Когда Чаттертон вернулся из Соединенных Штатов, экипаж загрузил свой катер и отправился к тому месту, где, по утверждениям дедушки старого рыбака, затонул какой-то пиратский корабль.

Они начали свои поиски примерно в двухстах ярдах от берега. Глубина там составляла около тридцати футов. Эренберг едва поспевал заносить информацию о сигналах магнитометра. На дне здесь лежало что-то большое и металлическое. В этом сомнений не было. Эренберг позвал своих коллег и сообщил им об этом.

Обычно они тратили день или два на то, чтобы полностью обследовать выбранный ими участок при помощи магнитометра и обобщить полученную информацию. Однако в данном случае Чаттертон и Маттера сразу же стащили с себя футболки и шорты и облачились в снаряжение для подводного плавания. Не успели Эренберг и Кречмер пожелать им удачи, как они уже спрыгнули с борта в воду, чтобы выяснить, что это за массивный объект находится под ними.

Опустившись на мягкое илистое дно, они посмотрели на показания своих глубиномеров. Глубина составляла здесь двадцать восемь футов, а ведь, насколько они знали, примерно на такой глубине и покоилось на морском дне «Золотое руно».

Задача состояла в том, чтобы найти предмет, заставлявший магнитометр подавать сигналы. Они прихватили с собой с катера ручной магнитометр, и когда стали перемещать его вперед и назад, прибор начал свистеть в наушники Чаттертона. Маттера смог услышать это через воду с расстояния в три фута. Они продвигались вперед, руководствуясь этими сигналами, пока не увидели чуть поодаль какой-то предмет. Это была своего рода стена, выступающая из илистого дна на высоту двадцать футов. Объект этот был массивным и, судя по идеальным прямым углам, созданным руками человека. Приблизившись к этому объекту, они смогли получше рассмотреть его верхнюю часть. Им обоим показалось, что это что-то вроде планшира или верхнего края борта судна, и когда они подплыли еще ближе, стало ясно, что они были правы. Это вызвало у них разочарование, потому что данный планшир был изготовлен из стали, а сталь впервые начали производить в промышленных масштабах лишь в середине девятнадцатого века, то есть более чем через сто пятьдесят лет после того, как «Золотое руно» затонуло.

Тем не менее Чаттертон и Маттера решили осмотреть данный объект сверху. Поплыв над ним и глядя вниз, они увидели ряды скамеек, каждая из которых была рассчитана на пять или шесть пассажиров. И Чаттертон, и Маттера выросли в Нью-Йорке, и хорошо знали, как выглядит паром, перевозящий пассажиров через реку. Им оставалось только надеяться на то, что, когда этот паром пошел на дно, он был пуст или же что всем пассажирам удалось спастись.

Им обоим не раз доводилось видеть человеческие останки на затонувших судах, и сейчас они морально приготовились к тому, что увидят их опять. Возле одного из краев парома Маттера заметил что-то такое, что показалось ему бедренной костью человека. Он решил поразгребать обломки в этом месте, но едва он приблизился к этому объекту, как песок и ил возле его руки вдруг разлетелся во все стороны, словно произошел небольшой взрыв, и к его лицу резко придвинулся неизвестно откуда появившийся ряд острых, как бритва, зубов. Маттера невольно отпрянул назад и, потеряв равновесие, опрокинулся на спину. Снова приняв вертикальное положение, он увидел того, кто на него напал. Это была четырехфутовая барракуда, и она, похоже, снова собиралась пойти в атаку. Местные жители поговаривали, что барракуды в этих местах сумасшедшие, что они стали такими потому, что едят рыб-попугаев, зараженных токсинами (эта болезнь называлась «сигуатера»), и что они разорвут лицо человека в клочья, если им представится такая возможность. Маттере не хотелось проверять, правда это или нет. Размахнувшись огромным объективом своего фотоаппарата, он стукнул им барракуду по носу, и та тут же стремительно уплыла прочь.

«Извини, дружище, – мысленно сказал Маттера. – Мы тут просто ищем пиратов».

Ни он, ни Чаттертон не нашли человеческих останков. Они осматривали этот участок в течение еще двух дней, надеясь все-таки обнаружить «Золотое руно», однако все сигналы, полученные от магнитометра, были связаны с найденным ими паромом. Сделав несколько звонков, они выяснили, что какой-то паром затонул в здешних водах в 1970-е годы. Власти Саманы были рады узнать об этой находке, потому что до сих пор место гибели парома было неизвестно. Однако искать больше было негде. И никто из них не знал, что же делать дальше.

