Часа в три ночи Жунид неожиданно проснулся. Это случилось с ним в первый раз за все время его оперативной работы. Несколько минут он лежал неподвижно, еще весь во власти какого-то назойливого видения, преследовавшего его во сне. Потом снова закрыл глаза, пробуя вспомнить, но не сумел.
Он лежал на деревянной раскладушке в доме Махмуда Коблева. В углу, на тахте, храпел Дараев. Жуниду вдруг захотелось бросить в него чем-нибудь, но он сдержался и, потихоньку встав, оделся и вышел во двор.
Ночь стояла тихая и темная. Ни одной звезды. И совсем тепло. Не похоже, что средина октября.
В конюшне заржала лошадь. Жунид беззвучно засмеялся. Ну конечно. Во сне его преследовал один и тот же кошмар: скачущий прямо на него вздыбленный конь с одним огромным глазом во лбу. Жунид увертывался от него, пытаясь бежать, но ноги увязали в жидкой трясине, доходившей ему до колен…
- Черт побрал бы этого одноглазого мерина, - негромко выругался он и достал папиросу. Ему надоело постоянно клянчить у Дараева, и вчера он купил в сельпо пачку папирос, решив, что бросит курить позднее, как только развяжется с чохракским делом.
Он присел на ступеньку крыльца и, затянувшись, пустил дым вверх, в черное, пустое небо.
Странно: спал как будто мало, а чувствовал себя гораздо бодрее вчерашнего. Может быть, стоит подумать, пораскинуть мозгами?
Несколько минут он колебался. А может, вернуться в дом? Утро вечера мудренее…
Потом вспомнил, что в комнате его опять ждет дараевский храп и, решительно поднявшись, зашагал к калитке.
Аул спал. Лениво и сонно тявкнула какая-то собачонка и, не встретив поддержки у других своих аульских сородичей, успокоилась.
Жунид вышел к реке и медленно побрел вдоль берега.
Если бы было светло, он достал бы сейчас свою записную книжку. Впрочем, иногда даже лучше обойтись без нее. Разные, не стоящие внимания мелочи не будут путаться под ногами.
Итак, что ему было известно и что изменилось после отъезда из Краснодара?
…Убийство Трама Лоова и угон лошадей - в ночь с двадцать первого на двадцать второе сентября.
…Табунщики никого в лицо не запомнили. Никаких примет.
…Первым обнаружил связанных коневодов Пазад Киков. Путался в показаниях, которые давал начальнику Насипхабльского райотделения милиции. Отсидел сутки в КПЗ. Ни за что ни про что. К налету никакого отношения не имеет.
…Только ничего лишнего. Нужно оставить в покое все, что было известно раньше. Иначе нетрудно запутаться.
Жунид споткнулся о камень, но даже не почувствовал боли. Не отвлекаться…
…Кушхов Хатби и Еганов Мурат. По версии Денгизова их надлежало проверить. Но у обоих - алиби. Типы, конечно, отпетые. Один - пьяница, другой - самогонщик. Но алиби есть алиби. Оба сидели под стражей в ночь убийства. Не они. Хотя обоих надо иметь в виду. Еганов мог не все рассказать.
…Кстати, ночевали оба у барышника Макара Барболина в ауле Дадакай. Двадцать первого сентября. Хотя Барболин тогда только что вернулся из тюрьмы. Что с него возьмешь? Он ничего не знает.
…Хахан Зафесов. Одиозная фигура. Вот кого бы следовало растрясти. Но сейчас бесполезно. Ему надо показать хотя бы одну козырную карту, тогда он откроет свою. А у него, Жунида, пока такой карты нет. Не нашел, товарищ старший оперуполномоченный!..
Сам Зафесов, конечно, не участвовал в налете, но он знает. Знает и не скажет…
…Аскер Чич. История с краденым конем, которого Хахан Зафесов якобы поставил к нему в конюшню и тем подвел Аскера под арест, неинтересна. Да и было это при царе Горохе.
Чем же оказался полезен Чич.
Жунид снова полез за папиросой.
Тогда на ферме Вадим подсказал ему, что необходимо проверить сведения, полученные от Чича…
Он вспомнил, наконец, и подосадовал на себя, что именно эта деталь вот уже второй раз вылетала у него из головы.
