Артур Браун, как и многие герои того времени, появился как бы из ниоткуда, во многом благодаря его Величеству Случайному Полезному Знакомству, травящему бал в мире Информ-Шоу-Экспо. «Князь Адского Пламени*, «вне всяких сомнений, предназначенный для великих дел* (Обзервер, 1967), временно оправдывал высокое доверие продюсерско-менеджерского корпуса. Неожиданно какой-то винтик в матине музы ка льно го бизнес-конвейера вылетел, доверие и восторг сменились недоумением, разочарованием и, в конце концов, озлоблением. Музыкальная пресса справила в 1982году официальные поминки по Брауну (после выхода как нельзя кстати подходящей по названию пластинки «Реквием*). Публичный вынос тем состоялся. Имя Брауна обросло легендами и застыло: в оскале бумажных судеб рок-справочных настольных гроссбухов, на виниловых «яблоках творения* (Spontaneous Apple of Creation — р. 1968), в шкафах коллек-ционерое-гроссбауэрое.

Казалось» место рождения человекано фамилии Браун обусловлено исторически — какой-нибудь Сомерсет, где-то там в цвету, а точнее — Уитби, графство Йоркшир» место» говорящее о многом всем любителям английской словесности. Но iyr в игру вступало имя, бывшее, без всяких там, подлинно королевским. Это вам не Джимми-Шимми Бобиль 1ум.

По главной версии, подерепленной божбой и клятвами нескольких весьма осведомленных лиц, Артур Браун родился в одной из самых глубоких, полных приведений пещер, под мрачным замком Тинтагел, возведенным среди скал на берету Корноуэлльского моря. Настоящий возраст Артура исчисляется, как минимум, сотней (если не тысячей) лет. Цепь перерождений впечатляет — от садовника у Дьявола, минуя седло Баффало Билла, до шотландца-садовника у королевы Виктории. Всю его жизнь перевернула встреча с молодым волшебником, желавшим разбавить технологию чудес на вираже вполне конкретной матеростью, не утруждая себя тяготами и превратностями долгой жизни. Короче, они махнулись — молодость на годы жизненного опыта. И поспел Браун вовремя: исходя из испорченности земного пути, наверху решили его перевести в другую субстанцию, — канул волшебник куром в ОщипЛету. Исправляя производственную неувязку, САМ, в 1963 году, направил Артуру послание, в котором говорилось, что во искупление а-ля танталовых сделок, он должен идти к людям, зажигая в сердцах гибнущего мира Пламя Силы… Послания Браун вначале не понял, высокого предназначения ие осознал, а в силу новоприобре-тенной молодости просто валял дурака. Ну вот, представь: сидишь ты в баре со стаканчиком «Джека Дэниелза», вокруг оживленные парочки, кутающиеся в одну большую улыбку, скучающие недостариканы с газетками, осоловевшие глаза работяг… Полутемная атмосфера, плотные зеленые занавески, предохраняющие от вонючего дыхания улицы, серое табачное чудовище, важно взлетающее к потолку. Отхлебываешь немного, пялишься по сторонам… И — на тебе! — ты оказываешься, ни больше, ни меньше, Герольдом Нового Рассвета. Или, может, вдребезги пьяная дама за соседним столиком промямлила что-то вроде совместной встречи рассвета, присовокупив «Герольда» в качестве сомнительного комплимента. А возможно, речь шла о ее приватной встрече на Рассвете с новым кадром по имени Джеральд. Поди, врубись.* Вот так провалилась первая попытка запрячь новоиспеченного Герольда в Рассветную упряжку.

Немедленно был предпринят обходной маневр. С помощью дополнительных средств пробуждения Артура быстро довели до восприимчивой кондиции» и вот уже «предсмертные хрипы и расходящаяся кругами приглушенная музыка вздымают» взращивают н зыблют» подобно призраку» это обожаемое тело»» и маленькае обнаженная пульсирующая точка сознания мечется в россыпи ароматов собственного кошмара» пытаясь узреть свой облик в толпе пламенно-льдистых ангелов» пытаясь вырваться из холодных объятий мерзостного ощущения собственной беспомощности.

