Глава одиннадцатая
Монахини из Мурано
В двадцать девять лет он снова в Венеции; у Казанова нет денег, но есть три старых покровителя. Он, «получив определенный опыт», «зная законы чести и вежливости» и ощущая себя «преодолевшим все свои положения», тоскует, однако, по старым привычкам, только хочет быть более предусмотрительным.
По возвращении из Падуи, куда он сопровождал Брагадино, он увидел, как вблизи Бренты перевернулся кабриолет и женщина заскользила по покатому круто падающему берегу; он спрыгнул с катившейся коляски и «скромной рукой» задержал падение и поправил завернувшуюся юбку. Он «действительно увидел то, что женщина никогда не показывает неизвестному». Ее спутник, офицер в австрийской форме, поднялся невредимым. Красавица стыдливо сидела в траве и называла Казанову ангелом-спасителем. Слуги поставили кабриолет на колеса.
На следующий день он надел маску, чтобы пойти на праздник Бучинторо — венчания дожа с морем, и когда с открытым лицом пил кофе в кофейне под прокурациями на площади святого Марка, красивая маска легко ударила его веером.
«Почему Вы ударили меня?», спросил Казанова.
«Чтобы наказать спасители, который меня не узнал.»
Он предложил им на свадьбу дожа свою гондолу, если конечно они не члены чужих посольств, так как гондола несет герб патриция. Cпутник ответил, что они венецианцы. В гондоле Казанова сел рядом с дамой, проявив определенную дерзость так, что она отодвинулась.
По возвращении офицер пригласил его на обед в «Дикаря».
За едой она сняла маску. Он нашел ее очень милой. Кем приходился ей офицер: супругом, любовником, кузеном, содержателем? Рожденный для приключений, он тотчас хотел знать условия новой авантюры.
Их поведение вызвало его уважение. После обеда он отвязался от какого-то короткого дела и купил ложу в опере буффа; потом пригласил ее на souper (ужин) и в своей гондоле отвез домой, причем под покровом темноты получил от красавицы все свидетельства ее благосклонности, которые можно получить в присутствии ничего не подозревающих свидетелей.
Утром пришел офицер, Пьетро Кампана (Казанова называет его П.К.; Герман фон Ленер нашел настоящие имена). Его отец богат, рассказал он, но рассорился с ним. Дама была женой маклера Колонда, урожденная Оттовиани, ее сестра Роза — жена патриция Марчелло (Казанова пишет: О., К., М.). Госпожа Колонда так же порвала со своим мужем, как он со своим отцом.
Кампана носил форму австрийского капитана благодаря патенту, но не служил. Он занимался поставками скота в Венецию и доставлял скот из Венгрии и Штирмарка, что давало ему десять тысяч гульденов в год. Чужое банкротство и другие несчастливые обстоятельства привели его к денежным затруднениям. Казанова может оказать большую любезность и акцептировать три векселя, которые он не может выкупить; потом Кампана даст ему одновременно три векселя, которые будут выкуплены, прежде чем у других векселей истечет срок, и кроме того он заложит ему дело с доставкой скота.
Казанова сразу отклонил предложение. Кампана пригласил посетить его и дал адрес отца, в чьем доме жил без позволения.
На следующий день «злой дух» потащил Казанову в дом Кампаны. Тот за три векселя хотел взять его в долю. Это будет подарок в пять тысяч гульденов в год. Казанова попросил больше не говорить об этом. Кампана оставил его на пару минут и вернулся с матерью и сестрой, которым представил Казанову. Мать выглядела наивной и респектабельной, дочь была сама красота. Наивная мать через четверть часа удалилась. Дочь в какие-то полчаса совершенно полонила его. Катарина выходит лишь с матерью, которая благочестива и снисходительна. (Ленер установил, что Катарина Кампана родилась 3 декабря 1738 года. В архиве Дукса не найдено ни одного письма от К.К., как называет Казанова в своих воспоминаниях Катарину Кампана).
В то время он впервые после возвращения пошел к госпоже Манцони, которая рассказала, что Тереза Имер вернулась из Байрейта, где маркграф устроил ее счастье. Тереза жила напротив и госпожа Манцони тотчас велела позвать ее. Тереза пришла через пару минут с картинно-красивым мальчиком на руках. Изумление и радость Терезы и Казановы были велики. Они вспоминали о своей юности в доме сенатора Малипьеро. Два часа она рассказывала свои приключения и пригласила на обед домой. Хотя маркграф велел присматривать за ней, но такой старый друг как Казанова стоит вне всяких подозрений. Таков стиль речи всех галантных дам, говорит Казанова, который проведал ее на следующий день спозаранку и нашел еще в постели с сыном. Когда Казанова расположился возле постели, хорошо воспитанный ребенок оставил их одних. Казанова провел там три часа, последний — так ему помнится — был превосходным. «Читатель увидит последствия через пять лет», пишет Казанова. Но так называемые последствия, дочь по имени Софи, уже тогда народилась на свет.
Когда Казанова увидел Имер через несколько лет, он не желал ее больше. Гораздо позднее в письмах к Пассано она говорила о нем дружественно: «Я встречала от господина Казановы только добро, вежливость и дружбу, и знаю о нем лишь то, что доказывает его честь и честность.»
Тогда же Казанова занимался своим младшим братом, пресловутым Гаэтано или Дзанетто, который хотел стать священником; поэтому он нуждался в ренте. Казанова называет его невеждой с милым лицом. Казанова добился у аббата Гримани, который все еще не отдал долг Дзанетто за проданную мебель из наемного дома, что Гримани перевел на Дзанетто пожизненное владение одного дома. Это был фиктивный доход, так как дом был перегружен закладными. Два года спустя Дзанетто был посвящен в сан помощника священника ad titulum patrimoniae.
Кампана, которого Казанова встретил на улице, рассказал, что его сестра непрерывно говорит о нем. Мать от него в восхищении. Сестра — хорошая партия для Казановы, она получит приданное в десять тысяч серебряных дукатов. Он пригласил его на следующий день на чашку кофе с матерью и сестрой. Казанова решил не ходить туда больше — и пошел. Три часа он болтал с прелестным ребенком и сказал при прощании, что завидует человеку, кому она станет женой.
Он боялся собственного чувства. Он не осмеливался к ней приближаться ни как честный человек, ни как развратник. Чтобы рассеяться, он пошел играть. Игра — отличное средство против любви. Он шел домой с кошельком набитым золотом, когда на дальней улице столкнулся с человеком, согнутым не столько старостью, сколько бедностью. Это был граф Бонафеде. Он попросил у Казановы цехин, на который он с семьей будет жить пять-шесть дней. Казанова, торопясь, дал ему десять цехинов. Граф заплакал и сказал на прощание, что вершина его несчастья это дочь, которая обладает красотой, но отказывается приносить жертвы. Казанова подумал, что понял отца, и взял адрес.
Он пошел туда на следующий день, нашел дом почти без мебели и застал графиню одну. Она была прекрасно сложена, красива, жива, любезна, как когда-то в форте Сен-Андре. Она в высшей степени обрадованно обняла его уже на лестнице, провела в свою комнату и с новой силой предалась счастью видеть его. Полнота поцелуев, даваемых и получаемых из чистой дружбы, за четверть часа завела их так далеко, как он не мог и пожелать. Казанова вежливо сказал, что это лишь первое доказательство его большой любви. Она поверила или сделала вид и описала бедственное положение семейства и свое отвращение продаваться, после чего он протянул ей двадцать цехинов, и потом всегда сожалел, что не дал тогда вдвое больше. Бедность и несчастье графини и в особенности поток сетований расстроили его.
На следующий день Кампана, сияя от радости, сообщил, что мать разрешает ему повести малютку в оперу, где она еще не была. Если у Казановы есть желание, они могут встретиться. Казанова обещал заказать ложу. Кампана больше не заговаривал о векселях. Так как Казанова больше не интересовался подругой Кампаны, но был влюблен в его сестру, то Кампана составил прекрасный план продать ее Казанове. Итак, один за другим Казанова встретил отца, предлагающего дочь, и брата, предлагающего сестру.
Казанова счел долгом пойти туда, пока брат не нашел менее застенчивого кавалера. С Казановой Катарина по крайней мере была в безопасности. Угрызения совести у Казановы возникали в основном перед соблазнением, в отличие от других развратников, у которых угрызения совести приходят потом. Казанова же после события думал лишь о повторении наслаждения, либо о расставании и бегстве.
Он снял ложу в опере Сан-Самуэле. Брат пришел в форме, сестра — в маске. Казанова взял их в свою гондолу и отвез брата к госпоже Колонда, которая будто бы была больна. Казанова остался с Катариной наедине. Он просил ее из-за жары снять маску. Они плыли в гондоле. Безмолвно он смотрел на нее. Она сказала. что в его обществе чувствует себя свободнее, чем с братом, она доверяет ему, разве только он не женится; она думает, что его жена станет счастливейшей в Венеции.
Он был влюблен. Он мучился оттого, что не осмеливался ее поцеловать. При этом он был счастлив, что она его любит. «Мы были бы счастливы», сказал он, «если бы соединились навеки; но ведь я мог бы быть вашим отцом».
«Мне уже четырнадцать», сказала она.
«Мне двадцать восемь!»
«У какого же двадцативосьмилетнего есть четырнадцатилетняя дочь?»
Казанова был тронут такой невинностью. К невинности у него было пристрастие развратника. Но и рафинированных он тоже любил. Однако, у нашего соблазнителя была совесть. Очень редко он был действительно коварен с женщинами, с которыми спал. Наоборот, главным образом он трудился, чтобы на свой манер быть великодушным, беречь их чувства, предостеречь их от осложнений и беды, быть им полезным и до и после, по возможности сделать их счастливыми без своей причастности, привести их под венец, короче, сотворить все наслаждения, а не разрушить. Все время, пока он был вблизи, он делал приятное и давал возможность делать приятное; наслаждался и дарил наслаждение.
Казанова и Катарина пошли в оперу, брат подошел к концу. Казанова пригласил их в ресторан и радовался аппетиту малышки. Больной от любви, он едва говорил и оправдывался зубной болью.
После еды Кампана сказал сестре, что Казанова влюблен и сразу почувствует себя хорошо, если она согласится поцеловать его. Со смеющимися губами она повернулась к Казанове и из почтения поцеловала в щеку.
«Разве это поцелуй! Дети, поцелуйтесь настоящим любовным поцелуем!», воскликнул Кампана. Бесстыдный сводник рассердил Казанову, но Катарина печально наклонила голову и сказала: «Не торопи его, я не имею счастья ему нравиться». Тут Казанова принял ее в объятья и дал ей долгий пылающий поцелуй в уста. Брат зааплодировал. Она смущенно надела маску.
На следующее утро пришел Кампана и рассказал, торжествуя, что сестра сказала матери, как они с Казановой любят друг друга, и как она хочет выйти за него замуж. Однако отец не хочет давать разрешения, но он стар, между тем они любят друг друга. Мать позволила втроем ходить в оперу. Кампана сразу попросил всего лишь об одной маленькой услуге: он может купить большую бочку кипрского вина за вексель сроком на шесть месяцев. Но купец требует поручительства, но захочет ли Казанова подписать его вексель?
Казанова подписал. Он купил дюжину перчаток, дюжину шелковых чулок и пару вышитых подвязок с золочеными пряжками. Он пришел вовремя, брат с сестрой уже ждали. Кампана оставил их наедине. Было еще рано и по предложению малышки они пошли в один из садов на Цуэкке, который он арендовал на весь день. Они сняли маски. Катарина надела лишь блузку и юбку из тафты. «Я видел даже ее душу.» Малышка весело прыгала вокруг, смеялась, бегала с ним наперегонки. Он выговорил приз, когда проигравший делает все, что скажет выигравший. Она выиграла и спряталась за дерево. Он должен теперь найти ее кольцо. Она спрятала его на теле и предоставила себя его рукам. Он исследовал ее карманы, складки ее лифа и юбки, ее туфли, ее подвязки выше колен. Он не нашел кольца и искал дальше.
В конце концов он нашел его на ее груди. Когда он выуживал кольцо, рука дрожала.
«Почему вы дрожите?», спросил невинный ребенок и дал ему реванш. Он выиграл и велел обменяться с ним подвязками. Он преподнес новые подвязки и, так как ее чулки были коротки, то подарил и новые чулки.
Смеясь, она пообещала, что брат не возьмет ее позолоченные пряжки! Он стал еще влюбленней и поэтому хотел хранить ее невинность. Обрадованная подарками, она уселась на его колени и поцеловала его, как целовала отца. Он с трудом подавил желание.
Вечером они в масках пошли в оперу, а на обед с Кампаной и его подругой в казино Кампаны. Дамы поцеловались. Госпожа Колонда показала себя с Катариной весьма любезной, хотя она очень ревновала к Катарине, потому что предпочитал ее Казанова. Кампана отпускал шаловливые шуточки.
За десертом он обнял подругу и пригласил Казанову обнять Катарину. Когда Казанова сказал: «Я люблю вашу сестру и разрешу себе вольности только тогда, когда буду иметь на это право», то Кампана засмеялся и с госпожой Колонда, которая уже была навеселе, повалился на канапе. Дальнейшее было бесстыдством. Казанова увлек Катарину в оконную нишу и встал перед ней. Однако она все видела в зеркало и была пунцовой.
