При свете костра Филипп и Жанна стояли друг против друга.

— Живо! — крикнул он. — Мы должны торопиться. Дорога каждая минута!

Он наклонился и поднял с земли свой револьвер, В ту же секунду он услышал подавленный стон, оглянулся и увидел, что Жанна близка к обмороку. Она припала к скале ещё до того, как он протянул ей руку.

— Вы ранены? — воскликнул он. — Жанна, Жанна, отвечайте мне!

Он уже стоял на коленях, почти держал ее в своих объятиях и называл ее нежно по имени.

— Нет, нет! — болезненно отозвалась она. — Я не ранена… во всяком случае несерьезно.

Видно было, Что она делает над собой большое усилие.

— У Меня болит лодыжка. Вероятно, я растянула жилу… там, на скале. А теперь…

Она не окончила фразы и тяжело облокотилась на его руку. Глаза ее были полны непередаваемой муки.

Филипп поддержал ее. Треск в кустарнике слышался на расстоянии пистолетного выстрела, но он в этот момент не чувствовал никакого страха. Жизнь снова заиграла в его жилах. По мере того, как он вместе с Жанной продвигался по тропе к берегу, отчаяние оставляло его: Он чувствовал ее руку в своей. Его губы касались ее волос, и он чувствовал, как ее сердце бьется рядом с его сердцем. Он освободил ее из своих объятий только в ту минуту, как они добежали до лодки.

Не теряя времени на лишние разговоры, он усадил Жанну в лодку и так же молча направил свое суденышко вдоль берега. Пройдя около ста ярдов вниз по течению, он пересек реку и снова скрылся в прибрежном камыше.

Жанна сидела совсем близко к нему, и он слышал ее прерывистое дыхание. Вдруг он почувствовал прикосновение ее руки.

— Мсье! — воскликнула девушка. — Я хочу узнать у вас, что с Пьером.

В ее словах звучал страх. Филипп в нескольких словах передал ей все, что случилось и чему он был свидетелем. Он сообщил, что Пьер был ранен, но неопасно, и что он обещал ему свезти сестру в Божий Форт.

— Это будет повыше Черчилла? — спросил он.

— Да! — прошептала она. — Повыше!

Они услышали шум голосов и увидели, как на противоположном берегу несколько человеческих фигур бежало к лодкам на мелководье.

— Они не сомневаются в том, что мы направились в Черчилл! — со смехом сказал Филипп. — Конечно, это — ближайшее убежище. Вы взгляните только…

Одна из лодок была спущена на воду и тотчас же направилась вниз по течению. Спустя пару минут за ней последовала вторая лодка. Как только замер шум весел, Филипп радостно рассмеялся.

— Они до самого утра будут искать нас между портом и заливом. А после того примутся за поиски в самом Черчилле.

Не глядя он почему-то чувствовал, что Жанна сидит, опустив голову на руки, и переживает все то, что случилось. Но он не хотел тревожить ее и лишь тогда, когда услышал мгновенное судорожное рыдание, снова нагнулся над ней и слегка коснулся ее плеча. Он понимал, что независимо от того, что происходило у него на душе, он должен на время скрыть это и заботиться только о девушке.

— Вы прочли мое письмо? — ласково спросил он.

— Да, мсье!

— В таком случае вы легко можете понять, что имеете все основания довериться мне!

В его голосе одновременно зазвучали гордость, сила и уверенность в победе. Это был голос мужчины, знающего меру своих сил, — голос, согретый теплом великой любви и сознанием, что отныне он, Филипп Уайтмор, является единственным покровителем существа, самого дорогого ему на свете.

Жанна уловила все это и радостно вздрогнула. Она протянула обе руки, в темноте нащупала его руку и на одно Мгновение в полной неподвижности задержала свое весло в воздухе.

— Благодарю вас, мсье, — произнесла она едва внятно. — Я верю вам так, как могла бы верить только Пьеру!

Он вспомнил все слова, которые когда-либо слышал от женщин, и все они показались ему жалкими по сравнению с теми, что тихо произнесла Жанна. В легком прикосновении ее пальцев он нашел все те радости, о которых мечтал и которые может дать только любимая женщина. Он остался сидеть молча, почти без движения, когда Жанна ослабила свое пожатие и выпустила его руку.

— Я постараюсь доставить вас в Божий Форт, — произнес он, стараясь подавить в голосе все то блаженство, которое испытывал в душе. — Но вы должны дать мне самые точные указания, быть моим гидом!

— Божий Форт находится на расстоянии двухсот миль от Черчилла, выше по течению! — ответила она поняв, что он хотел сказать.

В продолжение десяти минут он греб изо всех сил, затем повернул к берегу и остановился на расстоянии какой-нибудь полумили от мелководья, близ которого разыгралась предыдущая сцена.

