— Mour tolarien, Felishia, — тихо прозвучало совсем рядом. Фелиция бросила на смуглую девушку презрительный взгляд, и та поклонилась. Рядом с декольтированным, расшитым золотом по шёлку цвета слоновой кости платьем, серая одежда служанки выглядела совсем невзрачной. — Ваше величество…
— Прочь с дороги, — яростно прорычала принцесса и резко оттолкнула девушку, хотя та вовсе не преграждала ей путь. Она отшатнулась и, едва не упав, опустилась на колени.
— Простите, Ваша Светлость!
Фелиция даже не взглянула в её сторону. По её побледневшему, напудренному личику медленно стекали холодные капли пота, полные алые губы едва заметно дрожали. Изящные тонкие пальцы, унизанные крупными перстнями, побелели, сжатые в кулак.
Фелиция нервничала и была на грани паники. Больше она не чувствовала себя защищённой в стенах собственного и самого любимого замка — всегда немного мрачного, тихого и загадочного, носившего имя Мируистэль. За каждым углом, в каждой падающей тени ей мерещился силуэт Среброглазого, или же — того убийцы-чародея, прозванного Лисом или же Мясником, за долю секунды расправившегося со стражниками, а затем метнувшего в принцессу своё чудовищное оружие.
Офелия поступила разумно, убедив, что лучше прибегнуть к проекции, и Фелиция мысленно её благодарила: окажись она в Мильфеле во плоти — уже давно была бы убита, обращённая в груду плоти.
И как этот презренный маг посмел покуситься на её жизнь? Её, Фелиции Бракентусской, дочери короля Рейма и будущей королевы Вартона?
— Как он посмел? — размышляла она вслух. — Ничтожество! Подлец! Напасть на особу царских кровей!
Серо-зелёные глаза напряжённо всматривались вглубь коридора, опасаясь малейшего постороннего движения.
Солнце садилось. Розовато-фиолетовый закат на краснеющем вдалеке небе завораживал, часами за ним можно было наблюдать из вытянутых окон замка, увенчанного стройными высокими башнями с угловатыми, острыми крышами. Башенки охраняли грозные, почти чёрного цвета горгульи с жуткими мордами, которые, казалось, могут ожить в любой момент.
На прекрасные пейзажи, открывающиеся из окон, принцессе было наплевать ещё больше, нежели обычно. Длинный, тихий коридор, в котором за ней пристально наблюдал десяток пар глаз с портретов — старинных, местами уже с потрескавшимся и осыпавшимся слоем масла, остался позади. Фелиция облегчённо вздохнула.
Ступив несколько шагов, она остановилась. Прямо перед ней возвышались покрытые резьбой, вытянутые двери на манер окон, а рядом с ними — закованные в доспехи стражники. Раньше вместо них покои её много лет охранял верный телохранитель, с которым она впоследствии распрощалась: новым «союзникам» он был не по душе. И она, дабы доказать свою надёжность, дала добро на то, чтобы они поступили с ним так, как считают нужным. После этого он исчез. Фелиция не только не жалела об этом — даже забыла, словно никогда его и не было.
— Удвоить охрану замка, — твёрдо скомандовала она, приоткрыв дверь. — Ко мне никого не пускать. Никого. Я ясно выразилась?
— Будет исполнено, Ваша Светлость, — стражник поклонился.
— Созывайте генералов, — обратилась она ко второму. — Все трое должны быть в зале совета через час, и если опоздает хоть один — клянусь, сегодня же вам обоим отрубят головы! И известите Офелию. Скорее всего, сейчас она в подземной лаборатории.
Напуганный угрозой, мужчина сглотнул. Фелиция задумалась, и после паузы добавила:
— А Советники…Советники не нужны. В этих дряхлых стариках нет проку, нужно подыскать им замену.
Стражники отвесили поклоны и в скором темпе удалились.
Фелиция мягко прикрыла дверь. Упираясь в неё спиной, какое-то время стояла неподвижно, погрузившись в раздумья, и глядела в кромешную темноту.
