– С одной стороны, на хрена оно нужно, это высшее образование! – пододвинувшись к Марине поближе, заявила Жанна. – Единственное, чему я научилась в институте, так это презерватив ртом надевать!

Вот чем нравилась Марине Жанна, так безжалостной точностью формулировок. Пожалуй, никто другой не смог бы более ёмко ответить на вопрос, нужно ли молодой девушке в современной Москве получать высшее образование.

Марина подавила смешок и посмотрела на подругу, которая в этот момент отправляла в рот очередной кусок чизкейка.

– С другой стороны, без «вышки» на нормальную работу не возьмут, – продолжала рассуждать та, тщательно пережёвывая пищу, – так что, как ни крути, а в институт идти надо. Лучше всего в технический, там мужиков больше.

– Сейчас уже не больше, – не согласилась Марина, – нынче за женихами лучше в какой-нибудь экономический или юридический – их в Москве как Макдональдсов.

– Да, ты права, мать, – энергично закивала Жанна, – в техническом же ещё и думать надо…

Речь шла о метаниях Жанниной старшей племянницы, которая в текущем году прощалась с чудесными школьными годами и не знала, что делать дальше. Марина прекрасно знала эту ещё недавно маленькую девочку, и поэтому судьба оной была ей не совсем безразлична. Опять же, тема для разговора…

– А как у неё с парнями? – спросила Марина, когда Жанна расправилась с чизкейком и закурила.

Жанна аккуратно стряхнула свежий пепел в пустую и чистую пепельницу.

– Скорее всего, нормально. Она тут младшему, Вальке, читала вслух книжку, и вместо «Большая красная машинка» прочла: «Большая красная мошонка».

Девушки синхронно засмеялись.

Подобные скабрёзности являлись Жанниной визитной карточкой. Ещё в институте она своими пассажами вгоняла в краску парней, не говоря о стыдливых однокурсницах. Не сказать, чтобы Марине её выходки сильно нравились, но представить без них Жанну уже невозможно.

Жанна вытерла рот салфеткой и полезла в сумку за зеркальцем.

– Милка, конечно, дура, каких мало, – заявила она серьёзно, – но мужикам нравится: сиськи, жопа, ноги от ушей…

– Пусть тогда в модели идёт, – посоветовала Марина, и тоже потянулась за сигаретой.

Жанна махнула рукой:

– Проще сразу на панель. Весь этот модельный бизнес – сплошной бордель на колёсиках…

Не успела Марина сказать что-нибудь в ответ, как в «Шоколадницу» вошёл мужчина из американского кино. Высокий, с не нашим лицом, причёской «волосок к волоску», в чёрном приталенном пальто, белом кашне и чёрных лаковых ботинках. «Лёгкой джазовой походкой» он прогулялся до стойки, улыбнулся баристке, взял высокий стакан кофе с собой и также эффектно вышел вон.

– Ну, мать, Голливуд… – выдохнула Жанна.

«А вот и он, больной зуб», – подумала Марина и почувствовала, как сердце сорвалось с привычного места и ойкнуло куда-то в область таза.

Пока Жанна сворачивала себе шею, провожая взглядом «Голливуд», Марина извлекла из кошелька бумажку с видами города Ярославля, положила рядом с тарелкой, бросила подруге: «Пока, потом всё объясню», схватила с вешалки пальто и, надевая на ходу, выбежала вслед за.

Догонять подобных персонажей, как вы наверняка знаете, занятие непростое, но Марина в тот момент об этом не думала. Не думала также, зачем вообще ей надо этого персонажа догонять. Она просто бежала за чёрной спиной вдоль Покровки в сторону Кремля.

Как и следовало ожидать, спина то приближалась, то вновь удалялась. В какой-то момент Марина оказалась от цели буквально в трёх прыжках, но та вдруг стремительно свернула в какой-то переулок. Марина бросилась за ней и тут же налетела на что-то твёрдое и вонючее.

Еле-еле устоявшая на ногах, она посмотрела на препятствие и чуть не рухнула сама по себе: с мерзкой ухмылкой на неё пялился тот самый гопник, которого с неделю назад Марго раскатала на блины в «Адамовых веках».

– Смотри, куда прёшь, овца, – вместе с паром вылетело у него изо рта. Чуть позже оттуда же прилетел плевок Марине под ноги.

