По прошествии получаса после начала дружеского коктейля гости расшумелись. Две официантки в фольклорных платьях с плотно облегающих лифом и широкой юбкой в сборку, надутая брюнетка и сливочная блондинка, обе с неакадемично выпирающими бюстами, заменили мисс Кейри (та куда-то скрылась) и засновали в толпе с подносами. Они постоянно трудились в Конгресс-центре, и их услуги включались в счет, поэтому не вызывало сомнений, что Ханси и Митси знают больше нобелевских лауреатов, от химиков до писателей, чем любая женщина из живущих на Земле, не считая членов шведской королевской фамилии. Однако они никогда не называли имен — отчасти, будучи воспитанными крестьянскими дочерьми, твердо усвоившими, что сплетничать можно только дома, отчасти потому, что имена все равно ничего им не говорили, не считая кулинарных предпочтений того или иного ученого: одному по вкусу Kalbsgulasch, другому — Zwiebelrostbraten.

Потом ударил гонг, созывающий гостей на ужин, и все потянулись вниз, в столовую, по шаткой спиральной лесенке из полированных сосновых досочек с металлическими перилами. Никто не медлил, но и не забегал вперед остальных; светила мировой величины образовали плотную группу, как семинаристы, гуляющие парами. На самой лестнице пары развалились, внизу образовались снова. Ритуальная сатурналия с приемом внутрь коктейлей и оживлением знакомств благополучно завершилась.

Столовая больше походила на кафетерий: здесь было много маленьких квадратных столиков на четверых, расставленных в шахматном порядке. И столики, и кресла имели металлические каркасы и пластмассовые плоскости кричащих расцветок. Всего здесь могло разместиться сотни две человек, однако сейчас голодных набралось всего три десятка, которым пришлось сгрудиться за соседними столиками в углу зала. Клэр, инструктировавшая Ханси и Митси, вошла в зал последней. Николай уже устроился между Харриет Эпсом и Хелен Портер; четвертое кресло за их столиком пустовало. Даже в обществе двух женщин, одна из которых была очень хороша собой, он сохранял рассеянный вид. Хелен Портер, как обычно, увлеченно беседовала с Харриет, вернее, это был монолог, изредка перебиваемый одной и той же короткой репликой — видимо, излюбленным словечком Харриет: “Вздор!” В длинных сильных пальцах Николая хлебный мякиш на глазах превращался в череп. Ваятель был до того искусен, что никто не обращал внимания на черный колпачок, заменявший последнюю фалангу безымянного пальца на его левой руке. Поймав его взгляд, Клэр решила устроиться четвертой за его столом, вместо того, чтобы разыгрывать радушную хозяйку в компании с кем-нибудь еще.

— Гарем Нико, — прокомментировала Харриет появление Клэр.

— Это необходимое условие, — согласилась та. — Если рядом с ним нет как минимум двух восхищенных женщин, у него начинается депрессия.

— Не вижу причин, — фыркнула Харриет и тут же прикусила язык: она вспомнила, что юного Гришу Соловьева только-только отправили сражаться в никому не нужной войне далеко на востоке. Николай резко повернулся к ней и сказал:

— Признайтесь, Х.Э., вы тоже считаете, что эта конференция — никчемная идея?

— Вздор! “Девушки по вызову” между делом спасут человечество. Или, по крайней мере, наговорятся вдоволь. Можно для развлечения слазить на гору. — Она постукала по полу тяжелым посохом, который стоял прислоненный к ее креслу. — Лично я обожаю восхождения. Так что выше голову! Лучше скажите, как вы поняли сцену, которую закатила эта мисс Кейри?

Соловьев выложил рядком несколько трофеев профессионального охотника за черепами из хлебных мякишей. Всего их получилось пять.

— Мне она не слишком понравилась. Но Валенти настоял, чтобы ему разрешили привезти ассистентку. Мы не смогли ему отказать.

— А по-моему, она больше смахивает на пациентку, — сказала Харриет.

Мисс Кейри сидела за одним столом с доктором Валенти и профессором Отто фон Хальдером. Последний что-то плел, вызывая у нее сдержанное неодобрение; Валенти блаженно улыбался и поправлял и без того безупречный галстук-бабочку. Казалось, не было бы улыбки и бабочки — растаял бы в воздухе и он сам. Хальдер завершил свой рассказ хохотом, похожим на львиный рык.

— “Когда сойдутся люди и вершины”… — вспомнила Клэр. — Я думала, он просто цитирует Гете.

— Чем вас не устраивает Гете? — взвилась Харриет. — Вот кто разбирался в бессознательном и в раздвоении личности! “Zwei Seelen wohnen, ach, in meiner Brust”. “Двух душ сожитие в груди моей”… Не это ли — первое научное определение шизофрении?

На взгляд Клэр, в груди самой Харриет могли бы уместиться сразу четыре души. От этой мысли ее разобрал смех. Хелен добавила масла в огонь, сказав:

— Гете страдал преждевременным семяизвержением и недержанием мочи.

Старательно изображая серьезность, Клэр запросила уточнения:

— Чье это открытие? Какого-нибудь клейнианца из Йейла?

— Нет, из Миннесоты. И, кстати, это не повод для шуток.

Начало получилось многообещающим.