Все пять окон закрывали тяжёлые, бордового оттенка шторы с бахромой, которые не пропускали ни одного лучика уходящего солнца. Пахло ладаном, пряностями и сиренью, и всё это вперемешку с запахом дыма. Снова вдохнув сладкую, даже приторную смесь ароматов, от которой слугам во время уборки порой становилось дурно, женщина пошла к центральному окну, стуча по полу каблуками. Широким движением отдёрнула штору, впустив в комнату последние солнечные лучи.
— Как прошло?
Низкий, хрипловатый голос, от которого по спине приятно бегали мурашки, Фелиция сейчас никак не ожидала услышать.
— Чёрт возьми, — пробурчала она, подскочив на месте, — напугал до смерти!
Высокий, мощного и рельефного сложения мужчина, на расстоянии вытянутой руки подпиравший стену у окна, широко улыбнулся, продемонстрировав идеально ровные, белые зубы.
— Больше не делай так, — смутилась Фелиция и подхватила кубок и гранёный кувшин со стоящего рядом столика. Она пыталась налить вино навесу, но кувшин заметно дрожал вместе с её рукой.
Бледный, голубоглазый мужчина с выбритыми висками и собранными в высокий хвост длинными, достающими до поясницы белыми волосами тут же перехватил инициативу. Наполнив почти до краёв, он передал золотистый кубок.
Какое-то время женщина молчала, с обеспокоенным видом ходила туда-сюда. Кубок быстро опустел.
— Достаточно, — сказала она, когда кубок заполнился наполовину. Подойдя к вытянутому, узкому окну, Фелиция небрежно сорвала с шеи тугое, давящее шею пёстрое ожерелье и швырнула на пол. Драгоценные камни, прежде объединённые изящной оправой и тонкими, как нити паутины, цепочками, рассыпались и шумно разлетелись по полу. Она быстро допила вино, поставила кубок на стол. Скрестив руки в золоте браслетов, блестящих на запястьях, смотрела на расплывчатую, слабо мерцающую линию горизонта.
Сердце её колотилось, к щекам прилила кровь. Прикосновение пальцев, к холоду которых она привыкала с трудом, заставило вздрогнуть. Мужчина аккуратно взял её ручку и поднёс к холодным губам.
— Всё идёт так, как вы хотели, — голос Фелиции звучал тихо. Сейчас она намеренно делала вид, будто мужчина ей не интересен; ей нравилось, когда он пытался привлечь её внимание. — Я пожертвовала Мильфелом; люди в условленном месте: как знать, так и простолюдины — все в вашем распоряжении. Поступайте с ними так, как сочтёте нужным. Скоро мои подданные разнесут по всему Руимо весть о том, как Элита беспощадно уничтожила целый город, не пощадив даже мирных жителей! Гонцы уже выехали, посланиями особенного рода занимается Офелия.
Теперь Среброглазый не выйдет сухим из воды. Теперь не только Бирмел, Мелифер и Плавучий город, но даже Ничейные Земли содрогнутся от жестокости столь почитаемого, и — как принято считать — мудрого правителя Тувиама, якобы несущего лишь блага! Его Мясник, сам того не сознавая, помог в осуществлении вашего замысла. Теперь у меня есть неопровержимые доказательства, что бойня имела место быть, и никто не оспорит их — из оставшихся в Мильфеле вартонцев не выжил ни один человек. Более того — меня хотели убить, и об этом я ни в коем случае не промолчу; ответственность за исчезновение жителей Мильфела теперь на плечах Элиты: всё выглядит так, будто они попросту избавились от тел, не оставив никаких следов.
— С нынешним составом Элиты Среброглазому это под силу.
— Королевства поддержат Вартон! — она говорила всё более возбуждённо. — Совсем скоро прольётся кровь, много крови! Деяния Среброглазого посеют смуту в королевствах, короли и королевы усомнятся в крепости его рассудка, а Элита утратит былое доверие и уважение, показав себя жестокими убийцами.
