С некоторых пор установилась необычная погода. Сперва в сводках говорилось попросту о «самом жарком 2 сентября после 1885 года», «самом сильном шторме в Атлантическом океане за 27 лет» и так далее, то есть сообщались данные, собранные бородачами из Метеорологического бюро, именовавшимися «метеостатистиками», единственной жизненной амбицией которых было объявить 15 июля «днем сильнейшего снегопада за все время наблюдений»; хотя, возможно, среди них была и оппозиционная фракция, жаждущая наступления «15 июля, целиком совпадающего со среднестатистическими значениями» и «самого нормального лета после 1848 года». Можно было предположить, что фракции, именовавшиеся, соответственно, «группой Апокалипсиса» и «нормальными», ненавидят одна другую с не меньшим идеализмом и ядом, чем соперничающие политические партии, философские школы, правительственные учреждения или литературные группировки.

На этот раз сторонники Апокалипсиса одерживали одну победу за другой и определенно брали верх в подсчете очков. За «самым жарким 11 сентября с 1852 года» и «самым жарким сентябрьским днем за все время после 1852 года» последовал «самый теплый сентябрь за все время наблюдения». К этому времени ежедневная сводка погоды переместилась с традиционного местечка внизу последней страницы в шапку первой полосы. Бородатые метеорологи торжествовали и начинали подумывать об ордене Почетного легиона или пэрстве Британской империи, ибо, подобно удачливым игрокам в рулетку или обладателям выигрышного лотерейного билета, питали надежду, что столь сенсационная погода — каким-то таинственным образом дело их рук.

Их восторг, однако, мало кто разделял. Жара и засуха (вызванная самым скудным количеством осадков в сентябре месяце после 1866 года) погубили поздние всходы, выжгли знаменитые английские лужайки и оставили без воды многие гидроэлектростанции. Это привело к обычным в таких случаях катастрофическим последствиям: воззваниям властей о необходимости экономить воду и электричество, снижением подачи энергии для промышленных нужд и т.д. Европейское население, приобретшее за последние несколько лет аллергию на любые виды рационирования, экономии и увещевания, взволновалось и стало внимательно следить за погодой. В небо поднялись бесчисленные самолеты и вертолеты, пытающиеся вызвать дождь путем рассеивания нитрата серебра и сухого льда над крохотными облачками, забравшимися высоко в тропосферу, но все, чего они добились, — это гроз местного значения и несчастных случаев в собственных рядах, ибо распыляемые ими химикалии вызывали порой могучий атмосферный чих. Газеты полнились предположениями о солнечных пятнах, одиннадцатилетних циклах и магнитных возмущениях, в то время как невежественные головы пухли от слухов о загадочных последствиях последних испытаний атомной бомбы и радиоактивных облаках. Слухи подпитывались противоречиями, возникшими между американской прессой и газетами Содружества на предмет недавнего испытания в Уральских горах.

Это был необычайный, воистину гигантский взрыв, волны от которого были зарегистрированы сейсмографами доброй половины Земного шара. После взрыва в воздухе повисло не менее циклопическое и плотное облако официального молчания со стороны Содружества. Прошла целая неделя, прежде чем в лаконичном заявлении Агентства новостей Содружества было в примирительных тонах упомянуто о взрыве самой мощной бомбы в порядке обыкновенных испытаний и об «удовлетворительных результатах». Однако почти одновременно с этим сообщением Государственный департамент США снабдил прессу серией фотографий. Фотографии были сделаны неким капитаном Богаренко из ВВС Содружества, совершавшим высотный разведывательный полет над участком испытаний и впавшим от увиденного в такой шок, что решение «уйти в Капую» было принято им без дальнейших размышлений. Он полетел в южном направлении и после дозаправки в Аральске и Ташкенте перелетел в Персию, где поспешил к американским дипломатам.

На фотографиях не было заметно особых ужасов. Панорама, снятая с большой высоты, являла взору симпатичную долину, окруженную горными вершинами, и кратер средних размеров в самом центре. От кратера расходились плохо заметные концентрические круги, так что вся картина напоминала вулканическую местность с птичьего полета, хотя круги, очевидно, обозначали зону разрушений. Однако под увеличительным стеклом становились различимыми объекты правильной формы, которые и привлекли внимание капитана Богаренко, заставив его снизиться, несмотря на грозные приказы и опасность облучения. Остальные фотографии, сделанные со средней и низкой высоты, содержали объяснение бегства Богаренко за границу. Испытание было произведено примерно в центре большого современного промышленного города с немалым населением. Судя по количеству и размеру домов, там проживало, по меньшей мере, 500 тысяч человек.

