В этой хаотической ночи, в которую, словно легкое перышко, погружался Альдос, он не испытывал ни боли, ни сознания жизни. И все-таки, ничего не видя и не чувствуя, он жил. Все умерло в нем, кроме одного только этого ощущения. Ему казалось, что он дремал и что минуты, часы и даже годы прошли для него в этом полусне, будто он уже давным-давно погружается в эту темноту. Вдруг что-то остановило его без всякого сотрясения и без малейшего звука, и он стал подниматься. Он не слышал ничего. Вокруг царило гробовое молчание, такое же глубокое и ненарушаемое ничем, как тот бездонный колодезь, в который он тихо падал.

Спустя некоторое время Альдос стал чувствовать мерное, ритмическое покачивание из стороны в сторону, точно он плыл по волнам. Именно таково было его первое впечатление — будто он был на море; в непроглядном мраке он стоял на корабле и был совершенно один. Он хотел крикнуть — и не мог. Прошло долгое время, пока стало рассветать, затем начался странный день. Маленькие иголочки света вдруг запрыгали у него в глазах; потянулись длинные серебряные нити, как светлые паутинки, разрезавшие темноту, а затем он увидел какой-то странный свет. Это была вспышка от порохового заряда, — потом снова настала ночь. Такие дни и ночи замелькали перед ним часто-часто, причем ночи становились менее темными, а дни более светлыми.

Он стал уже ощущать звуки: кто-то растирал его, и было горячо. В голове стало проясняться. Он открыл глаза: над ним нависло белое облако. Оно тихонько на них надавливало — прохладное и приятное, потом поднялось, и он увидел, что это было не облако, а рука. Рука отошла в сторону, и он увидел перед собою пару широко открытых озабоченных, пристально смотревших глаз и услышал всхлипывания и голос:

— Джон!.. Джон!..

Он опять полетел вниз, но на этот раз уже знал, что был жив. Он ясно слышал движение, голоса. Они приближались и становились более отчетливыми. Он хотел было во все горло подозвать к себе Иоанну, окликнуть ее по имени, но из его губ вылетел один только шепот. Но Иоанна услышала его; и он услышал, как она звала его, как умоляла открыть глаза и заговорить с ней. Он чувствовал на себе ее руки. Теперь он уже ясно видел ее. Она была здесь, около него, наклонившись над ним, и тут же рядом с ней он увидел бородатое лицо, Дональда Мак-Дональда. А затем, прежде чем смог заговорить, сделал удивительную вещь — он улыбнулся.

— О, как я рада! — донесся до него голос Иоанны. — Наконец-то!

И она уже стояла около него на коленях, прижимала свое лицо к его лицу и рыдала.

Мак-Дональд отстранил ее. Вместо нее над Альдосом нагнулась громадная голова старика.

— Выпейте это, Джонни; выпейте, мой милый!..

Альдос удивился.

— Мак, вы живы? — прошептал он.

— Как всегда, Джонни. Примите это!

Он проглотил. Тогда Иоанна опять склонилась над ним, приложила его руки к своему лицу, стала смотреть на него восторженными глазами и, все еще будучи не в силах сдерживать рыдания, целовала его, целовала без конца. В эти минуты к нему вернулось все. Борьба закончилась. Он находился не в лагере, а в избушке. Он узнал ее. Это было старое пепелище Дональда Мак-Дональда. Когда Иоанна подняла свою голову, он молча огляделся вокруг. Он лежал на широкой скамье, придвинутой к стене. Через белую занавеску на окне врывался луч света, и в. открытой двери он увидел обеспокоенное лицо Мари.

Альдос попробовал подняться и удивился, что это ему не удалось. Иоанна ласково повалила его обратно на подушку. Ее лицо так и сияло от радости и жизни. Он подчинялся ей, будто она была его няней. Она заметила, что ему о многом хочется ее расспросить.

— Не беспокойся, Джон, — сказала она, и никогда еще ее голос не казался ему таким ласковым, как в эту минуту. — В свое время мы с Дональдом расскажем тебе обо всем. А теперь ты лежи спокойно. Тебя ужасно избило между камней. Мы перенесли тебя еще в полдень, а сейчас уже садится солнце, — и ты все время не открывал глаз. Лежи спокойно! Тебя сильно всего поранило о камни.

И так было ему приятно лежать, когда она его ласкала! Он притянул к себе ее лицо.

— Иоанна, дорогая моя, — обратился он к ней. — Теперь ты понимаешь, почему я хотел отправиться на Север один, без тебя?

Она поцеловала его в губы.

— Понимаю, понимаю — проговорила она, и он почувствовал, как руки ее задрожали и как часто она задышала. — Я пойду приготовить для тебя бульон.