Так иногда учат плавать — загоняют на глубину и с берега преспокойно смотрят» как ты» судорожно барахтаясь» захлебываясь» пытаешься выбраться на берег или встать на дно» почувствовать его спасительную твердость. Или на убийственном отходняке тебя вывозят из дома на солидное расстояние и оставляют где-нибудь на скамеечке — хочешь жить» выберешься сам. Так у некоторых древних народов юношей подвергали испытанию» бросая одних ночью в темном лесу или на вершине скалы.

И никого здесь нет, чтобы помочь тебе сейчас…

Никто не знает,

Никого здесь нет,

Чтобы надоумить — КАК?

(eJntemal Messenger* — р.1970) Выживать… В любой экстремальной ситуации все маски» личины, выпестованные застывшим мертвым миром, уносит, как увядшую листву. Ты ищешь спасения во всепоглощающем движении и, как сжатый кулак, изо всех сил рвешься к выходу… Смерть дышит тебе в спину, теперь это не понятие, а голая неподдельная реальность: кровь, заляпавшая одежду, грубые крики и лай собак вслед, языки пламени, ядовитыми змеями впивающиеся в кожу (обыгрывается сюжет «Nightmare» и «Fire»). «Подлинные краски жизни густеют и пляшут рядом» («Прекрасное создание»). И кажется, все кончено, но Нечто хватает тебя, сжимает в ледяных объятиях и тащит вперед: «Очнись, очнись жить…», и ты выбираешься наружу, «вынужденный уверовать в самого себя», — солнце слепит глаза, пьянящий воздух и грозный, затихающий крик вдали: «Убирайся прочь, но вернись, узнав, к чьему лику ты обратился» («Nightmare» — р. 1970).

Если вновь пользоваться столь любимым Брауном Ар-тюроАрутуром Рембо и следовать легенде, явлен был ему Гений «неизреченной, непотребной красоты», «суливший невыносимое счастье» (сказка Рембо «Озарения»). И открыл он ему источник его личной Силы. И погрузился Артур в него без остатка, придя к неизбежному ощущению, что это и был он сам — ангел или демон… или просто сильный и самодостаточный, способный вызвать к жизни цепь изменений, способный что-то сделать или не сделать… Волевым усилием, отдаваясь этому полностью, переживая одновременно Рождение — Творение — Смерть — Уничтожение, Воссоздание Мифа; полнота, бьющая через край… Полета, Путешествия, в каждую секунду движения по Лабиринту Жизни. И решил он стать проводником, наглядной инструкцией по выживанию и наслаждению «Пленников Времени» («Time Captives» — р.1972), используя для этого «коммуникативные средства», то есть средства общения, из которых, в качестве наиболее эффективного и перспективного, способного хотя бы на время взломать все условности существования, особо выделил поп-музыку. И скрывшись в развалинах замка на одном уединенном островке недалеко от побережья Ирландии, четко продумал этапы своей будущей карьеры.

Для любителей официальной статистки существует параллельная версия, столь же правдивая, зафиксированная в исторической документальной отчетности нынешнего времени, как-то: свидетельство о рождении, заявление об уходе с работы, регистрации брака или квитанция на получение из крематория урны с прахом вашей любимой собачки. Если опираться на нее (на версию, а не на урну), Артур Браун родился 24 июня 1944 года. Его мать по профессии была анализатором орехов, причем в выборе работы не самую последнюю роль сыграла ее любовь к литературе. Она просто вдохновлялась словами Гамлета: «О боже! Заключите меня в скорлупу ореха, и я буду чувствовать себя повелителем бес- ’ конечности». Позднее Артур как-то заметил в одном из интервью, что если бы не мамины ореховые врубы, ему, вероятно, засветило бы между глаз брокерское будущее и достался бы приятно бурчащий желудок, изо дня в день переваривающий у камелька «Financial Times». И где уж тут было до титула «одного из самых начитанных и всесторонне образованных представителей мира поп-культуры на университетских тусовках». (Who is who in the Underground, журнал «Observer», 1967).

