I. Критика историографии «освоения Сибири» и образования Российской империи

Традиционно считается, что «освоение» Сибири европейцами («русскими») началось при Иване Грозном. Однако эта «история» с середины XVI и до начала XIX в. шита белыми нитками.

Что нам говорит традиционная история, например, о присоединении Сибири к Московии? До середины XVI в. Московия, в целом, мирно сосуществовала с Сибирским ханством. А затем хан Едигер якобы в 1555 г. добровольно признал вассальную зависимость от Москвы, разорванную затем в 1572 г. его преемником ханом Кучумом. После «покорения Казани» и «присоединения Астрахани» Иван Грозный якобы дает купцам-промышленникам Строгановым «за их особые заслуги» грамоты на владение землями по р. Тобол. На свои деньги Строгановы нанимают шайку разбойников (600, по другим данным 840 «вольных казаков») во главе с Ермаком Тимофеевичем, которые в 1581 г. «проникают» в Сибирское ханство и побеждают хана Кучума, завоевав в 1582 г. его столицу г. Сибирь (17 км. от нынешнего Тобольска), она же Кашлык (т. е. зимовье, ср. также кишлак и, например, англ. castle). При этом сам Ермак героически погиб в бою в 1585 г. (по другим данным утонул, переплывая Иртыш в железном панцире). Кучум же после поражения «бежит в Ногайскую Орду», где преспокойно живет, по крайней мере, до 1598 г. (Сам же г. Сибирь прекрасно существовал еще и в XVIII в., в частности, отмечен на французской академической карте 1706 г.).

Вслед за весьма сомнительной историей частной экспедиции Ермака, любая последующая реальная экспедиция гражданских «первопроходцев» в Сибирь в XVII в. в официальной историографии считается «присоединением новых земель к Московскому государству», как будто туда ранее не ступала нога человека. Это «столбление сибирских участков» XVII в. как две капли воды похоже на «освоение» Америки: аборигены (индейцы ли, коренное ли население Сибири) — дикари, поэтому появление «белого человека» (первопроходца, миссионера) на их земле — это уже акт присоединения. «Исторический календарь для школьников — десять веков российской истории» (составители В. А. Алексеев и В. В. Степанов, Донецк, ИКФ «Сталкер», 1996 г.) вообще утверждает, что в 1633 г. (!) к Москве была присоединена вся Сибирь вплоть до Камчатки. На этом «завоевание Сибири» в XVI в. заканчивается, а следующая волна ее освоения начинается в конце XVII в. — после казни Степана Разина в 1671 г. и присоединения Камчатки в 1697 г. (это традиционная дата «присоединения Сибири»). Между тем, известная экспедиция Хабарова в Забайкалье, только основала, как считается, Албазинский (1651 г.) и Нерчинский (1653 г.) остроги. Албазинский острог затем был срыт «по требованию китайцев» в рамках Нерчинского договора 1689 г., однако при этом граница «России» с «Китаем» оставалась до 1858 г. «крайне неопределенной».

Однако на русской карте Евразии, изготовленной, скорее всего, в Сибири около 1710 г. (Петербург уже показан на карте, но столицей еще указана Москва), четко определенная государственная граница между Московией и Сибирью проходит примерно по меридиану Мезень — Пенза.

И на французской карте 1706 г. (издание французской Академии Наук) восточная граница Московии с Сибирью проходит от Белого моря по р. Мезень, далее на юг, пересекая Северные Увалы и Волгу у Нижнего Новгорода, далее вверх по Оке до Касимова (а не вниз по Волге до Астрахани!), от Касимова по меридиану на юг до Богучара на Дону. Слева от Богучара вверх по Дону Московия граничила с казацкими землями, т. е. с Диким Полем, а в промежутке Тула — Калуга с Воротынью. При этом известно, что ни Дикое Поле, ни Воротынь налогов и податей Московии не платили, т. е. были независимы.

Вниз по Дону до впадения Северского Донца проходила граница Сибири и Дикого Поля. Междуречье Дона и Волги и Северный Кавказ занимала Черкассия, а междуречье Дона и Днепра относилось к Крымскому ханству. Расположенные к востоку от меридиана Мезень-Пенза Черкассия, Астраханское царство, Булгарское княжество, Казанское царство, княжества Вятка, Пермь, Зыряния и Югория официально входили в Сибирскую конфедерацию, а не в Московию. Вся территория за Уралом от нынешнего Гурьева до Верхнеуральска и далее к востоку до слияния Зеи и Амура была вообще не зависима ни от Сибири, ни, тем более, от Московии. Столицей этой Независимой Татарии был Сарайчик — нынешний Гурьев, якобы только основанный в 1740 г. Выше него по р. Яик располагалась казацкая крепость Кош-яицк (т. н. «Яицкий городок»).

Известная бурная реформаторская и завоевательная деятельность Петра I совершенно не обращена на восток — в Сибирь. И реальное государственное «освоение Сибири» начинается не ранее 1760 г., когда Елизавета Петровна милостиво разрешает помещикам «ссылку крестьян на поселение в Сибирь в зачет рекрутского набора». Этот указ прямо говорит о стимулировании колонизации Сибири и совершенно аналогичен одновременному с ним распоряжению английского короля Георга III, касающемуся колонизации Индии и Канады. При этом, хотя в полном титуле императрицы Елизаветы (по состоянию на 1752 г.) и фигурирует «царица Сибирская», но вся Сибирь еще считается одной (!) губернией.

Само произношение титулов «царь» (фр. czaar), «царица» — не русское, а иудейское (вместо фонетических вариантов кайсар, кайзер, кесарь или цезарь) и означает «наместник» (см. статью «Древнее и средневековое население Европы и его правители»). Поэтому-то романовы и ввели понятие «царь православный», создав свою церковь в Московии. Поэтому в титуле Елизаветы, как и в титуле Петра I с 1722 г., понятие «императрица» (т. е. повелительница) относилось только к территории изначальной Московии романовых (т. е. «Всея Руси»), а ее наместнические, а отнюдь не владетельные права в Сибири, Казани или Астрахани, признанные султаном, обозначались как «Царица Казанская, Астраханская и Сибирская».

И Екатерина II в своих «Записках», описывающих ее воцарение в 1762 г., называет в числе 10 своих начальных губерний единственную закамскую — Сибирскую. Перечень губерний Екатерины II в 1762 г. представляет особый интерес и по другой причине. Вот что она пишет в 1791 г.: «Вся империя была разделена на следующие губернии: Московская, Нижегородская, Казанская, Астраханская, Сибирская, Белогородская, Новогородская, Архангелогородская, Санктпетербургская, Лифляндская, Выборгская, Киевская; Малую Россию, т. е. Новгород Северский и Чернигов ведал Гетман». В оригинале слово «следующие» зачеркнуто и сверху написано «токмо десять». Если не считать за губернию Малороссию, которой «ведал Гетман», то губерний перечислено 12, а не 10. Даже если учесть, что отдельной Выборгской губернии не было (это часть С-Петербургской), то их оказывается (до собственноручного исправления Екатериной числа) все равно на одну больше, чем в действительности, а именно: в 1762 г. Белгородской губернии, как и при Елизавете, еще не было. Самой южной, Азовской губернии, заявленной в 1708 г. Петром I, также не было, поскольку Азов в это время принадлежал Турции. Белгородская губерния, которую упомянула Екатерина в 1791 г., появилась в составе Российской империи только после 1770 г.!

О том, что граница Московии и Сибири пересекала Волгу под Нижним Новгородом не только в 1706 г. (как показано на академической французской карте), но еще и в 1762 г., свидетельствует сама романовская история: в начале своего правления Екатерина II по примеру Петра I объезжает свои владения, совершая поездку по Волге от Твери до Симбирска (а не до Самары, Саратова или Царицына, не говоря уже об Астрахани!). При этом сопровождающих ее в поездке иностранных послов не пускают даже в Нижний Новгород и под благовидным предлогом отправляют назад. Про Нижний Екатерина пишет, что местоположение выгодное, но сам город ужасен, про посещение Казани в отчете о поездке Екатерины не упоминается, а по поводу Симбирска она пишет, что там «слишком многие дома в закладе». Этот отрезок путешествия резко контрастирует с описанием «парадного» участка пути: о ликовании народа при встрече с императрицей, например, в Костроме и в Кимрах. В Ярославле Екатерина не только общается с народом, но и «творит суд»: по жалобе купечества отстраняет от работы губернатора, хотя Ярославской губернии как таковой еще не существует. (В Ярославле Екатерина могла уволить только Нижегородского губернатора.) Из этой поездки видно, что взаимотношения Московии с Казанью и Астраханью резко отличались от отношения Московии к подчиненной ей Нижегородской губернии.

А вот уже после казни Пугачева в 1775 г., покорения Крыма, Северного Кавказа, Сибири и окончательного поражения Османской империи в войне 1787–1791 г., к концу правления Екатерины II, губерний действительно становится аж 50, а численность податного населения (это 90 % всего населения) возрастает с 5.4 млн чел. в 1725 г. до 32.6 млн чел. в 1795 г., т. е увеличивается в 6 раз! При среднем за последние 400 лет демографическом коэффициенте размножения 1.25±0.01 (без учета чумы 1771 г. и потерь в беспрерывных войнах) и числе сменившихся за промежуток в 70 лет поколений, равном 4, естественный прирост должен был бы привести к численности населения около 13.5 млн чел.

Иными словами: с 1760 по 1795 г. Екатериной была завоевана территория с крепостным населением численностью [32.6–5.4 (1.25)4]/ col1¦0 = 12.4 млн чел., т. е. с более чем вдвое превышающим то, что было в царствование Петра! Это и есть примерная численность покоренного населения Левобережной Украины, Центральночерноземной и Южной России, Северного Кавказа, Казахстана и Сибири вместе взятых в середине XVIII в.