Пожалуй, не было смысла в том, чтобы продолжать поиски в заливе Самана в сторону запада – они и так уже слишком сильно удалились от Кайо-Левантадо. На восток от этого острова имелось около одной-двух миль побережья, однако вряд ли Баннистер выбрал бы это место, поскольку оно было открыто для непогоды, частенько надвигающейся со стороны открытых просторов Атлантического океана, и хорошо просматривалось с проплывающих мимо судов. Для Маттеры наступил момент, который он и так долго оттягивал. На вилле он отозвал Чаттертона в сторону.

Он сказал своему компаньону, что ему, Маттере, нужен перерыв – не для того, чтобы отдохнуть или просто развеяться, а для того, чтобы позаниматься подводным плаванием с клиентами, которые за это хорошо платят. Поиск затонувших судов в последнее время стал более затратным, чем они оба предполагали, и каждую неделю их счета с банке уменьшались на тысячи долларов. Катера, генераторы, электронное оборудование, топливные баки, человеческие желудки – все это постоянно нуждалось в наполнении, обслуживании или ремонте, а в здешних местах это стоило недешево. Им уже три раза приходилось менять кабель магнитометра, и каждый новый кабель обходился им почти в четыре тысячи долларов. Они ежемесячно тратили более семисот долларов только на разговоры по мобильному телефону и пользование интернетом. Соленая вода безжалостно разъедала все их имущество. Они – Чаттертон и Маттера – уже более двух лет работают вместе. Их совместные расходы за это время составили около миллиона долларов, но при этом их усилия не принесли им прибыли и на десять центов.

– Ты что, решил соскочить? – спросил Чаттертон.

– Нет, – ответил Маттера. – Но нам необходимо зарабатывать деньги, когда имеется такая возможность. У меня есть клиенты, которые заплатят хорошие деньги за то, чтобы приехать сюда и понырять с нами. Я имею в виду, с тобой. Ты – знаменитость. Ты – прекрасная реклама.

Чаттертон покачал головой.

– Мы здесь боремся за наше с тобой выживание. У Трейси в любой момент могут отобрать его лицензию. ЮНЕСКО уже дышит нам в загривок. Возможно, сейчас, пока мы с тобой разговариваем, какие-то прохиндеи пытаются нас опередить. И в такой ситуации ты хочешь начать возить туристов поглазеть на красивенькие коралловые рифы?

– Я не хочу, но вынужден это сделать, – заявил Маттера. – В течение всего лишь одной недели, Джон. Улыбайся, ставь свои автографы в каких-нибудь книгах, рассказывай что-нибудь интересное. Нам нужно сделать то, что мы можем сделать.

Залив Самана – это потрясающее место, если вам не нужно искать в нем пиратский корабль. В течение недели Чаттертон и Маттера возили группу состоятельных американцев нырять к обнаруженному им парому, к каким-то затонувшим пушкам на расположенном неподалеку мелководье Банко Пердидо и даже к «Толосе» – одному из галеонов, обследованных Боуденом. Оба компаньона много улыбались и смеялись, а Чаттертон рассказывал душераздирающие истории о том, как он погружался к немецкой подводной лодке и к «Титанику». Однако как только у компаньонов появлялась свободная минутка, они говорили о том, где же им теперь искать «Золотое руно», и никто из них не мог дать ответа на этот вопрос.

Когда «туристическая неделя» закончилась, они повели своих клиентов поужинать в «Тонис». Электричество опять отключили, и поэтому вся компания ела в темноте, стараясь насладиться пивом «Пресиденте лайтс» еще до того, как оно станет теплым. Разговор зашел о недавнем событии, оказавшемся в центре внимания выпусков международных новостей.

В 2007 году «Одисси Марин Эксплорейшн» – публично торгуемая компания, занимающаяся поиском и подъемом на поверхность обломков затонувших судов, – установила в этой сфере деятельности своего рода рекорд, подняв превеликое множество серебряных монет общей стоимостью полмиллиарда долларов с судна, затонувшего в начале девятнадцатого века неподалеку от Гибралтара. Теперь, когда прошло больше года, Испания предъявила свои права на этот затонувший корабль и потребовала вернуть поднятые с него ценности испанскому правительству. «Одисси» с этим не согласилась, и два оппонента начали друг с другом судиться. Данному судебному разбирательству, похоже, предстояло определить будущее поисков затонувших сокровищ частными лицами.

Один из туристов спросил, не боятся ли Чаттертон и Маттера, что какое-нибудь правительство может предъявить свои права на «Золотое руно». Чаттертон отрицательно покачал головой.

– В этом-то и прелесть пиратского корабля, – сказал он. – Такой корабль не принадлежал ни одной стране. Ни одно правительство не может предъявить на него своих прав.

