Я отметила: то, что Кесьлевский сказал о себе, - абсолютная правда: он любит актеров. Его любовь к актерам неправдоподобна, в том смысле, что он видит, кто ты и что способен сделать. И он на самом деле любит выявлять это. Он видит, когда что-то срабатывает, и мгновенно на это откликается. К тому же он так радуется. Как актер вы понимаете, что он объединяется с вами в поиске. Работа с ним так воодушевляет, потому что он способен сосредоточиться на драматургии и таким образом разбудить ваше воображение и подключить его к работе. Он может заставить вас работать, поэтому в результате вы можете продвинуться вперед.

Он продолжает работу с такой любовью ко всем. Он продолжает предлагать ее, даже если раньше он отказался работать с кем-то. Это должно стать обоюдным. Но он никогда не выносит приговора, и, думаю, это грандиозно. Потому что если кто-то осуждает тебя, чувствуешь это сразу же и потом больше не можешь работать как следует. Если кто-то откровенно считает: "Какой это ужасный актер", - все, что можно сделать, - подтвердить его правоту. Но Кесьлевский никогда не дает повода для этого. Если он не может продвинуться вперед с кем-то, то остается, по моему впечатлению, нейтральным. И я нахожу поразительным, как он прилаживается к тону сцены с каждым режиссером. К этому он стремится и этого добивается.

Я люблю, когда кто-либо может придать форму чему-нибудь ценному. Единственное, что можно было увидеть неоднократно во время семинара - и это ловушка, в которую легко попасть: актеры сидят лицом друг к другу и громко читают сценарий. У них может появиться большая близость к нему, но каким образом? Знать, как сыграть, как дать происходящему форму, это одно дело; сделать же это именно так как раз в этот момент - вот вклад Кесьлевского. Я имею в виду не холодную форму, с тем чтобы актер всегда мог сказать: "Теперь я должен сделать это, потому что это эффектно", я а когда задумываешься о том, что хочет персонаж и как этого достигнуть. Он открывает так много возможностей в сцене. Нельзя углубиться в это только с помощью чувства. В определенный момент его недостаточно: у каждого в запасе слезы, но что дальше? И конечно, одно и то же у всех хороших режиссеров: они знают, что еще один слой должен быть добавлен и что еще над этим не работали. Кесьлевский дает чувство удовлетворения тут же, анализируя текст и сцену. Он делает это очень хорошо, он продолжает спрашивать: "Почему это? Почему то?". Он овладевает сценой и знает, что хочет сделать с ней. Это чувство, эта власть над сценой столько вмещает: видение сценария как целого; проанализировали ли вы сцену и можете ли дать ей форму; есть ли у вас вообще какая-либо идея, что вы хотите сказать; есть ли жизненный опыт или нет; можете ли разделить чувства других или нет; есть ли у вас чувство актера, понимание, кто он и какого рода воздействие ему присуще - потому что актер не знает этого о себе… Так много всего.

Кесьлевский очень тщательно контролирует все составляющие, и можно ощутить это. Как актеру он вам постоянно напоминает, что есть смысл у физических действий: что вы делаете? Это может значительно обогатить сценарий. Это также поучительно для актера - следить за действиями, которые определяются содержанием. Если кто-то так все хорошо знает и может заставить так улучшить твое исполнение, то это обогащение личности. Потому что как свободный актер нуждаешься в определенной степени автономии, скитаешься, предлагаешь себя. Хотелось бы предложить что-то, но следует знать как. И нужно пытаться найти способ это осуществить. Семинар только сделал яснее для меня, что как раз об этом и идет речь.