Собственно говоря, Сибирь вошла в состав Российской империи окончательно только при Павле I, когда в 1798 г. была создана Российско-Американская компания во главе с Резановым для управления североамериканскими колониями, в том числе Алеутскими островами (присоединены в 1766 г) и Аляской (около 1790 г.), которые затем были проданы США уже при Александре II в 1867 г.

Для того, чтобы восстановить реальную картину, сначала следует присмотреться к тому, кем и как создавалась история «освоения Сибири». А история эта начала создаваться для романовых (как считается, не ранее 20-г годов, а точнее, во второй половине XVII в.) именно семейством Строгановых в виде «Строгановской летописи», которая и легла в основу всех прочих «Сибирских летописей» — Есиповской, Кунгурской, Ремезовской и др., писавшихся в XVIII–XIX вв. (т. н. «портфели Миллера», собранные в 1733–1743 гг. и послужившие основой для его книги «Описание Сибирского Царства» 1750 г. и последующей «Истории Сибири»).

Строгановы проделали свой путь «из грязи в князи» будучи банкирами остзейского «дома Романовых» (аналогично семействам Медичи при римских Папах и Фуггеров при Габсбургах). Сами Строгановы пишут, что они родом из «поморских хрестьян». При этом Строгановы — отнюдь не русские, а инородцы, поскольку в 1722 г. Петр I сразу трем братьям Строгановым — Александру, Николаю и Сергею жалует титул «барон», который Петром был специально введен исключительно для инородцев — преимущественно выходцев из Восточной Пруссии, которая также называлась Остзейским поморьем. Известно также, что и правописание фамилии Строганов колебалось (например, часто встречался и вариант «Строгонов»). Возможно, это было связано с тем, что родом они были с реки Streu (откуда и Streugen, полабское Строгон) из окрестностей г. Галле (историческая область Франкония в Восточной Германии), т. е. происходили из франконских купцов, имевших привилегии беспошлинной торговли. (Добавим, что во всем мире известно любимое блюдо Строгановых — «бефстроганоф», т. е. «мясо по-строгановски». Рецепт приготовления мяса, нарезанного маленькими продолговатыми дольками — это восточногерманский (полабский) рецепт. В окрестностях Галле, Лейпцига и Дрездена вас и сегодня накормят мясом, нарезанным именно так.)

В юбилейной книге «Государи из Дома Романовых, 1613–1913» (изд. И. Д. Сытина, М., 1913 г., далее обозначена как ГДР, прим. Авт.) сказано, что практически ничего не известно ни о составе Собора 1613 г., ни о ходе его. Известны только два разноречивых экземпляра «грамоты об избрании Михаила Романова на царство» и грамота, адресованная Строгановым, в которой новоиспеченный царь и Собор просят Строгановых: «хотя теперь и промыслов убавьте, а ратным людям жалованье дайте, сколько можете». Это совершенно недвусмысленно говорит о том, что власть Романовых держалась на бердышах и пиках ратных людей (т. е. наемников, поскольку «ратными» в русских летописях называли чужих воинов) и… на деньгах Строгановых.

Строгановы дали денег и на написание красочной истории, призванной обосновать законность романовского правления в Московии и преемственность их власти от «рюриковичей». Это в буквальном смысле красочная история, поскольку известна «строгановская школа» иконописи и миниатюр XVII в. (братья Савины, Чирин, Истома, Москвитин и др.). По заказу романовых строгановские мастера-художники во второй половине XVII в. иллюстрируют лицевые своды летописей в духе никонианских реформ. Немаловажным для написания строгановско-романовской истории было и то, что в руках строгановых было и производство гербовой бумаги: поэтому «подлинные» документы допетровской эпохи «обнаруживались» в XVIII в. именно в архиве строгановых (в том числе, и Г. Ф. Миллером в Сибири), причем часть «царских грамот» XVI в. уже тогда была признана подделкой (предмет полемики Миллера и Татищева).

Заслуги строгановых в финансировании романовых приводят их и в высшие слои государственной власти. Петр I за развитие военной промышленности жалует дворянство Григорию Строганову (1656–1715), объединившему в своих руках все владения строгановых, а затем и его сыновьям — баронство. Внук Григория Александр Сергеевич Строганов (1733–1811) получает от Екатерины II графский титул, становится членом Государственного Совета, президентом Академии Художеств. И ясно, почему: последний этап сочинения традиционной истории России, происходит именно в период 1775–1795 гг., причем, как будет показано ниже, под непосредственным руководством и при деятельном участии самой Екатерины II. (Часть этой работы, связанной с созданием истории «Древней Руси» Екатерина поручила А. И. Мусину-Пушкину, «собравшему большую коллекцию древнерусских памятников литературы».) На основе этих материалов и пишет в дальнейшем свою «Историю» Н. М. Карамзин.

Фактологический разбор источников по истории завоевания Сибири подробно проведен, в частности, в книге Р. Г. Скрынникова «Сибирская экспедиция Ермака» (Новосибирск, Наука СО, 1986 г.). Подлинные документы об экспедиции Ермака, как считается, «погибли», а выписки из них сохранились только в позднейшей Погодинской летописи (не ранее конца XVII в.). В своей же книге Р. Г. Скрынников отмечает не только целый ряд хронологических нестыковок в существующих источниках, но и прямую перелицовку сибирскими летописями, например, византийских событий, взятых из «Московского Хронографа» 1512 г., с заменой их на московскую смуту 1612 г., при этом противостояние византийцев и болгар заменяется на противостояние поляков, с одной стороны, и москвичей с немцами (!) с другой. При этом автор книги, находясь в плену традиционной романовской истории, никак не комментирует даже более удивительные вещи, чем «московско-немецкий» союз в Москве в 1612 г.

Например, в Погодинской летописи описывается, как после падения г. Сибири (Кашлыка) привозят в Москву взятого в 1585 г. в плен «царевича Маметкула» (племянника хана Кучума и главнокомандующего войсками Сибирского ханства): «привезоша ж царевича Маметкула, и по государеву указу встреча ему была честна, и пожаловал ему государь царь и великий князь Федор Иванович многим жалованием, потом же и служилых людей».

Скрынников пишет по этому поводу: «Достоверность сведений о встрече Маметкула подтверждается тем фактом, что сразу после прибытия в Москву Маметкул уже в ноябре 1585 г. назначается воеводой полка левой руки в походе против шведов». Это означает что пленный главнокомандующий противника производится в собственные генералы, да еще на уровне командующего армией против другого противника. Такое могло быть в то время только в одной-единственной армии — в Великоордынской.

Другой бывший злейший враг Московии, внук Кучума Алей (Араслан Алеевич) участвует вместе с русским ополчением (!) в освобождении Москвы для романовых, за что Михаил ставит его царем в Касимове. Сын Кучума Алтынай с 1608 г. также служит в Москве Шуйскому, а потом и Михаилу Романову, вследствие чего и до сих пор существует город, названный в его честь. Примечательно также, что все сибирские ханы свободно говорят по-русски, а пишут исключительно по-русски.

Далее Скрынников пишет буквально следующее: «В 1595 г. царские воеводы вошли в устье Яика (ныне р. Урал) и выстроили там острог. (Город Кош-Яицк или, как его называли при романовых, Яицкий Городок, переименованный в 1775 г. Екатериной II в Уральск, основан в 1584 г., т. е. уже существовал, когда туда пришли „царские воеводы“. Прим. Авт.). В конце концов попытка московских эмиссаров утвердиться на Яике потерпела такую же неудачу, как и попытка занять Раздоры в низовьях Дона. Царский городок на Яике простоял несколько лет, а затем московское правительство распорядилось снести его и отозвало гарнизон за Волгу» (курсив мой. Прим. Авт). Гарнизон Российской империи в переименованном Уральске появился только в 1775 г. Это прямо говорит о том, что до 1775 г. реальной романовской государственной власти там не было. История романовых также проговаривается, что, например, «Якутский городок», (нынешний г. Якутск, основанный в 1632 г.), был «самочинно захвачен казаками» в 1672 г. Казакам пришлось захватывать построенный ими же «городок» по одной-единственной причине: чтобы выгнать оттуда непрошенных посланцев Московии.

Легендарная биография «покорителя Сибири» Ермака Тимофеевича весьма похожа на не менее легендарную биографию другого Тимофеевича — Степана Разина (Стефана Рагузина, см. статью «Великая узурпация»), с той только разницей, что, согласно Скрынникову, Москва якобы в 1636 г. (а скорее, не ранее 1671 г., т. е. после казни Разина) санкционировала упоминание о Ермаке как о «верном царевом слуге», а не о разбойнике. Знаменательно, что Ермак Тимофеевич называется в некоторых летописях как Герман (!) Поволжский, что весьма правдоподобно, поскольку начальное «йе» в имени Ермак передает именно ге с палатальным «г», т. е. первоначальная форма прозвища Ермак — Германик. Отчество Тимофеевич намекает на связь обоих героев с наследниками Тимофея, т. е. Ивана III.

Не менее важен и такой вывод Скрынникова: «Вольные казаки пришли в Сибирь с мечом, но не с крестом». Побежденных казаки заставляли присягать на веру так: целовать окровавленную кривую саблю (т. е. полумесяц). Это — великоордынская присяга. Например, в 1621 г. султан послал «кровавую саблю» польскому королю Сигизмунду, требуя целования ее в знак отказа от притязаний на Москву (Вести-куранты. Приложение 1. 1600–1631 гг. М..: Наука, 1982). Обычай целовать саблю — янычарский (гвардейский) обычай — сохранялся в России при посвящении в гусары до XX.

