Сначала мы плыли рядом. Под нами проносились то стайки рыбок-попугаев, то ярко-красные клоуны. Когда ущелье начало сужаться, я оказалась впереди. Скоро растительность исчезла. Под нами золотилось песчаное дно; над нами, почти над самыми головами, сияло солнце. Наши тени-русалки скользили по дну, то становясь совсем четкими, то дробясь на мелкие осколки от удара хвостом по спокойной водной глади.
Наконец мы добрались до отверстия, закрытого тростниками. Трясущимися руками — хоть бы Шона не заметила этой дрожи! — я раздвинула стебли и заглянула в дыру. Вода в лагуне по-прежнему сверкала на солнце. Мхи свисали со скал, завешивая трещины и щели. Белая тропическая птичка нырнула в отверстие в скале, смешно подрагивая хвостом. И все замерло в неподвижности. Шона молча осматривалась по сторонам.
— Готова? — спросила я дрожащим голосом.
Она повернулась ко мне.
— Только давай поскорее посмотрим и вернемся.
Я оглянулась, чтобы убедиться, что никто нас не видит, а затем протиснулась сквозь дыру и очутилась в лагуне.
Солнце палило нещадно, обжигая плечи, кидая яркие блики на воду и покрывая дно светлыми волнистыми полосами.
Мы скользили сквозь неподвижную воду, а она становилась все темнее и холоднее. Потом лагуна снова сузилась до ущелья, и мое отражение у самого дна пропало. Стены уже не были такими твердыми; они, скорее, напоминали мел. Остановившись, я поскребла одну ногтем — поверхность крошилась под пальцами. Стены уходили высоко вверх, — холодные, серые, безжизненные.
— Эмили! — Шона указывала на что-то впереди.
Огромный, почти в наш рост, рисунок на стене — круг, из центра которого бьет фонтан.
— Посмотри на это!
Пока я разглядывала рисунок, она проплыла вперед.
Я догнала Шону. Напротив нас, полускрытое мхами, ниже уровня воды, виднелось новое отверстие в скале. Мы пролезли внутрь. Там оказался туннель, достаточно широкий, чтобы можно было плыть.
— Круто! — я улыбнулась подруге. — Потайной туннель, уходящий в глубину скалы! Шона, мы обязательно должны посмотреть, что там.
Она нахмурилась.
— Представляешь, как поразятся Алтея с Мариной! Никто из них не смеет сюда забираться. — Не давая ей ответить, я скользнула вперед, в гулкую тьму. Через пару мгновений стало слышно, что Шона плывет за мной.
Петляющий туннель вел нас все дальше в глубь скалы. Сначала было тесно, холодно и страшно, но постепенно туннель расширился, и темнота немного рассеялась. Впереди замаячил круг света.
Наконец мы добрались до него. И оказались в пещере с высоким круглым сводом, пятнистым от водяных бликов.
— Не понимаю, — сказала, оглядываясь, Шона. — Откуда идет свет?
Я покачала головой. Мы оплыли пещеру кругом. Можно было подумать, что свет поднимается из-под воды.
— Ну-ка.
Я нырнула. И ахнула. Теперь понятно! Весь пол был усыпан кристаллами, камушками и кусками золота, сверкавшими так ярко, что хотелось прикрыть ладонью глаза. Я никогда еще не видала подобных драгоценностей. На дне был выложен круг из сияющих розовых камней с острыми белыми гранями. Между камнями сверкали крупицы золота. В середине стоял ярко-голубой кристалл, похожий на ракету, устремленную ввысь, к поверхности воды.
— Да что же это… — Шона плавала по кругу, приоткрыв рот, и глаза ее сияли отраженным светом голубого камня.
Я огляделась. Еще, и еще… Похоже, кристаллы и камни покрывали весь пол, заполоняли все щели и трещины.
— Эмили, нам надо возвращаться.
Неизвестно откуда вынырнула толстая зеленая рыба-ангел. Замерла между нами, испуганно тараща глаза, и тут же метнулась в какую-то расщелину.
— Эмили, мы уже все посмотрели. Нам нельзя здесь быть.
Я бросила глазеть по сторонам. Шона права.
— Ладно. Поплыли назад.
Мы узнали то, что так волновало Алтею и Марину. За лагуной скрывалась пещера, полная сокровищ. Но зачем? Непонятно.
