Накануне возвращения опергруппы Ивасьяна из Афипса Шукаев привез жену в Краснодар.

Весь день прошел в хлопотах. Приехали они на полуторке, погрузив на нее все свои немудреные пожитки. Дело в том, что женился Шукаев незадолго до отъезда в Москву и молодые не успели еще ничем как следует обзавестись.

Зулета поначалу дулась, с тоской оглядывая грязноватые облезлые стены и неровный потолок, из которого выпирали обмазанные глиной дранки, потом раздобыла у соседей ведро с известкой и, обвязавшись передником, принялась за побелку. Жунид беспомощно вертелся вокруг нее, то бегая за водой, то выдергивая из стен торчащие гвозди. Впрочем он не жаловался. Никто не мешал ему смотреть на Зулету, быть рядом с ней, возле нее. А все остальное - и дело Марии Сысоевой, и весь угрозыск вместе с его начальником, - все это для него сейчас не существовало.

Потом, когда понадобилось расставлять вещи, он один ворочал и втаскивал на ступеньки и громоздкий комод, и старый дубовый стол, дар отца Зулеты, и массивную железную кровать. И если бы их домашний скарб был сделан не из дерева, а из чугуна, и тогда Жунид справился бы без посторонней помощи. Зулета оживилась и весело хохотала, глядя, как он, перемазавшись свежей известкой, пыхтя, возит по полу все эти вещи и, отойдя назад, любуется потом делом своих рук. Было в нем что-то бодрое, заразительное, отчего и у Зулеты поднималось настроение.

Потом, когда они, наконец, закончили и Зулета, стоя перед зеркалом, снимала передник, Жунид подошел сзади и обнял ее.

- Ты у меня самая красивая, - заговорщически шепнул он. - Я тебя спрячу и никому не стану показывать, чтоб не украли…

- У тебя украдешь, - засмеялась она. - Ты же - сыщик. Ты все равно найдешь и запечатаешь в конверт, как вещественное доказательство…

Он не ответил, рассматривая ее в зеркале.

Зулета действительно была хорошенькой. Небольшого роста, хорошо сложена. К ней как нельзя более подходило то мужское определение некоторых женщин, которое выражается в двух словах: «с изюминкой». Ее нельзя было назвать полной, но никто бы и не сказал, что она худая. Круглые покатые плечи, ровный матовый цвет лица, крупный волан черных кос над чистым лбом и красивые темные глаза, полуприкрытые сейчас метелками густых ресниц. Изгиб розовых, слегка припухлых губ придавал ее личику чуть-чуть плутовское выражение. Не чувствовалось, правда, в нем глубокой мысли, освещающей обычно человеческий облик каким-то властным внутренним светом. Но ослепленному Жуниду и в голову не приходило искать у Зулеты изъяны.

Управившись, они пошли бродить по городу. Жунид захватил с собой давно припасенную бутылку коньяку и привел жену к Ивасьянам познакомить ее с семьей своего начальника. Потом они получили в распределителе паек Жунида и вернулись домой. Зулета развела огонь в печке и возилась с ужином, а он просматривал газеты, ловя себя на том, что по два раза перечитывает одни и те же строчки и поверх газеты следит за неторопливыми движениями жены.

Передовая «Правды» была посвящена весенней посевной кампании. Жунид не стал ее читать и пробежал международный обзор, задержавшись на заметке о недавней отставке Гинденбурга и приходе к власти главы национал-социалистской партии Гитлера, и оторвался от газеты.

- Не нравится мне то, что происходит в Германии, - сказал он. - От фашистов добра не жди.

- Я в политике не понимаю, - отозвалась Зулета.

- А зря, - благодушно заметил Жунид. - Без политики теперь и шагу не ступишь. Кстати, Зулета, я хотел бы вернуться к нашему разговору о твоей учебе. Все теперь учатся. Надо бы и тебе. Что такое сельская школа?.. Специальность тебе нужна…

- Зачем? Ты обязательно хочешь погнать меня на работу?..

Жуниду не хотелось омрачать вечера.

- Дело не в этом, - миролюбиво ответил он. - Просто человек должен иметь какое-то занятие… Я не хочу, чтобы ты скучала.

- Я подумаю, - заявила она, капризно поджав губы. Потом улыбнулась ему: - А если не хочешь, чтобы я скучала, - пойдем сегодня куда-нибудь…

Он взял местную газету, поискал на последней странице.

- Вот. Кажется, подходяще: «Донат Славинский. Психологические этюды. Демонстрация опытов по угадыванию мыслей, основанных на методе индукции. Только три дня! Поразительная способность человеческого мозга воспринимать недоступные для большинства виды информации! Только три дня!» - прочел он объявление, напечатанное жирным шрифтом: - Пойдем? Я слышал об этом Донате. Говорят, интересно.

- А где это?

- В клубе железнодорожников.

- В клубе? - недовольно протянула она. - Ну ладно. Пойдем.