Среброглазый — глупец. Он не тот, что прежде, не тот, кем я восхищалась. Тувиам огромен, и он не справляется с ролью короля! Вот Фенхидес…с этим древним родом ещё можно было бы соперничать. Отец говорил, они — прирождённые лидеры, и в жилах их настоящая, царская кровь. Именно к ним я всегда испытывала отвращение и рада, что сейчас от Фенхидес не осталось ничего. Всё семейство «великих чародеев и воинов» позорно погибло за одну ночь, ха! В последней песне о Фаренхиме поётся, что сделали это…
— Всего три Ментора, — на лице мужчины проскользнула загадочная улыбка. — И это правда. Однако, в песне этой ошибка, и ты сама знаешь, какая. В ту ночь погибли все — за исключением маленькой принцессы, совсем крохи — пяти лет от роду. По-моему, это прекрасно, и в какой-то степени даже романтично, хоть я и не романтик: Эйра Фенхидес, чистокровная nuem Ellen, выжившая чудом. Последняя представительница древнего рода….
— Мерзкое дитя инцеста!
— …навсегда лишённая возможности его возродить, потому как без кровосмешения ей не иметь детей. Она — последний отблеск могущества своих предков, Дамира и Елены; и жизнь её подобна сиянию когда-то прекрасной, яркой, но уже мёртвой звезды, которое вскоре иссякнет.
Фелиция громко фыркнула: ей не понравилось мечтательное выражение на его лице, когда он говорил об этом красноглазом выродке. Злость бурлила в ней при одной только мысли об Эйре.
— Нам за уши привязали обычаи этого рода, объяснив это «проклятьем», заставили принять как должное и даже почитать их аморальные традиции! Омерзительно было находиться с ней в одной комнате во время аудиенции. Я так же позаботилась и о том, чтобы внимание народа было заострено именно на их особенных бракосочетаниях…Но довольно о Фенхидес: меня тошнит об одной только мысли о них. Есть только одна насущная проблема — Среброглазый. Я считаю, что он не больше, чем воин с огромным жизненным опытом, и престол — не его стезя.
— Ты недооцениваешь его, и напрасно. Он прожил больше, чем кто-либо в Руимо — на глазах его рождались и уходили из жизни, доживая до старости, столько поколений, что никому из ныне живущих — разумеется, кроме нашего Предводителя, и помыслить трудно, — мягко ответил мужчина, и гневный взгляд, коим его наградила Фелиция, ничуть его не смутил. — Ты мало знаешь о Среброглазом.
— Достаточно, чтобы заключить: он — не король!
— Напрасно.
Фелиция хотела бурно возразить, но прикосновение холодных губ к плечу, затем к нежной шее, абсолютно сбили её с мысли.
— Спокойнее, Лиша, — в хрипловатом, мурлыкающем голосе она услышала потаённую угрозу. Но решила, что ей вполне могло показаться. — Скоро ты узнаешь, какой он правитель, имеет ли влияние и крепка ли его власть. А мы узнаем, опасен ли он так, как прежде — или же годы мира ослабили его бдительность, а навыки — покрылись плесенью. Однако, это обойдётся дорого. Ты готова исполнить обещанное?
— Я не меняю решений, — твёрдо произнесла она и гордо выпрямила спину. — Никогда.
— Чудесно, Лиша. Но ты уверена, что Вартон предан Бракентусскам, и, в первую очередь — тебе лично настолько, что осмелится без сторонней помощи пойти войной против Тувиама? Против Элиты? Это самое настоящее самоубийство.
Последнюю фразу он сказал без капли сожаления и даже насмешливо.
— Преданность легко заменят принуждение и страх.
— Старый добрый метод, проверенный. Но Тувиам — особенный противник, выражаясь мягко.
— Все мои люди сделают то, что им приказано. И либо они погибнут в бою как герои, мужественно отдавшие жизни за Вартон и королеву, которой служат и служить обязаны, либо сдохнут как предатели и изменники — на плахе. Страх — сильное оружие, если знать, как им пользоваться; поверь мне: показательные, публичные казни в Свеххе, Нао, Морруше и даже Астерте, столице Вартона, сделали своё дело. Можешь не сомневаться.
Он приподнял светлую бровь, и на лице его скользнула тень изумления.