– То есть все найденные на корабле сокровища будут вашими? – поинтересовался турист.

– На нем, возможно, и нет никаких сокровищ, – ответил Маттера. – Кроме того, сокровища – не главное.

На лице туриста появилось выражение недоумения.

– Сокровища то и дело кто-нибудь находит, – пояснил Маттера. – А пиратский корабль, бороздивший моря в золотой век пиратства? Такой корабль можно найти раз в жизни. И это – немеркнущая слава.

Чаттертону и Маттере не терпелось снова заняться поисками пиратского корабля, однако, когда они наконец-таки стали разрабатывать план дальнейших действий, выяснилось, что искать-то уже и негде. Они ведь уже обследовали все подходящие участки возле Кайо-Левантадо и осмотрели морское дно во всех местах, в которых был получен сигнал от магнитометра. Впервые с момента, как они прибыли в Саману пять месяцев назад, у них иссякли идеи.

В течение последующей недели они занимались только тем, что приводили в порядок катер и возились в расположенном рядом с виллой сарае, в котором они хранили свое оборудование. В перерывах между этой рутинной работой они задавались вопросом, кто из них первым скажет, что выбывает из этой игры. Они соскучились по своему дому, денег их теперешняя деятельность не приносила, их живьем съедали москиты, питались они только лишь пиццей и глазированными хлопьями, и вообще находились сейчас черт знает где. Карла, жена Чаттертона, и Каролина, невеста Маттеры, стали задаваться вопросом, а не могли бы их мужчины приезжать домой почаще.

Чаттертон и Маттера зашли в «Фабиос», чтобы покушать и обсудить, что же им делать дальше. Им обоим уже приходило в голову – и не раз, – что им стало бы легче, если бы они выбросили из головы мысли о пиратском корабле и снова занялись поисками судна, перевозившего сокровища, прежде чем ЮНЕСКО прижмет таких, как они, к ногтю. А еще – хотя им обоим очень не нравилась такая мысль – они могли бы даже вернуться к своей прежней жизни – такой, какой она была до того, как они стали работать вместе, – пока у них все еще остается достаточно денег для того, чтобы заняться более надежным бизнесом.

Они заказали пиццу и ели ее в основном молча. Тишину нарушали лишь звуки песни Шакиры, клип которой крутили по старенькому телевизору, установленному над их головами. Однако затем у них завязался разговор. Какие есть данные о том, что этот пиратский корабль лежит именно на глубине двадцать четыре фута? И какие есть подтверждения того, что он затонул именно возле Кайо-Левантадо? Боуден, похоже, был убежден в этом, но на основании чего? В сведениях, собранных Маттерой, этот остров даже не упоминался – в них только сообщалось, что пиратский корабль затонул в заливе Самана. За все то время, которое они занимались данными поисками, они ни разу не подвергли сомнению утверждение Боудена о том, что корабль Баннистера затонул именно возле острова Кайо-Левантадо. Они, кстати, не подвергали сомнению и другие его утверждения. Чаттертон достал свой сотовый телефон и позвонил Боудену. Двумя днями позже Чаттертон и Маттера уже летели на самолете в Майами, чтобы поговорить с Боуденом о том, что ему на самом деле известно.

Они встретились с Боуденом за завтраком в Саут-Майами в ресторане «Деннис». Чаттертон и Маттера сразу перешли к делу. Им нужно было знать, почему Боуден полагает, что «Золотое руно» лежит на глубине двадцати четырех футов. А еще им нужно было знать, почему он уверен, что оно пошло на дно возле острова Кайо-Левантадо.

– А много ли вы знаете о том, что на самом деле произошло с галеоном «Консепсьон»?

Судно «Консепсьон» было одним из трех затонувших галеонов, на которых Боуден заработал себе репутацию. Он стал знаменитым благодаря той многолетней кропотливой работе, которую проделал на обломках этого корабля. Этим его усилиям была затем посвящена очень длинная статья, напечатанная в журнале «Нэшнл джиографик», – статья, которую Боуден сам и написал.

– Нам о его судьбе известно лишь в общих чертах, – сказал Маттера. – Но какое это имеет отношение к «Золотому руну»? Судно «Консепсьон» затонуло за пятьдесят лет до того, как Баннистер заявил о себе.