От неожиданности Марина не смогла даже примитивно послать гадёныша в пешее эротическое, а тот, развернувшись на каблуках, мерзкой походочкой на полусогнутых почапал через улицу.

– Тварь… – с невообразимой ненавистью ко всему этому мерзкому племени прошептала Марина и несколько раз выстрелила ему в спину из маленького воображаемого пистолетика, который всегда носила в кармане.

Чёрной спины, разумеется, за это время и след простыл.

Смысловая составляющая вечера была утрачена, и Марина занялась тем, чем она занималась всегда, когда не знала, чем себя занять: пошла слоняться по центру. Обычно это срабатывало, сработало и в этот раз.

Её носило разными дорогами от Чистых прудов до Китай-города и обратно, пока окончательно не замёрзли в сапогах пальцы. До метро оставалось довольно далеко, поэтому Марина решила согреться в ближайшей кафешке, коих вокруг гнездилось навалом.

Выбор пал на заведение под названием «С'est la vie Cafe». По крайней мере, так значилось на тряпочной, натянутой прямо над дверью, вывеске. Марина не обратила бы на ту никакого внимания, если бы не высота подвеса – даже ей, девушке, пусть и высокой, пришлось немного нагнуться, чтобы попасть внутрь.

«Действительно, се ля ви», – подумалось Марине, когда она разгибалась.

Внутри оказалось ослепительно гадко. Всё, что Марина так люто ненавидела и презирала в общепите, собралось вместе в этом заведении – и белый кафельный пол, по которому нельзя пройти в каблуках не цокая, как лошадь, и убогие круглые столики с убогими же металлическими стульчиками, и прилизанный бармен в жилетке со статьёй 163 УК РФ «Вымогательство» на плохо выбритой физиономии. Был и маленький музыкальный центр на барной стойке, из которого неслось сами знаете что.

Марину поперёк резануло острое желание развернуться и уйти, но она уже вошла в поле видимости бармена.

– Добрый вечер, – произнёс тот на удивление мягким голосом, оторвавшись от протирания высокой рюмки, – вы в зал или в бар?

– Я бы кофе выпила, – сказала Марина и непроизвольно сглотнула.

Бармен кивнул.

– Один гость в бар, – коротко сказал он в неизвестно откуда взявшуюся в руке рацию.

Марина удивлённо подняла брови.

– Вам сюда, – антенна указала на завешанную портьерами симпатичную дверь, к которой вела невысокая лесенка.

Забыв, насколько ей здесь противно, Марина проследовала указанным направлением. Когда её рука в замшевой перчатке легла на прихотливо изогнутую дверную ручку, Марину накрыло самое яркое за много лет déja-vu.

«Я здесь уже была!» – чуть не крикнула она во весь голос, но удержалась.

Уютно щёлкнул замок, и Марина через открывшуюся дверь увидела Париж.

Марина не испугалась. В самом деле, чего бояться-то? Она Парижев, что ли, никогда не видела? И Марина смело шагнула в, лишь из любопытства посмотрев назад, проверить, на месте ли неоднократно судимый бармен, не исчез ли… но тот остался на месте, насилуя салфеткой несчастную рюмку.

Пахло кофе и отсутствием родины. Барная стойка, люстра, пять или шесть столиков – все пустые – на каждом по маленькой лампе с жёлтым абажуром и высокому стакану с живой розой. Поверх старых французских афиш на стенах кое-где налеплены чьи-то наброски, с которых голые дамы призывно выпячивали в зал пышные седалища. Сквозь открытые окна просматривалась неширокая улица с бакалейной лавкой на другой стороне и ободранной афишной тумбой.

У стойки, за которой хозяйничала одноглазая мадам с балконоподобным бюстом, на высоком табурете восседал тот самый, толкнувший её час назад на Покровке, гопник. В той самой кепке и в обществе двух невероятно затасканных шлюх.

– О-па! – вырвалось у Марины.

Все трое, как по команде, повернули к ней головы. Гопник улыбнулся фиксой, девки устало хмыкнули.

– Bonjour! – сказала одна.

«Абажур», – мысленно ответила ей Марина, когда сзади послышалось:

– Мариночка!

Ещё до того, как обернуться, Марина поняла, чей это голос.

