Когда Чаттертон вернулся в Саману в начале января 2009 года, он узнал, что Маттера набрал множество клиентов для своего центра дайвинга. Таким сердитым и таким громким голосом, который отнюдь не понравился Маттере, Чаттертон обвинил его в том, что он отвлекается от единственного объекта, которым им сейчас следует заниматься, – затонувшего пиратского корабля. Однако когда Маттера спросил Чаттертона, как, с его точки зрения, им следовало бы сейчас распорядиться временем, тот не смог ничего ответить.

Во второй половине дня Маттере позвонил Кречмер. Он сообщил, что возле Кайо-Левантадо туда-сюда плавает катер, принадлежащий Берту Уэбберу, одному из знаменитейших охотников за сокровищами. Было непонятно, что этот катер там делает, но Кречмеру это показалось подозрительным.

Маттера позвал Чаттертона и Эренберга, и они помчались на своем катере к Кайо-Левантадо. Там они увидели, что катер Уэббера бросил якорь в том месте, в котором, судя по заявлению археолога, поданному в Министерство культуры, затонуло «Золотое руно» и которое они совсем недавно обследовали и ничего там не нашли. Это разозлило Чаттертона и Маттеру. Они разозлились еще больше, когда, подплыв поближе, увидели в воде аквалангистов.

«Давай протараним их чертов катер», – сказал Чаттертон.

Маттера отнюдь не был уверен в том, что Чаттертон всего лишь шутит. Шутит или не шутит, а для него было очевидно, что люди Уэббера прибыли сюда для того, чтобы затем заявить, что это они нашли «Золотое руно». Или, по крайней мере, почти нашли его. Уже одно это обстоятельство могло подтолкнуть Министерство культуры забрать права на «Золотое руно» у Боудена и передать их Уэбберу – еще одному заслуженному охотнику за сокровищами, у которого имелось серьезное финансирование и первоклассный экипаж.

Чаттертон направил свой катер к катеру Уэббера. Подойдя на расстояние ста футов, он расположил свой катер так, чтобы прямо по курсу у него был борт катера Уэббера, и потянулся рукой к рукоятке, регулирующей скорость движения катера. Затем он, посмотрев на Маттеру, очень медленно потянулся к другому своему оружию – сотовому телефону – и стал фотографировать. Переслав затем сделанные фотографии Боудену, он позвонил ему. Боудену очень не понравилось то, о чем он узнал от Чаттертона. Он сказал Чаттертону, что очень сильно опасается, что люди Уэббера что-то вынюхивают возле Кайо-Левантадо.

«Это все глупости, – заявил Чаттертон. – Пиратского корабля там нет».

Однако в таком случае оставался открытым вопрос, почему Уэббер – или кто-нибудь еще – вдруг воспылал желанием прибыть к тому самому месту, на которое указал археолог.

С точки зрения Чаттертона, ответ был простым: слухи. Расползлись слухи о том, что Боуден занялся поисками «Золотого руна». Все, кто сумеет искусно сделать вид, что активно участвует в поисках корабля Баннистера, могут подать в Министерство культуры ходатайство о том, чтобы им предоставили часть прав – или даже все права – на это затонувшее судно. Если они найдут хотя бы кусок дерьмовой древесины (а таких кусков на морском дне вокруг Кайо-Левантадо имелось полно), то это послужит дополнительным аргументом в пользу их притязаний. Если у них имеются инвесторы, уже одни лишь слухи о том, что они, возможно, найдут «Золотое руно», могут помочь им увеличить объемы финансирования.

«Мне неизвестны мотивы Уэббера, – сказал Чаттертон Боудену. – Возможно, его ребята явились сюда всего лишь для того, чтобы поплавать и позагорать. Но тебе необходимо вытурить его отсюда ко всем чертям».

Боуден позвонил в Министерство культуры. Знакомый ему министерский чиновник сообщил, что Уэбберу дали разрешение испытывать в данном районе оборудование. Однако когда Боуден спросил, почему Уэббер испытывает это оборудование именно в том месте, в котором археолог, по его заявлению, нашел «Золотое руно», чиновник в ответ лишь сказал, что разберется с этим.