Боуден ответил, что это действительно так. Однако в течение нескольких десятилетий после того, как судно «Консепсьон» пошло ко дну, никто не мог найти ни само судно, ни тех несметных сокровищ, которые оно перевозило. Ситуация изменилась в 1686 году, когда Уильям Фипс – малообразованный капитан судна и бывший пастух из региона, находившего на территории нынешнего штата Мэн – заключил удивившую всех сделку с самим королем Англии. Согласно этой сделке, Фипсу разрешалось искать это затонувшее судно. Во время своего плавания Фипс зашел в залив Самана, где он надеялся выгодно поторговать с туземцами. Там его экипаж натолкнулся на обломки «Золотого руна».

– Они видели его? – спросил Чаттертон.

– Они не просто видели его, – ответил Боуден. – Они видели его вблизи.

Он засунул руку в огромный карман своей рубашки «Бимини Бэй» и, вытащив из него сложенный лист бумаги и очки, стал читать выдержки из бортового журнала «Генри» – одного из судов Фипса.

В три часа пополудни капитан Фипс отправил баркас и полубаркас с большим количеством людей и оружия проплыть вдоль берега и попытаться найти место, подходящее для кренгования. Примерно в двух милях от нашего судна они обнаружили обломки корабля, находящегося на глубине четырех фатомов воды и сожженного до батарейной палубы. Это, по их мнению, был корабль в четыреста тонн. Они также нашли два или три пушечных ядра, на которых имелась метка в виде широкой стрелки, и несколько кремневых ружей… Сделан вывод, что, судя по всему, этот корабль принадлежал пирату Баннистеру, который кренговал свое судно и был застигнут врасплох какими-то из наших английских фрегатов.

Чаттертона и Маттеру впечатлил тот объем информации, который содержался в этой простенькой записи в бортовом журнале. Эта информация была подробной и, более того, основывалась на словах очевидцев, лично видевших обломки «Золотого руна», причем всего лишь через несколько месяцев после того, как оно затонуло. Один фатом равнялся шести футам – а значит, «Золотое руно» и в самом деле лежит на глубине около двадцати четырех футов. На нем могут находиться пушечные ядра, некоторые из которых имеют метку в виде стрелки – символ, использовавшийся английским королевским военно-морским флотом. На судне должны иметься свидетельства того, что он было сожжено, а также на нем могут находиться мушкеты, из которых пираты стреляли по английским военным морякам.

Все эти подробности заворожили Чаттертона и Маттеру. Тем не менее ни одна из них не давала им подсказки, где могут находиться обломки этого судна. Поэтому Чаттертон и Маттера задали Боудену, пожалуй, самый главный из имеющихся у них сейчас вопросов: почему он, похоже, абсолютно уверен в том, что «Золотое руно» затонуло возле острова Кайо-Левантадо?

У Боудена имелся ответ и на этот вопрос. Именно там охотники за сокровищами осуществляли поиски на протяжении десятилетий и даже столетий, а в сфере поиска сокровищ подобное постоянство на уровне поколений зачастую являлось самым лучшим индикатором. Кроме того, название острова, которое происходило от испанского слова «приподнимать», подсказывало, что это место издавна использовалось для кренгования судов. А еще подтверждением тому стала находка, которую сделала «Мисс Вселенная».

В 1980 году в Доминиканскую Республику приехала бригада кинематографистов, намеревающаяся снять там эпизод телевизионного документального сериала, который назывался «Морские поиски». Ведущая этого сериала – двадцатипятилетняя Шон Уэзерли – незадолго до этого завоевала титул «Мисс Вселенная» и должна была появиться на телеэкранах в сериале «Спасатели Малибу» и других телевизионных передачах. На этот раз ее работа заключалась в том, чтобы надеть акваланг (и обтягивающий костюм для подводного плавания) и, «дрожа от страха», погрузиться в морскую глубину в некоторых самых опасных для человека местах. Работа же Боудена во время съемок заключалась в том, чтобы быть для нее проводником.

Он повез Уэзерли на остров Кайо-Левантадо. Там, ныряя в море у западного края острова, она нашла на дне в иле большой керамический кувшин, который был целым. Боуден встречал фотографии подобных образцов в книгах и аукционных каталогах. По его мнению, этот кувшин был изготовлен в Европе в семнадцатом веке, а значит, он вполне мог когда-то находиться на борту «Золотого руна». Боуден после этого много раз обшаривал дно в данном районе, но ему так и не удалось найти ни одного подобного артефакта.

Маттера в спешке делал короткие записи на салфетке: «люди присматривались к Кайо-Левантадо веками»; «слово “Левантадо” происходит от слова “приподнимать”»; «мисс Вселенная». Чаттертон не записал ни одного слова.

– Ты собираешься все это просто запомнить? – спросил Боуден у Чаттертона.

– Нет нужды. Я не считаю, что эти твои сведения имеют в данном случае какое-то значение.

