Вечерело. Солнце зашло за облако и залило небо и море розоватым светом.

Эмиль и Вторник уже больше часа стояли на причале и ждали ребят. Эмиль приготовил им бутерброды. Вторник, сжимая под мышкой пакетик, прыгал на ножке от радости, что будет участвовать в таком интересном приключении.

В гавань один за другим возвращались парусники разных форм и размеров. Но та яхта, которую они ждали, почему-то не появлялась.

— Вот они! — крикнул Вторник, показывая на лодку, направляющуюся к причалу. Но это были не они.

— Как-то странно, — сказал Эмиль. — Будем надеяться, что с ними ничего не случилось.

— А что с ними может случиться? Море как зеркало, полный штиль. Просто ушли небось далеко, и все. Эмиль крикнул проплывающей лодке:

— Вы не встречали «Кунигунду IV»?

— Нет, мы вообще девочек не видели! — крикнул парень в ответ, а его спутники рассмеялись.

— Дурак! — буркнул Вторник.

— Подождем еще полчаса, — решил Эмиль. — Если их не будет, придется идти в Грааль пешком, а не ехать на мотоциклетке.

Они терпеливо ждали. Потом Эмиль вынул из кармана листок бумаги и написал записку: «Мы без вас пошли в Грааль. Поторопитесь! А то пропустите пароход». Он прикрепил эту записку к столбу, к которому привязывали «Кунигунду», так, чтобы, причалив, они ее сразу заметили.

— Их все еще нет? — спросил Эмиль, вернувшись к Вторнику.

— Как видишь!

— Бродяги несчастные! Ну, делать нечего, придется переть пешком.

И ребята отправились в Грааль. Они шли быстрым шагом, иногда переходя на бег. В лесу было сумрачно и влажно.

Рядом тянулись болота. Тучи комаров преследовали путников. Лягушки прыгали по тропинке. Где-то вдали куковала кукушка. Через час они вышли на луг, где паслись черно-белые коровы. Одна из них — а может, это даже был бык — помчалась на них галопом, опустив голову. Они со всех ног бросились наутек. Наконец они добежали до какой-то ограды, перебрались через нее и оказались на песчаной дороге, ведущей к пляжу. Корова — а может, и бык удивленно и серьезно посмотрела на ребят, потом повернулась и потопала к стаду.

— Вот зверюга! — сказал Вторник, тяжело дыша. — Еле убежали. Я чуть не потерял пакет с бутербродами.

В это время Профессор на острове глядел на часы.

— Сейчас пароход отходит из Грааля, — сказал он. — С ума сойти можно!

У Ганса, лежавшего на песке под пальмой, глаза наполнились слезами.

— Я во всем виноват! Делайте со мной, что хотите.

— Высказался! Несет невесть что! — воскликнул Густав. — Господа, только в беде познается величие души! — заговорил он, передразнивая Ганса. — Не беспокойтесь, Эмиль и без нас покажет этому мистеру Пашульке, где раки зимуют. У Эмиля и Вторника котелки еще варят.

— Без нас у них с погоней ничего не выйдет, — сказал Профессор. — Эмиль и Вторник — всего двое сыщиков — это мало. К тому же они наверняка все еще стоят на причале в Корлсбюттеле и ждут нас. Может, они как раз в эту минуту заявляют в полицию, что наша лодка пропала.

Густав был другого мнения:

— С чего это Эмиль будет обращаться в полицию? Что с нами может здесь случиться? Мы переспим ночь в каюте. Еды у нас тоже хватит. Ну, а завтра пройдет какое-нибудь суденышко мимо этого идиотского острова.

— Ты рассуждаешь по-своему, — возразил Профессор. — Но Эмиль ведь не знает, что мы сели на мель. Откуда ему знать?

Густав растерялся:

— Ты прав. Конечно, он этого не знает. Я иногда бываю таким дураком!

— Эмиль, наверное, думает, что мы перевернулись, — печально сказал Ганс. — Что мы уже едва держимся на поверхности, цепляясь за киль лодки, что мы вот-вот потонем. — Он так расстроился, что даже высморкался. — А завтра утром дядя возвращается из Швеции.