Табунщик назвал фамилию Дзыбова. Вот кого нужно сейчас искать.
Дзыбов, как утверждал Аскер Чич, был в ауле Чохрак накануне нападения на конеферму. Его же видел с двумя неизвестными на бахче Талиб Бичоев.
Между прочим, Дзыбов…
Стоп!
Жунид потер виски. Что-то мешало ему. Он не мог понять, что. Напрашивалась какая-то ассоциация, но он не мог уловить ее. Нужно по порядку. Не торопиться.
Итак, двадцать первого сентября, за несколько часов до убийства Лоова, Дзыбов побывал в Чохраке, где его видел табунщик Чич, и на бахче у сказочника Талиба. Причем с ним явились еще двое верховых, которых старик не разглядел в темноте.
…Хороши дыни у Талиба. Обязательно заехать на обратном пути. Не из-за дынь, конечно. Просто лишний раз порадовать словоохотливого старика. Он будет доволен.
…Что еще? Да, среди приятелей и собутыльников Дзыбова есть некий Мустафа Зизарахов. Пьяница и лодырь. Своим поведением позорит собственного отца, знатного чабана. Мустафа нигде не работает, играет в карты, пьет и шляется по аулам, неизвестно зачем…
…Чьи показания? Этого, с неприятным лицом, - Якуба Сиюхова. Какого черта?!. Причем здесь лицо? Сиюхов не давал повода для подозрений…
И все-таки, что-то остается вне поля его зрения!
…Дай Бог памяти! Какой из себя Дзыбов? Высокий, красивый, по словам Якуба. Живет в Насипхабле со старухой-матерью. Отец, бывший белогвардейский офицер, погиб в гражданскую от партизанской пули… Вот и все, кажется… Больше ничего не известно… Да, учился до революции в Екатеринограде. Либо в реальном, либо в гимназии. И великолепно говорит по-русски…
Шукаев еще несколько минут вышагивал по берегу реки, пытаясь разобраться, почему его мысли так занимает Дзыбов, и, не успев в этом, присел на сухие бревна, валявшиеся возле самой воды.
Речушка неслась по камням бодро и шумно. Здесь, в низине, было куда прохладнее, и он поднял воротник плаща.
…Ладно. Шут с ним, с Дзыбовым. Что дальше?
…Следы. Они дали многое. Так, по крайней мере, вначале казалось Жуниду. Была двухколесная бричка, приметы которой, судя по следам, совпадали с приметами двуколки, похищенной с конефермы колхоза «Заря». Были отпечатки копыт Зухры. Нашелся одноглазый мерин. Все сходилось у дома Егановых! И вдруг - на тебе! Не тот мерин! Сиюхов клятвенно заверял вчера, что его ввела в заблуждение черная лохматая шерстка коня. Да и глаз, пораженный бельмом, тоже левый, как у похищенной лошади.
Разница в том, что у егановского мерина бельмо закрывало весь глаз, а у чохракского - только часть. Кроме того, масть найденного коня имела несколько другой, иссиня-черный оттенок.
А раз лошадь не та, как отнестись к именам, которые назвали Мурат Еганов и его мать? Могут ли они помочь ему распутать весь клубок?..
Известно о постояльцах егановского дома немного: Асфар (усики), судя по тону, каким говорила о нем Ханифа, пользовался наибольшим уважением в этой троице. Возможно, он и есть главарь шайки?.. Потом - Тау. Странное имя. Скорее кличка. Изуродовано левое ухо.
В первый раз в доме Ханифы останавливались Асфар и двое незнакомых ей людей. Лошадей - шесть (о бричке - ни слова!). А с чохракской конефермы угнали восемь конематок с двумя жеребятами, одноглазого мерина и карабаира. Самое ценное, разумеется, карабаир. Сколько ни выспрашивал Жунид у матери и сына Егановых о приметах лошадей, ничего похожего на карабаира (по их рассказу) у Асфара и его спутников не было.
…Туман. Сплошной туман - и никакого проблеска. Нитей как будто и много, но за которую из них тянуть?
Жунид опять закурил, вслушиваясь в монотонный говор реки, огляделся вокруг. На горизонте возникла светлая полоска рассвета. Стало прохладнее. Он поежился и, поднявшись с бревен, медленно добрел к дому Коблева.
