Записку от Деринга принесли как раз тогда, когда Кэт, раздраженная тем, что ее оставили одну почти на целый день, уже готова была закипеть от злости. Он покинул ее этим утром, не сказав ни слова, не расспросив о ее наблюдениях за островом, не потрудившись сообщить, когда его ждать. Даже два часа, которые она провела на сцене театра, делая упражнения и готовя свое выступление, не отвлекли его от неотесанных друзей. И теперь, незадолго до полуночи, он нацарапал записку, от которой ее настроение резко поднялось:

Приходи к «храму». Повяжи волосы и оденься скромно. Держись спокойно.

Пока слуга ждал, чтобы отвезти ее туда, Кэт быстро сменила нарядное платье, выглаженное для нее миссис Киппер, на темно-зеленое с единственным украшением – скромной ленточкой под грудью. Больше времени ей потребовалось, чтобы зачесать назад пышные волосы, стянуть их в тугой узел и закрепить шпильками.

Всякое разочарование жалило. Ему не нужно было изображать заинтересованность в их миссии или в ней. Она никогда не просила его быть с ней откровенным. И она почти согласилась с его доводом, что он использует ее, чтобы получить доказательства. Это практически лишило ее последней возможности возражать ему. Так или иначе, но ради удачи миссии она все равно вскоре легла бы под него. Ему вовсе не нужно было завлекать ее.

Но она не должна думать о том, что произошло прошлой ночью. Она вспоминала эту сцену множество раз, и всегда вывод получался один и тот же. Он проснулся, испытывая острое желание, и у нее появился шанс оказаться в его объятиях. Не более того.

Пока парный двухколесный экипаж продвигался по узкой дороге, освещаемой фонарем, она поддалась гневу. Возможно, Деринг послал за ней, потому что гостям захотелось увидеть представление. Или он хотел доказать этим простым платьем и манерой вести себя, что она полностью в его власти. Она едва ли могла бы отрицать это.

Как низко она пала всего за четыре дня и ночи. Защищаться от мужчин, считавших актрису общим достоянием, для нее никогда не было сложно. Настоящая опасность заключалась в близости, физической и другой, в ее жизни актрисы бродячей труппы. Ее коллеги, большинство из них, были добры к ней, но было опасно заводить друзей или вообразить, будто она может свить семейное гнездо. Нужно было оставаться совершенно самостоятельной, иначе она стала бы слабой. Это грозило разрушить душевное равновесие, которое ей удалось восстановить.

После десяти лет, когда она считала себя защищенной, ей показалось, будто она недоступна соблазну. И тут какой-то плут-виконт вступил на плавучую льдину и разжег там огонь. Разжег его внутри ее и очаровал ее настолько, что она не очень-то и возражала. Он проник в холодные места и согрел их, в самые темные места и осветил их. В пустые места, которые заполнил собой.

И преодолев ее сопротивление, он легкомысленно удалился, оставив ее в огне.

Больше это не повторится, решила Кэт за этот длинный, пустопорожний день. Ей снова преподали урок, и его она не должна забывать.

Они подъехали к «храму», слуга выскочил из экипажа с фонарем в руках и проводил ее мимо мужчин, отдыхающих на террасе и в холле. Почти все они повернулись и смотрели на нее. Она не увидела ни одной женщины ни здесь, ни в небольшой комнате для азартных игр, куда слуга проводил ее.

Лишь один стол был занят. Она узнала лорда Гоулшема, лорда Шеффера и сэра Роберта Уайли, которые играли в карты. Деринг, без сюртука, неуклюже ссутулился в кресле, ноги вытянуты под столом, у локтя бокал с чем-то, похожим на бренди. Он взглянул на нее и снова уткнулся в свои карты.

Судя по раскладу, они играли в вист. И стопка фишек показывала, что выигрывает Каррингтон.

Гнев пронзил ее. Конечно, нет! Даже Деринг не поставил бы ее на кон. И все-таки нечто подобное он уже делал. Когда она впервые услышала, как слуги сплетничали о вновь прибывшем госте, который выиграл герцогиню в шахматы, она решила, что это только слухи. Потом она встретила Деринга и поверила каждому слову рассказанной истории.

