Стивенсу снилась гибель его двадцати лошадей, барахтающихся между камнями в реке, и потому он плохо спал. Он проснулся еще до рассвета, но когда вылез из палатки, стараясь не разбудить своими движениями сынишку, то застал Альдоса уже у костра, поджаривавшего тоненькие ломтики ветчины на сковородке. По усталым глазам и лицу погонщика, по манере подергивать плечами сразу можно было судить, чего стоила ему потеря. Провалявшись на предложенном ему одеяле всего только три часа, Джон Альдос был так же весел, как трещавший перед ним огонь. Ему уже давно хотелось свистеть, да было неловко. Увидев же Стивенса, он начал.

– Мне не хотелось будить вас, пока не будет готов завтрак, – перебил он свой свист. – Слышал, как вы стонали, Стивенс. Не спали ночь. И мальчуган тоже. Он тоже все время ворочался. Но мне все-таки хотелось, чтобы вы встали пораньше. Сегодня у меня хлопот полный рот, и поэтому нам следовало бы поднять Керли Рупера с постели пораньше, чтобы успеть купить у него лошадей. Поищите-ка кофе. Я никак не могу найти.

В один момент Стивенс был уж около него.

– Так вы не раздумали, Альдос, – заговорил он, – вы не раздумали насчет того, что говорили вчера? Вы об этом именно говорите и сейчас?

– А то о чем же, черт вас побери? Да вы понимаете, Стивенс, по-английски, или нет? Кем же вы меня тогда считаете? Извольте покупать этих лошадей! Я бы на вашем месте занялся покупкой сейчас же и выбрал бы, пока не поздно, штук двадцать самых лучших из всего табуна.

В первый раз за все эти двое суток Стивенс улыбнулся.

– Да не снится ли мне все это? – проговорил он и отправился за кофе.

Заспанный мальчуган выполз из-под шалаша. Что-то жалкое показалось Альдосу в этом оставшемся без матери мальчике. Затем все трое принялись за еду.

Час спустя, покончив с завтраком, Альдос и Стивенс отправились к Керли. Когда они ярились к нему, то он уже натягивал на себя сапоги, а его жена уже поджаривала на сковородке ту же неизменную ветчину.

– Я слышал, что у вас есть продажные лошади, – обратился к нему Альдос.

– Имеются.

– Много?

– Двадцать девять. А может быть, и двадцать семь.

– Почем?

Керли поднял голову от сапог.

– Да вы покупаете лошадей, – спросил он, – или просто так?

– Я покупаю. Только мне некогда. Почем за голову?

– По шестьдесят, сэр. Только по шестьдесят.

– Хорошо. Я даю вам по шестьдесят долларов за штуку, считая в табуне двадцать восемь голов, а вот еще по десять долларов за каждую в придачу! – выпалил Альдос, доставая из кармана чековую книжку и походное перо. – Идет?

Озадаченный внезапностью такого предложения, Керли широко раскрыл рот и глаза.

– Идет? – повторил Альдос. – Включая сюда же попоны, седла, переметные сумы, веревки и палатки?

Керли кивнул ему головой и стал смотреть то на него, то на Стивенса, чтобы понять, не задумали ли они какой-нибудь выходки.

– Идет! – сказал он наконец.

Альдос вручил ему чек.

– Счет напишете на имя Стивенса, – сказал он. – Я только плачу за лошадей, а они будут принадлежать Стивенсу. Но только условие: никто не должен знать, кто за них уплатил вам деньги. Иначе не желаю. Можете вы мне это обещать?

Керли радостно посмотрел на чек.

– Давайте сюда библию! – воскликнул он. – Я поклянусь на ней, что мне уплатил за лошадей сам Стивенс! Даю вам слово английского джентльмена!

Не сказав больше ни слова, Альдос открыл дверь и вышел из избушки, оставив Стивенса в таком же изумлении, в каком все еще находился и Керли, которого все здесь называли кудрявым за полное отсутствие на голове волос.

Альдос прямо отсюда отправился на станцию железной дороги, чтобы справиться, в каком положении находятся работы по исправлению пути на Желтую Голову. Ему сказали, что с горы произошел обвал, засыпавший большими глыбами и щебнем полотно, но что работают на очистке пути сто человек и что, по всей вероятности, к полудню путь будет уже свободен. Десятник артели пришел оттуда с телеграммами и сообщил, что как раз в полночь шесть человек перенесли на своих плечах дрезину Куэда через все место обвала.

Было семь часов/ когда Альдос отправился в Миэтту. Он был уверен, что Иоанна уже встала. В это время года первые проблески дня обычно застают всех Отто уже за завтраком. Он так и сгорал от нетерпения передать ей поскорее разговор с Келлером и смеялся от одного только сознания, что так безумно хотел ее видеть.

