В тот день старшина Йешке был после обеда свободен и явился к Тышбайнам с огромным яблочным пирогом. Мама Эмиля сварила кофе. И вот теперь они сидели втроем за круглым столом в столовой и налегали на пирог. Большое блюдо пустело медленно, но верно. Эмиль уже наелся до отвала. А господин Йешке тем временем рассказывал, что бургомистр Нойштадта решил заменить старую конку настоящим электрическим трамваем. Теперь все дело упиралось только в деньги.

— А почему бы уж сразу не построить метро? — насмешливо спросил Эмиль. — Без нашей конки Нойштадт потеряет половину интереса. Трамваи ведь есть везде.

Но мама успокоила Эмиля:

— Если это вопрос денег, то можно не волноваться: конка будет ездить по Нойштадту до скончания века.

Утешившись, Эмиль взял с блюда последний кусок яблочного пирога и, исполненный сознанием своего долга, принялся его уплетать.

Старшина вежливо спросил, можно ли ему закурить.

— Конечно, господин Йешке! — воскликнула фрау Тышбайн.

Гость вынул из кожаного портсигара огромную черную сигару, прикурил и пустил густое голубое облако дыма.

Тут фрау Тышбайн встала, составила чашки и тарелочки, унесла всю посуду на кухню и сказала, вернувшись, что ей надо выйти купить шампунь, потому что через час придет фрау Хомбург мыть голову.

Эмиль вскочил, чтобы сбегать в лавку вместо мамы, но она его остановила:

— Нет, мальчик, я пойду сама.

Эмиль с изумлением посмотрел на мать.

Господин Йешке кинул взгляд на фрау Тышбайн, поперхнулся дымом и закашлялся. Откашлявшись, он сказал:

— Эмиль, мне надо с тобой поговорить. Так сказать, как мужчина с мужчиной.

Внизу хлопнула входная дверь — фрау Тышбайн ушла.

— Ну что ж, давайте говорите, — сказал наконец Эмиль. — Но я что-то не понимаю, почему это моя мама вдруг сорвалась и убежала. Ведь покупать — это моя обязанность.

Старшина положил сигару на край пепельницы, перекинул ногу на ногу и провел рукой по мундиру, как бы стряхивая пепел, хотя никакого пепла на нем не было.

— Твоя мама ушла, наверно, для того, чтобы мы могли спокойно поговорить, — сказал Йешке и растерянно уставился в потолок.

Эмиль тоже поднял глаза. Но ничего интересного там не обнаружил.

Старшина снова взял в руку сигару и спросил без обиняков:

— Скажи-ка, парень, я тебе очень несимпатичен?

Эмиль чуть не упал со стула.

— Почему вы так думаете? Что за странный вопрос, господин Йешке? — Он помолчал, потом добавил: — Раньше я, правда, вас здорово боялся.

Старшина рассмеялся:

— Из-за той истории с памятником, да?

Мальчик кивнул.

— Мы тоже делали такие глупости, когда были школьниками.

Эмиль ахнул:

— Вы тоже? Лично вы?

— Да, я собственной персоной, — ответил полицейский.

— В таком случае вы мне очень симпатичны, — заявил Эмиль.

Господин Йешке этому явно обрадовался.

— Я должен тебя спросить об одной очень важной вещи, — сказал он. — С твоей мамой я уже говорил об этом. В то воскресенье. Но она сказала, что все зависит от тебя. Если ты будешь против, ничего не выйдет.

— Что, что? — переспросил Эмиль. Некоторое время он молчал, что-то обдумывая, а потом признался: — Вы на меня не обижайтесь, только я ни слова не понял из того, что вы сказали.

Старшина внимательно рассматривал свою сигару. Она успела потухнуть, и он тщетно пытался ее снова раскурить. Наконец он сказал:

— Трудно говорить об этих вещах с таким большим парнем. Ты помнишь своего отца?

— Почти нет. Мне было пять лет, когда он умер.

Старшина кивнул. Потом разом выпалил:

— Я хотел бы жениться на твоей матери. — Он довольно долго кашлял, а когда немного успокоился, добавил: — Меня обещали перевести работать в участок. А потом я стану инспектором. Экзамен я выдержу, это точно. Я, правда, не ходил в реальное училище, но все же я не дурак. А инспектор неплохо зарабатывает. И ты сможешь даже получить высшее образование, если у тебя будет охота.