В тот вечер Маттера поехал на автомобиле в Санто-Доминго, чтобы купить продукты и расходные материалы. Чаттертон пошел вместе с Кречмером и Эренбергом поужинать в ресторан «Тонис». Там они увидели нескольких людей Уэббера: те сидели за столом и пили пиво. Уже одно только присутствие этих людей разозлило Чаттертона: получалось, что даже его любимый местный ресторан – и тот доступен для таких вот непрошеных гостей. Чаттертон сел спиной к стене в место, с которого он мог видеть весь ресторан. Кто-то из людей Уэббера крикнул в сторону стола Чаттертона:

– Сосунки, возомнившие себя охотниками за сокровищами!

Чаттертон молча смотрел на этих людей. Кто-то другой из людей Уэббера крикнул ему:

– На что ты таращишься, придурок?

– Да пошел ты!.. – сказал Чаттертон.

– Вот подойти бы да дать тебе ногой по твоей чертовой заднице! – крикнул кто-то еще.

– Ну так подойди, – сказал Чаттертон.

Он посмотрел на Эренберга и Кречмера. Оба они относились к числу самых толковых и способных из всех людей, которых он когда-либо знал. Перед ними были открыты в жизни различные пути. Здесь они не зарабатывали много денег, да и условия проживания здесь были тяжелыми. А еще они, конечно же, были не из тех, кто ввязывается в драку в баре. Однако они оба сжали кулаки и отодвинулись назад от стола с таким видом, как будто были готовы вступить в бой. Они все втроем могли выступить в данной ситуации единой силой.

– Они пьяные, а мы – нет, – сказал Чаттертон. – У нас с собой оружие. Им всем наверняка уже хочется сходить по малой нужде. Так на чьей стороне преимущество? Если они дернутся, я им очень быстро остужу мозги своим пистолетом.

Но тут вдруг Чаттертон осознал, что если он сейчас спровоцирует драку, это даст повод людям Уэббера обратиться с жалобой на Боудена. Он уже даже слышал, как каждый из этих придурков вопит в Министерстве культуры: «Эти негодяи Боудена напали на меня в тихом ресторанчике!» Поэтому он, Чаттертон, и его коллеги не могут быть теми, кто нанесет первый удар.

– Мы будем спокойно сидеть и есть свой ужин, – сказал Чаттертон Кречмеру и Эренбергу. – Если же они подойдут, нам придется сделать то, что мы должны сделать.

Однако никто к ним не подошел. В конце концов люди Уэббера покинули ресторан, бормоча при этом какие-то оскорбления и угрозы.

– Они бахвалятся, как моряк Попай, – сказал Чаттертон, – но в глубине души они все – Олив Ойл.

Коллеги Чаттертона засмеялись. Серьезного конфликта удалось избежать, но ночью они все спали плохо. Если на следующее утро катер Уэббера снова появится возле Кайо-Левантадо, это, скорей всего, будет означать, что Министерство культуры повторно разрешило ему пребывать там и отклонило жалобу Боудена. Если же катера не будет, значит, данная территория все еще как бы принадлежит Боудену.

Экипаж в полном составе отправился к Кайо-Левантадо с восходом солнца. Маттера управлял катером, а Чаттертон стоял возле ограждения борта и смотрел в бинокль. Он заметил какой-то катер возле западного пляжа Кайо-Левантадо.

– Сукин сын! – воскликнул Маттера.

Он увеличил обороты двигателей до максимума.

– Нехорошо забираться в дом другого человека и брать его имущество…

Чаттертон, продолжая смотреть в бинокль, поднял руку и крикнул Маттере, чтобы тот замедлил ход.

– Это не Уэббер, – сказал он.

Маттера заглушил двигатели. Когда катер остановился, Чаттертон смог получше рассмотреть непрошеного гостя. Это было уже знакомое им университетское судно, занимающееся изучением китов. Катера Уэббера поблизости не наблюдалось.

Экипаж вернулся к своему сараю, расположенному возле виллы, и занялся техническим обслуживанием и ремонтом в ожидании того, когда Боуден образумится и даст согласие возобновить работу над «сахарным судном».

