Витновка

Джек Кетчам

Она нашла винтовку, поставленную на ствол, в глубине его захламлённого шкафа, притаившуюся там, точно змея. Не сказать, что он особенно старался её спрятать. Ружьё стояло в углу за девятикилограммовым стеклопластиковым луком и колчаном со стрелами, которые отец подарил ему на Рождество, несмотря на её возражения, прикрытые его зимней курткой. Она отодвинула куртку и увидела его. Он как - то жаловался, если она рылась в его шкафу и долгое время она этого не делала. Она знала как личное пространство важно для десятилетнего ребёнка, особенно для Дэнни. Но когда из - под двери комнаты катятся клубы пыли кто - то должен зайти туда и прибраться.

Очевидно, не он.

Она просто хотела пропылесосить, а тут такое. Она протянула руку назад и включила Electrolux. Какое - то время она просто сидела на коленях, глядя на винтовку в тяжёлой летней тишине, виднеющийся в тени тонкий чёрный ствол.

"Тайна, - подумала она. - Очередная".

Она засунула руку в шкаф и, взявшись за холодный металл, вытащила ружьё на свет. Старая винтовка со скользящим затвором, двадцать второй калибр. У её брата была очень похожая в пятнадцать лет. Какое - то время он брал её с собой на стрельбища ветеранов зарубежных войн по субботам. Потом в его жизни появились девочки. Дэнни же всего десять.

Откуда она вообще у него взялась?

Ричард бы ему такое не купил. Даже её бывший муж был не настолько глуп, чтобы хоть на минуту полагать, что она позволит в доме оружие. Нет, это должно быть её отца.

То есть, вдобавок ко всему, Дэнни её украл?

Они гостили у него на ферме на позапрошлых выходных. Её снова поразило, как опустел дом после смерти её матери и она сидела на кухне с отцом, потягивая чёрный кофе, кружка за кружкой, зная как отчаянно он ждал общения. А Дэнни бóльшую часть дня был предоставлен самому себе. Сквозь большое экранное окно она видела, как он направляется к конюшне, где её отец держит двух оставшихся лошадей. Чуть позже, заметила, как он идёт по сухой траве в сторону леса и ручья.

А потом...

Потом она вообще про него забыла, пока где - то через час он не ворвался в сетчатую дверь с большой черепахой в руке, заходясь в восторге, а она сказала ему отнести её обратно к ручью, где он её нашёл, потому что они не потащат с собой черепаху до самого Коннектикута и точка.

Не потащат.

Отец хранил более новые ружья на полке за стеклянной дверью в гостиной. Старые ружья, которыми он больше не пользовался, лежали в мастерской подвала. Она оглядела ствол, покрытый царапинами и ржавчиной, хотя этим летом её замучил синусит и её нос практически не дышал, она почувствовала исходящий от винтовки запах. Запах старости и плесени.

"Точно отцовская".

Она снова вдохнула запах старого ружейного масла на руках. Наверное, к ней не прикасались годами. Отец заметит пропажу месяцы спустя, если вообще заметит. Она откинула затвор, внутри блеснула латунная гильза. В ней вспыхнула смесь потрясения и гнева.

"Боже, он ещё и зарядил!"

Отец бы ни за что не оставил ружьё заряженным. Получается Дэнни обшарил подвал в поисках патронов и нашёл.

Сколько их у него ещё?

И где они?

Она подавила порыв перетряхнуть ящики его стола, перевернуть вверх дном его шкаф, но это подождёт. Что ей нужно было сделать сейчас, так это найти его и серьёзно поговорить. Ещё один серьёзный разговор, которых будет всё больше и больше по мере того, как он будет расти.

Интересно, как он будет выкручиваться?

Это вам не кража Milky Way's из продуктового, это вам не пожар, который они с Билли Брендтом устроили прошлым летом на поле за католической церковью, хотя и отрицали его впоследствии. Тут уж он не отделается, сказав, что собирался расплатиться за батончики, но засмотрелся на комиксы и забыл, что они лежали у него в кармане. Он не мог утверждать, что у двоих свидетелей, ребят из неблагополучной части города, которые видели как Билли и Дэнни идут по полю, а затем выбегают, оттуда смеясь, как раз перед появлением дыма на горизонте, просто на него зуб.