На следующий день Кампана извинился, он думал, что Казанова уже имел его сестру.
Казанова с каждым днем становился все влюбленнее. Он описывает, как бесстыдно мог брат выдать свою сестру Катарину кому-нибудь менее педантичному.
Здесь мастер нежного, постепенного, психологического соблазнения возмущается брутальным подрывателем нравов. Осторожный Казанова вынужден притворяться перед Кампаной. Он узнает, что Кампана оставил в Вене жену и детей, сделался банкротом, а в Венеции так компрометировал отца, что тот выгнал его из дома; и поэтому все делается, чтобы он не узнал, что сын снова живет в его доме. Он соблазнил замужнюю женщину (неодобрительно замечает соблазнитель Казанова!), которую супруг не хочет больше видеть (это более всего не нравится Казанове — ведь он делал супругов друзьями и укреплял брак!), он растратил все деньги своей метрессы и толкал ее на проституцию, так как не знал, как помочь себе другим способом. Его бедная мать, которая молится на него, отдает ему все, даже свои украшения. Казанова решил не верить ему больше. Его мучило подозрение, что бедная Катарина должна стать невинной причиной разорения Казановы и оплатить распутство брата.
Захваченный «чувством, которое было так непреодолимо, что можно назвать его совершенной любовью», Казанова уже на следующий день пошел к Кампане, чтобы снова упрекнуть его; вошли мать с дочерью, Казанова заявил матери, что он любит ее дочь и надеется взять ее в жены, поцеловал руку матери и был так взволнован, что лил слезы; мать тоже плакала.
Казанова бросал брату горчайшие упреки за преступление, которое сам Казанова вскоре повторил против той же жертвы. Аморальный в деяниях, он постоянно обнаруживал более или менее правильные моральные убеждения. Он хорошо знал, что делал дурно. Он не был бесчувственный преступник, а всего лишь слабый человек!
Мать оставила брата с сестрой наедине с Казановой. Катарина сказала брату, что его поведение бесчестит обоих. Кампана заплакал, он был господином своих слез. На следующий день после троицы он хотел отвести сестру на встречу и дать Казанове ключ от двери, причем после ужина он мог бы отвести сестру домой.
У Казановы не было сил отклонить ключ. Малышка полагала, что по обстоятельствам ее брат мог бы вести себя в высшей степени порядочно.
Казанова страстно желал того, что должно было совершиться на следующий день. Это совершилось. Он снял ложу в опере, перед этим они пошли в сады на Цуэкку и взяли апартамент, потому что в саду сидело множество мелких кампаний. Они хотели послушать лишь конец оперы и насладиться хорошим ужином. У них было семь часов. Малышка сняла маску и уселась на его колени, он почти наслаждался ею и тем, что бережет ее; это добродетельное заявление было приправлено все более пламенными поцелуями.
Тут он принял серьезное выражение и сказал, что умирает от острого желания. Она чувствует так же, сказала она, но думает, что выживет. Он сказал, что через восемь-десять дней он пошлет свата к ее отцу.
«Так скоро? Он скажет, что я слишком молода.»
«Наверное, так и есть?»
«Нет! Я убеждена, что смогу быть твоей женой!»
Он больше почти ничего не понимал. «Любимая», воскликнул он, «не думаешь ли ты, что я способен обмануть тебя? И не будешь ли ты раскаиваться, когда станешь моей женой?»
Она была уверена; разве хочет он сделать ее несчастной?
Он предложил ей сделаться мужем и женой немедленно. Пусть бог станет единственным свидетелем их клятвы. Могут ли они найти свидетеля лучше? После согласия отца церковная церемония лишь укрепит их брак.
Она тотчас поклялась всю жизнь быть ему верной супругой.
Он поклялся в том же. Они обнялись. Она вздохнула. Неужели она так близка к счастью? Он пошел сказать хозяйке, чтобы она подавала еду только тогда, когда ее позовут. Малышка бросилась на постель одетой. Покровы мешают любви, сказал он, и в один миг раздел ее. Ее кожа была белой, волосы черны, как эбеновое дерево. Бедра, груди, большие глаза, красивый рот — все было совершенно. Он был настолько вне себя, что боялся проснуться от чудесного сна и узнать, что наслаждение осталось незавершенным. Но она спросила, есть ли закон, который запрещает супругу раздеваться. Он разделся. Она смотрела на него с любопытством. Все ей было внове.
Катарина стала его женой героически. Чрезмерность любви даже боль делала для нее драгоценной. Через три часа он попросил ужин. Они безмолвно рассматривали друг друга. Они были счастливы, и думали, что такое счастье можно обновлять вечно.
Он решил, что сватом оракул выберет господина Брагадино, остаток дня пошел играть и проиграл.
На следующее утро пришел Кампана, сияя уверенностью, что Казанова спал с его сестрой. Хотя она и не призналась. Он приведет ее позднее, но взамен просит о новой услуге. Он мог бы купить кольцо в двести цехинов в обмен векселя на шесть месяцев, и тотчас получить эту сумму продажей кольца, так как он нуждается в деньгах. Ювелир, однако, хочет поручительства Казановы, его кредиту он доверяет. (Казанова дает читателю понять, что он тоже не был достоин никакого кредита, у него не было ничего.)
Казанова предвидел, что потеряет деньги, но он сильно любил сестру Кампаны и поручился. В полдень Кампана привел сестру, и так как тоже хотел доказать свою честность — побуждение, присущее только обманщикам — то вернул вексель на кипрское вино.
Казанова повел Катарину в сады на Цуэкку, она казалась еще более красивой. Она просила быстрее обратиться к матери, как если бы в его власти было то, чтобы ей не запретили замужество. Они повторили радостную партию только дважды, так как приближался конец карнавала. Как будут они любить друг друга дальше? Он хочет в следующую среду прийти к ее брату, будет ли она там?
На следующий день в палаццо Брагадино на обед пришел де ла Айе с красивым молодым человеком, своим учеником Кальви, который подражал учителю во всем, как обезьянка, ходил, говорил и смеялся как де ла Айе, повторяя даже правильный, но сухой французский язык тайного иезуита. Воспитание юношества было страстью де ла Айе. После еды Казанова попросил господ Брагадино, Барбаро и Дандоло уделить ему два часа и выслушать в укромной комнате. Он влюблен в Катарину Кампана и решил похитить ее, если они не добьются, чтобы отец отдал ее в жены. Поэтому Брагадино должен найти ему хорошее место и гарантировать десять тысяч дукатов приданного.
Они с удовольствием были готовы выслушать все инструкции Паралиса. Два часа подряд они составляли пирамиды. Господин Брагадино был лично выбран оракулом в качестве свата и им же был призван гарантировать приданное своими доходами. Отец Катарины был в селе, ждали его возвращения. Когда Казанова пришел к Кампане, ему сказали, что его нет, но мадам хочет говорить с ним. Мать и дочь вошли с печальными лицами. Кампана сидит в долговой тюрьме. Долги слишком велики, чтобы легко освободить его. Мать, плача, показала письмо Кампаны — она не может оплатить даже его личные расходы в тюрьме. Кампана написал Катарине, что о помощи она должна просить Казанову. Казанова не мог ничего сделать. Однако дал матери двадцать пять цехинов, которые в два или три приема она должна отдать Кампане на его содержание.
Он рассказал о своих хлопотах по поводу Катарины. Мать благодарила, но боялась, что муж выдаст Катарину только в восемнадцать лет и лишь за торговца. Катарина сунула в руку записку. Он должен в полночь безбоязненно прийти с ключом в комнату Кампаны, там он найдет ее. Он был вне себя от радости. Дома он побудил Брагадино тотчас написать отцу.
В полночь он был в объятиях Катарины. Когда она узнала, что на следующий день придет письмо, по ней пробежала дрожь нехорошего предчувствия. Они были вместе два часа, он обещал прийти снова на следующую ночь. Позже он узнал, что письмо Брагадино забеспокоило отца. Вскоре Казанова пожалел о своем поспешном шаге. Катарина не смогла солгать, когда отец расспросил ее. На следующий день старый Кампана пришел к Брагадино и провел два часа с другом Казановы. Старик хотел на следующие четыре года запереть дочь в монастырь. Если Казанова в это время сможет получить солидную профессию, он может согласиться. Казанова был сражен. Ночью он нашел маленькую дверь запертой. Расстроенный, он вернулся домой. Он думал о похищении. Но все было слишком тяжело, особенно то, что Кампана сидел в долговой тюрьме. Он не мог даже переписываться со своей маленькой женой — ведь она была его женой, как если бы их повенчал священник.
Он посетил госпожу Кампана и узнал, что она уехала в село — не знали, когда она вернется. Это поразило его, как молнией. От отчаянья он пошел в тюрьму к Кампане, тот ничего не знал, Казанова ничего не объяснил ему и оставил два цехина.
Он со злостью упрекал себя. Он виноват в несчастье Катарины. Он пишет, что был очень близок к тому, чтобы потерять аппетит.
Три его друга из-за жары на три месяца уехали в Падую. Он одиноко сидел в палаццо. Чтобы рассеяться, он пошел играть, снова сильно проигрался и должен был продать все ценные вещи, был кругом в долгах, пришлось просить помощи у трех друзей, перед которыми он опозорился.
Бреясь перед зеркалом, в двадцать восемь лет, в самое счастливое время, в расцвете «величайшей любви», будучи женихом — он серьезно думал о самоубийстве.
Так далеко завела его первая обывательская любовь. Он хотел жениться и получить от тестя приданное, а от трех друзей — должность. Жестокий отец ввел нас в театр женатого Казановы.
Слуга привел женщину с письмом. Он узнал печать, которую подарил Катарине. Чтобы успокоиться, он попросил женщину подождать, пока не добреется. До тех пор он не был в состоянии читать. Катарина писала, что она пансионерка в монастыре Мурано, очень хорошо себя чувствует и здорова, несмотря на волнение. Они не могут видеться и она не может получать писем, но ему она станет писать. Она не сомневается в верности своего любимого супруга и сделает все, что он посоветует, она принадлежит ему полностью. Мурано, 12 июня. (Гугитц думает, что все даты Казановы вымышлены.)
Он почувствовал себя спасенным от смерти.
Женщина была одной из семи прислуживающих монахиням Мурано. В свой день недели каждая ездила по надобностям в Венецию, она всегда в среду. Через семь дней в тот же час она сможет принести ответ на письмо, которое он сейчас напишет. Она была неразговорчивой и ходила туда лишь за хлеб и плату, так как была бедной вдовой с восьмилетним мальчиком и тремя красивыми девочками, из которых старшей шестнадцать. На Мурано он может увидеть ее семью, она живет рядом с церковью за садом. Девушка очень ловко передала ей письмецо в присутствии трех монахинь.
Казанова хотел написать подруге лишь пару строк, но не имея времени писать так коротко, написал четыре страницы. Ее письмо спасло ему жизнь. Как могут они увидеться? В печати этого письма она найдет цехин; он пошлет столько денег, сколько ей нужно. Она обязательно должна писать каждую среду, никакое письмо не будет для него слишком длинным. Не хочет ли она разорвать свои цепи? Он весь принадлежит ей. Ей надо сделать так, чтобы все монахини ее полюбили, но никому не доверяться, сжигать его письма, часто ходить на исповедь, но не выдавать себя, а писать ему про все свои горести, которые еще более лягут ему на сердце, чем ее радости.
Он дал женщине цехин и она даже всплакнула над такой большой суммой. Она хотела бы получать каждый раз по цехину.
Казанова считал вполне возможным похитить Катарину. Гораздо тяжелее казалось ему провести следующие семь дней. Только игра могла его рассеять, но все светское общество было в Падуе. Он поплыл в Фузине и во весь опор поскакал в Падую. В палаццо Брагадино в Падуе они обедали с господином де ла Айе, который до того два часа просидел запершись с Дандоло. Вечером Дандоло подошел к постели Казановы. Казанова должен немедленно спросить оракула о важном деле. Надо ли согласиться с предложением де ла Айе? Оракул ответил: «Нет!»
Обескураженный Дандоло задал второй вопрос: почему гений Паралис сказал нет? Казанова построил каббалистическую числовую пирамиду. Казанова был против любого плана де ла Айе и ответ гласил, что гений не хочет больше слышать об этом.
Сила иллюзий! Дандоло обрадованно вышел. Казанова совершенно не знал, зачем он приходил. Но «иезуитский интриган» де ла Айе не должен начинать чего-либо с тремя его друзьями без совета с ним; ему следует понять, что влияние Казановы сильнее, чем его. Казанова надел маску, пошел в оперу и за игрой в фараон проиграл все деньги. Утром пришел де ла Айе и сладко спросил, почему он противится его планам.
«Что за планы?»
Дандоло наверное сказал ему.
«Возможно, но как секрет!»
Тогда де ла Айе рассказал, он узнал, что госпожа Тьеполо, которая сейчас стала вдовой, имеет желание сделаться госпожой Дандоло, причем господин Дандоло десять лет подряд, когда еще был жив муж, сильно ухаживал за ней. Он думает, что и господин Дандоло желает этого. Вчера Дандоло хотел вынести окончательное решение и внезапно сказал нет, ссылаясь на Казанову.