Полумесяц со звездой до XVI в., скорее всего, был исключительно имперским военным, а не мусульманским символом, которым он стал не ранее 1603 г., когда султан Ахмет I впервые сделал мусульманство основной религией Османской (бывшей Византийской = Боснийской) империи. Знак креста, по всей вероятности, до того же XVI в. был колониальным символом — им отмечали завоеванные земли и переписанное население (аналог сегодняшнего ИНН!), причем в некоторых местах буквально: новорожденным вырезали крестик на лбу. От этого переписно-учетного исходного значения (а не христианского!) до XX века сохранился обычай неграмотных вместо подписи ставить крестик. (Вероятно, и «звезда Давида» первоначально означала принадлежность не к «евреям», а к учетчикам, книжникам, которых в Единой империи до 1453 г. освобождали от военной службы и других повинностей. На оттисковой части печати, приписываемой Ивану Калите с одной стороны изображена «Звезда Давида», а с другой — буддийский символ бесконечности. Креста как символа на печати вообще нет. На ликовой части печати — старец, осеняющий двуперстием (указательный и средний пальцы), образующим символ мудрости, от которого произошел и нынешний знак о’кей, только на печати большой палец образует кольцо не с указательным, а с безымянным. Москва (греч. Мосха) была при Иване Калите, скорее всего, одновременно и центром христианства, и «городом Моисея» (патриарха Мосоха), и главной Мечетью (Моска, первоначальные башни Кремля = минареты, ср. меноры = сторожевые, сигнальные башни кельтов, маяки, ср. также манить).

О том, что до романовых современного православия как государственной религии на Руси не было, свидетельствует, в частности, следующее: первый в русской истории город, получивший христианское имя — это город Святого Михаила Архангела, нынешний Архангельск, который получил это имя с подачи тех же строгановых в 1613 г. в честь воцарения Михаила Романова, а до этого назывался Новые Холмогоры (основан в 1597 г.). Названия сел типа Спасское, Троицкое, Рождественское, Воскресенское и т. п. — все более поздние. (Для сравнения: и названия католических городов в честь разнообразных святых с приставками Сан-, Санта-, Сент- появляются только со второй половины XVI в., причем, в основном, в Новом Свете.) Если бы Собор избрал не «православного русского боярича» Мишу Романова, а «католического польского королевича» Владислава или «мусульманского татарского царевича» Алея, выдвигавшихся в альтернативые кандинаты на царство, то сегодня не только официальная церковь в России была бы соответственно совершенно иной, но и мировое устройство в целом.

Сибирь же до XVII в. была практически полностью языческой. И после этого времени в религиозном отношении она остается весьма пестрой, поскольку всегда была прибежищем всех, кого преследовала официальная церковь. Особенного внимания заслуживают староверы — их обычаи и обряды в значительной мере соответствуют первичной монотеистической религии, из которой произошли все остальные основные современные конфессии. Их религия, по сути — иудеохристианство. Это и была преобладающая религия в Московии до 1658 г., когда усилиями сначала патриарха Никона (мордовского уроженца, возмечтавшего стать «православным» Папой), а затем, после низложения Никона, бежавших из Византии безработных «греческих патриархов» на соборе 1667 г. она стала «греко-кафолической» в противовес как римско-католической, так и мусульманской.

II. Реальная история создания Российской империи

III. Сличение двух редакций «истории» России — «допетровской» и «екатерининской» как метод восстановления реальных событий русской истории до XIX в.

Несмотря на то, что реальная история военного покорения Сибири Екатериной II еще практически неизвестна, изложенные факты и соображения позволяют ответить на вопрос, почему «История Государства Российского» не писалась целых 150 лет от прихода к власти Михаила Романова в 1613 г. до воцарения Екатерины II. «Древняя история России» сочинялась и до Екатерины II, но только как фальшивая «греко-православная» доромановская история «рюриковичей», призванная узаконить приход романовых к власти в Москве, в которой впервые появились «плохие татары» и «татаро-монгольское» иго как внешнее зло относительно России.

Екатерина же сама набросала необходимую уже не для романовых-московитов, а для своей евроазиатской Российской империи «древнерусскую канву», сверяясь при этом с английским шекспировским образцом — достаточно прочитать в ее «Записках» эссе «Чесменский дворец», где прямо показано, в какой последовательности надо выстроить историю, какие из ранее заявленных положительных персонажей должны в этой истории участвовать (например, Всеволод Большое Гнездо и Александр Невский).

Без завоевания ордынской Центральной России (Воротыни и Слободской Окраины), а также ордынской Сибири и уничтожения реальных свидетельств существования этих образований в XVI–XVIII вв. написание такой истории было просто невозможно. Именно при Екатерине и с ее подачи реальные русско-ордынские события 260-ти лет примерно 1500–1760 гг. были перенесены в прошлое — это и есть пресловутое «татаро-монгольское иго» якобы 1240–1500 гг. Однако «греко-православная» допетровская история романовых, пытавшихся скопировать папскую историю Западной Европы, которая уже была запущена в тираж строгановыми, оказалась при этом липовой при взляде на нее как с запада (из «Литвы»), так и с востока (из Сибири). Не менее липовой при этом оказывается история России 1328–1598 гг. и при взгляде на нее и с юга — из Турции, поскольку с этой точки зрения никакого «ига» в России нет, потому что она сама «иго» и есть.

Чтобы как-то совместить эти внутренне противоречивые версии, Екатерина поступила по французскому образцу: историю «Руси» усилиями Строганова, Мусина-Пушкина и других нарастили еще на 260 лет: примерно от 1240 г. назад до 980 г., куда только и удалось «втиснуть» якобы православное начало русской истории, переместив туда московскую (точнее, хазарскую) полемику о вере из конца XVII в. Сделано это было по указанию Екатерины, при этом, как следует, например, из ее «Чесменского дворца», она сама сначала еще путалась, сколько должно быть Владимиров, сколько Ярославов, и кто кому кем приходится. В этом же духе она пишет «в подражание Шекспиру» две драмы: «Историческое представление из жизни Рюрика» и «Начальное управление Олега», обозначая главные вехи своей истории. Естественно, «шекспи-аровский» почин императрицы был немедленно подхвачен придворными литераторами.

Однако, как вымышленность «допетровской редакции» русской истории обнаружилась уже в начале XVII в. (чему свидетельством публикация Петром I книги М. Орбини по истории славяно-руссов), так и неувязки «екатерининской редакции» русской истории и с «допетровской редакцией», и с западноевропейской историей обнаружились уже в начале XIX в. В качестве примера, можно привести поддельные записки о Московии Джайлса Флетчера, о которых было заявлено и в «допетровской редакции», и в «английской версии» русской истории XVI в. Это человек якобы был посланником английской торговой Московской компании в 1588–1589 г. (по другим данным был послом), встречался с Борисом Годуновым и написал записки «О государстве русском», изданные на русском языке и только в 1906 г. Английского оригинала этих записок, написанных якобы в 1591 г., не существует, поскольку «весь тираж был конфискован и уничтожен по просьбе… Московской компании», якобы боявшейся навлечь на себя гнев как Годунова, так и королевы Елизаветы I резкими суждениями автора о «жестких московских порядках». Русский перевод с неизвестно какого «оригинала» пытался опубликовать проф. О. М. Бодянский в 1848 г. с подачи представителя все того же семейства строгановых — попечителя московского учебного округа графа Строгонова. Однако, тогдашний министр просвещения Уваров опять-таки приказал конфисковать и уничтожить тираж якобы из-за личной вражды со Строгоновым («Московское государство XV–XVII вв. по сказаниям современников-иностранцев», изд. Крафт+, М., 2000.)

Вымышленные «Записки Флетчера» — это попытка в XIX в. заретушировать нестыковки «екатерининской имперской» и английской «доимперской» версий истории XVI в. Эта попытка скрыть реальную историю оказалась неудачной потому, что обе эти версии являются фальшивыми, но английская-то писалась в согласовании с более ранней, «допетровской» редакцией, а после выхода в свет карамзинской истории разница между этими версиями в английском изложении стала неустранимой. О том, что «допетровская редакция» запускалась в свет именно через Англию свидетельствует, например, «История русской литературы» (изд. И. Сытина, 1908 г., далее ИРЛ, прим. Авт): первые исторические сказания о Руси были написаны и переведены на английский язык по распоряжению Филарета для Р. Джемса, составлявшего толковый русско-английский словарь в 1619–1621 гг и включали рассказы о времени, непосредственно предшествующем приходу романовых к власти.

При этом ИРЛ (статья проф. С. Шамбинаго) с удивлением констатирует странный факт, что никаких исторических песен и сказаний русского народа, касающихся важнейших событий периода от Ивана Калиты до Ивана Грозного не существует. Им и не могло быть места в фальшивой романовской историографии XIV–XVI вв. Правильное понимание российских событий второй половины XVIII в. дает ключи к восстановлению реальной истории и предшествующего периода власти романовых. После этого появляется вероятность восстановления действительных событий и XIV–XVI в., поскольку, несмотря на всю екатерининскую ретушь, 260 лет действительной русской истории можно восстановить сличением двух ее «редакций», дважды отправленных в прошлое в XVII и XVIII в. с разницей примерно в 100 лет.

Вот несколько примеров, к каким результатам в традиционной истории привело сочленение «допетровской» и «екатерининской» редакций. Вымышленные в «романовской истории» события второй половины XVI в. (т. е. эпохи Ивана Грозного и Федора Иоанновича: «Покорение Казанского ханства» при Иване Грозном (якобы в 1552 г.) и «Покорение Астраханского царства» (якобы в 1556 г.) на самом деле описывают екатерининское завоевание Поволжья 1773–1777 гг., при этом «осада и взятие Казани» списывается с византийской хроники падения Царьграда 1453 г. («допетровская» редакция). Крымский хан Девлет-Гирей, разбитый Суворовым в 1777 г., становится прообразом «Девлет-Гирея XVI в.», якобы сжегшего Москву в 1571 г.