Он проследил за ней, как она вышла из избушки, держась рукой за горло.

Старый Дональд сидел тут же, на конце лавки. Он нежно смотрел на Альдоса, покрякивая себе в бороду, и Альдос улыбнулся ему своим израненным лицом и только до половины открывавшимися глазами, точно маленький счастливый школьник.

— Да, это была изумительная, поразительная борьба, Джонни! — сказал старый Дональд.

— Да, Мак! И вы поспели как раз вовремя?

— То есть как это вовремя?

— Вы спасли меня от Куэда.

Дональд весело засмеялся.

— Да разве это я, Джонни? — воскликнул он. — Это вовсе не я! Его убил Дебар! Когда я пришел, то все уже было готово. Только прежде, чем Кульвер Ранн окочурился, у меня мог бы быть с ним прелюбопытный разговор!

Альдосу было так интересно послушать его, что он снова попытался подняться и сесть, когда в избушку вошла Иоанна. Слегка вскрикнув, она подскочила к нему, ласково повалила его назад, а старого Дональда вовсе прогнала с лавки.

— Идите и посмотрите за бульоном, Дональд, — почти строго сказала она старику. И, обратившись к Альдосу, продолжала: — Я запрещаю тебе разговаривать, Джон, дорогой, ну, почему ты не слушаешься меня?

— Куэд поранил меня своим ножом?

— Нет, нет!

— Значит, это от выстрелов?

— И этого нет.

— А кости целы?

— Дональд говорит, что целы.

— Тогда дай мне мою трубочку, Иоанна, и позволь мне немножко приподняться. Почему ты хочешь, чтобы я непременно лежал, когда я, как говорит Дональд, здоров, как бык?

Иоанна радостно засмеялась.

— Да, ты поправляешься с каждой минутой! — весело воскликнула она. — Но только тебя очень изранило о камни, Джон. Если ты подождешь, пока я принесу бульон, то я позволю тебе немножко посидеть.

Через несколько минут, когда он проглотил бульон, Иоанна исполнила обещание. И только тогда он понял по-настоящему, что во всем его теле не было ни одного такого места, ни одного мускула, ни одной кости, которая не дала бы себя почувствовать. Он морщился, когда Иоанна и Мак-Дональд подкладывали ему под спину и под бока одеяла. Но все-таки он был счастлив. Быстро наступили сумерки, и когда Иоанна окончательно устроила постели, Мак-Дональд зажег сразу с полдюжины свечей и расставил их по всей избушке.

— А кто будет сегодня ночью дежурить, Дональд? — спросил Альдос.

— Никакого дежурства сегодня не будет, Джонни, — ответил старый горец.

Он отошел и сел на скамью рядом с Иоанной. После этого чуть не полчаса Альдос выслушивал рассказ о всех странных происшествиях истекшего дня: как несчастное старомодное ружье все-таки спасло Мак-Дональда и как закончилась его дуэль с теми, кто предательски хотел его погубить. А когда дело дошло в разговоре до Дебара, то Иоанна подошла поближе к Альдосу, склонилась над ним и тихонько заговорила:

— Удивительно, какие чудеса может иногда творить любовь! В самые последние часы Мари выложила передо мной всю свою душу. Что она представляла собой, она вовсе даже не старалась скрывать от меня, ни даже от человека, которого полюбила. Она была одной из игрушек Мортимера Фиц-Юза. Дебар увидел ее и полюбил с первого взгляда, и она отдалась ему при одном только условии, чтобы он сообщил ей тайну золота. Когда они пришли сюда на Север, вдруг случилась удивительная вещь, Она оценила и полюбила Дебара, но не так, как это делала раньше с другими, а по-настоящему, как женщина, в которой вдруг заговорили сердце и душа и для которой стали понятны новые радости. Она ненавидела Фиц-Юза и сама рассказала Дебару, как обманывала его с другими.

Сегодня утром Фиц-Юз вздумал опять пофамильярничать с ней, как это делал и раньше, но Дебар осадил его. Этот поступок дал им предлог немедленно привести в исполнение то, что они задумали еще раньше. Прямо на глазах у Мари они покончили с человеком, которого она полюбила. Она бросилась к нему и старалась прислушаться, бьется ли еще у него сердце — вот почему она вся так измазалась в кровь. Оба они, Мари и Дебар, еще раньше решили предостеречь нас, только не знали, как это сделать. Только за несколько минут до получения раны Дебар, точно случайно, выстрелил из ружья. Но это было вовсе не случайно. Это был тот самый выстрел, который Дональд услыхал, когда мы были в пещере. Он-то и спас нас, Джон! А Мари, воспользовавшись обстоятельствами, побежала к нам на поляну, чтобы предупредить нас обо всем. Но оказалось, что Дебар вовсе не был убит. Он говорит, что пришел в сознание от моих рыданий. Он очнулся, выполз и убил Куэда ножом, а затем упал прямо к нашим ногам. Через несколько минут явился Дональд. Дебар сейчас в другой избушке. Он не опасно ранен, и Мари наверху блаженства.