Казанова, как он объясняет, боялся, что при горячем темперамента господина Дандоло в браке с такой дамой, как вдова Тьеполо, жизнь Дандоло сократится. Де ла Айе сказал определенно, что он не женился из таких же опасений и поэтому поддерживает целибат; кроме того Казанова боялся потерять большую часть своего кредита, когда эта женщина заполучит его друга. «Пока я буду жить с тремя друзьями, у них не будет других жен, кроме меня.» (Не этот смелый образ сделал его любимчиком трех старых патрициев?)
С этого времени по мнению Казановы де ла Айе стал его тайным врагом и весьма способствовал, чтобы два года спустя не открытыми обвинениями, а темными намеками среди благочестивых людей привести его под Свинцовые Крыши. На этом месте Казанова впадает в настоящую ярость. Читатель может не читать дальше воспоминания, если он уважает такое отродье!
О женитьбе Дандоло больше не было и речи. Дандоло и далее ежедневно ходил к своей прекрасной вдове.
После де ла Айе к Казанове пришел молодой миланец, с которым они познакомились в Реджио, дон Антонио Кроче, большой игрок и отъявленный корректор фортуны. Он наблюдал за проигрышами Казановы и предложил пополам с ним устроить фараон-банк в доме Кроче; там будут семь-восемь поклонников его жены, очень богатые иностранцы. Казанова должен вложить в банк триста цехинов и стать крупье. У Кроче тоже есть триста цехинов, но они не потребуются, так как он сильный игрок. Один из поклонников жены, швед по имени Гилленспетц, вероятно может проиграть двадцать тысяч цехинов.
Казанова очень хорошо определяет аморальность предложения Кроче, он не знает лучшего оправдания, чем всемирно-исторический аргумент: если не он это сделает, то кто-нибудь другой гораздо злее ограбит любовника госпожи Кроче. Он не был моральным ригористом, говорит он.
Антонио Кроче и Джакомо Казанова в течении многих лет встречались во многих местах Европы. Казанова дважды влюблялся в покинутых метресс Кроче. Шарль де Линь рассказывает во «Фрагментах о Казанове» о многократных визитах Кроче к Казанове в замок Дукс. «Их беседы, прежде всего из рассказы, повторялись до тех пор, пока они не заметили, что это стало для меня вещью комической. Этот авантюрист и есть тот самый Ла Круа или Кроче, который часто упоминается в воспоминаниях Казановы.»
Из писем Терезы Казановы к своему дяде Джакомо следует, что в конце восемнадцатого века Кроче приехал в Дрезден. В Дуксе нашли два письма Кроче к Казанове из Дрездена, написанные в 1795 и 1796 годах. Кроче пишет в одном из них: «Ваша рукопись доставила мне особенное удовольствие сладкими воспоминаниями наших старых взаимоотношений, единственных воспоминаний, которые не могут поблекнуть и за пятьдесят лет».
Нужда сделала его пайщиком щелкопера и Казанове, как он говорит, надо было раздобыть еще триста цехинов.
Брагадино, который сам сидел на мели, нашел ростовщика, ссудившего под поручительство Брагадино тысячу венецианских дукатов под пять процентов ежемесячно.
В первый вечер Казанова выиграл свою часть — восемьсот цехинов, на второй день швед Гилленспетц проиграл две тысячи цехинов, английский еврей Мендекс тысячу цехинов, в воскресенье банк выиграл четыре тысячи цехинов. В понедельник к началу игры подошел ефрейтор полиции подеста, забрал Кроче и сказал, что игра должна быть прекращена. Красавица упала в обморок, игроки скрылись, Казанова тоже скрылся, успев увести половину золота со стола. Кроче получил приказ покинуть Падую, он был сильно опорочен, но все таки составил игорный банк в конкуренцию опере; главными держателями банка были венецианские нобили.
Монтескье пишет в «Персидских письмах» (LVI): «…»
В отвратительную погоду Казанова поехал назад в Венецию, чтобы поспеть к прибытию посланницы Катарины. По дороге он упал с лошади, его лошадь захромала, он взобрался на лошадь курьера, причем сначала ему пришлось выстрелить в воздух, потому что курьер не хотел отдавать лошадь. В час ночи в Доло он взял новую лошадь. К рассвету он прискакал в Фузине. Перевозчики предупреждали о новой непогоде, но он взял лодку и насквозь промокшим добрался домой. Пару минут спустя посланница из Мурано принесла письмо на семи страницах и через два часа хотела зайти за ответом.
Катарина писала, что после возвращения отца из палаццо Брагадино она призналась, что видела Казанову четыре-пять раз в комнате брата, там Казанова посватался к ней, она же отослала его к родителям. Отец ответил, что она слишком молода, а у Казановы нет профессии. Маленькую дверцу отец запер, а ее с теткой-послушницей велел отвезти в монастырь, где она должна оставаться до брака. Ее постель и одежду отослали в монастырь. Надзирающие монахини под страхом папского отлучения, вечного проклятия «и некоторых других мелочей» запретили ей получение писем и прием посетителей, но дали книги, бумагу и чернила. Катарина писала Казанове по ночам. Впрочем, самая красивая из монахинь, богатая, щедрая, двадцати двух лет, дважды в неделю дает ей уроки французского языка и очень влюблена в нее. Когда они одни, она так нежно целует ее, что Казанова мог бы ревновать, если бы монахиня не была женщиной. С похищением Катарина была совершенно согласна, но вначале она должна лучше узнать все возможности для этого в монастыре. Она просит его миниатюрный портрет, тайно вставленный в кольцо. Ее мать выздоровела и каждый день ездит на утреннюю мессу в монастырскую церковь. Мать будет рада встретиться с ним и сделает все, что он хочет. Впрочем, Катарина надеется, что через несколько месяцев ее положение раскроется, так что дальнейшее пребывание в монастыре вызовет скандал.
Казанова дал посланнице Лауре ответ, цехин и пакет с перьями, бумагой, сургучом и огнивом.
Он снова не знал, что ему делать в Венеции целую неделю. Постоянная скука, постоянное стремление развлекаться, желание общества, вечная неспособность заняться самим собой, почти невозможность просто работать, кружили его волчком. Приказ о высылке Кроче его не касался и он вернулся в Падую. За четыре вечера игры у Кроче он получил пять тысяч цехинов, оплатил все долги, выкупил все ценности.
Он пошел в оперу и после первого балета в четырех частях выиграл пятьсот цехинов. Полумертвый от усталости и голода, он пошел в палаццо Брагадино, где пришедший в гости Бавуа выманил у него пятьдесят цехинов, которые никогда не вернул.
Художник из Пьемонта сделал миниатюру Казановы и святой Катерины, покровительницы К.К. (таким мнимо-окольным путем Казанова намекает, что его невеста К.К. зовется Катариной). Ювелир из Венеции сделал кольцо, на котором можно было видеть только святую Катерину; нажатие кончиком иглы на почти незаметную голубую точку на белом эмалевом ободке с помощью пружинки меняло картинку на портрет Казановы.
В Венеции Казанова разыскал мать Катерины в церкви и преклонил колени рядом с ней. Незаметно он дал ей кольцо и десять цехинов для дочери. Он чувствовал сострадание к бедной матери: дочь была в монастыре, сын — в тюрьме.
Через месяц после ареста Кампаны ювелир выставил его вексель с подписью Казановы. Казанова заключил сделку.
Кроче содержал в Венеции большой дом и держал банк игры в фараон. Вскоре его выслали, так как Сгомбро, венецианец пятидесяти одного года из семейства Гритти, влюбился в Кроче, а тот не был жесток. Друзьями супруги Сгомбро, знаменитой поэтессы Корнелии Барбаро, были Баффо, Метастазио, Гольдони, Альгаротти и английский посол Халдернесс. Кроме Кроче Сгомбро совратил обоих своих молодых сыновей и заразил младшего, который пошел к хирургам и признался, что не имел мужества отказать отцу в послушании. Один из этих сыновей, Франческо, стал знаменитым поэтом и переводчиком. Казанова хвалит красоту и стихи жены Сгомбро.
После высылки Кроче Казанова стал крестным отцом его сына — так пишет Казанова, на самом деле это была дочь.
В один из понедельников пришла Лаура, посланница из Мурано. У Катарины сильное кровотечение после выкидыша, нужно много белья. С Лаурой он купил постельное белье и двести салфеток, упаковал все в один сверток и сопровождал ее до Мурано. В дороге он написал Катарине, что останется в Мурано, пока она не будет вне опасности. В своем жилище Лаура предоставила ему маленькую бедную комнату с земляным полом. Это было все равно что запереть волка в овчарне.
Лаура унесла столько белья, что шла согнувшись, и убитая горем вернулась через час. Катарина потеряла много крови, она лежит в постели бледная и изнуренная. Но улыбается: пока он близко, она не умрет. Ему стало приятно. Так мало надо людям для утешения. Позднее Лаура принесла почти не читаемую записку Катарины. Если бы она могла увидеть его еще раз, то тихо бы умерла.
Он жестоко упрекал себя, шесть часов метался в постели, не ел, не спал, был полон отвращения к себе и отклонял всякую помощь дочерей Лауры.
Утром Лаура сообщила: Катарина боится, что не переживет день. Он написал ей, раздираемый раскаяньем.
Врач, который ничего не знал, прописал подкрепляющие средства и покой. Лаура стала сиделкой Катарины. Казанова дал ей шесть цехинов, а каждой дочери по одному, и улегся в одну из двух убогих постелей. Вскоре обе младшие девушки без стеснения разделись и улеглись в постель, стоявшую рядом. Как только старшая уснула в соседней комнате, у нее появился любовник. В этот раз Казанова не был «обуян демоном плоти» и оставил девственниц спать невинными.
Поутру Катарине стало лучше. Он был как пьяный. Еще восемь дней он оставался у Лауры и ушел только после повеления подруги.
В Венеции он жил целомудренно. Письма Катарины были его радостью. Он всем сердцем желал увидеться с ней. Переодетый в монахиню, он вместе с другими богомолками пошел в монастырь и неожиданно встал в четырех шагах от Катарины, которая вздрогнув уставилась на него. Он нашел, что она выросла и похорошела. Они лишь обменялись взглядами. Он ушел последним.
Через три дня он получил от нее пылающее письмо. Она так пламенно описывала наслаждение его видом, что он обещал каждый праздник приходить на мессу в Мурано в капеллу монастыря святого Джакомо ди Галициа (Казанова не называет монастыря, но его топографические описания не оставляют сомнений).
Пять недель спустя Катарина написала, что от старейшей монахини до самой юной пансионерки — все тронуты, когда он приходит. Думают, что он скрывает большое горе. Он в самом деле похудал, так как не был создан для жизни без возлюбленной. Со скуки он играл и выигрывал. По совету Брагадино он снял казино и вместе с партнером держал там банк фараона. Это «касини» (напоминавшее парижские «petites maisons») находилось вблизи площади святого Марка, в небольшом изолированном домике. Вначале оно служило патрициям, желавшим уединения, потом было квартирой приезжавших гостей, наконец — салоном тайного игрока. Даже женщины владели казино. С 1704 года до конца республики инквизиция вела войну против казино. Ни в одном городе, говорит Дютен в своих мемуарах (1806), распутство не было столь распространено и бесстыдно, как в Венеции.
Именно тогда, когда Казанова был в самом добродетельном периоде жизни, когда он решил наконец жениться и целомудренно ждал невесту, живущую в монастыре, случается то, что редко происходит даже с Казановой: красивая, богатая, молодая женщина, увидев его лишь издали, желает его, бросается ему на шею, соблазняет его (вместе с невестой) и развращает обоих.
Когда в День Всех Святых 1753 года после мессы в Мурано он хотел сойти в гондолу, то увидел, как одна женщина долго смотрела на него и намеренно уронила рядом письмо. Он его поднял. Письмо было без адреса. Он прочитал его в гондоле.
Монахиня, которая два с половиной месяца видит его в капелле во все праздники, хочет познакомиться с ним. Брошюра, которую он забыл в церкви, а она подняла, позволяет ей думать, что он говорит по-французски, но он может ответить ей и по-итальянски, ей нужен лишь точный ответ. Она укажет одну даму, которая его не знает и будет сопровождать его в разговорную комнату, где он мог бы увидеть эту монахиню; даме можно не представляться, если он этого не желает. Но монахиня могла бы назвать ему казино в Мурано, где в семь часов он мог бы найти ее одну и поужинать с ней или же уйти через четверть часа, если у него другие дела. Или он желает поужинать с ней в Венеции? Тогда она выйдет из гондолы в маске на том месте, в тот день и час, который он укажет, только он должен стоять на берегу один, в маске и с фонарем. Она уверена, что он ответит и ожидает с нетерпением. Завтра он должен дать ответ той же женщине за час до полудня в церкви Сан Канциано у первого алтаря справа. Она никогда не решилась бы на этот рискованный шаг, если бы не доверяла его благородному сердцу и высокому духу.