Он сидел за самым дальним столиком, незаметным от входа. В чёрном смокинге, с какой-то невообразимой пурпурной бабочкой в основании белоснежного треугольника манишки.

Марина подошла к нему походкой замёрзшей манекенщицы, сняла пальто и аккуратно присела на отодвинутый стул.

– А как мне вас называть? – оценив глубину зелёных глаз, сказала она. – Димон, сами понимаете, у нас теперь один.

Бывший Димон добродушно усмехнулся:

– А как вам будет угодно! Давайте хотя бы, – он несколько раз щёлкнул пальцами, – ну, хотя бы Велиор.

– Вели… кто? – не расслышала Марина.

– Ве-ли-ор. От словосочетания «Великая Октябрьская Революция».

Марина кивнула:

– Хорошее имя. Главное, редкое.

– Самому нравится, – расплылся в улыбке новоявленный Велиор.

Марина хотела съязвить и попросить называть её Меженда – от сокращения названия праздника «Международный женский день» – но удержалась.

Послышались шаркающие шаги, и слева сверху от Марины образовалась тощая официантка в кружевном переднике и западноевропейским кошмаром на голове.

– Madame désire?

– Je suis Russe… – выплюнула Маринина память. – Je prendrai… чашечку кофе…

Официантка улыбнулась.

– Prenez vous du café?

Теперь улыбнулась Марина: надо быть полной идиоткой, чтобы не понять слово «кофе».

– Oui, mademoiselle!

Не снимая улыбки, официантка отошла.

– Bravo! – мягко захлопал в ладоши Велиор.

Марина картинно поклонилась:

– Думаю, мадам Шевченко, которая мучила меня в школе французским, была бы сейчас мною довольна.

– Не сомневаюсь. Ваше здоровье!

Велиор поднял бокал красного, который до этого скрывался за лампой, и приложился к нему, вознеся глаза к потолку.

Марина тоже посмотрела на потолок и увидела там люстру, а вокруг оной – здоровенного полосатого кота, который улыбался, кажется, персонально ей. Марина улыбнулась в ответ.

– Это Жерар, – Велиор снова поставил бокал за лампу, – никто не помнит, откуда он взялся.

– А откуда известно, что его зовут Жерар? – поинтересовалась Марина.

Велиор пожал плечами:

– Кто ж его знает…

Принесли Маринин кофе. В пузатенькой чашечке с пушистой белой пенкой сверху, на широком неправильной формы блюдце, а на блюдце – маленькая шоколадка в форме сердечка… уписаться можно.

– Mersi, mademoiselle! – неожиданно для самой себя взвизгнула Марина.

– Мадам Шевченко в восхищении! – захихикал Велиор.

Марина чуть не кинула в него салфеткой.

– Не буду, не буду… – Велиор поднял руки, как бы сдаваясь на милость победительнице, – вы лучше пейте, а то, небось, замёрзли…

– Да уж…

Марина взяла чашку в ладони и, чуть подышав кофейным ароматом, сделала первый глоток. Кофе согрел её, словно гладковыбритый мужчина, она даже прикрыла глаза от удовольствия.

– Ну как? – поинтересовался Велиор. – Полегчало?

Марина удовлетворённо кивнула, и тут на лице её визави образовалась такая улыбка, на которую способен разве что Чеширский Кот, да и то по праздникам. Марина чуть не поперхнулась, до того классно это было сделано. Довольный произведённым эффектом, Велиор снова приложился к бокалу.

Пока он пил, Марина успела покрутить головой и восстановить в памяти последние события.

– Зачем, кстати, весь этот спектакль с погоней?

– Н-у-у-у, – протянул Велиор, – своего рода традиция… надеюсь, вы меня понимаете?

Марина понимала. Она всё это очень хорошо понимала, но никак не могла в «это всё» до конца поверить.

Велиор допил, наконец, вино и отставил пустой бокал в сторону. Марина тоже закончила с кофе и отправила под язык комплемент-шоколадку. Последняя создала во рту настолько дивный вкус, что Марине захотелось прикрыть глаза и выдохнуть непристойное: «О-о-о-х».

– Ну, раз мы с вами покончили с формальностями, давайте перейдём прямо к сути, – с интонацией юрисконсульта произнёс Велиор. – Мои наперсницы довели до меня ваше намерение со мной встретиться. Они не ошиблись?