При написании «допетровской» редакции русской истории, как продемонстрировано в разделе I, использовались и сами по себе фальшивые «византийские хроники», изготовленные во Флоренции после падения Царь-Града. В частности, биография императора «Иоанна Дуки (Ватаза-Витязя)» размножилась в целом ряде других биографий: 1) «Казанского» хана Ядигер-Мехмета, якобы в 1552 г. покорившегося «великому Дюку» Иоанну Грозному и ставшему потом его «правой рукой», но которому тот же Иоанн Грозный «номинально» подчинялся, якобы юродствуя («Симеон Касаевич», он же царь «Симеон Бекбулатович», он же Саин-Булат, от же казак Черкес (= Адыге) Александров, привезший в Москву «царевича Маметкула» и т. д.; 2) «Сибирского» хана Едигера, якобы признавшего себя вассалом того же Ивана Грозного в 1555 г., 3) основателя Ногайской Орды золотоордынского («татарского») хана Едигея (иначе Эдигея, жившего якобы в 1352–1412 гг.), а также адыгейском (черкесском, северокавказском, ногайском) эпосе «Едигей», в биографиях готского императора Одоакра, чешского Отокара Пржемысла и т. д.

Аналогичными двойниками являются также слепой «Сибирский хан» Кучум, свергнувший своего предшественника Едигера, и «казанско-касимовский» Касим-хан, сын Мехмета (ср. Ядигер-Мехмет при Иване Грозном) якобы перешедший на службу к Василию Темному (т. е. Слепому) в 1446 г., основатель «Касимовского царства» и пограничного Московского города Касимова на Оке, который на французской карте 1706 г. назван Кашим или Качим (Cachim). Престарелый, слепой, но «неуловимый до самой смерти» хан Кучум в русских сказках отразился как Кощей (т. е. Старец, а не раб, как это иногда толкуют) Бессмертный. Касим-хан в «допетровской» редакции превратился в «принявшего православие номинального московского царя» Симеона, который, кстати, тоже ослеп в правление Царя Бориса. Несколько других Симеонов-выкрестов после этого появилось в «историографии» предшествующих периодов.

До елизаветинских времен «допетровская» редакция истории России оставалась преимущественно западнической, т. е. «варяжско-греческой». Елизавета же, в силу политических реалий середины XVIII в., поддержала развитие «славянофильского» исторического течения.

Реальные события разгрома Великой России (Воротыни и Слободской Окраины) XVIII в. в «екатерининской» редакции перенесены примерно на 260 лет назад. При этом московский (т. е. «великоросский») вариант ее говорит об историческом «добровольном» присоединении «Верховских княжеств», т. е. Воротыни к Москве еще в конце XV в., а затем о «ликвидации их к последней трети XVI в.». Например, говоря о последнем десятилетии правления Ивана III, Карамзин не придает особого значения его отношениям с Литвой, в частности, «битве Москвы с Литвой на Ведроши 1499 г.», якобы закончившейся перемирием 1503 г., потому что с «Литвой» за Смоленск в «допетровской» редакции только 10 лет спустя будет воевать уже Василий III. По «допетровской» редакции Иван III в 1492–1500 гг. совершенно не реагирует на «добровольное присоединение» обширной и густонаселенной территории его собственной Белой Руси (т. е. Литвы), а в 1503 г. он вообще «обращается к Богу и удаляется от дел». (Скорее всего, тот, кто правил в Москве под именем Ивана III, в действительности умер еще в 1498 г., о чем свидетельствует венчание им самим на царство внука Дмитрия (а не сына Василия!) именно в этом году. Москва в 1498–1505 гг. якобы занята войной со шведами и с «ересью жидовствующих» — ей не до Литвы.) Далее в «допетровской» редакции в течение 60 лет ничего не слышно о какой-либо «ликвидации» Верховских княжеств. А вот после этого периода прославленные герои «обороны Москвы от Девлет-Гирея в 1571 г.» верховские князья Михаил Воротынский и Никита Одоевский, земли которых не были отобраны Иваном Грозным в «опричнину 1565–1572 гг.», в «екатерининской» редакции просто обязаны были «погибнуть»: они якобы казнены тем же нехорошим и крайне непоследовательным Грозным именно в 1572 г., причем после того, как «спасли» Грозного. (Тут у Карамзина можно обнаружить еще одну явную невязку двух редакций. Скорбя о трагической гибели Михаила Ивановича Воротынского в 1572 г. и пресечении с его смертью династии князей Воротынских по «екатерининской» редакции, Карамзин преспокойно называет Воротынского одним из главных «рюриковичей»-свидетелей при коронации Царя Бориса в 1598 г., т. е. по «допетровской» редакции!)

Совершенно под другим углом зрения описывает эти же события не «великоросский» вариант екатерининской редакции русской истории, а «малоросский», по которому Малороссия присоединяется к Москве не через посредничество «Владимирской Руси», а непосредственно отторгается от «Киевской Руси». Вот, например, что сообщает «История украинского народа» (А. Я. Ефименко. СПб., 1906 г., т. I, стр. 100):

«К концу правления Казимира (Казимир IV „Ягеллончик“, король „Польши-Литвы“, умер якобы в 1492 г., прим. Авт. ) северские князья, в виду опасностей, угрожающих им со стороны литовской политики, обнаружили тяготение к Москве. Кое-кто из князей отошел в подданство московского государя еще при жизни Казимира, другие, воспользовавшись той временной дезорганизацией, которая наступила после смерти одного государя до утверждения нового, отделились от Литвы в промежуток 1492–1494 гг. К этой эпохе относится переход с вотчинами или дельницами своими, мелких князей Воротынских, Одоевских, Новосильских, Белевских , затем Перемышльских и Мезецких (т. е. Мценских , прим. и курсив Авт .), собственно князей вятичей , а не северян (т. е. князей севских-северских, прим. Авт.). К концу столетия 1499–1500 гг. признали верховную власть московского государя князь Бельский и московские выходцы: князь Шемячич и Можайский, который оттянули за собой исконные древне-русские города: Чернигов, Стародуб, Новгород-Северский, Гомель, Бельск, Трубчевск „со многими волостями“. Таким образом, к началу XVI века большая часть бывшего Чернигово-Северского княжества добровольно отошла под покровительство Москвы: попытка Литвы силою удержать отделяющиеся земли окончилась большим поражением литовского войска на Ведроши (1499 г), когда был взят в плен сам знаменитый литовский гетман князь Константин Иванович Острожский; остальная северщина была присоединена к Москве. В силу перемирия (1503 г.) от Литвы отошло к Москве 319 городов и 70 волостей — территория старого Черниговского княжества».

Цифры, указанные в приведенной пространной цитате, физически (т. е. ни географически, ни демографически) не соответствуют «территории старого Черниговского княжества» конца XV в. Зато эти цифры практически точно соответсвуют аналогичным данным екатерининских завоеваний не только «Черниговского княжества», а территории от Днестра до Урала по состоянию на 1777 г.! «Эпоха» Казимира IV «Ягеллончика» (1427–1492 г.) — это польский эквивалент московской «эпохи» Ивана III в «допетровской» редакции со сдвигом на 13 лет назад. Этот сдвиг был в уже «екатерининской» редакции и польской (после раздела Польши), и русской истории заполнен «успешной» Тринадцатилетней (!) войной тогда еще якобы «хорошего» для Москвы Казимира с «Тевтонским Орденом» (т. е. Ордой). А основой для событий этой липовой Тринадцатилетней войны взяты, как будет показано ниже, события из 13-ти летнего периода петровской «Северной Войны» 1708–1721 гг.

IV. Анализ ордынских событий доекатерининской эпохи в истории России

В качестве отправной посылки для анализа событий доекатерининской эпохи на территории современной России (имеются в виду события XVI–XVIII вв.) возьмем только два факта: 1) распад европейской части Великой орды на три географически определенных фрагмента: Западную Европу, Восточную Европу и Османскую империю в начале XVI в., т. е. после смерти последнего Hwanah (т. е., по Э. Бенвенисту, Единоличного Верховного Правителя) Орды, известного нам из традиционной историографии под именем Иоанна III, и 2) практическую независимость дальнейшего процесса дележа Юго-Западной и Центральной Европы (т. е. Испании, Португалии, Франции и Италии) в XVII в., в котором допетровская Московия почти не участвовала, от дележа остальной Европы.

(Здесь только добавим, что Бурбоны и «Австрийские Габсбурги» XVII в. — такие же узурпаторы власти в Западной Европе, как и романовы в Восточной. В отличие от них «Испанские Габсбурги», правившие на Пиренеях в XVI в. (до смерти Филиппа II в 1598 г.) — родственники Ивана III. Испания и Португалия — это юго-западный осколок Великой Орды, который в западноевропейской истории характеризуется как «абсолютистская монархия восточного типа». После раздела «испанского наследства» Испании приписаны все зверства инквизиции, которые творились в период «Конрреформации» в Центральной Европе. А герцог Альба стал в истории «олицетворением зла» усилиями безработных ордынских учетчиков, т. е. иудеев, избравших своим прибежищем Голландию и Швейцарию.)

Исходя из этой посылки, достаточно рассмотреть параллельно историю Московии, Польши, Швеции, Турции и Англии в XVI–XVIII вв., привлекая историю других осколков Орды ровно настолько, насколько это необходимо.

В параллельных «историях» Англии-Швеции-Польши-Литвы-Московии-Турции в рассматриваемый период XVI–XVII вв. происходят одни и те же ключевые события.