Когда они ехали на трамвае в клуб, Жунид пытался отогнать назойливый червячок досады, вызванный разговором с женой. Не в первый раз заводил он речь об учебе, и всегда один результат. Зулета ничем не интересовалась, кроме нарядов и забот о своей внешности. Если Жунид в свободное время залпом глотал книжки, то ей стоило немалого труда прочитать перед сном страницу-другую. Да и то - романы. У него на них просто не хватало времени. В школе милиции, стремясь расширить свои знания по предмету, Шукаев читал по ночам речи известных русских юристов. Просиживая часами в публичке, одолел полностью судебные очерки и воспоминания Кони, заглядывал даже в сочинения древних ораторов, но, набив оскомину на величаво-плавном, выспренном стиле греков, бросил их. Уже в последний год своей жизни в Москве, он, преодолев антипатию к романам, взялся однажды вечером за Тургенева и только утром оторвал уставшие глаза от «Дворянского гнезда». Потом пошли Горький, Чехов и Гончаров, прозрачный, как музыка, Есенин и неистовый Маяковский. Это было для него как величайшее открытие А вот Зулета читать не хотела…

* * *

Утром Жунид проснулся с ощущением чего-то неотложного, что он должен сделать. У него вошло в привычку, ложась вечером спать, продумывать свой завтрашний день, и, просыпаясь на рассвете, он помнил все так же отчетливо, как если бы записал на бумаге.

- Ах, да, - сказал он вслух. - Я должен быть на речном вокзале и ждать там Семена.

Он покосился на спящую рядом Зулету, испугавшись, не разбудил ли ее. Но она спала, чуть приоткрыв рот и улыбаясь во сне.

«Как ребенок», - подумал Жунид и потихоньку, чтоб не толкнуть ее, поднялся с постели. Оделся и, напевая себе под нос старинную кабардинскую песенку, принялся растапливать печку.

Представление вчера было интересным. Подтянутый, стройный, в черном костюме, этот Донат проделывал чудеса. Чуть ли не читал мысли.

Все это, может быть, и не вспомнилось бы сегодня Жуниду, если бы не вчерашняя встреча. Неподалеку от них сидел Степан Степанович Ляпунов, старший оперуполномоченный областного отдела ОГПУ Жунид отлично знал этого спокойного умного человека и замечательного чекиста. Когда Шукаев учился на первом курсе, Ляпунов уже кончал Высшую школу ОГПУ.

После представления они шагали по вечерним краснодарским улицам и вспоминали Москву. Зулета опять слегка дулась, злясь, что по милости мужчин ей приходится идти пешком (ей понравилось ездить на трамвае!), но они этого не замечали.

…Решив не будить Зулету, Жунид наскоро перекусил остатками ужина и ушел, оставив на столе записку: «Пошел на работу. Командировка. Буду через пару дней. Но если задержусь, не волнуйся. Целую».

Зайдя по дороге в аптеку, он позвонил секретарю отдела Кудинову, что в управление с утра не приедет, так как займется сразу расследованием дела об изнасиловании. Потом сел на трамвай и вскоре был уже на речном вокзале.

Свидание Семену он намеренно назначил в столовой речников, зная почти наверняка, что парнишке редко удается поесть как следует. С продовольствием даже на хлебной Кубани было туго.

Сев за крайний столик, поближе к дверям, Жунид заказал две порции котлет - это традиционное столовское блюдо всех времен, и стал ждать.

К пристани подошел небольшой теплоходик. Толпа повалила по сходням.

Через несколько минут в дверях столовой показался рыжий чуб Семена Дуденко.

- Садись, - подозвал его Жунид. - Проголодался, небось?..

- Еще как, - кивнул тот, робко оглядываясь по сторонам.

Официантка поставила на стол котлеты.

- Рубай, - Шукаев пододвинул Семену тарелку. Расспросив, как ему живется у дяди, Жунид перешел к делу:

- Чем порадуешь? Узнал что-нибудь?

- Усе зробыв, як велели, - с набитым ртом пробубнил Семен.

- Ну, доедай и рассказывай.

Пока «рыжик» (как окрестил его про себя Жунид) управлялся со своей порцией, Шукаев полистал записную книжку, восстанавливая в памяти все, что он собирался предпринять в связи с порученным ему делом Сысоевой.

Покончив, наконец, с едой, Семен стал рассказывать. Сведения, которые он привез, в общем проливали немного света на всю эту историю, но Жуниду нужно было иметь хоть какую-то зацепку, прежде чем побывать на месте происшествия. Если до своего появления в Елизаветинской он будет знать фамилии некоторых подозрительных парней, - это уже что-то.

Семен назвал двух сакманщиков. Обоих он частенько видел пьяными, а на танцах в станичном клубе они постоянно приставали к девушкам. Из ребят, с которыми сам прежде водил дружбу, лазая по окрестным садам или воруя картошку на чужих огородах, Семен вспомнил нескольких любителей рыбалки, привлекавшихся однажды органами рыбнадзора за незаконный, хищнический отлов сазана.

Шукаев записал фамилии, расспросил о приметах. Как он и ожидал, едва ли следовало надеяться, что кто-либо из этих парней окажется причастным к преступлению. В показаниях девушки было упоминание о внешности насильников. Детально она их, конечно, не разглядела, но запомнила, что один слегка косил, а у другого был нос с крутой горбинкой посредине. Первое - ниточка, а вот второе… У какого адыгейца нос без горбинки?.