В Марину упёрлись два чуть сощуренных зеленоватых глаза. Марина с трудом, но выдержала взгляд. Вероятно, помогла лежащая под языком шоколадка.

– Нет, не ошиблись, – сказала она твёрдо.

– Прекрасно, тогда я вас слушаю.

Велиор откинулся на стуле и сложил руки на груди. Вышло у него остаточно старомодно, по крайней мере, Марине его жест напомнил какого-то персонажа из очень старого французского фильма. Или, постойте-ка…

Возможно, в том виноват интерьер, а может, что-то ещё, но Марина в который раз за вечер ощутила то самое чувство уже виденного, которое хоть раз в жизни испытывал каждый из нас, так называемое déja-vu. Видела, она всё это, видела! И лицо со спокойной улыбкой, и руки, сложенные как в кино, и даже перстень с фиолетовым камнем на безымянном пальце левой руки тоже видела… но где? Может и правда в кино?

Понимая, что просто так не вспомнить, Марина постаралась отогнать догадки подальше. Она немного поёрзала на стуле, устраиваясь поудобнее, поправила причёску, и, немного сбивчиво, изложила суть проблемы.

Зеленоватые глаза ни разу не моргнули, но Марине было уже несложно на них смотреть. Она успела привыкнуть к их весьма специфичной, чуть зауженной к переносице форме, необычному оттенку зелёного, и мягкому свету, который от них исходил.

Когда она закончила, слушатель сделал такое лицо, будто всё только что сказанное ему приходилось выслушивать миллион раз, и что всё это ему давно и смертельно надоело. Затем погладил несуществующую бороду и хищно ухмыльнулся, от чего лицо приобрело азиатские черты, потом зевнул в подставленную ладонь и снова обрёл прежний расслабленный «голливудский» образ.

– Что ж, случай нетипичный, – важно покивал головой он, – но вполне решаемый. Собственно, нерешаемых случаев не бывает, бывает некогда и лень.

Марина тоже кивнула, не зная, радоваться или горевать. Велиор закинул обе руки за голову и уставился в потолок.

– Если вас интересуют сроки, – задумчиво сказал он, – то здесь никакой конкретики… думаю, на всё про всё уйдёт не более недели… весь вопрос, когда она, эта неделя, наступит…

Марина подумала, что более элегантного ухода от вопроса о сроках выполнения работ она не слышала.

– А сколько я вам буду должна? – неожиданно для себя самой спросила она.

Велиор оторвался от созерцания потока:

– Мариночка, мы же с вами не в овощном магазине…

– И всё же.

Хищная улыбка появилась вновь, но тут же исчезла.

– Ну, раз вы так настаиваете… в качестве компенсации за мои хлопоты я бы попросил вас принять одно моё предложение.

Марина насторожилась:

– Какое?

– Я бы очень хотел, чтобы вы составили мне компанию в одном деликатном, я бы даже сказал, интимном деле…

«Неужели, в баню потащит?» – мелькнуло у Марины в голове.

– …мне до зарезу нужен партнёр для параллельного портрета.

От неожиданности Марина насторожилась ещё больше:

– Параллельный портрет? Это что ещё за зверь?

Велиор снова улыбнулся, на этот раз беззлобно, почти ласково:

– Это когда встречаются два художника, и один пишет портрет другого. Я давно искал партнёра, но никак не находил.

– Но я же не художник, – удивилась Марина.

Велиор хитро прикрыл один глаз:

– Ой ли? По-моему, кто-то из нас двоих врёт.

Марина непроизвольно вспыхнула и начала оправдываться:

– Ну да, я училась когда-то в изостудии при доме пионеров, одно время хотела поступать в «Суриковку», но это же было чёрти когда, ещё в прошлом веке! Я уже лет пятнадцать, наверное, кисточку в руки не брала!

Велиор неожиданно и очень громко расхохотался.

– Чёрти когда, говорите? Целых пятнадцать лет? – в перерывах между приступами хохота голосил он.

Марина не знала, куда себя девать. Она лихорадочно покрутила головой вокруг, ожидая увидеть удивлённые и испуганные лица других посетителей и персонала, но ни тех, ни других приступ хохота её кавалера не интересовал. Разве что одна из лядей за стойкой бросила на Марину оценивающий взгляд через плечо.