Хотя устояли лишь немногие дома, было ясно видно, что это недавно построенные сооружения из железобетона: квадратные и продолговатые, напоминающие формой кирпичи, с подстанциями, трансформаторами и линиями электропередачи; иными словами, это были лаборатории и заводские корпуса. Весь город имел геометрически правильную полукруглую планировку, из чего следовало, что он проектировался и строился с определенной целью.

Капитан Богаренко, при всем своем добродушии и энергии не отличавшийся острым умом, пришел за время кружения над мертвым городом к заключению, что все строительство, переселение людей и оснащение всем необходимым выполнялось с единственной целью последующего разрушения в экспериментальных целях. Даже сочтя такой размах неоправданным расточительством и жестокостью, он был готов отнестись к нему вполне безразлично и улететь прочь, ограничившись пожатием плечами, как случалось и раньше, когда ему приходилось сталкиваться с не менее странными решениями его правительства; энергичное пожатие плечами, в котором участвовала вся верхняя половина его туловища, вообще было характернейшим движением капитана Богаренко. Однако, снизившись до уровня крыш, он заметил, что здесь и там среди обгоревших трупов еще ползают живые люди. Видимо, их привлек шум двигателей, и они пытались привлечь внимание пилота, но их жесты показались последнему какими-то нелепыми, ибо все до одного из замеченной им дюжины ползали на четвереньках, не будучи в состоянии подняться на ноги. Определить, впали ли они в безумие, ослепли, страдают от страшной боли или первое, второе и третье одновременно, не представилось возможности; как бы то ни было, от такого зрелища у Богаренко поползли по коже мурашки, и он счел за благо направить самолет в сторону Персии, «временно впав в неуравновешенное состояние», как любят выражаться английские коронеры, вынося вердикт о причинах самоубийства. Лишь когда было уже поздно что-либо изменить — ибо он уже передал фотографии, снабдив их не очень-то связным рассказом, — до него дошла истина.

Истина заключалась, конечно же, в том, что город не был разрушен преднамеренно, а взлетел на воздух случайно. Как неопровержимо свидетельствовали фотографии, это был даже не город, а громадное сборочное предприятие для изготовления атомных бомб и, возможно, какого-то другого экспериментального оружия, специально построенное в самом недоступном месте Уральской гряды. Американские власти знали с некоторых пор о его существовании, но скрывали это. Никто и представить себе не мог, что правительство Содружества станет преднамеренно уничтожать свое новейшее и крупнейшее достижение на пути к Миру через Силу. Видимо, капризные ядра просто отбились от рук, или же кто-то из физиков решил, что правильнее всего будет подорваться вместе с заводом. Что бы там ни произошло, это стало, выражаясь языком статистиков-метеорологов, «крупнейшим взрывом за весь период наблюдений» и крупным потрясением для Содружества.

После обнародования фотографий, Содружество хранило молчание еще целую неделю. Затем взорвалась еще одна бомба, на этот раз в переносном смысле, — дипломатическая. Она свалилась в форме официального коммюнике Содружества, адресованного всему миру. В нем сообщалось, что «Правительственная комиссия Содружества по изучению причин недавнего взрыва на территории Автономной Республики Казахстан» обнаружила неопровержимые доказательства того, что взрыв был вызван мощной ядерной бомбой американского производства, сброшенной с самолета, принадлежащего вооруженным силам «враждебной державы». Этот беспрецедентный акт преступной агрессии привел к гибели «десятков тысяч мужчин, женщин и детей», трудившихся на мирной ирригационной стройке, призванной превратить голые горные склоны в цветущие виноградники и хлопковые плантации. Правительство Содружества Свободолюбивых Народов оставляло за собой право принять все необходимые меры для самозащиты и отражения поползновений враждебной державы, ответственной за этот трусливый акт необъявленной войны. В порядке меры предосторожности объявлялась частичная мобилизация Вооруженных сил и закрытие границ для всех видов транспорта, телеграфной и телефонной связи.

В тот же день пресса Содружества опубликовала мелким шрифтом короткое сообщение о том, что директор Агентства новостей Содружества, выпустившего первое коммюнике об «успешном испытании» арестован за публикацию «ложной информации, касающейся причин взрыва», и уже сознался в совершенном преступлении.

