Пока Филипп не почувствовал под своей рукой теплого, трепетавшего плеча девушки, он и не воображал, на какой редкий случай он наткнулся. Он вдруг прямо обратился к Брэму, так как тогда еще не был убежден вполне, что человек-волк действительно был сумасшедшим, – и импульсивно протянул руку вперед.

– Брэм, – воскликнул он, – она голодает! Теперь я знаю, почему ты обобрал меня! Но почему же ты мне ничего не сказал об этом? Почему ты скрыл от меня то, что она здесь, и не говоришь мне и теперь, кто она и зачем ты меня сюда привез?

Он ждал ответа, но Брэм смотрел на него в упор и молчал.

– Я вовсе тебе не враг, – продолжал Филипп. – Я…

Он не мог докончить своей фразы, потому что по всей комнате вдруг прокатился безумный смех Брэма. Сейчас он показался ему еще более ужасным, чем там, в пустынях Баррена, или в лесу, и он почувствовал, как стоявшая рядом с ним девушка задрожала. Ее лицо приходилось ему как раз к плечу, и он увидел, что она побледнела как смерть, и все-таки, несмотря на это, стала улыбаться. А Брэм все еще продолжал хохотать, и глаза его светились зеленым огнем, и с таким ужасным смехом он подошел к печи и стал подкидывать в нее хворост. И чем дольше он смеялся, тем девушка становилась все бледнее и бледнее. И все-таки улыбалась! Больше уж Филипп не спрашивал, кто она и почему находилась именно здесь. Его поразило именно то, что она была здесь и что ее измученная душа, глядя на него вот через эти самые ее глаза, синие как два великолепные аметиста, говорила ему, что Брэм извлекал из нее выгоду. И Филипп напряг мускулы, увидев громадную фигуру, наклонившуюся над печью. Представлялся удобный случай. Один прыжок – и он уже схватит за горло этого негодяя. Имея на своей стороне такое преимущество, Филипп рассчитывал, что шансы в борьбе будут одинаковы.

Вероятно, девушка догадалась, что было у него на уме, потому что вцепилась в его руку еще раньше, чем он успел двинуться с места, и оттащила его от Брэма, сказав ему что-то на языке, которого он не понимал. Брэм отошел от печки, взял ведро и, даже не взглянув на них, вышел из избушки. Они услышали, как, выйдя к своим волкам, он что-то им рассказывал и громко смеялся.

Опять умозаключения посыпались на Филиппа как из рога изобилия. Тотчас же по уходе Брэма девушка дала ему понять, что Брэм ее не обижает. С почти истерическим волнением она старалась добиться от Филиппа, чтобы он это понял, и наконец, схватив его за руку, потащила его к себе в комнатку через занавешенную шкурой дверь. Она объяснялась мимикой не хуже, чем на словах. Она показала ему все, что сделал для нее Брэм. Он отгородил для нее вот эту комнатку, поставив новую перегородку, и Филипп заметил, что она была срублена еще из свежего леса. Кроме тянувшейся вдоль стены скамьи, Брэм сколотил для нее еще и топорный стул и сосновый столик и разостлал по полу с полдюжины медвежьих шкур. Кой-какая одежда висела на стене – меховой капюшон и толстый непромокаемый плащ – и что-то еще было завязано в узел и лежало в углу.

– Кажется, я начинаю понимать вас, – обратился к ней Филипп, посмотрев ей прямо в голубые глаза. – Вы хотите, чтобы я не убивал Брэма Джонсона, когда он вернется обратно или когда-нибудь в другое время, и силитесь доказать мне, что он не причиняет вам зла. А почему вы боитесь его до глубины души? Я знаю это. Не обманете. Только несколько минут тому назад бы были бледны как смерть, а сейчас… сейчас сразу похорошели. Теперь слушайте, милая, что я вам скажу…

Ему было приятно, что она старалась не пропустить ни одного его слова и придвинулась к нему совсем близко, вперив в него свои большие, блестевшие глаза.

– Я влопался, – продолжал он с откровенной улыбкой. – По крайней мере, в настоящую минуту. Меня провели за нос. Возможно, что я поглупел так же, как и Брэм, но только сейчас этого еще не сознаю. Я отправился на поиски двух индейцев, а наткнулся на Брэма. Попав к нему сюда, я наткнулся на вас и в первую же минуту, увидев перед собою вас вот в этой самой двери, вынес такое впечатление, точно вы ожидали появления дьявола из преисподней. И если вы действительно не боитесь Брэма и он не обижает вас, то почему же именно сейчас, в его отсутствие, вы сразу так переменились? Я ошеломлен этим. Повторяю, я совершенно сбит этим с толку. Я дал бы миллион долларов, чтобы только высказался Брэм. Я ведь все время не спускал с вас глаз. Вы увидите, что этот румянец тотчас же сбежит с вашего лица и сердце перестанет у вас биться от страха, как только он сюда войдет. И вы еще хотите убедить меня в том, что он вас не обижает? Да оставьте, пожалуйста!

На ее лице появилось отражение какой-то внутренней перемены, которая неожиданно вдруг захватила и его.

– Вы сейчас находитесь за добрых полторы тысячи миль от людей, у которых такого же цвета волосы и глаза, как и у вас, – продолжал он, высказывая свои мысли вслух, точно это хоть сколько-нибудь могло бы пролить свет на интриговавшую его тайну. – Если бы вы были брюнеткой, – ну, тогда другое дело. Но ведь вы же не брюнетка. Вы – светлая блондинка, золотая, и у вас белый цвет лица. Ну не мучьте же меня, дайте мне идею! Кто вы, откуда и как сюда попали?