На следующее утро Маттере позвонил один его друг-рыбак, который сообщил, что возле западного пляжа острова Кайо-Левантадо появился новый катер, занимающийся обследованием дна, – такой, какого местные жители раньше не видели.

Маттера и его коллеги помчались на своем катере к острову. Там они увидели, что неподалеку от того места, на которое указал археолог и где недавно возился экипаж Уэббера, бросил якорь катер, принадлежащий каким-то американским охотникам за сокровищами, которых Боуден некоторое время назад привлекал к работе над другим затонувшим судном.

Маттера резко свернул влево и маневрировал до тех пор, пока его катер не расположился борт к борту с катером этих непрошеных гостей. Чаттертон, стоя в носовой части своего катера, стал звать экипаж второго судна. Маттере Чаттертон показался похожим на пирата семнадцатого века, приготовившегося перебраться на борт торгового судна.

– Что, черт бы вас побрал, вы здесь делаете? – крикнул Чаттертон.

– Мы ныряем к обломкам затонувшего судна, – ответил кто-то из экипажа.

– Я знаю, что вы ныряете к обломкам затонувшего судна. Я спрашиваю, почему вы ныряете на нашей территории?

Капитан катера вышел вперед. Чаттертон вспомнил, что Боуден когда-то познакомил его с этим человеком и что тот ему сразу не понравился.

– Я гражданин этой страны и живу в городе Самана, – сказал капитан, – а потому могу нырять везде, где захочу. Кроме того, у нас есть разрешение. Вы поговорите-ка лучше с Боуденом.

Эти слова ошеломили Чаттертона. А что, если Боуден прислал сюда этот экипаж, чтобы тот занялся поисками «Золотого руна»? Что, если он поручил этим людям осмотреть данную территорию и попытаться найти пиратский корабль? Если это и в самом деле так, то Чаттертон и Маттера уже выведены из игры. Боуден просто об этом им еще не сообщил.

Маттера попытался связаться с Боуденом по мобильному телефону, но тот не принял вызов. В данный момент Маттера и Чаттертон были бессильны что-то сделать с этими новым экипажем: тот ведь просто нырял в морскую глубину, и законодательно это никак не было запрещено. Маттера поставил катер на якорь неподалеку от носовой части этого нового катера и стал ждать, когда ему перезвонит Боуден.

Когда Боуден наконец-таки позвонил, Маттера рассказал ему о новом экипаже и прямо спросил его:

– Это ты прислал сюда этих ребят?

– Я с ними разберусь.

– Это ты прислал их?

– Нет. Но я с ними разберусь.

Маттера нажал на кнопку прекращения разговора. Чаттертон спросил у него, не думает ли он, что за этим новым экипажем стоит Боуден.

– Он говорит, что он тут ни при чем, – ответил Маттера. – Не знаю, правда это или нет.

Чаттертону и Маттере не оставалось ничего другого, кроме как понаблюдать за своими конкурентами. Уже само то, что эти непрошеные гости хотели воспользоваться результатами тяжелой работы других людей, было мерзко. Однако еще хуже было то, что им было абсолютно наплевать на Баннистера – человека, которому вряд ли хотелось бы, чтобы его нашли такие вот люди.

Новый катер уплыл несколько часов спустя. Теперь все стало понятно. Поползли слухи о «Золотом руне», всем захотелось урвать от него кусочек, а потому сюда явятся и другие любители поживиться. Если Боуден в ближайшее время не заявит о том, что уже нашел пиратский корабль Баннистера, Министерство культуры рано или поздно передаст права на это затонувшее судно – или даже на всю территорию, на которой оно может находиться, – одному или нескольким из таких вот недавно появившихся претендентов. Однако теперь было ясно, что Боуден не уступит: он хочет, чтобы они вернулись к Кайо-Левантадо.

За ужином в тот вечер Чаттертон и Маттера придумали простое и эффективное решение для всей этой проблемы. Вместо того чтобы ждать, когда Боуден наконец-таки согласится возобновить работу над «сахарным судном», они возобновят ее сами, не спрашивая у него разрешения, и постараются найти какой-нибудь артефакт, который подтвердит, что «сахарное судно» – это не что иное, как затонувшее «Золотое руно». Им нужно найти неопровержимое доказательство. Уже, похоже, чуть ли не полмира занимается поиском этого пиратского корабля без каких-либо разрешений. Почему же тогда те, кто уже выполнил огромную работу, потратил большие деньги и создал столько неудобств своим семьям, не могут беспрепятственно заняться этим затонувшим кораблем? Итак, решено: они отправятся к «сахарному судну» на следующее утро.