Естественно, новые разоблачения, о которых поведало правительство Содружества, вызвали взрыв возмущения, панику и беспорядки на обоих полушариях. Всеобщие забастовки во Франции и в Италии сопровождались невиданными демонстрациями под лозунгом «За мир!», столкновениями с полицией, превращением в стеклянное крошево окон в нескольких консульствах США и преданием огню прямо в порту нескольких партий американского апельсинового сока. Ультралевые организации Франции требовали немедленного суда над президентом США как военным преступником. Консервативные газеты предлагали объявить Европу нейтральной территорией и выдвигали идею встречи американского президента с новым Отцом Народов для обсуждения проблемы укрепления мира. Прогрессивная организация борцов за мир призвала устроить сбор средств в помощь уничтоженному городу в качестве жеста доброй воли международного масштаба. Призыв встретил самый горячий отклик; из всех стран мира потекли деньги и подарки, подобные ритуальным подношениям, предназначенным для ублажения богов и утихомиривания их ярости. Поскольку благотворительность всегда сопровождается вспышками симпатии и доброжелательства, Содружество вошло у мировой общественности в самый высокий фавор за последние годы: даже его заклятые враги вынуждены были признать, что его лидеры, в данном случае, проявили необыкновенную выдержку, не начав немедленно войну.

Правительство Соединенных Штатов, естественно, выглядело в этой ситуации весьма плачевно. Чем больше оно повторяло: «Мы не делали этого», тем больше его начинали подозревать даже ярые сторонники. Дело ухудшила неосмотрительность одного охочего до внимания прессы сенатора, главы одной из комиссий по ассигнованиям, важно заявившего в телевизионном интервью: «Я знаю, что наша совесть чиста — это неоспоримый факт. Это сделал кто-то другой». Подобное заявление выбило почву из-под официальной версии (которой к этому времени и так никто не верил) о том, что взрыв был случайностью. «В плановой социалистической экономике случайности исключаются», — указал новый Отец Народов в своей четырехчасовой речи, два часа из которой были посвящены уничтожающе-ироничным комментариям к основным историческим событиям в свете предлагаемой Государственным департаментом «теории случайностей». «Несомненно, что отныне всех детей в так называемых школах так называемых Соединенных Штатах будут учить, что Брут случайно убил Цезаря (смех), что император Нерон случайно поджег Рим (смех), что Тит случайно уничтожил Иерусалим (смех), что турки случайно завоевали Константинополь (смех)» и так далее. Когда он дошел до случайного поджога Москвы Наполеоном и случайного уничтожения этого воителя русским воинством, аудитория уже изнемогла и буквально охрипла от хохота. Отныне ни один прогрессивно мыслящий человек не упомянет «теорию случайностей», не залившись краской стыда; само слово «случайность» стало международной шуткой.

Обстоятельства сложились так, что это было первое публичное выступление нового Отца Народов, и оно внесло новую, поистине сенсационную ноту: публика с радостью обнаружила, что на смену несколько монотонному и поучающему стилю его предшественников пришел тонкий юмор, прогремевший вскоре как «Социалистический Сарказм на Службе Мира». Почти немедленно Социалистический Сарказм превратился в главенствующий стиль жизни Содружества, его литературы и искусства. Пресса Содружества запестрила портретами Серафима Панферовича Полушкина, стахановца сарказма, произнесшего за один час пятьсот сорок семь саркастических замечаний; многие редакторы, художники и романисты лишились мест и подверглись общественному осуждению «за недостаток внимания к борьбе на фронте Социалистического Сарказма». Но все это веселье не в силах было поколебать тот факт, что люди с минуты на минуту ждут начала войны и внимают потоку Социалистического Сарказма с лязгающими от страха зубами.

