— Погоди-погоди… — Чендлер даже приподнялся из-за стола. — Ты что, хочешь сказать, что тебя не устраивает ни один из этих сценариев? Ни один?!

Лиза Окли встретила взгляд своего агента прямо, не опуская глаз.

— Извините меня, Чендлер. Но я не собираюсь пробоваться ни на одну из этих ролей. Честно говоря, мне жаль бумаги, которую извели на эту бездарную писанину.

Чендлер угрожающе сдвинул брови.

— Вот что. Если хочешь закрепиться в этом мире, тебе пора перестать копаться в материале. Может, тебя Бог красотой не обидел, а может, даже и талантом. Только никому это не интересно. Один нашумевший фильм еще не делает тебя звездой на все времена. Нужно это понимать, детка.

— Я хорошо это понимаю. Но сниматься в дешевке, которую кроме сексуально озабоченных подростков никто и не увидит, я не считаю возможным. А все эти сценарии именно такие.

Чендлер закатил глаза к небу.

— Что делать! Это та продукция, которую нынче покупают!

— Это отвратительно, Чендлер. Мне нужен настоящий сценарий. Такой же, как первый.

Он поджал губы.

— Тебе просто сказочно повезло. Такие сценарии попадаются один на тысячу. Да и эти крупицы продюсеры не рвутся снимать. Стоят такие фильмы дорого, а выручка от них не самая большая. А ты не забывай, что тебе двадцать восемь лет. Для актрисы это уже преклонные годы, знаешь ли.

— Спасибо, — грустно усмехнулась Лиза.

Как всякая женщина, она ненавидела, если ей напоминали о возрасте.

— Я твой агент. Ты платишь мне проценты за то, чтобы я устраивал твои дела. И поверь мне, я знаю свою работу. Так что слушай меня внимательно. Твоя задача — не дать публике забыть твое очаровательное личико. Иначе на твоей карьере можно ставить крест.

Может, он и прав.

— Я подумываю о том, чтобы переехать в Англию и найти работу в театре.

Это была идея Джона. Их отношения, конечно, сильно осложнял тот факт, что он постоянно жил в Англии, а она в Голливуде.

Чендлер замахал руками.

— Даже думать забудь об этом! После всего, чего нам удалось добиться, ты собираешься бросить дело на полпути! Ладно, слушай. Не хотел говорить тебе, пока дело не окончательно решено. Но… так уж и быть. Сценарий еще не утвержден, но я почти на сто процентов могу гарантировать тебе роль. Это просто конфетка. Есть что играть, поверь мне. Если коротко — фильм про потерпевших кораблекрушение. Все, что от тебя требуется, это дать свое предварительное согласие.

Лиза вздохнула. «Есть что играть». Значит, ей придется сниматься в набедренной повязке. Почему ей всегда предлагают лишь те роли, где можно продемонстрировать тело?

Она покачала головой.

— Нет, Чендлер, спасибо. Я никогда не соглашусь сниматься в такой примитивной роли. Это совершенно не то, о чем я мечтала, когда впервые приехала в Голливуд. Извините.

Он прищурился.

— А куда делась та девушка, которая выиграла телевизионный конкурс «Выйти замуж за принца»? Или как там называлось это шоу? «Выйти замуж за миллионера»? И ты еще будешь критиковать сценарии, которые я тебе предлагаю?

— Я в порыве отчаяния пошла в это шоу. — Лиза опустила глаза. — Тогда я готова была на все, лишь бы меня заметили. Но с тех пор многое переменилось.

— Действительно! — Чендлер в ярости поднялся из-за стола. — Только не приходи ко мне, когда останешься без работы и тебе придется считать копейки. Таких, как ты, в Голливуде пруд пруди. Вот сейчас я вернусь в офис, и секретарша подаст мне длиннющий список начинающих актрис, что звонили в мое отсутствие. Тех, кто согласен на любую роль.

— Вы ждете, чтобы я продала душу дьяволу ради сиюминутного успеха? — со слезами в голосе проговорила Лиза. — Нет, я так не могу. Простите, Чендлер. Спасибо за обед. В следующий раз я плачу.

— Следующего раза, возможно, не будет, — проворчал Чендлер.

Вернувшись домой, Лиза бросилась к телефону. Надо позвонить сестре. Но красная лампочка автоответчика сообщила, что были звонки в ее отсутствие. Она включила автоответчик. Так и есть, Джон. Его голос звучал взволнованно.

