось ей и ее тетушкам.

В дверь постучали, и Джулия пошла открывать, уверенная, что к ним заглянул еще один их доброжелатель. Погруженная в свою работу, Глория не обратила внимания на появившегося в дверях мужчину, пока он не шагнул в комнату. Подняв глаза и увидев Джонатана Уэбба, она обмерла.

— Глория!

Она уставилась на него, подумав на мгновение, уж не материализовался ли он из ее грез. Тетушки обменялись понимающими улыбками, и на этот раз Эмилии не пришлось ничего подсказывать Джулии.

— О, пришел наш замечательный мистер Уэбб! Мы пойдем приготовим чай и пирожные, если не возражаете.

Джонатан снисходительно улыбался, наблюдая, как старушки исчезают из комнаты, оставляя его наедине с Глорией. С отчаянно бьющимся сердцем она встала в полном замешательстве, стараясь обуздать внезапную дрожь в руках.

— Джонатан? Все в… ты уже помолвлен, хотела я спросить? Сьюзен понравилась открытка?

Он рассмеялся так заразительно, что Глория почувствовала, что тоже улыбается, несмотря на ошеломление. Выведя ее из-за стола, он подвел ее к «дивану любви», к тому самому, на котором он любил ее несколько ночей назад. Еще более смущенная, она смотрела, как он достает из кармана своего пиджака конверт и протягивает ей.

— Разверни.

Она недоуменно уставилась на открытку, а он, посмеиваясь, помог ей открыть конверт. У нее потяжелели и сразу стали неуклюжими руки, когда она увидела розы, кружева, тщательно прорисованное сердечко. Ее собственное сердце наполнилось радостью, и горячие слезы брызнули из глаз. Такого просто не могло быть, такого не могло случиться с ней!

— Прочитай, — мягко попросил он, следя за ее лицом, пока она разворачивала открытку так, словно та была самой дорогой вещью, которую она когда-либо держала в руках.

Это были стихи. Любовное послание. Слезы заструились из глаз, мешая ей прочесть слова, из которых состояло его признание в любви. От переполнявших ее чувств у нее перехватило дыхание. Она повернулась к нему, прижалась лицом к его груди, а он так сжал ее в своих объятиях, что ей показалось, будто она умирает от наслаждения.

— Знаю, у меня не получилось так красиво, как у тебя, но я предпочел написать сам. Я хочу сказать, Глория, что люблю тебя. И ты должна стать частью моей жизни. Будь добра, выходи за меня замуж.

— Дорогой… — Ее слезы были так полны радостью, что она не могла бы перестать плакать, даже если бы пожелала того. Она смеялась и плакала одновременно, обнимая его.

— Означает ли это «да»? — с надеждой спросил он, как когда-то в детстве вытирая ей слезы своим носовым платком, а она все сильнее прижималась к нему.

— О да, любимый. Ты знаешь, что да. Мой Бог, я уже думала, что потеряла тебя навсегда.

— Ни за что! — яростно заверил он ее. — Никогда! Я был таким слепым, таким невероятно глупым. Пожалуйста, прости меня. Я люблю тебя, Глория. Думаю, что всегда любил тебя. Ты нужна мне. Ты такая необыкновенная!

— Нет, это ты необыкновенный! — Она рассмеялась, когда он притянул ее к себе и поцеловал, не скрывая своего желания.

Когда Джулия и Эмилия некоторое время спустя появились в дверях кухни с чайным подносом, теперь уже Джулия посмотрела на сестру с видом знатока и сказала:

— Полагаю, нам нужно поставить на поднос еще кое-что.

Эмилия кивнула.

— Думаю, дорогая Джулия, ты абсолютно права.

КОНЕЦ

Внимание! Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения. После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий. Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.