Такси ехало уже по Унтер-ден-Линден, когда Эмиль спросил вдруг шофера:
— Мы, наверно, скоро приедем?
— Так точно.
— Извините, пожалуйста, но я забыл, мне вначале надо попасть, на Кайзераллее, в кафе «Жости». Там я оставил букет цветов для тети и чемодан. Не будете ли вы так любезны заехать сперва туда?
— Что значит «любезен»? У тебя есть деньги на случай, если не хватит тех, которые я уже получил?
— Да, деньги у меня есть. А я не могу прийти к тете без цветов.
— Ну что ж, ладно, — сказал шофер и свернул налево.
Они проехали через Бранденбургские ворота, потом мимо зеленого тенистого Тиргартена и Ноллендорфской площади. Теперь, когда все хорошо кончилось, Берлин казался Эмилю куда приветливей и уютней. Но все же он на всякий случай ощупал свой верхний карман. Деньги были на месте.
Получив свои вещи в целости и сохранности, Эмиль поблагодарил девушку за стойкой, снова сел в такси и сказал шоферу:
— Ну, а теперь к бабушке!
Они развернулись, проделали весь этот длинный путь в обратном направлении, пересекли реку Шпрее и покатили по узким старым улочкам с серыми домами. Эмилю хотелось глядеть в окно, но, как назло, ему все время что-то мешало: то он возился с чемоданом, который без конца падал с сиденья, то воевал с ветром, который вырывал у него букет из рук.
Шофер затормозил. Машина остановилась у дома пятнадцать на Шуманштрассе.
— Ну вот мы как будто и приехали, — сказал Эмиль и вылез из такси. Сколько я вам должен добавить?
— Нисколько, наоборот, я тебе еще верну тридцать пфеннигов.
— Что вы! — воскликнул Эмиль. — Купите себе на них несколько сигар.
— Спасибо, малыш, я не курю, а жую табак, — сказал шофер и поехал дальше.
Эмиль поднялся на третий этаж и позвонил в дверь, на которой была табличка «Хаймбольд». До него донеслись громкие возгласы, потом дверь распахнулась, и он увидел бабушку. Она схватила Эмиля за шиворот, поцеловала его в левую щеку и одновременно шлепнула по правой, потом втащила за волосы в квартиру и закричала:
— Ах ты, негодник, ах ты, негодник!
— Хорошенькие вещи узнаешь о тебе, — сказала тетя Марта дружелюбно и подала ему руку.
А Пони-Шапочка — на ней был мамин передник — сунула ему локоть, пропищав:
— Осторожно! У меня руки мокрые. Мою посуду. Бедные мы, женщины!
Потом они все прошли в комнату, Эмиля усадили на кушетку, и бабушка с тетей Мартой стали его так рассматривать, словно он очень ценная картина Тициана.
— Деньги принес? — спросила Пони.
— Еще бы! — воскликнул Эмиль, вынул из кармана три бумажки, протянул сто двадцать марок бабушке и сказал: — Вот, бабушка, возьми. И мама передает сердечный привет. И просит тебя не сердиться, что ничего не послала в прошлый месяц. Но было мало работы. Зато в этот раз она посылает больше обычного.
— Спасибо, мой милый мальчик, — ответила бабушка, протянула ему назад ассигнацию в двадцать марок и сказала: — Это тебе. За то, что ты такой отличный сыщик.
— Нет, я не возьму этих денег. У меня ведь есть двадцать марок, которые мне дала мама.
— Эмиль, бабушку надо слушаться. Спрячь скорее деньги!
— Нет, я их не возьму.
— Ну и болван! — воскликнула Пони-Шапочка. — Я не заставила бы себя просить!
— Нет, бабушка, мне не хочется.
— Возьми, говорят, не то у меня от бешенства разыграется ревматизм, пригрозила бабушка.
— Ну, скорее убери эти деньги, — сказала тетя Марта и сама сунула ему бумажку в карман.
— Что ж, если вы уж так настаиваете… — простонал Эмиль. — Спасибо, бабушка.
— Это я должна благодарить тебя, это я должна благодарить тебя, ответила бабушка и погладила Эмиля по голове.
Потом Эмиль подал тете букет. Торжественно развернули бумагу, и все растерялись — то ли плакать, то ли смеяться.