Винтовка - это дело серьёзное.

А пуля тем более, тут так просто не отвертишься. Это вам не появившийся, откуда ни возьмись складной нож и также неожиданно появившаяся новёхонькая компьютерная игра Sega Genesis и не зажигалки Bic, которые он с завидным постоянством находил на улице.

Каков везунчик!

Она была зла.

Она была напугана.

Так зла и напугана, что руки её дрожали, когда она вынула патрон и положила в карман джинсов. Она ощутила уже знакомый приступ того, что можно было назвать только скорбью, чувством, что хотя её сыну всего десять лет, она его уже в какой - то степени потеряла. Будто в нём появилось нечто к чему она больше не могла прикоснуться или обратиться. Скорбь, о котором была также оправдана и естественна, как скорбь её отца по её матери. Она знала, что сейчас важно отмести это чувство в сторону и отдаться вместо него гневу. Гнев был ей нужен, а иначе вся эта любовь и скорбь, всё это сочувствие и, посмотрим правде в глаза, вся эта обычная старомодная жалость к себе, лишь сделают её слабее.

"Жестокая любовь," - подумала она.

Вот и всё, что осталось.

Она обращалась к психотерапевтам, обращалась к школьным психологам, пыталась понять его. Лишение его вещей, привилегий: компьютера, телевизора, кино, похоже, это единственное, что теперь помогало.

Ну, что ж, сегодня всё это полетит из окна. Всё.

Она вернула чёрный затвор на место и вышла из комнаты. Она знала, где найти Дэнни, в его домике. Трава на заднем дворе щекотала ей лодыжки.

Газон снова пора было постричь.

От влажности ствол винтовки лип к ладони. Она проскользнула между двумя соснами, в дальнем конце лужайки, на проторённую тропинку, ведущую в лес. Этой тропинкой пользовались мальчишки: Билли Брендт, Дэнни, Чарли Хаас и другие. Она по ней никогда не ходила. Практически никогда. Только когда звала его к ужину, а он опаздывал и не отвечал. Даже тогда она редко забредала так далеко. Тропинка была около полуметра в ширину и по большей части пролегала сквозь густой кустарник, по пояс сухую коричневую траву и заросли вереска, с неё высотой. По ширине она подходила для мальчишки, но никак не для неё. Она была рада, что надела джинсы, уже облепленные репейником и пожалела, что выбрала блузку с коротким рукавом. Какая - то ветка успела прочертить шипами две тонкие царапины на её плече, другую она отодвинула дулом винтовки. Ей было слышно, как слева, журчит в каменистом русле ручей, скрытый за деревьями. Тропинка впереди разделилась. Она повернула направо в противоположную от ручья сторону. Когда - нибудь этот лес сравняют с землёй, застроют и забудут, но за три года, что они прожили здесь этого не произошло, а Дэнни приближался к возрасту когда это будет уже неважно, однако лес и ручей, отчасти, были причиной по которой она привезла его сюда. Она была уверена, что природа - лучший учитель. Сама она выросла на ферме и считала, что бóльшую часть своих познаний о жизни она впервые усвоила там. А затем более полно осмыслила позже. Рождение, смерть, секс, жизненный цикл земли, её слабость и сила, хаос внутри порядка, перемены в людях, вызванные сменой времён года. Она усвоила как беспощаден мир природы и как важно просто это понимать. Всего этого она хотела для Дэнни. Того, что было у неё самой, того, что сейчас её поддерживало. Она знала, что многие женщины озлобились бы если б брак распался против их воли, но она нет.

Не то чтобы...

Да, конечно, она была разочарована, но в ней не было места злости.

"Любовь, - думала она, - это контракт, который люди заключают, зная, что со временем подписи могут стереться."

Ричард разлюбил её и нашёл себе другую.

