«Да, пора кончать с рок-н-ролльным разпиздяйством и переквалифицироваться в упра..: И тут в голову цинично ворвалась мыслишка. Я не буду обивать пороги. Перенесем разпиз-дяйство на более высокий уровень. Посмеемся над всей журналистской лабудой одним фактом своего существования. Амба, баста, инфузория-туфелька… Табань! Главный Редактор) Главный Редактор пока неизвестно чего… Но какая мечта, какая идиллия! Ведь это значит: орангутаны, шимпанзе, бродячие висельники, алчные кредиторы, приверженцы психоанализа, самовлюбленные бритые фотографы и скучающие девицы кончают в мелодии пронсящихся мимо рейсовых автобусов… Полицейские сирены, исходя в судорогах, обволакивают тело в фосфорецирующем блеске своих внутренностей. На улице царит полная порнография».
В этом месте из Кервиевского «От Гластонбери к Реддингу» наблюдается две черты, весьма для автора характерные: мания величия и рассредоточенность внимания. Разумеется, только последнее нуждается тут в разъяснении. Дело в том, что эти слова (как и все последующие) содраны с рецензии Керви на концерт группы «The Dirty Three». Он их перемещает, рассказывает теми же словами про совершенно разные эпизоды. Внимательный читатель неизбежно приходит к заключению, что Керви этого просто не замечает, что он как-то забыл о том, что он тебе на ухо только что вешал ту же лапшу. Ведь если не так, то получается, что человек просто врет в полнейшей уверенности, что это пройдет безнаказанно.
Встречаются такие «повторы» не только в его прозе. В разговоре с этой бестией очень часто приходится терпеть и выслушивать, пока он тебе в пятый раз за один день рассказывает о том, как он с утра по ошибке обосрал всю квартиру какого-то актера-халтурщика. А все это спокойно выслушиваешь, прекрасно зная, что через пятнадцать минут он станет рассказывать в третий раз о том, как он с этого же утра написал три повести, занимался тантрой (с удовлетворительным, жидким результатом), перевел Библию на язык племени На-вахо и испек пирожки своей бабушке на завтрак. То есть, эта склонность забыть о том, что он только что наврал (или сказал правду?… не мне это проверять, а соответствующим органам) — не столько писательский прием повторения, ие столько техника, сколько неврологический дефект, непроизвольная рассредоточенность внимания.
Если станете читать эту мерзкую книгу, которую вы, верно, купили случайно, представляя себе, что ее просто должна купить каждая модная московская собака… Если вы прочтете все эти неимоверные гадости, шарлатанизмы, явные заблуждения и лжи, то вы естественно придете к заключению, что Керви — это опасное и болезненное существо. Короче, словами его же собственного отца: «Это бешеная собака, которую надо пристрелить». (У нас тут с его отцом некоторое разногласие: будучи либеральным хуем с Запада, я бы предпочел его заключить навеки в сырую темницу, как Аввакума, и кормить его живыми крысами, нежели просто его уничтожить. Что же? Гуманист). И самое поразительное — вы будете правы.
Вряд ли я должен напоминать, какой болезни свойственны такие симптомы, как «мания величия» и «неспособность сосредотачиваться», даже когда они сопровождаются галлюцинациями, радиоактивным поносом и любовью к Роки Эриксону и Уэйну Крамеру. Керви — это человек, от которого нужно прятать ножи, мечи и огнестрельное оружие (которых у него целый арсенал, абсолютно легальный!), которого долгие годы мучают ежедневные разговоры с давно усопшим
Уйллом Роджерсом, который по утрам жрет веселые розовые и белые психоделические и стимулирующие колесики, на ха* ляву предоставляемые государством, который бесплатно ездит на метро (тоже по закону!!!), который носит удостоверение ГРУ в кармане (и охотно показывает его теткам, работающим в аптеке и мос. гор. транспорте, а также ментам, которые со сконфуженным видом отдают ему честь)… И который является одним из наихудших, самых наивных, а вместе с тем, самых оригинальных лгунов нашей эры.
II
«Ты знаешь ли заклад Фокса? Он приятелю велел на себя насрать и приходит в собрание: все от вонючего убегают и говорят, что он обо-срался, заводят споры, бьются об заклад, Фокса раздевают, и противники хватаются за выложенные гвннеи. Извините, возражает Фокс, вот, кто меня обосрал, указывая на приятеля, н есть свидетели*.
Князь ПА. Вяземский, письмо Пушкину от 30 Апреля, 1820,
Warszawa.
Все же есть и в Керви, и в его творениях что-то положительное. Говорить здесь о бесспорном таланте, о словесной виртуозности, об уникальных в малоразвитой русской культурной среде находчивости и искренности выражения и замысла, о смелости, о блестящих его переводах самых нужных в России книг я считаю лишним. Пусть какие-то малолетние студентки-филологинушки займутся таким бредом. Если у вас не говно в голове, а мозги, сами убедитесь во всем этом прочтя эту гнусную книгу.
Это «что-то положительное* в общем-то мало связано с талантом Керви. Оно связано с тем, что он больной именно тем, чем болеет любой нормальный человек в наше время. Если до сих пор здравствующее советское общество — величайший во всей человеческой истории массовый галлюционоз, то Запад переживает шизофреническое обострение, которое продолжается аж не меньше уж сорок лет. Керви своей болезнью опередил все остальное русское общество лет на десять. Шизофрения со всеми своими густо вытекающими последствиями — это современность. Поэтому в России Керви ненавидит плохо образованная интеллигенция» над ним издеваются продажные журналисты» его боятся книготорговцы» политически ангажированные быстро в нем разочаровываются» и его любят всякие подонки.
Поэтому же его и давно заметили на Западе как полезного человека. Это человек, получивший свое образование о запад-ной культуре ие по путиновскому MTV и не по советским учебникам, а по настоящим пластинкам и книжкам (которые он представляет русской публике одну за другой уже несколько лет), и также по улицам, сортирам, студиям, издательствам, пабам, концертным залам, психушкам, и ментовкам любимого его Лондона.
Я, как глупый Янки, вызван для того, чтобы написать предисловие «с точки зрения западного человека» (тут я, конечно, недоумеваю в некоторой степени: ведь Ричард Никсон — царствие ему небесное — тоже бы написал «с точки зрения западного человека»). Видимо, надеются таким образом притеснить сугубую парохиальность» типично сопровождающую выпуск новых книг в России. Лично мне по хую, но деньги, славу, кокаин и школьниц легкого поведения обещают. И Керви, в отличие от остальных знакомых мне шизофреников, обычно поступает по понятиям.
Итак, приступим к делу: вот она, книга Керви. Никто этого не хотел, но она, в конце концов, вышла. Таково нынешнее расположение вещей. Вот она горит в ваших руках, издает дурной запах. Прочтите. Может быть, что-нибудь поймете. А если поймете, то бойтесь, потому что это ничего хорошего для вас не предвещает.
ком. фил. н. Джоэеф Пескью.