Впрочем, Жунид не очень огорчился скудостью сведений добытых «рыжиком». Он и привлек его, не столько ожидая помощи от мальчишки, сколько стремясь не потерять его из поля зрения и как-то помочь ему выровняться.

- Добре, парень, действуй в том же разрезе! И на-ка тебе вот, на дорожные расходы!

- Не возьму, дядько Шукай! - мотнул головой Семен.

- С чего бы это?

- Не заробив, чи той… не заслужив, - запутался он и покраснел, отчего еще ярче заиграли на его белой физиономии красновато-коричневые веснушки. - Стыдно мине…

- Стыдно красть, - улыбнулся Шукаев. - А когда дают, можно брать. Ты же вроде как на службе сейчас! На дорогу. Ну, бери.

- Спасибо…

- То-то. Можешь ехать домой. Еще встретимся.

* * *

Едва Жунид пришел в управление и сел за стол в своей комнате, чтобы еще раз прочитать протокол допроса Сысоевой, неожиданно, без стука, вошел Дараев.

- С приездом! И поздравляю с квартирой!

- Спасибо, Вадим Акимович, - просто ответил Жунид. - Садитесь.

- Как устроились?

- Сносно… - Жунид отчертил ногтем то место в протоколе, где указывались названные девушкой приметы обоих парней. - У вас, я слышал, полная удача?

- Да, - неохотно ответил Вадим Акимович. Его до сих пор беспокоили опасения, как бы вся их афипская эпопея не кончилась конфузом. Он помолчал, потом спросил без видимой связи с, началом разговора:

- Вы к нам прямо из школы милиции?

- Да.

- Но До этого, наверное, работали в органах?

- Конечно. Три года.

- Значит, шесть лет стажа. Сам молодой, а стаж - подходящий…

Дараев явно испытывал неловкость. Шукаев объяснил это по-своему. Человек зашел из вежливости и, как всегда в таких случаях, не находит, о чем говорить.

- А я после совпартшколы служил, в войсках ОГПУ. Потом демобилизовался и сюда, - сказал Дараев.

Снова - пауза.

- Как Краснодар? Нравится? - спросил, наконец, Вадим Акимович.

- Ничего, - неопределенно ответил Жунид.

- Ладно. Не буду мешать, - поднялся Дараев. - Рад был познакомиться. Желаю удачи!

- Спасибо!

«И чего приходил? - подумал Жунид, когда его новый сослуживец вышел. - Может, хотел что-нибудь попросить да постеснялся? А в общем, видно, человек симпатичный».

Между тем Дараев уже входил к Ивасьяну.

- Здравствуйте, Тигран Вартанович!

- Здоров. Садись.

- Был сейчас у Шукаева.

- Ну и как?

- Парень, по-моему, серьезный, - честно признался Вадим.

- Не знаю, не знаю, - с досадой перебил его Ивасьян. - Поживем - увидим! А сейчас о деле…

* * *

В Елизаветинскую Шукаев приехал в первый день Пасхи.

В маленькой беленой церквушке надтреснуто заливались колокола, из ворот церковного дворика выходили закутанные в вязаные платки старухи, бородатые казаки, истово крестясь и нараспев говоря «Христос воскресе!», лобызались с родственниками и знакомыми. По улицам табунами бродили молодые чубатые парни, уже изрядно навеселе. Кое-где раздавались звуки гармошки, в одном из домов горланили: «Казбулат удалой, бедна сакля твоя…» На кирпичной стене станичного Совета висело объявление, написанное от руки, на листе серой оберточной бумаги:

«Товарищи станичники! В два часа сегодня будет лекция под названием: «Религия - опиум для народа». Явка строго обязательна».

Жунид отпустил линейку, на которой приехал, смахнул клочком газеты пыль со своей полевой сумки и вошел в стансовет. За столиком у окна двое сельисполнителей играли в шашки. На ходу поздоровавшись с ними, он открыл дверь с табличкой «Милиция». За облезлым столом возле единственного окна сидел пожилой милиционер. Он, видимо, дремал до появления Жунида, потому что в ответ на его приветствие вскочил и сонно заморгал.

- Мне нужен участковый уполномоченный.

- Я и есть! Стефан Дорофеев! - козырнул тот.

Шукаев сел, не дожидаясь приглашения, и, достав из сумки бумагу, предписывающую местным властям оказывать всяческое содействие предъявителю, протянул ее Дорофееву.

Прочитав, участковый еще раз почтительно вытянулся.

- Садитесь, - поморщился Жунид. - Давайте поговорим. Кажется, вы первым начинали расследование по делу об изнасиловании Марии Сысоевой?

- Так точно! Но я… знаете…

Дорофеев сбивчиво стал рассказывать. Он действительно первым выезжал на место происшествия, допрашивал потерпевшую. Однако следствие сразу зашло в тупик. Очевидцев не было, приметы насильников, указанные Сысоевой, были слишком расплывчаты. И участковый, получив распоряжение передать дело в другой район, сделал это с поспешностью, не оставлявшей сомнений в его нежелании продолжать поиски.