— Да, старик, без пощечины дело не обойдется, — задумчиво сказал Густав. — Может, нам лучше навсегда остаться на этом островке? Мы здесь вполне прокормимся рыбой. Не верите? А из паруса соорудим кибитку, как у кочевников. Может, на этом идиотском архипелаге есть и кремень. Тогда мы будем вылавливать бревна и доски, сушить их и жарить на костре рыбу. Утром, в обед и вечером — рыбу. Как вам нравится мое предложение?

— Достойное тебя, — с насмешкой сказал Профессор. — Может, в один прекрасный день на этой пальме вырастут кокосовые орехи, да? В их скорлупе будем запекать яйца чаек. А кокосовое молоко лить в кофе.

— А разве у нас есть кофе? — удивился Густав.

— Столько же, сколько у тебя ума в башке! — заорал Профессор. — Ганс, а воды у нас надолго хватит?

— Если будем экономить, примерно на сутки.

— Уж будем экономить, не сомневайтесь, — строго сказал Профессор. — Нам должно хватить этой воды на два дня. Есть надежда, что завтра пойдет дождь. Тогда мы расставим пустые консервные банки и соберем дождевую воду.

— Вот здорово! — воскликнул Густав. — Профессор, ты, как всегда, отличный стратег.

— А продукты я запру, — сказал Профессор. — Я сам буду их распределять.

Густав зажал себе уши:

— Прошу вас, не говорите о еде. А то я сразу захочу есть.

Профессор подошел к берегу и стал смотреть на море. Густав ткнул Ганса в бок и тихо спросил:

— Знаешь, как он стоит?

— Нет.

— Как Наполеон на острове Святой Елены, — прошептал Густав и захихикал.

Когда пароход причалил в Корлсбюттеле, Эмиль и Вторник, сидевшие в каюте, кинулись к иллюминатору.

— А вдруг Байрон не сядет, что тогда? — спросил Вторник.

— Тогда мы с быстротой молнии выскочим на палубу и спрыгнем прежде, чем они успеют убрать чалку, — объяснил Эмиль. — Но ты зря волнуешься: вот он идет.

Мистер Байрон и Макки поднялись по трапу. У них было несколько больших чемоданов. Акробат подошел к перилам,

Макки сел на скамью. Отдали концы, заработал мотор. Пароход медленно отчаливал.

Мальчики в каюте глядели в иллюминатор на берег. Освещенные окна домов становились все меньше и меньше. За бортом плескалась вода.

— Пахнет нефтью, — прошептал Вторник, — мне плохо.

Эмиль открыл иллюминатор — в каюту ворвался холодный ночной воздух. До них долетали соленые брызги. Вторник высунул голову и глубоко вздохнул, потом сел на диванчик, улыбнулся Эмилю и сказал:

— Если бы мои родители знали, где я!

Эмиль тоже подумал о своей маме в Нейштадте и о бабушке в Копенгагене. Потом он взял себя в руки и похлопал Вторника по коленке:

— Ничего, малыш, все будет в порядке. Не унывай. И смотри в оба. В Хайдекруге должен сесть Ганс. Тогда мы будем знать, что все на своих постах. А остальное — пустяки!

Но Эмиль ошибся: Ганс Шмаух не сел на пароход в Хайдекруге! Еще больше Эмиля этому удивился господин Байрон. Он устроился рядом с Макки и почесал затылок. Они плыли мимо темнеющего в ночи леса.

Эмиль встал. Вторник испуганно вскочил вслед за ним.

— Куда ты? — прошептал он.

— Время действовать, — сказал Эмиль. — Ребята почему-то задержались. Значит, мы должны сами все проделать. Пошли!

Они поднялись по лестнице и стали бродить по палубе.

Под дымящей трубой за чемоданами сидели мужчина и мальчик.

Эмиль подошел к ним. Вторник, который все еще держал в руке пакет с бутербродами, стал рядом.

— Мистер Байрон, мне надо с вами поговорить, — сказал Эмиль.

Байрон удивленно поднял глаза:

— В чем дело?

— Я пришел по поручению моего друга, — сказал Эмиль. — Мы знаем, что вы ждете Ганса Шмауха, который должен был сесть на пароход в Хайдекруге. Мы знаем также, что вы хотите с ним бежать.