Окончив свой рассказ, она стала гладить Альдосу руки. Мак-Дональд любопытно зачавкал сквозь бороду, и глаза его засветились юмором.

— Я был уже готов сверлить дыру сквозь беднягу Дебара, когда вас всех, наконец, нашел, — смеялся он, — да как увидел, какой геройский поступок он совершил, бросился к нему и стал его обнимать. Джо рассказывал мне, что в ту ночь, когда нас посетил Фиц-Юз и когда Иоанна приняла это за сон, их лагерь был близехонько от нашего. Он нечаянно наткнулся на нас и уже готовился перерезать обоих нас сонными по одному, когда вдруг стала кричать Иоанна. Он издали увидел наш огонь и подъехал, чтобы посмотреть, кто мы такие.

За дверью послышался негромкий голос. Это была Мари. Как только Иоанна вышла к ней, в глазах старого Дональда вспыхнул опять тот же огонек. Он выждал, когда она скрылась совсем, огляделся, склонился над Альдосом и зашептал:

— Джонни, у меня был бы прелюбопытный разговор с Ранном — или как его там? — с Фиц-Юзом, когда он умирал. Он был еще жив, когда я подошел к нему. Но он все-таки знал, что должен был умереть, и был хладнокровен и улыбался до самого конца. Меня же так и распирало от желания задать ему один вопрос. Мне нужно было узнать от него: почему могила оказалась пустой? Но в это самое время он подозвал к себе Иоанну и, конечно, я не мог отказать ему в его последнем желании, пошел за ней и привел. Он стал рассказывать ей о чем-то, да так и скончался. Так я и не успел спросить его, Джонни, перед смертью о могиле!

Глубокое разочарование слышалось в его последней фразе, и голос звучал почти патетически.

— Такая была интересная. могила, — продолжал он, — и вдруг… Одежда была в ней сложена так церемонно, изящно…

Альдос положил ему на руку свою.

— Ведь это так просто, — сказал он, и ему вдруг захотелось посмеяться над выражением разочарования, которое отражалось на лице Мак-Дональда. — Неужели для вас это не ясно? Разве он мог ожидать, чтобы кто-нибудь заглянул к нему в могилу? Он запрятал в нее все свои костюмы, часы и кольцо просто, чтобы отделаться от них. По ним можно было бы установить его личность. Ну, как вы об этом думаете, Дональд.

Снова вошла Иоанна. Она положила холодную руку Альдосу на лоб и кивнула Мак-Дональду.

— Ну, вот… — ласково сказала она. — Опять горячая голова! Вот что значит много разговаривать! Ложись и спи! Пожелайте ему спокойной ночи, Дональд.

Дональд послушался ее, как маленький мальчик, и вышел из избушки. Иоанна поправила подушки и уложила на них голову Джона.

— Я все равно не засну, Иоанна! — протестовал он.

— Я буду сидеть около тебя и гладить тебя по лбу и волосам, — ласково ответила она.

— И будешь разговаривать со мной?

— Нет, уж этого не будет! Послушай, Джон…

— Что, дорогая?

— Если ты пообещаешь мне, что будешь совсем, совсем спокоен и что не будешь требовать от меня, чтобы я с тобой разговаривала…

— Ну?

— То я сделаю тебе подушку из моих волос.

— Идет! — проговорил он. — Я буду спокоен!

Она распустила волосы и склонилась над ним так, что они покрыли всю его подушку. Со вздохом удовлетворения он зарыл лицо в богатых, пышных волосах. Нежно, как тот легкий ветерок, когда он качался в темноте по волнам, его рука ласкала ее. Он закрыл глаза, стал впивать в себя опьяняющее благоухание ее волос и затем заснул.

Целые часы просидела около него Иоанна, лишенная возможности заснуть, и радовалась.

Когда Альдос проснулся, то в избушке было сумеречно. Иоанны не было. Несколько минут он пролежал, повернувшись лицом к окну. Он чувствовал, что проспал очень долго, что занимался уже день, и потихоньку стал подниматься. Страшная боль во всем теле прошла; он был еще слаб, но уже не беспомощен. Он сдвинулся осторожно на край скамьи и посидел на ней некоторое время, проверяя себя, сможет ли он встать Оставшись довольным достигнутыми результатами, поднялся на ноги. Одежда его была развешена по стене, и он сам, без посторонней помощи, оделся, открыл дверь и вышел на воздух. Было еще очень раннее утро. Он шел нетвердой походкой. Мак-Дональд уже встал. Рядом с избушкой оказалась палатка Иоанны. Мужчины поздоровались друг с другом и потихоньку заговорили, но Иоанна услышала их и почти тотчас же выскочила с распущенными волосами и бросилась Альдосу на грудь.