Государственный департамент выступил с запоздалым предложением о созыве международной комиссии экспертов для расследования причин катастрофы и ознакомления всего мира со своими заключениями. Ко всеобщему облегчению правительство Содружества немедленно согласилось на это предложение. Совет Безопасности, не собиравшийся уже несколько лет, был поспешно воскрешен для разработки надлежащей процедуры. Однако дебаты затянулись, ибо двум противостоящим сторонам никак не удавалось прийти к согласию по тексту резолюции. Резолюция, предложенная США, гласила, что «правительственные органы Содружества обязаны предоставить всю имеющуюся информацию и тесно сотрудничать с Комиссией с целью облегчения расследования на месте происшествия»; резолюция Содружества, в свою очередь, настаивала, что «правительственные органы Содружества обязаны предоставить всю имеющуюся информацию и тесно сотрудничать с Комиссией с целью облегчения расследования». Первым голосовался проект Содружества; однако, хотя разница между двумя текстами исчерпывалась тремя словами, США и их сателлиты проголосовали против, в связи с чем делегация Содружества возмущенно вышла вон. Таким образом, правительство США еще раз предстало в глазах прогрессивной общественности мира как саботажник дела мира и взаимопонимания между народами.

В тот самый момент, когда напряженность стала воистину невыносимой, правительство Содружества выступило с новым коммюнике, вызвавшим в мире волну изумления и вздох облегчения. В нем говорилось, что Комиссия экспертов Содружества закончила изучение причин недавнего взрыва на территории Автономной Республики Казахстан и подтвердило свое прежнее заключение, согласно которому «причиной взрыва послужила мощная атомная бомба американского производства, сброшенная с самолета, принадлежащего Вооруженным силам враждебной державы». Однако Комиссия нашла дополнительные и неопровержимые свидетельства, позволившие определить, какой именно враждебной державе принадлежал самолет: ею оказалась Кроличья республика. Главным доказательством послужило обнаружение, арест и последовавшее признание самого летчика, совершившего по приказу своего правительства этот трусливый преступный акт. Утратив вслед за сбрасыванием бомбы управление самолетом, он благополучно приземлился на парашюте в безлюдном районе Урала и после нескольких дней блужданий в горах был арестован патрулем Службы безопасности Содружества, причем среди его бумаг все еще находился письменный приказ о бомбардировке и подробная карта местности. При аресте летчик заявил: «Признаюсь в совершении преступления против человечности по приказу моих преступных командиров и желаю очистить совесть, дав полные показания о дьявольских махинациях моего правительства против Содружества Свободолюбивых Народов». Открытый процесс над летчиком должен был начаться через несколько дней.

Как уже говорилось, весь мир громогласно издал вздох небывалого облегчения. Вздох полностью заглушил слабый протестующий писк правительства Кроличьей республики, которое было немедленно свергнуто и заменено членами Объединенной партии мира и прогресса. В ответ на просьбу нового правительства предоставить помощь и защиту от внутреннего врага, все необходимое было щедро предоставлено еще до поступления просьбы, США же и их сателлиты с удовольствием принялись строчить на фирменных бланках свои привычные ноты протеста, чем дело и кончилось.

Фирменные бланки для нот протеста, недавно поступившие в пользование дипломатам и несказанно облегчившие труд разнообразных канцелярий, были скопированы с формуляра отчета об автомобильной аварии, применяемого страховыми компаниями. Несколько высокопарные формулировки, отработанные для различных видов страхового случая, красовались на бланках радующим глаз курсивом, так что от руки требовалось заполнить только графы для даты, существа и места якобы имевшего место нарушения договора, потерпевшей стороны или нарушенных статей законодательства. Имелось пять категорий нот: F (дружественная), С (холодная), S (острая), G (серьезная), G2 (очень серьезная) и GS2 (серьезная и очень острая). Как правило, дипломатические осложнения состояли в обмене бланками протестов — как единичными, так и в полном диапазоне, от F до GS2; к тому времени, когда наступал черед G2 или GS2, событие, вызвавшее первоначальный протест, превращалось в принятый всеми fait accompli . Путанные закодированные инструкции, направлявшиеся в былые времена правительствами своим посланникам, были теперь низведены до уровня лаконичных депеш, черпавших лексикон из популярной карточной игры, причем чаще всего звучало указание «срежь его через одно».

Итак, небо расчистилось, но лишь в фигуральном смысле. Настоящее облако — то, которое выглядело на фотографии капитана Богаренко как хитро закрученная спираль, свернувшаяся, подобно змее, над мертвым городом, — продолжало лишать людей покоя. Рассеется ли оно, расширится или улетит восвояси? А если улетит, то в каком направлении? Несмотря на бодрые высказывания экспертов, высмеивавших страхи, будто радиоактивное облако, замеченное больше месяца назад над Уралом, может повлиять на климат Западной Европы, суеверное общественное сознание продолжало усматривать загадочную связь между супер-взрывом и необычной погодой.