Пока она наблюдала, были разыграны последние взятки, и несколько фишек передвинулись к Дерингу. Он сделал большой глоток бренди, равнодушно глядя на нее поверх края бокала.

– Ну, что скажете? – заметил Каррингтон с довольным выражением лица. – Прекрасное условие, тысяча в фишках против демонстрации. Не понимаю, почему вы не согласны. Чем бы ни кончилось, вы не проиграете.

– На самом деле могу. Я уже проиграл. Почти шестьсот фунтов. – Деринг пошевелил гибкими пальцами. – Как это объяснить? Счастье мне не изменило. Карты выпадали хорошие. Я играл блестяще, как всегда. – Он улыбнулся. – Должно быть, дело в моих партнерах.

– Шеффер и Уайли менялись местами после каждого роббера, – возразил Каррингтон. – Как мы и договаривались.

– Но с вами они играют так хорошо, а со мной совсем плохо.

Шеффер хлопнул ладонью по столу так, что фишки подпрыгнули.

– Вы обвиняете меня в жульничестве?

– Боже мой, нет. Если бы я считал вас нечестным, то не играл бы ни с вами, ни против вас. Но признайтесь, вы хотите, чтобы выиграл Каррингтон или чтобы проиграл я, и ваши желания влияют на игру. Совершенно против вашей воли, я уверен.

– А я убежден, они постараются играть лучше, – сказал Каррингтон. – Деньги – это так мелко в конечном счете. Особенно несколько сотен. Вызов – вот что должно интересовать вас. Поединок умов.

– Вот именно, – сказал Деринг. – Для меня игра в азартные игры давно перестала быть спортом. Это просто работа, такая же скучная и утомительная, как труд в поле. За исключением того, что в случае проигрыша мне, возможно, придется ночевать под открытым небом.

– Но в данном случае ваш проигрыш стал бы общим выигрышем. Или вы считаете, будто наблюдатели помешают вам? Или вы утратили интерес к постельному спорту с цыганкой? Она вам надоела?

Кэт с трудом заставила себя остаться на месте. Нельзя сказать, чтобы это было так уж важно. Никто не обратил на нее ни малейшего внимания. Для них она значила столько же, сколько тонкие фишки из слоновой кости на столе. Одна ничем не лучше, чем другие, и ценность их заключается только в том, что ими можно пользоваться как товаром для обмена.

– Что мне надоело, – заметил Деринг, – так это перспектива кидать ее на общую постель, где уже побывали сотни, в комнате, где несмотря на все труды отличных слуг «Рая», остался запах моих предшественников. Даже в погоне за удовольствиями я неизменно привередлив.

Брови Каррингтона взлетели вверх, как птицы с ветки.

– Значит, вы признаете порядок? Даже ритуал?

– Иногда. Если он исполняется на уровне, превосходящем любительский театр. Я думал, что мы отдаем предпочтение изысканному развлечению, и поэтому ваше желание наблюдать в замочную скважину, как я бросаю в постель цыганку, удивило меня. Я не считал вас человеком, получающим удовольствие от созерцания эротических сцен.

Кэт впервые увидела, как покраснело серое лицо Каррингтона. Потом он рассмеялся.

– О, я люблю понаблюдать при случае. Но вы совершенно правы. Следить за тем, как вы берете женщину, которую уже имели, было бы довольно скучно. Давайте поднимем ставки, согласны?

Деринг сцепил пальцы на затылке.

– Что вы задумали?

– Некоторые из моих друзей соберутся в четверг ночью для определенной церемонии. Ничего изысканного – больше подготовительное мероприятие, – но мне хотелось бы сделать его менее рутинным. Для нашего развлечения разрешите нам иметь девушку.

Кэт затаила дыхание. Ноги у нее приросли к полу.

– Иметь в обычном смысле? – спросил Деринг. – Или перспектива более мрачная?