Шона немедленно развернулась и поплыла назад к туннелю. Но тут я заметила кое-что на стене пещеры: рисунок, точно такой же, как мы уже видели, только еще больше. Кажется, это называется мозаика.
Приблизившись, я разглядела, что она выложена из драгоценных камней: в середине большой кусок золота овальной формы, в половину меня ростом, а из него тянутся разноцветные нити-струйки. Я потрогала мозаику, — она дрогнула под моей рукой.
— Шона!
— Пойдем, — она продолжала плыть вперед.
Я покачала слиток золота. Он был вставлен в скалу, но непрочно. Его легко будет вынуть. Надо хотя бы попробовать. Тут точно какая-то тайна. Наверняка.
— Шона! — снова окликнула я. — Иди, посмотри.
Она обернулась.
— Он шатается! — Я тянула слиток на себя, подсунув под него пальцы. — Помоги мне.
Шона неохотно подплыла.
— Я думала, что мы… акулий хвост!
— Ты думала, что мы — акулий хвост?
Шона уставилась на мозаику.
— Что это?
— Помоги мне вытащить золото.
— Ты что, серьезно? Хочешь разнести всю пещеру?
— Мы ничего не разнесем. И слиток вставим на место. Только сначала посмотрим, что там, за ним.
Я вновь представила себе лица Алтеи и Марины с удивленно распахнутыми глазами. Они будут поражены моей смелостью. И, может быть даже, со мной все захотят дружить, и я перестану быть последним-распоследним человеком, над которым издевается самая противная вредина в классе. Эта пещера изменит всю мою жизнь, я точно знаю!
Шона тяжело вздохнула, потом неуверенно засунула пальцы под слиток, и мы понемножку вытянули его из стены. Держа слиток с двух сторон, осторожно опустили его, и он мягко плюхнулся на дно, взбаламутив песок вокруг.
— И что теперь? — Шона проводила слиток взглядом.
Приблизившись к образовавшемуся отверстию, я сунула туда голову. Еще туннель! Я схватила Шону за руку.
— Мы должны туда забраться!
— Мы ничего не должны! — вспыхнула Шона.
— Ну пожалуйста! Неужели тебе не любопытно, что там? Неужели ты не чувствуешь, что там что-то есть? — Я уже не думала об Алтее с Мариной. Меня тянуло туда, как магнитом.
Магнитом? У меня сжалось горло… Но туннель не мог вести в центр Треугольника. Мы же около острова. Здесь нет течения, здесь безопасно.
Шона заглянула в туннель. В глазах ее отражались блестящие кристаллы, — и неуверенность.
— Только быстренько глянем, и домой, — нерешительно проговорила она.
— Договорились!
Мы проскользнули в дыру и поплыли сквозь темноту, впереди я, за мной Шона. По мере того как мы углублялись в скалу, вода становилась все холоднее, а стены — неровными и шершавыми.
И вдруг внезапно туннель закончился. Тупик.
— Что теперь? — спросила я, оборачиваясь к Шоне.
— Возвращаемся назад. Мы посмотрели, — здесь ничего нет. И меня это не очень-то удивляет. И не огорчает. Пошли.
Не может туннель вот так взять и закончиться! Уверена, что он куда-то ведет! Я провела рукой по скале перед собой. Она была не такая, как стены. Глаже. И тут я поняла, в чем разница.
— Шона! Это валун!
— Что?
— Туннель перекрыт. Скала впереди — не такая, как стены. Потрогай.
Протиснувшись мимо меня, Шона коснулась валуна.
Я ощупывала его бок.
— Тут по всей поверхности идет трещина. (Она повторяла форму слитка на том конце туннеля.) Может, его тоже можно расшатать.
Шона бросила на меня выразительный взгляд.
— Только попробуем.
— И почему я тебя слушаюсь? — тяжело вздохнула Шона.
— Потому что ты тоже это чувствуешь! Потому что там что-то такое есть, что волнует и притягивает тебя! Потому что в прошлый раз мы вот так же нашли моего папу! Потому что ты стала моей подругой и из-за этого попала на прекрасный затерянный остров! Потому что…
— Ну всё, хватит тебе, — Шона хмурилась и улыбалась одновременно. — Не заводись. Начинай уж.