Обычная смена времён года: суровая как зима, но сносная и в какой - то степени понятная. Порядок вещей уже не требовал чтобы люди находили себе пару на всю жизнь.

Реальность была такой какая есть.

И её собственное недовольство не могло её изменить. Она полагала, что однажды Ричард пожалеет о своём выборе новой спутницы, но это уже его дело, она его отпустила. У неё был повод злиться из - за проблем с сыном, но руки опускать она не собиралась. Хотя Дэнни был далеко не самым простым ребёнком, никогда им не был, но после развода, случившегося четыре года назад, если он не был проблемным, то постоянно находился на грани. Получал плохие отметки, валял дурака и дрался в школе, ругался при девочках. Однажды его застукали когда он кидал камнями в Чарли Хааса на детской площадке, ну, и конечно же, воровство, пожар. Ричард ограничивался тем, что платил алименты, а всё это он считал типичным поведением для мальчишки.

- Пройдёт, - говорил он.

А она... Она не была мальчишкой, так что, возможно, он и был прав, но Ричарду не приходилось с ним жить, Ричарду не приходилось сталкиваться с истериками и враждебным молчанием, когда он не получал чего хотел. Иногда он выматывал у неё все силы.

Что ещё от него можно было ожидать?

Огнестрельное оружие, очевидно. В десять - то лет! Замечательно. Просто замечательно. Сначала она не могла понять, как он вообще притащил эту винтовку. Затем вспомнила о скатерти, которая лежала в кузове машины, он мог бы спрятать там коробку с динамитом и она бы никогда ничего не узнала.

"Молодчина, Дэнни, хитрюга, браво!"

Её руки взмокли от пота и чесались от пыльцы, пыли и мягких прикосновений листьев. Пыльца и вовсе не давала ей дышать, но она уже была совсем близко к цели, её уже можно было разглядеть, справа от тропинки на холме за берёзовой рощей, его домик, его личную святыню, не считая редких визитов Билли Брендта, закрытой для внешнего мира до сегодняшнего дня. Когда - то, лет сто назад, на этом месте был дом, но он уже давно сгорел дотла и от него остался только погреб. Кто бы ни были хозяева, они не стали его восстанавливать.

Дэнни был в восторге когда нашёл его вскоре после переезда и повёл её посмотреть. Тогда это была просто яма в земле, полтора на два с половиной метра и глубиной чуть больше метра, но он расчистил траву открыв каменные стены и земляной пол и с её разрешения попросил у деда пару двустворчатых дверей, хранившихся в сарае. Они с Ричардом провели необычно активный день за их покраской в зелёный цвет с закреплением петель и установкой створок так, чтобы они могли закрываться на кодовый замок снаружи и на крючок изнутри.

Полная изоляция.

Он называл это своим домиком. Своим личным, собранным по крупицам домиком. Это всегда казалось ей печальным, возможно даже вредным для него.

Но Дэнни, по природе своей, был одиночкой.

Всегда складывалось впечатление, что он скорее терпит соседских мальчишек, чем по - настоящему дружит с ними. А им он, почему - то, вполне нравился и они любили с ним играть, даже несмотря на то, что он не пускал их в свой домик и они, вероятно, завидовали, что он нашёл его первый. Почему - то, это не имело значения. Наверное, само наличие домика придавало некий статус, ей было не понять.

"Мальчишки," - думала она.

Всё, что она знала, так это то, что он проводит там много времени, больше, чем ей было по душе. Она купила ему фонарь на батарейках, он жаловался, что двери пропускают мало света, стремянку, чтобы подниматься и спускаться. В его комнате появлялись и исчезали игрушки, книги, игры. На кухне - стеклянные банки, в шкафу с инструментами - молотки и ящики, так, что она знала, что он приносит их к себе, а затем ставит обратно, согласно некому личному расписанию. Она ни разу не шпионила, но сейчас она собиралась надолго лишить его всего этого в придачу. Она опёрлась на винтовку и перевела дыхание перед восхождением по склону. Где - то рядом в траве жужжали пчёлы. Синусит просто сводит её с ума. Тёплый ветер взъерошил ей волосы. Она собралась с силами и направилась вперёд. Двери серьёзно износились с тех пор, как она в последний раз их видела. Их давно пора было перекрасить. Кодового замка не было на месте, значит он взял его с собой, он был внутри.