Однако когда они встали утром с постели, никто из них не сделал и одного шага в сторону катера. Вчера они оба сгоряча не приняли во внимание то, что Боуден может воспринять их поступок как бунт, а Министерство культуры может счесть их действия дерзким вызовом местным властям. Кроме того, поступить так было бы попросту нечестно.

Но и возвращаться к Кайо-Левантадо они тоже не могли. Они попытались придумать для себя какое-нибудь полезное занятие – во всяком случае, более полезное, чем просто чего-то ждать. В течение нескольких дней они плавали на своем катере по заливу, не выискивая там ничего конкретного. Затем в одно утро они попросту перестали выходить на катере в залив. То им не хотелось тратить кучу денег на отнюдь не дешевое топливо, то выходил из строя насос, то шел дождь. У Чаттертона имелись дела в Соединенных Штатах. Маттере нужно было заведовать своим центром дайвинга. Эренберг нуждался в отдыхе. Кречмер хотел повидаться со своей семьей. «До скорой встречи!» – сказали они друг другу, однако для всех для них эти слова прозвучали как «Прощай!»

Вернувшись в штат Мэн, Чаттертон поговорил со своими друзьями, работающими в телевизионных компаниях, и обсудил с ними ряд проектов, которые казались многообещающими. Он оценил свое финансовое состояние и выяснил, что уже потратил на авантюру с поисками пиратского судна несколько сотен тысяч долларов, а это был серьезный вычет из его активов. Он не мог тратить деньги в таком темпе, не получая при этом никаких доходов и не имея реальной надежды на то, что его усилия окупятся. Теперь все становилось на свои места.

Маттера, приехав на Статен-Айленд, сходил на прием к терапевту, и тот сообщил ему, что у него, Маттеры, очень высокое кровяное давление и что это опасно. Когда Гарсиа-Алеконт позвонил ему из Санто-Доминго и сказал, что появились слухи о том, что еще больше охотников за сокровищами появляются возле Кайо-Левантадо и ищут там «Золотое руно», Маттера не стал даже задавать вопросов.

Через несколько дней к Маттере прилетела Каролина, решившая побыть со своим женихом. Он показался ей не просто уставшим – он показался ей изможденным. Когда она спросила, как у него обстоят дела с Трейси, «Золотым руном» и Джоном Чаттертоном, он рассказал ей одну историю.

Еще учась в средней школе, он, чтобы потренироваться в нырянии с аквалангом, нанимался на работу по чистке и замене гребных винтов на катерах в гавани Грейт-Киллс, где имелась самая лучшая пристань для яхт на всем Статен-Айленде. При выполнении этой работы ему иногда приходилось находиться под водой по нескольку часов подряд, однако плата за нее была хорошей, а глубина – небольшой. В субботу, занимаясь чисткой последнего катера, он взглянул на манометры своих баллонов и увидел, что осталось только пятьсот фунтов воздуха. Этого хватило бы минут на восемнадцать – немного, но вполне достаточно для того, чтобы закончить работу. Он снова стал скоблить, мечтая о том, как он потратит те четыреста долларов, которые получит в конце рабочего дня. Это в 1980 году была очень даже неплохая сумма.

И тут вдруг он почувствовал в левой руке острую боль. Она отдавалась в его голове и была такой жгучей, что у него аж свело коленки. Он отпрянул в сторону, но его левая рука осталась на месте: в запястье вонзился на всю свою длину ржавый двухдюймовый крючок, предназначенный для ловли луфарей. Кровь потекла в воду, образуя в ней коричневые полосы. Маттера понимал, что дергать рукой смысла нет: этот крючок был привязан к рыболовной леске, намотавшейся на гребной винт, – а потому он достал нож, чтобы обрезать леску. Однако как он ни пытался это сделать, леска не поддавалась, и тогда он осознал, что она изготовлена не из моноволокна, а из нержавеющей стали. Такая леска использовалась рыбаками для того, чтобы акулы и луфари не могли перекусить ее и уплыть. Маттера посмотрел, сколько у него еще есть воздуха. Если дышать так же интенсивно, как он дышал, пытаясь перерезать леску, то воздуха оставалось минуты на две. А может, и на одну.

