Вереницей бежали счастливые дни. И солнце пекло, словно оно глядело на море сквозь лупу. Профессор и его гости стали сперва красные, как раки, а потом черные, как мулаты. Только Пони-Шапочка все оставалась красной и шелушилась, как луковица. Бабушка мазала ей спину вазелином, ореховым маслом, ланолином и еще каким-то специальным кремом для загара. Ничего не помогало.

Рано утром, когда бабушка будила Пони, приговаривая: «Вставай, графиня. Солнышко уже светит!» — Пони чуть не плакала от досады. «Почему все нет дождя?» — спрашивала она.

Но мальчишки были в восторге от хорошей погоды. Почти весь день они проводили в воде или на пляже. Либо ходили в гавань и любовались яхтой капитана Шмауха «Кунигунда IV». Они радовались, что скоро у их друга будет выходной день и они все вместе выйдут в море.

Иногда Густав уезжал на своей мотоциклетке в лес, а кто-нибудь из ребят садился к нему на багажник. Он ездил взад-вперед столько раз, сколько нужно, чтобы перевезти всех.

Однажды даже бабушка поехала с ним до домика лесника. Слезая, она сказала:

— Феноменально! Я упустила свое призвание. Мне надо было стать вовсе не бабушкой, а мотогонщицей.

Они писали домой письма. И получали письма. Время от времени советник юстиции всех фотографировал, а когда снимки были готовы, они посылали их своим родителям.

В лес они ходили и пешком, причем всякий раз приносили огромные букеты полевых цветов. Эмиль знал почти все растения, называл их ребятам и очень интересно про них рассказывал. Как-то раз, случайно это услышав, советник юстиции тут же поехал в Росток и купил в книжном магазине учебник по ботанике и атлас растений.

Но именно с этого дня интерес к цветам, травам и кустам почему-то у всех пропал. У всех, кроме Эмиля.

— Сидеть над учебником летом — нет уж, приветик! — заявил Густав.

Однажды бабушка получила письмо из Нойштадта. Длинное письмо. Она перечла его дважды, потом сунула в сумочку и сказала про себя: «Вон оно что. Вон оно что».

Но Эмилю она ничего не сказала. Во всяком случае, пока.

Они сидели на террасе и обедали, когда советник объявил:

— Если присутствующие не возражают, я предлагаю пойти всем сегодня вечером в гостиницу посмотреть эстрадное представление.

Мальчишки так разволновались при этом сообщении, что даже сладкое им уже не полезло в горло, хотя на сладкое было винное желе — коронное блюдо. Клотильды.

Но все же они кое-как управились со сладким и бегом помчались в гостиницу. Пока они, стоя перед гостиницей, решали, кому из них войти и поговорить с Гансом, появилась Пони-Шапочка.

— А ты как сюда попала? — спросил Густав.

— На своих двоих! — объяснила Пони. — Я хочу заказать на вечер столик. Может, у вас есть возражения?

Возражений ни у кого не оказалось.

Пони пошла в ресторан и нашла там Ганса Шмауха. Он как раз нес целую гору тарелок, ловко ею балансируя, хотя паркет был натерт.

— Минуточку, Пони. Я сейчас.

Она подождала.

Он тут же вернулся и спросил:

— Чем могу служить?

— Я хотела бы заказать столик на вечер.

— На сколько человек?

— Подожди, надо подсчитать. Советник, его жена, бабушка, я, Клотильда и трое мальчишек — всего…

— Восемь человек, — подхватил Ганс. — Будет сделано. Постараюсь поближе к сцене. Может, мой дядя-капитан тоже сегодня придет. Вам надо с ним познакомиться.

Пони подала Гансу Шмауху руку и сказала:

— Значит, столик на девять человек.

Он поклонился.

После ужина все, кто жил в вилле «Морская», оделись понаряднее и торжественно двинулись к гостинице. Столик, который им оставил Ганс Шмаух, стоял в первом ряду, перед самой сценой. Советник заказал для взрослых вино, а для детей — апельсиновый сок.