Казанова в Дуксе переписал это письмо слово в слово. Оригинал не найден. Он пошел в свою комнату, чтобы тотчас ответить. Тон письма поразил его больше, чем содержание. Может, это подруга его Катарины? Он ответил по-французски, он боялся мистификации, поэтому отважился лишь прийти с неизвестной ему дамой в разговорную комнату. У него есть деликатные причины, чтобы не называть себя. Он дает честное слово хранить тайну. Он венецианец и отвечает за свои слова. Утром на том же месте в тот же час он будет ждать ответа. Письмо и цехин он отдал женщине. На следующий день она вернула цехин и передала письмо, она вернется за ответом через час. Монахиня сообщала, что она написала графине Секуро. (Казанова пишет С., но из дальнейшего рассказа и из «Истории моего побега» следует, что это графиня Секуро.) Если он согласен, то может отдать письмо в запечатанном виде графине и узнать, когда сможет сопровождать ее в гондоле в Мурано. Ему можно не представляться, только назвать ее имя, чтобы еще раз прийти в разговорную комнату, куда ее позовут будто бы для графини Секуро. Если он знаком с графиней, то должен сказать это посланнице.
Записка гласила: «Я прошу тебя, любимая подруга, посетить меня, когда у тебя будет время, и взять с собой маску, которая принесет эту записку. Он будет точен. Прощай. Я буду очень тебе обязана.»
Из второго письма стало ясно — она уверена, что он может откликнуться, если вначале увидит ее, значит она молода и красива. Из любопытства он ответил. Его удивило, что монахиня может приехать в Венецию и поужинать с ним.
Он отдал записку графине и на следующей день в три часа пришел снова в маске, они спустились в гондолу, к решетке она попросила позвать монахиню М.М. (Эти две буквы скрывают монастырское имя монахини Марии Маддалены. Бартольд, который видел оригинал рукописи воспоминаний в Лейпциге, смог, несмотря на стертое место, отчетливо прочитать в манускрипте под буквами М.М. имя Мария Маддалена. Непонятно, хотел ли Казанова совсем скрыть имя от читателя, или наоборот раскрывал тайну. У него, конечно, были опасения, поэтому князь де Линь писал ему 24 января 1796 года: «Вы можете раскрыть М.М. и К.К., потому что А.С. умер.»)
В соответствии с актом патриаршьего архива от 10 октября 1766 года монастырь Сан Джакомо ди Галициа в Мурано насчитывал тогда шестнадцать монахинь, из которой двенадцатой была Мария Маддалена Пазини, родившаяся 8 января 1731 года, то есть в ноябре 1753 года ей было двадцать два, почти двадцать три года, как и говорит Казанова. В 1785 году она стала аббатисой монастыря. Впрочем Казанова в воспоминаниях неожиданно называет имя Матильды в тот момент, когда рассказывает о своем аресте мессиром Гранде. Матильда дала ему рукопись «Военной философии». Гугитц и биографы кардинала Берниса считают весь эпизод с М.М. вымышленным. Другие верят ему, как например Стендаль, который в «Прогулках по Риму» пишет: «Мемуары Мармонтеля и Дюкло скажут вам, что было сутью кардинала Берниса, а воспоминания Казановы — чем он занимался в Италии. Кардинал де Бернис ужинал с Казановой в Венеции и на курьезный манер соблазнил его своей метрессой.»
Прежде всего, недопустимо не доверять Казанове из-за ошибочной хронологии, если он писал сорок лет спустя, в основном по памяти. Мемуары кардинала де Берниса, которые тот опубликовал еще при жизни и где он естественно не мог выставить напоказ свое распутство, не являются контрдоказательством, и очевидные исторические и психологические натяжки Казановы в мелочах не являются ключевым свидетельством против всего случившегося.
Итак Казанова услышал о монахине Марии Маддалене. Она вошла в маленькую разговорную комнату. Вскоре пришла еще одна монахиня, подошла прямо к разговорной решетке и нажала на кнопку, поднялись четыре секции и открылось широкое отверстие. Подруги поцеловались. Окошко снова закрыли. В венецианских монастырях решетка была не такой частой, как в других итальянских городах, можно было просунуть руку, каковое обстоятельство вредило репутации венецианских монахинь. Графиня уселась напротив монахини, Казанова сел чуть в стороне. Он увидел красивую женщину. Это вероятно была подруга Катарины. Он был так очарован, что не понимал ни слова из разговора. Красивая монахиня не подарила ему ни взгляда, ни слова. Ростом чуть выше среднего, кожа белая, благородные, решительные черты лица, выражение его было мягким и улыбчивым, голубые глаза, великолепные зубы, губы влажные и чувственные, брови светлокаштановые, волосы спрятаны под чепчиком. Но он не раскаивался, что отказался от ночного свидания, он был уверен, что скоро овладеет ею.
На обратном пути графиня сказала, что его молчание слегка скучно, ведь Мария Маддалена красива и остроумна.
Первое он видел, сказал Казанова, другому верит. Графиня заметила, что Мария Маддалена не сказала ему ни слова. Он смеясь ответил, что она наказала его за то, что он не хотел представиться. Возле своего дома графиня простилась.
Казанова был удивлен свободными нравами монахинь. Президент де Броссе заметил, что свободные манеры венецианских дам уменьшают доходы монахинь, которые раньше имели, как говорится, эту галантерею со всей роскошью. Лично он предпочитает дамам монахинь.
Письма господина фон Пельница (Франкфурт, 1738) тоже описывают свободные нравы венецианских монахинь. Любовник монахини Манеджино был постоянной фигурой итальянского кукольного театра. «Частные письма об Италии» де Броссе (Париж, 1769) рассказывают, что три женских монастыря спорили в Венеции за честь, из которого из них будет выбрана нежная подруга нового нунция.
Казанова заключил из ее предложений — свидание в Мурано или ужин в Венеции — что у монахини есть любовник, удовлетворяющий ее капризы. В мыслях он уже был неверен Катарине, не чувствуя угрызений совести. В Венеции говорили, что загадка, почему Мария Маддалена выбрала монашеский покров, она молода, красива, богата, умна, хорошо сложена и обладает свободным духом.
Назавтра он надел маску, позвонил у дверей монастыря Мурано и с бьющимся сердцем от имени графини Секуро потребовал монахиню Марию Маддалену. Его провели в другую разговорную комнату, он снял маску, сел, сердце стучало. Он ждал целый час, позвонил, спросил, сообщили ли о его появлении, и услышал, что да. Наконец пришла беззубая старуха. Мать Мария Маддалена целый день будет занята. Прежде чем он сказал что-нибудь, она исчезла.
Ужасный миг для Казановы! Полный ярости, он презирал и ее, и себя. Она, должно быть, безумна и бесстыдна. Оба письма страшно ее компрометируют. Пылая местью, дома он написал письмо, оставил его лежать двадцать четыре часа, разорвал, написал Катарине, что не может больше ходить к мессе, на следующий день составил и разорвал новое письмо Маддалене; ему казалось, что он не может больше писать. Сотни раз он собирался к графине Секуро и отказывался от этого. Через десять дней он написал пылающее пожаром письмо, которое посчитал очень умеренным, и приложил оба ее письма. Он советовал в следующий раз быть предусмотрительнее, иначе она никогда не добудет кавалера. Он не станет больше ходить в капеллу, это ему ничего не стоит. (Кроме разочарования Катарины!)
Он надел маску, дал одному форланцу пол-цехина и пообещал еще половину, если все правильно сделает и вернется. В любом случае он должен дождаться ответа.
Он уже начал забывать это дело, как вдруг, возвращаясь из оперы, увидел форланца и спросил: «Ты меня узнаешь?» Тот рассмотрел его сверху донизу и отрицательно потряс головой. Тогда Казанова спросил: «Хорошо ли ты выполнил мое поручение в Мурано?»
Тогда форланец возблагодарил господа. Он все сделал очень хорошо, но не нашел Казанову. Форланец, стоявший у монастырских ворот, сказал ему на другое утро, что ключница хочет срочно с ним поговорить. Его провели в разговорную комнату к красивой монахине, которая задала ему сто вопросов о Казанове. Она дала ему письмо Казанове и обещала две цехина, если он сможет его доставить. Казанове надо только поставить на письме два слова и тогда форланец заработает свои два цехина. Он точно описал монахине одежду, шпоры и фигуру Казановы и уже десять дней разыскивает его, он должно быть сменил свою одежду, сейчас он узнал только шпоры!
Казанова не мог устоять. Он пошел с форланцем в его жилище, с письмом зашел в гостиницу, взял комнату, приказал натопить, открыл письмо о обнаружил оба письма от Марии Маддалены, которые он возвращал. Его сердце забилось так сильно, что ему пришлось сесть. Она писала, что просила графиню об ответе, который он дал на обратном пути, и должна была получить ответ утром, так как ждет ее визита после полудня. Но письмецо графини пришло лишь через полчаса после того как ушел Казанова. Первое роковое обстоятельство. У нее до того не было силы принять его, чудовищная слабость. Второе роковое обстоятельство. Она сказала прислужнице, что будет целый день больна, старуха по глупости сказала: занята. Третье роковое обстоятельство. Потом она ждала следующего праздника, но он не пришел, как решил. Она снова вкладывает свои письма, потому что разбирается в лицах лучше него. Он будет виновен в ее смерти, если не оправдается. Он должен прийти и забрать назад все, что написал; если он не понимает как его письмо может подействовать на нее, то не понимает человеческого сердца. Она уверена, что он придет, если только его найдет форланец. Она ждет от него жизни или смерти.
Казанова был в отчаяньи. Мария Маддалена права. До рассвета он писал письмо. В одиннадцать был в монастыре. Она тотчас вышла в разговорную комнату. Он бросился на оба колена. Много минут они сидели в молчании и лишь глядели друг на друга. Он умолял о прощении, она протянула сквозь решетку руку, которую он покрыл поцелуями и слезами.
Он сказал, что далек от того, чтобы бояться расходов, он любит их, и что все принадлежит вымоленной им. Она ответила, что тоже богата и знает, что любовник ей ни в чем не откажет.
У нее есть любовник?
Да! Он сделал ее богатой, он ее абсолютный господин и она рассказала ему все. Когда она и Казанова послезавтра, оставшись одни, отдадутся друг другу, она расскажет больше о своем любовнике. Есть ли у него возлюбленная?
Есть одна, но ах, ее отняли у него. Уже шесть месяцев он живет в воздержании. (Впрочем, в Дуксе найден набросок рукою Казановы одного из приведенных писем, другие существуют лишь в тексте воспоминаний. Таким образом, Казанова либо реконструировал письма по памяти, либо придумал их, как придумывали греческие и римские историки речи своих героев.)
Мария Маддалена спросила: «Вы еще любите свою возлюбленную?»
Казанова ответил, что когда думает о ней, то любит. В ней почти столь же много очарования и колдовства, как в Марие Маддалене, но он предвидит, что после Марии Маддалены забудет ее.
«Если я наконец завоевала ваше сердце», сказала Мария Маддалена, «то я не хочу никого вытеснять оттуда».
«Что скажет ваш любовник?»
«Он будет восхищен, что у меня такой нежный друг. Такой у него характер.» Она спросила о его жизни в Венеции. (Что рассказал он? Жизнь бездельника: театр, казино, светское общество, кофейни.) Она спросила, посещает ли он иностранных посланников. Ему нельзя это делать, потому что он связан с патрициями, но они знают многих иностранцев, герцога Монталегре из Пармы, графа Розенберга из Вены, монсиньора де Берниса, посла Франции, приехавшего два года назад из Парижа.
Она просила прийти послезавтра в тот же час, чтобы договориться об ужине. Он молил о поцелуе, она отворила решетчатое окно. В следующие два дня он едва ли ел или спал. Она дала ему ключ от казино в Мурано. Он должен прийти в маске через два часа после заката и войти через зеленую дверь в освещенные апартаменты. Там она либо будет его ждать, либо появится через пару минут. Он может снять маску и найдет хорошие книги и огонь. Она придет в монашеском платье, но там есть полный гардероб, даже маскарадная одежда. Она покинет монастырь через маленькую дверцу, от которой у нее есть ключ, и приплывет в гондоле друга.
Сколько лет другу?
Ему за сорок и у него все качества, чтобы быть любимым: красота, ум, мягкий характер и благородные манеры.
И он прощает ваши причуды?
«Любовник покорил меня год назад. До него я не знала мужчину. Вы первый возбудили мой каприз. Когда я сказала ему об этом, он вначале удивился, потом засмеялся и стал предостерегать меня, чтобы я не проявила бестактности. По меньшей мере я должна знать кто вы. Я поручилась за вас. Он конечно смеялся, что я ручаюсь за мужчину, имени которого не знаю. Позавчера я призналась во всем и показала ваши письма. Он считает, что вы француз.»
Мария Маддалена и Казанова обещали друг другу не выяснять, кто он и кто ее любовник.
(Рафинированность этого обстоятельного любовного романа заключается в игре Казановы, по которой он, незадолго до того называвший себя законченным прожигателем жизни из Венеции, мастером соблазнения, был соблазнен господином де Бернисом и монахиней М.М. вместе со своей пятнадцатилетней невестой!)
Вечером он пришел в казино. Она уже сидела там, в высшей степени элегантная, в костюме дамы. Там были свечи, зеркала, гирлянды, множество книг и картин. Она показалась ему новой и законченно прекрасной. Он встал перед ней на колени. Сначала он восхищенно целовал ее руки. Она слегка противилась. Он же видел в этом разжигающие отказы влюбленной женщины, которая лишь оттягивает мгновение счастья. Уверенный в победе, он заменял стремительность обстоятельностью, перейдя вскоре к пылающим поцелуям в уста. Через два часа вступительной борьбы они затихли. Они инстинктивно понимали друг друга. Она призналась, что проголодалась. Не хочет ли он поужинать?