Так начался первый из тех удивительных дней, которые прожили Иоанна, Джон Альдос и Мак-Дональд в маленькой Золотой Долинке под голубым небом и под ласковым солнцем, Это были странные и прекрасные дни, полные душевного мира и безграничного счастья. На другой день Иоанна и Мари съездили в пещеру поклониться могилке Джен и, когда возвращались обратно, сошли с лошадей и всю дорогу шли, взявшись за руки. Когда они дошли, наконец, до того места, где Дебар, Альдос и Мак-Дональд производили исследования черного песка по ручью и поражались богатствам содержания в нем золота, — в глазах у Мари светился какой-то особый свет, а лицо Иоанны сияло. Альдосу показалось, что Мари как-то сразу похорошела. Весь этот вечер Иоанна весело смеялась, была счастлива и много кое о чем рассказала на ухо Альдосу, тогда как Дебар и Мари еще долго гуляли при свете звезд и, наконец, вернулись к себе, счастливые, как дети, взявшись за руки. Перед тем, как всем разойтись спать, Мари что-то шепнула Иоанне, а немного спустя Иоанна перешепнула это на ухо Альдосу.

— Им хочется знать, — сказала она, — будем ли мы с тобой венчаться по церковному обряду, тогда и они присоединились бы к нам. Это, конечно, в том случае, — добавила она со счастливым смехом, — если я тебе еще не надоела, и ты еще не собираешься со мной разводиться. Что мне им ответить?

Его ответ удовлетворил ее. Когда она передала Мари часть разговора с мужем, то та тоже осталась довольна и передала ее слова Джо.

Третий и последний день был самый красивый из всех. Рана, нанесенная Джо ножом, не была особенно мучительной. Он страдал больше от удара по голове. Но и он, и Альдос находились в таком состоянии, что, могли уже путешествовать, и было решено отправиться домой на четвертое утро. В манерах и поступках Мак-Дональда было что-то неестественное и напряженное. Он стал скуп на слова, как-то странно стал поводить плечами, и, в конце-концов, когда остался с Альдосом наедине, почти с рыданиями в голосе сказал:

— Джонни, Джонни!.. О, если бы только здесь вовсе не было золота!..

Он перевел свои глаза на горы, и Альдос схватил обеими руками его громадную мозолистую руку.

— Продолжайте, Мак… — ласково заговорил он. — Я уже догадываюсь, что вы хотели этим сказать.

Мак-Дональд все еще смотрел на горы.

— Теперь, когда узнают об этом все, то сюда нахлынет целая орда. А вы знаете, Джонни, что это значит. Сюда привалит много народа. Быть может, это будет для вас непонятным, — но ведь здесь избушка и могилка моей Джен. Мне кажется, что вся эта местность посвящена именно ей…

Голос его дрогнул, и, когда Альдос еще крепче сжал ему руку, он засмеялся.

— Этого не будет, Мак, — сказал ему Альдос. — Эти самые избушки и это золото простояли здесь сорок лет, и никто о них не знал, Дональд, Никто не узнает о них и впредь, пока будут жить на свете Джо Дебар, Джон Альдос и сам Мак-Дональд, потому что они не расскажут об этом никому. Эта долина, — не наша. Она принадлежит вашей Джен и вам!

Подошли Иоанна, заинтересовавшаяся разговором. Тогда Дональд поведал им, что было у него на уме, и что он старался от них скрыть. Ведь он нашел здесь свой дом и вовсе не собирался покидать его опять. Он останется здесь со своей Джен, отправится за ней в пещеру, перенесет ее оттуда и похоронит около избушки. Он указал им на местечко, почти сплошь покрытое горными астрами и дикими гиацинтами, на котором она так любила сидеть у реки и смотреть, как он добывал золото. И они каждый год могут приезжать к нему и заниматься разработкой, да, и он будет припасать для них золотой песок, — так что он все равно достанется им весь. А с него самого будет довольно и того, что он будет сыт и что при нем будет неразлучно находиться его Джен и эта долинка. Когда он все это говорил, Иоанна отвернулась в сторону и по щекам у нее потекли слезы, а к горлу Джона подкатил комок, и он тоже отвернулся от Мак-Дональда.

Утром, на четвертый день, они выступили, наконец, в поход на юг, остановились на последнем повороте, отделявшем маленькую долинку от большой, и обернулись назад. Дональд Мак-Дональд стоял около своей избушки один и на прощанье махал им рукой.