Потом Чаттертон добавил, что, если люди всегда во что-то верили, это еще не означает, что это было правдой. Его собственный опыт ему подсказывает, что наиболее ценные находки почти всегда делаются именно там, где никому даже и не приходило в голову искать. Что касается данного острова и его названия, то он, возможно, и использовался для кренгования, но не таким пиратом, каким был Баннистер. И, наконец, хотя он и помнил Шон Уэзерли – великолепную женщину, – найденный ею кувшин вполне могли уронить в воду с любого из множества проплывавших мимо острова в ту эпоху судов.

Французская карта залива Самана, около 1802 года. Кайо-Левантадо на ней называется «Cayo Banistre».

Боуден покачал головой и сказал, что у него сильное предчувствие насчет Кайо-Левантадо. Однако для Чаттертона это не имело значения: он не руководствовался в работе никакими предчувствиями. Он сказал, что с уважением относится ко всему тому, чего добился Боуден в своей деятельности, однако с еще бульшим уважением он относится к фактам. А факты, которые он и Маттера собрали за последние пять месяцев, свидетельствуют о том, что «Золотого руна» возле острова Кайо-Левантадо нет.

Боуден, отхлебнув из чашки кофе, надел на свою шариковую ручку колпачок. Затем он вытащил из кармана рубашки еще один листок бумаги, представлявший собой ксерокопию старой карты залива Самана. Карта эта была составлена в те времена, когда на Эспаньоле хозяйничали французы (примерно в 1802 году), и надписи на ней были сделаны на французском языке. Однако когда он расправил листок на столе, ни Чаттертону, ни Маттере не понадобилось переводить название, которое французы дали острову Кайо-Левантадо. Написанное достаточно большими и отчетливыми буквами, оно выглядело так: Cayo Banistre. То есть «остров Баннистера».

Чаттертон и Маттера молча уставились на этот листок бумаги, не находя слов. Данная карта была сильнее каких-либо предчувствий и самых лучших догадок. Она была реальным доказательством, представленным людьми, которые жили давным-давно и которые кое-что знали.

– Не знаю, что и сказать, Трейси, – покачал головой Чаттертон.

Боуден улыбнулся.

– Возможно, вы, ребята, что-то упустили. В этом деле с нами со всеми такое случается.

Когда Чаттертон и Маттера уже летели обратно в Доминиканскую Республику, им обоим казалось, что они еще никогда не испытывали такого чувства растерянности. Они ведь нашли буквально все железяки и верши в радиусе двух миль от Кайо-Левантадо, но тем не менее не смогли обнаружить стофутовый пиратский корабль, на котором имелись стальные мушкеты, пушечные ядра и, возможно, даже пушки. Во время шестичасовой езды на автомобиле обратно в Саману они пытались найти на карте возле острова Кайо-Левантадо новые участки, соответствующие их критериям, однако неохваченными их поисками оставались только места, где во времена Баннистера пляжей не было. Они тем не менее собрали свое снаряжение и отправились и в эти места. В течение нескольких следующих недель они «стригли газон» вокруг каменистых выступов и зазубренных рифов – то есть даже там, куда «Золотое руно» никогда бы даже и не сунулось.

В конце концов у них остался только один вариант: еще раз провести поиски в тех местах, где они уже искали (именно к этому их подталкивал Боуден). Однако у них не поднималась рука это делать. Они осознавали, что не всегда идеально «подстригают газон», но при этом знали, что никак не могли не заметить огромное затонувшее парусное судно на довольно маленькой территории возле Кайо-Левантадо. Никто не знал, что же теперь делать. Они даже вздохнули с облегчением, когда появился повод сделать перерыв: Чаттертону нужно было слетать в Соединенные Штаты, чтобы поучаствовать в шоу, которое было посвящено дайвингу, согласие на свое участие он дал уже давно.

Там он встретил Ричи Колера, вместе с которым когда-то обнаружил затонувшую немецкую подводную лодку. Ужиная вечером в компании Колера, он рассказал ему о своих поисках «Золотого руна» и его выдающегося капитана, добавив, что всецело и полностью углубился в эти поиски и что готов рискнуть чем угодно ради того, чтобы они увенчались успехом. Именно благодаря такому подходу он и Колер когда-то смогли идентифицировать затонувшую немецкую подлодку. И именно благодаря такому подходу он всегда добирался туда, куда не мог добраться никто другой.

– Тебе уже пятьдесят семь, Джон, – сказал Колер.

– Именно так, – кивнул Чаттертон. – И поэтому я не могу отступить ни на шаг.

– А у тебя есть план «Б»?

Чаттертон отрицательно покачал головой.

– У меня не бывает планов «Б».