Пожилая женщина принесла чудесные приборы севрского фарфора и серебра. Он узнал французскую кухню и вновь с любопытством подумал о любовнике. Когда она приготовила пунш, он предложил ей назвать свое имя, если она назовет ему имя любовника.
Она обнадежила его на будущее. Она носила брелок, который был флаконом с драгоценной розовой водой, у Казановы тоже было такой брелок. Они вели свое происхождение от короля Франции. Мадам де Помпадур послала небольшой сосуд послу Венеции в Париже господину де Мочениго с господином де Бернисом (Казанова пишет лишь Б.), тоже послом, но только Франции в Венеции. «Вы его знаете?»
«Я обедал с ним в доме господина Мочениго в Париже.» Казанова хвалит его ум, его происхождение, его стихи. Была полночь. Время было дорого. Он торопил, она противилась. А ее обещание? Уже время идти в постель.
Тогда она, дернув за рукоятки, двумя движениями превратила канапе в широкую постель, повязала ему большой платок на голову (из-за парика, от пудры), он исполнил ей ту же службу. Он быстро разделся. Она была сильной, обняла его и относилась к делу серьезно. Он сдерживал свое нетерпение. Он развязал пять-шесть бантов, обрадованный, что она доверяет ему это. Вначале он наслаждался прекрасной грудью, покрыв ее поцелуями. Но это стало границей ее благосклонности. Его огонь пылал, его усилия множились. Напрасно. Измученный, он уснул в ее объятиях.
Утром она оделась, поцеловала его и обещала послезавтра у разговорной решетки сказать, которую ночь она сможет провести с ним в Венеции, когда они станут до конца счастливыми.
В полдень в маске он пошел к Лауре, где нашел письмо от Катарины. Проходя по монастырю, она уронила зубочистку, сдвинула в сторону табурет и через щель в стене увидела в разговорной комнате свою подругу Марию Маддалену в оживленном разговоре с Казановой. Какое изумление и радость! Как он с ней познакомился? Мария Маддалена первой принесла ей белье после выкидыша. Так Мария Маддалена узнала, что у Катарины был любовник, а она знает, что и Марии Маддалены он есть. Очевидно, Казанова и Маддалена любят друг друга. Катарина не ревнует, но сожалеет, потому что ее страсть остается неусмиренной. Он может снова приходить в капеллу.
Казанова заставил себя солгать невесте. Он пришел познакомиться с Марией Маддаленой по ее вызову и назвался фальшивым именем. Катарина не должна выдавать ни его имя, ни их связь. Но конечно Маддалена и Казанова не любят друг друга.
В день святой Катерины Казанова снова пришел к мессе, чтобы обрадовать Катарину. К разговорной решетке подошла Маддалена, раскрасневшаяся от радости. Он просил ее прийти на площадь Сан Джованни и Сан Пауло, позади памятника скульптора Бартоломео Коллеони знаменитому Бартоломео из Бергамо. Она сказала, что любовник проводит ее.
Казанове нельзя было терять время; у него не было казино. Он не экономил деньги и быстро нашел одно — элегантное, в квартале Корте Барацци в округе Сан Моисе, которое английский посол Холдернесс при отъезде задешево отдал собственному повару. В восьмиугольной комнате потолок, стены и пол были из зеркал. К назначенному часу приплыла барка, из нее вышла фигура в маске. Это была Мария Маддалена.
Они пересекли площадь Сан Марко и пошли в казино, меньше ста шагов от театра Сан Моисе. Она сняла маску и восхитилась всем, рассматривая себя в зеркалах. Она носила костюм из розового шелка с золотым шитьем, модный тогда жилет с очень богатой отделкой, черные атласные брючки до колен, пряжки с бриллиантами на туфлях, очень ценный солитер на мизинце и кольцо на другой руке. Она позволила рассмотреть себя и он ею любовался. Он изучил ее карманы и нашел золотую табакерку, бонбоньерку, украшенную перламутром, золотой маникюрный приборчик, роскошный лорнет, батистовый платок, двое часов с алмазами, брелок и пистолет, образец английского огнестрельного оружия из красивой полированной стали.
В соседней комнате она распустила корсет и волосы, достигавшие колен. Они уселись к огню. Он расстегнул бриллиантовую пряжку на кружевном воротничке. Есть ощущения, уверяет он, которые не могут быть разрушены временем, он имеет в виду ее груди. Более красивых он никогда не видел и не касался. В женской одежде Мария Маддалена была похожа на Анриетту из Прованса, в мужской — на парижского гвардейского офицера по имени л'Эторьер. У нее была фигура Антиноя.
Он пылал от желания, она же была голодна. Он сказал, что она первая женщина, которую он принимает в казино, что она не первая его любовь, но станет последней. Ему было двадцать девять лет.
Любовник нежен и добр, но оставляет ее сердце пустым, призналась она. Эта ночь станет ее первой любовной ночью. Любовника она любит лишь по дружбе, любезности и в благодарность. Истинная чувство отсутствует. Впрочем, любовник похож на него, только, наверное, богаче.
Опишет ли она эту ночь своему любовнику? Она сделает это. После ужина у них было лишь семь часов. Он подарил ей ночной чепчик, разделся в салоне и ждал, пока она позовет. Пьяный от любви и счастья, он упал в ее объятья и в течение семи часов давал ей положительные образцы своего пыла. Он варьировал наслаждение «на тысячу ладов» и не научился от нее никакому новому любовному искусству, лишь новым вздохам, восторгам, экстазу, нежным ощущениям. Она открыла для себя сладострастие. Когда будильник напомнил о времени, она подняла глаза, чтоб поблагодарить бога. Кружевной чепчик она хотела сохранить на всю жизнь в память этой ночи.
Когда он пришел в монастырь, она отослала его, потому что доложил о себе любовник. Он увидел гондолу посла Франции. Он увидел входящего господина де Берниса. Он был восхищен. То, что она была возлюбленной французского посланника, увеличило ее ценность в его глазах. Он не хотел выдавать ей свое открытие. На другой день он пришел к ней.
Любовник уехал в Падую, но она может приходить в его казино когда захочет; он знает все. Он лишь тревожится о беременности.
Казанова сказал, что лучше умрет, чем это допустит. А разве она не испытывает тот же риск со своим другом?
Нет, это невозможно.
«Не понимаю», сказал Казанова. В будущем им надо быть умнее. Вскоре конец маскарадной свободы, когда в казино он может прибывать по воде. Придет ли он в пост? Она говорила, как вольнодумец, расспрашивала его о сочинениях лорда Болингброка, о деистах, о критиках Библии; читал ли он «Traite de la sagesse» (Трактат о мудрости) Пьера Шаррона, который так же скептичен, как Монтень, и является отцом новых мыслителей; Казанова очень сурово обходится с ним в «Истории моего побега».
В воскресенье они снова встретились в ее казино. Он пришел раньше и удивлялся эротической библиотеке, сочинениям против религии, сладострастным картинам и английским гравюрам к знаменитым порнографическим книгам.
Он решил остаться жить в ее казино до возвращения де Берниса. Она дала ему ключ от двери, выходящей на канал. Он читал, писал Катарине, он стал к ней нежнее и мягче. Он признается, что не знал о возможности любить одновременно два существа в равной мере.
Мария Маддалена написала: она хочет, она должна ему признаться, что любовник был свидетелем их первого свидания в казино, он находился в маленьком кабинете, откуда можно все видеть и слышать, не обнаруживая себя. Могла ли она отказать любовнику в этом странном желании, после того как он пошел ей навстречу? Должна ли она была предупредить Казанову? Он стеснялся бы и, вероятно справедливо, отказался бы. Поэтому она рискнула всем для всего. В предновогодний вечер ее друг оставался запертым в кабинете до раннего утра, чтобы быть свидетелем их любви. Он их видел и слышал. Казанова не должен видеть его и будто бы ничего об этом не знает, он должен также казаться или быть нестесненным, чтобы у любовника не возникло подозрения. Главным образом, он должен следить за своими словами, но может свободно говорить о вере, о литературе, путешествиях, политике, можно также свободно рассказывать анекдоты. Готов ли он показать себя другому мужчине в упоении сладострастия? Да или нет! Если нет, она будет действовать соответственно; но она надеется на его самообладание. Если он не сможет играть свою роль достаточно пламенно, она убедит друга, что любовь Казановы уже миновала вершину. Казанова признается, что это письмо «поразило» его. Конечно, он нашел собственную роль лучшей и начал смеяться.
Он писал: «Пусть твой друг насладится божественным зрелищем. Я сыграю свою роль не как новичок-любитель, а как мастер. Почему человек должен стыдиться показаться другому в тот миг, когда природа и любовь равно соответствуют друг другу?»
Казанова свои грехи превращает в достоинства. Гордый неординарным умом, он хвастает своими соблазнениями, мошенничествами, везением в игре, своим атлетическим любовным искусством.
Шесть свободных дней он провел с друзьями-покровителями в Ридотто, здании с 1676 года отданного для азартных игр, где стояли шестнадцать-восемнадцать игорных столов, и где лишь патриции могли держать банк в официальной одежде и без масок, в то время как игроки были в масках; патриции работали в основном для капиталистов и игорных обществ и им платили повременно: за год, за месяц, даже за час. Это были нобили, чьи дворцы пришли в упадок и где все предлагалось на продажу иностранцам; бедные патрицианки стояли у церковных ворот, их собственные братья были сводниками, их называли «барнаботто» (обедневшие аристократы, чье название шло от церковного шпиля Сан Барнабо, где многие из них жили); поэтому эти патриции почти весь год ходили в черных масках, в театре и в церкви, на улицах и в учреждениях, в вечных карнавальных шествиях. В 1774 году Ридотто было упразднено и использовалось лишь для маскарадных балов. В Дуксе нашли итальянский сонет 1774 года на упразднение Ридотто. Казанова потерял там дни и ночи и четыре-пять тысяч цехинов, то есть все, что имел. Проигрывают те, говорит он, кто всегда ставит и не держит банк. В предновогодний вечер Мария Маддалена была особенно элегантна, соглядатай еще не был на посту. Она показала ему на канапе возле стены. В цветочном рельефе находилось отверстие, через которое можно было наблюдать. В кабинете есть постель, стол, другая мебель. Она кивнула ему, что друг пришел. «Комедия началась».
Он попросил ее вначале поужинать. За целый день он съел лишь чашку шоколада и салат из крутых яиц с оливковым маслом и винным уксусом.
Нужны ли ему возбуждающие?, — спросила она. Играя в непосредственность, он перерыл все выдвижные ящики, пока она раздевалась, и нашел коробку с резиновыми футлярами для предотвращения зачатия; она просила ими воспользоваться.
Только Аретино мог бы изобразить сцены, которые следовали до восхода солнца, говорит Казанова. Она была сильной партнершей. Оба оказались совершенно истощены. В последний раз она увидела кровь на своей груди и испугалась. Он отогнал страх многими безумствами и успокоил ее, проглотив эту каплю крови. Она покинула его в одежде монахини, но только через полчаса он услышал, как она выходит из дома, значит она была еще и у своего любовника.
Мария Маддалена просила его портрет в медальоне. Тот же художник сделал новый портрет в виде Благовещания: ангел Гавриил в черных локонах и светлая Мадонна, протягивающая ему руки. Двенадцать лет спустя в Мадриде ту же идею использовал для своего Благовещания Рафаэль Менгс.
Мария Маддалена написала, что друг провел великолепную ночь и влюбился в Казанову. Она же до сих пор, пока не узнала Казанову, лишь существовала, а не жила. Есть ли хоть одна женщина, которая останется в его объятьях бесчувственной? Она молится на него, она его обожествляет. Она посылает ему ключ от шкатулки с украшениями, там он найдет сверточек, на котором написано: «Моему ангелу»; это подарок ему, по желанию ее друга.
Он нашел второе письмо и кожаный футлярчик с золоченой табакеркой, в которой под разными секретными заслонками были два изображения; одна представляла ее в виде монахини, а другая — нагой, в позе корреджиевой Магдалины. В шкатулке лежали брильянты и четыре кошелька с цехинами. Он восхитился ее благородным доверием, запер шкатулку и честно поставил все на место, чему сам удивляется и о чем ясно рассказывает. Во втором письме она писала, что ни одна женщина не смогла бы быть влюбленнее ее. Восхищение друга Казановой лишь разожгло ее любовь.
В вечер трех волхвов она в маске ходила в оперу и в Ридотто, где с любопытством разглядывала патрицианок, которые сидели совершенно открыто. Она сыграла в паре с ним и быстро сорвала банк. Дома он все пересчитал, она выиграла две тысячи дукатов. Он повесил ей на шею медальон. Она долго искала тайную кнопку, и нашла портрет весьма схожим. У нее было только три часа и он просил ее раздеться. Она предупредила об осторожности. Если бы она стала матерью, Казанова был бы безутешен, как он признается, но похитил бы ее и женился на ней в Англии. Ее друг в таком случае планировал найти подходящего врача, который под предлогом болезни направил бы ее на воды. Но она предпочла бы разделить жизнь с Казановой. Есть ли у него за границей богатые средства?