— Лиза, почему ты не перезвонила? Прошу тебя, перезвони в любое время, пусть ночью. Иначе я сажусь в самолет и лечу к тебе.

Судя по тону, Джон вне себя от тревоги. Но она не в состоянии сейчас с ним разговаривать. Потом. Сейчас ей нужно поговорить с сестрой. Между Калифорнией и Францией разница в девять часов… Значит, у них там сейчас половина десятого. Вряд ли они уже спят. Лиза улыбнулась. Если только… Если только трехмесячная Лиз рано угомонилась и Николя уединился с молодой женой в спальне. Он пользовался любой возможностью, чтобы остаться с ней наедине. Лиза никогда еще не видела, чтобы мужчина и женщина были настолько поглощены друг другом.

Месяц назад Лиза ездила к сестре в гости. Тогда крестили ее маленькую тезку. С той поры Лиза-старшая испытывала постоянное чувство неудовлетворенности. Сначала смутное, а потом все более и более отчетливое. И ужасные сценарии, которые предлагал ей Чендлер, только усугубляли ситуацию. Лиза тревожилась. Слишком ее состояние напоминало ту пропасть, в которой она оказалась, когда умер отец.

Она действительно переменилась. И ее душевный разлад ничем не унять.

Вот только… Она с улыбкой протянула руку и взяла с комода фотографию маленькой Лиз. Когда она впервые взяла на руки почти невесомый сверток, что-то шевельнулось в ее душе. А когда пришла пора возвращаться в Калифорнию, Лиза испытала настоящую боль, настолько привязалась она к маленькой племяннице. Джон, которого тоже пригласили на крестины, потом обвинял ее в том, что из-за малышки Лиза совсем не уделяла ему внимания.

Кристина сняла телефонную трубку почти сразу же.

— Лиза! — обрадовалась она. — А мы с Николя только что о тебе говорили. Ну как, заключила контракт на новый фильм?

— Пока нет, — чуть замявшись, ответила Лиза. — Кристина… Я тут подумала. Не нужна ли вам нянька? На пару недель? Вы с Николя могли бы съездить отдохнуть. Обещаю, что буду заботиться о малышке, как о родной дочери. Жизнью за нее отвечаю.

Повисло молчание.

— Пока Лиз такая маленькая, и речи быть не может о том, чтобы оставить ее надолго, — наконец решительно сказала Кристина. — Но для того, чтобы навестить нас, тебе не нужно предлога.

В голосе Кристины звучала обида.

— Я тебе и раньше говорила. В поместье тебя постоянно ждет комната. Когда бы ты ни приехала, она готова к твоему приезду. И ты можешь жить здесь столько, сколько захочешь. Чем больше, тем лучше, и чем чаще, тем лучше. Ты ведь моя семья, у меня никого больше нет. Ты это знаешь.

Одно только «но». У Кристины есть муж и ребенок. А вот у Лизы действительно никого больше нет, кроме сестры.

— Спасибо тебе, родная, — прошептала она. — Я, конечно, не собираюсь злоупотреблять гостеприимством Николя. Но у меня сейчас нет работы и потом…

— Между тобою и Джоном не все гладко, — закончила за нее сестра.

Близнецы всегда чувствуют друг друга. Лиза и Кристина с младенчества были настроены на одну волну.

— Решено. Бери билет на ближайший рейс. Мы все страшно по тебе соскучились. Особенно малышка.

— Вот повешу трубку и сразу же закажу билет, — с благодарностью сказала Лиза. — Но скажи, ты уверена, что Николя не будет возражать? Он, наверное, страшно занят. Такая ответственность… Он, считай, заново поднимает дело. В одиночку. Может, не стоит вешать на него еще и родственников?

— Ерунда. Это ведь не внезапное решение. Подготовка велась уже давно. Потом, вспомни: ведь он сам распорядился устроить для тебя в замке постоянные апартаменты. А мой муж никогда не делает того, чего не хочет сам. Уж ты мне поверь.

— Совершенно верно, — послышался в трубке мужской голос с непередаваемым французским акцентом. — Кроме того, я твой вечный должник, Лиза. Ведь если бы не ты, я никогда не встретил бы Кристину. Тебе я обязан своим счастьем, Лиза. Прошу тебя, позвони сразу, когда узнаешь номер рейса. Мы тебя встретим.