Он посмотрел вверх и увидел, что его голова находится менее чем в футе от поверхности воды, однако подняться хотя бы чуть-чуть выше он не мог. Он попытался вытащить крючок из своего запястья, но шипы на его стержне оказались совсем рядом с веной, и он не решился тащить крючок дальше. Он снова проверил наличие воздуха в своих баллонах. Они были уже почти пустыми. Ему нужно было срочно принимать какое-то решение. Он мог либо резким движением вырвать крючок из своего запястья, либо попытаться распутать леску. Если он выберет первый вариант, может начаться сильное кровотечение, и он тогда умрет. Если он выберет второй вариант, у него может закончиться воздух, и он задохнется всего лишь в нескольких дюймах от поверхности воды.

Маттера схватил крючок правой рукой и, сделав последний глубокий вдох, дернул его так сильно, как только мог. Этим рывком он порвал себе кожу и вену, и вода вокруг него окрасилась кровью. Наконец-таки высвободившись, он рванулся к поверхности воды, стащил с себя маску и стал жадно хватать ртом воздух. Находившиеся поблизости люди сбежались к нему и стали бросать ему полотенца и предлагать отвезти его в больницу, но он, только что второй раз родившись на свет в возрасте семнадцати лет, заверил их, что с ним все в порядке.

«Послушай меня, малыш, – сказала одна женщина. – Если ты когда-то верил кому-то в своей жизни, то поверь сейчас мне. Ты умрешь от потери крови, если не поедешь немедленно в больницу. Ты должен туда поехать».

Он взял полотенце, замотал им себе запястье и побежал к своей машине. Приехав в больницу на Статен-Айленде, он зашел в нее прямо в своем легком водолазном костюме. Врачи зашили его вену, сделали укол против столбняка и сказали, что ему очень повезло, что он остался жив. В тот же вечер он купил себе два профессиональных секатора (европейские модели, которые могли перекусить что угодно) и стал брать их с собой при всех своих последующих погружениях в воду – и глубоких, и не очень, и обычных, и экстраординарных.

Взглянув в глаза Каролине, Маттера почувствовал, что к горлу у него подступил ком.

«Вот и сейчас я тоже чувствую, что тону, – сказал он. – Нам нужна всего лишь неделя для того, чтобы добраться до “Золотого руна”. Но ничего не происходит. Я нахожусь всего лишь в нескольких дюймах от поверхности, но не могу вытащить крюк».

Несколькими неделями позже – в середине февраля 2009 года – Чаттертон и Маттера решили, что им нужно серьезно поговорить. Они оба снова направлялись в Доминиканскую Республику и поэтому договорились встретиться там и пообедать вместе на следующей неделе.

В Самане они поехали в ресторан, находящийся возле дороги километрах в пятнадцати от города. Никто из них почти ничего не говорил, когда Чаттертон, сидя за рулем своего белого пикапа, повез Маттеру по улице мимо покосившихся домов, клеток для кур и сохнущего белья. При этом ему периодически приходилось объезжать открытый канализационный люк, крышка которого была украдена и продана на металлолом.

И тут вдруг Чаттертон заметил, что на некотором расстоянии перед пикапом едет и, оборачиваясь назад, сердито машет ему рукой появившийся непонятно откуда мужчина на мотоцикле.

– Взгляни на этого парня, – сказал Чаттертон. – Он, похоже, чем-то недоволен.

– Что ты ему сделал? – спросил Маттера.

– Ничего.

– Ты его не подрезал? Не наезжал на каких-нибудь кур? Не показывал ему средний палец?

– Нет, ничего такого я не делал.

Рассерженный мотоциклист, петляя то влево, то вправо, еще несколько раз обернулся и помахал рукой.

– Джон, у него пистолет, – сказал Чаттертон.

Маттера присмотрелся и увидел никелированный пистолет «Беретта 92». Дорогая игрушка.