Отец Брауна, также весьма примечательная фигура, считался изобретателем, техническим экспериментатором самого широкого профиля. Особых доходов это занятие не приносило, и он вынужден был подрабатывать — пианистом в пабе. Так что в последующих занятиях сына определенно сказалась прямая наследственность — от матери он унаследовал страсть к литературе, отец привил ему любовь к музыке и неистовую тягу ко всевозможному сценическому экспериментаторству. Единственно, на чем категорически настаивали в его жизни родители, так это — на получении высшего образования.

Недолго думая, Артур поступил в лондонский университет, намереваясь изучать юриспруденцию. На этом поприще он явно не состоялся, даже как любознательный студент-«ботаник». По его словам, мышление университетской профессуры было настроено совсем на другую волну. Когда в ответ на брошенный как бы в никуда риторический вопрос типа «каковы исходные данные для профессии адвоката?» он гордо проорал с места: «Надо быть Человеком)», на лице преподавателя застыла кислая гримаса. А на последовавшее за этим замечание о том, что подобные самостийные дурацкие реплики неуместны и граничат с элементарным хулиганством, Артур ответил с железной логикой: «Вы когда-нибудь видели преуспевающего адвока-та-обезьяну?». При таком образе мыслей его следующим шагом стало поступление в Реддингтонский университет на философский факультет. Вышел Браун оттуда имея степень третьего класса. Он утверждает, что мог получить степень и получше, если бы в то время не бренчал на гитаре в одной любительской группешке. И надо же такому случиться — первые выступления на ночных танцах совпали с периодом выпускных экзаменов. «Вы же понимаете, что такое ночные танцы, тем более, если ты музыкант, пусть даже посредственный. Продираешь утром глаза, голова раскалывается, ты выжат, как лимон. Рядом лежит незнакомое женское тело, а через час начинается экзамен. Щи, философствуй, Горацио хренов!»

Мы промываем тебе мозги, покрывая расходы на дальнейшее образование

Мы хотим, чтобы они стали нации достоянием,

Мы требуем твои мозги как оплату за дальнейшее образование Мы промываем тебе мозги, чтоб с нацией слились они.

(*Brams> — р. 1970)

Загрузив свои мозги необходимым объемом систематизированных знаний (кстати, попутно женившись), Артур мечтал передать полезную информацию молодому поколению. Через некоторое время он получил должность учителя в Л ей-ток-Хилле, где принялся вдалбливать в головы шестиклассников красоты английской литературы. Учительство продолжалось ровно три недели — мечта обернулась сплошным обломом. Он чуть не выпал в осадок, во всяком случае, впал в настоящую депрессию, выяснив, что только двое из его учеников когда-либо держали в руках книгу. Конечно же, ситуация была поправима, но в учебный процесс вмешался директор школы. Его, видите ли, не устраивал внешний вид молодого учителя.

— У нас здесь школа, — заявил он, — а не какая-нибудь Кэрнэби Стрит. Вы думаете, с такими вот волосами можно вызвать уважение учеников?!

— Подумать только, вши и Чосер за одним столом, — мрачно отозвался Артур.

Впрочем, он постригся — дважды. Однако директор, судя по всему обожавший «ROLLING STONES» («I can't get no satisfaction»), потребовал еще одной оболванивающей процедуры — в противном случае Браун мог убираться из школы.

Он и убрался, отправился в Париж, где осел в местной артистической богеме. Именно там Браун вскоре стал знаменитое-тыо (но в весьма узком кругу) и был замечен Питом Тауншен-дом. Возвратившись в Лондон, Браун произвел полный фурор в андеграундных клубах, а затем буквально ворвался на Виндзорский джаз-фестиваль.

На время оставим нашего героя и сделаем краткий исторический экскурс по лондонскому андеграунду 1966–1968 годов («недолговечному феномену», если пользоваться справочным штампом), сыгравшим колоссальную роль в формировании так называемой рок-культуры. Иначе картина пришествия Артура Брауна в смысле документальной отчетности будет неполной, останется множество неувязок, да и лица, о которых пойдет речь, безусловно достойны упоминания.