Во-первых, это эпидемии начала XVI в., прежде всего, бубонной и обычной чумы, описанные, в частности, у Карамзина как «язва с железою» и «поветрие», захватившие всю Европу, включая Британские острова, и пришедшие, как и первая чума в середине XIV в., с юга, т. е., в рассматриваемом географическом контексте из Турции и Крыма. Отсутствие средств борьбы с этими заболеваниями и массовый мор вызвал всеобщее религиозное размежевание, ибо источником заразы, естественно, считались соседние народы.

Как следствие, и возникли собственные региональные церкви: англиканская на Британских островах, лютеранская в Скандинавии, греко-православная в Московии и униатская в Польше. Сами церковные здания ранее были общими для всех монотеистов: например, сохранившаяся с 1539 г. в неизменном виде до сих пор старейшая православная церковь в Сараеве совмещает, по сути, характеристики христианского храма, синагоги и мечети. Поэтому храмы сначала стали считаться убежищем, затем средством очищения от заразы, а после окончания эпидемий (т. е. когда большинство населения либо умерло, либо переболело и приобрело иммунитет) — местом учета оставшихся в живых и умерших, поскольку подати в прежних объемах стало платить некому.

Одним из общеордынских средств очищения было трупосожжение в ямах с последующей насыпкой курганов: такие курганы над ямами с сожженными трупами есть, в частности, и в Скандинавии, и в Белоруссии (т. н. «юхновская культура»), и в Прикаспии («татарские курганы»). После этих эпидемий уровень жизни оставшихся в живых, естественно, упал, а плохие бытовые условия способствовали распространению следующей эпидемии — туберкулеза (у Карамзина — «смерть кашлем»). Но, в отличие от предыдущих, эта эпидемия шла не с юга, а с севера: этой эпидемии не было в Крыму и в других местах со сходным сухим климатом. Именно население этих мест оказалось «чистым», т. е. мусульманами, в отличие от «нечистых» — т. е. остального населения Европы. Еще одно принципиальное отличие туберкулеза от предыдущих эпидемий заключается в том, что разносчиком его является домашний скот. Это вызвало небывалую дотоле религиозную волну очищения — инквизиции — пурима — катарсиса и, как следствие, религиозного размежевания, прежде всего, на бытовой почве.

Во-вторых, однотипные династические смены, сопутствующие им бунты, перевороты, революции и избиение своих «неверных» происходят также параллельно. Например, в 1512–1520 г. в Турции султан Селим I Явуз казнит 40 000 «неверных»-шиитов — точно так же, как в 1527–1539 гг. в Англии «протестант» Тюдор Генрих VIII (т. е. «Феодор Иоаннович») уничтожает 560 монастырей т. е., примерно, столько же «католических» монахов, сколько Селим шиитов в Турции. Тоже самое проделывает в 1526–1538 гг. в Швеции и Густав I Ваза. Теперь сравните названия династий: Явуз в Турции, Авиш (Avis) в Португалии, Ваза (Vasa) в Швеции, а также: Явуз-Селим — Авессалом — (Я) — Василий. Именно в этот период в Москве как раз Василий III и делит «новгородские земли», после чего там наступает смутное время под властью неизвестно откуда взявшегося мощного «литовского» клана Глинских (т. е. английских). Затем уже в Англии ярая католичка «кровавая Мэри» Тюдор (1553–1558) избивает протестантов («неверных»), а Иван Грозный покоряет Казань и Астрахань (т. е. тоже «неверных»). Когда же в Московии наступает «опричнина» (1565–1572 гг.), параллельно в Турции буйствует Селим II Пьяница (правил в 1566–1574), а Польша подминает Литву по Люблинской унии 1569 г., причем конец московской опричнины совпадает со смертью последнего польского короля Сигизмунда II Августа из династии Ягеллонов. После Ивана Грозного уже в Москве, а не в Лондоне, появляется «царь Феодор Иоаннович» (в «царской» биографии которого, кстати, отсутствует даже дата его венчания), а в Польше — династия Ваза и т. д.

Далее в Восточной Европе наступает эпоха правления Царя Бориса, оказавшегося в 1598 г. старшим в ордынской династии не только по отношению к Турции, но и по отношению к Западной Европе. После гибели Испанской Армады (1588 г.), нацеленной на восстановление юго-западного (т. е. католического) ордынского порядка на Британских островах и происшедшей, как признает сама британская история, от естественной причины — жестокого шторма, а не от военного поражения, Англия спешит заключить «выгодное торговое соглашение с Турцией» (и одновременно «основывает Московско-английскую торговую кампанию»!). Иными словами, в конце XVI в. островная Англия избегает вассальной зависимости от ближайшего к ней западного римско-католического (также бывшего ордынского!) центра, еще признает вассальную зависимость от двух остальных более отдаленных ордынских центров — Царь-Града-Стамбула и белокаменного Царь-Града-Москвы, ибо именно так этот город был назван Царем Борисом в 1586 г.!

Фигура Царя Бориса является ключевой в реальной истории России, наравне с Иваном Калитой и Иваном III до него, а также Екатериной II и Сталиным после него.

Правление Царя Бориса и его значимость ни «допетровская», ни «екатерининская» редакции исказить полностью физически не смогли: дело в том, что существующие до сих пор результаты его правления спрятать или уничтожить при Филарете было еще невозможно, а в «екатерининской» истории стало уже невозможно. Среди обозримых результатов его деятельности, в частности, колокольня Ивана Великого в Москве — единственный в мире памятник, обозначающий переход Европы на исчисление «от Рождества Христова», построенный к 1600 г., и практически все старейшие каменные храмы Московского Кремля, сохранившиеся доныне. Этот его титанический труд еще в «допетровской» редакции был отправлен на все те же 260 лет «ига» назад: закладка каменного Успенского Собора в 1326 г., Церквей Иоанна Лествичника и Спаса Преображения в 1329 г., Архангельского Собора в 1333 г. Каждый из этих храмов воздвигался в течение одного летнего 4-х месячного сезона — это технология конца XVI, а не середины XIV в.! Для всех кремлевских храмов при Царе Борисе в были отлиты уникальные колокола, а «допетровская» историография отправила и это колокольнолитейное дело из 1590–1605 в 1330–1345 гг., правда обмолвившись, что руководил работами знатный мастер Борис Римлянин.

Помимо собственно Кремля, Борис начал строительство каменной Москвы и еще не менее 30 русских городов из стандартного формового кирпича, заводы для производства которого впервые созданы при Борисе, как и сам сохранившийся доныне стандарт кирпича 7х3х2 вершка. Среди построенных при Борисе кирпичных городов существующие и доныне Белгород, Воронеж, Валуйки, Елец, Кромы, Курск, Лебедянь, Ливны, Оскол, Смоленск, Царев-Борисов, не считая Москвы (посмотрите, при случае, на кремлевские стены). Этот строительный бум четко отделяет время Бориса от эпохи строительства «Великого Новгорода», т. е. повсеместного строительства в Евразии каменных городов, замков-крепостей-храмов из нестандартного кирпича и камня в «Золотоордынский период» (он же европейский «Проторенессанс») 1320–1580 гг. (Для сравнения: при «Иване Грозном» было построено только 11 каменных — не из стандартного кирпича! — крепостей: Александров, Тула, Коломна, Зарайск, Старица, Ярославль, Нижний, Белозерск, Порхов, Новгород и Псков.)

Царь Борис развивал не только производство кирпича, строительство и литейное дело. При нем получило всемирную известность уникальное русское златоткачество, причем не только в Москве. Даже в начале XIX века знаменитые ахтырские златотканые фаты ценились не меньше московских. Других источников златоткачества, кроме московского и ахтырского, в мировой истории нет. Село Ахтырка на р. Гусинца близ Харькова и его мастера-златоткачи ахтырцы средневековыми писателями названы скифским племенем Agathirsi, живущими в Приднепровье на р. Chesinus, и отправлены в «древнюю историю» на 1800 лет назад! Это ли не живое материальное свидетельство вымышленности традиционной хронологии и сопутствующей ей «историографии»?!

Царю Борису воевать было не с кем. Он не воевал не только с «татарами», но и с казаками, и с «однодворцами»: т. е. с Белой Русью — Литвой, которые признавали его верховенство. Он строил каменные города не против казаков и татар, как гласит «допетровская» романовская история, а для своих граждан. Это уже при Михаиле Романове была предпринята первая попытка строительства опорных пунктов Московии против Центральночерноземной России и других частей ордынской конфедерации. Утверждение «екатерининской» редакции о том, что в 1607–1632 гг. «татарами» разрушены построенные при Борисе кирпичные города Болхов, Данков, Дедилов, Елец, Епифань, Калуга, Карачев, Козельск, Крапивна, Кромы, Лебедянь, Ливны, Лихвин, Мещерск, Михайлов, Орел, Оскол, Перемышль, Путивль, Ряжск, Серпухов, Серпейск, Царев-Борисов, Чернь, Шацк и т. д. — ложь. Все они, кроме частично разрушенных приокских городов и полностью разрушенных Данкова и Старой Рязани при завоевании Московией Алексея Михайловича рязанских земель, преспокойно существовали и в начале, и в середине XVIII в., и отмечены на картах.

В отсутствие артиллерии, осадных машин и взрывчатки «татарам» физически нечем было разрушить кирпичную кладку на русском цементе — яичном белке. Ливны были сильно разрушены в 1708 г. при Петре войсками В. В. Долгорукова во время вторжения в Слободскую Окраину (как и Батурин, а позднее и Сечь в Запорожье в 1709 г.). Остальные перечисленные города были в той или иной степени разрушены Екатериной II при завоевании Великороссии, т. е. Слободской Окраины и Воротыни. (Развалины, например, Крапивны, сохраняют до сих пор следы артиллерийской бомбардировки.)