- Мне нужны Семен Дуденко и Мария Сысоева, - сказал Шукаев, когда он кончил.

- Дуденко по этому делу не проходит.

- Это мне известно. Позовите его сюда, но так, чтобы никто не знал.

- Ясно. Так я пойду?

- Да.

…Отсутствовал участковый примерно полчаса. Вскоре в комнатушку вошел Семен.

- Ну, здоров, здоров, - протянул ему руку Шукаев. - Что-нибудь узнал?

- Порядок, дядько Шукай, - выпалил Семен возбужденно. - Тут недалеко вид нас есть аул Хантук. Так там живет учительница, двоюродная сестра моего дядьки. У нее сын есть. Ленькой зовут. Они до нас приезжали. Ленька видел фулиганов…

- Хулиганов, - поправил Жунид.

- Все одно. Так вот слухайте сюды…

Оказалось, что в тот день, когда неизвестные напали на Марию Сысоеву, Ленька находился поблизости. Девушка отправилась на островок собирать грибы. Лодку она причалила к лесистому берегу. Ленька Кудрявцев собирался переплыть в своем челноке на другой берег с ведерком линей, которых он наловил с рассвета на островке. Неподалеку от берега есть заводь, хорошо видная из-за кустов. Там двое чернявых парней распутывали снасти и переговаривались. До него долетели обрывки фраз. «Бо пшаш дог»,- сказал один. Эту адыгейскую фразу Ленька знал. Потом он расслышал еще, как один из «рыбаков» обращался к другому, называя его Пако. Остального он не понял. Лиц не запомнил: кусты мешали смотреть. Неизвестные тоже его не заметили. Когда в Хантуке стало известно о происшествии на островке, Ленька - сразу связал это событие со своей встречей, но никому не сказал, побоялся.

- С Марией ты не разговаривал, случайно? - забеспокоился Жунид.

- Ни. Она парней стесняется…

- Она видела Леньку, когда он уплывал с островка?

- Да.

- Ну что ж, молодец. Плохо, конечно, что Ленька твой их не разглядел, но и то, что он сообщил, важно. Ладно, Рыжик, обещаю тебе всяческое мое содействие, когда будет суд над Буяном Прутковым и его шайкой… А в военную школу ты, наверное, попадешь…

Отправив Семена и взяв с него слово молчать обо всем, Шукаев достал протокол допроса Сысоевой. Итак, один слегка косил, другой… о другом, собственно, ничего неизвестно. Кто-то из них носит кличку Пако. В том, что это кличка, сомневаться не приходилось. Таких имен у адыгейцев нет Русского едва ли окрестили бы так…

Снова появился Дорофеев.

- Мария Сысоева уехала в Краснодар, - извиняющимся тоном сказал он. - Не повезло вам.

- Жаль, - сказал Шукаев. - Ну что ж поделаешь. Скажите-ка мне вот что. Из документации следует, что вы дважды ее допрашивали. И ни разу не задали вопроса: встретился ли ей кто-либо, когда она привязывала лодку.

Дорофеев испуганно посмотрел на Жунида.

- Она вроде говорила, что какой-то парнишка уплывал на челноке с острова.

- Почему этого нет в протоколе?

- Виноват, не отразил. Посчитал за мелочь.

- Нет в нашем деле мелочей, - с досадой сказал Жунид.

- Виноват. И потом…

- Что потом?

- Начальник приказал всю доследственную переписку отослать в Тахтамукаевский район…

- Мм-да, - протянул Жунид. - Теперь уж поздно разводить руками. Вот что. Свяжитесь-ка с аптекарем, отцом девушки. Пусть в четверг его дочь будет дома. Я до этого времени пробуду в ауле Хантук. Проверю всех рыболовов и грибников, которые бывают на островке.

- Будет сделано.

- Еще одно: расскажите, что из себя представляет хатенка, о которой упоминается в показаниях Сысоевой?

- Это бывший полевой стан соседнего колхоза…

- Стан на острове?

- Так он же не был островом раньше. В позапрошлом году Кубань разгулялась. По ложбине, где вербовая роща, получился рукав, и посреди реки кусок рощи остался островком. Бригадный домик и теперь там стоит на полянке. Браконьеры в нем иногда ночуют. А с тех пор, как рыбнадзор облавы начал устраивать, безлюдно стало в хибаре…

- Ясно, - сказал Жунид, пряча документы в сумку. Больше ему нечего было здесь делать. Ничего нового Дорофеев сообщить не мог.

* * *

До Хантука участковый доставил Жунида по реке. Кубань несла глыбы льда, и лодочник, отталкиваясь от них веслами, ловко выгонял плоскодонку на быстрину. Шукаев молчал, разглядывая окрестности. На высоком правом берегу маячили одинокие ветлы, за ними простиралась степь. Слева лежали невысокие холмы, пересеченные неглубокими балками и оврагами. Вдали, примерно в километре от них, виднелся посреди реки островок, заросший вербой Там и стоял где-то в зарослях похилившийся бригадный домик.