Представление еще не началось, оркестр играл популярную музыку, а зал быстро заполнялся курортниками. Вскоре уже все столики оказались занятыми.

Советник юстиции похлопал Густава по плечу:

— С каких это пор ты стал таким прилежным, что даже на эстрадный концерт идешь с книгой?

Густав покраснел.

— Это английский словарь, — объяснил он.

— Ты что, собираешься зубрить слова?

Густав покачал головой:

— Во время каникул? За кого вы меня принимаете!

Пони рассмеялась:

— Наверное, он хочет поговорить с близнецами-акробатами.

— Ну да, — сказал Густав. — А их фамилия Байрон. Значит, они англичане. Если я не пойму, что они мне скажут, я посмотрю в словарь.

— Интересно послушать ваш разговор, — сказала бабушка.

На ней было платье из светлой тафты, и выглядела она очень торжественно.

Тут в зал вошел большой, плотный человек в морской фуражке и синем костюме. Он остановился в дверях и огляделся. К нему тут же подскочил Ганс, шепнул что-то и подвел его к столу Хаберландов:

— Разрешите вам представить моего дядю — капитан Шмаух.

И Ганс убежал.

Дети встали. Советник тоже. Он поздоровался с капитаном и попросил его сесть за их столик.

Капитан подал всем руку, а потом взмолился:

— Давайте не так торжественно, а то я не выдержу.

Тогда все снова сели. Капитан заказал себе грог с ромом и сказал:

— Столько детворы за столом — вот это по мне! Расскажите-ка что-нибудь про школу. Ведь прошло уже сорок лет с тех пор, как меня выгнали из гимназии. Хорошее было времечко.

Ребята силились вспомнить что-нибудь, что могло бы заинтересовать капитана, но им ничего не приходило в голову. Он выжидающе переводил взгляд с одного на другого, потом ударил себя по колену и воскликнул:

— Не могу поверить! Выходит, мы были из другого теста. У нас все откалывали такие номера, что только держись!

— Ах, вас вот что интересует! — воскликнул Густав.

— А ты думал, я хочу, чтобы вы мне декламировали «Колокол» Шиллера?

— У меня за неделю до каникул вышла такая история, умереть можно, начал Густав. — Сперва меня чуть было не выгнали, но потом все как-то уладилось… Так вот как было дело. Урок физики был в тот день после большой перемены. Мехнерт — есть у нас такой зубрила-отличник — побежал к директору и наябедничал на одного парня. Вовсе не на меня, кстати. Но я в классе что-то вроде высшей инстанции. Когда что-нибудь такое случается, мне нельзя сидеть сложа руки.

Но наш отличник Мехнерт, конечно, струсил и во время перемены куда-то смылся. Явился он только, когда мы все уже сидели в кабинете физики, вошел в класс вместе с Попрыгунчиком, то есть, я хочу сказать, с господином Каулем, учителем физики. Нам собирались показать что-то про электрические искры — не помню уж точно, что именно. Кауль возился с приборами, а потом велел дежурному задернуть черные занавески, чтобы мы лучше разглядели искры. «Старик, — шепнул мне тут Керте, мой сосед по парте, — это редкий случай. Представляешь, ты в темноте подкрадываешься к Мехнерту, даешь ему в ухо и, прежде чем Попрыгунчик, то есть господин Кауль, успеет зажечь свет, снова сидишь как ни в чем не бывало на своем месте».

Предложение показалось мне потрясающим. Такому гаду, как Мехнерт, полезно дать разок при всех. А из-за темноты будет неясно, кто ударил, получится, будто сама справедливость вершит свой суд. Представляете! Сверхъестественное явление на уроке физики — это нам здорово подвезло!

Густав обвел глазами сидевших за столом. Напряжение, судя по их лицам, нарастало.

— Так вот, — продолжил он. — Темно было, хоть глаз выколи. Попрыгунчик, то есть господин Кауль, сказал, что сейчас все начнется, и велел нам обратить внимание на искры. И пока все обращали внимание, я тихонько прокрался вперед и ударил что было силы. Ошибки быть не могло — Мехнерт с первого класса сидит в первом ряду на первой парте. Я так ему врезал, что чуть себе руку не сломал.