Маттере подумалось, что все это не предвещает ничего хорошего. Либо этот человек был психически неуравновешенным, либо он хотел ограбить двух гринго, которые забрались слишком далеко в глубинку этой страны. В этой холмистой местности жили контрабандисты, торгующие наркотиками. Они убьют двух богатых на вид американцев и даже глазом не моргнут.

Маттера достал свой девятимиллиметровый «Глок».

– Держи его прямо перед нами, – сказал Маттера. – Не проезжай мимо него и не позволяй ему приблизиться к нам сбоку.

Мотоциклист, снизив скорость и продолжая петлять то влево, то вправо, размахивал своим пистолетом, выкрикивая всякие непристойности и показывая жестами, чтобы Чаттертон проехал мимо него. Но Чаттертон упорно этого не делал. Тогда этот мужчина снизил скорость своего мотоцикла сначала до двадцати миль в час, а затем до пятнадцати, петляя и пытаясь пропустить пикап вперед себя, но Чаттертон тоже соразмерно снижал скорость, не позволяя мотоциклисту оказаться сбоку от пикапа. Чаттертон хотел было вообще остановиться, но затем передумал: у него мелькнула мысль, что кто-то, возможно, притаился в засаде и только этого и ждет. В движущемся же автомобиле у них с Маттерой имелись в активе три тысячи фунтов ударного веса.

Мотоциклист снизил скорость до пяти миль в час.

– Посмотри на его руки, – сказал Маттера.

Снизив скорость до такого минимального значения, которое позволяет мотоциклу не упасть на бок, мотоциклист теперь махал пистолетом над своим левым плечом, направив его ствол приблизительно в сторону пикапа. Люди на улице стали останавливаться, чтобы поглазеть на происходящее. Маттера приоткрыл свою дверцу и поставил ступню между корпусом кабины и дверцей так, чтобы та не закрылась, а затем навел ствол своего «Глока» на мотоциклиста.

– Держись позади него. Он у меня на прицеле.

– Ты только скажи – и я его раздавлю, – заявил Чаттертон.

Женщины кричали, дети бегали туда-сюда, собаки лаяли. Мотоциклист ехал со скоростью всего лишь две-три мили в час. Белый пикап находился уже ярдах в десяти позади него. Мотоциклист и Маттера размахивали оружием, выкрикивая по-испански всевозможные непристойности. Маттера не хотел стрелять, а особенно вблизи толпы, однако с каждой секундой этот мотоциклист оставлял ему все меньше выбора.

– Немедленно брось пистолет! – рявкнул Маттера, но мотоциклист продолжал размахивать своим оружием и орать.

Маттера положил палец на предохранитель пистолета.

– Если он прицелится в нас, я его завалю, – сказал Маттера.

– Я дам газу и прикончу его, – заявил Чаттертон.

Мотоциклист остановился, а затем медленно слез с мотоцикла и сделал шаг в сторону пикапа. Чаттертон тоже остановил пикап. Это давало Маттере шансы уж точно не промахнуться, пусть даже такая ситуация и продлится не дольше доли секунды. Однако у него имелся уже немалый жизненный опыт, который подсказывал ему, что даже если совершенное убийство и можно считать оправданным, память о нем потом всю жизнь будет лежать на душе тяжким грузом. Сейчас он имел тактическое преимущество, его защищал пикап, а враг находился прямо перед ним у него на прицеле, но… Как он потом объяснит полиции, что ему приходилось видеть в его жизни, как парни погибали из-за того, что раздумывали слишком долго?..

– Pon tus malditas manos en tu cabeza! – рявкнул Маттера.

Мотоциклист медленно запихнул пистолет сзади за пояс своих штанов. Повернувшись на 180 градусов, он сел на свой мотоцикл, сделал такой жест, как будто машет на прощание рукой, затем съехал с дороги и помчался куда-то прочь. Грязь и пыль полетели из-под колес его мотоцикла. Вскоре он исчез из виду.

Минуту-другую Чаттертон и Маттера ехали молча. Затем один из них сказал: «Послушай, приятель, а ведь мы показали себя неплохо». Второй из них ответил: «Черт возьми, и в самом деле неплохо».