Жунид вздохнул Временами ему не хватало привычного пейзажа предгорий. В его родной Кабардино-Балкарии тоже есть степная равнина, но она окружена зеленым полукругом гор, над которыми всегда сверкают на солнце снеговые вершины. Из небольшого, в несколько десятков дворов селения, где он родился, хорошо были видны белые домики Нальчика в гуще зелени и эти горы Посредине ослепительно сверкала корона Гюльчи, сбоку от нее - Коштан-Тау, похожая на гигантскую пирамиду, чуть правее заслоняла все глыба Дых-Тау.

- А вот и Хантук Здесь уже территория Тамара Эдиджева Я вас высажу и поеду назад, - прервал его раздумья Дорофеев.

Шукаев выпрыгнул на дощатый настил рыбачьего причала.

- Вот тропка, - сказал участковый. - По ней метров двести пройдете вверх, потом повернете направо и сразу увидите правление колхоза.

- А сельсовет? - спросил Жунид.

- Сельсовет - в Афипсе. В нескольких верстах от Хантука. Ну, бывайте.

- Спасибо. До свиданья.

Тропинка шла по вербовой роще. Аул укрылся за высокой земляной дамбой, предохраняющей его от воды во время весеннего паводка на Кубани. Жунид взобрался на дамбу и осмотрелся. Островок торчал из воды не более как в ста метрах от берега. С дамбы была видна и часть домика. Издали он вовсе не казался таким уж ветхим, как расписал Дорофеев. Правда, камышовая кровля потемнела и прогнулась, но турлучные стены с облупившейся глиной еще держались крепко… «Нечего мне там сейчас делать», - подумал он и зашагал дальше.

Возле правления колхоза Шукаева ждало неожиданное приключение. Он вообще часто умудрялся оказываться в центре каких-то событий, не всегда имеющих прямое отношение к его непосредственным занятиям в данный момент. Размышляя иногда, хорошо это или плохо, Жунид ни к какому выводу прийти не мог, хотя именно благодаря этому раскрыл не одно преступление.

Когда он подходил к кирпичному зданию правления колхоза, там было довольно шумно. На скамейке перед дотом сидел милиционер с двумя зубиками в петлицах плаща и наблюдал за происходящим во дворе. Приземистый адыгеец в золотистом курпее и коричневой черкеске стоял неподалеку от него и, жестикулируя, ораторствовал перед несколькими мужчинами, собравшимися возле крыльца. В руках у них были чемоданчики или ящики, по-видимому, с инструментами.

Шукаев остановился. Говорил человек в черкеске по-адыгейски. Жунид понял, что утеряны ключи от какого-то сейфа, и собравшиеся - слесари и кузнецы, которых созвали сюда, чтобы открыть сейф. Он подошел к милиционеру, оказавшемуся участковым Гамаром Эдиджевым, и спросил, в чем, собственно, дело.

- Это председатель, Мусса Чемсо, - ответил Эдиджев, кивнув на мужчину в черкеске, который уже входил в дом, сопровождаемый слесарями. - Единственный ключ от сейфа уронил в воду, а в сейфе - банковская ссуда…

В это время изнутри домика раздались удары кувалды по металлу.

- Что же они, черти, делают? - нахмурился Жунид и вошел внутрь.

- Оставьте, - взял он за руку размахнувшегося было молотком крепкого молодого парня. - Зачем портить казенное имущество.

- Кто вы? - сурово спросил Мусса Чемсо, скептически оглядев Жунида. - И что вам здесь нужно?

- Я помогу вам, - просто ответил Жунид.

- Откроете?

- Да.

Председатель недоверчиво покачал головой, потом ухмыльнулся.

- Пробуйте. Из этих никто не берется. А я от своих слов не отказываюсь: если откроете, не сломав замка, - сотню рублей плачу.

Шукаев достал из сумки инструменты, подаренные ему Семеном Дуденко. На всякий случай они всегда были при нем. Потом мельком бросил взгляд на собравшихся в комнате мастеров, отметив про себя, что среди них нет такого, который косил бы на один глаз, и подошел к сейфу.

Замок был старый, дореволюционного производства. Теперь таких не делали. «Система - двусторонняя, - пробормотал он, - три сувальда, значит. Это - шесть рабочих площадок и одна - для ригеля». Осторожно вправил пластинки Семена в продолговатую скважину и легко повернул инструмент слева направо. Внутри щелкнула пружина. Лязгнула задвижка. Докрутив ручку до отказа, Жунид открыл дверцу.

- Валлахи, азанабза! - не сдержался председатель. - Здорово!

Слесари и кузнецы, переговариваясь, стали расходиться. Председатель подозвал завхоза, высокого красивого адыгейца с крупными чертами лица, и, распорядившись о составлении акта в присутствии Эдиджева, жестом пригласил Жунида в свой кабинет. Завхоз проводил Шукаева изучающим взглядом.

- Кто вы, хотелось бы узнать? - с интересом спросил Чемсо.

- Сотрудник угрозыска, - охотно ответил Жунид, показывая удостоверение. - Я просил бы вас выделить мне на пару деньков комнату для работы и помочь с ночлегом. Что же касается награды за сейф, то, если вы не раздумали, всю сумму раздайте наиболее активным осодмильцам на покупку сапог.