…Надо искать Асфара. Надо искать всех троих - Асфара, Тау и…
Газиз! Асфар упоминал это имя!
У него даже захватило дух от возбуждения. Вот оно! Вот звено, которое все время ускользало! Ханифа говорила, что Асфар должен был встретиться с каким-то Газизом? А Дзыбова тоже звали Газиз…
И все трое очень подозрительны. Просто так люди не водят за собой на поводу запасных лошадей из аула в аул. А может, случай натолкнул его на других конокрадов? Тем более, что Асфар и Тау побывали у Егановых в середине сентября. А в Чохрак налетчики нагрянули двадцать второго. Значит, не те? И опять все сначала?..
Но довольно. Нужно браться за Газиза Дзыбова…
…На другой день Махмуд Коблев принес Жуниду из райотделения письмо Майкопской окружной милиции о розыске ею шести лошадей, уведенных неизвестными преступниками из конюшни гиагинского станпо в ночь на семнадцатое сентября…
* * *
Аул спал. На крышах домов лежала голубоватая ртуть лунного света. Ветра не было и неподвижные тополя напоминали молчаливых монахов, завернувшихся в свои черные ниспадающие одежды.
Окрестные холмы, извилистая река Фарс, блестевшая от лунного света, голые темные руки ореховых деревьев в колхозном саду, - все было спокойным, мирным и почти нереальным.
Жунид и Вадим в сопровождении Коблева подъезжали к Насипхаблю. Весь сегодняшний день ушел на повторный допрос Егановых и другие хлопоты. По вызову Шукаева явился представитель гиагинского станпо и опознал лошадь, изъятую у Мурата Еганова. Ее по акту передали владельцам. Таким образом, все сходилось: Асфар и Тау ночевали у Ханифы, если верить ее показаниям, в средине сентября, а лошади были похищены из конюшни станпо - семнадцатого. Ханифа не помнила числа, но Жунид заставил ее сопоставить другие события, которые она могла назвать, и пришел к выводу, что посетить егановский домик конокрады могли и семнадцатого (т. е. сразу же после кражи), и восемнадцатого. Если налет на чохракскую конеферму также был связан с именами Асфара и Тау, то это еще предстояло выяснить. Во всяком случае, вероятность этого не исключалась.
Егановы почти ничего нового не сообщили, так что у Жунида и Вадима оставалась одна единственная надежда - Газиз Дзыбов. Решено было отправиться в Насипхабль.
- Посмотри, - негромко сказал Вадим, - минарет под пожарную каланчу переоборудовали. Интересно, как смотрит на это население?
- Да никак, - ответил Шукаев. - Сейчас уже не те времена, когда закрытие мечетей доводило до крайностей. Старики, конечно, гудели, может, даже и эксцессы какие-либо случались… Впрочем, в Насипхабле еще одна мечеть есть. Совсем крохотная и без минарета. Она, по-моему, действует…
- А твои родители верят? Если не секрет, конечно, - полюбопытствовал Вадим.
- Какой тут секрет? Мать - вроде верит, но не молится и уразу не держит. Хотя, знаешь, трудно даже сказать, вера это, или что-то вроде привычки. Она может сто раз помянуть аллаха в разговоре, ни за что на свете не притронется к свинине, не сядет в присутствии муллы, но если заболеет обыкновенной ангиной, то, ручаюсь, прибегнет не к помощи эфенди или знахарки, а пойдет в медпункт или съездит в городскую амбулаторию…
- А отец?
- Отец у меня безбожник. - В голосе Жунида послышались горделивые нотки. - И вообще славный старик…
- Работает еще?
- Да. На конезаводе. Он у меня великий знаток лошадей….
Помолчали. Коблев не вмешивался в разговор и ехал в некотором отдалении, соблюдая неписаный закон кавказцев: младший должен быть сзади.
- Послушай, Вадим, - начал Шукаев несколько смущенным тоном. - Вот ты сейчас заговорил о моих стариках, и я вдруг подумал, что мы, в сущности, мало знаем друг о друге… и мало интересуемся. Стыдно, конечно, но я до сих пор не удосужился спросить, как там у тебя дома? Ведь твоя жена, кажется, малыша ждала?..
Дараев опустил голову.
- Мертвого родила, - глухо сказал он.
Жунид мысленно обругал себя последними словами.