— Прекрасно. Маркус будет доволен решимости нового, надёжного и такого прекрасного союзника. Более того, в нашем…довольно узком кругу катастрофически не хватает, и высоко ценится дамское очарование: прекрасные представительницы женского пола — большая редкость.
Холодные губы касались её тонкой, нежной шеи. Фелиция не сумела удержать громкий вздох, когда мужчина резко привлёк её к себе.
— Нет, постой…как же совет, скоро… — шептала она, теряя силы и желание сопротивляться. На мгновение ей удалось с собой совладать.
— Стой! — требовательно воскликнула она, отпрянув. Мужчина нехотя прервался. — Я уже сделала всё, что было нужно и последнее, что осталось — отдать приказы. Могу я…по-прежнему доверять…
— Можешь, — согласился он, выдержав короткую паузу, глядя в серо-зелёные глаза. Его странная улыбка внушала беспокойство. Впрочем, он всегда так улыбался — и совершенно не понять, что у него на уме.
Фелиция подалась вперёд. Настенные часы громко тикали, стрелки указывали на половину восьмого.
«Совет подождёт», — решила она, снова оказавшись в крепких объятиях.
* * *
На улице стемнело, и в покои снова пробралась тьма. Благовония уже давно истлели, оставив после себя аромат дыма. Стрелки на часах достигли отметки «девять».
Фелиция немного задремала, нежась в шёлковых простынях. Тонкий скрип обширной кровати пробудил её, и она услышала, как босые ноги ступили на пол. Она приподнялась, прикрываясь нежным шёлком, и прищурила глаза, чтобы лучше видеть. Сперва в темноте она различила лишь его силуэт, затем мускулистый, лишённый всякого изъяна торс. Перед тем, как поднять с пола одежду, мужчина собрал длинные светлые волосы в высокий хвост. Фелиция сильно взволновалась, осознав, что он собирается покинуть её снова; она привязалась к нему так быстро и так сильно, и ничего с собой поделать не могла. Она всегда прекрасно знала, чего хочет — и этот мужчина был лишь ступенью на пути к желаемому, связующей нитью между ней и её мечтой, которая вот-вот станет явью. Но вскоре она поняла, что не в силах вырваться их плена его голубых глаз, не может не поддаться его обаянию. Он стал её слабым местом — они оба знали это.
Фелиция ненавидела себя за свою слабость. Всего за пару недель вершиной желаемого вместо вечной молодости и бессмертия — которыми среди людей обладал лишь Среброглазый, и Менторы — стал он. Ради него она была готова на всё.
— Не уходи, — едва слышно воскликнула Фелиция и села. Мужчина был уже наполовину одет. — Останься со мной, хотя бы на день!
На мгновение он замер, подняв с пола рубашку. Перекинул её через плечо и опустился на кровать рядом с принцессой. Тронул её чуть завивающиеся светлые локоны, падающие волнами на хрупкие плечи и ключицы; плавно опускаясь по плечу, коснулся кисти и поднёс к своим губам.
— Хотел бы — но не могу.
В голосе звучало безразличие. Фелиция почувствовала себя использованной, но отказывалась верить, что он может относиться к ней так легкомысленно. А ещё она не хотела, чтобы он оставлял её одну. Снова. Казалось, что он уходит, и если не навсегда — то надолго.
Мужчина поднялся, и кровать снова тихонько скрипнула. Фелиция так и сидела, придерживая у обнажённой груди шёлковую простынь и с тоской и отчаянием наблюдала, как он надевает кожаную куртку и чёрные перчатки.
— Кажется, тебе пора на совет, — невзначай заметил он, взглянув на часы. Тихо насвистывая какую-то мелодию, он двинулся к центральному окну и открыл его, отдёрнув тяжёлые шторы. Снаружи было свежо и тихо, и лишь изредка вдалеке каркал старый ворон.
— Сейчас я должен уйти, — обронил он, перешагнув проём. Для Фелиции слова эти звучали как приговор. Мужчина, встретившись с её печальным взглядом, помолчал и добавил:- Не волнуйся, я вернусь. Помни: мы всегда держим слово. Веришь мне, Лиша?