Наконец, 2 октября самые теплые осенние деньки за всю историю наблюдении за погодой окончились. Хлынул обильный дождь, температура упала до нормы, метеорологи-статистики из фракции «нормальных» повыползали из нор и принялись доказывать, что если начинать отсчет от последнего зимнего солнцестояния, то сумма осадков и средняя температура в тени будут ближе к идеальным средним значениям, нежели когда-либо после 1903 года. К несчастью, спустя две недели после первого дождя среди общественности, и так уже страдающей нервным расстройством, стала сеять новую тревогу доныне незнакомая форма гриппа. Болезнь чаще всего протекала следующим образом: сперва трехдневное недомогание с обычными симптомами простуды, сопровождаемое, правда, повышением температуры. Затем как будто наступало выздоровление, и так продолжалось десять-пятнадцать дней, причем пациент ощущал в этот период прилив возбуждения, словно под воздействием наркотика. Третья, последняя фаза характеризовалась рвотой, невыносимыми головными болями и нарушениями зрения невралгического характера: поле зрения пациента словно разрезалось пополам по горизонтали или по вертикали; в одной половине все оставалось нормальным, во второй же становилось размытым и искаженным или вообще пропадало. Эти симптомы тоже наблюдались от десяти до пятнадцати дней, после чего, как утверждали все переболевшие, наступало полное выздоровление. Смертность от новой болезни оставалась низкой, а в тех немногих случаях, когда смерть все-таки наступала, ее вызывали либо осложнения, либо общая слабость организма.

К сожалению, одним из первых заболевших новым гриппом был капитан Богаренко, который, как выразился американский телекомментатор, «проглотил больше супа из редиски , чем любой другой человек на Земле». Это породило новую волну суеверных слухов, столь упорных и широкоохватных, что очередную эпидемию окрестили «болезнью Богаренко», как ни протестовали светила медицинского мира, утверждавшие, что радиоактивное заражение никак не может вызвать подобной симптоматики. Вскоре Кроненбергу и Диетлу из Института Джонса Хопкинса удалось выделить вирус «болезни Богаренко»: оказалось, что это вирус с нетрадиционным поведением, вызванным бесконечными антибиотиками и необходимостью сопротивляться им путем выработки устойчивых штаммов. Таким образом, необоснованность обывательских страхов была вновь доказана самым убедительным образом.

Несмотря на это, обыватель продолжал нервничать и испытывать страх; страх еще больше усилился, когда в начале ноября предусмотрительное британское правительство решило бесплатно снабдить каждого обладателя карточки Государственной Регистрации карманным счетчиком Гейгера и противорадиационным зонтиком. Как объяснил министр внутренних дел в первом из серии радиообращений, эта чисто профилактическая мера была направлена на то, чтобы приучить население к мышлению в терминах современной войны и внушить ему чувство уверенности и безопасности. «Все вы помните, — сказал он в заключение, — каким дьявольским неудобством было таскать противогазы всю последнюю войну, хотя возможности воспользоваться ими так и не представилось. Надеюсь, что и эти новые игрушки окажутся столь же бесполезными. Тем не менее рассчитываю, что вы станете держать их под рукой и в должном состоянии, хотя бы потому, что они стоили немалых денег, а деньги эти уплатил, в конечном счете, налогоплательщик, то есть вы сами».

Эта речь вызвала гневные протесты со стороны епископов и других служителей церкви из-за беспрецедентного использования слова «дьявольский» по радио. «Где мы окажемся, — писал архиепископ Кентерберийский, — если министры кабинета станут подавать нации примеры сквернословия?» Вопрос рассматривался в Палате общин, причем несколько молодых лейбористов пытались защитить речь министра на том основании, что выражения вроде «дьявол», «пошел к дьяволу», «какого дьявола» так прочно укоренились в американской разговорной речи и, следовательно, в художественной литературе, что их вряд ли можно продолжать числить как примеры сквернословия. «У нас не Америка», — ответило несколько голосов сразу. В конце концов извиняться пришлось и министру внутренних дел, и Британской радиовещательной корпорации; все были удовлетворены, и история быстро забылась.