Капитан Шмаух хлопнул себя по коленке.

— Просто великолепно! Двинул ему разок и сел обратно на свое место как ни в чем не бывало.

Густав печально покачал головой:

— Нет, я не сел на место. От страха я стоял как вкопанный, не в силах пошевельнуться.

— От страха? — удивилась Клотильда. — Почему от страха?

— Оказалось, что Мехнерт лысый.

— Лысый? — переспросил Эмиль.

— Ну да, мой кулак скользнул по лысине, представляешь? Потому что это был вовсе не Мехнерт, а Попрыгунчик, то есть господин Кауль.

Даже официант, принесший капитану грог, не уходил, увлеченный рассказом.

— А получилось вот что… — продолжал Густав. — Кауль сел в темноте на парту рядом с Мехнертом. Он тоже хотел поглядеть на искры. Это можно понять. Учителю физики это, должно быть, очень интересно. Но не мог же я догадаться, что в темноте он сядет на место Мехнерта!

Капитан Шмаух смеялся так громко, что оркестра уже не было слышно, хотя играли как раз марш.

Клотильда даже побледнела.

— Ужасно! — шептала она. — Прямо мороз идет по колее.

Советник юстиции повернулся к рассказчику:

— Ну, а что было дальше? Густав почесал за ухом.

— В общем-то, все это мура, — сказал он. — Но все же чувствовал я себя не лучшим образом. Тут, конечно, сразу зажгли свет. Попрыгунчик сидел на месте Мехнерта и держался за лысину. Голова у него явно раскалывалась, и это было неудивительно. Я ведь бил не за страх, а за совесть. Класс застыл, будто громом пораженный. А электрические искры покорно сверкали, словно ничего и не произошло. Но никто не обращал на них никакого внимания.

«Кто это сделал?» — спросил Попрыгунчик, то есть господин Кауль, после долгого молчания.

«Я, — ответил я. — Простите меня, пожалуйста, господин учитель. Я ошибся».

«Да, ошибся, можешь в этом не сомневаться», — буркнул он и бросился посреди урока опрометью из кабинета. При этом он обеими руками обхватил голову, словно боялся, что она у него отвалится.

Густав помолчал, потом продолжил рассказ:

— Мне все стало вдруг как-то до лампочки. Ребята настолько обалдели, что никто не шелохнулся, а я кинулся на Мехнерта и стал его лупить. Я так его отделал, что он долго помнить будет, три дня потом в школу не ходил… Только я от него отвалил, как меня потащили к директору. Попрыгунчик сидел на диване и все прикладывал к голове смоченный в холодной воде платок. «Я только что узнал, — начал директор, — что ты, воспользовавшись темнотой, коварно напал на нашего старого, заслуженного преподавателя. Само собой разумеется, я выгоню тебя из школы, но все же я попрошу тебя объяснить нам причины твоего гнусного поведения».

Я просто зашелся от этих слов. Никто никогда мне не говорил, что я коварный. И меня прорвало. Я сказал им, что уж если кто коварный, так это их отличник Мехнерт. И удар по затылку тоже предназначался Мехнерту за то, что он во время большой перемены донес на своего товарища. И что они могут пойти в физический кабинет и полюбоваться останками своего любимчика. Если им такие типы больше по душе, чем я, то пусть… Ну, и так далее.

Капитан Шмаух глядел на разгневанного Густава с любовью.

— Ну, а потом что было?

— Потом произошло нечто, за что я до самой смерти буду благодарен господину Каулю.

— Что же он сделал? — спросил Эмиль.

— Он рассмеялся, — сказал Густав. — Он так расхохотался, что примочка упала у него с затылка!

Капитан Шмаух снова хлопнул себя по коленке. Потом он обернулся к официанту, который все еще стоял и слушал, и скомандовал:

— Еще один грог!