- Дэнни? - тишина.

Она прислушалась, но не услышала ни шороха.

- Дэнни, я знаю, что ты там.

Она нагнулась и потрясла дверь:

- Выходи, сейчас же.

Она снова начала всерьёз злиться.

"Хорошо же, - подумала она. - Злиться тебе очень даже стоит."

- Сейчас же, говорю, ты, что, не слышал?

- Тебе сюда нельзя!

- Что-о-о?!

- Я сказал: тебе сюда нельзя! Ты никогда сюда не приходишь.

- Очень жаль, но я уже пришла. Мне дверь взломать или как?

Послышался щелчок и звон стекла, затем шаги по лестнице. Он откинул задвижку и створки со скрипом раскрылись. Он выскользнул наружу из темноты и двери за ним захлопнулись. Он явно что - то скрывал и это ей не понравилось. Он присел на колени и достал из кармана замок.

- Погоди, - сказала она. - Встань, посмотри на меня.

Он послушался и увидел винтовку. Бросил на неё взгляд и тут же отвернулся.

- Откуда это у тебя?

Он не ответил. Просто продолжал смотреть в сторону холма, скрестив руки на худенькой груди.

- Винтовка твоего деда, верно?

Снова молчание.

- И ты её украл?

- Я собирался вернуть, - сказал он, мрачный, пойманный с поличным. - В следующий раз, когда мы туда поедем.

- Неужели? А это ты тоже собирался вернуть?

Она достала из кармана патрон и показала ему. Он вздохнул, продолжая смотреть вдаль.

- Это не всё?

Он кивнул.

- Где остальные?

- В ящике стола.

- У тебя большие проблемы. Ты и сам это понимаешь?

Он опять вздохнул и наклонился с замком, чтобы запереть двери. Ей вспомнилось, как он их открывал, ровно настолько, чтобы проскользнуть наружу.

Ни шире.

- Погоди - ка, - сказала она. - Что это у тебя там?

- Мои вещи.

- Какие вещи? У тебя есть ещё сюрпризы для меня?

- Нет.

- Открой! Я хочу посмотреть.

- Мам, это мои вещи.

- С сегодняшнего дня у тебя больше нет своих вещей, пока я не скажу обратное, понял? Открывай!

- Мама...

- Открыва-а-ай.

Он продолжил стоять.

"Не шелохнётся, - подумала она. - Ах, ты, маленький... Чёрт подери!"

Она наклонилась и отбросила сначала одну створку, потом другую и первое, что её поразило, даже несмотря на синусит, был запах: необозримо тухлая застарелая ужасная вонь. Второе - невероятный бардак на полу: тряпки, склянки, вёдра, а третье - это то, что свисало с вбитых в каменные стены гвоздей, словно украшения, словно трофеи, похожие на те, что она видела в шотландских и английских замках во время медового месяца.

Его жуткая имитация охотничьих трофеев, его вещи...

Она поперхнулась, закрыла рот рукой и выронила пулю, инстинктивно наклонилась её подобрать. Она посмотрела на него в надежде, что колени не подогнутся, в безумной надежде, что его вообще не будет рядом, но он смотрел прямо на неё, впервые с того момента как вылез из домика.

Его лицо ничего не выражало, но глаза...

Глаза холодно разглядывали её, внимательно следя за реакцией. Возможно, также холодно они разглядывали то, что находилось внизу.

Взрослые глаза.

Но таких глаз она не видела ни у одного взрослого и никогда не хотела бы увидеть.

И это её сын?...