Он ждал от нее ответа, а она только ему улыбалась. Что-то страдальческое было в ее улыбке. Точно ком вдруг подкатил ему к горлу, и он на некоторое время совершенно позабыл о Брэме.

– Ведь вы не поняли ни единого слова из того, что я сейчас говорил, – обратился он к ней, схватил ее за руку обеими руками и крепко ее пожал, – не правда ли? Ни единого слова! Но мы все-таки понемногу добьемся своего. Мы научимся понимать друг друга. Я догадываюсь, что вы здесь уже давно и, кроме мяса, да еще и без соли, не ели больше ничего. Я ведь заметил, как вы бросились ко всем этим пакетам, которые валяются вот там на полу. Давайте же примемся за завтрак!

Он вывел ее в соседнюю комнатку, и она охотно стала помогать ему поднимать с полу закуски. Он почувствовал, что какая-то невыносимая тяжесть вдруг свалилась у него с плеч, и все продолжал и продолжал ей говорить, приготовляя в то же время и завтрак, которого она так нетерпеливо ожидала. Он старался не глядеть на нее. Он вдруг стал чувствовать какое-то новое возбуждение, какую-то теплоту, которая разливалась по его телу. Это было какое-то новое, приятное ощущение, нечто такое, чего он не мог объяснить себе в настоящую минуту. Только он знал, что это случилось с ним потому, что она ясно дала ему понять, что Брэм ее не обижал.

– Иначе бы я размозжил ему голову, когда он сидел здесь, нагнувшись над печкой, – продолжал он, приготовляя в своей кастрюльке какое-то кушанье из. сухого картофеля.

Он поднял на нее глаза. Она весело следила за его движениями и смотрела на картофель, раскрыв рот. Она показалась ему очень красивой. Он знал, что она все бы отдала, чтобы только его понять. Коса свесилась у нее с плеча. Она была толщиною в руку и не доплетена до конца. Он никогда еще не видел таких мягких, пушистых и отливавших золотом волос. Затем он вдруг выпрямился, его что-то осенило, и он показал на себя пальцем.

– Я – Филипп Брант, – сказал он, – Филипп Брант, Филипп Брант, Филипп Брант!..

Он повторял свое имя и все время указывал на себя пальцем. Вдруг лицо ее просияло. Точно сразу разрушилась вдруг стена, которая стояла между ними. Медленно, ясно и отчетливо она повторила его имя и затем улыбнулась и указала пальцем на свою грудь:

– Селия Армин! – сказала она.

Он чуть не перепрыгнул от радости через печь, хотел схватить ее за руку и пожать ее, но в это время стала подгорать его картошка. Селия Армин! Он мешал свою картошку и то и дело повторял это имя, и всякий раз, как произносил его, она одобрительно кивала ему головой. Он решил, что это было французское имя, но по-французски, к сожалению, он не знал.

Тогда он снова сказал:

– Селия!

Она тотчас же ответила ему:

– Филипп!

Послышались шаги. Это возвращался в хижину Брэм. Сопровождаемый воем и рычанием волков, он топором стряхнул с сапог снег и вошел. Филипп не обернулся в его сторону. Он не посмотрел даже, какой эффект произвело возвращение Брэма на Селию Армин. Он нарочно углубился в свою работу. Даже стал посвистывать. А затем, в последний раз помешав картофель, он указал на кастрюльку, в которой уже стал пузыриться кофе, и сказал ей:

– Помешайте кофе, Селия. У меня уже все готово!

И только сейчас он исподтишка на нее посмотрел. Хорошее настроение и цвет лица у нее сняло как рукой. Она приняла с печки кастрюльку с кофе и поставила ее на стол.

Тогда Филипп посмотрел и на Брэма.

Он все еще стоял спиной к двери. С тех пор, как он вошел в горницу, он не тронулся с места и как-то глуповато смотрел на происходившую перед ним сцену. В одной руке он держал ведро с. водой, в другой – замороженную рыбу.

– Опоздал с рыбой, Брэм! – крикнул ему Филипп. – Нельзя же заставлять нашу даму так долго ждать! К тому же я думаю, что ты так уже закормил ее мясом и рыбой, что у нее лезут на лоб глаза. Садись с нами завтракать!

Он выложил на оловянную тарелку горячий картофель, поджаренные лепешки и рис, сваренный еще накануне, и все это поставил перед девушкой. Затем наполнил тарелку для Брэма и, наконец, и для себя. Брэм не тронулся с места. Он все еще стоял у двери с ведром и рыбой в руках. Как вдруг он опустил их на пол и с рычанием, которое, казалось, вылетало у него из самой глубины груди, подбежал к столу и своей громадной рукой схватил Филиппа за руку и сжал ее так, что тот чуть не вскрикнул от боли. Все время не спуская глаз с девушки, он оттащил Филиппа назад и обе тарелки придвинул к ней.

– Мы будет есть мясо, мсье! – сказал он строго.

Глаза ее засветились торжеством. Она была теперь уверена, что Филипп должен был понять наконец то, в чем она старалась его убедить, а именно что, несмотря на свое безумие, Брэм обращался с ней хорошо. И Филипп понял ее и не смог удержаться, чтобы не пожать Брэму руку. Но тот даже и не заметил этого его порыва. Когда Филипп принялся за приготовление рыбы, он отошел к стене, и, чисто по-индейски, сел около нее на корточках. Он все время смотрел на девушку, пока она ела и пока Филипп не изжарил наконец рыбу. Когда же Филипп пригласил его к завтраку, то он поднялся, взял то, что осталось у него от окороков карибу, и снова вышел из хижины.

Минуту спустя до Селии и Филиппа донеслись со двора его дикий хохот и злобное ворчание волков.