Эмиль стряхнул крошки с цветной скатерти. Старшина добавил:

— Если ты будешь против, она за меня не выйдет.

Мальчик встал и подошел к окну. Некоторое время он глядел на улицу. Потом обернулся и тихо сказал:

— Мне надо как-то свыкнуться с этой мыслью, господин Йешке.

— Понятно, — ответил тот.

Эмиль снова стал смотреть в окно. «Собственно, я представлял себе нашу жизнь иначе, — думал он, провожая глазами грузовик. — Я сам хотел начать зарабатывать деньги. Много денег. Чтобы ей не надо было больше работать. И хотел жить с ней всю жизнь, никогда не разлучаться. Только вдвоем. И больше никого. А тут нежданно-негаданно приходит этот старшина и хочет стать ее мужем!» Эмиль вдруг увидел мать: она появилась из-за угла и быстро перешла улицу. Эмиль спрятался за занавеску. «Мне надо немедленно принять решение. И думать я должен прежде всего не о себе. Это было бы подло с моей стороны. Она всегда думала только обо мне. Он ей нравится. Я обязан скрыть, что мне грустно. Мне просто необходимо быть веселым, не то я испорчу ей всю радость…»

Эмиль набрал воздуха, обернулся и громко проговорил:

— Я согласен, господин Йешке.

Старшина встал, подошел к нему и пожал ему руку. И тут как раз открылась дверь. Мать вошла в комнату и пытливо поглядела на своего мальчика. У него в голове еще раз пронеслось с быстротой молнии: «Быть веселым!» И Эмиль взял Йешке под руку, засмеялся и сказал маме:

— Ну, что ты на это скажешь! Господин старшина только что попросил у меня твою руку!

Когда пришла фрау Хомбург, чтобы вымыть голову, счастливый жених удалился. Вечером он снова появился и принес цветы. И полфунта дорогой колбасы. И бутылку сладкого вина.

— Чтобы чокнуться, — сказал он.

Они поужинали, а потом чокнулись. И Эмиль произнес торжественную речь, а господин Йешке долго смеялся. Фрау Тышбайн сидела на диване, гладила руку Эмиля, и вид у нее был довольный.

— Мой дорогой мальчик, — сказал господин Йешке, — я благодарю тебя за то, что ты нам желаешь счастья. Я невероятно рад всему, что случилось, и у меня есть к тебе только еще одна просьба. Я не хочу, чтобы ты звал меня «отец». Это казалось бы мне странным. Конечно, я буду тебе как бы отцом. Это само собой разумеется. Но называть меня так не надо.

Втайне Эмиль был очень рад этим словам. Но он сказал:

— Слушаюсь, господин старшина! Но как мне к вам обращаться? «Добрый день, господин Йешке» — это постепенно станет звучать комично, вы не находите?

Жених встал.

— Прежде всего мы выпьем с тобой на брудершафт. Я, правда, и так говорю тебе «ты». Но теперь и ты должен мне говорить «ты».

И они выпили на брудершафт.

— А на случай, если у тебя появится потребность как-то меня называть, сказал Йешке, — мне хочется тебе напомнить, что меня зовут Генрих. Ясно?

— Слушаюсь, Генрих! — воскликнул Эмиль. А когда его мама засмеялась, он был на седьмом небе от счастья.

Наконец Генрих Йешке ушел домой, а мама и сын легли спать. Как всегда, они сказали друг другу «спокойной ночи» и поцеловались. Потом каждый лег в свою постель. И хотя они делали вид, что спят, оба еще долго не могли сомкнуть глаз.

Эмиль думал: «Она ничего не заметила. Она думает, мне не грустно. Теперь она может спокойно выйти замуж за господина Йешке и быть счастливой, как я ей того желаю. Он и в самом деле неплохой дядька».

А мама Эмиля думала: «Ах, как я рада, что мой мальчик ничего не заметил! Он не должен знать, что больше всего я хотела бы остаться с ним вдвоем, только вдвоем! Но мне нельзя думать о себе. Мне надо думать о моем мальчике. О его будущем. Кто знает, долго ли мне еще удастся зарабатывать нам на жизнь. А господин Йешке и в самом деле хороший человек».