Наконец, Велиор успокоился.

– Простите, – утирая слёзы салфеткой, проговорил он, – уж больно вы смешно сказали…

После этого он замолчал и уставился в потолок, где по-прежнему улыбался хвостатый Жерар. Так они просидели довольно долго. Велиор молча гипнотизировал кота и, кажется, о чём-то думал, а Марина, также молча, теребила краешек скатерти.

– Кстати, чего вы так испугались? – вдруг нарушил тишину Велиор. – Это же всего лишь портрет.

«И правда, чего я завелась?» – с удивлением подумала про себя Марина.

– Да и сама не знаю, – сказала она, пожимая плечами, – как-то само собой получилось… а для вас это так важно, да?

Велиор махнул рукой, видимо, в знак согласия.

– Видите ли, Мариночка, – начал он, включив обаяние на максимум, – старинная традиция параллельного портрета в последнее время оказалась совершенно забытой не только здесь, в России, но и во всём мире. Так как я в некотором роде сам художник, меня это обстоятельство ужасно огорчает…

– Вы – художник? – вырвалось у Марины.

– Все мы немного художники, – уклончиво ответил Велиор.

– А где можно увидеть ваши работы?

Велиор небрежно указал отогнутым большим пальцем куда-то вбок.

Марина проследовала взглядом за пальцем, и с огромным удивлением для себя увидела на стене небольшую картину в простенькой рамке, которую раньше почему-то не замечала. На картине был с удивительной точностью запечатлён тот самый пейзаж с Выгозера, который она так долго рассматривала во время их первой встречи.

– Вот это да! Здорово… – вырвалось у неё. – А ещё что-нибудь?

Палец, на этот раз указательный, упёрся на противоположную стену. Марина повернула голову и увидела на стене нарисованную сангиной голую девицу размера «плюс», лежащую в позе, что называется, на грани фола.

– Понятно…

Маринин взгляд последовал по стене дальше и обнаружил ещё дюжину подобных произведений, на которых сидели, стояли и лежали в разных позах обнажённые фемины. Техника, насколько успела заметить Марина, применялась разная: кроме графических работ, как первая, имелись и небрежные акварельки и написанные крупными мазками работы маслом.

– А вы женщин только без одежды рисуете? – спросила она.

– Отчего же, – ответил Велиор, – вон та, например, в шляпе.

Его палец указал на рисунок в самом углу, на котором красовалась голая дама в шляпке-канапе. Марина перевела взгляд обратно на собеседника, и по выражению его лица поняла, что эта тема ему не особенно приятна.

– Вы что-то начали говорить про портреты, – сказала Марина, чтобы её сменить.

– Ах, да! – Велиор театрально потряс руками в воздухе, и Маринин взгляд зацепился за блестящие запонки на высунувшихся из рукавов пиджака белоснежных обшлагах рубашки.

– Я говорил, что само искусство классического портрета постепенно умирает.

– В смысле?

– Сейчас же никто, кроме арбатских хреноделов, не пишет портретов с натуры, все давно работают по фотографиям или, того хуже, просто копируют изображение на холст, а потом малюют, как детскую раскраску!

Для Марины это прозвучало новостью. Она была полностью уверена, что портреты пишутся по старинке: модель принимает героическую позу, а художник прячется за мольбертом. Тех же, кто пишет портреты по фотографиям, Марина всегда относила к низшей касте, недостойных даже назваться живописцами.

– Но, как бы там ни было, – сказала она, сокрушительно выдохнув, – на художницу в настоящий момент я никак не тяну. Не обессудьте.

– А кто говорит про «сейчас»? – удивился Велиор. – У нас достаточно времени…

– Это у кого как.

Велиор снова навёл на неё раскосую двустволку:

– Я уверен, вы сможете быстро восстановить свои утраченные навыки.

Словно крупье, он ловко швырнул через стол какую-то карточку. Марина поймала её рукой и поднесла к глазам. «Курсы классической живописи и рисунка» – значилось с одной стороны, а на другой находился автопортрет Рембрандта с Саскией и подпись: «Никогда не поздно».

– Скромно и мотивирует, – ухмыльнулась Марина.