Она по-прежнему молчала, не сводя с него глаз. Холодный воздух ворвался в комнату, и сильный, неожиданный порыв ветра опрокинул хрупкую хрустальную вазу с сиренево-синим букетом. Фелиция украдкой вздохнула; проблеск надежды согрел ей сердце.
Он сдержит слово и вернётся. Иначе быть не может.
— Я верю тебе, Фир.
Мгновение спустя силуэт Ментора скользнул в окно, исчезнув, и принцесса осталась в одиночестве. Она погрустила ещё несколько минут, а после, в миг переменившись в лице, поднялась, гордо вскинув подбородок, и отправилась выбирать платье.
* * *
В длинной комнате, вдоль стен обставленной полуколоннами, горели десятки свеч. Тени от них дрожали, создавали причудливые, всё время движущиеся силуэты. Куполообразная крыша, богато отделанная золотом и расписанная фресками, мерцала, отражая идущий снизу свет, и блики играли на круглом, покрытом лаком столе из белого дерева.
Вокруг него стояли роскошные стулья, и из пяти пустовал предназначенный принцессе.
Справа от сидения покойного короля Рейма, как это и было начиная от его коронации, сидела дама с пышной, медного цвета шевелюрой, облачённая в простое по покрою, но не скромное в области декольте платье из бархата малахитового цвета. На сердце поблескивала золотая фибула в форме ястреба, расправившего крылья. На указательном пальце во всей красе мерцало кольцо со странным, переливающимся внутри серым камнем, который становился то мутным, то прозрачным как капля дождя.
Присутствием своим она смущала, по меньшей мере, двух из трёх генералов.
Один сидел напротив неё — смуглокожий, с исполосованным белыми шрамами широким лицом и, отвернувшись к окну, на женщину внимания не обращал. Сидящий с ним рядом, самый молодой, с коротко стриженными каштановыми волосами, старался не поднимать карих глаз на чародейку, всё время глядя на сплетённые пальцы.
Мужчина, место которого было с ней рядом, открыто глазел на декольте, сидя полубоком и облокотившись на стол. Рыжеволосую это нисколько не смущало, и даже нравилось.
— Долго нет Её Сиятельства, — ехидно воскликнул глазеющий, нарушив утомительную тишину. — Небось, отменяется совет? Мы ждём уже час.
— Проявите терпение, уважаемые генералы, — мило ответила Офелия, играя рыжими кудрями и стреляя янтарно-жёлтыми глазками. — Её Величество будет с минуты на минуту.
— Будь дело пустяковым, всех бы не собрали, — пробасил смуглый мужчина, на мгновение переведя серьёзный взгляд на чародейку. Искорки в её глазах не производили на него никакого впечатления.
— И верно, — согласился самый молодой. — Стало быть, что-то серьёзное.
Офелия сомкнула бордовые губы в улыбке.
— Терпение, господа. Принцесса сама поделится планами и скажет, что требуется от вас. Скорее всего, некоторые нюансы вам, впоследствии, придётся обсудить уже со мной наедине.
После этих слов все смолкли. Стрелки часов отбивали размеренный ритм, за окнами едва слышно выл ветер. Через несколько минут из коридора донёсся стук каблуков; двери распахнулись, и Фелиция во всей красе предстала перед своими подданными. Четверо поднялись и поклонились, положив ладони на знак ястреба на сердце.
Принцесса, как обычно, якобы не заметила уважительного жеста и, сделав недовольную гримасу, двинулась к месту, на котором не так давно восседал её покойный отец, Рейм Бракентусский.
Проведя кончиками пальцев по спинке, она опустилась на мягкое сидение, положила тонкие руки на подлокотники и позволила себе закинуть ногу на ногу. Четверо сели лишь тогда, когда принцесса устроилась удобно и кивнула.