Первые сообщения в прессе о таком явлении как андеграунд появились к концу 1966 года. Тогда же в Лондоне начинают функционировать особые, ориентированные на «Новое Общество» (New Society), газеты и журналы, такие как «International Times» н «Ог», организуются концерты андеграундных групп «большой пятерки» — барретовского PINK FLOYD, SOFT MACHINE (в первом составе которых, помимо таких китов, как Роберт Уайатт и Кен Айерс, играл знаменитый гитарист Дэвид Аллен, собравший впоследствии GONG), CRAZY WORLD OF ARTHUR BROWN, TOMORROW с Китом Уэстом и Стивом Хауи (позже прославившимся в безмазовом, но культовом среди интеллигентов YES) и PURPLE GANG. В концертах принимали участие поэты, актеры, танцевальные группы, наиболее известными из которых были EXPLODING GALAXY, принимавшие участие в концертах БЕЗУМНОГО МИРА, и EPILEPTIC FLOWERS, выступавшие с СОФТ МЭШИН. Кроме того, использовались многочисленные технические средства создания психоделической ситуации — световые и пиротехническое эффекты, диапозитивы, кино, декорации. Выступления каждой отдельной группы превращались в сумасшедший хэппенинг, в котором аудитория играла не менее важную роль, чем сами музыканты.

4 Как-то в начале лета 1966 года, — рассказывает журналист Джордж Мелли, — я отправился в музей «Виктория и Альберт» на выставку Бердслея и был озадачен не только количеством посетителей, но и тем, что раньше считал такую публику неподходящей для подобного места. Многие нз них были студентами-гуманитариями, несколько «разбитых», остальные смахивали на поп-музыкантов. Большинство из них были очень молоды, но почти все производили впечатление принадлежности к некоему тайному обществу, которое еще не успело публично заявить о своих целях и идеях. И только сейчас, по прошествии нескольких месяцев, я понял, что тогда впервые столкнулся с проявлением нового, обособленного мира — мира андеграунда…» (статья датирована 1967 годом).

К тому времени сложилось новое отношение к поп-музыке. Отгремел битовый бум, улеглась первая ритм-энд-блюзо-вая волна 1964–1965 годов, вынесшая на гребень коммерческого успеха РОЛЛИНГ СТОУНЗ. Коммерческие любовные поп-песенки стали приедаться. Требовался новый ритм, новый язык, отражавший мировосприятие повзрослевшей поп-среды. «Если тебе уже под двадцать пять, ты начинаешь врубаться, что Поп это не только музыка. Это и поэзия, и живопись, и кино. Это — культура «Нового Общества». И все вместе это — хэппенинг».

Лондон стал настоящей творческо-экспериментальной лабораторией. В отличие от Калифорнии, музыканты, художники и поэты проявили гораздо меньший интерес к социально-политическому протесту, да и вообще к форме протест и борьбы как таковой. В Декларации «Нового Общества» — указывалось: «АНДЕГРАУНД ПРЕДПОЛАГАЕТ МИРНОЕ, НО ОБОСОБЛЕННОЕ СУЩЕСТВОВАНИЕ, ПРЕДПОЧИТАЯ ПРЕДАВАТЬСЯ СВОИМ СОБСТВЕННЫМ НАСЛАЖДЕНИЯМ. Конечно, следует учитывать, что мы изучаем галлюцинативиое восприятие, вызванное не только световыми шоу, шумом и цветовым оформлением, но и марихуаной, и ЛСД. Поэтому всегда существует угроза со стороны внешнего мира в лице полиции для наших частных вечеринок и общеплеменных сборищ с их Вылетами».

