Два дня спустя я лежу на траве у новенького пруда и вглядываюсь в воду. Неожиданно сбоку появляются ноги, обутые в голубые сандалии на ремешках.

– Не делай этого, – произносит ленивый скучающий голос. – Не топись.

Я меняю положение – сажусь на корточки. Ханни смотрит на меня сверху вниз, в её глазах читается жалость.

– Я просто ждала свою рыбку, – объясняю я, как будто это самая естественная вещь в мире, – Пирата.

Ханни усаживается на спинку скамьи.

– Тебе не кажется странным давать золотой рыбке собачью кличку?

– Ты не первая, кто говорит мне об этом, – вздыхаю я, вспомнив Кёрсти Макрэй. – Даже удивительно, как вы с ней похожи.

Ханни выгибает бровь и строит особенно злобную гримасу – ни дать ни взять Кёрсти! Я пожимаю плечами.

– По-моему, это забавно – кличка то есть. Иронично. Понимаешь?

– А-а, – равнодушно произносит Ханни. – Так зачем ты её ждала? Только не говори, что ты разговариваешь со своим Пиратом, делишься секретами и прочее.

– Нет конечно! – вру я. – Я же не сумасшедшая.

Пират беззвучно подплывает к поверхности. Готова поклясться, ему смешно. Вильнув хвостом, он снова прячется за кувшинку. Маленькая рыбка в большом пруду, которая радуется каждой прожитой минуте.

Ханни раскрывает альбом для набросков, достаёт из-за уха карандаш и задумчиво хмурится.

– Я должна выполнить задание по рисованию, а ты мне мешаешь.

Она изображает милую улыбку, длинные светлые волосы, рассыпанные по плечам, укрывают её золотистым плащом. Кажется, она только что послала меня подальше, но я отказываюсь верить своим ушам.

– Ханни, я понимаю, моё присутствие тебе не слишком по душе…

– Не слишком? – издевательски фыркает она.

– Ладно, совсем не по душе, пусть так. Но я уже здесь, и папа тоже. Может, всё-таки попытаемся найти общий язык?

– Ты совсем тупая, да? – вздыхает Ханни. – Не врубаешься? Остальные тебя терпят, но нельзя же не понимать, что затея со смешанной семьёй– полная чушь. Черри, ты никогда не станешь здесь своей, как бы ни старалась.

Мои щёки начинают гореть, словно мне надавали оплеух. Стать своей… Откуда Ханни знает, что именно этого я хочу больше всего на свете? Влиться, вписаться, освоиться… Я считала, у меня неплохо получается, однако своими злыми словами Ханни расплющивает мои надежды, как яичные скорлупки.

– Нам с тобой нет смысла искать общий язык, – продолжает она. – Черри, признай очевидный факт: я тебя ненавижу и, скорее всего, ты ненавидишь меня. Точка.

Я не испытываю нежных чувств к Ханни Танберри, это правда, но, согласитесь, трудно любить человека, который явно терпеть тебя не может. Ханни смотрит на меня как на отвратительного слизняка, случайно заползшего на её голубую замшевую сандалию.

Под внешностью сказочной принцессы скрывается ядовитая змея, и тем не менее какая-то часть меня жаждет подружиться с Ханни, заслужить её одобрение. Впрочем, этому не бывать.

– Дело не в нас с тобой, да? – говорю я. – Ханни, а ты не считаешь, что твоя мама и мой папа заслуживают счастья?

В фиалковых глазах Ханни вспыхивает ярость.

– Не притворяйся, что тебя это волнует! – рявкает она. – Меня не обманешь! Расселись тут как у себя дома, радуетесь, как вам повезло, только это ненадолго. Твой отец – дешёвый клоун, у него кишка тонка раскрутить шоколадный бизнес, и когда он облажается, мама его вышвырнет. Она презирает неудачников.

Я подавляю готовый выплеснуться наружу гнев.

– Ты неправа насчёт папы. Он замечательный и нравится Шарлотте, всерьёз нравится.

– Пока что, – холодно пожимает плечами Ханни. – Папа ей тоже нравился, а потом она изменила мнение о нём и выгнала. Так что советую не привыкать к уюту. Ваши деньки в этом доме сочтены. Я переписываюсь с папой, он знает обо всём, что тут творится, и, поверь, не в восторге от происходящего. Он до сих пор любит маму, они расстались по недоразумению.