— Мы стоим на пороге новой эпохи, — начала она, окинув всех пустым взглядом: говорить-то она говорила, но мыслями была где-то далеко. — Всё меняется, господа, и ничто не стоит на месте. Друзья становятся врагами, враги же — напротив, могут стать союзниками. На протяжении всей жизни мы не замечали очевидного. Не замечали истинных лиц и намерений тех, кому доверяли, тех, от кого зависели, и ради кого были готовы пожертвовать всем — даже жизнями. Мы были послушными питомцами, которых хозяин держит на коротком поводке и не могли помыслить, что может быть иначе. Но, повторюсь: всё меняется. У каждого из нас есть выбор — жить как прежде и быть пережитком прошлого, либо сделать шаг навстречу будущему, не только ради себя, но и для своих детей. А теперь ответьте, дорогие господа, — взор острых серо-зелёных глаз стал ясным. Фелиция, приподняв подбородок, понизила тон голоса. — Верны ли вы данной клятве?
— Да, моя госпожа, — мгновенно ответила рыжеволосая чародейка, положила руку на сердце и коснулась ястреба.
Генералы встали, шумно отодвинув стулья. Как один, опустились на колено и хором воскликнули: «Да постигнет смерть нарушившего клятву, данную дому Бракентуссков».
Фелиция ухмыльнулась и жестом велела им сесть на места. Она была довольна. Ни один из трёх генералов ни разу не разочаровал Рейма; но излишне патриотическое отношение к Тувиаму самого молодого, которого звали Эмерн, никогда не было ей по нраву и беспокоило. Сейчас ей было интересно посмотреть, как он изменится в лице, узнав, что Тувиам теперь стал врагом.
— У нас мало времени. Скоро вы возглавите войска и ударите по врагу.
Фелиция встала. Четверо молчали, и лишь Офелия довольно улыбнулась, словно наперёд зная, что скажет принцесса.
— Перед нами стоит небывалая, немыслимая задача, и может вполне оказаться, что она нам не по силам. Но я верю: справедливость и истина — за нами. И я помогу вам её увидеть. Всё, во что верили наши отцы, деды и прадеды, было ложью. Настало время заявить о себе! Настало время гордо поднять голову и сказать врагу в лицо: мы не боимся! И больше ни минуты не проживём в тени убийц, лжецов и проходимцев, безнаказанно вершащих всё, что вздумается!
— Кого вы подразумеваете, Ваше Высочество? — исполосованное шрамами лицо первого генерала становилось всё мрачнее. — Не похоже, чтобы вы имели ввиду Менторов или Ничейные Земли.
Пламя свечей дрожало, в помещении стало душно. Чародейка опустила янтарный взор и напрягла губы, сдерживая улыбку.
Мучительное ожидание завершилось, когда Фелиция отчётливо произнесла всего одно слово. Именно его ни один из трёх до последнего не желал услышать.
— Вы спятили!? — вскочил сидящий рядом с рыжеволосой.
— Тувиам? — молодой генерал сжал кулак, и стальная перчатка звучно ударила по столу. — Это немыслимо, Ваша Светлость! Вы отправляете нас на бойню, а не на войну!
— Вы дали клятву, сэр Эмерн, — отрезала Фелиция. Он потупил взгляд и ответил более спокойно.
— Дал. Но так же все мы связаны клятвой с Тувиамом! Прошу простить, Ваше Высочество: я должен удалиться.
— Стоять! — Эмерн замер. — Я не потерплю в своём замке предателей и Тувиамских приспешников! — она широко провела рукой. — Из этого зала выйдут только те, кто остался верен Вартону и Бракентусскам!
— Советую вам вернуться на ваше место, многоуважаемый сэр Эмерн Ремморский, — фигура в малахитовом платье неслышно скользнула к мужчине в светлых доспехах. — В противном случае, отсюда вы, как и предупредила принцесса, выйти вряд ли сможете; ко всему прочему, вы даже не дослушали то, что она хотела сказать.
Он сомневался. Слова Офелии его слабо убедили, и он смело шагнул к выходу. Рыжеволосая вздохнула, пожала плечами.
— Nyrves, — нараспев сказала она, и в тот же миг свечи засияли ярче.
Сэр Эмерн как-то странно замер: он попытался шевельнуться, сделать хоть что-нибудь — но ноги его, словно каменные, ему не подчинялись.
— Подумайте ещё раз над предложением занять своё место: следующее заклинание может случайно раздробить вам коленные суставы.