- Прости, я не знал.
- Я сам виноват, - после некоторого раздумья отозвался Вадим. - Я сторонился тебя… и, если уж говорить правду, завидовал немного. Теперь это прошло… - Он понизил голос: - И если тебе не безразлична моя дружба…
Жунид молча протянул ему руку.
- Я рад, Вадим. Просто у меня характер скверный… я нелегко схожусь с людьми… А когда я появился в управлении, ты был близок с Ивасьяном…
- Демагог, - сказал Вадим, и это прозвучало как ругательство.
…В одноэтажном саманном доме районного отделения милиции горел свет. Всадники привязали лошадей к коновязи и вошли в кабинет начальника. Коблев остался в приемной.
Начальник отделения Хаджиби Туков разговаривал с высоким черноволосым мужчиной в милицейской форме.
- Здравствуйте, здравствуйте, - поднялся Туков, - давно вас поджидаю. Он поочередно пожал им руки.
Шукаев знал, что перед ним сидит человек, которого полтора года назад повысили в должности, переведя из Краснодара сюда, в Насипхабльский район. Место Хаджиби Тукова и занял в угрозыске Жунид.
Отослав Стоявшего в стороне дежурного милиционера, Туков снова заговорил, почему-то избегая взгляда Шукаева.
- Мы вам очень благодарны. Я уже знаю, что вы напали на след гиагинских лошадей. А одна даже нашлась…
- Видите ли, - мягко перебил Жунид. - Люди, которых мы подозреваем в похищении коней из станпо, возможно, замешаны и в налете на конеферму в Чохраке… Так что я прошу вас держать меня в курсе всех событий, которые могут быть связаны с обоими делами…
- И мы хотели бы просить вас откомандировать нам в помощь вашего участкового Коблева, - добавил Дараев…
- Людей не хватает, - развел руками Туков, - но что же поделаешь. Нельзя отказать областным работникам. Берите моего Махмуда.
- Спасибо, - сказал Жунид. Ему не понравился Туков. С лица не сходит улыбка, а глаза холодные и неприязненные. Однако они сюда приехали не ради того, чтобы завоевывать расположение начальника милиции.
- Чем еще могу помочь? - спросил Туков.
- В Насипхабле живет некий Газиз Дзыбов. Что вы можете сказать о нем?
- Довольно темная личность. Отец белогвардейский полковник, убит в двадцатом году. Мать - простая крестьянка. Газиз как будто внебрачный сын. Определенных занятий не имеет. Часто ездит. Подозреваем, что спекулирует, но пока не попадался…
- Он сейчас в ауле?
- Да.
- Ну что ж, спасибо. Завтра займемся им. Кстати, мы могли бы переночевать здесь, в отделении?
- Разумеется. У нас есть специальная комната. Четыре койки.
- Богато живете, - улыбнулся Дараев.
Туков вдруг бросил испытующий взгляд на Вадима Акимовича.
- А вы оба давно из Краснодара?
- Да уже несколько дней.
- Значит, ничего не знаете?
- О чем?
- Ивасьян арестован!
Начальник отделения сказал это торжествующим тоном И при этом снова выразительно посмотрел на Дараева. Вадим понял.
- Если вы думаете, что меня это известие должно взволновать больше, чем вас, то ошибаетесь, - спокойно сказал он. - А за что же?
- Взятка, связи с контрабандистами а еще… Всех подробностей я не знаю…
- Проводите нас на ночлег, если можно, - попросил Жунид. Его начинало тяготить общества Тукова. С первых же минут разговора он вызывал антипатию.
…Через полчаса они уже лежали в постелях. Коблев мгновенно заснул, а Жунид и Вадим болтали. Это был первый их вечер, когда они разговаривали по душам, откровенно и просто, как это умеют мужчины. Жунид больше слушал и мысленно сопоставлял то, что рассказывал Дараев, со своим собственным житьем-бытьем. У Вадима было совсем другое. Жену он, видно, очень любил, и она платила ему такой же глубокой привязанностью.
Они долго не спали. Наконец Жунид заворочался и вздохнул.
- Я надоел тебе? - спросил Дараев.
- Что ты. Просто я тебе немножко завидую…
- В чем же?
- Не ладится у меня с Зулетой, Вадим.