В конце концов, стражи порядка доконали-таки UFO с его Неограниченным улетом (расшифровка названия UFO — Unlimited Freak-Out — безграничная коллективная эйфория). Был арестован один из лидеров андеграунда Джон Хопкинс, неутомимый организатор, выведший в люди ПИНК ФЛОЙД вместе с Майклом Хэншоу, который отвечал за финансовую поддержку всех андеграундных начинаний. Хопкинс являлся как бы отцом-основателем UFO, разработавшим постановку «ритуального хэппенинга», коллективной эйфории, во многом схожей с ритуалами MERRY PRANKSTERS… Имена Джона Хопкинса и доктора Стива Абрамса звучали для Лондона так же, как для Калифорнии имена Кена Кизи и Тимоти Лири. Помимо всего вышеуказанного Хопкинс был соучередителем печатного органа андеграунда — газеты «ГГ». 1 июня 1967 года он был приговорен к 9 месяцем тюрьмы за хранение марихуаны. Его отсутствие незамедлительно сказалось на состоянии дел, UFO постепенно приходил в упадок и к 1968 году превратился просто в один из лондонских всеядных музыкальных клубов. Вчера там, скажем, играли NICE, сегодня играет SAVOY BROWN, а завтра — INCREDIBLE STRING BAND. Закрылся клуб из-за финансовых проблем и полицейских напрягов в 1969 году. Одному из таких шмонов Браун посвятил композицию «Night of the Pigs». Лучшим дополнением к этому могут служить слова Уильяма Берроуза: «Если легавые неожиданно высадят твою дверь, лучше оказаться с тюком люцерны».

Естественно, что очень скоро андеграунд стал объектом пристального внимания коммерческих импрессарио, менеджеров и диск-жокеев, «которые сегодня возятся с хиппи, а в следующем году могут с таким же успехом раскручивать Халле Оркестру, если только она покажется им более товарной». Художник Марк Бойл, основатель «Чувственной Лаборатории», занимавшейся постановкой освещения на концертах ПИНК ФЛОЙД и СОФТ МЭШИН, верно заметил: «К нынешнему моменту андеграунд представляет собой смесь из предельно коммерциализированной поп-сцены и авангарда» который страшится всего» связанного с деньгами. И ежу понятно, что такое сожительство не может быть долговечным».

Слова Бойла оказались пророческими, так или иначе подтвердившись в судьбе каждой из сколько-нибудь заметных андеграундных групп. Не стал исключением и Артур Браун, «самая сумасшедшая звезда в поп-мире» (журнал «Рэйв», 1969 г.).

Будучи в Париже, окончательно залив вином горечь расставания с Лейток-Хиллом, Браун принял решение попробовать себя на поп-сцене, вспомнив свои музыкальные потуги на ночных танцульках. И не просто попробовать себя на поп-сцене, а сделать головокружительную карьеру. Решение решением, а начинать пришлось, практически, с нуля. Начнем с того, что, как это ни парадоксально, у него не было голоса. Пришлось брать частные уроки у профессионального певуна, который «склонял и растягивал» его голосовые связки, пока они не стали выдавать потрясающий, почти оперный, диапазон, принесший Брауну славу одного из лучших вокалистов в роке. За образец для подражания он взял манеру пения своего кумира Screamin Jay Hawkins-a, чей древний хит «I Put A Spell On You» (1956 г.) включил в свой дебютный альбом «Безумный мир», отдав, — таким образом, дань своему духовно-музыкальному предтече.

Сначала Браун был «един в трех лицах» — и певец, и актер, и танцор. У нас говорят — «жнец, певец и на дуде игрец». Но при тогдашнем музыкальном буме продержаться в таком виде на сцене было чрезвычайно сложно, обладай ты хоть голосом Паваротти. Какой толк от твоей затеи, если на твои выступления будет постоянно ходить от силы дюжина знакомых. «Зрелище людям необходкто традиционно. С самого начала публика не должна отрывать от тебя глаз. Ты должен визуально приковать ее к себе. Остальное — дело техники и их ушей», — как-то заметил Артур.

На ярких цветастых афишах «UFO», украшенных свастикой, появилось новое название — «Безумный мир Артура Брауна. Сегодня и навсегда». В кругах всезнающих тусовщиков не без оснований утверждали, что «это будет Нечто». «Парень, говорят, изрядно нашумел в Париже… И сам Тауншенд, Сам! Сказал — «Это Во!», — и говорящие долго показывали выпучившим глаза любознательным слушателям оттопыренные большие пальцы.