Ему пришлось ответить отрицательно.
В следующую среду он нашел у Лауры письмо от Катарины. Мария Маддалена носит медальон, который может быть только его и конечно с его портретом. Она узнала работу ювелира и художника, но не сказала ей, чтобы не устыдить. Маддалена догадалась о портрете в кольце Катарины, она дала посмотреть кольцо, но Маддалена вернула его и сказала, что не смогла найти портрет. «Мой любимый супруг, как я обрадована! Ты любишь Марию Маддалену. Как жаль, что ты не можешь доказать ей свою любовь. Если бы ты был на моем месте, ты был бы вдвое счастливее.»
Он ответил, что она угадала, но чувство к Маддалене не может умалить чувства к ней.
От Лауры он узнал, что в большой разговорной комнате монастыря состоится бал. Он оделся как Пьеро, чтобы неузнанным своими подругами, сравнить их между собой. В Венеции во время карнавала женским монастырям разрешалось это невинное удовольствие. Разговорные комнаты монастырей, где сидели дочери нобилей, и дома куртизанок, где (вместе с полицейскими шпиками) сидели сыновья нобилей, были единственными местами, где собиралось венецианское общество; в обоих местах вели себя с одинаковой свободой. Музыка, застолье, галантность и танцы господствовали во время долгого карнавала как в разговорных комнатах женских монастырей, так и в казино. Пьеро Лонгли изобразил эти сцены. Публика танцевала в разговорной комнате, монахини наблюдали из-за решеток.
Бал состоялся в тот день, когда вечером он хотел встретить Марию Маддалену в казино.
Разговорная комната была полна, но так как в Венеции редко видели Пьеро, то ему нашлось место. Он танцевал с красивой арлекиной — менуэт в двенадцать форланов. Некий Пульчинелло наступил ему на ногу. Казанова упал вместе с девушкой, обругал Пульчинелло и покинул монастырь. Вспотевший, он прыгнул в гондолу и поплыл в Ридотто, где играл два часа и вернулся в Мурано с карманами полными серебра и золота.
Он увидел любимою у камина в одежде монахини. Он подкрался к ней, пригляделся — и окаменел. Это была Катарина. Он боялся вздохнуть. В смущении он упал в кресло.
Неужели Маддалена сыграла с ним такую шутку? Катарина выдала его? Или это любезность Маддалены, но тогда это выглядит презрением. Неужели она так легко отказалась от ночи с ним? Он долго молчал. Влюбленный в Маддалену, он не мог обнять Катарину, хотя преклонялся перед ней. Он не мог, однако, всю ночь оставаться немым Пьеро. Лучше всего он ушел бы. Но мог ли он так оскорбить свою невесту? Поэтому он снял маску.
Катарина облегченно вздохнула. Он не был готов встретить ее? Нет? Поэтому он так зол на нее? Но на ней нет вины.
Наконец он обнял ее. Он счастлив видеть ее. Она уже много раз покидала монастырь?
Нет, в первый раз. Сестра-служанка уже два дня болеет, поэтому аббатиса разрешила ей спать с Маддаленой, в первый раз. Сегодня Маддалена хотела уйти, а утром вернуться в монастырь, поэтому послала Катарину через заднюю дверь в сад, а оттуда в гондолу, где сказала лишь одно слово: «В казино». — Там вы должны ждать. — Кого? — Вы должны довериться. Она поужинает вечером и ляжет спать, когда захочет. Смеясь, она отправилась в неизведанное приключение. Через три четверти часа она увидела входящего Пьеро. Сердце сказало ей, что это Казанова. Но Пьеро отшатнулся, увидев ее. Неужели это другой? Она боялась пошевелиться. Запертая уже восемь месяцев, она не смела обнять его. С тех пор, как он знает это казино, счастлив ли он? Маддалена единственная женщина, с которой она сможет разделить его. Не хочет ли он обнять ее наконец?
Он и в самом деле обнял ее за плечи и уверял многократно, что не думает больше, о ее вине — вместо того, чтобы извиняться. Это выворачивание моральной ситуации так же абсурдно, как и вполне вероятно. Маддалена сыграла с ним злую шутку, уверен он.
«Маддалена хотела сделать нас счастливыми», возразила Катарина, «потому что создала нам то, о чем любящие горячо мечтают. Очевидно, она обнаружила нашу связь».
«Наше положение различно», сказал он. «У тебя только я. Я же свободен и безмерно влюблен в нее. Маддалена это знает. Она из мести совершила замену».
Чем меньше я обижаюсь, сказала Катарина, на то, что Маддалена и он любят друг друга, тем меньше обижается Маддалена, что влюблены Казанова и Катарина. Казанова знает, что она любит Марию Маддалену, и Катарина часто становится ее женой или ее маленьким мужем, и делает ее такой счастливой, как может. Ему же от этого ничего не перепадает. Поэтому и Маддалена не хочет слыть ревнивой.
Казанова сказал, что дело обстоит совсем по-другому. На Маддалене он не может жениться, но уверен, что возьмет в жены Катарину. И тогда любовь между ними вспыхнет заново!
Домоправительница принесла ужин. Была уже полночь. Он не прикоснулся, она ела с хорошим аппетитом. Ее совершенная красота оставляла его холодным. Он всегда держался мнения, что нет заслуги оставаться верным, когда действительно влюблен. Два часа спустя они уселись возле камина. Она оставалась нежной, без упрека или соблазна. Что она расскажет Маддалене?
Правду.
Он был оскорблен несправедливостью. Она хочет снова помирить его с Маддаленой. Она пошлет ему письмо через Лауру.
Ее письма всегда остаются дорогими.
Она любит его не меньше, призналась она, хотя он за всю ночь не дал ей ни одного доказательства своей любви.
Он любит ее всем сердцем, но болен от печали в этой ситуации…
Ты плачешь, мой друг?
Будильник зазвенел. Он поцеловал ее и дал свой ключ от казино, чтобы она от своего имени вернула его Маддалене. Гондола повезла ее в монастырь. Когда он наконец нашел гондолу для себя, то они поплыли под сильный ветер на открытой воде. Казанова бросил пригоршню монет в лодку и велел гребцам задраить верх, после чего лодка доставили его прямо к палаццо Брагадино на Рио ди Мария.
Через пять часов его залихорадило. Лаура принесла письмо, он смог прочитать его лишь вечером. Внутри он с удовольствием нашел ключ от казино. Мария Маддалена просила забыть ее ошибку. Она хотела лишь доставить ему удовольствие. Его и Катарину она видела и слышала из тайного кабинета; но за час до его ухода она к несчастью заснула. Он должен прийти завтра вечером.
Катарина просит его помириться с Маддаленой. Маддалена провела адскую ночь. Без него, говорит ей Маддалена, она не может больше жить. Только Катарина знает его имя, адрес и может ей помочь. Маддалена думает, что она отнимает у Катарины любовника. Катарина должна ее ненавидеть, но она любит ее. Маддалена сейчас знает, как сильно может любить Казанова. Утром ей сказали в монастыре, что Пьеро утонул; Маддалена упала в обморок. Тетушка рассказала, что Пьеро чуть не утонул, и что гондольеры говорят — он сын Брагадино. Катарина пришлось открыть имя Казановы и то, что он сватался к ней.
К концу письма Казанова был почитателем Катарины и пылким любовником Маддалены.
Через шесть дней он выздоровел. Еще через два дня, 4 февраля 1754 года, он снова был вместе с Марией Маддаленой. Оба чувствовали себя виноватыми и не сговариваясь упали на колени друг перед другом. Безмолвно они поцеловались. Не отрываясь друг от друга, они упали на софу и смеялись, когда она заметила, что он любил ее прямо в плаще и в маске.
Она призналась теперь, что Бернис тоже подслушивал его и Катарину из кабинета. Бернис восхищен Катариной, которая совершенно невинно сыграла роль адвоката дьявола.
Маддалена напросилась со своим другом на обед в казино Казановы, так как друг умирает от любопытства познакомиться с Казановой; она призналась, что это французский посланник, господин де Бернис.
Он был горд дать обед послу Франции. Казанова хвалит остроумие и элегантность матери Берниса.
«Я много поездил», пишет он, «я изучал людей поодиночке и скопом, но настоящую обходительность нашел лишь у французов, они знают, как шутить».
В разговоре Маддалена набросала портрет Катарины. Бернис сделал вид, что слышит о ней впервые и сожалел о ее отсутствии. Маддалена вызвалась пригласить Катарину и Казанову на ужин, так как в эти дни они спят в одной келье, то это легко осуществить.
Казанова, несмотря на неприятное чувство, пришлось выказать благодарность, но он ведь просил снисхождения для девушки пятнадцати лет. Непосредственно после этого он рассказывает историю О'Морфи…
Через день он написал Катарине, что она должна во всем слепо следовать Марии Маддалене; но не сообщил ей о присутствии Берниса.
Маддалена писала ему, полная угрызений совести. Наверное ему не нравится этот ужин вчетвером? Чтобы его не компрометировать, она может расстроить все предприятие. Из ложного стыда он ответил ей неискренно. Даже это рассчитала Мария Маддалена.
«Я ждал этого письма, любимая», писал он, «потому что ты знаешь меня, мои слабости и софизмы. Я доверяю тебе мою невесту. Она не знает опасностей общества. Надеюсь ты не приведешь ее к тому, чтобы забрать ее вуаль? Я был бы безутешен…»
Был ли у Маддалены план скомпрометировать Катарину, чтобы переманить у девушки Казанову? Игра и контригра! Какой талант у Казановы к интригам и противоинтригам!
Но ему уже казалось невозможным отступить. При этом он видел насквозь, что Бернис влюблен в Катарину и кичится своим знанием человеческого сердца часто и невпопад; он мнил себя себя великим психологом; а не должен ли соблазнитель и быть таковым?
Маддалена, очевидно, не могла противиться Бернису, который признавался ей, как влюблен в Катарину, да, она должна была только помогать ему. Она снова нуждалась в содействии Казановы, но побаивалась предложений, которые пришлось ему сделать. Несомненно Бернис и Маддалена оговорили заранее свою тактику, чтобы загнать Казанову в западню. Бернис понимал толк в интригах. Казанова пришлось лишь делать хорошую мину в плохой игре. Маддалена, напротив, боялась, что Казанова в конце концов потеряет свое расположение к обоим женщинам. Поэтому она быстро предложила ему такое, от чего он не может отступить, так как его тщеславие сильнее его ревности. Человек, который достаточно глуп, чтобы хотеть казаться одухотворенным, не должен показывать себя ревнивым перед человеком, кажущимся более великодушным, чем есть.
Когда на следующий день Казанова посетил Берниса в том самом казино, они доверительно разговаривали, пока не пришли Маддалена и Катарина. Катарину захватил врасплох незнакомец мужчина, но Казанова принял ее так сердечно, что вскоре она радовалась комплиментам, которые делал ей Бернис на французском языке. Несмотря на ревность Казанова был еще достаточно тщеславен, как сильно Катарина нравиться послу. Каждый играл здесь принятую роль, лишь Катарина была наивна и естественна. Через пять часов Бернис выглядел самым счастливым, а Катарина самой довольной.
Прощаясь, Бернис сказал, что это самый приятный обед в его жизни; тотчас Маддалена пригласила его на следующий вечер поужинать. Бернис между прочим спросил у Казановы: придет ли он тоже?
На следующее утро у Казановы не было сил разгадать все расчеты Берниса. Хотя он ни в какой мере не хотел преувеличивать свою любезность, Казанова предвидел, что его обманут и сделают Катарину жертвой. Ни соглашаясь, ни противясь, он не мог решиться. Наконец он положился на то, что Катарину соблазнить тяжело. Простодушное решение видавшего виды соблазнителя!
Его лихорадило борьбой интриг, он страшился последствий и при этом был уязвлен злосчастным любопытством и тем фатальным желанием мнимого решения, конца ужасов, который ускорит ненавистный процесс. Он предвидел, что второй ужин будет иметь большие последствия, чем первый, но верил в свою тонкость, как он изображает это, его честь требовала, чтобы он ничего не менял в договоренностях. Но как он не мог страшиться нехватки опыта у Катарины? Его преувеличенная вежливость может привести эту послушницу к падению. Теперь он возлагал свои последние надежды на Маддалену, которая не должна его предавать, потому что знает, что он хочет женится на Катарине. Так безрассуден умнейший, когда противоречит сам себе. Он беспомощно позволил прийти в движение всему.
В казино он нашел только своих подруг. Он снял маску и, сев между ними, дал обоим сотню поцелуев, не предпочитая одну другой и не становясь слишком непристойным, хотя обе все знали. Целый час он был очень горд своим хорошим поведением, мешая милые нежности с весенними разговорами и почувствовал наконец, что остается неудовлетворенным. Он сильнее желал Маддалену, но не хотел расстраивать Катарину, так как обязан ей большим вниманием. Принесли записку от Берниса, к сожалению ему помешали, курьер из Парижа, дела денежные; может ли он надеяться на новый ужин в том же обществе в пятницу?
«Ты придешь в пятницу?», спросила Маддалена.
«С удовольствием», ответил Казанова и спросил Катарину, которая вдруг расстроилась.
«Ты опечалилась, потому что Бернис не пришел?»