На мгновение её охватил парализующий страх перед ним, перед этим маленьким мальчиком, не весившим и сорока килограммов, который до сих пор с неохотой каждый день шёл в душ и мыл голову, когда следовало. Этот страх промелькнул внутри неё и, казалось бы, сразу пробудил все воспоминания о нём, вспыхнувший как молнией: кражи, драка камнями, пожар, мрачные взгляды изподтишка, припадки истерики. Страх, который внезапно сложил всё это вместе, все кусочки головоломки, давая ей видеть беспросветную чёрную стену из событий и поведения, определяющего его сущность и она поняла.

Она взглянула в его глаза и увидела кто он.

Увидела, кем он станет.

И пошатнулась, под весом откровения. Всего десять лет.

Когда это началось?

У материнской груди?

В утробе?

Ей необходимо было знать всё без остатка, необходимо было объять весь ужас, как ей всегда были необходимы его объятия, какими бы они ни были холодными, какими бы отстранёнными. Ей всегда были необходимы объятия сына.

- У тебя есть свет там, внизу? - пробормотала она.

Он кивнул.

Голос её не слушался, но она смогла выдавить из себя:

- Включи.

Он первым спустился по лестнице и включил фонарь. Комната внезапно озарилась светом. Она оглядела стены его домика.

Черепаха.

Он принёс её сюда от деда или это уже другая?

А сколько ещё таких?

А как было до того как он нашёл этот домик?

А как?...

Черепаха была прибита к стенке за ноги, её сморщенная голова закатилась внутрь сереющего панциря.

Лягушки были насажены на один длинный гвоздь, вбитый примерно в центр их тел, шесть штук. Одни животом вверх, другие нет.

Она разглядела пару высохших садовых ужей, трёх раков, саламандру.

Как и черепахи, кошки были прибиты за лапы. Он выпотрошил обеих и обмотал собственными кишками, а сами кишки прибил к стене так, что тельца напоминали мишени в центре неровно очерченного круга. Она заметила, что он задушил обеих какой - то верёвкой или бечёвкой, да так, что у более крупной едва не отвалилась голова. Её чёрно - белая шерсть была покрыта запёкшейся кровью. Вторая была ещё совсем малышка, девочка.

Она чувствовала, что он наблюдает за ней. Ещё она чувствовала, что в её глазах стоят слёзы и знала то, чего он не знал.

Больно ей было за себя, не за него, не в этот раз.

Она смахнула слёзы.

Она слышала о таких людях как он, читала о них, видела их в вечерних новостях. Казалось, сегодня они были повсюду.

Она знала, какими они могут быть и какими быть не могут.

Она никак не ожидала, что её сын может быть из их числа. Её сыну всего десять.

Всего десять...

У него вся жизнь впереди, ещё столько лет, ещё столько смертей...

"Лечение," - подумала она. Ему нужно лечение, ему нужна помощь, но лечение не приносит им пользы.

- Я поднимусь обратно, - пробормотала она. Собственный голос показался ей бесцветным и чужим. Она подумала, кажется ли он ему таким же? А потом подумала, звучит он, так как будто из - за каменных стен и деревянного пола или это просто что - то внутри неё, какое - то изменение, отразившееся в этом новом чужом голосе.

"Беспощадный," - подумала она.

Она поднялась по лестнице наружу и услышала, как он выключает фонарь. Одновременно с этим открыла затвор и вставила патрон. Он взглянул на неё, поднимаясь по лестнице и она увидела, что нет, в нём нечего спасать, и выстрелила ему в левый глаз.

Он упал в погреб.

Она закрыла дверные створки. Придётся вернуть винтовку отцу, придётся как - то отвлечь его, чтобы незаметно положить её в мастерскую, где ей и место, а потом она позвонит, кому бы то ни было.

Очередной пропавший мальчик.

Рано или поздно, его найдут с кодовым замком в кармане и задумаются, кто мог сотворить подобную вещь? Подобные вещи?

Те, что развешивают на стенах. Боже...

Как же это произошло?

Этот вопрос, как она думала, она будет задавать себе ещё много времён года. Весна перетечёт в знойное лето, осень снова в зиму, а холод прочно и жутко обоснуется в сердце и разуме.