Слезы побежали по щекам Лизы, так она была растрогана.

— Спасибо вам, — прошептала она. — Я так вас люблю. Спасибо. Увидимся.

— Судя по фотографиям, он и раньше был красавчиком, — услышал Крис из-за двери. — А сейчас он само совершенство. Только тяжело на белом свете человеку, в котором уживаются все демоны ада…

Крис, который считал минуты до прихода своего друга Барта, ухмыльнулся. Совершенство, подумать только. Красавчик.

Пока он валялся на больничной койке, его время от времени навещали. Приятели, коллеги по киношному делу и старые подружки. Целых два месяца. Но Крис никого не принимал. Один только Барт, старинный друг отца, стал для него настоящей отдушиной в замкнутом мирке больничной палаты. Верный старина Барт.

Ухаживали за ним монахини. И тот голос, что заклеймил его как совершенство, принадлежал сестре Франциске. Причем у него было сильное подозрение, что она нарочно произнесла эти слова так громко и отчетливо. Специально, чтобы он услышал.

Два месяца она вела настоящую войну с его демонами. К несчастью, она оказалась не настолько сильным психотерапевтом, чтобы пробиться к его внутреннему миру. Чтобы заглянуть за фасад и прикоснуться к душе. К его измученной душе.

Он развлекался тем, что поддразнивал ее, как только она предпринимала попытку провести с ним душеспасительную беседу. Сестре Франциске с колоссальным трудом удавалось удерживать себя в рамках христианского всепрощения.

— Спокойно, спокойно, сестра, — говорил он. — Вы должны являть собою образец смирения. Тогда грешники сами к вам потянутся, помяните мое слово.

И посмеивался, когда она сжимала губы в ниточку, а глаза ее сверкали за стеклами очков совсем не по-христиански.

— Вы невыносимы, — цедила она и принималась истово креститься.

— Это точно, — хохотал Крис. — То же самое говорили мне десятки женщин, согревавшие мою холодную постель. В тех же самых выражениях!

Уходя с дежурства, она неукоснительно проводила беседу с молодыми монахинями, которые оставались с Крисом. О содержании этих бесед Крис мог только догадываться. Она зря волновалась. К монахиням он относился с уважением.

Правда, после шести недель на больничной койке, после нескольких пластических операций, во время которых ему пересадили лоскут кожи с внутренней стороны бедра на лоб и висок, после всего этого единственное, о чем он мог думать, — это о том, что уже шесть недель не видел настоящей женщины.

— Шесть недель, — капризным голосом пожаловался он сестре Франциске. — Шесть недель без женщины! Это пытка для здорового мужчины. Я скоро сбегу отсюда, завернувшись в больничную простыню!

Сестра Франциска строго взглянула на него поверх очков.

— Вы не здоровый мужчина. Вы пациент. Впрочем, рада сообщить вам, что Господь, видимо, внял молитвам о вашем здравии.

— А я думал, Господь не слушает невозможных грешников, — ухмыльнулся Крис.

— В вашем случае он смилостивился, — ответила монашка. — Ведь это были не ваши молитвы. Он услышал молитвы ваших сиделок, которые, борясь с искушением, проводили долгие часы на коленях, прежде чем войти в вашу палату. Завтра вас выпишут, мистер Гарди.

Сердце его бешено забилось. Он на секунду закрыл глаза.

— Я думала, новость порадует вас, — словно издалека услышал он голос монахини.

— Так и есть. — Голос его почему-то звучал хрипло и сдавленно. — Впервые я рад тому, что вы нарушили мое уединение. Скажите, а вы будете здесь завтра? Чтобы убедиться, что грешник оставил наконец этот приют ангелов?

— Боюсь, что нет. Эти недели были столь тяжким испытанием, что, сложив с себя этот крест, я должна немедленно удалиться на отдых.

— Простите мое любопытство, сестра. А куда именно удаляются на отдых благочестивые сестры?

— Это вас не касается, мистер Гарди. Впрочем, вы все равно узнаете, если захотите. Чтобы избавить других сестер от вашего назойливого внимания, скажу: я еду в монастырь святой Патриции. Там хорошая библиотека, и я займусь чтением.

Крис радостно захихикал.

— А я слышал, вы последовательница учения Фомы Аквинского. Работаете в больнице, молитесь, в отпуске читаете благочестивые книги. А знаете, я и сам приверженец его учения.