Ханни улыбается очаровательной улыбкой, которая почти убеждает меня в её искренности. Моё внимание привлекают две новые золотые рыбки у поверхности пруда. Они едва заметны и скользят в воде лёгкими тенями. Что же скрывает под поверхностью Ханни Танберри? Боюсь, ничего хорошего.

– Но… твои родители разошлись три года назад. Они в разводе, верно? Я имею в виду, это уже окончательно…

Ханни закатывает глаза.

– Развод был ошибкой, папа просто разозлился на маму. Он любит нас всех. Мы снова будем семьёй.

По-моему, Ханни выдаёт желаемое за действительное. Если бы Грег Танберри надеялся на счастливое воссоединение, то присылал бы пачками цветы, звонил и вообще старался всё уладить, а он, насколько мне известно, сидит в своей шикарной лондонской квартире и носу не кажет в Китнор с того самого дня, как его выставили из Танглвуд-хауса.

– Вряд ли Шарлотта этого хочет, – мягко говорю я.

Ханни презрительно кривится.

– Ещё как хочет. Пэдди ей совершенно не подходит. Мой папа – настоящий бизнесмен, он носит дорогие костюмы и золотые часы, водит спортивную машину, а твой папаша работал на шоколадной фабрике. И не впаривай мне, что он был управляющим. Я сама спросила его, чем он занимался, и он сказал, что отсортировывал бракованные батончики. Тоже мне большой начальник!

Моё лицо пылает от стыда, я опускаю глаза.

– Можешь не сомневаться, – продолжает Ханни, – мой папа – настоящий мужчина. Рядом с ним Пэдди выглядит как… цыган!

Мне вспоминается песня миссис Макки о пёстром цыганском таборе и фильм «Шоколад», который мы смотрели на днях. Знаете, иногда цыган вполне может оказаться мужчиной твоей мечты. Я видела, как Шарлотта смотрит на папу; по-моему, она любит его почти так же сильно, как я. Это одна из причин, почему она мне нравится.

– Мой папа – успешный человек, – не унимается Ханни. – Он трудится с утра до ночи, семь дней в неделю. Я не могу звонить ему в любое время – он часто проводит важные деловые совещания. Да, папа постоянно занят, поэтому-то он и не приезжает к нам каждые выходные и иногда отменяет наши встречи в Лондоне.

Я закусываю губу. Если Ханни хочет убедить меня, что её папа лучше моего, то зря старается. Лично я вижу в Греге пустого самовлюблённого типа, для которого работа важнее собственных дочерей. Ханни, судя по всему, не желает снимать розовые очки. Правда, надо отдать должное, она любит своего отца.

– Послушай, Ханни, – осторожно говорю я, – я тебе неприятна, понимаю, но между нами есть кое-что общее. Ты потеряла близкого человека, папу, я – маму, и это тяжело, очень тяжело.

Ханни корчит гримасу.

– Ко мне это не относится. И вообще, что значит – потеряла? – язвительно произносит она. – Положила не туда, забыла где-то, как зонтик? Я прекрасно знаю, где мой папа, он вовсе не потерялся, и нет у нас с тобой ничего общего!

В груди у меня растекается боль, и я упрямо вздёргиваю подбородок, чтобы не выдать своих чувств. Ханни знает про мою маму, конечно знает, но ей плевать. И нам действительно не найти общего языка, это ясно как день. Окажись мы после кораблекрушения на необитаемом острове, она, наверное, бросилась бы в воду и поплыла в открытый океан, лишь бы не находиться рядом со мной. Я встаю с травы – голова гордо поднята, щёки горят. Внутри клокочут злость и обида, но Ханни показывать этого нельзя. Я и не покажу.

– Черри?

Я смотрю на неё в упор, ожидая очередного оскорбления.

– Сожалею, что так случилось с твоей мамой, – тихо произносит Ханни. – Не считай меня законченной стервой.

От изумления у меня расширяются глаза, я теряю дар речи. Неужели я только что обнаружила щель в неуязвимой броне Ханни? Может, она всё же не бессердечна и ещё есть надежда?.. Впрочем, нет.

– Ничего личного, поняла? – уточняет Ханни. – Просто хочу, чтобы для тебя это не было секретом. Так будет лучше для всех. В общем, моя мама просто использует Пэдди, хочет заставить папу ревновать. Ну вот… теперь ты знаешь. Нам ни к чему пытаться стать подругами, потому что, вероятнее всего, через неделю тебя в этом доме уже не будет.

Я разворачиваюсь и ухожу прочь.