У мистера Байрона глаза засверкали от злости.

— А почему он не пришел? Это твоя работа, гаденыш?

— Выбирайте, пожалуйста, выражения. Я ведь вас не обзываю.

— Валяй, Эмиль, не стесняйся, — сказал Вторник.

— Ах, тут, оказывается, еще один гаденыш!

— Добрый вечер, господин Пашульке, — сказал Вторник.

Байрон криво усмехнулся.

— Мы пришли к вам из-за Джекки, — объяснил Эмиль. — Как вам только не стыдно бросить мальчишку среди ночи на произвол судьбы!

— Он мне больше не нужен!

Вторник решительно вышел вперед:

— А почему? Потому, что он стал слишком тяжел для вас. Мы все знаем. Но разве это основание?

— Еще бы! Я не могу с ним больше работать, и мой репертуар от этого сильно страдает. Я артист! Вы в состоянии это понять? Я мог бы выступать в Лондоне в «Колизее»! Как это я два года назад не догадался, что этот щенок будет так быстро расти! Убиться можно!..

Эмиль пришел в ярость:

— Ну и убивайтесь! Мы вам мешать не будем. Я не понимаю, как человек может быть таким бездушным. А что будет с Джекки?

— Может, ему просить милостыню? — вкрадчиво спросил Вторник. — Или утопиться в море? Вы хотите, чтобы его забрали в колонию? Мы этого не допустим, учтите!

— Мы с ребятами решили, — сказал Эмиль, — что вы должны вернуться с нами в Корлсбюттель.

— Вы решили! — Мистер Байрон сделал страшные глаза. — Не суйте нос в чужие дела, птенцы желторотые. Лучше учите уроки.

— У нас сейчас каникулы, господин Пашульке, — заметил Вторник.

— Мы ни за что не допустим, — сказал Эмиль, — чтобы вы делали несчастным одного из ваших близнецов только потому, что он растет. Я еще раз предлагаю вам вернуться с нами назад. Через несколько минут мы прибудем в Варнемюнде. Там нас ждут друзья. Если вы решите ехать дальше, мы передадим вас полиции.

Ссылка на полицию пришлась мистеру Байрону явно не по вкусу.

— Ну, так как? — спросил Эмиль после нескольких минут тягостного молчания. — Вы будете выполнять свои отцовские обязанности? Или предпочитаете попасть в полицию?

— Отцовские обязанности? — переспросил атлет с заметным облегчением.

— Вот именно, господин Пашульке. Вам эти слова незнакомы?

Мистер Байрон зловеще рассмеялся:

— Так вот почему этот клоп все называет меня Пашульке. Моя фамилия вовсе не Пашульке. Мальчики так и ахнули:

— А как?

— Андерс.

— У вас есть при себе какой-нибудь документ?

— Паспорт.

— Разрешите мне посмотреть ваш паспорт, — вежливо попросил Вторник. А так как атлет не обратил никакого внимания на его слова, Вторник добавил: Впрочем, можете предъявить паспорт полиции, если вам это больше нравится.

Мистер Байрон вынул паспорт из кармана. Вторник взял его и стал изучать с тщательностью пограничника.

— Верно, — сказал наконец Вторник. — Мистер Байрон по паспорту в самом деле Андерс. И Вторник прочитал:

— «Профессия — артист. Рост — выше среднего. Сложение — атлетическое. Лицо — обыкновенное. Цвет волос — черный. Особые приметы — татуировка на правой руке». — Он вернул паспорт. — Все в порядке. Благодарю вас.

— Так вы в самом деле не отец Джекки?

— Нет, — буркнул Андерс. — Я ему не отец и даже не мать. Джекки и Макки вовсе не близнецы. И даже не братья. Макки в действительности зовут…

— Джозеф Кортерхан, — сказал сам Макки. — А фамилия Байрон и наши имена — Джекки и Макки — все это только для сцены. Мне, конечно, тоже жалко Джекки, что говорить! Но мы в самом деле не можем больше с ним работать. Парню не повезло — он слишком быстро растет.

Лучи варнемюндского маяка уже освещали море и небо. И приветливо светились окна гостиницы.