Сестра поджала губы.

— Это меня совсем не удивляет. Как и Фома Аквинский, вы достаточно покуролесили в юности.

Крис засмеялся.

— В точку попали, сестра. Вы будете удивлены, но могу похвастаться: я даже и в тюрьме сидел.

— Нет, я ничуть не удивлена, — невозмутимо ответила сестра. — К сожалению, на этом ваше сходство со святым заканчивается. Его грехи привели его к возрождению души.

— А откуда вам знать, что мои грехи привели меня куда-то еще? — Он назидательно поднял палец. — Не судите о книге по ее обложке, сестра. Это не по-христиански.

Сестра вздохнула.

— Именно обложка привела вас на путь греха, мистер Гарди.

И в глазах ее промелькнуло скорбное выражение. Ему показалось, что на него смотрит старая Зифа.

— Я ведь не умираю, сестра, — усмехнулся он. — Я всего лишь выписываюсь из больницы. Не смотрите на меня так. Хотя вы и не придете проводить меня, я все равно хочу сделать вам подарок.

Сестра вскинула голову.

— Мы не принимаем земных даров, мистер Гарди.

— Не торопитесь, сестра. — Он жестом остановил ее. — От этого дара вы не откажетесь.

Словно не слыша его слов, сестра продолжала свою работу. Сложила аппарат для измерения давления в футляр, налила в графин свежей воды.

Крис помолчал.

— Вы достигли высшей степени христианского совершенства, сестра. С восхищением вижу, что даже такой мелкий грех, как любопытство, не смущает вашу душу. Что ж, не буду вас больше искушать. Я собираюсь внести пожертвование на нужды монастыря святой Патриции. А именно — учредить именной фонд сестры Франциски.

Он помолчал. Сестра Франциска безмолвно наклонила голову.

— Может, вам и не удалось подвигнуть меня на путь совершенства, сестра. Но вы убедили меня в том, что ангелы существуют. Спасибо вам за то, что вы не дали мне рухнуть в бездну, когда я был так близок к этому. За одно это вы навсегда останетесь в темном сердце грешника.

Сестра Франциска отвернулась. Но от него не укрылись слезы, блеснувшие в уголках ее глаз. Когда она заговорила, голос ее звучал глухо.

— С первого дня, как вы попали в больницу, я неустанно молилась за вас, мистер Гарди. И вы всегда будете в моих молитвах. Всегда.

Он вздохнул и потер ладонями виски.

— Это дает мне надежду, сестра. Имея такую заступницу, я, может быть, все же не попаду в ад.

— Благослови вас Бог, — прошептала она и вышла из комнаты, смиренно опустив глаза.

Не успела она захлопнуть дверь, как та снова отворилась. На пороге возник Барт.

— Привет, старина, — расплылся он в белозубой улыбке. — Погляди-ка, что я для тебя откопал.

И он бросил на кровать журнал.

Крис мельком взглянул на обложку, и сердце его бешено заколотилось. Мотоциклистка. Из-под защитного шлема выбиваются светлые пряди, руки в крагах лежат на руле. Девушка улыбается прямо в камеру. К сиденью сзади приторочен саквояж, похожий на докторский. И через всю страницу — рекламный текст: «Современный ветеринар должен ездить на современном мотоцикле!».

Барт решительно выхватил у него журнал.

— Крис, да ты не сюда смотришь. Вот где читай.

Он сам развернул журнал на нужной странице и ткнул Крису под нос. Но Крис вновь повернул журнал обложкой вверх. Так. Вышел год назад. Август. Тот месяц, когда его отец погиб. Свернул себе шею, занимаясь тем, что любил больше всего на свете. Он еще раз с тоской вгляделся в зеленые глаза девушки на обложке, в ее сверкающую улыбку. И наконец открыл ту статью, которую показал ему Барт.

Хм… любопытно. Оказывается, у крупнейшего во Франции производителя мотоциклов завода «Моррисо-Кавалли» был не один, а целых два владельца. Семья графов Моррисо и некто Луи Кавалли. А он-то думал, что лучший мотоцикл всех времен получил имя Кавалли в честь знаменитой скаковой лошади! Скорее всего, это лошадь была названа в честь легендарного мотоцикла!