Вместо ответа Катарина уселась на колени Маддалены и назвала ее любимой женой. Женщины ласкали друг друга, пока он заходился от смеха. Он наслаждался зрелищем.
Маддалена взяла папку с похотливыми эстампами. Казанова понял ее намерения и, пока подруги готовили пунш, сказал, что груди у Катарины стали полнее. Маддалена расшнуровала подругу и для сравнения — себя, Казанова воспламенился, они пошли в спальню, и Казанова положил на стол перевод порнографического сочинения семнадцатого века с 36 гравюрами. Маддалена поняла его намерения и, пока он смеялся от удовольствия, обе женщины разделись. Вскоре все трое нагими лежали на постели. Вначале была борьба амазонок, пока он не принял в ней участие и одну за другой расплавил их любовью и счастьем.
На следующее утро он во всем раскаивался. Маддалена делала ему комплименты. Она быстро поняла его слабости. Как может он отказывать в чем-то подобном Бернису, который устроил ему столь драгоценную ночь? Бернис и Маддалена хорошо рассчитали и победили. О Катарине они не волновались. Она была игрушкой в руках Маддалены.
«Бедная молодая женщина!», вздыхает Казанова. Он видел Катарину на пути к греху и это была его работа. Как раскаивался он теперь в оргии прошлой ночи!
Что делать? Пойти на ужин и сделать себя смешным, выглядеть ревнующим, неблагодарным, невежливым? Пойдет он или нет, Катарина для него потеряна.
В маске он разыскал отель посланников и попросил швейцара передать курьеру письмо в Версаль. Никакого курьера не было. Это было всего лишь предлогом. Он убедил себя, что возврата нет. Катарина должна сама защищать свою невинность. Ее не насиловали.
Он написал Маддалене, что дела с Брагадино к сожалению не позволяют ему прийти на ужин. В дурном настроении он пошел играть и проиграл вчистую. На следующий день он получил совместное письмо от Катарины и Маддалены; обе женщины уже были во всем заодно.
Катарина писала, что Бернису удалось развеселить их несмотря на неожиданное отсутствие Казановы, особенно после того как они выпили пунша с шампанским. Он не может себе представить, как буйны они были, и как приятна была ночь втроем. Бернис сделал все, чтобы они его полюбили, но конечно он во всем не достигает Казановы. Любимый должен быть уверен, что она всегда будет любить его, что он всегда останется господином ее сердца.
Несмотря на досаду он посмеялся над письмом невинной развратницы.
Маддалена писала, что хорошо знает, что он лишь из вежливости отговорился тем, что занят; он понял, чего от него ждали. Но она принадлежит Казанове и всегда будет ему принадлежать. Все-таки она сожалеет, что он не пришел; с Бернисом они смеялись меньше; у него есть некие предрассудки. Поэтому Катарина была настолько свободной, как и они все; и Казанова должен благодарить Маддалену, так воспитавшую и сформировавшую Катарину, чтобы она вернулась к нему с достоинством. Она мечтала, чтобы Казанова присутствовал тайным соглядатаем в кабинете. Как бы он насладился! В следующую среду она будет принадлежать ему в казино одна и без помех!
Казанова цитирует Мольера: «Tu l'a voulu, Georges Dandin!» («Ты этого хотел, Жорж Данден!»). Он говорит, что не мог решить был ли его стиль тогда фальшивым. Он имел наглость, как он сам это называет, делать комплименты Катарине и предлагать ей Маддалену в качестве непревзойденного образца. Он хвалит Марию Маддалену за мастерское искусство, с которым она воспитала Катарину, но сознается, что как зритель он не вытерпел бы муки.
В среду вечером Маддалена пришла переодетая мужчиной и потащила его в Ридотто, не заходя в театр. Они вместе проиграли двенадцать тысяч франков. Чтобы развеселить его, она во всех подробностях изобразила ночь с послом и Катариной. Обычное заблуждение; подставляют собственные ощущения другому. Ее чувственные детали мучили тем сильнее, из-за боязни, что станет с ней импотентом; а если любовник начинает сомневаться в своей силе, его сила становиться сомнительной.
Наконец Мария Маддалена попросила его сыграть на деньги из ее шкатулки — каждому по половине. Он взял все деньги и играл в мартигал, в котором все время удваивал ставки; до конца карнавала он выигрывал ежедневно. Но не разу не проиграл шестой карты, приносящую две тысячи цехинов. В шестой сдаче Казанова рискнул пятидесятью тысячами франков. Смелая система! Это ему удалось, сокровище его подруги умножилось.
В «понедельник роз» вчетвером ужинали у Маддалены. Это был его последний ужин с Катариной. Он решил заняться лишь Марией Маддаленой, Катарина подражала ему без всякого смущения и посвятила себя новому любовнику. После ужина Бернис предложил сыграть в фараон, чтобы девушки могли научится, потому что в Ридотто играли лишь в бассетт. Бернис положил на стол сто двойных луидоров и подстроил так, что Катарина выиграла все. Это были ей деньги на булавки. После этого каждая пара ушла в свою комнату. Казанова провел ночь тихого наслаждения с Маддаленой. Невесту в объятиях другого он забыл.
В следующей главе он холодно сообщает, что его чувства и мнения резко переменились после повторной неверности Катарины. Он более не думал женится. Но так как он чувствовал себя ответственным, он решил оставаться ее другому. Только в старости он понял, что был рабом предрассудков, о которых воображал, что выше них.
На следующий день великого поста Маддалена написала, что умерла мать Катарины и что Катарина и Маддалена снова разделены, так как выздоровела сестра-служанка Маддалены. Поэтому Бернис больше не может ужинать с Катариной. Маддалена просила Казанову на следующих ужинах с ней и с Бернисом в каждую пятницу приходить на два часа позже Берниса, который взамен будет уходить в полночь, оставляя Маддалену и Казанову спать в алькове. Казанова понял, что Бернис хочет насладиться первым.
Катарина написала Казанове, что он ее единственный друг и защитник. Она поклялась ему оставаться верной Маддалене.
В страстную пятницу Бернис сообщил, что должен на месяц уехать в Вену. Он оставил Маддалене казино, предупредив, что пользоваться надо осторожно. Нельзя доверять гондольерам: государственной инквизиции известна дружба между Бернисом и Марией Маддаленой, они смотрят на все сквозь пальцы только по государственным соображениям; но когда он уедет, отпадут все препоны.
Маддалена в слезах одна улеглась в постель. Тогда Бернис открыл свое сердце Казанове и будто бы сказал, что будет торговаться с австрийским кабинетом о договоре, про который будет говорить вся Европа.
Утром Казанова написал Марии Маддалене, что в будущем она должна жить целомудренно. Ее ответ звучал отчаянно. Она не может больше обойтись без сладострастия. Как недавно Катарина, так теперь Маддалена сказала, что он ее единственный друг и защитник.
На следующей неделе Бернис возложил устройство казино на Казанову. Договорились о прощальном ужине. Когда Казанова пришел, Маддалена была бледна. Он уехал, сказала она. Она просила Казанову дважды в неделю приходить к разговорной решетке монастыря. Оба еще были сильно влюблены. Она полагается на верность садовницы. Одновесельная лодка с надежным гребцом легко доставит ее в казино. Казанова отметил со смущением: она подозревает, что он становится холоднее.
Тогда же Казанова познакомился с патрицием Марко Антонио Зорзи, юристом, политиком, остроумным местным поэтом, писавшем куплеты на венецианском диалекте, который перевел Вольтерову «Девственницу», имел красивую жену и литературных врагов. Зорзи написал тогда комедию, которая по его мнению была освистана в Венеции коварством аббата Пьетро Кьяри, придворного поэта герцога Модены и сочинителя для театра Сан Анджело. Поэтому Зорзи набрасывался как враг и преследователь на все сочинения Кьяри, а пьесы и романы Кьяри были тогда распространены широко и часто переводились; Кьяри был в венецианском театре врагом и преемником Гольдони.
Казанова чувствовал, что легко стать приверженцем Зорзи, у которого был выдающийся повар и милая жена. Мария Тереза Дольфин Зорзи и ее муж долго переписывались с Казановой. Одно из писем госпожи Зорзи 1757 года напечатано в четырнадцатом томе воспоминаний Казановы — «Письма женщин Казанове», издательство Георг Мюллер, Лейпциг и Мюнхен, 1912. Это письмо, как и еще одно (не напечатанное) письмо Зорзи, адресованного господину Паралису, у г. Балетти, итальянского актера, улица Львенка, Париж. Паралис было каббалистическое имя Казановы и его гения. Письмо подписано: Ваша возлюбленная служанка.
Зорзи оплачивал клакеров, которые без пощады, без смысла и понимания освистывали пьесы Кьяри написанные свободным стихом. Одна такая сатира находится в архиве Дукса. Даже в 1797 году Казанова сделал выпад против Кьяри в своих «Письмах к Снетлажу».
Из-за Кьяри врагом Казановы стал также Антонио Кондулмер, совладелец театра Сан Анжело, так как после провалов Кьяри театральные ложи можно было продать лишь задешево. Кроме того, Кондулмер ухаживал за женой Зорзи, пока Казанова не завладел всей ее благосклонностью.
Антонио Кондулмер ди Пьетро, кроме того, был врагом Гольдони, хотя и посвятил ему свою пьесу «Близнецы из Венеции», и был членом Совета Десяти (который, вообще говоря, состоял из семнадцати членов: десяти собственно советников, шести советников дожа и самого дожа). Как советник дожа 15 февраля 1755 года пятидесятитрехлетний Кондулмер стал «красным инквизитором» на восемь месяцев. Кондулмер, который считался маленьким святым, потому что каждое утро плакал перед распятием на мессе в Сан Марко, был ростовщиком, игроком, бабником, говорит Казанова.
Между тем стал известен большой альянс между Францией и Австрией, продолжавшийся потом сорок лет. Кауниц, Помпадур и Бернис имеют в этом наибольшие заслуги. Бернис в 1757 году стал министром иностранных дел.
Через девять месяцев после отъезда из Венеции Бернис, как рассказывает Казанова, поручил ему продать казино и передать выручку Марии Маддалене. Только сладострастные книги и картины надо было переслать в Париж Бернису.
Теперь у Маддалены и Казановы не было казино. У нее было около двух тысяч цехинов и драгоценности, которые она позднее продала, чтобы купить пожизненную ренту. Игорную кассу она отдала Казанове для совместного владения, он сам имел в ней три тысячи цехинов. Маддалена и Казанова виделись лишь у разговорной решетки. Сверх того она тяжело заболела и отдала ему на сохранение шкатулку со всеми алмазами, письмами и предосудительными книгами. Катарина пришлось писать за нее, и письма были его единственным утешением. Оба плакали. Он любил ее как «богиню».
Он обещал и ей тоже жить в Мурано до ее выздоровления. Посланница Лаура устроила ему дешевое жилище у одного старика и прислала дочь Тонину, прелестного ребенка пятнадцати лет, в качестве домохозяйки. Он тотчас решил, что не зайдет так далеко, как, очевидно, желает мать. Тонина принесла письмо Катарины, она писала, что у Маддалены лихорадка. Когда Тонина вечером накрыла стол, он попросил поставить второй прибор, так как хотел, чтобы она составила ему компанию. «Я сам не знаю, почему, собственно, я так делал: у меня не было… никаких задних мыслей…»
Когда он смотрел, закрыта ли входная дверь, то пришлось пройти через прихожую, где в постели лежала Тонина и спала или делала вид, что спит. Ему было тридцать, ей пятнадцать. Он понял величину своего горя по собственному равнодушию к этой красивой девушке в постели. Он давал ей ежедневно цехин на обед, она экономила от него три четверти. Она целовала ему руки, а он остерегался обнять ее, чтобы не засмеяться и не унизить своей боли.
Вечером он позвал ее, чтобы дать письмо, которое надо было доставить ранним утром, она пришла в нижней юбочке. Невольно он сказал себе, что девушка очень красива. Мысль о том, как она легко могла бы его утешить, огорчила его. Его страдание было ему дорого. Тонина не была лекарством. Он решил попросить Лауру о менее соблазнительной домоправительнице, но он был слаб и не хотел, чтобы Тонина была наказана за его слабость.
Пятнадцать дней ждал Казанова сообщения о смерти Марии Маддалены. Во вторник на масляницу Катарина написала, что Мария Маддалена получила последнее причастие и у нее нет больше сил читать его письма. Он писал письма и плакал, оставаясь весь день в постели. Тонина ухаживала за ним и покинула его только к полуночи. Утром он получил письмо Катарины, доктор дает Маддалене только пятнадцать дней жизни. Он боялся сойти с ума; Тонина умоляла его на кончать с собой от горя. Весь день она осушала его слезы.
Он написал Катарине, что не сможет пережить смерть Марии Маддалены. Как только она выздоровеет, он ее похитит, а иначе умрет. У него есть четыре тысячи цехинов, алмазы Маддалены стоят шесть тысяч. С этим они могли бы жить в Европе всюду. Маддалена ответила через Катарину: она согласна. Так обманывались оба в честных убеждениях, и оба выздоровели. Вскоре он шутил над наивными речами Тонины.
В конце марта Маддалена написала, что думает на пасху покинуть больничную комнату. Он ответил, что останется в Мурано, пока не увидит ее у решетки и не договорится о похищении.