Этот валун так просто не выпал. Мы толкали и толкали его, но безрезультатно. Или почти безрезультатно. Валун слегка покачивался вперед-назад, как на пружине, но не сдвигался.
— Это бесполезно, — пропыхтела Шона. — Мы никогда его не вытолкнем.
— Нужно раскачивать сильнее. Смотри, он шатается. Если мы обе одновременно толкнем его сверху, может, он скувырнется. Давай на счет «три». Готова?
Шона кивнула, не поднимая головы.
— Раз. — Я покрепче уперлась руками в камень.
— Два. — Я напрягла хвост, готовая оттолкнуться им со всей силы.
— Три!
Мы рванулись вперед, ударили в валун, сопя и пыхтя.
— Отпускай его! — Камень качнулся вперед, а затем — назад. — Еще раз!
Снова мы навалились на камень, и вновь он слегка качнулся. И снова и снова мы толкали и пихали, пока, наконец, он не начал сдвигаться.
И тут Шона остановилась.
— Все. Не могу больше.
— Но мы почти сдвинули!
— Я хочу вернуться, — сказала Шона. — Не хочу все это двигать.
— Да в чем дело?
— Дело в том, что мы не знаем, что находится с той стороны!
— Вот именно! Но там ведь что-то есть, правда? Я чувствую; у меня внутри все дрожит.
— У меня тоже. И мне это совсем не нравится, Эм. Это неприятно. Я не хочу знать, что там, и хочу уйти поскорее, пока на нас всё не обрушилось.
— Всего один камень! Ничего не обрушится.
Но Шона уже повернулась, чтобы уплыть.
— Только разок толкнем.
— Толкай, если хочешь. Я ухожу.
— Ну и пожалуйста!
Я вернулась к валуну. Он покачивался на самом краю дыры. Наверное, теперь его можно столкнуть и в одиночку. Я уже не понимала, зачем мне это все нужно. Но просто невозможно было повернуть назад сейчас, после того, как мы столько проплыли, — и не узнать, что же там такое. Другого случая может не подвернуться. А там что-то есть. Я чувствовала. Вся пещера равномерно вибрировала от… от чего?
Подстегиваемая отчаянием, я с силой оттолкнулась от воды хвостом и навалилась на валун, пихая его вперед.
Он вздрогнул, очень медленно закачался вместе с волнами и опрокинулся назад; огромный, гладкий, овальный камень, плавно переворачиваясь, опускался в глубину.
Он чем-то напомнил мне снежный ком, который катится с горы, на ходу обрастая снегом. Что-то происходило по ту сторону дыры, под нами, под островом, в самом сердце скалы.
— Я же говорила! Я говорила тебе! — завизжала Шона. — Это обвал! Нас засыплет!
— Все в порядке.
Я старалась не поддаться панике. В туннеле все было спокойно. Это с той стороны отверстия вода бурлила и пенилась. И было что-то еще — не что-то, а кто-то. Где-то там, внизу, колебания перешли в низкий рокот. Там кто-то был. Мое горячее желание узнать, кто именно, вдруг разом испарилось.
— В чем дело? — закричала Шона.
— Просто… валун ударяется об уступы, падая на дно, — ответила я, пытаясь прикинуться абсолютно спокойной. — Все в порядке, не волнуйся. Сейчас это кончится.
Валун еще падал, задевая за скалы, но постепенно пропадая из виду. Вокруг него вздымались песок и мелкие камушки; некоторые даже забросило через отверстие к нам в пещеру.
А потом все прекратилось. Никаких ударов. Никаких столбов песка и каменной крошки, ничего. Полная тишина.
Абсолютная тишина. Тихо до жути.
— Вот видишь, — сказала я, испуганно улыбаясь, — я же сказала, что все будет в порядке.
#kon.png
И тут мы услышали. Гул. Это была не легкая дрожь и не рокот. А нарастающий гул. Рев заполнил пещеры, он приближался. Не смея шевельнуться, я посмотрела на Шону. Ее губы двигались, но до меня не доносилось ни звука. Гул превратился в кошмарный пронзительный вой. Я закрыла уши ладонями.
В следующее мгновение Шона схватила меня за руку.
— УБИРАЕМСЯ ОТСЮДА! — закричала она мне в ухо. — БЫСТРО!
