«Джентльмены, я знаю, в каком направлении нам двигаться».

Председательствуя на совещании по выработке стратегии дальнейших действий, устроенном во время завтрака в ресторане «Тонис», Маттера попросил своих коллег мысленно перенестись в золотой век пиратства, когда самые знаменитые и отважные пираты покрывали себя славой.

«Нам нужно думать так, как думали они, – сказал Маттера. – Если мы научимся думать так, как думали пираты, мы сможем их найти».

Затем он начал рассуждать о демократии.

Пираты бороздили моря в семнадцатом веке, но они были людьми, намного опередившими свое время. Они были профессиональными правонарушителями, создавшими для себя законы, которые нарушать нельзя. Маттера зачитал своим коллегам выдержки из свода правил пиратов, рассказал об их праве участия в голосовании и обратил особое внимание на их фундаментальную идею: любой человек может стать богатым, если проявит смелость, но никто никогда не должен становиться королем.

Коллеги Маттеры очень внимательно выслушали весь его рассказ. Затем они поинтересовались, а как это может помочь им найти «Золотое руно».

Ответ Маттеры был очень простым: все дело сводится к Баннистеру и его мотивации.

Баннистер был не просто великим пиратом – он был для Маттеры человеком, очарованным демократией. Никакой другой мотив не дает более красивого объяснения тому, почему капитан благородных кровей, которому, по-видимому, уже перевалило за тридцать или даже за сорок и у которого имелось обеспеченное будущее, стал бы рисковать этим будущим ради того, чтобы заняться грабежом на морских просторах. Возможно, он любил деньги. Возможно, он любил приключения. Но он наверняка знал одну вещь: люди активизируются, когда их делают равными. Сто таких людей, собравшись вместе, могут бросить вызов всему миру.

Тем не менее в 1680-х годах, когда империи объединили свои усилия с целью отправить пиратов на морское дно, человек вроде Баннистера не мог быть уверенным в том, что демократия сумеет выжить, а будущие поколения узнают о том, что такая смелая идея когда-то была реализована на практике. Чтобы заставить людей помнить об этом, ему требовалось совершить нечто эпическое – что-то такое, о чем историческая наука умолчать не сможет. Ограбление еще большего числа судов этому бы не помогло. Накопление сокровищ вообще не оставило бы никакого следа. А вот сражение с английским королевским военно-морским флотом возымело бы большой эффект. Если при этом еще и была бы одержана победа, то рассказы о ней, о пиратах и о существовавшем среди них равенстве пережили бы века.

И это, по мнению Маттеры, должно кардинально изменить подходы их команды к поиску «Золотого руна». В течение девяти месяцев они искали место, которое идеально подходило бы для кренгования. Теперь же они будут искать место, которое идеально подходило бы для пиратского корабля в качестве места сражения, – участок суши, на котором Баннистер разместил своих людей с пушками и мушкетами и приготовился дать такой бой, слава о котором потом гремела бы в веках.

Чаттертон согласился с предположениями Маттеры.

«Баннистер верил в самого себя и в своих людей, – сказал Чаттертон. – Он не драпал от кораблей военно-морского флота – он ждал их. Если мы найдем поле боя Баннистера, где-то поблизости мы найдем и его корабль».

Они разложили вчетвером на столе карту залива Самана, но никто из них не смог сразу же показать на какой-нибудь участок, на котором они еще не занимались бы поисками. Однако это ведь была всего лишь бумага. Вооруженные новым видением проблемы, они решили, что снова сядут в свою лодку и осмотрят берега.

Когда они вышли из ресторана, Хейко Кречмер отозвал Маттеру в сторону и сказал ему, как сильно взволновала его эта пиратская история. В возрасте восемнадцати лет он, рискуя жизнью, убежал из Восточной Германии: сначала заскочил на поезд, едущий в Чехословакию, а затем спрятался на поезде, направляющемся оттуда в Западную Германию. После этого, скорей всего, уже никогда не привелось бы увидеть родных ему людей, и поступил он так исключительно из стремления быть свободным и желания увидеть мир.

«В те дни, – сказал Кречмер, – я мечтал о демократии».

В течение следующей недели Чаттертон и Маттера прочесывали берега залива Самана. Они нашли несколько мест, подходящих для сражения, но ни одно из них не было достаточно хорошим для того, чтобы вдохновить пиратов на историческую вооруженную схватку с двумя боевыми кораблями английского королевского военно-морского флота.