Дараев был первым, кому Жунид без утайки рассказал все…
* * *
Газиза Дзыбова, действительно, можно было назвать красивым. Чуть выше среднего роста, стройный, с густыми вьющимися волосами и атлетическим торсом, он принадлежал к числу тех мужчин, которые отлично осведомлены о своих незаурядных качествах и знают себе цену.
Жунид почему-то сразу представил себе Газиза в роли Дон-Жуана. Выразительные черные глаза, обрамленные густыми ресницами, при случае могли принимать томно-разочарованный вид, как известно, магнетически действующий на девиц определенного сорта. Нос - прямой, с едва заметной горбинкой. Высокий лоб, красиво очерченный рот с полными чувственными губами. На подбородке - ямочка. Кожа на лице - белая, гладкая, как у юноши.
Одет он был по тем временам франтовато. Темно-синие бриджи, вправленные в новенькие хромовые сапоги, такого же цвета гимнастерка, туго перехваченная широким армейским ремнем.
Дзыбов в совершенстве владел русским языком, и Жунид с Вадимом решили учинить ему перекрестный допрос.
Держался он с достоинством и несколько насмешливо. Однако насмешливость эта была почти неуловимой. Словом, придраться было не к чему, даже если бы Жунид и хотел это сделать.
Допрашивали его в одной из комнат райотделения. Хаджиби Туков тоже хотел было присутствовать при допросе, но Жунид вежливо и твердо отклонил его просьбу.
Газиз сидел перед следователями в непринужденной позе, закинув ногу на ногу и, казалось, проявлял живейший интерес ко всему, что происходит в этой неуютной комнатке с двумя письменными столами, сейфом и выцветшей стенгазетой на стене.
Дараев начал первым, как было условлено.
- Ваше имя и фамилия?
- Газиз Хизирович Дзыбов… к вашим услугам, - охотно ответил Газиз.
- Род занятий?
- Поэт, с вашего позволения.
- Стихи, значит, пишете?
- Нет. Видите ли, я назвал себя поэтом несколько в другом смысле. Люди, по моему глубокому убеждению, делятся на две категории: одни воспринимают действительность такою, какова она есть, другие, в зависимости от своего настроения или вдохновения, если хотите, умеют расцветить мир любыми красками. Согласитесь, что последние имеют право хотя бы в мыслях причислять себя к поэтам…
- И вы включаете себя в их число? - спросил Дараев.
- Включаю - не то слово. Я ощущаю себя в их числе. К сожалению, таких людей значительно меньше, чем всех прочих, и их труднее найти. Впрочем, я оговорился: не к сожалению, а к счастью. Ведь избранные - это всегда те, которых меньше, не правда ли?
Он явно издевался над ними!
В глазах у Дараева уже вспыхнул было недобрый огонек, но Жунид незаметно положил ладонь ему на колено, показывая, что все идет, как полагается, и не следует нервничать.
- Вы правы, - любезно ответил Жунид. - Избранных действительно всегда меньше. Но если вникнуть в смысл глагола «избирать», то никогда не мешает поставить себе вопрос: кем избранных и для какой цели? Не станете же вы, например, отрицать, что преступников меньше, чем честных людей? Означает ли это, что преступники - избранные? Едва ли. Скорее - отверженные…
- Не скажите, - с интересом посмотрев на Жунида, ответил Дзыбов. - Я глубоко убежден, что если к этим отверженным, как вы говорите, добавить потенциальных преступников, которые не стали ими фактически по разным причинам, то честных людей не останется вовсе…
- А я убежден в обратном, - возразил Жунид. - Если разбудить в любом или почти любом преступнике его добрые начала, дремлющие, так сказать, то и он будет честным человеком. В общем, я привык смотреть на преступника как на потенциально честного человека… Но если вы не возражаете, мы покончим с этой, безусловно, любопытной дискуссией и возвратимся к делу. Я попрошу вас отвечать на вопросы коротко и ясно.
- Хорошо, - уже без иронии отозвался Дзыбов. - Спрашивайте, я готов отвечать.
- Сколько вам лет? - спросил Дараев.
- А это имеет значение?
- По-моему, мы договорились: вы отвечаете коротко и ясно.
- Виноват. Давняя привычка: не умею обходиться без лишних слов…
- Итак?
- Тридцать семь.
- Где вы учились?