- О, уий-уиу, чалетерез! - пробормотал председатель. И вдруг широко улыбнулся: - Нет, не раздумал. Такой привычки не имею. Сейчас передам деньги Тамару, пусть выдаст по ведомости лучшим ребятам. А вы - славный малый. И вот что: работайте в этой комнате. Мы с Озармасом пока займемся делами. О ночлеге позаботимся. Не беспокойтесь. До вечера!

На пороге появился Эдиджев. Только теперь Жунид сопоставил его фамилию с афипским делом, о котором в общих чертах уже знал, и стал поздравлять участкового с премией за энергичные действия по раскрытию грабежа.

Добродушное лицо Тамара потемнело.

- Тому, кто кричал «ура», дали полный оклад. Дараеву и мне - по ползарплаты, а Куваеву - одно спасибо. Но не в этом дело, я ведь не из-за денег.

- Что же вас тревожит?

Тамар рассказал о своих сомнениях. Как и Дараев, он не верил в причастность Лялева и Чухова к ограблению. Не сказал он ничего потому, что побаивался Ивасьяна. А теперь - стыдно.

Жунид посоветовал ему письменно изложить свои соображения и переслать по инстанции.

- А пока вызовите мне Леонида Кудрявцева, сына здешней учительницы. Вместе с учителем. И еще, Тамар: пока я буду занят с ними, соберите хотя бы самые общие сведения обо всех охотниках и любителях рыбной ловли!..

Участковый отправился выполнять поручение.

* * *

Вечером Жунид долго не мог заснуть, ворочаясь на широкой постели в кунацкой у Озармаса Тугужева. Завхоз настоял, чтобы приезжий чекист провел ночь в его новом доме.

Дом Озармаса действительно производил впечатление. На высоком фундаменте, выложенном из розоватого кирпича в расшивку, с черепичной крышей и водосточными трубами из оцинкованного железа, он казался чересчур барским и каким-то чужим на узенькой улочке аула, уставленной покосившимися, подслеповатыми домишками. Широкая застекленная веранда внутри разделялась перегородками на четыре небольшие секции, по числу комнат. Из одной дверь вела в помещение, которое хозяин, любезно улыбаясь, предоставил Жуниду. Это была специальная комната для гостей. В углу стояла аккуратно заправленная железная кровать. Над ней висел облысевший ковер с изображением мечети Между двумя окнами - крашеный стол, на нем небольшое зеркало с подставкой. У противоположной стены - такая же кровать. Бедная обстановка комнаты как бы свидетельствовала, что хозяин ее, много лет строивший этот дом (о чем Озармас несколько раз говорил Жуниду), ухлопал на него все свои сбережения.

Семья Озармаса Тугужева состояла всего из трех человек - жены его Чаб, сморщенной, рано постаревшей женщины, и дочери Рахмы. Видел ее Жунид мельком, потому что по адыгейскому обычаю женщины не должны присутствовать, когда мужчины ведут деловой разговор. Но она показалась ему довольно хорошенькой.

Озармас велел накрыть стол прямо в кунацкой. Жунид от выпивки отказался, и хозяин один почти опустошил пол-литровую бутылку водки. Однако он не пьянел, и его хитроватые глазки все время как бы ощупывали Шукаева. Говорил он неторопливо, изредка поглаживая бородку, подстриженную клином. Жунид с первой встречи с Тугужевым не мог отделаться от мысли, что он его где-то видел. И только когда Озармас, плутовато прищурившись, напомнил о краже в поезде, Шукаев вспомнил. Ну конечно! Озармас Тугужев - владелец фибрового чемодана! Потом разговор перешел на недавние события. Завхоз рассказал, что сейф, который сегодня пришлось открывать Жуниду, правление получило в обмен на скакового рысака. Колхоз «Красный Октябрь», помимо полеводства, занимается и разведением верховых лошадей лучших скаковых пород. Ежегодно двадцать коней идет на поставки Красной Армии.

Озармас с видом знатока перечислял достоинства и изъяны карабаира, арабстана и гунтера, лестно отозвался о знаменитой кабардинской лошади, а когда узнал, что Жунид в детстве помогал отцу-табунщику, рассыпался в любезностях по адресу человека, который понимает толк в лошадях.

Весь вечер Жунида не оставляло впечатление чего-то наигранного, чужого, исходившего от его собеседника. Казалось, вот сейчас он сбросит маску, и появится совсем другой Озармас, настоящий…

«И зачем ему такой громадный дом на троих?..» - подумал Жунид и… заснул.

Разбудил его пронзительный звон будильника, с которым Шукаев не расставался во время своих служебных поездок из опасения проспать, что с ним нередко случалось.

Ставни были открыты. Солнце заливало комнату. Увидев возле кровати на полу таз и кумган, а на стуле полотенце и мыло, он умылся, привел себя в порядок и вышел в прихожую. В это время послышался шум мотора: во двор въезжал старенький легковой автомобиль. Не успел Жунид выйти, как на пороге показался мужчина в форме сотрудника ОГПУ с двумя шпалами в петлицах плаща.