В конце недели Гарсиа-Алеконт опять устроил вечеринку на своей вилле. Чаттертон пришел на нее одним из первых, держа в каждой руке по бутылке вина. Он не намеревался здесь долго задерживаться, поскольку они с Маттерой договорились начать поиски в бухте на следующее утро в пять тридцать, но не стал возражать, когда жена Гарсиа-Алеконта позвала его и стала знакомить с гостями. В течение нескольких часов он рассказывал о нырянии на морскую глубину и вспоминал о своих приключениях под водой. Когда он, посмеиваясь, описывал кульминационные моменты, ему казалось, что все это произошло уже очень-очень давно.

Когда вечеринка наконец-то подошла к концу, Чаттертон взял еще один – уже последний – бокал вина и, выйдя на веранду, при ярком свете луны стал смотреть на другой берег пролива. К нему подошел Маттера.

– Что мы упускаем? – спросил Чаттертон.

Маттера не смог ничего ответить. Он просто молча смотрел на воду. Затем он поставил на стол свой бокал с вином.

– Садись в лодку, – наконец сказал Маттера. – И прихвати с собой Виктора.

– Сейчас два часа ночи… – покачал головой Чаттертон.

– Нам нужно туда съездить. Сейчас.

Через двадцать минут они уже сидели втроем в «Зодиаке» и двигались через пролив к маленькому острову Кайо-Вихия, находящемуся всего лишь в шестистах ярдах от виллы. Маттера заглушил двигатель и остановил лодку на песчаной отмели напротив возвышения на северном краю острова.

– Черт побери… – ругнулся Чаттертон.

Все трое встали в лодке и осмотрелись. В какую бы сторону они ни смотрели, было видно, что здесь их лодка скрыта от окружающего мира.

– Если бы я был пиратом и искал бы место для кренгования, то я выбрал бы вот это место, – сказал Гарсиа-Алеконт.

– И если бы я собирался устроить историческое сражение, я сделал бы это вот здесь, – сказал Чаттертон.

Они втроем осмотрели остров. Он простирался с востока на запад ярдов на пятьсот, не больше, а с севера на юг – ярдов на сто. Однако глубина моря возле него была довольно большой – около двадцати пяти футов, – причем почти до самой линии берега. Его восточная оконечность вздымалась высоко над водой, и на ней можно было спрятать в густой растительности пушки и стрелять потом из этого укрытия по противнику. Кроме того, остров находился менее чем в полумиле от большого острова, на котором можно было разжиться питьевой водой.

Маттера невольно рассмеялся. Они с Чаттертоном в течение последних нескольких месяцев чуть ли не ежедневно смотрели на этот остров с виллы, но им даже и в голову не пришло, что такое большое парусное судно, как «Золотое руно», смогло бы к нему подплыть. Однако если встать на самом острове, становится ясно, что даже и большое судно сможет это сделать, если им будет управлять человек смелый и хладнокровный. Малейшая ошибка или внезапный накат волны – и большое парусное судно может сесть здесь на мель.

Маттера начал делать какие-то записи в своем блокноте с кожаной обложкой, но Чаттертон удержал его руку.

– Заводи двигатель, – сказал он. – Нам пора ехать.

Маттера завел двигатель. Чаттертон, ухватившись за румпель, направил «Зодиак» в точку, находящуюся примерно в 125 ярдах от северо-восточной оконечности острова.

– Ребята, – торжественно сказал Чаттертон, – мы сейчас находимся над обломками так называемого «сахарного судна».