– Прошу простить меня, что так рано пришел, – извинился он. – Полагал, мадам Отто, что вы уже отзавтракали.

Шотландка глубоко и громко с облегчением вздохнула.

– Ну, слава богу! – воскликнула она. – Я так рада, что вы пришли! Джек и Брюс только что ушли разыскивать ваше мертвое тело!

– Мы думали, что с вами что-нибудь случилось, – сказала Иоанна и направилась ко входу в палатку. – Вы не посетуете на меня, если я отправлюсь причесаться?

И, не ожидая от него ответа, она вбежала в, палатку. Как только она скрылась, улыбка тотчас же сошла с лица мадам Отто.

– Джек и Брюс ушли ночевать в сарайчик, – зашептала она не без тревоги, – а она спала вместе со мной. Она очень устала с дороги, но я так и знала, что она не заснет. Она все плакала. Я не слышала ее рыданий, но только вся подушка была мокрая. Я не задавала ей вопросов. Сегодня утром за завтраком она рассказала нам обо всем: и о Куэде, и о ваших опасениях, и о том, как он заглядывал к вам в окно, и так разнервничалась, что с вами что-нибудь за ночь приключилось, что даже не могла пить кофе, пока, наконец, Брюс и Джек не вызвались идти вас искать. Но я не думаю, чтобы она плакала именно из-за этого.

– И я тоже, – ответил Альдос. – Я так счастлив от одной только мысли, что она беспокоилась именно обо мне!

– Помогай вам судьба! – вздохнула мадам Отто.

Он посмотрел на нее и вдруг заметил в ее добрых глазах выражение все возраставшего удивления; она уже догадалась, в чем дело.

Их перебили голоса. Это выходили из кустов Брюс и Джек Отто, которые тотчас же и подошли к ним. Альдосу было неприятно, что Иоанна проговорилась о его ссоре с Куэдом. Он вовсе не был расположен разговаривать об этом и тратить попусту время на выслушивание их советов. Ему безумно хотелось поскорее остаться наедине с Иоанной и рассказать ей все то, что он узнал от Питера Келлера. Полчаса он ясно выражал свое нетерпение, и братья ушли, наконец, к себе в сарайчик. Через несколько минут после этого Иоанна уже опять стояла рядом с ним, и они, не спеша, отправились по тропинке, ведшей к его избушке у реки.

Он заметил, что за эту ночь в Иоанне произошла большая перемена. Под ее глазами были круги, каких не было вчера.

Он приступил к рассказу о своем визите к Питеру Келлеру. Когда он дошел, наконец, до того места, когда нужно было уже говорить о могиле и надгробном камне с фамилией Фиц-Юза, то у него самого сильно забилось сердце. Он ожидал, что то, что он узнал от Келлера, произведет некоторого рода сенсацию. К самому последнему моменту он даже подходил постепенно, боясь, как бы не произвести на нее потрясающего впечатления. Но отношение Иоанны к его рассказу поразило его, Она смотрела в пространство. А когда обернулась к нему, то в ее глазах он не нашел того, чего ожидал. Они были спокойны, без малейшей тревоги и только выражали внутренние страдания, которые ее еще удручали.

– Значит, завтра мы уже отправимся к этой могиле? – спросила она просто.

И в ее голосе тоже не слышалось ни малейшего волнения.

Он утвердительно кивнул ей головой.

– Мы отправимся туда с восходом солнца, – сказал он. – У меня в Желтой Голове свои собственные лошади, так что мы задерживаться не будем. Мы отправимся на Север прямо оттуда же.

– Вы имеете в виду приключение, о котором мне вчера рассказывали?

– Да. Меня уже целую неделю ожидает мой спутник, старый Дональд. Вот почему я так и спешил поскорее окончить книгу. Я и так уже задержал Дональда, и он стал нервничать. Мы предпринимаем с ним в некотором роде необычное в это время путешествие на Север, и Дональд никак не может понять, почему я не могу отложить окончание своей книги до другого раза. Он прожил уже шестьдесят лет в этих горах. Его полное имя Дональд Мак-Дональд. А я его называю Историей. Кажется, что он прожил в этих горах не шестьдесят лет, а целые века. Если бы только я мог записать все то, что он пережил! Но не могу. Три раза принимался, и всякий раз мне это не удавалось. Таких людей с каждым годом становится все меньше и меньше. Когда вы увидите его, вы поймете это.

Она взяла его под руку, и так они и пошли дальше.