— Сушеные овощи! — заявила Пони.
— Ну конечно, они с вечера лежат без воды, — печально объяснил Эмиль. Тут нечему удивляться. Когда мы их вчера утром купили у Штамницев, они были совсем свежие.
— Не сомневаюсь, не сомневаюсь, — сказала бабушка и поставила завядшие цветы в воду.
— Может, еще отойдут, — утешила его тетя Марта. — Ну, а теперь давайте обедать. Дядя придет домой поздно. Пони, накрой на стол!
— Сейчас! — ответила девочка. — Эмиль, а что у нас на обед?
— Понятия не имею.
— А что ты больше всего любишь?
— Макароны с ветчиной.
— Ну, значит, ты уже знаешь, что у нас на обед.
Собственно говоря, накануне Эмиль уже ел макароны с ветчиной. Но, во-первых, любимое блюдо можно есть хоть каждый день, а во-вторых, Эмилю казалось, что с последнего обеда в Нойштадте у мамы прошло не меньше недели. И он накинулся на макароны, словно он был господином Грундайсом — Мюллером Кислингом.
После обеда Эмиль и Пони вышли на улицу, потому что Эмилю не терпелось опробовать маленький никелированный велосипед Пони. Бабушка прилегла на кушетке. А тетя Марта пекла яблочный пирог. Она славилась в семье своими яблочными пирогами.
Эмиль мчался по Шуманштрассе, а Пони бежала за ним и держалась за седло, уверяя, что это необходимо, не то ее кузен упадет. Потом ему пришлось слезть, потому что Пони захотела продемонстрировать, как она делает восьмерки и тройки.
И тут к ним подошел полицейский с портфелем под мышкой и спросил:
— Скажите, дети, в доме пятнадцать живут Хаймбольды?
— Да, — сказала Пони. — Это мы. Одну минуту, господин майор.
Она поставила велосипед в подвал и заперла его.
— Что-нибудь плохое? — спросил Эмиль, который все еще беспокоился из-за проклятого Йешке.
— Совсем наоборот. Это ты ученик Эмиль Тышбайн?
— Да, я.
— Ну, тогда я могу тебя от души поздравить!
— У кого это день рождения? — поинтересовалась Пони, которая, вернувшись из подвала, услышала только последние слова.
Но полицейский ничего больше не сказал; он молча поднимался по лестнице. Тетя Марта ввела его в комнату. Бабушка проснулась и села на кушетке. Ее явно разбирало любопытство. Эмиль и Пони-Шапочка стояли у стола, сгорая от нетерпения.
— Дело вот в чем, — начал полицейский, раскрывая портфель. — Вор, которого сегодня утром помог задержать ученик реального училища Эмиль Тышбайн, оказался не кем иным, как грабителем банка в Ганновере, которого разыскивают вот уже месяц. Он похитил большую сумму денег. Нашим специалистам удалось установить его личность. И он уже во всем признался. Почти все деньги нашлись — они были зашиты в подкладке его костюма. Ассигнации по тысяче марок.
— С ума сойти! — воскликнула Пони-Шапочка.
— Две недели назад, — продолжал полицейский, — банк назначил премию тому, кто поймает грабителя. И так как ты, — он обернулся к Эмилю, задержал его, ты получишь эту премию. Господин комиссар полиции передает тебе привет, он рад, что ты вознагражден за твое мужество.
Эмиль поклонился.
И тут полицейский вынул из портфеля пачку денег и пересчитал их на столе, а тетя Марта, которая с вниманием следила за его жестами, прошептала:
— Тысяча марок!
— Вот это да! — воскликнула Пони.
Бабушка подписала квитанцию. И полицейский ушел. Но перед этим тетя Марта угостила его стаканом наливки из дядиного шкафа.
Эмиль сел рядом с бабушкой; он был не в силах произнести ни слова. Бабушка обняла его и сказала, покачивая головой:
— Прямо трудно поверить. Прямо трудно поверить.
Шапочка вскочила на стул и, дирижируя, словно в комнате находился хор, пропела:
— А вот теперь, а вот теперь мы всех мальчишек пригласим на чашку кофе.
— Да, — сказал Эмиль. — Это мы тоже сделаем. Но прежде всего… ведь теперь, собственно говоря, мама… как вы считаете?.. Мама может приехать в Берлин?..