- Степан? - узнал Жунид Ляпунова. - Какими судьбами?

- Здравствуй! - удивился тот. - Ты-то здесь зачем?

- Вчера приехал в командировку. Ночевал в этом доме…

- Очень кстати - поможешь мне. А теперь - где хозяин?

- Наверное, здесь, - показал Шукаев на среднюю дверь.

В этот момент она открылась, и на пороге появился Тугужев. Лицо его расплылось в улыбке при виде Ляпунова.

- Входи, начальник… добрым гостем будешь!.. Ляпунов протянул бумагу:

- Едва ли из меня сейчас получится добрый гость. Вот ордер на ваш арест.

- Какой арест? Где права взял? Не имеешь никакой права! - мгновенно изменив выражение лица, вскипел Озармас.

- Спокойно! - предупредил Ляпунов. - Имею право. Вы обвиняетесь в распространении листовок антисоветского содержания и хранении оружия, используемого с подрывными целями!

Озармас вдруг снова переменил тон. Лицо его сделалось глубоко обиженным.

- Зачем, начальник, так говоришь? Зачем позоришь моя голова? Разве на ней нет шапки? Докажи сначала, потом позорь!

- Алферов, Эдиджев! - крикнул Ляпунов. Со двора вошли двое. Гамар кивнул Жуниду.

- Возьмите понятых, - продолжал Ляпунов, не удостаивая Озармаса взглядом, - и самым тщательным образом обыщите двор. Обшарьте каждый уголок. А мы с товарищем Шукаевым будем в доме.

На веранду вышли Рахма и ее мать, испуганно оглядывая приезжих. Озармас цыкнул, и они ретировались на кухню.

Пока Ляпунов и Шукаев обыскивали дом, завхоз под присмотром конвоира сидел на веранде.

Осмотрели все комнаты, перебирая каждую вещь, выстукивая стены и потолок, но ничего не могли обнаружить. Шукаев обследовал половицы, но не нашел никаких следов тайника.

Обыск не дал результатов. Огорченный Ляпунов принялся перелистывать книги, снятые с этажерки, и письма, извлеченные из уже знакомого Жуниду фибрового чемодана..

- Этого я не разберу, - сказал Степан Степанович, - протягивая письма Жуниду. - Наверно, по-адыгейски. Прочитай.

- Сейчас, - Шукаев взял письма и, подойдя к окну, стал читать.

- По-моему, обыкновенная домашняя переписка, - сказал он через некоторое время, просмотрев большинство конвертов. - Хотя, подожди… вот, кажется, нечто интересное…

- О чем там? - спросил Ляпунов, подойдя и заглядывая к нему через плечо.

- Одну минуту, дочитаю…

Письмо было адресовано Рахме. Жунид перевел Ляпунову его содержание, стараясь сделать это как можно точнее.

«Здравствуй, Рахма! - писал неизвестный отправитель (в конце письма не было подписи). - Семь месяцев учусь. Надоело. Одни фрайера в этом торговом техникуме. Девчонок таких красивых, как ты, нету. Так что никакой марухи я себе не завел. Никому не верь, заливают тебе. Братца своего старшего кляну. Он ведь меня заставил. Все, говорит, теперь учатся. Станешь человеком. Завмагом станешь. А на шайтана мне это? Деньжата у меня и так водились, ты знаешь. С тех пор, как братан выздоровел, еще больше стал придираться: «Не пей, не гуляй!» Как в Хантук приеду, так и начинается старая песня. Один раз приезжал Пако (хотя ты его не знаешь. Только я так его называю). Кирнули мы с ним крепко.

Да, еще одно. Не оставлял ли я у тебя золотого медальона на цепочке? Для тебя же приготовил и потерял. Поищи, может, я где у вас обронил? Все пока. А с Умаром теперь простись. За решеткой он. Магазин в Афипсе ограбил. Говорил тебе - брось его, держись за меня крепче. Со мной не пропадешь. Скоро, наверно, приеду. Посылаю тебе фото. Недавно снимался».

На почтовом штемпеле стояло 12 марта, значит, письмо было отправлено из Краснодара совсем недавно.

Ляпунов пожал плечами.

- Стиль вольный, - сказал он, - и блатных словечек хватает. Но, к сожалению, среди молодежи слишком много сейчас ребят, которые изъясняются подобным образом. А так - не вижу в этом письме ничего подозрительного.

- Как не видишь, Степан Степанович? А упоминание о Пако? Впрочем, я совсем забыл ты же не знаешь. - И Жунид коротко рассказал ему о деле Марии Сысоевой.

- Что ж, желаю удачи, - сказал Ляпунов. - Это, действительно, ниточка. Бери письмо, приобщай к делу.

- Я должен допросить Рахму.

- Это ты успеешь. Помоги мне еще. Чутье у тебя всегда было отменное. Поищем-ка во дворе.

- Одну минуту!

По-видимому, вспомнив что-то Шукаев снова развернул письмо и перечитал последнюю строчку.

«…Посылаю тебе фото. Недавно снимался».

- Куда ты? - крикнул Ляпунов вслед сорвавшемуся с места Жуниду.