– Настоятельно рекомендую, – сказал Велиор. – Они сидят в здании института путей сообщения, знаете, где это?

Марина машинально кивнула – она действительно знала, где находится МИИТ, именно там Жанну и научили надевать ртом презерватив.

– Вы думаете… – начала Марина.

– Уверен, – перебил её Велиор и небрежно махнул в воздухе правой рукой, – главное – начать. И потом, должно же быть у незамужней девушки какой-нибудь хобби.

Марина потупилась:

– Ну, допустим, хобби у меня уже есть.

– Интересно, какое?

– Нынче самое модное женское хобби – это психология, – ответила Марина и похлопала по сумочке, в которой томился нечитанный номер «Psychologies».

Велиор изобразил на лице прекислейшую мину:

– Будет вам! Это ваше модное увлечение объясняется банальным женским любопытством из разряда «А как у других?», которое, в свою очередь, является следствием зависти. Также женской и также банальной. Разумеется, никакого отношения к психологии, как к науке, сие увлечение не имеет! И ещё: зависть – это не хобби. Зависть – это болезнь.

Марине было неприятно это слышать, но она удержалась от спора, в основном из-за того, что её собеседник был абсолютно прав. Психологией здесь и не пахло, а пахло именно любопытным бабьём.

– В таком случае, у меня нет хобби, – грустно сказала она.

– Теперь будет! – бодро сообщил Велиор.

К столику знакомой шаркающей походкой подошла официантка.

– Прошу прощения, Мариночка, – подавив зевок, сказал Велиор, – но вам придётся за себя расплатиться самой. Я, видите ли, денег с собой не ношу. Здесь у меня беспроцентный кредит.

Марину охватил секундный ужас, поскольку в её кошельке лежали только «деревянные», да и то немного, но произнесённое Велиором слово «кредит» натолкнуло её на спасительную мысль.

– Carte de crédit? – с сомнением в голосе спросила Марина официантку.

– Oui, madame, – кривенькими зубками улыбнулась та.

Марина совершенно искренне улыбнулась в ответ. Официантка взяла из её рук карточку и, вильнув тощим задом ушаркала куда-то за стойку. Через минуту у Марины тренькнул мобильник.

«Двенадцать евро, – подумала Марина, читая сообщение, – ни фига себе кофе попила…»

Вернулась официантка с карточкой, ручкой и чеком. Марина, не глядя, расписалась и спрятала карточку обратно в кошелёк.

Не поворачивая головы, Велиор проводил тощую фигуру официантки глазами, а потом посмотрел на Марину.

– Ну, раз мы с вами обо всём договорились, давайте попрощаемся.

– Разве мне не надо что-нибудь подписать? – с иронией в голосе спросила Марина.

– Вы уже подписали, – ответил Велиор и взглядом указал на чек.

Оторопевшая Марина не сразу смогла взять в руки не желающий разворачиваться свиток, в котором обнаружилось огромное количество мельчайшего текста. Марина пыталась вчитаться, но смогла разобрать только первое слово: «Contractus».

– Это по-латыни, – пояснил Велиор, – традиции, будь они неладны.

Марина почувствовала, что у неё от страха начинает сводить живот.

– А что… что там написано? – произнесла она тихо.

– Ничего такого, успокойтесь, – оскалился Велиор, – договор типовой, но обязанности сторон там отражены.

Марина шумно сглотнула, и в этот момент на чек упала красная капля, моментально превратившись в расплывшуюся кляксу.

– Ой… – пискнула Марина, и что есть силы задрала кверху не ко времени потёкший нос.

Улыбка Жерара теперь не выглядела забавной, скорее, издевательской.

– Ну, вот теперь абсолютно все формальности соблюдены, – удовлетворённо сказал Велиор и протянул Марине белоснежный платок.

Марина немедленно приложила его к носу и проскулила:

– Что же мне теперь делать?

Прежде чем ответить, Велиор поднялся с места, обошёл Марину с тыла и, положив руки на плечи, над самым ухом произнёс:

– Живите спокойно, всё будет хорошо, я обещаю.

Какое-то время он молчал, мягко поглаживая Маринины плечи, а потом добавил:

– А вы обещайте мне сходить на курсы.

– Обещаю, – сказала Марина, которой вдруг стало очень и очень спокойно.