К вечеру поглядеть на «Безумный мир» съехались все сливки Лондона — THE WHO в полном составе, столпы андеграундной прессы — Джим Хейнесе и Барри Майлз из «ГГ» (в будущем автор биографии Уильяма Берроуза), редактор «OZ» Ричард Невилл, менеджер INCREDIBLE STRING BAND Джо Бойд и тандем «серых музыкальных кардиналов» в лице Рэя Кэйна и Тони Холла, через руки которых на фирмы грамзаписи прошло такое количество известных групп, что материала хватило бы на «Тройной Вудсток», даже в скромных масштабах туманного Альбиона.

И зал, и сцена были погружены во мрак. Минутная пауза… Искушенная публика притихла и стала напряженно выжидать. Неожиданно сцену прорезала яркая вспышка, и в свете двух прожекторов зрители увидели слетающую откуда-то сверху черной птицей, со злорадным, пронзительным и истерическим смехом фигуру, голова которой была охвачена самым натуральным пламенем. «Я — князь Адского Пламени и несу вам огонь!» Обкислоченные дамы хватались за сердце. У всех присутствующих, без всякого преувеличения, отвисла челюсть, даже испытанные питухи, вроде Кейта Муна, в полном замешательстве протирали глаза. Кто-то, сев на глобальную измену, рванул к выходу. Присутствующий в зале пастор, из сочувствующих, истово крестил себя и окружающих. Пылающая и поющая голова… Запаленный в недалеком будущем на Монтерее «Фендер» Хендрикса, сами понимаете, в сравнении с тем браунов-ским зрелищем, просто отдыхает. Лондону — Ладановое, Фриско — Фресковое. Голос был настолько мощный, что, казалось, за кулисами спрятан целый хор «Безумных Браунов». А искомый неистово скакал по сцене, потом замирал, и брошенные им слова вползали в ушные раковины обалдевшей аудитории проворными ящерками-картинками. «Я лежал в траве у реки. И времени чуть прошло, трава обернулась песком, река стала морем. И внезапно море было охвачено пламенем, песок загорелся…» У него словно выросли крылья, он то и дело подскакивал. «И я поднялся, и попытался выбраться из пламени, становился все выше, выше, выше…», — зависал в воздухе и, растопырив руки, нависал над залом грозной тенью. «Огонь… Уничтожить все сотворенное вами». Или — он подхватывал трос на одном конце сцены и вихрем перелетал на другой. Пауз между номерами не было. Все более взвинчиваясь, Браун нагнетал атмосферу, постоянно возвращаясь к главной теме — теме Огня. Под конец выступления он упал и забился в кошмарных конвульсиях: «И нет выхода… И знаю, что гореть обречен… В аду так жарко, выпустите меня наружу, пожалуйста!!!» Он застыл с душераздирающим криком «пожалуйста!», закрыв глаза ладонями. Пламя потухло одновременно со светом на сцене, а когда его снова врубили — там было пусто. Словно вообще ничего не произошло и не происходило.

Обалдевшие зрители рванули к артистической, где их встретил человек, представившийся как «Ихний помощник», и на все вопросы отвечал: «Господин Артист отбыл в неизвестном направлении». «М-да», — только и смог сказать Кейт Мун и, отхлебнув глоток из фляжки, почему-то злобно покосился на Роджера Долтри. Тауншенд оживленно беседовал с Тони Холлом, умолявшим его не сообщать Киту Лэмберту, менеджеру THE WHO, что Браун пока вольная птица. Моментально обработав «помощника», Холл буквально несколько мгновений спустя уже был у черного входа рядом с темноволосым парнем с блестящими сумасшедшими глазами, несолидной щетиной и в гриме а-ля «летучая мышь» (нечто среднее между Элисом Купером и

Джином Симмонсом). И еще через несколько минут он получил исключительные права на ведение переговоров с влиятельными поп-воротилами. «Сейчас малость подраскру-тимся в «UFO» — и вперед» на «Полидор». Чувак» тебя ждет великое будущее!»

А потом они мчались на машине по ночному Лондону» и Браун взахлеб рассказывал о себе» врубал в Огонь» как в символ одновременного разрушения и очищения» ругал американцев» и через сравнение систем воспитания перескакивал на Диониса и «Рождение Трагедии»…