Эмиль все еще был пришиблен, но он взял себя в руки и сказал:

— И все же я считаю несправедливым, что вы вот так бросили бедного мальчишку. Мы все чувствуем себя ответственными за его будущее. Потому я вынужден вас попросить передать мне для него деньги. Чтобы он мог прожить хотя бы несколько недель, пока не устроится.

— И не подумаю давать незнакомым мальчишкам деньги! — возмутился Андерс.

— А мы вам дадим расписку, — сказал Эмиль, вынимая из кармана лист бумаги.

— А если я не дам? — с издевкой спросил Андерс.

— Тогда мы передадим вас полиции, — сказал Эмиль.

— Да я ведь не отец Джекки! — воскликнул Андерс. — При чем здесь полиция?

— Пусть полиция в этом разберется, — невинно сказал Вторник. — Им виднее.

— Я пишу вам расписку на сто марок, — сказал Эмиль, подходя к фонарю.

— Вы что, с ума сошли? — спросил атлет. — Сто марок? Да я вас в порошок сотру!

— Не советую, — сказал Вторник.

— Это слишком много, — вмешался Макки. — Мы не можем столько отдать, а то нам самим не хватит.

— Врешь? — спросил Вторник.

— Нет, честно, — сказал Макки.

— Хорошо, тогда пятьдесят, — решил Эмиль. Он написал расписку и сказал Вторнику: — И ты тоже подпиши.

Когда Вторник расписался, Эмиль протянул листок Андерсу. Но мистер Андерс ничего не протянул ему в ответ.

Пароход подходил уже к причалу.

— Как вам угодно, — серьезно сказал Эмиль. — Что ж, хорошо. Я пошел за капитаном. — И Эмиль направился к капитанскому мостику.

— Ни, возьми! — крикнул мистер Байрон. Он в бешенстве вытащил бумажник из кармана пиджака и ткнул Эмилю бумажку.

— Все точно, пятьдесят марок, — сказал он. — Возьмите, пожалуйста, расписку.

— Плевать я на нее хотел! — заорал атлет. — Убирайтесь к черту!

И Андерс, схватив свои чемоданы, сошел на берег. Макки поплелся за ним следом, но, перед тем как скрыться в толпе, обернулся и крикнул:

— Передайте от меня привет Джекки!

Эмиль спрятал расписку в карман брюк. Вскоре Эмиль и Вторник уже стояли на вокзале и изучали расписание. Эмиль пожал плечами.

— Сегодня больше нет поездов, малыш, — сказал он. — И парохода тоже. Но мы все-таки непременно должны немедленно вернуться в Корлсбюттель. Надо выяснить, что с ребятами. Надеюсь, они уже дома.

— Выходит, пойдем пешком? — спросил Вторник.

Эмиль кивнул.

— Думаю, за три часа дойдем.

Эмиль кивнул.

— Ну что ж, в путь! — усталым голосом сказал Вторник. — Марш по ночной пустыне начинается. Мне кажется, что я солдат иностранного легиона.

— А мне вообще уже ничего не кажется, — сказал Эмиль.

Час спустя телега обогнала на темном шоссе двух мальчишек. Они едва плелись. Возница остановился.

— Вы куда? — спросил он.

— В Корлсбюттель, — ответил тот, что побольше. — Вы нас не подвезете?

— Садитесь. Но только, чур, не спать. А то еще свалитесь.

Эмиль помог Вторнику залезть на телегу, сам уселся рядом с ним, и они тронулись. Через минуту Вторник уже спал. Эмиль держал его за руку, чтобы он не свалился, и глядел на лес и на звездное небо. Он передумывал все, что случилось за день. Он в чем-нибудь ошибся? Что теперь будет с Джекки? И куда делись Густав, Профессор и Ганс?

Во сне Вторник обнял Эмиля за шею. Над верхушками деревьев пролетела сойка. Заржала лошадь. Возница что-то забормотал, чтобы ее успокоить. Потом он повернулся — видно, хотел спросить что-то у ребят. Но, увидев, что малыш крепко спит, обняв старшего, снова уставился на дорогу.

Эмиль чувствовал себя очень одиноким.