Невдалеке от избушки между двумя деревьями была устроена скамейка, у которой он и оставил Иоанну одну. Не прошло и пяти минут, как он уже возвратился обратно с небольшим ранцем за плечами, запер за собой дверь и присоединился к ней опять. Он больше не говорил ей о Желтой Голове, пока они не дошли до палатки Отто, и здесь ему оставалось только уверить ее, что он зайдет за ней за полчаса до отхода поезда и отправится далее.

Отсюда он поспешил на телеграф и отправил телеграмму Мак-Дональду. Между прочим, он сообщал ему, что приедет с дамой, и что он должен иметь это в виду при устройстве помещения. Он знал, что это поразит старого горного бродягу, как громом, но был также уверен и в том, что, как бы старик ни обижался на него за это, он все-таки в точности исполнит его поручение. У Желтой Головы были и другие дамы, именно жены его знакомых, у одной из которых он мог бы поместить Иоанну. Но при создавшихся условиях он считал, что его собственная хижина могла бы предоставить Иоанне гораздо больше безопасности, чем у кого-нибудь на стороне, по крайней мере, на день или два. За это время он рассчитывал посвятить в свои тайны кого-нибудь из знакомых, по всей вероятности, Блектона и его жену. Но, подумав и взвесив все обстоятельства еще раз, решил, что довериться Блектонам в этот же вечер все-таки являлось крайне необходимым.

Блектон был одним из инженеров, которые творили в горах чудеса. Он был другом Альдоса, готовым в случае необходимости померяться за него силами с кем угодно. Его жена, которая предпочла лучше разделить судьбу своего мужа в его постоянной пляске на кратере вулкана, чем вести роскошную и спокойную жизнь в городе, привлекала к себе все лучшее и все женственное, что только находилось у Желтой Головы. Почему было бы не телеграфировать им, чтобы они встретили Иоанну на вокзале и повезли ее оттуда прямо к себе? Такое радушие и проявление симпатий могло бы доставить удовольствие и самой Иоанне. А то брать ее к себе в избушку!..

Внутренне он выругал себя и послал вторую, гораздо более длинную телеграмму. На этот раз уже Блектону.

Обедал он со Стивенсом, который вспрыскивал свою новую покупку. После двух часов дня он повел Иоанну на вокзал. Она была одета в тот же костюм, как и тогда, когда он увидел ее у Биля Куэда. На ней была густая вуаль. Сквозь серую дымку он видел ее ласковые глаза и выбившиеся из-под шляпы светло-каштановые волосы. И он понял, почему именно она надела на себя вуаль. Это заставило его сердце забиться быстрее, так как теперь он уже знал, что она старалась скрыть свою красоту решительно от всех, кроме него, и что тем более чувствовала бы себя неловко под упорными взглядами орды.

Когда они проходили по платформе, то она шла с ним под руку, крепко к нему прижавшись, и это заставляло его тихо и радостно улыбаться, так как он испытывал в себе какой-то сладкий трепет. Он не говорил ни слова. Когда же они уже заняли свои места в вагоне, то Иоанна пожала ему руку, посмотрела на него и тоже ничего не сказала. Но брошенный ею из-под вуали взгляд подсказал ему, что она понимала все. И так же без слов она попросила его задержать пока в глубине своей души те слова, которые он готов был уже сказать ей и которые могли бы оказаться такими безумными, что не укладывались бы ни в какие речи.

Они прибыли к Желтой Голове еще до сумерек, Прежде чем подняться с места, Альдос выждал, пока отхлынула из вагона публика. Иоанна взяла его под руку, и они направились к выходу. Он почувствовал, как крепко она в него вцепилась. На площадке они задержались немного, и он ощутил, как она дрожала. Она вдруг выдернула из его руки свою руку, и он обернулся. Она подняла вуаль. Ее лицо было мертвенно-бледным. С каким-то странным выражением вопроса во взгляде она уставилась в кого-то в этом море голов и задышала так быстро, точно долго бежала. От удивления Джон Альдос не мог двинуться с места. Кого-то Иоанна ожидала встретить, кто был ей уже знаком! И это поразило его, заставило почувствовать, как вдруг похолодело сердце. Он сам остановился, точно в трансе. А затем вдруг каждая капля крови в его жилах превратилась в пожар.

Освещаемая слабым светом станционных фонарей, на платформе стояла группа мужчин. Все они стояли, обернувшись к поезду. Среди них Альдос узнал одного с распухшим лоснящимся лицом, которое нахально улыбалось прямо ему в глаза.

Это был Куэд!

Крик испуга вдруг вырвался из груди Иоанны, и Альдос понял, что она тоже его увидела. Но тот, на кого она смотрела, был не Куэд. Не его она ожидала здесь встретить и не ради него подняла на себе вуаль перед целой толпой.

Он вышел из вагона и подал ей руку. Ее пальцы вцепились в неё конвульсивно и были холодны, как у покойника.