К Франции это, однако, не относилось: там несколько предприимчивых частных фирм развернули производство счетчиков Гейгера и противорадиационных зонтиков и принялись активно ими торговать. В отличие от громоздких, неудобных британских счетчиков, походивших на дедушкины карманные часы на цепочке, французские модели напоминали перьевые ручки (для мужчин) и губную помаду или пудреницы (для женщин). Одна фирма даже выпустила их в виде браслетов для надевания на лодыжки, которым полагалось щелкать, как кастаньетам, при регистрации радиоактивности. Что касается солнечных и дождевых зонтов — тут моделям и расцветкам не было предела, а поскольку действие этих зонтиков зависело от встроенной электросхемы, которой полагалось поглощать или отталкивать зараженные частицы, то логика подсказала использовать ток одновременно для питания встроенного радиоприемника.

Никогда еще бульвары не приобретали столь очаровательного вида, как в эти солнечные дни конца ноября, когда толпы гуляк шествовали под кокетливыми зонтиками, сопровождаемые приглушенным музыкальным щебетом радиовещания, напоминая движущиеся фигурки на циферблате музыкальных часов. Мало кого волновало, что чувствительные счетчики постоянно попадали впросак и показывали смертельные дозы радиации всякий раз, когда поблизости начинал работать пылесос или холодильник. Зонтики, со своей стороны, упорно заряжали своих хозяев статическим электричеством, разряжавшимся в виде трескучих молний при рукопожатиях, поцелуях и прочих телесных соприкосновениях. Для карикатуристов и поэтов-песенников это было, разумеется, подарком с небес; на первое место в хит-параде сезона вышла песенка «Мое радиоактивное тело».

Вскоре, однако, зазвучали знакомые скрипучие голоса протестующих с левого фланга. Профессиональные противники наслаждения и риска, вечно не дающие людям спокойно поразвлечься, заголосили, что «массы» не в состоянии позволить себе столь дорогих игрушек и остаются вследствие этого беззащитными, выживание же превращается в роскошь, доступную только для привилегированной буржуазии. Одновременно они утверждали, что эти безделушки, сбываемые доверчивой публике, совершенно бесполезны, что несколько подрывало силу предыдущего довода: ведь если они были настолько неэффективными, то богатые и бедные оказывались в одной лодке, что вело к восстановлению справедливости и демократии. Затем разразился знаменитый «скандал с зонтиками»: разоблачение того обстоятельства, что одним из главных держателей акций компании «САПАР» оказался министр обороны — радикальный социалист. Правительство было вынуждено подать в отставку, начались забастовки и демонстрации; наконец, новое правительство торжественно обещало, что станет бесплатно раздавать всем гражданам счетчики Гейгера и противорадиационные зонтики самых надежных моделей, как только начнутся их поставки в необходимых для этого количествах. Однако в ответ независимые и зависимые левые снова подняли крик: оказывается, это заявление правительства является наглядным доказательством его воинственной, агрессивной политики, обслуживающей интересы банкиров с Уолл-Стрит. Умеренные левые меланхолично сожалели о том, что правительство разбазаривает национальные ресурсы на столь непродуктивные цели вместо того, чтобы сосредоточить усилия на повышении жизненных стандартов, в то время как крайне левые подбивали массы отказаться от зловещих игрушек империалистических поджигателей войны, чтобы не превратиться в сообщников их агрессивных замыслов. Однако все эти противоречия оставались на уровне теории, ибо первая же партия заказанных правительством счетчиков и зонтиков была тут же съедена «черным рынком» и переправлена в Бельгию, где и продана с немалой прибылью.

Итак, дни золотой осени тянулись один за другим, как процессия пилигримов, время от времени приводимых в дрожь нападениями грабителей-кочевников, впадающих то в возбуждение, то в ликование, наслаждающихся приключениями и все больше устающих от путешествия в неведомое. Дни становились все короче, и чудилось, что неуклонное сокращение промежутка между восходом и закатом, хотя бы на несколько минут, и зловещее удлинение ночи, предвещают конец всему живому. Конечно, после зимнего солнцестояния процесс повернется вспять; но кто в наши дни может быть уверен даже в этом? За самым теплым на памяти человечества сентябрем последовала невероятнейшая из всех знакомых людям эпидемий; теперь же пошли непонятные помехи в радиоприеме, а по телеэкранам то и дело сновали какие-то звездочки и вспышки света. В конце концов все эти загадки утратили всякую связь со спиральным облаком, поднявшимся над Уралом, — о нем теперь вспоминали лишь самые суеверные индивидуумы. Казалось, сама Природа начала войну нервов против своего последнего блудного отпрыска.