Уже семь недель Брагадино не видел его, он, вероятно, тревожился. Без плаща Казанова поплыл в Венецию; там он надел домино. Он провел сорок восемь дней в комнате, в слезах и в горе, много дней без еды, много ночей без сна. Юная девушка, мягкая как ягненок, влюбленная в него и, чтобы ему понравится, готовая провести всю ночь в кресле возле его постели, ухаживала за ним, несмотря на свои пятнадцать лет, как мать, ни разу не поцеловав его, не раздевшись в его присутствии. Он вел борьбу сам с собой. Ныне победитель был горд. Ему лишь не нравилось, что никто не поверит в эту победу, ни Катарина, ни Мария Маддалена, ни Лаура.
В «Истории моего побега» Казанова пишет: «В марте месяце 1755 года я снял квартиру в доме одной вдовы. Настоящая причина, по которой я покинул палаццо Брагадино, заключалась в желании стать соседом одной женщины, которую я любил».
Однажды Казанова получил анонимное письмо. Вместо того, чтобы наказать аббата Кьяри, пусть он лучше подумает о себе, ему грозит непосредственная опасность. Казанова же угрожал отколотить Кьяри из-за его романа.
В это время с ним познакомился некий Жан Баптист Мануцци. Он был продавцом драгоценных камней, шлифовщиком алмазов и шпионом государственной инквизиции. Он вызвался устроить кредит на алмазы Казановы, посещал его, смотрел книги, особенно манускрипты о магии, как-то пришел позднее обычного и уверял, что некий покупатель, которого он не мог назвать, хотел бы уплатить Казанове тысячу цехинов за пять книг о сношениях с элементарными духами, но он сперва хочет убедиться, подлинные ли они. Мануцци обещал, что вернет их в двадцать четыре часа, и уверял на следующий день, что незнакомец считает их фальшивыми. Лишь позднее Казанова узнал, что Мануцци носил их секретарю инквизиции и донес на него, как на колдуна.
Мануцци следил за ним по приказу инквизиции. Его первое сообщение было от 11 ноября 1754 года:
«Говорят, что он литератор; но, прежде всего, он обладает гением интриги; он втерся к Его превосх. Зуану Брагадино в Санта Марино и стоил ему многих денег; он съездил в Англию и в Париж, где появлялся в обществе кавалеров и женщин, от которых получал запретные выгоды; его обычаем было всегда жить за чужой счет… он любил распутство… он игрок. Он знает патрициев, иностранцев и людей любого сословия. В настоящее время он посещает Его превосх. Бернандо Менно, с которым почти всегда вместе. Его превосх. Бенедето Пизани говорил мне, что Казанова „iperbolano“ (хвастун). Он вытянул из его превосх. Зуане Брагадино много денег, ибо заставил его верить, что станет „ангелом света“, и Пизани удивлен, что человек играющий важную роль в политических кругах, используется таким аферистом. В настоящее время Казанова посещает кафе Менегаццо, и его содержатель Филиппо говорил мне, что этот самый Казанова ведет много разговоров с Его превосх. Марком Антонио Зорзи, Бернардо Меммо и Антонио Брайда; он также думает, что они готовят сатиры на аббата Кьяри. Филиппо узнал все, когда сервировал кофе Его превосх. Антонио Кондулмеру, защитнику Кьяри, в Боттеда Баттинелли».
Следующие рапорты от 16 и 30 ноября 1754 года заняты лишь литературными раздорами. Мануцци, похоже, забыл свою жертву. Только четыре месяца спустя, 22 марта 1755 года, посылает он новый рапорт, очевидно побуждаемый Кондулмером, который уже с 15 февраля был красным инквизитором.
«Сильвестро Бонкузен, содержатель отеля, который знает Казанову, сказал мне, что после того как тот снял рясу, он был виолончелистом в Германии, служил в бюро адвоката Марко да Лецце… и что он не знает, какой религии Казанова принадлежит… Дон Джованни Батта Цинни из церкви Сан Самуэле, друг Казановы, сказал мне…, что считает Казанову готовым ко всему, кроме шулерства; что он без зазрения совести знакомится с иностранцами, чтобы приводить их играть с патрициями. Цинни сказал мне, что дружба Казановы с Зорзи и братьями Меммо идет от того, что все они философы одного сорта. Я нажал на него, чтобы он объяснился лучше. Он признался, что они большие эпикурейцы… Я затратил много стараний, чтобы добыть эти сведения».
После длительного молчания рапорты Мануцци от 17, 21 и 24 июля довели его жертву до краха. Сообщение от 17-го говорит о магических искусствах Казановы, которого Бернандо Меммо по «Млечному пути ввел в религию адептов». Проклятым надувательством розенкрейцеров и «ангелов света» он заколдовал других патрициев, чтобы вытаскивать из них деньги… У него много знакомств среди иностранцев и благородных молодых людей; он посещает многочисленных молодых девушек, женщин и дам другого света, что дает ему возможность развлекаться на все лады… За несколько дней он проиграл в Падуе более шестидесяти цехинов. Мне сообщил Джакомо Капаль и некий Чезарино, игрок в фараон, что в понедельник вечером в таверне «Роланд-триумфатор» Казанова читал атеистическую поэму на венецианском диалекте, над которой он сейчас работает. Я не думаю, что можно хуже относиться к религии или думать о ней; Казанова считает всех, кто верит в Иисуса, придурками. Кто бы не говорил с Казановой, находят неверие, дерзость, бесстыдство и распутство в таких количествах, что содрогаются».
20 июля 1755 года объявляется короткий приказ: «Мануцци должен напрячься, заполучить и доставить эту поэму!»
Мануцци не смог это сделать. В сообщении от 21 июля 1755 года он пишет: «У него множество дурных книг, а внутри стенной ниши редкие предметы, и среди прочих разновидность кожаного фартука, который носят люди в так называемых ложах, зовущие себя каменщиками.»
Казанова в мемуарах не упоминает об этих атрибутах масонства.
Все сошлось в этом злосчастном месяце, чтобы уничтожить его. Мать братьев Андреа, Бернандо и Лоренцо Меммо обратились к старому рыцарю Мочениго, дяде Брагадино, что не могут больше выносить Казанову-совратителя и его племянника. Госпожа Меммо обвинила Казанову, что он совращает ее сыновей атеизмом. Если вмешаются святейшие власти, то Казанова тотчас может кончить аутодафе.
Андреа Меммо, сенатор, падуанский провведиторе (правовед), посол в Риме, потом в Константинополе, вольнодумец, бонвиван, был всю жизнь другом Казановы. Во времена его молодости Казанова был его ментором. Даже как прокуратор республики он придерживался весьма вольного тона в своих письмах, доказывающих большую симпатию к Казанове; некоторое количество их сохранилось и было опубликованно. Казанова вовлек его и его братьев в масонство. Андреа Меммо был другом Гольдони, Бернандо Меммо — протектором Лоренцо да Понте.
От секретаря посольства, с которым Казанова познакомился позднее, он узнал, что три шпиона инквизиции обвиняли его в вере в Сатану. А именно, Казанова не проклинал черта, когда проигрывал. Кроме того, ел мясо в пост и общался с иностранными посланниками, которым за большие суммы, маскируемые под выигрыши, продавал тайны патрициев, у которых он жил. Короче, из Казановы делали заговорщика первого ранга и предателя родины.
Уже много недель знатные друзья советовали ему ускользнуть за границу, так как им занимается инквизиция. Казанова отвечал как глупец, что ненавидит всякие беспокойства, что у него нет ни угрызений совести, ни раскаяния, потому что он невиновен. Он рассуждал как человек, живущий в свободной стране.
Ежедневные неудачи отвлекали его от собственных проблем. Он ежедневно проигрывал, был кругом в долгах и заложил все украшения. Его сторонились.
24 июля 1755 года (эту точную дату Казанова, однако, никогда не узнал) трибунал инквизиции отдал приказ схватить Казанову живым или мертвым.
За три-четыре дня до именин Казановы, Мария Маддалена подарила ему несколько локтей серебряных кружев, чтобы обшить костюм из тафты, который он хотел надеть в первый раз накануне именин. Он пришел к ней в красивом новом наряде и сказал, что вернется на следующий день, чтобы одолжить у нее денег; он не знал этого наверняка. У нее был только их неприкосновенный запас: пятьсот цехинов.
Ночью он играл под честное слово и проиграл пятьсот цехинов. Чтобы успокоится, он пошел в Эрберно на Большом канале — фруктовый и цветочный рынок.
Он был в это время среди молодых господ и дам, которые, проведя ночь в сладострастии и в игре имели моду ходить в Эрберно, чтобы успокоить нервы видом многих сотен лодок с фруктами и овощами и рыночной толчеей. Когда-то венецианцы любили таинственность в любви и в политике. Новые венецианцы любили все демонстративное. Молодые господа показывали свое счастье с молодыми девушками и молодыми дамами, которые этого ничуть не стеснялись. Было хорошим тоном выглядеть совершенно утонченными и по-возможности появляться одетым небрежно.
Когда Казанова через полчаса пришел домой и хотел достать ключ, он нашел входную дверь сломанной, всех жителей разбуженными, а домашнюю хозяйку в плаче. Мессир Гранде с бандой сбиров силой ворвались в дом и перевернули все вверх дном, чтобы найти сундук контрабандной соли. В самом деле, за день до этого гондола доставила сундук, но с бельем и одеждой графа Секуро. Осмотрев сундук, мессир Гранде удалился. Он обыскал и комнату Казановы. Хозяйка хотела потребовать безусловного удовлетворения. Казанова признал ее правоту и обещал в ту же ночь поговорить с господином де Брагадино. Он улегся в постель, но не мог заснуть и через три-четыре часа пошел к Брагадино, рассказал ему все и попросил об удовлетворении для женщины. Три друга были весьма подавлены. Брагадино пообещал ответить после обеда. Де ла Айе обедал с ними, но не сказал ничего. Это должно было показаться ему подозрительным, считает Казанова, даже не получи он дополнительного предупреждения; но если боги хотят покарать кого-нибудь, они карают его слепотой. По этому поводу Казанова признается: «После обеда Брагадино с двумя друзьями провел его в кабинет и хладнокровно заявил, что вместо мести за обиду своей квартирной хозяйке он должен думать о собственной безопасности и бежать.»
«Сундук полный соли или золота был только предлогом. Без сомнения, ищут тебя и думали найти. Ты спасен своим добрым гением, поэтому беги! Завтра, вероятно, будет поздно. Восемь месяцев я был государственным инквизитором и знаю применяемый ими стиль задержания. Из-за ящика с солью не ломают входные двери. Может быть, они знали, что тебя нет в доме и пришли, чтобы дать тебе возможность побега. Доверься мне, любимый сын, тотчас скачи в Фузине и как можно быстрее отправляйся во Флоренцию. Оставайся там, пока я не напишу, что ты можешь вернуться безопасно. Если у тебя нет денег, я дам тебе для этого сотню цехинов. Мудрость велит тебе уехать».
Побледневший Казанова возразил, что чувствует себя невиновным и не боится суда; поэтому он не может последовать этому, конечно мудрому, совету.
«Суровый трибунал может найти тебя виновным в настоящем или придуманном преступлении и не даст тебе возможности оправдаться. Спроси оракула, должен ли ты последовать моему совету».
Все это Казанова нашел слишком смешным. Он ответил, что спрашивает оракула лишь в спорных случаях. Побегом он лишь признает свою вину… Как он узнает, когда можно будет вернуться, если этого не скажет суд? Должен ли он из-за этого распрощаться с ним навсегда?
Тогда Брагадино попросил провести в палаццо по крайней мере этот день и следующую ночь; дворец патриция неприкосновенен; требуется специальный приказ, который выдается очень редко. Господин де Брагадино плакал. Казанова просил избавить его от душераздирающего зрелища. Брагадино тотчас взял себя в руки и обнял его со смехом, полным доброты. Может быть, мой друг, мне предопределено никогда больше не увидеть тебя. Потом он прочитал любимую цитату Казановы из «Энеиды» Вергилия: «Fata viam invenint» (Судьба шествует изобретательно).
Брагадино и в самом деле никогда больше не видел его. Он умер одиннадцать лет спустя. Казанова покинул его безбоязненно, но удрученный долгом чести. Он не решался забрать у Марии Маддалены последние пятьсот цехинов, чтобы ими сразу рассчитаться с игорным долгом. (В шестой книге мемуаров он говорит, что видел ее в последний раз 24 июня 1755 года.)
Он попросил у кредитора восемь дней отсрочки, после этого болезненного шага пошел домой, утешил хозяйку, поцеловал ее дочь и пошел спать. На рассвете 25 июля 1755 года ужасный мессир Гранде вошел в комнату Казановы. Казанова проснулся и услышал вопрос:
«Вы Джакомо Казанова?»
«Да, я Казанова.»
Мессир Гранде приказал одеться, выдать все написанное его или чужой рукой и следовать за ним.
«От имени кого вы приказываете?»
«От имени суда.»
Рапорт мессира Гранде от 25 июля 1755 светлейшим господам инквизиторам гласит: «Следуя почтенному приказу Вашего превосходительства, я выполнил мой долг и арестовал Джакомо Казанову. После очень тщательного обыска его квартиры я нашел все бумаги, которые передаю Вашему превосходительству с глубоким почтением. Матио Варути, капитан Гранде».