Дальше в статье рассказывалось о жизни семьи Моррисо и Луи Кавалли во Франции, о том, как они сконструировали первый мотоцикл, о том, как начали выигрывать гонки и готовить в своей команде чемпионов.

В благословенные времена детства Криса его отец работал на Моррисо. Сначала испытателем и гонщиком, а потом тренером. Потом… потом произошло что-то, из-за чего отец уехал из Франции. Сейчас Крис узнал, что именно случилось. Оказывается, Луи Кавалли тяжело заболел и оказался прикован к постели. Формально он оставался главой компании. Но граф Моррисо не смог развивать дело без своего старого товарища и партнера. У него не было того конструкторского гения, каким обладал Кавалли. Он не смог модернизировать мотоциклы и создавать новые современные модели. И, поскольку старые модели мотоциклов, созданные Кавалли, продолжали пользоваться спросом, Моррисо, переключившись на другие дела, из любви и уважения к партнеру продолжал выпускать ограниченную партию старых моделей. С гонками же компании пришлось распрощаться.

— Вот, оказывается, что произошло, — покачал головой Крис. — Отец никогда мне не рассказывал.

— Читай дальше, — кивнул Барт.

Сенсация. Оказывается, знаменитый завод «Моррисо-Кавалли» возобновляет деятельность и запускает в производство новую модель. Об этом заявил Николя Моррисо, один из членов совета директоров компании.

По-видимому, Луи Кавалли поправился и создал новую модель, а граф Моррисо, как и раньше, возглавил производство, передав фактическое руководство своему сыну.

Крис почувствовал, как кровь быстрее заструилась по его жилам. Неужели молитвы сестры Франциски дошли до адресата? Такая новость…

Барт с доброй усмешкой смотрел на него.

— Я так и думал, что статейка тебя заинтересует. Вон как глаза-то заблестели!

— Какой сегодня день! Я словно заново на свет родился! Только что мне сказали, что завтра меня выписывают. И, словно по заказу, эта статья. Бывает же такое. Теперь я точно знаю, куда мне ехать, как только я выпишусь. Прямиком в аэропорт.

— Тебе давно пора было подумать о своей карьере, — кивнул Барт. — Я-то понимаю, что заставляло тебя выполнять эти дикие трюки в Голливуде. Понятно, работа каскадера оплачивается неплохо. Но и риск велик. А деньги… Твой отец оставил столько долгов, что неизвестно, сколько бы ты расплачивался за них. Правильно говорят, нет худа без добра. Если бы не страховка, ты бы и сейчас еще тянул эту лямку. Так что… тебе пришлось несладко, зато теперь ты свободен. Насколько мне известно, ты своей родиной считаешь Францию, ведь так?

— Франция была моим домом много-много лет… Счастливых лет.

Крис несколько секунд растроганно смотрел на Барта. Свободен… Да ему всей жизни не хватит, чтобы расплатиться с долгами. Вот, например, Барт. Чем он мог бы отплатить Барту за многолетнюю любовь и дружбу?

— Отец всегда говорил, что ты самый лучший на свете друг. Самый надежный. Спасибо тебе, Барт, за то, что всегда был рядом.

Старина Барт прослезился.

— У меня ведь своей семьи никогда не было. Я тебя люблю как родного сына. Ты моя семья, понимаешь?

Крис улыбнулся.

— Знаешь, пока Зифа не просветила меня, я искренне считал, что ты мой родной дядя.

Они от души посмеялись, потом крепко обнялись.

— Я дам тебе знать, как сложится у меня во Франции. Как только будет какая-то ясность.

— Хорошо. Буду ждать новостей, — кивнул Барт.

Звуки и запахи цирка настолько захватили Криса, что он на минуту забыл о том, что прошли долгие годы с тех пор, как он был здесь последний раз. Словно и не было всех этих лет.

Выписавшись из больницы, Крис немедленно выяснил, где в настоящее время гастролирует передвижной цирк Райли. Оказалось, что весь сентябрь цирк будет неподалеку от Парижа. Как удачно. Крис немедленно заказал билет.

Первая часть задачи была решена без проблем. А вот отыскать Зифу, наверное, будет труднее.

Выяснилось, что в цирке теперь новый управляющий. И хотя остался кое-кто из старых артистов, никто не мог вспомнить старую цыганку, которая путешествовала вместе с цирком и гадала на чаинках.