Но я словно забыла, как двигаться. Мой хвост, руки, все тело — онемели.
— Бежим! — Шона рванула меня за руку и потащила за собой.
Мое тело внезапно ожило, и мы устремились сквозь туннель в тот самый миг, когда отверстие разворотило мощным взрывом.
Оглянувшись, я увидела, как разлетаются на кусочки стены. Сверху сыпались камни, вздымая тучи песка и пузырей, которые распространялись во все стороны со скоростью лавины.
Что-то пробивалось с той стороны. Господи, что же это?! Огромная трубка, шириной почти с туннель; длинная, скользкая, темно-зеленая. Она была гибкой и блестящей, но потом вдруг повернулась, перекрутилась и снизу оказалась серой, в черных пятнах, похожих на гигантские бородавки. А между бородавками торчали здоровенные присоски, которые цеплялись за скалы. На похожую штуку мама обычно насаживает кусок мыла, чтобы прикреплять его прямо к стене, но только эти присоски были раз в пятьдесят больше, — и в сто раз страшнее.
Трубка изгибалась и дергалась, ударяясь о стены и вытягиваясь в нашу сторону. Меня сковал ужас.
Пронзительный вой эхом разнесся по туннелю. Трубка нащупывала дорогу. Она приближалась к нам!
Кто-то отчаянно визжал.
Шона тряхнула меня за плечо.
— Эмили, возьми себя в руки! — закричала она. Визг прекратился. Это кричала я. Шона дернула меня за собой. — Плыви изо всех сил!
Мы снова рванулись сквозь туннель, молотя по воде руками, как мельницы крыльями в бурю. Я все оглядывалась назад. Трубка пробивалась за нами, изгибаясь, как огромный червь, круша стены туннеля и приводя меня в ужас.
Никогда еще я не плавала с такой скоростью. Швыряя тело вперед, я вырвалась на открытое пространство пещеры. Позади рушились скалы.
Тварь выбиралась из туннеля! Нет! Сужавшаяся на конце трубка была кроваво-красной, покрытой мохнатыми коричневыми нитями. Она двигалась вслед за нами. Мы пронеслись через пещеру и влетели в следующий туннель, который должен был вывести нас отсюда.
БАХ! ШМЯК! Чудовищный червяк вдребезги разносил купол и стены пещеры. Он догонял нас! Скорее! Плыть! Еще быстрее!
Оглянувшись назад, я вдруг заметила, что червяк был не один — рядом с ним извивалось и билось о камни еще, по меньшей мере, трое, а может быть, и больше. Они тянулись к нам, — скользкие, чешуйчатые щупальца. Что это? Гигантский осьминог?
Крик застрял у меня в горле. Я не видела Шону. Она мчалась где-то впереди, но вода была слишком мутной от песка, обломков камней и обрывков водорослей. Еще один поворот, еще один поворот, повторяла я про себя, отчаянно устремляясь вперед по длинному узкому туннелю.
Вот уже виден конец туннеля! Я задыхалась, теряла скорость. И тут щупальце вдруг дернулось и, извиваясь, мазнуло меня по руке. Фу, гадость! Я рванула вперед с утроенной силой.
Через мгновение я вылетела в ущелье. Сверху сияло солнце.
Шона ждала меня, тяжело дыша.
— Оно дотронулось до меня! — взвизгнула я.
— Плыви, не останавливайся, — проговорила она.
Но я все же снова оглянулась. И только теперь увидела то, что не заметила на пути в пещеру.
— Шона!
— Я сказала, не ос..
— Посмотри! — Я указала на стену над входом в туннель. Как я могла не заметить?! Вырезан на скале. Трезубец. Трезубец Нептуна!
— Плыви, — повторила Шона. Но лицо ее побелело от страха.
Мы помчались дальше, распугивая стайки крошечных желтых рыбешек. Назад, в лагуну, а затем через дыру к себе в туннель. Закрывая дыру тростниками, я вспомнила про обрамляющие ее деревянные панели. Их густо покрывал мох, но под ним что-то было. Я потерла зелень, отодвинула водоросли — и увидела. Еще один трезубец. Мы забрели на территорию Нептуна! Неудивительно, что Алтея и Марина не смели сюда заплывать. Но как они могли так подставить нас? Они что, не понимают, какой он? Не знают, что в гневе он поднимает бури и разрушает острова? А вдруг он разрушит этот остров?!