Чаттертон имел в виду участок морского дна с какими-то корабельными обломками, на котором в середине 1980-х годов поработал в течение нескольких дней Карл Фисмер. Он узнал о нем от одного охотника за сокровищами из Доминиканской Республики, семья которого владела землями в Самане на протяжении столетий. Когда Физз погрузился здесь на дно, он нашел сахарницу – изящной формы и хорошо сохранившуюся, – которая, по-видимому, была изготовлена в конце семнадцатого века. Отсюда и появилось название «сахарное судно». Физз показалось, что эта сахарница и прочие обломки, валявшиеся вокруг нее в радиусе сотни ярдов, относятся к какому-то затонувшему торговому судну, и поскольку он, Физз, искал в то время галеоны, перевозившие сокровища, он решил, что займется этим затонувшим судном когда-нибудь потом. Физз так и не вернулся сюда до того момента, как истек срок действия его лицензии, но сюда явился Боуден. Он исследовал данные обломки и нашел изделия из делфтского фарфора, пистолет, пушечные ядра, бутылочки с какими-то медикаментами, топоры и несколько изготовленных вручную винных бутылок в форме луковицы. Чаттертон и Маттера видели эти артефакты в лаборатории Национального управления подводного культурного наследия в Санто-Доминго: они лежали там в углу помещения и явно уступали по своей ценности некоторым другим более известным находкам Боудена. Тем не менее Чаттертону и Маттере они запомнились. Все они датировались концом семнадцатого века. Ни один из них не был изготовлен уже после 1686 года – того самого года, в который Баннистер дал бой кораблям английского королевского военно-морского флота.

– Ребята, – сказал Чаттертон, – а может, «сахарное судно» – это и есть «Золотое руно»?

Все трое теперь видели эту картину. Баннистер кренговал свое судно возле этого острова – самого подходящего и невидимого места в заливе Самана. Корабли английского королевского военно-морского флота настигли его здесь, однако высота острова, ограниченность свободного пространства и густая растительность обеспечивали пиратам преимущество в бою, и те использовали это в самой полной мере для того, чтобы отразить натиск военных кораблей. В какой-то момент этого сражения – а может, уже после него – «Золотое руно» отплыло в сторону от острова и затонуло вот в этом самом месте. Возможно, Баннистер пытался дать на нем деру. А может, на этому судне сгорели якорные канаты, и оно отдрейфовало в сторону, прежде чем пойти на дно.

Трое переглянулись: была большая вероятность того, что «Золотое руно» находится сейчас прямо под ними.

Маттера достал бутылку пива, которую он прихватил с собой. Он открыл ее и выплеснул немного пива в воду.

– Это для мертвецов, которые покоятся там, внизу, – сказал он.

Гарсиа-Алеконт завел двигатель и направил лодку к берегу. Сойдя с нее на пляж, Чаттертон и Маттера встали неподалеку от накатывающихся на берег волн, чувствуя себя такими счастливыми, какими они оба уже давно себя не чувствовали, размышляя о своем будущем и глядя на этот островок, который все эти месяцы, пока они вели поиски, находился так близко.

Если бы люди все еще использовали телеграммы, Чаттертон и Маттера отправили бы телеграмму Боудену, задав в ней ему критически важный вопрос: а не может ли «сахарное судно» быть «Золотым руном»? По телефону или электронной почте они этого, конечно же, делать не стали. Только поездка в Санто-Доминго и разговор наедине с Боуденом по поводу данного предположения казались им в данной ситуации приемлемыми.

Поэтому они поехали на автомобиле по ухабистым и опасным дорогам в столицу Доминиканской Республики, восхищаясь находчивостью Баннистера, выбравшего остров Кайо-Вихия, и представляя себе, как похолодело на душе у экипажей кораблей английского королевского военно-морского флота, когда на них обрушился огонь невидимых ими пушек, установленных на довольно большой высоте где-то на острове, с которого, казалось, никто на них напасть не может.

И что это был за остров! Чаттертон и Маттера еще раньше рассматривали его на картах и снимках, сделанных со спутника. Остров был узким – всего лишь тридцать восемь ярдов с севера на юг в самой узкой части, – но довольно длинным – почти четверть мили с востока на запад. С воздуха он был похож на кита: его мощная передняя часть постепенно сужалась, переходя в стройное элегантное туловище, которое затем расширялось как плавник хвоста. Казалось, что «кит» плывет в сторону Атлантического океана. Благодаря этому Кайо-Вихия казался движущимся островом, хотя он, конечно же, был абсолютно неподвижен.

К нему даже вел пешеходный мостик.

Данное железобетонное сооружение, воздвигнутое в 1960-х годах и тянущееся на полмили, соединяло остров Кайо-Вихия с главным островом Доминиканской Республики, но им мало кто пользовался. На этом острове не имелось интересных пляжей, и он был почти полностью покрыт растительностью. По мостику сюда иногда забредали туристы или влюбленные парочки. Большую же часть времени мост пустовал, и поэтому жители Саманы называли его «Мостом в никуда». Чаттертона и Маттеру же как раз таки и влекло в это «никуда»…

С каждой милей, которую они проезжали, им все сильнее не терпелось увидеть, каким будет выражение лица Боудена, когда они ему скажут, что он уже и сам когда-то добрался до «Золотого руна». Он, несомненно, станет задавать им вопросы, но они уже приготовили ответы на них. Это были факты, спорить с которыми будет трудно даже человеку, упорно настаивающему на своем.