Зифа умела не только гадать. Эта женщина, которая заменила ему мать, многое знала и умела. А еще она умела любить всей душой. Именно так она любила его, мальчишку, не знавшего матери, совершенно чужого ей ребенка. В то время он, конечно, этого не понимал и не мог оценить. Но сейчас настал час, когда он может вернуть долги.

Крис расспросил всех артистов труппы. Никто не помнил старую цыганку. Растерянный, Крис вышел во двор. Что же делать? Вдруг он насторожился. Из стоявшего неподалеку вагончика послышался знакомый говор. Язык цыган. Давно забытая речь, которой научила его Зифа!

Крис постучался. Старый цыган настороженно взглянул на американца. Сначала медленно, а потом все увереннее Крис заговорил на языке Зифы. На языке своего детства. Оказалось, старый цыган помнит Зифу. Правда, видел он ее последний раз года два назад. Она теперь живет в местечке неподалеку от Парижа, там цыганское поселение. Под старость Зифа решила вернуться к своему народу. Жива ли она теперь, старый цыган не знал.

Крис медленно шел вдоль вагончиков, рассматривая знакомые с детства предметы: ящики с опилками, связки канатов, седла… Нарядные разноцветные коробки с реквизитом фокусников. Сколько незабываемых часов провел он здесь! Здесь и в шатрах цыган. Люди, которые стали для Криса семьей, много десятков лет назад пришли сюда и обосновались в живописном местечке в самом сердце Франции. За долгие годы они не захотели, а может, и не смогли ассимилироваться, не переняли образ жизни своей новой страны. Традиции остались прежними и неизменными. Правда, его самого Зифа настойчиво заставляла учиться, хотя для цыганских ребятишек школа вовсе не считалась обязательной. Но он не цыган, говорила Зифа, и должен жить по обычаям своего народа.

Сначала он сопротивлялся и норовил отлынивать от школы. Сколько усилий потребовалось Зифе, чтобы держать его в узде! Но теперь он понимал, как права она оказалась. Он не только выучился всем школьным премудростям, но и научился говорить по-французски, как на родном языке.

Лишь долгие годы спустя он понял, что все это было бы невозможно без денег. Но откуда они взялись? У отца Криса денег не было. А кроме отца был лишь один человек на всем белом свете, кому судьба Криса не была безразлична.

Крис взял напрокат машину, чтобы добраться до места. Потратил немало времени, расспрашивая людей. Теперь он говорил на цыганском наречии совершенно свободно. Оказалось, то, что вошло в память с детства, не забывается. И вот наконец он постучал в нужную дверь.

— Кто там?

Голос был звучный и уверенный, как раньше.

— Твой сын, — ответил он по-цыгански.

В ту же секунду дверь распахнулась. Он узнал бы ее и в толпе. Постарела, конечно, ведь ей сейчас больше семидесяти. Но держится прямо, как и раньше. На голове повязан знакомый красный платок, на шее и на руках мониста и браслеты. И глаза… глаза черные, пронизывающие, молодые и горячие, как раньше. Как и прежде, глаза эти проникают в самую душу.

— Ты… — прошептала она.

Он молча протянул ей букет из цветов лаванды. Любимые цветы Зифы. Она молча прижала их к груди.

Они еще немного помолчали.

Наконец старая цыганка заговорила.

— Я про тебя никогда не забывала. Я тебя видела. Всю твою жизнь. Я видела тебя в чаинках. Видела огонь. Тебе было больно.

— Отец умер год назад, — сказал он.

— Я знаю, — кивнула Зифа. — Входи.

Он вошел и огляделся. Обстановка скромная, почти спартанская. Но все аккуратно и по-своему уютно. Везде шали и плетеные коврики тех же насыщенных тонов, что и шаль на голове старой цыганки.

— Садись, — пригласила Зифа. — Расскажи, как это получилось, что ты приехал проведать старуху через столько лет?

— Надо было раньше приехать, — опустил глаза Крис. — Но так сложилось, что я не мог. И ты совсем не старуха. Ты держишься хорошо.

— Знаю, что жить с отцом тебе было трудно, — кивнула Зифа. — А врать ты всегда умел. Видишь, вон там наша фотография. Я тогда была молодая и сильная.

Он взглянул на фотографию. Ему здесь лет шесть. А у нее еще черные густые волосы. Комок подступил к его горлу. Зифа заботилась о нем с тех пор, как ему исполнилось два года. А когда ему было семнадцать, отец решил бросить цирк и уехал, забрав сына с собой. Зифа осталась одна. Ведь она так и не вышла замуж, своей семьи у нее не было. Из-за него, понял он с запоздалым раскаянием.