Что мы наделали?
#zvzd.png_0
Шона плыла впереди. Я молча догнала ее. Неужели все это случилось на самом деле? Вокруг было так тихо и спокойно. Ни звука. Мы замерли, прислушиваясь.
— Оно больше не гонится за нами, — неуверенно проговорила я. — Мы спаслись. Всё в порядке.
Шона вскинула на меня глаза. В ее взгляде было что-то новое — жесткость, которой я до сих пор не замечала.
— Ты так думаешь, Эмили? — спросила она. — Ты действительно так думаешь?
Потом Шона отвернулась и поплыла дальше. За весь обратный путь она не произнесла больше ни слова.
Не знаю как вы, но я представляла себе роскошный круиз совсем по-другому.
Бассейн? К сожалению, нет. Еды и напитков выше крыши? Что-то непохоже. Шикарный корабль? Как же, как же.
Нас бессовестно надули. Наш потрясающий круиз, это «райское наслаждение», в реальности оказался двухнедельным плаванием старого рыбачьего корыта со мной, мамой и папой на борту. И с дедом, который управляет этим корытом. Восхитительно.
Делать абсолютно нечего. Мы плаваем, наверное, дня два, но точнее сказать сложно, поскольку здесь скука смертная, и одна минута на этой развалине ничем не отличается от всех остальных. Никогда не прощу родителей за эту поездку. Особенно папу. И зачем он нашел тот журнал?
Только он один и радуется. Мама по большей части сидит в каюте — готовит или спит. Или, время от времени, зеленеет и по пояс перевешивается с борта в море. И с чего я взяла, что мы все втроем будем здесь счастливы? Когда же я наконец пойму, что со мной никогда ничего хорошего не произойдет и произойти не может?
Ну, хоть бы когда-нибудь произошло. Хоть один разочек.
Капитан ведет себя, как настоящий морской волк. Стоит у штурвала, вперив взгляд в горизонт. Правда, смотреть больше и не на что. И с нами он практически не разговаривает. Вообще-то, ему не меньше пятидесяти, так что мне с ним говорить не больно и хотелось. Но он мог бы быть чуточку повежливей.
А папа, по-моему, даже не замечает, как другим плохо. Он совсем не обращает внимания на маму, а только носится со своей рыбачьей сетью и приходит в восторг по всяким пустякам. Вот, например, лежу я на палубе и читаю журнал. Точнее, пытаюсь читать — это не так-то просто, когда качка валяет тебя по полу, а тебе еще приходится уворачиваться от летящих отовсюду брызг. Папа стоит рядом, у борта, глядя в бинокль. На нем желтые шорты, которые прекрасно сочетаются по цвету с докрасна обгорелой спиной.
Вдруг он подскакивает на месте.
— Мэнди, милая. Иди скорее! Посмотри!
Я опускаю журнал. Может, он заметил тот самый лайнер, на котором мы должны были бы совершать круиз? Может, все это — лишь глупая шутка, и сейчас начнется настоящий отдых на настоящем корабле? Я смотрю на море.
— Там ничего нет, пап.
— Погоди. Она сейчас снова появится.
В результате оказывается, что он увидел морскую черепаху. Черепаху! Ах ты, Господи, радость-то, какая!
Я решаю уйти в каюту. Там, пожалуй, еще скучнее, но мама хоть не станет убеждать меня, что я классно провожу время.
Но тут что-то останавливает меня. Я уже протиснулась мимо капитана и взялась за ручку двери, как вдруг замечаю кое-что. Не какую-то дурацкую черепаху, а, как бы это сказать, ничего . Впереди сплошная темнота. Море кажется черным и блестящим, а небо внезапно покрывается тяжелыми тучами. Ну, отлично. Только шторма нам и не хватало.
Я поворачиваюсь к капитану и вижу, что он сдвинул фуражку на затылок. Он трет глаза.
— Что это? — спрашиваю я, подходя.
— Посмотри! — он указывает мне на окошечко прибора, в котором, сменяясь с бешеной скоростью, скачут цифры.
— Что это значит?
Капитан, склонившись над прибором, рассматривает цифры.
— Они должны оставаться примерно одинаковыми. Наверное, контакт отошел.
— А это? — я показываю на компас. Стрелка в нем вертится как сумасшедшая.