Они зашли с Боуденом в «Адриан Тропикал» – престижное кафе в центре Санто-Доминго. Чаттертон не стал терять времени.

– Трейси, позволь мне задать тебе один вопрос, – сказал он. – А не может ли «сахарное судно» быть «Золотым руном»?

Боуден удивленно приподнял одну бровь.

– Кайо-Вихия – идеальное место для того, чтобы кренговать судно, установить береговые орудия и дать бой кораблям английского королевского военно-морского флота, – продолжал Чаттертон. – Кроме того, все артефакты, которые ты взял с «сахарного судна», относятся к тому времени, в которое жил Баннистер.

Боуден улыбнулся. Достав из кармана своей рубашки маленькую записную книжку и карандаш, он жестом руки показал своим собеседникам, чтобы они рассказали ему поподробнее. Чаттертон и Маттера изложили свое видение произошедших в то далекое время событий.

Баннистер кренговал свое судно на северной стороне острова Кайо-Вихия. Заплыв в это место, «Золотое руно» стало невидимым, причем не только для проплывающих мимо кораблей, но и вообще для всего остального мира. У пиратов имелась возможность брать питьевую воду из протекающего неподалеку на главном острове ручья. В спокойных водах пролива пираты ловили черепах и скоблили корпус своего судна без излишних усилий.

Но Баннистер отнюдь не благодушничал. Он разместил две орудийные батареи – и, возможно, большинство своих пиратов – на заросших деревьями холмах на восточной оконечности острова. Находясь на высоте ста футов над водой, эти люди вглядывались в морскую даль – кто при помощи подзорной трубы, а кто просто пользуясь острым зрением. Они высматривали там своих врагов, зная, что увидят надвигающуюся опасность за несколько часов до того, как она приблизится к ним вплотную. Через некоторое время вдалеке замаячили два фрегата английского королевского военно-морского флота, плывущие по направлению к острову. Если бы к ним приближался только один такой фрегат, у них были бы небольшие шансы его одолеть. Одолеть два таких фрегата им могло помочь только чудо.

Даже в такой ситуации можно было бы не доводить дело до вооруженного столкновения. Сдавшись, Баннистер отдал бы свою судьбу и судьбу своих людей в руки присяжных Порт-Ройала. Однако Баннистер прибыл на этот остров вовсе не для того, чтобы сдаваться. Он приказал своим людям занять заранее подготовленные боевые позиции. Затем он протрубил сигнал открыть огонь.

С острова густым облаком полетели пушечные ядра и мушкетные пули. Экипажам военных судов, наверное, показалось, что на них напал сам лес. Открыв ответный огонь, фрегаты зашли в пролив неподалеку от того места, где сейчас находится вилла Гарсиа-Алеконта, и, расположившись так, чтобы было легче уничтожить огнем «Золотое руно», бросили якорь. Сражение продолжалось два дня. Пираты в максимальной степени использовали те преимущества, которые давал им остров, а военные корабли вели ответный огонь, пока у них не закончились пушечные ядра, пули и порох. Тогда фрегаты, потеряв двадцать три человека убитыми и ранеными, ушли обратно на Ямайку. В какой-то момент времени «Золотое руно» отплыло в сторону от острова и, будучи сильно поврежденным, затонуло на расстоянии менее двух сотен ярдов от берега – как раз в том месте, где впоследствии было обнаружено так называемое «сахарное судно».

Этот рассказ, похоже, взволновал Боудена. Он то и дело писал что-то в своей записной книжке.

– Так что ты по этому поводу думаешь, Трейси? – спросил Маттера. – Этот пиратский корабль, похоже, уже давно у тебя в руках. «Сахарное судно» – это и есть «Золотое руно».

Боуден намазал на гренку масло.

– Баннистер и вправду был офигенным капитаном, – сказал он. – Но, знаете ли, мне хотелось бы поговорить о вас, ребята.

Затем он произнес много похвальных слов Чаттертону и Маттере: о том, что они проделали огромную работу, продемонстрировали настойчивость, творческое мышление и мужество и о том, что немногие смогли бы так долго продержаться при таких трудных поисках.