— Лучше бы он оставил тебя со мной, — сказала Зифа. — Но ты был ему нужен. И, знаешь, он ревновал. Считал, что я слишком много для тебя значу.

Так и было. Крис молча кивнул.

— Скажи, а ты получала открытки? Я тебе отправлял открытки. На адрес цирка. Где бы мы ни были. Я всегда помнил о тебе. И всегда скучал.

Зифа молча подвинула к нему лакированную шкатулку. Он заглянул внутрь. Похоже, она хранила все его открытки за много лет. Рождество, Пасха, День благодарения, День матери. Какое счастье, что она получала эти весточки. Он почувствовал себя лучше. Она знала, что он не бросил ее.

— Зифа, но почему ты мне никогда не отвечала? Попросила бы кого из цирка написать хотя бы пару строк. Я ведь всегда оставлял обратный адрес.

— Я хотела. Но потом подумала, что с отцом тебе и так несладко приходится. Эти письма только ухудшили бы дело.

Она все понимала! И так было всегда.

Крис сделал глубокий вдох. Настал момент, когда он должен вернуть долг. Он достал из кармана конверт. В нем лежал чек. Пять тысяч американских долларов в переводе во франки. Но только… он хорошо знал Зифу и боялся, что старая цыганка отвергнет дар.

— Что это? — сдвинула густые брови к переносице Зифа.

Он прямо встретил ее взгляд.

— Я знаю, что ты сделала для меня, и никогда этого не забуду. Не всякая мать смогла бы дать своему сыну столько любви и заботы, сколько ты дала мне. И никаких денег не хватит, чтобы расплатиться за это. Здесь лишь малая часть, символ моей любви к тебе.

Точно так же, как сестра Франциска, старая цыганка опустила голову, чтобы скрыть слезы. Крису повезло в жизни. Он встретил на своем пути женщин, у которых было поистине золотое сердце.

— Помнишь, ты мне как-то сказала: если бы я могла, я бы каждый день покупала ворох цветов и в моем жилище все было бы в цветах. Твое жилище — совсем не та цыганская кибитка, которую я помню с детства. Но цветы и здесь лишними не будут. Прошу тебя, возьми эти деньги. Чтобы выполнить свое заветное желание.

Она долго молчала. Потом кивнула и заговорила:

— Ты вступаешь на путь, еще более опасный, чем тот, которому ты следовал раньше.

— Об этом сказали чайные листья? — улыбнулся он.

Она бросила на него пронзительный взгляд, полный гнева. Потом погрозила ему кулаком.

— Не нужно спрашивать листья, чтобы это понять. Без женщины твоя жизнь пуста. Ты и так почти мертвец, нет никакой необходимости рисковать жизнью.

Он покачал головой.

— В моей жизни было много женщин.

Она усмехнулась.

— Думаешь, мне это неизвестно? Но это не те женщины. Те не могли сделать тебя счастливым.

— Есть одно исключение, — вздохнул он. — К несчастью, я ей не нужен.

Цыганка засмеялась.

— И почему ты так думаешь? Наверное, лишь потому, что у нее оказалось достаточно гордости и достоинства, чтобы не делить тебя с целой толпой других девок? И правильно сделала. Это настоящая женщина.

— Ах, Зифа… Ты всегда меня понимала! — засмеялся он. — Жаль, что у нас слишком большая разница в возрасте. Иначе я бы женился только на тебе, честное слово!

Она подняла руку, словно говоря ему — все, хватит.

— Я слишком долго живу на этом свете, — сказала она. — И слишком хорошо тебя знаю. Я всегда чувствую, когда в твоей душе боль. Все, иди.

Зифа всегда говорила то, что думала. Поэтому Крис без лишних слов поднялся. Она совсем не изменилась! Только стала старше на двенадцать лет.

— Я ухожу, — кивнул Крис. — Но вскоре вернусь.

— Не вскоре, — твердо сказала цыганка. — Не возвращайся, пока не будешь готов принести мне новости, которых я жду. Ты знаешь, о чем я говорю.

Он сокрушенно покачал головой.

— К несчастью, ты требуешь того, что я никак не могу обещать. Если бы это от меня зависело…