— Хватит, — зло воскликнул он, перепугавшись: магии он с детства боялся, как огня. — Хватит…Приношу свои искренние извинения, Ваше Высочество!
Фелиция кивнула. Офелия развеяла заклинание.
— Продолжим, — торжественно воскликнула принцесса. — Я великодушно забуду о вашей дерзости, сэр Эмерн.
* * *
Принцесса и придворная чародейка ушли; тишина тяжёлой, мрачной тучей нависла над мужчинами. Как и сказала принцесса, задача перед ними стояла, воистину, не по силам. Трое ещё приходили в себя от услышанного, и пытались представить, как за несколько часов они соберут три армии и разработают стратегию.
Второй генерал, широкий, со светлой колючей бородой, стоял у окна, и вид у него был довольно угрюмый. Он обречённо вздохнул, пожал плечами. Крепкие руки, покрытые защитными пластинами, поцарапанными и в нескольких местах вмятыми, сомкнулись за спиной. Из троих он единственный не носил белый плащ.
За окном собирались тучи, делая темнее и без того чёрное ночное небо. Ветер нещадно трепал знамёна, извивающиеся и мелькающие в темноте серыми пятнами.
— Это безумие, — заключил второй генерал, по имени Орд. — С чего Тувиаму угрожать Вартону и объявлять войну, зачем покушаться на принцессу? Не все в восторге от правления Среброглазого, но…Проклятье! И с чего всё только началось? С каких-то там тувиамских испытаний новобранцев, на которых помер наш магик. Все проблемы — из-за этих богомерзких магиков!
— Мне плевать на чародея, плевать на испытания, — процедил сквозь зубы первый генерал. Низкий голос прозвучал чересчур грубо, и двое обернулись к нему лицами. — Плевать на распри Фелиции и Среброглазого: принцесса — глупая, избалованная девчонка. Она пускает вам пыль в глаза, а слова — яд, что её, что ведьмы!
— Если хоть кто-то снаружи сейчас это услышал, тебе не сносить головы, Морвен!
— Заткнись, Орд: хуже, чем сейчас, уже не будет. Мы все умрём, и если не сейчас — то через пару часов.
— На чьей ты стороне? — недоверчиво покосился Эмерн. — Я до сих пор не верю, что Элита покусилась на жизнь принцессы и напала на Мильфел.
— Меня одно волнует, — ответил Морвен. — В Мильфеле мои жена и дети.
— Были, — обречённо добавил Орд, стараясь не глядеть на первого. И, если бы видел его лицо, то навряд ли бы решил продолжить. — Принцесса сказала правду — незадолго до собрания мои разведчики вернулись из Мильфела. Город разрушен. Жители исчезли, но, полагаю, они мертвы как и все солдаты и придворные, сваленные кучей посреди главной дороги. Сказали, что видели тувиамского чародея, расправлявшегося с выжившими. Только чудовище способно нападать на беззащитных…
Первый ударил по столу, и от его тяжёлой руки на столешнице осталась неглубокая вмятина. Эмерн молча сжал кулаки. У каждого в Мильфеле были если не родственники, то близкие друзья.
— Элита заплатит, — в голосе Морвена звучала сталь; покрытое белыми рубцами смуглое лицо сделалось суровым и ожесточённым. — Весь Тувиам заплатит. Если нам суждено умереть — прихватим ублюдков с собой в ад.
— Я бы на твоём месте не спешил умирать, — выдержав паузу, уверенно сказал Эмерн. — Нужно мобилизовать войска. Нужно разработать план нападения и обороны на случай, если Тувиам нападёт раньше! Но как мы успеем сделать это за несколько часов!?
Дверь неожиданно распахнулась. Трое, озадаченные и удивлённые, повернули головы ко входу, где только что появилась чародейка.
— Именно поэтому, — довольно улыбнулась Офелия, и летящей походкой двинулась к круглому столу, — вам совершенно не обойтись без придворной чародейки и магии. Присаживайтесь, господа: если прислушаетесь к моим советам и не отвергнете мою помощь, шансы пережить завтрашний день в разы возрастут.