Истории «убиенного в Угличе царевича Дмитрия», а также трех «Лжедмитриев» — вымышлены в «допетровской» редакции. Об этом прямо свидетельствует возникшее только в начале XVII в. нынешнее значение слова «вор» (до этого оно означало «забор»). Дело в том, что прототипом «Дмитриев» послужил царевич по имени Уар (так звали «убиенного младенца Дмитрия» до крещения), от которого и произведена конструкция «Тушинский Вор». Биография несчастного Уара частично скомпилирована из биографий «рано умерших» внука Ивана III Дмитрия (он же старший сын Генри Тюдора Артур) и еще одного «англичанина» — малолетнего короля Эдуарда VI. Само же имя сына «последней жены Ивана Грозного» — не боярышни, а венгерской царевны Марии Нагой (Нагие, венг. Nagy = Великие) — Уар, странное для русского уха, означает просто у(г)ор, т. е. венгр (ср. также языческие имена: латышское Ояр и немецкое Uher). В легенду Уара-«Дмитрия» вошли также некоторые детали биографии младшего наперсника Ивана III — Матвея Корвина, впоследствии знаменитого венгерского, чешского, польского и австрийского короля Матьяша Хуньяди, воспитывавшегося в России в середине XVI в. История с «царевичем» — законным претендентом на московский престол — романовыми была не только перемещена во времени в правление «нехорошего и худородного» Царя Бориса, но и географически перемещена из опасного для них «литовского» Елецко (т. е. Галицко) — Дмитриевского (Центральночерноземного) региона России в безопасный приволжский Углицко-Дмитровский. Прозвище Дмитрий означает «две короны», поэтому опасные для романовых претенденты на престол с эти именем естественным образом появляются с запада, т. е. из Литвы-Польши, король которой, к тому же, тогда был еще и шведским королем.

13 апреля 1605 г. Царь Борис принимал более 20 послов — речь шла о подготовке мирных договоров, восстанавливающих ордынскую структуру. Именно в этот день на банкете заговорщики и отравили его, судя по симптомам, сулемой. На царство венчают в Москве сына Бориса — Федора (т. е. Теодора-Тюдора). Но в Англии уже правили Стюарты — последнего Тюдора (Роберта, графа Эссекса) Елизавета принуждена была казнить еще в 1601 г. Далее в Москве последовал государственный переворот и убийство юного царя Федора и его матери.

После этого в центре рассматриваемого региона возникает то, что до сих пор изображено на флаге Швеции: христианский конгломерат «Три Короны», т. е. вынужденный симбиоз «католической польской», «лютеранской датско-шведской» и «православной московской» корон. После этого весь XVII в. внутри этого «трехглавого дракона» происходят местные постоянные «разборки» на тему «какая голова главнее».

В 1603 г. к власти пришли одновременно в Турции (на Востоке) основатель современного турецкого мусульманства Ахмет I, а в Англии (на Западе) — основатель новой династии Яков I Стюарт, при котором появляется первая полная Библия. При этом «главной головой» временно становится поляк Сигизмунд, а в Москве начинается смута. В 1611 г. в Швеции к власти приходит энергичная новая «молодая» голова — Густав II Адольф, а следом за ней в 1613 г., после сговора Филарета с Сигизмундом, в Московии к власти номинально приходит сын Филарета Миша Романов. Одным из ключевых и весьма успешных направлений британской политики, начиная с этого времени до сих пор становится вбивание клиньев между Москвой и Стамбулом (без этого, в частности, не было бы никакой Британской империи).

После смерти Густава Адольфа в 1632 г. и старых друзей-врагов Сигизмунда и Филарета (1632 и 1633 гг.) в 1638–1645 гг. предпринимается попытка восстановить прежнюю ордынскую структуру Белой Руси во главе с Москвой, но при условии сохранения местного самоуправления. И в Англии тут же возникает республиканское движение против насаждения абсолютизма Карлом I. Соответственно, после смерти Михаила Романова в 1645 г. смута возникает немедленно не только в России, но и в Англии — роялисты терпят поражение, а власть (и самого короля) захватывают парламентарии-«думцы» во главе с Кромвелем. В Москве, напротив, побеждают абсолютисты и спешно «предъявляют народу» наследника — 16-тилетнего Алексея Михайловича, которого до этого не видел никто (ГДР неуклюже относит момент «предъявления наследника» на два года раньше, не в силах объяснить, как это умирающий в течение месяца «скорбный ногами» и богобоязненный отец при жизни сам не объявил сына наследником, что никак не согласуется с традициями «рюриковичей», якобы унаследованными романовыми.)

В 1638–1676 гг. Московия непрерывно воюет то с Белой Русью, то с Польшей, то с Швецией, предпринимая при этом попытки захватить Белую Русь: Прибалтику, Воротынь, Слободскую Окраину и Малороссию или хотя бы отделаться от дани Крымскому хану. Самым крупным военным успехом Московии оказывается разгром Рязани и присоединение Заокских земель, описанные в «допетровской» редакции как «поход Василия Уса» и «подавление восстания Разина в 1667–1671 гг.». Помимо Тулы и Калуги на юге и рязанских земель на юго-востоке, романовы прирезали к Московии еще и смоленские на юго-западе. Эти события в «допетровской» редакции были отправлены в прошлое дважды: на 260 лет назад в 1378–1414 гг., где оказались и «плохой юный Олег Рязанский» (он же разинский «царевич Алексей Пшимах»), и «несдавшаяся татарам» доблестная Тула, и «Куликовская Битва», и еще на 260 лет назад в 1118–1154 гг. для обоснования появления Москвы как центра Руси в далеком прошлом. После поражения Рязани и была уничтожена ее столица — Старая Рязань и г. Данков, а также сильно разрушено еще два десятка заокских городов. «Екатерининская» редакция часть этих же событий вынужденно отправила в прошлое третий раз — уже в середину XIII в., впридачу к воротынскому Козельску, чтобы наполнить событиями «завоевание Руси Батыем».

Разгромом же войск «Разина», т. е. воеводы Рязанского в этой редакции руководит Ю. Барятинский — т. е. «хороший» Воротынский. Под угрозой новой агрессии со стороны Московии запорожский гетман И. Брюховецкий в 1677 г. обращается за помощью к общему сюзерену — к Турции. В 1678 г. турецкие войска освобождают захваченный войсками Московии под командованием Г. Г. Ромодановского г. Чигирин в Левобережной Украине. По Бахчисарайскому перемирию 1681 г. административный контроль над Левобережной Украиной на 20 лет был передан хану Крыма. Два похода войск Московии на Крым под командованием В. В. Голицына в 1687 и 1689 гг. окончились полным провалом.

В 1689 г. в Англии и Московии одновременно происходят государственные перевороты, приведшие к власти Вильгельма Оранского и Петра I, соответственно. К концу XVII в. у «трехглавого» дракона в Московии и Польше появляются три новые молодые и весьма амбициозные головы: Петр I, его немецкий приятель Фридрих, курфюрст Саксонский, который в 1697 г. становится польским королем Августом II, и 16-летний Карл XII, король Швеции с 1698 г. Заметим, что Карл XII титуловался не просто «король Швеции» в современном географическом смысле, а именно как «Кунг (швед. kung „король“) шведов, готтов и вандалов», т. е. правитель населения Скандинавии, Прибалтики, и части Литвы-Белой Руси от Балтийского до Черного моря, включая бассейны Западного и Южного Буга. (Поэтому завоевательные походы Карла XII «из варяг в греки» были с севера на юг по «солнечной дороге», по-шведски Sul vдg (произносится Соллвей), из-за чего он попал в русские былины как Соловей-разбойник. Кстати, Пушкин в «Полтаве» совершенно правильно титулует Карла паладином — т. е. наместником, а не королем Швеции.)

История правления Петра I и, в частности, история всей «Великой Северной Войны» 1700–1721 гг., несмотря на тщательную редакцию при Екатерине II, тем не менее сохранила множество фактов, позволяющих вскрыть истинную подоплеку событий не только петровского, но и до-, и послепетровского времени.

На рубеже веков «московская голова» Петр, претендуя на шведский престол, сговаривается с «польской головой» Августом II поделить «третью голову»: «Швецию» (т. е. опять-таки ордынскую Белую Русь от Прибалтики до Причерноморья). Незадолго перед этим «московская голова» куснула сюзерена (т. е. Османскую империю) своими Азовскими походами и, несколько самоутвердившись, начала войну на Балтике. Однако «шведская» голова (с соизволения того же сюзерена) серьезно оттрепала «московскую» в 1700 г. под Нарвой и практически откусила «польскую» в 1704 г. Затем оставшиеся две «головы» решили поделить польско-литовско-белорусское наследство, по поводу чего они и встретились под Полтавой. Каждый из них пытался по-своему заручиться поддержкой отдельных членов ордынской федерации, не входящих в «тройную корону», или нейтрализовать их: Петр, например, считал, запорожского гетмана Мазепу своим союзником, а Карл считал наоборот, и в данном случае оказался прав он, а не Петр. А вот со Слободской Окраиной Петр решил разобраться силовым способом, и опять оказался неправ. Зато своими решительными действиями и благодаря почти троекратному превосходству в артиллерии под Полтавой в 1709 г. он с лихвой рассчитался с Карлом за нарвскую обиду 1700 г. Эта тактическая победа Петра в соперничестве с Карлом XII стала в екатерининской редакции истории создания Российской империи наиболее громким стратегическим событием петровского времени.