- Ставропольская гимназия. Известная гимназия… - В голосе Газиза прозвучало сожаление. - И люди там были известные… Неверов, Юхотников… да мало ли.
- Вы именно ее закончили?
- Нет. Отец уехал из Ставрополя и забрал меня. Кончал гимназию я уже в Екатеринограде… мечтал стать юнкером…
- Чем вы занимались после революции?
- Традиционный вопрос. Знаете, мне столько раз его уже задавали, что…
- Короче, пожалуйста, - не дал ему разглагольствовать Жунид.
Дзыбов театрально развел руками, как бы призывая Дараева в свидетели, что он, Газиз, изо всех сил старается быть полезным, а ему в этом так недальновидно мешают.
- Видите ли, - сказал он, поиграв глазами, - я буду с вами откровенен: то, что происходило тогда вокруг, особого сочувствия у меня не вызывало… Сначала я просто болтался. Потом, когда отец погиб, я пытался поступить в вуз. Но к нам, белогвардейским сынкам, сами знаете, отношение было не слишком доверительное. Словом, меня не приняли… Кстати, прошу заметить: ни в каких оппозициях и прочем не участвовал. Я не знаю, зачем вы меня сюда вызвали, и не догадываюсь, но говорю это так, на всякий случай…
- Где вы были в ночь с двадцать первого на двадцать второе сентября? - будничным тоном спросил Жунид.
В глазах Газиза мелькнуло мимолетное выражение настороженности. И сейчас же погасло. Впрочем, может, Жуниду и показалось.
- Прошел месяц. Я не помню.
- Знакомы с Талибом Бичоевым?
Дзыбов повел плечами, как бы отрицая саму возможность близкого знакомства с каким-то там сторожем.
- Я знаю его. Он знает меня. И только.
- Давно встречались с ним? - вмешался Дараев.
- Ах, вот в чем дело… - понял Газиз. - Числа я не помню, но, действительно, в конце сентября я с двумя приятелями приезжал к нему попросить парочку арбузов. Мы устраивали маленький кутеж по поводу… хотя нет, - без повода… А у Талиба - отменные дыни.
- С кем вы были?
Газиз улыбнулся и тихо, но твердо ответил:
- Извините, но у меня правило: никогда не называть имен и фамилий без крайней необходимости. Тем более - в беседе с работниками угрозыска.
- Почему? У вас был горький опыт? - быстро спросил Жунид.
- Нет. Из элементарного чувства порядочности. Ни я, ни те люди не совершили ничего противозаконного, мне они также ничего плохого не сделали. За что же я должен наградить их кучей хлопот? - Вы станете их вызывать, расспрашивать Бог знает о чем. Кому это приятно? Вот почему говорю вам сразу: не назову ни одного имени…
- Вы были двадцать первого сентября в Чохраке, - решительно перебил Жунид. - Что вы там делали?
- И на этот вопрос я отвечать не обязан, - уже несколько раздраженным томом ответил Газиз. - Но скажу: я приехал туда из другого аула за водкой. Я же сказал: устраивался легкий кутеж…
- Неубедительно, Дзыбов, - вставил Вадим.
- Значит, вы категорически отказываетесь отвечать, с кем приезжали к Бичоеву на бахчу? - продолжал Шукаев.
- Да.
- Когда у вас была встреча с Асфаром?
Газиз и ухом не повел. Закинул ногу на ногу и, зевнув, ответил, что не знает никакого Асфара. Потом попросил разрешения закурить и достал массивный, серебряный портсигар. Жуниду, правда, показалось, что и невежливая зевота Дзыбова, и его размеренные, неторопливые жесты, когда он закуривал, чересчур нарочиты. Но полной уверенности в этом у Жунида не было.
Они бились с ним еще с полчаса, но с таким же успехом, можно было выведать что-либо у каменной статуи, на которой нет ни единой надписи. Газиз не молчал, но его разговорчивость, которая в любое другое время могла бы вызвать у Вадима и Жунида интерес или, по крайней мере, любопытство, сейчас была совершенно невыносимой. Этот несносный тип с отлично подвешенным языком болтал без умолку, но, в сущности, не сказал ни единого слова.