— Правда, — начал он, — это не совсем удобно, но все же мы должны остановиться здесь на некоторое время. Вам необходимо как можно скорее сделать перевязку на лодыжке. На носу находится сверток с платьями. Может быть, вам нужно что-нибудь? Я немедленно достану все, что хотите! Дать вам этот сверток?

— Благодарю вас, я сама разберусь в нем. Вы только помогите мне добраться до него.

Она подала ему руку, сделала попытку подняться, но тотчас же с сильнейшим криком боли упала на прежнее место.

Его самого удивило это обстоятельство, но он испытывал особую радость оттого, что она была больна. Он прекрасно знал, что она страдает и не может ни сидеть, ни стоять. Он вспомнил, что в лагере, из которого они только что бежали, она, несмотря на адские муки, встала и пришла к нему на помощь, — и вот именно эта отзывчивость и желание оказать ему содействие наполнили все его существо такой радостью, какой, казалось, он еще доселе не испытывал.

— Нет, вы не можете сами ходить, и мне придется поднять вас! — сказал он так, точно беседовал с малым ребенком. Его тон успокоил ее, и она не оказала ни малейшего сопротивления, когда он действительно поднял ее на руки. На один миг она снова оказалась совсем близко к нему, и, когда он перенес ее через скамью, ощутил рукой нежную теплоту ее лица.

— Я специалист по вывихам! — сказал он полушутливо, стараясь приободрить Жанну ввиду предстоящей мучительной пытки. — За последние три месяца мне пришлось перевязывать, по меньшей мере, шесть человек. Снимите, пожалуйста, ваши мокасины и чулки, и я сделаю вам перевязку.

С этими словами он вынул из кармана большой носовой платок и опустил его в воду, после чего сделал несколько шагов по берегу, где нашел индейскую иву. Нарезав с помощью карманного ножа довольно много коры, он прополоскал ее в воде, долго мял в руках и вернулся к девушке, которая успела к тому времени разуться. Ее голая ножка нежно светилась в лунном сиянии.

— Я предупреждаю, что вначале будет довольно больно, — ласково и сочувственно произнес он. — Но это — самое лучшее и верное средство! Назавтра вы так поправитесь, что сумеете свободно стоять на ногах и даже ходить. Вы легко переносите боль?

Он опустился пред ней на колени, едва решаясь прикоснуться к ее ноге.

— Не знаю! — ответила она. — Боюсь, что буду кричать!

Ее голос дрожал, но Филипп уловил в нем разрешение. Он сложил мокрый платок в виде бандажа, поверх него растянул ивовую кору, после чего осторожно взял одной рукой ногу девушки, а другой слегка коснулся поврежденного места.

— Еще раз предупреждаю, что вы вначале почувствуете довольно сильную боль! — повторил он, — но это будет длиться самое непродолжительное время.

— Готово! — крикнул он через несколько минут и нервно рассмеялся. Бандаж был наложен так туго, что Жанна совершенно лишилась возможности двигать ногой.

Покончив с перевязкой, он вернулся к лодке, а Жанна временно оставалась еще на прежнем месте. Он дрожал, чувствуя, как от безумной радости горит все его тело. Жанна что-то сказала ему, и ее голос звучал так нежно и вместе с тем так застенчиво, что он стал внимать ему, как мальчик, готовый сделать все, что только от него потребуют. Он был счастлив, что ночной мрак скрывает его лицо, но отдал бы все сокровища мира за то, чтобы увидеть в эту минуту выражение лица девушки.

— Я готова! — сказала она.

Он перенес ее в лодку и устроил на растянутых платьях так, что при желании она могла свободно спать. Впервые за все время свет падал таким образом, что он мог увидеть ее всю — от головы до ног. На один миг их глаза встретились.

— Вы должны во что бы то ни стало уснуть! — убедительно произнес он. — Вы будете спать, а я останусь на веслах всю ночь.

— А вы уверены в том, что Пьер не ранен серьезно? — с дрожью в голосе спросила она. — Может быть… может быть, вы просто скрываете от меня печальную правду?

— Уверяю вас, что пуля только поцарапала его! — ответил Филипп. — Я не допускаю возможности, что он ранен серьезно. Я, к сожалению, дорожил каждой минутой и никак не мог остаться с ним. Он в самый короткий срок присоединится к нам. Будьте совершенно спокойны!

Он занял свое место на корме, а Жанна довольно уютно устроилась на ложе из платьев и медвежьих шкур. В течение некоторого времени Филипп греб в абсолютном молчании. Он надеялся вначале, что какое-нибудь слово Жанны даст возможность продолжить начатый разговор. Он жаждал этого, несмотря, на то, что решил обеспечить девушке полный покой. Но ни единое слово не доносилось с носа лодки, и через полчаса Филипп убедился, что она вняла его словам и заснула.

Филипп чувствовал, что ночь утомляет его, и с волнением ждал, когда, наконец, дневной свет сменит ночной мрак, надеясь, что утром Жанна рассеет значительную часть его сомнений. Во всяком случае, он узнает кое-что из ее личной жизни и выяснит основные причины готовящейся атаки на Черчилл.