– Не в этом случае. Обычно мы удовлетворяемся шлюхами, но было бы интереснее по очереди, один за другим, именно с этой шлюхой. Нас всего дюжина или около того.

Деринг вытаращил глаза.

– И что мне с ней делать после такой ночи? Вы забываете, Каррингтон, что я заплатил три тысячи гиней за право владеть ею в течение недели. Не важно, что вы внесли свой вклад и что я в то время был не в себе. Я заплатил, получил ее и намерен держать при себе до конца недели. После этого, конечно, я с удовольствием мог бы передать ее вашим соотечественникам. Как насчет субботы? Права заканчиваются в полночь, но до того времени я могу принудить ее к повиновению. Назначьте свою церемонию на десять, и мы изящно завершим это пикантное приключение.

Каррингтон нахмурился.

– На субботу не назначено никакой встречи. Но полагаю, наше общее наслаждение ведьмой могло бы стать прелюдией к тому, как я оценю вас в роли повелителя. Вы забыли об этом?

– И правда забыл. В худшем случае вы сочтете меня неудачником, так меня и раньше уже называли. Но вы не сказали, что вы ставите на кон?

– Две тысячи фунтов, – быстро ответил Каррингтон. – При условии, что вы используете их для продолжения этой игры. Если вы удвоите их, то все деньги ваши. Проиграете – мы забираем цыганку.

Казалось, Деринг задумался. Потом он протяжно вздохнул.

– Но ведь это опять работа, дорогой. Тяжелее, чем в поле. Я не живу в вашей рафинированной среде, где несколько тысяч фунтов – мелочь. Мне приходится выигрывать эквивалент заработной платы, но не в этом цель моих каникул в «Раю». Простите, но я выхожу из игры.

Кэт, мысли которой были сосредоточены на том, чтобы заставить себя молчать, все-таки ожидала, что Каррингтона этот отказ расстроит.

Вместо этого он улыбнулся.

– Я совершенно не собирался относиться к вам свысока. А что, если я прибавлю к моей ставке лошадь, которая принадлежала вам?

Деринг выпрямился и положил локти на стол.

– Теперь вы меня заинтересовали. Мне нужны деньги, и, как вы знаете, я отчаянно хочу эту лошадь. Но чтобы получить и то и другое, я должен выиграть у вас в карты, когда мои партнеры – ваши друзья. Не обижайтесь, джентльмены. Хотя Каррингтон не стал бы возражать против того, чтобы вы играли блестяще в мою пользу, не уверен, что могу сделать ставку на вашу лояльность.

– Значит, меняем колоду, – сказал Каррингтон. – Для разнообразия берет младшая карта.

– Но тут нет никакого вызова. И один из нас проиграет. Почему просто не поторговаться, сэр? Не важно, деньги или игра. Я собираюсь поменять цыганку на свою лошадь. Что скажете?

– Этого нет в моем контракте!

На мгновение, слишком поздно, Кэт поняла, что сделала шаг вперед и заговорила. Протестовала. Она не представляла ни на минуту, будто эти мужчины допустят такую дерзость. Но отступать было уже слишком поздно, даже если она смогла бы принудить себя к этому. Маркиз собирался пустить ее по своим друзьям? Деринг хотел бы продать ее за лошадь?

– Еще одно слово, – дружелюбно произнес Деринг, – и я отдам тебя слугам.

Каррингтон поднес руки к вискам.

– Вы уже знаете качества гнедого. И было бы честно, вы так не считаете, если перед тем, как передать его вам, я посмотрю, что мы получим взамен?

Деринг небрежно взмахнул рукой:

– Вот она.

– Я имел в виду, – сказал Каррингтон, – более тщательную проверку. Шеффер, не окажете ли услугу?

– Она пока еще не ваша, – сказал Деринг. Он поманил к себе слугу, стоявшего в стороне с подносом. – Закрой дверь с той стороны и никого сюда не пускай.

Шеффер, который приподнялся с места, снова сел.

– Вы ее защищаете?