В заключение он сказал им, что они… ошибаются.

«Сахарное судно», по его мнению, не может быть «Золотым руном», и он стал приводить свои доводы:

– Кайо-Вихия не фигурирует ни в каких исторических повествованиях, в которых упоминается «Золотое руно».

– Охотники за затонувшими судами всегда искали обломки корабля Баннистера возле Кайо-Левантадо.

– Многие артефакты, взятые с «сахарного судна», ничуть не повреждены, а это весьма странно для корабля, уничтоженного в бою.

– «Мисс Вселенная» нашла английский кувшин той эпохи возле Кайо-Левантадо.

– «Сахарное судно» находится в стороне от острова, а не в месте кренгования.

– На французской карте Кайо-Левантадо называется «Кайо-Банистре», то есть «остров Баннистера».

Самый же главный довод заключался в том, что «сахарное судно» лежит на слишком большой глубине.

– Прекрасные доводы, Трейси, – сказал Чаттертон. Затем он прокомментировал все доводы Боудена, коротко и ясно:

– Это верно, что Кайо-Вихия не фигурирует ни в каких исторических повествованиях, в которых упоминается «Золотое руно», но в них ведь не фигурирует и Кайо-Левантадо, да и вообще не указывается какое-либо конкретное место.

– Толпа обычно ошибается.

– Никому не известно, в какой степени было повреждено «Золотое руно». Известно только, что оно сгорело и затонуло.

– Кувшин, который нашла «Мисс Вселенная», вполне мог упасть с какого-нибудь другого судна, проплывавшего мимо острова в ту эпоху.

– «Золотое руно» могло успеть прекратить кренгование, чтобы вступить в бой с военными судами или попытаться спастись бегством.

– Та французская карта была составлена в начале девятнадцатого века, то есть более чем через сто лет после данного сражения – а значит, людьми, которые при нем не присутствовали.

– «Сахарное судно» принадлежит к тому же периоду истории и к той же цивилизации, что и «Золотое руно», и считать, что оно не имеет никакого отношения к произошедшему здесь тогда сражению, – это значит уж слишком верить в совпадения.

Боуден записал все эти комментарии, кивая и бормоча «А-а, теперь мне понятно» и «Об этом я не подумал». Затем он еще раз обратил внимание собеседников на глубину, на которой находится «сахарное судно». Он напомнил, что люди, работавшие на Уильяма Фипса, всего лишь через несколько месяцев после сражения видели, что «Золотое руно» лежит на глубине двадцати четырех футов. «Сахарное судно» же находится на глубине сорока четырех футов.

– Это верно, – сказал Чаттертон.

Однако он затем отметил, что люди Фипса не указали, имели ли они в виду расстояние от поверхности воды до верхней части корабля или расстояние от поверхности воды до его нижней части. Если они имели в виду верхнюю часть, то вполне можно полагать, что обломки «Золотого руна», полностью разрушенного природой за прошедшие три с лишним сотни лет, лежат на глубине сорока четырех футов – то есть как раз на такой глубине, на какой находится «сахарное судно».

Боуден положил на стол свой карандаш и сказал своим собеседникам, что они работали очень воодушевленно, однако он настаивает на том, что они ошибаются. «Сахарное судно» – это не «Золотое руно». Было бы замечательно, если бы они вернулись к Кайо-Левантадо и продолжили свои поиски там.

Чаттертон, казалось, вот-вот перепрыгнет через стол и начнет душить Боудена, а потому Маттера, наклонившись вперед, стал говорить нарочито спокойным тоном. Он сказал Боудену, что, при всем уважении к нему, они уверены абсолютно точно в том, что «Золотого руна» нет возле Кайо-Левантадо. Прежде чем Боуден успел что-то возразить, в разговор снова вступил Чаттертон.

– Все, что ты хочешь делать, – так это искать там, где все уже искали, Трейси, где все уже были. С таким подходом ты никогда не найдешь это затонувшее судно. Ты никогда не найдешь вообще ничего.

Лицо Боудена покраснело. Его, похоже, возмутил тон Чаттертона, но он спокойно объяснил, что у него нет ощущения, что «сахарное судно» – это и есть «Золотое руно». Тут ведь имеют место несоответствия и относительно глубины, и относительно местонахождения, и относительно прочих связанных с ним обстоятельств.