- Сейчас! - не оборачиваясь, бросил тот.

Через минуту он возвратился из комнаты Рахмы, держа в руках небольшую фотографию. На снимке был изображен в профиль молодой человек лет девятнадцати-двадцати. Черкеска с газырями, кубанка и кинжал у пояса. Фон - намалеванный на стенке или на полотне Эльбрус. Скорее всего - задник в фотоателье. И облачение - напрокат.

- Вот, - сказал Жунид, протягивая фотографию, - Хакас Хатумов. Так на обороте и написано. Человек, который знает Пако!

- Почему ты решил, что именно он автор письма, этот Хакас?

- Рискнул. Вошел к Рахме и спросил: «Где у вас тут фотография этого… студента из торгового техникума? Я видел ее…» Она и вынула из альбома.

Ляпунов покачал головой и усмехнулся.

- Любишь ты на ходу подметки рвать! Ладно! Идем во двор!

В дверях показался Гамар Эдиджев.

- Кругом нету, товарищ старший оперуполномоченный! - доложил он. - Кругом смотрел, все ковырял - нету!

- Быть того не может! - сердито буркнул Степан Степанович. - Пошли, Жунид.

- Разреши мне, Степан, действовать? - попросил Шукаев, когда они остановились посреди двора.

- Давай! Раз уж тебе везет сегодня, давай, действуй!

- Гамар! - позвал Жунид. - Приведите Озармаса Тугужева сюда Пусть смотрит.

- Молодец. Правильно, - тихо шепнул Ляпунов. Алферов вывел задержанного и велел сесть под тутовником на скамейку. Озармас хранил на физиономии все то же выражение смертельно обиженного человека.

Двор Тугужевых был невелик. Пустое, усыпанное мелкими дровяными щепками пространство у колодца, за загородкой - курятник, коровник и сарай. С другой стороны дома - фруктовый сад. Сбоку от хозяйственных построек - старый турлучный домишко, облезлый и ветхий. В нем Озармас жил до того, как перебрался в новые хоромы.

Жунид осмотрел еще раз все строения, несколько раз проткнул вилами камышовую крышу курятника, распорядился разобрать штабель дров в сарае - никаких следов оружия не было.

Прошел час. Ляпунов ходил вслед за Жунидом мрачный и злой.

Позади старого дома темнела полузасыпанная прямоугольная яма. Шукаев несколько раз проходил мимо нее, не заметив ничего подозрительного. Озармас сказал еще прежде, что в яме гасилась известь. Алферов с Эдиджевым проверили: в земле действительно попадались куски гашеной известки.

Подойдя еще раз к яме, Шукаев присел на корточки. Спрыгнул вниз, покопался в земле, вытащил кусок отслоившейся дубовой коры. На ней не было известковых пятен.

- Гамар, - крикнул он из ямы - Приведите-ка нескольких осодмильцев с лопатами да поскорее!

Пока Эдиджев бегал за людьми, Жунид, взяв лопату начал копать. С одного края ямы обнажился отчетливый след торцовой части бревна.

- Куда делось отсюда дубовое бревно? - громко спросил он завхоза.

- Почем знаю? - тоже по-русски ответил тот. Ляпунов подошел к яме.

- Смелее, Жунид, - шепнул он. - Что-то у этого типа глазки забегали. По-моему, пахнет жареным!

Эдиджев во главе целой группы парней с лопатами на плечах появился в воротах. Вскоре, став цепочкой, они уже прочесывали сад и огород, вскапывая каждое подозрительное место. Степан Степанович оживился, перебегая от одного к другому и изредка оглядываясь на арестованного. Тот, ни на кого не глядя, сидел на прежнем месте под охраной Алферова.

- Сюда, ребята! - раздался возглас Жунида. Бродя по огороду, он наткнулся на свежевскопанную грядку. Будто здесь собрались что-то сажать. Воткнув лопату до самого черенка в землю, почувствовал, что она натолкнулась на твердый предмет.

Озармас вскочил, ударив шапкой оземь.

- Не думал я, что аллах на стороне босяков! - заорал он по-адыгейски и зло сплюнул.

- Ну! Тихо, не буянить, - схватился за кобуру пистолета Алферов. Но завхоз сник так же быстро, как вспыхнул. Сел на скамью и закрыл лицо руками.

- Берите, сажайте! Будьте вы прокляты! - глухо пробормотал он.

Осодмильцы уже выкапывали из грядки толстый дубовый кряж. Бревно оказалось сколоченным из двух корытообразных, выдолбленных изнутри половин.

Шукаев, просунув в щель лопату, отодрал крышку.

- Вот где была собака зарыта, - сказал Ляпунов, рассматривая новенькие, обернутые промасленной бумагой винтовки и пистолеты.

Всего в дубовом корыте оказалось два винчестера, одна кавалерийская винтовка, три револьвера системы «наган», парабеллум, два маузера и около шестисот патронов.

- Хороша коллекция, Тугужев, - сказал Ляпунов, искоса поглядев на арестованного.

Тот встал, не подняв головы. Старая Чаб и Рахма молча смотрели, как Озармаса под конвоем препроводили в машину.