– Едва ли. Но Каррингтон готов отказаться от моей лошади, которую он на самом деле хотел бы сохранить, ради вашего удовольствия. Где тайна, джентльмены, если чернь сможет наблюдать за происходящим?

– Шеффер жаждет наказания, – сказал Каррингтон. – Чем меньше тонкостей, тем лучше. У него будет такая возможность, как всегда на наших празднествах, а тем временем позвольте нам получить удовольствие от предвкушения. Вы ее разденете?

– Хорошо. – Деринг встал, потянулся и направился к ней. – Должен сказать, это исключительно красивое тело. Вам не придется жаловаться.

Кэт думала, что самым большим позором для нее был аукцион, но, как однажды сказал Деринг, она слишком наивна. Выставление на всеобщее обозрение было бы еще хуже, чем то, что ей предстояло, это точно. Но если бы он собирался отказаться от демонстрации, ему вовсе не нужно было привозить ее сюда.

Ей стало дурно, она уставилась на картину на стене напротив, изображающую мужчин, стреляющих в птиц. Деринг подошел к ней сзади и начал вытаскивать шпильки, удерживающие собранные в узел волосы. Она вспомнила о том, как он последний раз был так близко от нее. От него исходил, тот же жар, и запах бренди, и аромат, свойственный только ему.

Когда последняя шпилька упала на пол, Деринг пальцами расчесал ее волосы, пока они не упали кольцами и завитками на плечи и спину. Потом он развязал зеленую ленточку и швырнул ее на карточный стол.

Он раздел немало женщин, могла бы сказать Кэт. Он знал, где найти разрезы в юбках, чтобы добраться до тесемок. Он ловко развязал их, и юбки скользнули на ковер. Вскоре были расстегнуты крючки на корсаже с короткими рукавами и корсаж снят, она осталась в корсете, нижней сорочке, чулках и туфлях.

Кэт цеплялась за надежду, что этого будет достаточно, и когда Деринг отошел к столу, она проводила его взглядом.

– Думаю, – сказал он, – у кого-нибудь из джентльменов есть при себе нож?

Каррингтон потянулся к ботинку и вытащил узкое лезвие. В свете ламп блеснула рукоять, украшенная драгоценными камнями.

– Прекрасно. Мне надоело развязывать корсеты. – Снова оказавшись у нее за спиной, Деринг занялся шнуром, стягивавшим корсет. – Стой спокойно, цыганка. Пальцы плохо меня слушаются.

Через несколько мгновений она почувствовала давление, как в спину уперся нож, разрезающий кружева. Корсет упал на пол. Потом, оставаясь у нее за спиной, он разрезал муслиновую сорочку от горла до подола.

Всхлипнув, Кэт почувствовала, как две половинки распались, обнажая ее от шеи до кончиков ног. Затем он разрезал полоски ткани у нее на плечах, и вся одежда упала.

Прикрытая только волосами, с кружащейся от унижения головой, она неотрывно смотрела в серую пустоту. Гордость заставляла ее держать руки по бокам, лицо не выражало ничего. Кэт пыталась, насколько возможно, сохранить достоинство.

Она планировала месть.

– Повернись, дорогая. Как видите, джентльмены, отлично со всех сторон, под любым углом. Лучше всего то, что танцы сделали ее ловкой, гибкой и сильной. Она вас не разочарует.

– Хорошая сделка, – сказал Каррингтон. – Ваша лошадь возвращается к вам в обмен на два часа обладания женщиной.

Деринг, направляясь к двери, посмотрел на нее через плечо:

– Одевайся.

Пока она натягивала юбку и корсаж, он разговаривал с кем-то в коридоре. Не обращая внимания на смех и сальности других мужчин, Кэт наклонилась, собирая остатки своего гардероба и шпильки, какие могла найти.

Вернувшись, Деринг взял ее под локоть и помог подняться на ноги.

– Слуга отвезет тебя в коттедж, – сказал он, подтащил ее к двери и практически вытолкал в коридор. – Ты знаешь, что тебя ждет, когда я вернусь.