- Довольно, - с трудом сдерживая накипавшую злость, сказал Шукаев. - Вам, Дзыбов, придется еще немного побыть со мной, пока Вадим Акимович произведет обыск в вашем доме. Бери, Вадим, Коблева и действуй! Обшарьте каждый закоулок. Самым тщательным образом!
- Вы не имеете права! - угрожающе произнес Дзыбов.
- Вадим Акимович, поспешите! - повторил Жунид и, не удостаивая Дзыбова взглядом, закурил. Он хорошо понимал, что если обыск не даст результатов, то это не сулит ему ничего хорошего. Ни для задержания Дзыбова, ни для производства обыска у него пока нет никаких оснований.
И все-таки это было единственно правильным и необходимым сейчас. Жунид не мог ничего объяснить, но он чувствовал, что напал на верный след. Чем спокойнее и независимее держался Газиз, тем все больше крепла уверенность Жунида в его виновности.
Газиз держался слишком спокойно и независимо, слишком естественно. И в этом была фальшь.
…Дараев и Коблев отсутствовали около часа. Все это время Жунид пытался найти хоть какую-нибудь зацепку в показаниях Газиза, но безрезультатно. Он уже начал терять терпение, хотя и не подавал виду.
Оба курили и совсем задымили комнату к тому времени, когда, наконец, возвратились Дараев и Коблев.
Глаза у Вадима Акимовича удовлетворенно и хитро поблескивали. Войдя, он быстро нагнулся к Жуниду и зашептал ему что-то на ухо.
- Да. Сейчас. Пусть Коблев принесет, - вслух ответил Шукаев.
Коблев принес и положил на стол старый армейский вещевой мешок. Шукаев осторожно развернул слежавшуюся заскорузлую материю.
- Ваш?
- Не знаю… я хозяйством не занимаюсь. Для чего мне такая рухлядь?
- Бросьте, Дзыбов, - вмешался Вадим, торжествующе поглядев на Газиза. - Вещмешок найден у вас, но принадлежал он бывшему табунщику конефермы колхоза «Заря» Аскеру Чичу до того, как вы или ваши сообщники похитили его вместе с сушеной бараниной. Я потому и задержался, если хотите знать, что искал Чича. Он узнал рюкзак…
Все это Вадим выпалил одним духом, словно боясь, что ему помешают и не дадут досказать. Шукаев сдержал улыбку и с интересом повернулся к Дзыбову. «Ну, как же теперь вы поведете себя, господин артист?», - казалось, говорил его взгляд.
- Чушь, - жестко отрезал Дзыбов. - Я отродясь не бывал ни на какой конеферме. Все. И знаете, граждане, я по горло сыт уже и разговорами, и вашим обществом. Разрешите мне откланяться?
- Перестаньте паясничать, - остановил его жестом Шукаев. - Вы арестованы по подозрению в угоне лошадей с конефермы колхоза «Заря» и в убийстве сторожа Трама Лоова.
- Абсурд! - все еще сохраняя самообладание, повысил голос Газиз.
- Назовите ваших сообщников!
- Я отказываюсь отвечать на любые вопросы, - снова прежним ровным тоном заявил он. - И сегодня, и завтра, и послезавтра. Сажайте меня, если считаете, что имеете право.
Когда Дзыбова увели, Жунид распахнул форточку и в изнеможении сел опять на стул.
- Все жилы, проклятый, вымотал, - простонал он, ероша рукой волосы. - Как и где ты нашел эту штуку, Вадим?
- Ты знаешь, к стыду моему, должен признаться, что я несколько раз перешвыривал вещмешок с места на место. В сарае у него барахло разное сложено - старые хомуты, шлея, вожжи (кстати, их тоже нужно будет проверить) - там и мешок лежал; мы с Махмудом уже собирались уходить, когда меня вдруг осенило!
- Вспомнил? - улыбнулся Жунид.
- Точно. Глянул в свой блокнот - точно: старый брезентовый рюкзак тоже пропал с фермы в ночь убийства… Тогда я его и прихватил… нашли Чича. Он признал. Вот все.
- Молодец, - искренне сказал Жунид. - Если бы ты пришел с пустыми руками, не знаю, что бы я делал…
Дараев даже слегка покраснел от удовольствия.
- Кто же он все-таки? - рассеянно проговорил Жунид.
- Кто?
- Дзыбов. Главарь всей этой шайки? Или только один из исполнителей?..