Однако, прежде чем рассмотреть стратегический аспект этой битвы, необходимо прояснить, когда именно этот эпизод Северной войны стал самым громким. Прославление Полтавской битвы и придание ей нынешнего значения в глазах общественного мнения началось опять-таки после завоевания Екатериной Малороссии. Например, первая памятная доска об этом событии с надписью, сочиненной Г. Рубаном в С.-Петербурге, датирована 1778 г. Ни одной оды в честь полтавской победы в 1711–1763 гг. не написано, хотя по поводу других побед их немало (например, «На взятие Хотина» М. В. Ломоносова в 1739 г.). Молчали по поводу этого события известные писатели этого периода Прокопович, Сумароков и Тредьяковский. Ничего по поводу этой победы не написал и поэт А. Кантемир, хотя его отец, молдавский господарь Д. Кантемир, писатель и историк, был сначала союзником, а потом и ближайшим сподвижником Петра I. В частности, в трудах Д. Кантемира по истории Молдавии Полтавская битва, в результате которой Карл XII оказался в столице Молдавии г. Бендеры, является частным эпизодом ликвидации автономии Молдавии Османской империей в ходе русско-турецкой войны 1710–1713 гг. (О русско-турецкой войне 1710–1713 гг. есть сведения и из источников другого союзника Петра — Черногории, однако в русских источниках эта война якобы окончена уже в 1711 г. по Прутскому трактату, когда Петр попал в окружение к Мехмет-паше.)

Странное длительное забвение такого исторического события может быть объяснено только одной причиной: сражение под Полтавой было выбрано Екатериной II как стратегически важное для ее собственной редакции истории, причем вынужденно, потому что это был единственный серьезный военный успех Петра на юге России. При этом Полтавское сражение оказалось вырвано из контекста событий, происходивших как до, так и после него. Заметим также, что сам Карл XII в этом сражении фактически участия не принимал, потому что накануне был случайно ранен в ногу и лежал с высокой температурой, а «шведами» командовали вовсе не шведы, а немцы: Левенгаупт, Крейц, Розен, Шлипенбах и пр. Место захоронения «шведов», погибших в этой битве вообще неизвестно, а место захоронения «русских» называется «Шведской могилой». Древняя белорусско-литовская столица г. Полтава в 1709 г. в «екатерининской» редакции оказывается казачьим хутором, едва вмещающим 4000 чел., однако при этом там обороняется от осаждающих ее шведов гарнизон полковника Келина как раз численностью в 4000 чел, да еще 2500 вооруженных горожан, т. е. мужчин. Тем самым численность населения «скромного казачьего хутора Полтавы» никак не могла быть меньше 10 000 чел. Самое забавное, что фамилия прославленного впоследствии в «екатерининской» редакции полковника Полтавского гарнизона — Келин, не русская, а как раз шведская (означает по-шведски «баловень»).

В контексте событий 1706–1713 гг. Полтавское сражение 1709 г. действительно является самым крупным, но отнюдь не решающим военным успехом Петра в войне с Ордой. Эти события включают и так называемое «Астраханское восстание 1706 г.», и «восстание К. Булавина» 1707–1710 гг., и неудачный «Прутский поход» 1710–1711 гг., и перенесение столицы из Москвы в Петербург немедленно после Прутского трактата 1711 г.

Новогодние «триумфы», справлявшиеся Петром в Москве в 1703–1705 гг., прославлявшие достижения в Северной войне, в 1706–1707 гг. не справлялись, потому что Петру было не до триумфов. В 1706 г. экспедиционный корпус Петра оказался на всю зиму отрезан войсками Карла XII под Гродно, а позже Карл XII разбил всех его союзников: и датские войска под Копенгагеном, и войска польского короля Августа. В том же году, ввиду войны со Швецией, было остановлено и строительство Арсенала в Кремле (возобновлено только в 1719 г).

В 1707–1708 гг. Петр готовился к обороне Москвы, и не просто Москвы, а Кремля! В 1707 г. К. Булавин, разгромивший 6000-ный корпус Ю. В. Долгорукого, наступал на Москву. В Москве спешно строились больварки, в октябре Петр послал в Москву царевича Алексея «осмотреть укрепления», причем «была с них пушечная пальба». Такая же «пушечная пальба» была и в декабре, причем в ней уже участвовал сам Петр, который в это время всячески искал мира с Карлом.

Историки дружно говорят, что заносчивый Карл XII просто упустил победу в 1707 г., дав Петру передышку. На деле передышку Петру предоставила Османская империя, в это время поддержавшая его и придержавшая Карла. А летом 1708 г. уже Петр переходит в контрнаступление, посылая 32 000 армию В. В. Долгорукова против «Булавина». Это было не «подавление бунта», а война против ордынской конфедерации, поскольку традиционная история проговаривается, что Голицын в июне 1708 г. разбил шведский корпус под Добрым — а это рядом с нынешним Липецком, т. е. там же, где воевал «Кондратий Булавин», т. е. Конрад Гетман (булава — символ гетманской власти). Войска, возглавляемые самим Петром, параллельно громят ставку Мазепы — г. Батурин, практически уничтожив его и вырезав всех мирных жителей, включая детей.

История с изменой гетмана Запорожской Сечи Мазепы Петру — еще один вымысел. Запорожская Сечь во главе с Мазепой действительно участвовала в петровских походах на Азов, но по приглашению Петра, а не по его приказу. В то время Петр подталкивал запорожцев пограбить калмыцкие и ногайские земли. Но, когда в 1707 г. Петр предложил Мазепе воевать с такими же свободными русскими донскими казаками и воротынскими стрельцами-однодворцами, Мазепа наотрез отказался. А в 1708 г. Петр пригласил уже 30 000 калмыков пограбить Запорожскую Сечь. (Это все та же обычная тактика Московии романовых — натравливать одних ордынцев на других.) Одновременно с наступлением на юг Петр объявляет свою знаменитую административную реформу, образующую 8 губерний, среди которых, однако, еще нет Центральночерноземных областей. При этом он «уничтожает» (до 1734 г.) Запорожскую Сечь, а гетманом Украины ставит И. Скоропадского.

В 1709 г. наступает кульминация достижений Петра — победа под Полтавой над войсками под командованием Левенгаупта (в традиционной истории она описана трижды: до, во время и после собственно Полтавской баталии войска Петра громят 16 000-ный корпус под командованием все того же Левенгаупта.) На стороне Карла XII в Полтавской битве сражались и 15 000 запорожских казаков во главе с К. Гордеенко, попавшим в плен и казненным Петром. На стороне Петра под Полтавой был более чем двукратный перевес в живой силе и пятикратный — в артиллерии. После двухнедельного пиршества по случаю победы (совместно с пленными немецкими офицерами противника, совсем как во времена московских «потешных» баталий), Петр на три недели заболевает, а потом отправляется осаждать Ригу, закрепляя успех, покоряет Лифляндию и в декабре торжественно въезжает в Москву. После чего 1 января устраивается особенно пышный «триумф».

В 1710 г. войска Петра изгоняют шведов из Прибалтики, и у него наступает «головокружение от успехов». Однако Турция требует ухода петровских войск из Приднепровья, а затем и вынуждает их уйти, причем во главе уже турецкого экспедиционного корпуса оказывается все тот же швед Карл XII, который (после смерти Мазепы) восстанавливает Запорожскую Сечь, где гетманом становится сподвижник Мазепы Ф. Орлик. (Традиционная история Российской империи скрывает, что именно Орлик был гетманом до 1734 г., а пытавшийся проводить в 1710–1711 г. политику закрепощения казаков сподвижник Петра Скоропадский был Сечью изгнан после Прутского трактата.) Прутский поход Петра против Османской империи в 1711 г. оборачивается для него тяжелым политическим поражением. Знаменательно, что он не возвращается в Москву, а отправляется в недостроенный Петербург и там в 1712 г. объявляет о переносе столицы. Никаких новогодних триумфов в Москве более не проводится. (В Москве Петр появился вообще только в 1718 г., а Рождество справлял уже как император в 1722 г., хотя до 1711 г. Рождество он всегда проводил в Москве.)

В своей «Истории города Москвы» И. Забелин рассказывает о том, что в 1711 г. в центре Кремля на Тайницкой площади была построена «Церковь Казанской Богородицы по обету монахини княжны Иоанны Барятинской» (т. е. Воротынской, поскольку Барятино — одна из родовых вотчин Воротынских, из фамилии которых Екатерина II сделала Боратынских-Баратынских-Барятинских), которая «по какому-то случаю была разломана в 1722 г.», а в 1730 г. на ее месте вновь поставили «церковь теплую». Однако, из церковной истории известно, что на сносе этого храма настаивал Стефан Яворский, местоблюститель Патриаршего престола в 1720–1721 гг., известный своей нетерпимостью к другим конфессиям. Из этого следует только один логический вывод: что в 1711–1722 гг. на этом месте в центре Кремля рядом с Иваном Великим стоял не привычный для нас православный храм, который был снесен после выполнения обязательств Петра перед Османской империей, а уже потом, в 1730 г., на этом месте соорудили церковь. (К этим событиям примыкает и указ Петра I 1723 г. о «запечатывании всех домовых церквей в Москве». «Домовая» церковь — это, по сути, иудеохристианская молельня, аналогичная маронитским молельням в католизированной Испании XVI–XVII вв. В каждой «домовой» церкви был, в частности, алтарь-ковчег, но не было официального священника — молились сами.)

В 1712 г. Петр (по Прутскому трактату поддерживаемый своим сюзереном — Турцией) в союзе с датчанами и саксонцами успешно сражается с войсками Карла в Померании. В 1713–1714 гг. война перемещается в Финляндию. Как писал сам Петр, занятие Финляндии было необходимо для дальнейшей торговли с Карлом и уступок при мирных переговорах. В 1714 г. Петр сначала помогает курфюрсту Ганноверскому занять английский престол под именем Георга I, считая, что Англия будет его союзником в дальнейшей борьбе с Карлом XII. Однако, став королем Англии, Георг I немедленно начинает проводить политику противодействия Петру на Балтике. В 1715 г. Петр серьезно заболел и в 1716–1717 гг. лечился за границей, а в это время зрел заговор против него во главе с его сыном Алексеем, инспирируемый и Англией, и католической церковью образца XVII в.