Капитан утирает фуражкой внезапно выступивший пот. Крупные капли стекают у него по лбу.
— Не понимаю, что происходит, — бормочет он дрожащим голосом. — Так уже было однажды. Это… Нам надо убираться отсюда!
Яхта направляется во тьму. И, сама не знаю почему, но я вдруг вспоминаю один текст, который мы читали на уроке английского, про Бермудский Треугольник. Он назывался «Океанское кладбище», и в нем говорилось про разные корабли, которые заплывали в Бермудский Треугольник и исчезали навсегда.
Неужели мы попали в Бермудский Треугольник?
Я оборачиваюсь к папе. Он по-прежнему смотрит в бинокль, но в другую сторону.
— Пап!
— Подожди минутку, может, сейчас еще появится.
— Пап!
Он опускает бинокль.
— Что такое?
Я показываю вперед, на тьму. Мы все ближе и ближе. Нас как будто на веревке тянут туда, к черной и неподвижной воде.
Папа поворачивается.
— Да… что это?
Мы зачарованно наблюдаем, как яхта все быстрее и быстрее скользит в сторону стеклянной черноты.
Я не замечаю, как мама выходит на палубу. Просто в какой-то момент она оказывается рядом. Яхта на полной скорости кренится на бок.
— Мы утонем, — произносит вдруг мама. Почти спокойно.
— Только через мой труп! — Схватившись за штурвал, капитан резко поворачивает его. Но ничего не меняется. Лицо капитана наливается кровью. — Держитесь! — вопит он.
Нас стремительно, как железную стружку к магниту, тащит к неподвижной черной воде. Брызги веером осыпают палубу. Яхта все больше кренится, потом начинает раскачиваться.
Мама упала на колени. Капитан хватается за штурвал. Я, вцепившись в мачту, тяну руку к маме.
— Держись за меня!
Вода обжигает мне лицо. Яхта почти легла набок. Мама тянется ко мне; наши пальцы соприкасаются, но она тут же съезжает вниз по палубе.
— Морин! — папа бросается к маме на помощь.
Держась одной рукой за перила, он другой рукой обнимает маму. Наконец-то. Но я представляла эти объятия в несколько иной обстановке.
Капитан что-то кричит. Он крутит штурвал во все стороны, но без всякого результата. Не слышу, что он там орет. Кажется, я тоже ору. Не слышу, что. Нас заливают волны. Яхта мчится на стеклянную поверхность мачтой вперед; дно корабля практически торчит из воды наружу.
Темнота, вода, крики, вопли. Мы сейчас умрем! Неизвестно где, совершенно одни. До чего же дурацкая смерть. Закрыв глаза, я жду, когда яхта врежется во тьму.
И она врезается.
Или начинает врезаться.
Мы уже висим на волоске, когда яхту внезапно начинает трясти. Потом она выравнивается. Что происходит? Она вся качается, и кругом вода, и я вся насквозь мокрая, но мы поднимаемся. Мы не умрем! Мы спасены! Все будет…
Но тут я вижу папино лицо — серое и постаревшее лет на тридцать. Он смотрит куда-то мне за спину.
— Только не говори, что там еще одна черепаха, — прошу я дрожащим голосом.
Тут яхта снова опрокидывается на бок, а я падаю на пол. И тогда я вижу его, поднимающегося из воды. Кто это?
Сначала появляются огромные бивни, загнутые кверху, точно сабли. Под ними — длинное-длинное серо-зеленое шишковатое туловище. Оно выше мачты. Оно почти заслоняет солнце. Меня охватывает жуть. По бокам туловища толстыми лунами выпирают большущие белые глаза. О Боже!
Гигантские щупальца шлепают по воде, тянутся вверх — серые жирные штуковины с присосками по всей длине. Они извиваются, поднимают брызги, закручивают воду воронкой. Нас тащит в эту воронку.
Я пытаюсь завизжать, но издаю какое-то кудахтанье. Нас затягивает в водоворот, над нами стеной вздымаются щупальца.
Мама начинает кричать. Кажется, я тоже кричу. Одно из щупалец взлетает в воздух, потом падает вниз, обвивается вокруг мачты.
Я отчаянно зову маму. Яхта перевернулась. Где папа?
Везде вода, грохот, потом…