– Дело не в ощущениях! – воскликнул Чаттертон. – Дело в доказательствах, тяжелой работе и исследованиях.

– Это всего лишь твое личное мнение, – сказал Боуден.

– Нет. Дело в доказательствах, тяжелой работе и исследованиях. Все кусочки информации должны четко вписываться в одну общую картину. Я ведь и сам нашел не одно затонувшее судно, Трейси, и находки эти были значительными. Но я ни разу не полагался ни на ощущения, ни на интуицию, ни на какую-либо другую подобную чушь.

У Чаттертона и Боудена был такой вид, как будто они сейчас встанут и уйдут – уйдут не только из-за стола, но и из проекта. Пока этого не произошло, Маттера сказал Боудену, что хочет обсудить с ними еще один вопрос, причем не постесняется говорить откровенно.

– До нас дошли вроде бы достоверные слухи, что другие экипажи могут прибыть к Кайо-Левантадо и начать искать там «Золотое руно». Как тебе уже известно, мы не верим, что это судно находится где-то возле этого острова. Но иногда такие слухи очень сильно действуют на нервы.

Боуден кивнул: до него тоже доходили такие слухи. Но Маттера еще не закончил. Он сказал, что слышал, что Министерство культуры намеревается урезать все лицензии, выданные охотникам за сокровищами, в том числе и лицензию Боудена, и что оно хочет привлечь «свежую кровь» – молодых парней, которые могут охватить поисками обширные территории, на которых в течение многих лет таких поисков проводилось меньше, чем хотелось бы. По выражению лица Боудена Маттера понял, что тому об этом известно и это вызывает у него страх.

– И что я, по-твоему, должен делать? – спросил Боуден.

– Согласиться, что нашего пиратского корабля возле Кайо-Левантадо нет, – сказал Чаттертон. – Он находится возле острова Кайо-Вихия.

– Нужно поработать над «сахарным судном», – сказал Маттера. – Поднять со дна больше артефактов. Доказать, что это и есть «Золотое руно».

Однако Боуден явно не горел желанием этого делать. Он, видимо, опасался, что если он станет транжирить время на поиски возле Кайо-Вихия, а кто-нибудь другой при этом вдруг найдет «Золотое руно» возле Кайо-Левантадо, то все, над чем он работал на протяжении многих и многих лет, будет поставлено под угрозу: его репутация, его послужной список, его честь. А еще ему, наверное, не хотелось полагаться на предположения, которые могли оказаться ошибкой. Он хотел опираться на абсолютно достоверную информацию – и никак не меньше. Поэтому он считал, что Чаттертону и Маттере следует вернуться к Кайо-Левантадо и окончательно доказать, что «Золотого руна» там нет, прежде чем он переключится на другое предположение.

Чаттертон аж подскочил со своего стула.

– Ты просишь нас доказать обратное! Как же мы можем доказать тебе то, чего там нет?

– Продолжайте поиски, – сказал Боуден. – Может, вы что-то упустили. Может, магнитометр барахлит…

– А как насчет четырех сотен других предметов, которые мы там нашли? – спросил Чаттертон. – Ты что, хочешь сказать, что мы нашли все эти чертовы верши и номерные знаки по всему периметру Кайо-Левантадо, но каким-то образом умудрились пропустить стофутовый пиратский корабль?

– Нам просто нужно быть абсолютно уверенными…

Чаттертон, едва не выходя из себя, встал и пошел в туалет.

– Твой компаньон очень вспыльчивый, – сказал Боуден. – Не знаю, смогу ли я работать с ним и дальше.

Маттера наклонился вперед.

– Послушай, Трейси. У меня появилась идея. Почему бы нам не пройтись с магнитометром над «сахарным судном». Поподнимаем там со дна побольше артефактов. Найдем доказательства. Это не займет много времени.

Но Боудена, похоже, никакие доводы переубедить не могли. Если уже вот-вот появятся конкуренты и если Министерство культуры урезает лицензии, то сейчас совсем не подходящий момент для того, чтобы покидать воды возле Кайо-Левантадо, в которых, по мнению всех остальных исследователей, затонуло «Золотое руно». Боуден сказал обо всем этом Маттере, заплатил по счету и отправился домой. Когда Чаттертон вернулся из туалета, он даже не спросил, куда ушел Боуден.