В этих трудных условиях Петр и принимает свое важнейшее стратегическое решение: он начинает в 1718 г. серьезные переговоры с Карлом XII о мире и будущих совместных действиях против предавших его союзников — Англии и Дании при поддержке Османской империи. Осуществлению этого союза помешало убийство английскими агентами Карла XII в 1718 г., когда не удался заговор против Петра. Заключение «вечного мира» с Турцией (1720 г.) способствовало выгодным для Петра I условиям Ништадского мира 1721 г., которым закончилась Северная война, несмотря на контрибуцию в 2 млн. рублей серебром, выплаченную Швеции (это четверть годового бюджета петровской России).

Мирные достижения Петра I в последние годы его жизни (в том числе, и практически бескровный русско-турецкий Персидский поход 1722 г.) стратегически превзошли все его завоевательные военные успехи вместе взятые.

На базе петровских реформ произошло экономическое и военное перевооружение Московии и ее мирная экспансия на Восток. Плоды его достижений пожинали уже при Анне Иоанновне и Елизавете Петровне. Однако, для идеологии завоевательных войн Екатерины II нужен был имидж не миротворца, а великого полководца Петра I.

V. Вместо заключения: «шекспи-ар» по-русски

Создание имиджа не только Петра I, а и собственно только еще намечавшейся Российской империи началось в преддверии очередного глобального передела мира — Семилетней войны 1756–1763 гг. В 1758 г. в России реально появляется «оригинал» богато иллюстрированной Радзивиловской Летописи. Тем не менее первое издание ее (причем «с копии», сделанной Шлецером) датировано только 1767 г. В этом издании впервые появляется лист, нумерованный арабской цифрой 8 — единственный, на котором изложена мифическая «варяжская предыстория» Руси. Это издание и положило начало «екатерининской» редакции истории России.

Параллельно уже при Елизавете Петровне, а особенно при Екатерине II, всячески стимулировалось написание нужных художественных произведений на исторические темы. В это время пишутся портреты «древнерусских» князей, выигрышные батальные сцены. Первым «пиарщиком»-подражателем Шекспиру в драматургии становится А. П. Сумароков со своими трагедиями на «древнерусские» темы «Хорев» (1747 г.), «Синав и Трувор» (1750 г.). В 1765–1770 гг. он пишет оды, призванные исторически обосновать сначала покорение Центральной России и Малороссии, а затем и историческую миссию Екатерины по объединению «Запада и Востока», т. е. по созданию Российской империи. Исторические поэмы пишет поэт М. Херасков («Россияда», «Владимир» и пр.), оды Екатерине — Г. Державин и многие другие.

Бурную деятельность развивает литературный кружок под руководством издателя Н. И. Новикова. В 1773 г. он начинает печатать «Древнюю Российскую Вивлиофику», т. е. историческую библиотеку, а затем, до 1790 г., издает множество книг на исторические темы с благословения Екатерины. После французской революции 1789 г. Новиков, известный своим масонством, попадает в опалу, а в 1792 г. арестовывается и ссылается. Конфискованные архивы его кружка, преобразованного в 1782 г. в «Дружеское ученое общество», а в 1784 г. в «Типографическую компанию», попадают к А. И. Мусину-Пушкину. Среди неизданных материалов Мусин-Пушкин обнаруживает и труды умершего в том же году члена «Типографской компании» писателя, историка и экономиста М. Д. Чулкова.

Помимо экономических трудов, М. Д. Чулков известен своим фундаментальным изданием четырехтомника «Собрание разных песен», в котором в 1770–1774 гг. были опубликованы народные исторические песни и сказания в его собственной литературной обработке. Сразу после его смерти Мусин-Пушкин дает Екатерине для ознакомления свой список ранее неизвестного произведения, найденного среди прочих в архиве и получившего позднее название «Слово о Полку Игореве».

Многочисленные комментаторы этого, несомненно, выдающегося произведения дружно порицают Екатерину за то, что она не распознала в нем гениальное творение «безымянного творца конца XII в.». Но Екатерину никак нельзя упрекнуть в отсутствии вкуса или невежестве. Екатерина была не только великим политиком, она еще была и образованнейшим человеком, и одаренной творческой личностью. Екатерину не устроило в «Слове» не художественное содержание или поэтический язык этого уникального в своем роде произведения, а его историческая фабула, поскольку не только фабулу «древнерусской истории», эпизод которой описывается в «Слове», но и биографии целого ряда персонажей придумала она сама. Для того, чтобы распознать новодел, ей не нужны были лингвистические доводы, впервые выдвинутые против «древности» «Слова» уже в начале XVIII в. профессором славистики М. Т. Каченовским.

Екатерине, например, достаточно было прочитать упоминание о Романе Мстиславиче и Ярославе Осмомысле, князьях Галицких, поскольку она сама отвела место «галицким князьям» в XII в., Центральночерноземный, уничтоженный ею же «литовский» Галич, доживший до XVIII в., переделала в Елец, а «присоединение Воротыни» (иначе — Верховских княжеств) отправила в конец XV в. Ей не нужно было «зегзицей по Дунаю» искать и р. Каял(а), которую до сих пор ищут исследователи «Слова», ибо ее собственная армия под командованием Румянцева в 1770 г. окончательно разбила турецкую армию именно на притоке Дуная р. Kагул — так она называется по-молдавски, на крымско-еврейском же наречии — Кагал, а по-турецки и называлась Каял (в нынешнем произношении Каюл, ср. также современное «султан» и произношение XVII–XVIII вв. «салтан»). Ей совсем не нужно было распознавать в событиях, отнесенных комментаторами «Слова» к XII в., огнестрельное оружие в шереширах — живых стрелах или технологию XVI в., по которой изготовлялись мечи, кованые в горячем щелоке (т. е. в «жестоцем харалузе») и т. д. — она лучше кого-либо знала свою редакцию истории Российской империи. А в ней прообразом «князей Галицких», ратовавших в «Слове» за объединение Руси, были сопротивлявшиеся «объединению по-екатеринински» и уничтоженные ею же князья Воротынские.

Из-за негативной реакции Екатерины, А. И. Мусин-Пушкин осмелился снова показать список «Слова» только после смерти Екатерины уже в 1797 г. Павлу I. Павел публикацию разрешил: поначалу он одобрял все, что не одобряла его мать. В первый же день воцарения он амнистировал опального Новикова, как и Радищева. Но подготовку к первому изданию «Слова» (1800 г.) Мусин-Пушкин начал только в 1798 г. — после смерти Н. И. Новикова, единственного, кто еще мог что-либо сказать о возможном авторстве М. Д. Чулкова или кого-либо другого из своего общества восьмидесятых годов.

Воплощением «екатерининской редакции» истории России стал гигантский исторический восьмитомный труд Н. М. Карамзина. Творчество Карамзина не случайно ставят рядом с творчеством его современника — крупного английского писателя и историка Вальтера Скотта. Блестящие исторические романы В. Скотта отличаются тем, что в них очень органично сочетаются реальные исторические события и художественный вымысел. Н. М. Карамзин же не занимался вымыслом — двадцать лет он потратил на то, чтобы органично сочетать вымысел, уже содержавшийся в двух «редакциях» российской истории — «допетровской» и «екатерининской». Поэтому его «История Государства Российского» уже «романизирована» и сама по себе читается так же легко, как и романы В. Скотта.

Весьма показательна и трансформация подхода к выбору исторических тем в творчестве Пушкина. В 1821 г. он пишет поэму «Бахчисарайский фонтан», в 1824 — трагедию «Борис Годунов», в 1828 — поэму «Полтава», в 1833 публикует поэму «Медный всадник» и заканчивает роман «Евгений Онегин» и… погибает в 1837 г., не успевая написать роман «Пугачев». Если в основе поэмы «Бахсчисарайский фонтан» лежит только легенда о похищении русской девушки крымским ханом, то историческая основа трагедии «Борис Годунов» и поэмы «Полтава» уже почерпнута Пушкиным из «Истории Государства Российского» Карамзина, которой он тогда безоговорочно верил. Но в «Медном всаднике» и в романе-меннипее (т. е. имеющем сложную иносказательную конструкцию) «Евгений Онегин» автор именем героя «Евгений» отмечает сложную судьбу своего друга — крупного русского поэта Евгения Баратынского (иначе Боратынского) — потомка тех самых непокорившихся романовым князей Воротынских. За последним князем Воротынским, названным Евгением, повсюду скачет и неумолимый «Медный всадник» — Петр, положивший начало уничтожению Воротыни.

Что же касается подготовки романа «Пугачев», то кажется весьма правдоподобным, что Пушкин, получив высочайшее разрешение на доступ к архивам, слишком близко подошел к раскрытию правды о завоеваниях Екатерины и о сопротивлении им, названном «пугачевщиной». (Не будь под рукой желающих убрать Пушкина дурака-Дантеса, скорее всего, нашелся бы кто-нибудь другой. Но это уже относится к жанру исторического романа.)

Реальная история отличается от исторического романа тем, что в начале любого своего сюжета она не знает его конца. Сюжеты же традиционной истории запрограммированы историографами, поэтому она и не соответствует реальным событиям, а следует программе «общественного договора», идеология которого была разработана гуманистами XVI–XVII вв. Тем не менее, общее ордынское наследие человеческой цивилизации проявляется и сейчас — и в России, и в США, и в Китае…

Без правильного понимания этого общего для всех народов этапа мировой истории XIII–XVI вв. вряд ли можно создать, говоря ученым языком, новую парадигму человеческой цивилизации в начинающейся постгеномной эре, нельзя искоренить национализм, терроризм, рабовладельчество и т. д. А попросту говоря, по-русски — не перестать жить во лжи.