Он не выпускал из рук весел в продолжение еще одного часа, а затем зажег спичку и взглянул на часы, которые показывали три.

Жанна по-прежнему не шевелилась, но, когда спичка осветила пальцы Филиппа, он вздрогнул, услышав ее голос:

— Скоро утро, мсье?

— Приблизительно через час начнет светать! — ответил он. — Вы спали, и довольно крепко! Знаете…

Ее имя было на его губах, но у него не хватило ни духу, ни силы произнести его. А между тем в слове «мсье», которое произнесла Жанна, было что-то ободряющее.

— Знаете… я думаю, что вы голодны! — закончил он фразу.

Жанна приподнялась и села почти прямо на медвежьей шкуре.

— Там в узле вы найдете все, что нужно, мсье Филипп! — сказала она. — Если не ошибаюсь, имеются и маслины!

— Вот это чудесно! — с восторгом сказал молодой человек. — Но я очень и очень прошу вас о следующем: выпустите слово «мсье» в разговоре со мной. Разрешите вас уверить, что мое самое сокровенное желание заключается в том, чтобы вы называли меня просто по имени. Вам угодно исполнить мою скромную просьбу?

— Если вам так больше нравится, — нерешительно произнесла Жанна. — Итак, вы найдете в узле все необходимое для завтрака, а я приготовлю вам чашку кофе, мсье…

— Опять?

— Я приготовлю вам чашку кофе, Филипп!

В ее голосе зазвучал смех, и Филипп от радости задрожал.

— Очевидно, вы имели в виду провести целый день вне дома, — сказал он. — Вы хотели уехать после свидания со мной? Мне только очень интересно… страшно интересно знать, что именно заставило вас отозваться на мое письмо… потому что, видите ли…

Он чувствовал, что начинает сбиваться, и в темноте все его лицо густо покраснело, Жанна ответила с очаровательным тактом:

— Ваше письмо заинтересовало нас, конечно! Надо вам знать, что Пьер вообще очень любопытный человек. Что же касается меня, то я хотела лично поблагодарить вас за возвращенный платок. Мне только очень досадно, что вы не нашли оброненной мной там же кружевной ленты.

— Вы ошибаетесь: я нашел ее! — воскликнул он.

Тут же на месте он прикусил себе язык и внутренне выругался. К чему эта излишняя болтливость? Жанна молчала, но после недолгой паузы спросила:

— Итак, вы разрешаете, чтобы я сварила вам кофе?

— Но способны ли вы сейчас на это? Ваша нога…

— Ах, я совершенно забыла про нее! — отозвалась она. — Вы правы, я должна быть очень осторожна с ней,, но я могу показать вам, как надо варить кофе.

Ее естественная простота, мелодичность голоса, грация, сквозившая во всех движениях, восхитили и вместе с тем поразили Филиппа. Никогда до сих пор он не встречал лесной девушки, которая хоть сколько-нибудь походила бы на Жанну. Ее красота и прекрасные манеры пленили его — пленили с первого момента, как он увидел ее рядом с братом на скале. Но теперь ее голос, музыка слов и неподдающаяся описанию прелесть всего облика еще удесятерили первое впечатление. При желании он мог подумать, что тут, так близко на носу сидит мисс Айлин Брокау, но голос Жанны был гораздо нежнее и мягче. К тому же в самой коротенькой фразе, даже в отдельных словах, срывавшихся с ее языка, звучала самая неподдельная искренность, сквозила правда. Он Подумал о том, что вероятно, Жанна кончила школу, где было обращено исключительное внимание на постановку голоса и изысканную разговорную речь. Он почти не сомневался в том, что дело обстояло именно так, как он предполагал.

— Нам придется высадиться на берег, — сказал он, выискивая взглядом подходящее место. — Вы будете испытывать известные неудобства, если не привыкли к этому.

— Это я-то, мсье Филипп, непривычна к жизни на этих берегах! — воскликнула она, — ведь я родилась здесь!

— В Пустыне?!

— В Божьем Форте!

— Но вы не всегда жили в нем?

В продолжение нескольких секунд Жанна хранила молчание.

— Да, мсье, всегда! — ответила она наконец. — Мне восемнадцать лет, и теперь только я впервые увидела то, что у вас именуется цивилизацией. Это был мой первый визит в Черчилл. До сих пор я никогда не выезжала из Божьего Форта.

Она говорила тихим, покорным голосом, в котором звенела правда. Филиппу моментами чудились в нем трагические нотки. На пять-десять секунд его сердце как будто перестало биться, и он подался вперед и пытливо заглянул в глубокие, прекрасные глаза, твердо встретившие его взгляд. В эту минуту пред ним раскрылся весь мир и поведал ему тайну, которую в первую минуту он не мог осилить и понять.